Черный кот в мешке, или Откройте принцу дверь! Александрова Наталья

Один из них подошел к Бонни, потрепал его по загривку и наклонился, чтобы защелкнуть наручники на запястьях Инги.

Бонни, поняв, что его долг выполнен, с громким лязгом захлопнул пасть и потрусил ко мне.

Я уже почти поднялась на ноги, но, когда он ткнулся в мой бок своей огромной головой, не удержалась и снова уселась на асфальт. А этот слонопотам в одну секунду облизал меня с ног до головы своим шершавым языком.

— Все, Бонни, хватит… — Я пыталась подняться, чтобы помочь Ивану, но не тут-то было. Попробуй освободиться от бегемота, когда он этого не хочет!

Бонни не собирался никуда меня отпускать. Своим поведением он ясно выразил, что он страшно, просто безумно за меня переживал, что я ему очень и очень дорога, и он боится остаться совсем один в этом злом и жестоком мире. Он отпустил меня на дело одну, но это было в первый и последний раз. Отныне все опасности мы будем встречать вместе, вернее, сначала он, а потом я. Он сумеет меня защитить, и больше мы никогда не расстанемся.

Все эти умозаключения Бонни выражал посредством воя, лая, мотания хвоста и облизывания. Я его очень хорошо поняла, но решила отложить выяснение отношений на потом.

— Дорогой, я тоже тебя люблю, — я постаралась, чтобы в голосе моем звучало как можно больше нежности, — но дай же мне встать наконец.

— Как вы — в порядке? — осведомился, подойдя ко мне, один из «людей в черном». Он был довольно симпатичный, лет сорока, с седыми висками и ямочкой на подбородке. Не знаю почему, но Бонни при нем присмирел и даже отполз чуть в сторону.

— Я — да, а вот Иван… — я показала в сторону микроавтобуса.

— Им уже занимаются, — успокоил он меня и подал руку, помогая подняться. — Ваш пес молодец. Когда мы приехали в ангар на Удельном проспекте, он уже задержал одного из преступников.

— Лелика! — догадалась я.

— Вот-вот. Кстати, он так испугался вашей собаки, что нас благодарил чуть не со слезами на глазах. Правда, перестал благодарить, когда на него надели наручники…

— А кто вы такие? — Я спохватилась, что понятия не имею, что за люди так своевременно пришли мне на помощь.

— Название нашей организации вам ничего не скажет, — он улыбнулся одними глазами. — Но, в общем, мы заняты противодействием организованной преступности в общеевропейских масштабах…

— А при чем здесь Иван? И его брат Борис? И чего хотели все эти люди? — Я обвела жестом мертвое тело седой убийцы и живую Ингу, которая стояла, прислонившись к микроавтобусу, и с ненавистью озиралась по сторонам.

— Кстати, должен вам сообщить, — мой собеседник повысил голос и повернулся к Инге. — Должен сообщить, что вы в любом случае опоздали: дон Александр умер сегодня днем!

Инга резко побледнела.

— Нет! — крикнула она не своим, а каким-то тонким и жалким голосом. — Это неправда! Он не может умереть! Он такой сильный человек!

— Правда! — В голосе мужчины с седыми висками зазвучали жесткие нотки. — Вы меня знаете, я никогда не вру. И вас не стал бы обманывать. Дон Александр умер. Обширный инфаркт, сердце не выдержало. Сильные люди тоже умирают.

— Не-ет! — закричала Инга, по телу ее прошла крупная дрожь, в глазах я увидела безумие.

Мужчина с седыми висками нахмурился и сделал знак своим подчиненным, но было уже поздно.

Инга неожиданно сорвалась с места и побежала вперед по полю. Один из бойцов пытался перехватить ее, но она со страшной силой сшибла его на ходу, так что он отлетел в сторону как пушинка. Еще двое устремились за ней, но, несмотря на то, что руки у нее были скованы наручниками, догнали не сразу. Инга бешено вырывалась и дралась ногами.

— Ну и ну! — вскричала я. — С двумя справляется!

— Это истерика, — недовольно протянул мой собеседник, наверно, ему стыдно было за своих бойцов, — она была очень предана дону Александру.

Бойцы наконец справились с визжащей Ингой и притащили ее к микроавтобусу.

— Не дури, — сказал ей мужчина с седыми висками, хмуря брови, — что еще выдумала…

Инга откинула голову, попыталась что-то сказать и вдруг сползла по стенке микроавтобуса на асфальт.

Вот уж чего от нее не ожидала — что она может упасть в обморок! С виду железная женщина, из тех, про кого поэт сказал «гвозди бы делать из этих людей».

Кажется, моего собеседника ее обморок тоже удивил.

— Кто такой дон Александр? — спросила я, умирая от любопытства. — Кто такая эта Инга? И вторая, седая…

— Вы имеете право это знать, — кивнул он и, ведя под руку к одной из машин, заговорил: — …Когда-то давно, еще до революции, жили в Петербурге три брата — Викентий, Лев и Николай Ланские. Они сообща владели торговым домом, занимались поставками зерна и говядины. Революция поставила крест на их удачной коммерции. Двое братьев, Лев и Викентий, успели уехать за границу, третий, Николай, остался в России.

Лев обосновался в Германии, женился вторым браком на девушке из приличной семьи. Викентий перебрался в Марокко…

— Вы что — хотите мне быстренько рассказать целую семейную сагу? — прервала я своего собеседника. — Такими темпами мы доберемся до конца к Новому году!

— Вы правы, — усмехнулся он. — Опустим незначительные подробности семейной хроники. Для нас важны две вещи: во-первых, их потомков раскидало по всему земному шару, от Камбоджи до Кении и от Австралии до Италии. Они приходятся друг другу то ли двоюродными, то ли троюродными братьями и сестрами, но семейные связи полностью растеряли и не видели друг друга многие годы. Питер Лански, внук Льва, осел в Кении, занимался там торговлей и обслуживанием туристов. Организация сафари, посещение заповедников… Его двоюродная сестра Моника, по мужу Картер, поселилась в Австралии, торговала недвижимостью. Один из внуков Николая, Семен Ланский, родился в России, но потом перебрался за границу, где стал Сидни Лэнсом. Ему пришлось помотаться по миру, и в конце концов судьба забросила его в Камбоджу. Какое-то время он держал там тайский ресторан, но потом увлекся петушиными боями, проиграл и ресторан, и многое другое, в конечном счете совершенно опустился, связался с очень подозрительными людьми… Люси Лански, внучка Викентия, жила в Италии, во Флоренции, вышла замуж за синьора Креди, мелкого муниципального служащего, после его смерти устроилась смотрительницей в монастырь Святого Марка…

— Нельзя ли еще короче! — взмолилась я. — Я все равно не запомню всех членов этой семейки!

— Постараюсь. Да, в общем, я уже почти закончил. Остальные Ланские остались в России, двоих вы знаете — это Борис Алексеевич и Иван. Есть еще третий… точнее, был. Это Геннадий Ланский, он жил в Нижнем Новгороде, содержал там небольшой магазинчик непонятного профиля. Но остается еще один представитель семьи, младший сын Викентия, от третьего брака. Александр Ланский, или, как его называют, дон Александр, точнее, дон Александро, которого я только что упомянул, стал крупным деятелем европейской организованной преступности. Не сразу, конечно, в молодости он жил в России, потом каким-то образом перебрался в Западную Европу…

— Тот самый дядя, про которого говорила Алевтина Романовна! — сообразила я. — Вот почему семья про него помалкивала…

— Контрабанда наркотиков и табачных изделий, сеть подпольных игорных домов, торговля живым товаром… целый список уголовных статей, но у него ловкие адвокаты, и посадить его так и не удалось, — продолжал мой собеседник. — И вот еще что важно. Когда во время войны один из Ланских был ранен — он воевал в Италии в составе австралийского контингента, — ранение было нетяжелым, однако его едва спасли. Выяснилось, что у него очень редкая группа крови, четвертая, что само по себе сложно, носителей этой группы в мире меньше одного процента. Но кроме того, в ней присутствуют антигены системы Даффи… Не буду мучить вас лишними медицинскими подробностями, но суть в том, что практически никакая донорская кровь ему не подходила. К счастью, нашли одного из его родственников, из итальянской ветви Ланских, у которого оказалась точно такая же кровь.

— Какое отношение эта старая история имеет к нашим сегодняшним делам? — перебила я рассказчика.

С одной стороны, мне хотелось узнать подробности этого запутанного дела, с другой — я сильно беспокоилась, как там Иван. Этим лишь бы преступников поймать, а что человеку может быть плохо после всех уколов, что всадила ему Инга, они и не сообразят!

— Самое прямое! — услышала я ответ. — Дон Александр тяжело болен. Спасти его могла только пересадка сердца. Так вот, ему можно было пересадить сердце только от кого-то из родственников…

— Господи! — Я не поверила своим ушам. — Значит, все эти разговоры о наследстве были только ловушкой, чтобы заманить Бориса Алексеевича к его родственнику и взять для пересадки его сердце? И после смерти Бориса идет охота за сердцем Ивана? И эта Инга хотела доставить его на самолете как живой контейнер для органов?

— Именно так! — Мужчина кивнул, не сводя с меня глаз.

— Ужас какой! — выдохнула я совершенно искренне. — Да разве это возможно?

— Совершенно с вами согласен! Но умирать не хочется никому, а тем более такому могущественному человеку, как дон Александр. Покойный, — тут же поправился мой собеседник, — жизнь все-таки расставила все по местам.

— Лучше бы она сделала это раньше, — сердито ответила я, — тогда Борис с женой были бы живы!

— И не только они, — согласно кивнул он.

— Но кто же тогда та женщина, которая пыталась убить Ивана?

— У крупных мафиози всегда хватает врагов. Подобраться к дону Александру они не могли, его слишком хорошо охраняли. И тогда они решили помешать его исцелению, убить всех потенциальных доноров. Наняли одного из лучших наемных убийц, женщину-киллера по кличке Стелла. Таким красивым прозвищем она обязана своей привычке оставлять на каждой жертве маленькую красную звездочку, вроде тех, какие в советские времена носили октябрята. Эта звездочка — ее «подпись», фишка. А Стелла по латыни — звезда… И она почти завершила свою работу, убила шестерых родственников умирающего дона…

— А сколько же их всего?!

— По нашим сведениям — семь, то есть Иван — последний, оставшийся в живых. Впрочем, теперь это уже неважно, потому что сердце дону Александру больше не нужно.

— Для вас, может быть, и неважно, а для Ивана и… и для меня — очень важно! Так что — больше за ним никто не будет охотиться?

— Думаю, что нет! И хочу сказать, что вы здорово нам помогли. Мы уже много лет гоняемся за Стеллой, но ничего не могли поделать: она не пользуется ни Интернетом, ни мобильной связью. И только теперь, когда мы выяснили, что она получила заказ на целую семью, у нас появился шанс изловить ее, так сказать, на живца…

— И вы не смогли спасти ни одной из всех ее жертв!

— Что поделаешь! — Он пожал плечами. — Стелла — сильный противник… профессионал… то есть была сильным противником! Мы, конечно, пытались заслать в дом Ланских своего человека, чтобы выяснить адрес последнего брата, Ивана.

Так вот кем была та девица в коже, представившаяся кинологом! Она пришла, а там я уже сижу.

— Мы и вас подозревали, не скрою… — усмехнулся мужчина с седыми висками.

— Уж не думаете ли вы, что я ее убила? — дернулась я.

— Нет, конечно, ее убила Инга, чтобы не путалась под ногами. Ей важно было как можно скорее отправить Бориса Ланского на Лазурный Берег к дону Александру.

— Должна вам сказать, — слова выскочили сами, — что кадры вы подбираете не слишком профессионально. Ну ладно Инга — смогла с ней справиться, она классный специалист. Но чтобы профессионал дал спустить себя с лестницы обычной собаке, даже не служебной?

«Но-но, — предостерегающе рыкнул Бонни, — меня обучали, три месяца водили в школу…»

— Ты молодец, — я потрепала пса по загривку, — ты очень умный и смелый, с этим никто не спорит.

— Да, тут мы прокололись, допустили в дом вас… — не слишком смутившись, сказал мужчина. — Зато вы спасли своего друга…

Собеседник больше не казался мне симпатичным. Человеческая жизнь для него всего лишь разменная монета. Он охотился на киллера, используя живых людей как наживку… Это же надо, сколько угрохали народа из-за одного мафиози!

— Что будет с ней? — Я кивнула на Ингу, которую боец приводил в чувство.

— По обстоятельствам, — мой собеседник отвернулся, — с одной стороны, за ней числится несколько трупов, с другой — она помогла нам расправиться с киллером Стеллой.

Так и есть! Как показывают в фильмах, они начнут торговаться. И не исключено, что Инга сумеет выкрутиться. Или ее наймут для грязной работы.

— Куда вас подвезти? — спросил мой собеседник, когда пауза затянулась. — На Васильевский? В квартиру Ланских?

Я огляделась по сторонам.

Только сейчас до меня дошло, что Гера, уйдя с Ингой в здание аэропорта, так и не вернулся. Если он вернется и застанет эту картину — не дай бог, заработает инфаркт! Нет, я перед ним очень виновата и не могу уехать, бросив его здесь!

— Спасибо, — ответила я довольно сухо. — Мы вернемся в город на этом микроавтобусе.

Мужчина в черном с сомнением оглядел машину ветеринарной помощи, но спорить не стал: видимо, понял по моему голосу, что это бесполезно.

Он и его спутники расселись по машинам, и через минуту вокруг наступила тишина.

И тут же из кустов напротив аэропорта выскользнула сгорбленная фигура.

Я схватилась за сердце: неужели сегодняшние приключения еще не закончились и мне придется сражаться с очередным киллером? Нет, я уже не в форме!

Правда, теперь у меня был сильный и надежный защитник в лице Бонни. Может быть, правильнее сказать не «в лице», а «в морде»? Но дог был подозрительно спокоен.

На всякий случай я подобрала тот фонарик, который служил мне оружием ближнего боя.

Таинственная фигура стремглав перебежала дорогу, приблизилась к нам… и оказалась Герой.

— Слава богу, это ты! — бурно обрадовалась я, пряча за спину злополучный фонарик. — А я уже думала, что снова придется драться…

— Ну, ты вообще даешь! — выдохнул Гера со сложной смесью обиды и восхищения. — Тебе, мать, только в боевиках сниматься!

— Ни за что! — меня передернуло ознобом. — Это я от безвыходности! На самом деле я совсем не такая… Знаешь, какой самый опасный зверь? Заяц, которого прижали к стенке! Так и я… дралась, потому что не успела вовремя убежать!

— Но вообще-то ты меня втянула в историю! — спохватился Гера. — Я уж не говорю, сколько седых волос заработал по твоей милости, но как я буду оправдываться перед режиссером? Реквизит попорчен, автобус выглядит так, как будто только что прошел по маршруту ралли Париж — Дакар…

— Ничего, ты взрослый мальчик, что-нибудь придумаешь! Ты вот лучше скажи: ты все это время так и просидел в кустах? Смотрел, как на меня по очереди нападают профессиональные убийцы, и даже не подумал прийти на помощь?

Это был правильный ход: Гера потупился, сразу забыв об испорченном реквизите, и перешел в оборону:

— Ну, ты же знаешь, какой из меня боец… Я увидел, что ты и так хорошо справляешься, и подумал, что вмешаюсь в самом крайнем случае…

— Можно подумать, что это был не крайний! — фыркнула я, почувствовав, что добилась своей цели. — Ну ладно, так и быть, я тебя прощаю! Едем в город!

— В таком виде? — Гера грустно оглядел автобус и почесал в затылке. — А если нас остановит милиция?

— Скажешь, что мы везем тяжелобольную собаку, — я кивнула на Бонни. — А еще лучше — взбесившуюся… тогда ни один милиционер не станет дальше разбираться…

Бонни недовольно зарычал: ему не понравилось, что его назвали больным, а тем более бешеным.

— Вот-вот, ты так зарычишь — и нас пропустят без лишних вопросов!

— Кстати, насчет собаки, — спохватился Гера. — Ты ведь обещала мне пекинеса, а привела это чудовище…

Я сделала вид, что не слышу.

Гера сел за руль, а мы втроем — я, Иван и Бонни — разместились сзади. Мы с Иваном устроились на скамейке, Бонни вальяжно развалился у наших ног.

Иван кутался в клетчатый плед: ночь была теплая, но после всего перенесенного его бил нервный озноб.

— Я должен тебе сказать… — начал он, когда наш автобус вырулил на шоссе. — То есть я не должен, я хочу сказать…

— Может, не надо? — усмехнулась я, заботливо укутывая его плечи.

— Нет, надо! — Он покраснел, побледнел и придвинулся ко мне поближе. — Ты знаешь, я так тебе признателен… так благодарен… ты столько для меня сделала…

— Ой-ей-ей! — вздохнула я. — Это что — выступление на торжественном собрании, посвященном моему юбилею?

— Не сбивай меня! — вскрикнул Иван. — Я и сам собьюсь! Дело в том… ты понимаешь, никто и никогда… и поэтому я тоже… ну, в общем, ты сама понимаешь!

— Нет, — честно призналась я. — Совершенно ничего не понимаю!

На самом деле я прекрасно все понимала, не сочтите меня за дуру. Однако решила не давать Ивану палочки-выручалочки, пускай выкручивается самостоятельно. Хочешь изъявить благодарность, так скажи об этом прямо, без охов, ахов, вздохов и экивоков! Вечно мы, женщины, должны приходить на помощь.

— Ты извини, — Иван помотал головой, — что-то никак не могу собраться с мыслями.

Я хотела ехидно вставить, что это его обычное состояние, но вовремя опомнилась. Человеку и правда сегодня досталось. И потом, вроде бы он умный, программу какую-то придумал, на работу в приличную фирму берут…

— Спасибо тебе, — Иван взял меня за руку, — ведь если бы не ты, они увезли бы меня…

— И в любом случае ты бы не выжил, — грустно закончила я, — даже если сердце уже не понадобилось… никому не нужен свидетель…

Его глаза потемнели, и я поняла, что болтаю лишнее.

— Жалко Бориса… — пробормотал Иван, — ну да ладно, значит, судьба… Но я, вообще-то, о другом… понимаешь…

Тут наш микроавтобус подбросило на какой-то рытвине, и я непонятным образом оказалась в объятиях Ивана. Бонни недовольно заворочался, пытаясь встать, но я пнула его ногой, чувствуя, что сейчас произойдет что-то очень хорошее. Иван не подвел, его губы прижались к моим губам.

— Вот теперь понимаю! — пробормотала я, когда у нас не хватило воздуха, и он на мгновение отстранился. — Но для большей уверенности можно повторить…

Бонни привстал и положил голову мне на колени, я тут же двинула его кулаком по носу, тогда он наступил мне на ногу всем весом. Я едва слышно застонала, и Иван понял это как призыв.

Он снова потянулся к моим губам и даже закрыл глаза в предвкушении, но вдруг между нами появилась огромная золотисто-песочная морда. И вместо того, чтобы поцеловать меня, Иван поцеловал слюнявую физиономию Бонни!

Всю оставшуюся дорогу мы просидели рядом на скамейке, а это чудовище развалилось посредине и смотрело нахальным взглядом.

«Я вас насквозь вижу! — читала я в этих глазах. — Ишь чего выдумали. Ты моя и только моя, мы будем вместе, и никто нам не нужен. Подумаешь — сводный брат! Это еще доказать нужно. Понаедут тут, наши морепродукты кушать…»

Иван все больше мрачнел, я совершенно растерялась.

В квартире было тихо, пыльно и неубрано, в последнее время я запустила хозяйство. Бонни решительно настроился портить нам жизнь, он всюду следовал за нами. Пробовали закрыть дверь — она тотчас начинала трещать под ударами огромной головы. Пробовали умилостивить его салатом из свежей каракатицы и осьминогов — негодяй только усмехался и выпускал на пол очередную порцию слюны.

— Это еще что, — вздыхала я, — что ночью будет…

Уразумев, что ночью Бонни намерен спать в моей постели, Иван озверел.

— Черт знает что! — вскричал он. — Это же просто извращение какое-то!

— Я не виновата, — вспыхнула я, — это его так приучили! Ему одиноко, он потерял хозяев…

— Та-ак… — протянул Иван. — Эй, сирота казанская, пойдем выйдем! Поговорить надо!

— Ванечка, не надо! — испугалась я. — Он тебя съест!

— Ничего, авось подавится! — мрачно пообещал Иван и закрыл передо мной дверь кухни.

«Как бы они посуду не побили!» — подумала я без напряжения, на самом деле мне было на посуду наплевать.

На кухне было тихо. Я послушала немного под дверью и удалилась в гостиную смотреть телевизор. Через некоторое время явились оба, внешне неповрежденные. Иван смотрел победителем, Бонни был тише воды ниже травы.

— Как ты с ним справился? — изумилась я.

— О, это наш секрет! — усмехнулся Иван. — А вообще-то, мы заключили с ним соглашение. Он оставляет нас в покое, а я за это везу его завтра на тот склад в Удельной, у него там сердечная симпатия появилась.

— Не может быть! — я пришла в ужас. — Бонни! Неужели тебя понравилась одна из этих грязных дворняжек? Ты с ума сошел! У нее же могут быть блохи!

Бонни посмотрел снисходительно — мол, не твоего ума дело, понимала бы что-нибудь…

— Так это из-за нее ты так рвался на этот склад? А вовсе не за тем, чтобы защитить меня? — догадалась я. — Ну ты и прохвост!

Бонни сделал вид, что сильно смущен, и прикрыл голову лапами.

Мы с Бонни направлялись на продуктовый рынок. С некоторых пор это был наш обычный маршрут поздним утром, когда Иван давно уже на работе. Хотя Иван всячески настаивал, чтобы я ни в чем не отказывала несчастной осиротевшей собаке и покупала догу все, к чему он привык, — элитный сухой собачий корм и свежие морепродукты, я решила потихоньку переводить пса на обычное питание. Ничего с ним не сделается, если поест мяса с кашей! Витамины нужны — овощей туда добавим, морковку пускай погрызет, рыбий жир в аптеке купим.

— Так-то, Бонечка, — приговаривала я, — у меня ты быстро от своих богатеньких привычек отучишься! И нечего так смотреть, иные собаки и того не имеют!

Все это говорилось мною исключительно для Ивана, поскольку Бонни в смысле питания оказался очень покладистым, ел что дают, быстро проникшись новым положением. Подозреваю, что Иван тайком подкармливал его морепродуктами, но застукать их за этим делом я никак не могла.

Итак, мы шествовали на Андреевский рынок, где продавец по имени Ахмет оставлял нам мясо подешевле. Ахмет очень хорошо относился к Бонни, дог, когда хотел, умел понравиться. Была и вторая причина: обратно Бонни сам нес сумку с мясом и овощами, я такие тяжести таскать не нанималась.

— Васенька! — вдруг услышала я, но не оглянулась — наверное, мальчишку какого-нибудь зовут или кота.

— Вася, Василиса! — позвал снова женский голос.

Бонни в это время, несмотря на внушительные размеры, шустро юркнул в проем между ларьками с самым заинтересованным видом. Крысы у них там, что ли?

Я оглянулась и увидела, что ко мне спешит маленькая тетя с кривоватыми, как у французского бульдожки, ногами. На тете был скромненький летний костюмчик серого цвета из того дешевого непонятного материала, который моя бабушка когда-то давно называла «маргарин с лавсаном». И еще шляпка — серая панама с вышитой сбоку розой. Шляпку я узнала — она валялась у нас в доме на комоде в коридоре, Альбина надевала ее, когда шла в сад, ей вредно было долго находиться на солнце с непокрытой головой. Во всяком случае, она так утверждала.

С некоторым удивлением я узнала и саму Альбину. Где тщательно уложенные волосы? Где томный и вместе с тем повелительный взгляд? Где зычный голос, вроде бы и по-доброму скажет: «Васенька, детка, не принесешь ли ты мне стаканчик соку?» — а попробуй откажи или попроси немного подождать, так дело повернет, что два дня потом возле нее скакать будешь. Так что, услышав знакомые визгливые интонации, я все бросала и неслась выжимать сок — эта ведьма признавала только натуральный, из свежих фруктов.

— Васенька, — Альбина подбежала ко мне запыхавшись и схватила за руку, — как же я рада тебя видеть!

Новое дело! Не она ли недавно выкрикивала мне всякие гадости, называла приблудной кошкой и подкидышем? Не она ли топала ногами и визжала вовсе что-то несуразное? Что за странная метаморфоза! Медведь в лесу умер, что ли?

Неужели я так плохо выгляжу, и она от жалости… Чушь собачья, Альбине чувство жалости несвойственно. И потом, приглядевшись, я сообразила, что сама-то Альбина выглядит не блестяще.

Этот дешевенький костюмчик, суетливые движения, эти искательные заглядывания в глаза… И что она делает на продуктовом рынке, хотела бы я знать? Да полно, уж не покупает ли она сама здесь продукты?

Так и есть, поскольку я заметила у нее в руках сетку, из которой торчал рыбий хвост и свекольная ботва.

Огромная голова тихонько боднула меня в бок.

«Одно твое слово, — прочитала я в глазах Бонни, — и я перекушу ее пополам».

«Повремени пока, — я незаметно сжала ему загривок, — послушаем, что она скажет…»

— Собачка! — Альбина слегка отпрянула, увидев Бонни во всей красе. — Это твоя?

— Угу, — нелюбезно ответила я, — это бордосский дог, очень свирепый.

Хотелось добавить, что питается он исключительно интеллигентными женщинами средних лет, как называла себя Альбина раньше, но я промолчала. Потому что насчет интеллигентности полное вранье — я прекрасно помню, что она орала мне с лестницы в последнюю нашу встречу. Да и насчет средних лет тоже преувеличение, то есть приуменьшение — сейчас было видно, что возраст у Альбины приличный.

— Мы вообще-то по делу идем, — буркнула я, — за мясом. Сами понимаете, если его вовремя не накормить, может и на человека броситься.

После такого прозрачного намека любой человек должен был бы повернуться и бежать от нас без оглядки. Но Альбину обуревали более сильные чувства, во всяком случае, перспектива быть съеденной заживо ее не слишком взволновала.

— Дорогая! — Она оттолкнула слегка оторопевшего Бонни и снова взяла меня за локоть. — Ты не представляешь, что у нас случилось!

— Да я…

Я хотела сказать, что ничего не знаю и знать не хочу, но Альбина затараторила быстро-быстро, чтобы я не успела вырвать свою руку и уйти:

— Эта выскочка, эта приблудная девка полностью забрала Володечку в руки! Он смотрит ей в рот, он ничего не может решить без нее! Она влезла в нашу семью тихой сапой, тайком, подколодной змеей вползла и в дом, и в его сердце!

— Короче! — Я вырвала свою руку. — Мне неинтересно про них слушать!

— Васечка, дорогая! — В голосе Альбины послышались слезы. — Ты не представляешь, что она мне наговорила! Будто бы я всю жизнь сидела на шее у Володечкиного отца, а потом пересела на его шею. И что она не позволит мне этого делать и дальше, поскольку родится ребенок, и все, что принадлежит Володе, он должен отдать им — жене и сыну.

— Она вроде бы еще не жена… — против воли вырвалось у меня.

— Вот именно! — обрадовалась Альбина. — Я ей так и сказала. Тут-то все и началось.

Да уж, думала я, второй такой дуры, чтобы приносила тебе кофе в постель и выполняла все твои капризы, больше в природе не найдешь. Ты-то небось думала, что, если поможешь сыну избавиться от меня, он из благодарности станет и дальше тебя содержать как королеву. Ан нет, оказалось, что чувство благодарности Володечке чуждо. Верность, честность, благородство и благодарность — это вообще слова не из его лексикона.

— Это все она, злодейка! — Альбина прослезилась и аккуратно промокнула глаза платочком. — Если бы не она, мой мальчик никогда бы не сделал этого…

И только я хотела спросить, что же с ней все-таки сделали, как Альбина выпалила:

— Можешь себе представить, эти сволочи выпихнули меня в коммуналку!

— Да ну? — весело удивилась я. — В ту самую комнатку, которую вы прочили мне?

Я даже ощутила к Ольге некоторое уважение: и как это ей удалось? Альбина — тот еще фрукт, Ольга совершенно правильно описала ее характер. Своего пасынка Альбина Витальевна, конечно, не любила, но вовремя сообразила, что лучше ей жить с ним в мире и согласии, тогда все ее материальные проблемы будут решены. Со мной этот номер у нее прошел легко, но вот со следующей невесткой дело застопорилось.

— Она сказала, что мы с Вовой всегда были чужими людьми и что никаких моральных обязательств у него передо мной нету… — тяжко вздохнула Альбина.

Однако! Хорошо устроился мой бывший муженек, всю неприятную работу делают за него другие. Но сочувствия к Альбине я все равно не испытывала.

Бонни снова толкнул меня в бок и даже прихватил тихонько руку — мол, скоро ты закончишь? Мне эта тетя ужас как надоела…

— Альбина Витальевна! — вклинилась я в поток жалоб. — Что вы конкретно хотите от меня?

— Ну отчего же такой сухой тон? — по инерции заныла она. — Мы же всегда с тобой были на дружеской ноге…

Она посмотрела мне в глаза и прочла в них такое, что осеклась на полуслове.

— Мы должны с тобой объединиться, — зашептала она, оглянувшись по сторонам, — и отсудить у них дом. Можно оформить соглашение нотариально, чтобы потом не возникло никаких проблем между нами. Это хорошо, что я тебя встретила!

Ого, да она все обдумала! Снова будет мешать мне жить, присосется как пиявка.

— Ни о каких объединениях и соглашениях между нами не может быть и речи! — твердо сказала я. — Но я согласна с вами, что мне нужно определяться с жильем и разводом. Займусь этим в самое ближайшее время. И счастливо оставаться!

— Но… подожди же! — кинулась Альбина за мной, но Бонни развернулся всем корпусом и рыкнул так громко, что продавщица ближайшего ларька испуганно задвинула окошко. Альбину как ветром сдуло.

«Зря ты мне не позволила ее покусать…» — вздохнул Бонни.