Рок-н-ролл под Кремлем – 2. Найти шпиона Корецкий Данил

Глава 4

«Дичковская тройка»

– Вот его избушка, сто процентов даю, – Катранов показал рукой, на миг оторвав крепкую ладонь от шершавой кожи руля. – Мигун всегда любил выпендриться. Он весь в этом доме: привычки, характер, натура… Как будто его портрет нарисован на фасаде, не ошибешься!

Коттедж, про который он говорил, был заметен издалека – чистенький, белый, под сиреневой черепицей, он стоял на пригорке, возвышаясь над элитным поселком и как бы по-хозяйски приглядывая за ним. Он резко выделялся среди силикатных параллелепипедов размером с «хрущевскую» пятиэтажку и кичливых «дворцов» с башнями и шпилями, как выделяется щеголеватый английский аристократ на вечеринке заполонивших Лондон русских нуворишей, «поднявшихся» на хищениях, взятках, торговле наркотиками, металлом и сырьем. Простота, изящество, вкус – никаких золотых цепей, перстней, часов стоимостью с яхту, огромных бриллиантов и меховых палантинов.

Коттедж выглядел очень скромно – никаких излишеств, никакого каррарского мрамора, мозаичных витражей во всю стену, расписанных целыми картинами заборов. Могло показаться, что здесь обитает какое-нибудь шестнадцатое поколение благополучных, состоятельных людей, которым не надо ничего доказывать окружающим, не надо демонстрировать варварский восторг – мол, не в коммуналках ютимся, не лаптем щи хлебаем!

И вместе с тем, скромность и простота дома были обманчивыми, даже Ирон, вздохнув, сказала:

– Знаешь сколько такая штукатурка стоит? Мне Верка Дашковская рассказывала… Дешевле гранитом отделать!

Катранов усмехнулся.

– Я ж и говорю: в этом весь Мигун!

Ирон махнула рукой.

– Да брось ты! Какой там Мигун? Он мелко плавал. Это все Светка придумала… Она умная баба и ушлая… Ты знаешь, что она бутик на Тверской держит? Вот то-то! Это ее портрет на стене нарисован!

– Чего ты на нее взъелась? Я сколько раз говорил: давай загородный дом выстроим! И участок хороший выделят, и с материалами помогут, и рабочей силой обеспечат. Чего ж не захотела?

– А того, что я этих прелестей не понимаю! – отрезала Ирон. – Деревня и есть деревня. Ну дом – и что? Чего все так ринулись в эти пригороды? Подумаешь! Сельским хозяйством заниматься, что ли? Капусту растить, кабачки, картошку?…

– Угомонись, приехали. Смотри, какая крепость!

Катранов свернул к роль-воротам в высоком глухом заборе, пытаясь разглядеть, нет ли там какого звонка или переговорного устройства. Потом оценил все уже вблизи и кратко прокомментировал:

– Ну ни хрена себе! Прямо княжеский замок на горе!

– Может, тебе и «ни хрена», а лично я ни за что не променяла бы нашу квартиру на вот это!

– А тебе что, предлагают? – ядовито спросил Игорь Васильевич.

Ответить Ирон не успела: ворота с приятным шелестом поднялись, и Катран направил свою «Вольво» по мощеной дорожке к дому. Вблизи было видно, что «английский аристократ» не вполне безупречен: все-таки Мигунов не был ни отпрыском старинного московского рода, ни наследником фамильных состояний. Поэтому кое-где холодноватый стиль почти аскетичного рационализма давал сбой – в громадной террасе, похожей на девятый вал из застывшего камня, в тяжелых дубовых дверях и столе, в просторном бассейне с противотоком, в альпийской горке… Да и сиреневая крыша – скорее все-таки милая, чем вульгарная, – казалась радостным мальчишеским воплем, хвастливо обращенным в небеса.

На крыльце под навесом их ожидал Мигунов, облаченный в широкие, «шароварами», джинсы и легкий пуловер, сигарета в зубах, улыбка до ушей. В руках он держал свой КПК[11]. Ткнул стилусом в экран, и ворота за спиной опустились.

– С прибытием! – Мигунов лихо спрыгнул с крыльца, перелетев через пять довольно высоких ступенек, устойчиво приземлился, одновременно мгновенным движением сунул прибор в карман. – Рад видеть друзей в своем скромном доме!

Странно, но при этом он не выглядел ни молодящимся, ни молодцеватым, словно какой-нибудь седовласый плейбой-геморройщик, а именно молодым – душой, разумом, телом. Молодым, открытым, доброжелательным. И чудовищно обаятельным. Вмиг вся неловкость, глухое раздражение, которого не могло не вызвать у гостей это несомненное благополучие, это ощущение явного чужого счастья, – все сразу ушло, растворилось, не оставив ни одной черной мысли.

Катранов, сконфуженно покрутив головой, обнялся со старинным другом, похлопал его по мускулистой спине, а Ирон с чувством поцеловала Мигунова в щеку и разразилась длинным панегириком по поводу «чудного местечка», «изумительной архитектуры» и всякой прочей приятной хозяину ерунды.

Но тут вышла хозяйка – босая, в коротких шортах и открытой маечке с надписью «Valentino» поперек груди. Заново началась церемония приветствий и поцелуев. Следом появился высокий молодой человек – один в один Серега Мигунов в юности, только в очках и с бакенбардами под Марлона Брандо. Его сопровождала девица, которую раньше сравнили бы с греческой богиней, а сейчас назвали бы топ-моделью.

– Родион, наш сын, – сказал Мигунов. – И… Анастасия, если не ошибаюсь.

– Вообще-то Ксения, – рассмеялся Родион. – Мы учимся на одном курсе.

Девица рассмеялась тоже и испытующе прищурилась.

– Видно, Родик часто меняет девушек. Раз такая путаница с именами.

– Нет, нет, Ксения, просто у меня плохая память, – реабилитировался Мигунов. И обратился к Игорю Васильевичу: – Видишь какая сейчас мода? А у нас Бакен линейкой мерил: больше сантиметра – иди стричься!

Родион усмехнулся:

– Это когда было? До Куликовской битвы или после? Чего ты, батя, все вчерашним днем живешь?

– Вот-вот! – Мигунов потрепал сына по загривку – Конфликт поколений! Иди лучше, готовь угли!

Катранов пожал плечами.

– Скажи спасибо, что косичку не отпустил! Мой младший сделал хвостик, как у лошади, перехватил резинкой и ходил три дня! Ну а я взял и остриг его наголо!

– Вы серьезно? – не поверил Родион. – Это же хулиганство!

– После этого мальчик ушел из дома, – мрачно сказала Ирон. – И заявил, что знать не знает такого отца. А он еще хвастает! Макаренко хренов…

– Ладно-ладно, – Катранов примирительно взял жену под локоть. – Не ругайся, помиримся с Колькой. И потом, он же не на вокзале живет, а у родной бабушки…

– Не проводи зря времени, Родя! Разжигай мангал, давно пора! – повторил Мигунов.

– Есть, товарищ полковник! – дурашливо рявкнул сын. – Разрешите выполнять, товарищ полковник?

– Выполняй, выполняй, старайся.

– А чего ты солдатика для таких целей не держишь? – спросил Катранов. – И вообще, кто у тебя двор убирает, газон стрижет? Для этого тоже люди нужны… Если не хозвзвод, то хотя бы отделение.

– Ой, нет, я не люблю чужих в доме, – сморщила симпатичное личико Светлана. – Сами обходимся, без всяких «солдатиков»! Пойдемте в гостиную, девчонки…

Родион направился в глубину двора, к мангалу, женщины зашли в дом. Полковники остались одни.

– Пойдем, я тебе пока двор покажу, – предложил Мигунов. – У меня тут все на автоматике – смотри. Программа «Умный дом» называется…

Он снова извлек свой КПК, нажал кнопку – тут же включился фонтан, негромко заиграла музыка.

– А вот картинки с телекамер – смотри… Подъезд к воротам… Двор… Родик старается… А вот наши жены…

Подчиняясь движениям тонкой пластмассовой палочки, изображение на экране менялось: пустынная асфальтовая лента подъездной дорожки; бассейн, окруженный вымощенной плиткой площадкой; Родион под навесом возле дымящегося мангала; Света, Ира и Ксения, оживленно болтающие на мягком диване…

Мигунов нахмурился.

– Шампанское они там пьют, что ли? Перед пивом? Говорил же Светке!

– Ну, ты даешь! – восхитился Катранов. – Выходит, домочадцы от тебя нигде не спрячутся?

– А зачем им прятаться? – невозмутимо произнес Мигунов. – Ничего плохого они не делают. Ведь наблюдение – против посторонних и от бытовых неприятностей. Могу с работы проверить: работает ли отопление или сплит-системы, какая температура в доме, нет ли воды в подвале… Гм!

Он осекся, с силой потер виски.

– Если сотовый телефон включить, то из любого города могу посмотреть: нет ли посторонних на чердаке, не бродит ли кто-нибудь подозрительный вдоль забора…

– Да-а-а… А как ты определяешь – кто подозрительный, а кто нет?

– Очень просто. Любой подозрительный. Дом стоит так, что случайно сюда не подойдешь. Увидел кого – можно смело в милицию звонить!

– Да-а-а, – пораженный Катранов задумчиво почесал в затылке. – Сёмга вестей не подавал?

– Пока нет, – Мигунов приобнял товарища за плечи. – Честно говоря, я и не собирался его звать. Но пришлось. Иначе неудобно выходило.

– Да, бухает он капитально… Я б его на боевое дежурство не поставил.

– Ладно, по ходу дела мы с ним определимся, – хозяин нагнулся к своему универсальному пульту, ткнул стилусом в экран. – Он уже скоро должен появиться. Сейчас поставлю ворота на автомат. Вряд ли вместо Сёмги какие-то враги подъедут… На всякий случай запрограммирую, чтобы пропустили только одну машину. А по второй – плотный автоматный огонь!

Мигунов усмехнулся и подмигнул. Но Катранов не был на сто процентов уверен, что он шутит.

У Сёмги день не заладился, хотя сначала все шло прекрасно. Ночью он спал хорошо и на удивление спокойно, даже попытался совершить супружеский подвиг, и, кажется, что-то у него получилось… Когда он проснулся, Варя уже сготовила завтрак из того, что было, а не было практически ничего. Молодец, баба, – нашла в морозилке кусочек сала, на балконе отыскала лук и картошку, нажарила полную сковороду, сделала тосты с паштетом, бутерброды с колбасой, заварила кофе… Сёмга проснулся от приятных запахов, сразу есть захотелось, свесил ноги и не ощутил противных крошек – неужели успела подмести? Точно! Позавтракали чинно, по-семейному.

– Не кричал я? – осторожно поинтересовался он.

– Да нет, – улыбаясь, ответила Варя. – Как у тебя на работе?

Сёмга стал рассказывать то, что можно: большой заказ намечается, большая ответственность, но и деньги должны пойти серьезные, так что если эти говнюки не обосрутся договор подписать, то все выйдет очень здорово… Конечно, что за заказ и какие говнюки, он не рассказывал, но Варя слушала внимательно, кивала, смотрела заинтересованно. Он еще подумал: а Наташка никогда его жизнью не интересуется и ни во что не вникает.

Подумал, и как накликал: звонок в дверь, открывает, а там Наташка: лыбится во все тридцать два зуба: «Сюр-прайз! Чего такой кислый? Соскучился? Сейчас я тебя развеселю! Чего стоишь столбом? Приглашай в свою берлогу!»

Он ей и страшные рожи корчил, и палец к губам прикладывал, и подмигивал – бесполезно! А тут на интересную беседу Варвара вырулила, и началось! Даже вспоминать не хочется…

Вытолкал он эту чертову куклу, в конце концов, чуть с лестницы не спустил. Но тут началась вторая серия – уже с Варей пришлось разбираться…

– Чего ж ты мне брехал: я серьезный, я глупостей не позволяю?! – кричала она. – Зачем меня звал? Вместо уборщицы? Небось эту шалаву полы мыть не заставишь?

Короче, «Техасская резня бензопилой» – продолжение следует… Только она ведь права – не на сто даже процентов, а на все двести! Да и когда вместе жили, если руку на сердце положить, то в большинстве скандалов она правой выходила… Только когда он «под мухой» – совсем другой разговор получается. А сейчас, трезвый, вину чувствует, потому начал что-то объяснять, всякую фигню придумывать, извиняться… Варя вначале ни в какую – все, говорит, разбегаемся по своим углам, зови эту шалаву к Мигуновым, пусть они на тебя, дурака старого, полюбуются! Еле-еле уломал: поедем, люди нас позвали, неудобно! На меня осерчала, а они-то при чем? В конце концов, поехали. Варя всю дорогу молчала, только когда к белоснежному замку под сиреневой крышей подъехали, укорила:

– Вот как нормальные люди живут: семьей в хорошем доме! А не в запущенной берлоге с приходящими шалавами!

Сёмга вяло защищался:

– Да ладно тебе, Варюша! Я ж говорю – это сумасшедшая. Я ее уже два года в глаза не видел. То уезжает куда-то, то приезжает – отвязаться от нее не могу!

У ворот он собрался посигналить, но они открылись автоматически.

– Место ты выбрал капитальное, – с трудом переводя дух в раскаленном до ста градусов воздухе, произнес Катранов. – Господствующая высота! Поставь пулемет и отбивайся хоть неделю!

Сильно пахло нагретым деревом. Мышцы у всех расслабились, поры кожи раскрывались, обильно выделяя пот со всеми вредными для организма шлаками.

Мигунов благодушно рассмеялся, поглубже натягивая шерстяную шапочку-сванку.

– Такой цели, Игорек, не ставилось! А вот то, что никто во двор заглядывать не будет, – это точно. Зато я на всех сверху вниз смотрю. Да и вид красивый, успокаивающий.

– А зачем ты колючую проволоку вдоль забора пустил? – спросил сидящий на среднем полке Сёмга, отхлебывая пиво из ледяной бутылки. – И камеры наблюдения везде. У тебя ж не тюрьма!

– Э-э-х, Сергуня, святой человек! – Хозяин звонко шлепнул того по мокрому плечу – Да в поселке каждую неделю кражи! Залезут, все перевернут, окна побьют, мебель поломают, да еще насрут на столе! Плесни лучше пивка на камни, пусть хлебом запахнет…

– Это уже получится не сауна, а русская парилка, – Игорь, кряхтя, спустился вниз, вытирая шапочкой потное лицо.

– Пойдем, ребята, а то девчонки заждались…

Распаренные до малиново-красного цвета, они выбрались на воздух, к бассейну. Женщины уже выходили из воды, закутываясь в махровые полотенца. На бортике дожидалась упаковка запотевшего пива. На небольшом круглом столике горкой лежала серебристая донская таранка.

– Что так долго? – крикнула Ирон.

Она последней вышла из бассейна, излучая волны здоровья, чистоты и еще чего-то из этого же ряда – наверное, хорошего аппетита. В строгом вечернем наряде она смотрелась грузно и вяловато, а сейчас ее полнота оказалась по-кустодиевски сдобной, вкусной, привлекательной. Игривый купальник показывал, что Ирон не стесняется своего тела. Даже на фоне Светы с ее по-девичьи безупречной фигурой, маленькой грудью и длинными стройными ногами она смотрелась вполне приемлемо. Варвара проигрывала обеим, хотя в молодые годы не уступала подружкам.

«Все дело в образе жизни, в обеспеченности, – подумал Мигунов. – Если бы Светка осталась в своем Горняцке, на кого она была бы похожа? На свою мамашу!»

Честно говоря, когда будущая теща приехала в Москву и он впервые ее увидел на вокзале – испугался. Черный платок по самые брови, какая-то одежда на плечах, которую ни курткой, ни пальто не назовешь, длинная юбка из очень грубого материала и ботинки. Мужские, потрескавшиеся, густо намазанные черной ваксой ботинки.

– Здравствуйте, – сказал ей тогда с поклоном Сережа Мигунов.

Она что-то прошептала сдавленно, хрипло. Можно было понять, как «здрассьти». А глаза, распахнутые, немигающие, выражали только страх. Не любопытство. Не радость встречи. Страх насильно привезенного в большой город лесного зверька.

Светлана обняла ее крепко, спрятала материны глаза у себя в плече.

– Давай возьмем такси? – предложила Светлана. Она всегда тонко чувствовала ситуацию.

– Конечно, возьмем! – с готовностью согласился жених, прикидывая, сколько денег у него в кармане.

– Зачем такси? Не надо никакого такси! – всполошилась гостья. – Это баловство, такие деньги тратить!

Она шарахалась от такси, избегала метро, панически боялась людных улиц и эскалатора. А кожа лица, а руки… Зинаида Прокофьевна казалась глубокой старухой. А было ей тогда сорок два года, меньше, чем Светлане сейчас…

По никелированной лестнице Мигунов аккуратно опустился в бассейн и энергично поплыл навстречу бурному потоку, изрыгаемому водяной пушкой.

– Мы тут замерзли, вас ожидаючи! – кокетничала Ирон, растираясь полотенцем.

– Так, а чего вы ждали? Надо было к нам! – Сёмга, радостно гогоча, плюхнулся в прохладную воду, забрызгав все вокруг. – Мы бы вас согрели!

Варвара отряхнулась, глянула на него, покрутила головой и неопределенно хмыкнула. Света посмотрела на плескающихся в воде мужчин, наклонилась к Ирон, что-то сказала негромко. Женщины рассмеялись.

– Но-но! Без пошлостей! – крикнул Мигунов. Света помахала ему рукой: «пока-пока», грациозно изогнувшись, подхватила с пола свою пустую бутылку из-под пива и, прицелившись, точным броском отправила в корзину для мусора. Катранов зааплодировал. Женщины направились в парную, он с восторгом смотрел в узкую спину Светланы. Она обернулась, перехватила этот взгляд и едва заметно улыбнулась. Игоря Васильевича как кипятком обдало.

– Пива мне с воблой! – простонал Сёмга, выползая на сушу, как первое в мире земноводное. – Полцарства отдам!..

Он пальцами сорвал пробку с бутылки «Холстена», в два глотка осушил ее, громко отрыгнул. Попробовал, как Света, попасть с пяти метров в мусорную корзину – не получилось, бутылка покатилась по траве.

– А помните, мужики, какое раньше пиво было? – Сёмга прихватил из упаковки очередную бутылку, выбрал таранку покрупнее, упал в шезлонг и, разодрав серебристую рыбешку вдоль, впился в нее зубами. – В середине-конце восьмидесятых, а?

– Как же не помнить… – Мигунов расположился в соседнем шезлонге, вытянул длинные ноги и со знанием дела разделывал тарань: вначале оторвал голову, потом «чулком» спустил шкурку, вырвал и отправил в рот плотную розоватую икру, запил пивом. – Никакого не было. А то что было – как моча…

– А нечего было пить всякую дрянь, – Катранов взял с подноса бокал, перелил в него бутылку, сделал осторожный глоток. – Я лично никогда никакой мочи не пробовал.

– А что же ты пил тогда, интеллигент ты наш? – шевельнулся Семаго, отплевываясь чешуйками. – Может, «Пильзенское»?

– И «Пильзенское» пил… Надо было пройти в хорошую гостиницу – «Россия» или «Москва», а еще лучше «Интурист». Там всегда хорошее пиво водилось. И «Старопрамен», и «Двойное золотое», и нормальное «Жигулевское».

– Как же тебя туда пускали? – спросил Мигунов, делая очередной глоток прямо из горлышка. – Особенно в «Интурист». Нам к нему на сто метров подходить было нельзя – сразу погоны снимут!

– Да очень просто: сделал рожу колуном – и пошел. Или офицерское удостоверение показал швейцару: они ведь все отставники, чуть ли не честь отдавали. И никто за это погоны не снимал. Нормально тогда жили. Это сейчас понапридумывали всяких сказок про то время…

– Я лично ничего не придумывал, – Сёмга пожал плечами. В руке он держал рыбий позвоночник с хвостом. Где было все остальное, включая чешую, оставалось только догадываться.

– Помню, мы майора Воробьева женили… Областной центр, ресторан «Оренбург», высшая наценочная категория – не хухры-мухры! И – ничего, кроме жирных эскалопов, поддельного грузинского коньяка и «Осветленного»… Про него говорили, что всякие номенклатурные шишки пьют чешское темное, а потом в эти бутылки заливают водопроводную воду и наклеивают этикетки: «Осветленное». Слушай, Катран, может, ты на ЦРУ работал? Там в буфете при штаб-квартире наверняка «Пильзенским» торговали.

– Ага. И бутербродами с вяленой сёмгой… – отмахнулся Катранов, увлеченно обгладывая обтянутые солоноватой пленкой ребра.

– И акульими плавниками, – не остался в долгу Сёмга. – Сушеными.

– Нам же по тридцатнику тогда было, хлопцы! – сказал Мигунов, нюхая свою ладонь. – «Осветленное» или «Пильзенское» – какая, к хрену, разница? Молодость, надежды – вот главное. Мы почти на полжизни тогда моложе были… Если бы мне кто предложил вернуться туда, в восьмидесятые… Я бы согласился до конца дней наливаться одним «Осветленным». И поддельным грузинским коньяком.

– А сейчас чем ты наливаешься? – поинтересовался Сёмга, выбирая себе очередную вяленую рыбку.

– Скоро узнаешь.

– Моя Ирон была тогда как балерина, – вспомнил Катран. – Свитер наденет – грудь не видно…

– Бабы, пиво – это ладно… А как же твой замок, Серый? – сказал Сёмга, обводя рукой все вокруг. – Опять пошагал бы в малосемейку, где трусы над плитой висят?… Или где ты тогда жил?

– Офицерская общага на Домбровском полигоне, – сказал Мигунов, с аппетитом вгрызаясь в плотную коричневатую таранью спинку и прихлебывая пиво.

– Первый блок, как сейчас помню. «Переулок объедков».

– А чего это такое?

– Контейнеры в ряд стояли со столовскими отходами. Представляешь, что там творилось, особенно летом? Пацану второй год пошел. Капитанские сто восемьдесят рэ. В гарнизонном магазине – макароны, килька… М-м… Колбаса еще… Мы ее звали «Откровение».

– Кровянка, что ли?

– Угу. И «Осветленное».

– Вот это жизнь! – Сёмга привстал, чтобы взять еще бутылку – И что, променял бы свой дворец, бассейн, все это – на тот сраный блок, капитанские погоны и кильку?

Мигунов медленно, с наслаждением, затянулся «Пэлл-Мэллом» и выдохнул густой клуб дыма.

– Променял бы.

– Пургу метешь, хозяин, – криво усмехнулся Сёмга, повернулся к Катранову: – А ты, Катран? Где ты обитал тогда?

– Где, где… Там же, только в третьем блоке, – буркнул Катран. – Мы же вместе на Домбровский перевелись! Правда, от объедков я был немного дальше… А когда женился, сразу переехал в Москву.

– А чего это так? – подозрительно прищурился Сёмга. – Или твоя Ирон – генеральская дочка?

– Ага. Был бы я тогда полковником под пятьдесят лет…

– Ну конечно, Катраныч! – продолжал подначивать Сёмга. Его уже развозило понемногу – Полковник в пятьдесят – это ж позор! Сказать стыдно! Хоромы в центре Москвы, личный шофер, командировки заграничные… Все как у нормальных генералов. И при этом – всего лишь полковник!.. Обидно, Катран. Кстати, откуда это ты прикатил намедни? Бакен говорил, две недели не мог тебе дозвониться! Из Японии, что ли?

– Два месяца! Аналитики хреновы! Прекращай эти майорские самокопания. Иди, окунись лучше, – посоветовал Игорь Васильевич. – Освежись.

– Видаки, ковры, хрусталь, фарфор… Что еще? Гейши еще, камасутра… Хотя Камасутра не в Японии, а в Индии… Да, за тобой не угонишься, Игорешка! Индия… Иран, Ирак какие-нибудь… Ладно, что обычно оттуда везут?

Катран напрягся.

– …Или я тебя сам окуну.

– Да хватит тебе, Сёмга, что пристал к человеку? – сказал Мигунов. – Лучше про себя расскажи. Ты-то где обретался после «Дичково»? Ты же уже майора получил, по слухам, тебя в Копьяр[12] направили, старшим дежурной смены. Повышение, перспективы… Как ракета при запуске – замерла над стартовым столом в клубах дыма и пламени, вроде задумалась: лететь, не лететь… А потом пошла-а-а! И уже не остановишь – только ее и видели… И ты вроде хорошо пошел со старта, но через пару лет вдруг уволился!

Семаго захлопнул рот. Поднял на Мигунова глаза, издал горлом невнятный звук, нахмурился. С интересом рассматривая какую-то красную проплешину на своей толстой волосатой икре, медленно произнес:

– Действительно, получил перспективное назначение в семьдесят девятом. Только не в Копьяр, а в Плесецк. И не старшим дежурной смены, а замначальника пуска, с перспективой на начальника.

Хозяин дома развел руками.

– Так это ж отличный выстрел! И что дальше?

– Не сложилось, мужики. Судьба. Ладно, чего прошлое вспоминать! Докладываю: сейчас зарплата у меня сорок тысяч в месяц. А если квартальные и годовую премии посчитать, то и все шестьдесят!

– А назад, в молодость, не хочешь? – спросил Катран. Сёмга будто не услышал его. Доел очередную таранку, поднял бутылку, глянул на оставшееся пиво, встряхнул и быстро вылил в себя.

– Не хочу, – наконец сказал он, глядя перед собой. – Вернуться туда – ни за что. Хрен с маслом. Ни за какие деньги, ни за какую молодость. Разве только изменить что-то в своей жизни… Попробовать еще раз. Только ничего не изменишь. Ничего. И видал я в гробу эту молодость…

Он часто и шумно задышал, будто вот-вот расплачется. Стиснул зубы. Потом сплюнул под ноги, быстро глянул на Мигунова и растер плевок босой ступней.

– Но и здесь оставаться тоже не хочется. Вот в чем проблема, мужики.

Наступила тяжелая пауза.

– Что такие скучные, мальчики? – К бассейну величаво выплыла раскрасневшаяся Ирон. За ней, как сухогруз в кильватере ледокола, скромно следовала Варя. – Сейчас окунемся и будем вас веселить!

Женщины, взвизгивая, опустились в голубоватую воду.

– Слышь, Мигун, а где у тебя туалет? – спросил Катранов, отряхивая руки от рыбьей чешуи.

– Да там, внутри, напротив бани, – ответил хозяин.

Игорь Васильевич неторопливо зашел в дом, спустился по мраморным ступенькам в подвал. Здесь его медлительная вальяжность мгновенно исчезла: он быстро метнулся к парилке, заглянул в маленькое окошко и, бесшумно приоткрыв дверь, проскользнул в пышущую жаром деревянную комнатку.

Светлана в узких трусиках лежала лицом на скрещенных руках, как будто загорала на пляже. Катранов пощекотал ее красные распаренные подошвы.

– Ой, Иронка, перестань! – Полуобнаженная женщина резко перевернулась, села и оказалась лицом к лицу с полковником Катрановым, который тоже был в одних плавках. Она разрозовелась, спрятанные под войлочную шапочку волосы подчеркивали высокую линию шеи, и это очень шло Светлане. Но Катранов смотрел не в лицо, а ниже – на округлые груди с торчащими сосками.

– Ой!! – Она быстро закрылась ладошками. – Ты что, Игорь, с ума сошел? Я думала, Ирон вернулась…

– А это всего-навсего я, – делано-виновато пробурчал Игорь Васильевич. – Надеюсь, здесь нет телекамер?

Светлана лукаво усмехнулась.

– Нет. А что ты собирался делать? И зачем держишь мои ноги?

– Разве? – Мужские руки разжались. Хотя Катранов только вошел в парилку, он уже напоминал вареного рака. – Собирался сделать массаж…

Она рассмеялась.

– Очень мило. Как в кино. Видел «Криминальное чтиво»?

– Не помню… Хотя нет, конечно видел!

– Мужчина массирует ноги девушке, делая вид, что это ничего не значит, – процитировала Светлана. – И она делает вид, что это ничего не значит. Но на самом деле оба понимают, что это значит многое…

– Вспомнил! Кстати, у тебя ступни, как у Умы Турман…

– Такие же большие? – прищурилась Светлана.

– Нет, такие же красивые…

– Очень мило. Но мне не нравятся ее ступни. Мои гораздо изящнее…

– На сто процентов согласен!

– И размер вполне соответствует моему росту…

– Нет вопросов!

– Ты очень красноречив, Игорек! Так что ты хотел мне сказать? Говори быстрее, ибо могут войти Сергей или Ирон, а ситуация, мягко говоря, довольно двусмысленная…

– Что хотел сказать? Не знаю… В подходящей обстановке я бы сделал тебе массаж ног, как в том кино…

– Это предложение? – Светлана прямо смотрела в лицо Катранову. Слишком прямо. Казалось, сейчас она опустит руки.

– Так точно, – почему-то по-уставному ответил полковник.

– Что ж, мы его рассмотрим. А сейчас быстро дуй обратно ко всей компании!

После стоградусного жара сауны тело Катрана на воздухе будто холодом обдало. На миг он испугался, что вспотевшая кожа выдаст его с головой. Но Мигунов и Семаго продолжали спорить о прошлом и настоящем и не обратили на товарища никакого внимания. Варя что-то рассказывала Ирон в углу бассейна, а та увлеченно слушала. Отчетливо доносился аромат жарящегося мяса.

Прежним неторопливым шагом полковник подошел к бортику, красивым нырком без брызг вошел в воду и вынырнул прямо возле болтающих женщин.

– А ну-ка, что вы здесь замышляете?! – рявкнул он. – А кто будет на стол накрывать?

Обед накрыли на веранде. Легкий ветерок приятно ласкал многократно разгоряченные и охлажденные тела, которые теперь были втиснуты в цивильные одежды. Некоторые фигуры от этого выиграли, некоторые – проиграли. Но последних было немного – только супруги Мигуновы и Катранов. Зато отставной майор Семаго перестал быть рыхлым толстяком: в джинсах «Brioni», джинсовой шведке «Canali» и дымчатых очках «Dior» он приобрел куда более пристойный вид, сразу вернув себе значительность и вальяжность. Ирон – в короткой черной юбке и белой кофточке без рукавов утратила схожесть с тюленихой, как про себя называла ее Светлана. В свою очередь, Ирон отметила, что простенький наряд хозяйки не так прост, как кажется: и шортики, и маечка – от известных фирм, в бутике «Охотного Ряда» они потянут на месячную полковничью зарплату. Поскольку Варвара одевалась неброско, недорого и выглядела достаточно невзрачно: майорша и есть майорша, – она ничьего внимания не привлекала. А красавица-Ксения, напротив – привлекала, но мужчины всячески старались это скрыть.