Черный кот в мешке, или Откройте принцу дверь! Александрова Наталья

Я открыла дверь и отступила назад.

Гость держался очень робко, протиснулся в прихожую и переминался на коврике возле дверей, так что я могла его внимательно разглядеть.

Пожалуй, он был моложе Бориса, может, немного за тридцать, хотя запущенный вид и ужасная прическа его старили. Вообще, на мой взгляд, ничто так не портит мужчину, как плохая стрижка.

Но и помимо этого в его внешности хватало недостатков: короткие, ужасно мятые штаны какого-то немыслимого цвета, из-под которых торчали серые носки из дешевого трикотажа. Жуткая джинсовая курточка, несвежий воротничок рубашки… единственное, что мне понравилось в странном госте, — в нем не было наглой мужской самоуверенности, которую я на дух не выношу. И еще — Бонни, похоже, ничего против него не имел. На всякий случай дог стоял рядом со мной, так что я ощущала его молчаливую поддержку, но не рычал, не скалился и вообще никак не демонстрировал неприязнь к незнакомцу. А Бонни, насколько я успела понять, разбирается в людях.

— Ну что — так и будете стоять на пороге? — осведомилась я ворчливым голосом.

— Да… нет… если можно, я войду…

— Да уж все равно вошли! Значит, вы — брат Бориса?

— Сводный, — выдавил из себя он, и во мне сразу окрепли успокоившиеся было подозрения. Братья бывают родными или двоюродными, а тут еще какой-то сводный…

— Как это? — не слишком вежливо спросила я.

— Понимаете, мамы у нас были разными, а отец один, — с готовностью объяснил незваный гость. — Мы в детстве мало общались, потому что его мама, Бориса, мою маму не очень любила… То есть даже очень не любила…

Это я понимала. Очень хорошо понимала. Я вот тоже ненавижу эту самую Ольгу, которая увела у меня мужа. Я прислушалась к себе и поняла, что ее-то как раз я ненавижу меньше всего. Ну, наглая такая девица, приехала в большой город, надо же как-то жизнь устраивать! Вот она и положила глаз на перспективного сотрудника. Ведь это он обманывал меня больше года, он со своей мамочкой собирался лишить меня всего и выпихнуть в коммуналку…

— Я, пожалуй, пойду! — вдруг заторопился лохматый тип. — У вас лицо такое, вижу, что вы мне не верите, еще милицию вызовете…

— А вы что — милиции боитесь? — поинтересовалась я. — У вас совесть нечиста?

Он посмотрел грустно, сразу стало понятно, что он боится всего — скандальных соседей, хамских пассажиров в общественном транспорте, темных подъездов, глухих переулков и личностей неопределенного пола, внезапно вылезающих из щели в заборе и просящих закурить. И милиции он боится не потому, что совесть нечиста, а просто так, как говорится, до кучи.

Бонни переступил с ноги на ногу и нетерпеливо вздохнул, потом взглянул на меня.

«Не валяй дурака, — говорил его взгляд, — видишь же, человек безобидный, не вор, не грабитель. И я с тобой!»

Я согласилась с Бонни, что тип, конечно, со странностями, но неопасный. С другой стороны, если бы он был настоящим братом, хотя и сводным, то не преминул бы поинтересоваться, кто я такая и что делаю в квартире его родственников?

— Да подождите вы! — сказала я, видя, что лохматый прихватил свой рюкзачок неопределенно-болотного цвета и нашаривает за спиной ручку двери. — Вот куда вы пойдете? Сами же сказали, что приехали — откуда, не расслышала?

— Из Владимира, — сообщил лохматый, — ночным поездом…

— Как же вы с Борисом Алексеевичем не состыковались? Они только вчера отдыхать улетели…

— Я… вы извините, можно водички попить? — спросил гость.

Начинается! Сначала водички попить, потом накормить с дороги, а потом выяснится, что ему ночевать негде! И ведь правда негде! Он ведь к брату в гости приехал!

Тут Бонни ощутимо боднул меня головой в бок.

— Ну хорошо, — я с усилием сделала приветливое лицо, — пойдемте на кухню, чаю выпьете с дороги.

Лохматый бросил свой рюкзачок и обрадованно потрусил за Бонни на кухню. Этот-то зачем торопится? Он уже завтракал!

На кухне незваный гость скромно устроился в уголке, а Бонни нахально развалился посередине, я только потом разгадала его тактику. Я достала из буфета печенье, конфеты, потом подумала, что лохматый, очевидно, голоден, выложила на дощечку батон и углубилась в холодильник. Вытащила оттуда масло, сыр, подумала и добавила копченую лососину и ветчину.

Чай я завариваю отлично, это даже Альбина признавала. Никаких пакетиков, хороший листовой чай, надо положить в чайник побольше заварки, потом долить водой на две трети, дать настояться — дома у меня для этой цели был собственноручно сделанный ватный петух — и потом долить кипятком дополна.

Лохматый деликатно взял из вазочки самое маленькое печеньице и стал размешивать чай, причем, что характерно, сахар в чашку не положил.

— Вы бутерброды кушайте! — Я отвернулась за вторым ножом, а когда взглянула назад, то увидела, что лохматый уронил на пол кусок масла. Он страшно засмущался, вскочил и уронил тарелку с ветчиной. Я метнулась вперед, успела подхватить тарелку, но два куска ветчины шлепнулись на пол. То есть не на пол, а в услужливо распахнутую пасть бордосского дога, напоминающую раскрытый чемодан. Эта махина нарочно разлеглась на дороге, чтобы все об него спотыкались и роняли на пол что-нибудь вкусненькое.

— Простите! — Лохматый непритворно расстроился. — Я не нарочно.

— Конечно, не нарочно! Это вон Бонни хулиганит! Не смей отнимать у гостя еду! — прикрикнула я.

Бонни усовестился и прикрыл голову лапами. Лохматый тип совсем скис и дрожащей рукой взял чашку. Я ожидала, что либо чашка сейчас выскользнет у него из рук, либо ручка у чашки отвалится сама по себе, либо как раз в этот момент произойдет подземный толчок невиданной силы, словом, так или иначе, чаю мой гость не попьет. У таких людей вечно что-то случается — в самый неподходящий момент развязывается шнурок, и они растягиваются на пути бегущей к поезду толпы людей. Кепочку с их головы ветер срывает точно посредине моста, и она падает в реку.

Именно такие люди застревают в дверях вагона метро — голова внутри, а тело снаружи. Только на них падают с балкона цветочные горшки — все остальные спокойно идут мимо. Бьюсь об заклад, что с билетом на поезд у этого типа точно вышла накладка. Или он пришел на пятый путь, а поезд уходил со второго.

Одним словом, передо мной сидел классический растяпа и неудачник.

Я мягко отняла у него чашку, насыпала туда три ложки сахара и размешала. Под моим наблюдением лохматый отхлебнул из чашки и зажмурился от удовольствия — стало быть, с сахаром угадала. После чего я сама намазала булку маслом и положила кусок рыбы, не обращая внимания на страстные вздохи Бонни. Я вовремя пододвигала гостю новые бутерброды и подливала чай, подсовывала салфетку, следила, чтобы посуда не оказывалась в опасной близости от края стола. Ногой я непрерывно отпихивала Бонни — наглый пес порывался встать и положить голову на стол.

Прошло минут сорок, я за это время устала так, как будто перелопатила гору земли величиной с пятиэтажный дом. Наконец гость заявил, что сыт и очень мне благодарен. Он съел восемь бутербродов, триста граммов печенья и выпил три чашки чаю, но кто считает? Тем более не свое…

Видя, что на столе пусто, Бонни поскучнел и удалился.

— Так отчего же вы приехали не вовремя, Иван… Алексеевич? — Я решила, что самое время приступить к расспросам.

— Понимаете… — он смущенно потупился, — Борис давно меня звал. Когда отец умер, я ему написал — так, мол, и так. И получил ответ достаточно резкий… Ну, что делать? А в прошлом году он мне письмо прислал. Извинялся и, вообще, сказал, что делить нам нечего, родителей давно нет, и мы можем общаться как братья…

— А отчего же вы приехали только сейчас, а не в прошлом году? — не унималась я.

Виданное ли дело — ехать наугад, как будто при царе Горохе живем! Это тогда всю жизнь на одном месте сидели, и связи никакой не было, кроме почтовых голубей и сапог-скороходов! А теперь все-таки телефон и телеграф есть…

— А я это письмо только недавно получил… — заявил этот тип.

Ну, знаете ли! Хоть почта у нас и работает из рук вон плохо, однако про такие немыслимые сроки получения письма я не слышала. Ты ври, да не завирайся!

Очевидно, эти мысли отразились на моем лице, потому что подозрительный гость порылся в карманах, причем я вовремя успела убрать с его дороги пустую вазочку из-под печенья, и вытащил на свет божий пачку бумаги. Он сдвинул чашки и разложил мятые клочки на столе. Я с удивлением поняла, что это письмо, вернее, остатки от него. Лохматый тип, которого я твердо считала еще и ненормальным, аккуратно раскладывал на столе свой мусор. Стали видны слова, написанные твердым мужским почерком:

«Дорогой брат, прости меня за глупое и жестокое письмо, во мне говорила обида моей матери…»

Дальше нужный кусок отсутствовал, потом строчки были затерты или залиты чем-то жирным. Зато подпись в конце письма я разобрала: «Борис Ланский». И закорючка.

— Отчего же вы храните письмо брата в таком странном виде? — спросила я.

Взгляд гостя показал, что он вполне оценил мой сарказм.

— Понимаете… — он отвел глаза, — тут вышла такая история…

Так я и знала! Даже письмо не может получить как все люди!

— Это письмо пришло на адрес моей жены… Бывшей жены, — произнес гость.

Вот интересно! Неужели нашлась женщина, которая взяла этого недотепу в мужья? Хотя что это я, некоторым дамам так замуж хочется — готовы за кого угодно пойти. Опять же, любовь зла, полюбишь и такого… Хотя козлом я бы его все же не назвала.

— То есть я раньше тоже там жил, — тянул этот несуразный тип, — вот Борис и написал туда. Другого-то адреса у меня не было, я квартиру снимал то тут то там…

Стало быть, жена его выгнала. Логично! Терпение у нее лопнуло, я бы на ее месте тоже так поступила. Хотя я бы на ее месте за такого никогда не вышла. Надо же хоть немного в людях разбираться, сразу видно, что муж из него никакой!

Тут я опомнилась и сообразила, что не мне бы такое говорить. Я сама шесть лет считала свой брак безоблачным, а что оказалось? Этот хоть квартиру жене оставил…

— Понимаете, моя жена… в общем, она письмо прочитала и выбросила…

Однако! Как же женщина должна ненавидеть бывшего мужа, чтобы выбросить такое важное письмо! Что он ей сделал?

— Как же оно к вам попало? — спросила я, заметив, что мой собеседник уставился с мрачным видом в одну точку.

— А? — Он очнулся от невеселых дум. — А его девочка нашла, соседка. Я ей компьютер чинил и вообще научил с ним обращаться, вот она и подумала, что письмо мне понадобится.

Вот отчего письмо в таком виде — благодарная девчонка вытащила его из помойного бака!

— Мы встретились случайно — ну вот, я и получил от брата весточку.

Тут все остальные мысли заслонило возмущение! Как он смеет класть на стол письмо из помойки! Да на нем же микробов туча!

Бонни явился на кухню.

«Чего это вы тут сидите? — говорил его взгляд. — Делать-то на кухне все равно уже нечего…»

— Вы не думайте… — заторопился неряха, собирая свои бумажки, — я не просто так приехал к брату на хлеба.

Именно так я и подумала, мысли мои он читает, что ли?

— Я, может быть, работу получу. Или денег заплатят хоть немного…

— Как это? — Я недоверчиво подняла брови.

Что он несет? Кому это в наше время платят деньги просто так?

— Понимаете, я, вообще-то, программист. Но не люблю в присутствие ходить — там шумно, отвлекаешься все время…

Он так и сказал — в присутствие. Сразу видно, что никогда в офисе не работал. Не любит ходить на работу, а кто любит-то?

— Так что я предпочитаю дома работать…

Угу, я тоже последние несколько лет дома работала. Как вол, между прочим. Только денег мне за это не платили, по-другому отблагодарили. Получила по полной, накушалась этой благодарности под завязку.

— Опять у вас такое лицо, — огорчился Иван. — Не верите, думаете, сочиняю я…

— Что тут думать! — рассердилась я. — Тут и думать не надо, все видно! Уж простите, вид у вас не слишком преуспевающий…

Он с удивлением себя оглядел, потом покраснел, и мне стало стыдно. Что я набросилась на человека? Какое мне вообще до него дело?

— Мне одному-то много не надо… — он вдруг еще больше взлохматил свою шевелюру, — просто интересно было кое-что сделать… Вы, конечно, не специалист…

И снова верно: компьютером я владею на уровне очень слабого пользователя, в свое время освоила пару-тройку бухгалтерских программ, на этом мои познания заканчиваются.

— В общем, я разработал программу поиска… вам неинтересно… И выставил ее на сайт. И мне пришло приглашение в компанию «Спейс»… У них тут представительство…

Он снова порылся в карманах и протянул мне какую-то мятую бумажку. Там было напечатано, что Ланского Ивана Алексеевича приглашают явиться на собеседование в офис компании «Спейс» 18 июня в одиннадцать часов по адресу…

Судя по адресу, компания располагалась в приличном месте.

— Крупная компания? — спросила я.

— Очень известная, — подтвердил Иван.

— А с чего вы взяли, что вам там работу предложат?

— А они вроде хотят мою программу купить!..

— И почем нынче программы? — осторожно поинтересовалась я, чтобы этот несуразный тип не подумал, что я хочу наложить лапу на его денежки.

— Я точно не знаю, как сторгуемся… — он смущенно улыбнулся, — но дорогу оправдаю, и тут не придется у Бориса на шее сидеть.

— Так-так… — медленно протянула я, — и вы, простите, собираетесь в этой вот курточке завтра на собеседование идти?

— А у меня больше ничего нет. — Он недоуменно развел руками. — А в чем дело?

— А в том, — рассердилась я, — что в таком виде вас в приличную компанию и на порог не пустят! Охрана с порога отфутболит! А если по недосмотру и пропустит, то дальше секретарши не дойдете! А уж если вам неслыханно повезет, то примет вас младший менеджер, начальства не видать вам как своих ушей. А младший менеджер ничего не решает. Вот он и будет вас по полной программе мариновать — зайдите на недельке, да еще ничего не ясно… Пока вам это хождение не осточертеет и вы в свой Владимир обратно не уедете. Кстати, отчего вы в Москву-то не поехали? Ведь ближе…

— Да вот хотел двух зайцев убить, брата повидать заодно…

Двух зайцев! Да он и в одного-то никогда не попадет, заяц скорей сам его подстрелит!

— В общем, так! — сказала я решительно, чувствуя, как в моей душе поднимает голову домашняя хозяйка и жена. — В таком виде я вас никуда не пущу!

— А что будете делать? — Он даже попятился.

— В порядок вас приводить буду! Марш в ванную!

Он втянул голову в плечи и подчинился.

Сначала я его подстригла. И между прочим, неплохо. Стричь и причесывать я научилась еще в школе — когда считаешь копейки, лишние деньги в парикмахерскую не понесешь. Так что я натренировалась на бабушке и на соседских близнецах — Ваньке и Таньке. Они росли, а я постепенно совершенствовалась, так что Ваньке к пятнадцати годам выстригла модную «площадку», а Таньку вообще стригла так хорошо, что даже мама ее школьной подружки умоляла дать ей адрес Танькиного парикмахера.

Когда на пол упали лохматые космы, обнаружилось, что у Ивана высокий чистый лоб и беззащитный трогательный затылок. Серые глаза смотрели приветливо и чуть виновато. Как заправский парикмахер, я сделала ему еще на лицо компресс из намоченного в горячей воде полотенца. Лицо разгладилось, глаза заблестели. Я выщипала из бровей несколько лишних волосков, что Иван вытерпел стоически, и помассировала страдальцу шею, сказав, что с лицом пока закончили. Пока он мылся, я произвела ревизию гардероба его брата. Надо сказать, что одевался старшенький неплохо, тут Нелли оказалась на высоте. Шкаф в спальне был аж четырехстворчатый, абсолютно симметрично поделенный на две половины — мужскую и женскую.

На женскую половину я и не сунулась: еще потом скажут, что вещи пропали, а с мужской одеждой братья сами разберутся — родная все-таки кровь.

На плечиках висело штук семь костюмов и еще пиджаки и брюки. Отдельный кронштейн занимали рубашки, больше всего там было голубых разного оттенка, но попадались и серые, и белые, и кремовые. Рубашки были дорогие, хорошей фирмы, когда-то я покупала такие своему мужу. Все было тщательно выстирано и отутюжено, никаких заломов на воротнике и манжетах.

Неужели Нелли сама занимается домашним хозяйством? Что-то не похоже. Нет, она не произвела на меня впечатление белоручки, что-то было в ней, какой-то твердый стержень, такая горы свернет, если нужно. Но квохтать возле мужа не станет, уж это точно. Наверно, домработница постаралась.

На полках аккуратной стопкой лежало белье и носки в специальной пластиковой корзинке. Надо будет взять на вооружение, а то Володькины носки вечно валяются по всему шкафу. Бегать они умеют, что ли?

Тут я осознала, что Володьки у меня больше нет, а стало быть, и заботиться о его носках больше не надо. В первый момент в сердце ворохнулась радость, но потом по аналогии я вспомнила прощальный скандал и то, как убегала ночью из дома, которому отдала частичку души, и как цветы грустно качали головами, прощаясь со мной навсегда.

— Василиса, — толкнулся в дверь Иван, — что сейчас надеть?

Он был завернут в белую купальную простыню, как римский патриций в тогу.

Я сунула ему белье — новую упаковку — и протянула спортивный костюм, который хозяин, очевидно, использовал как домашний.

— Выбирайте одежду на завтра! — я раскрыла шкаф пошире.

— Мне бы чего попроще… — заныл Иван, — свитерок… или курточку…

— Вы что — костюмов никогда не носили? — тут же рассвирепела я. — Тогда что уж тут свитерок, идите прямо в тренировочных штанах. Удобно и практично! Только на работу не примут!

— Ну хорошо, хорошо… — он отступил, глядя на меня затравленными глазами, — все будет как вы хотите, только не ругайтесь…

Тут подкравшийся неслышно Бонни дернул за край простыни, Иван охнул, я отвела глаза и рассмеялась.

Спать легли рано, Бонни пытался пристроиться у меня на кровати, но я была начеку и шлепнула его полотенцем, он поворчал немного и затих на полу.

Утром я выбрала темно-серый костюм в тонкую неявную полоску, к нему бледно-голубую рубашку и бордовый галстук. Пока Иван брился старой бритвой, найденной мной в ящике кухонного стола, я чуть подгладила рубашку и сняла две пылинки с пиджака. Костюм оказался впору, только брюки чуть широки в поясе, мы утянули их ремнем. В таком прикиде Иван стал очень похож на брата — та же походка, глаза, поворот головы… Борис Алексеевич посолиднее, потяжелее, что ли… А впрочем, я мало его видела.

Я отогнала Бонни, пытавшегося обтереть слюну о серые брюки в полоску. Что за несносная собака!

Даже ботинки Бориса оказались Ивану впору. Напоследок я велела ему ни в коем случае не соглашаться сразу на ту цену, что предложат за программу. Взяв с Ивана честное слово, что он будет торговаться и набавлять цену, я отпустила его. Он помахал мне рукой с улицы — такой приличный мужчина, элегантный даже. Немножко строго для собеседования, слишком официально, но ему идет.

Можно считать, что я сделала доброе дело. Что ж, потом зачтется…

По пятой линии Васильевского острова неторопливо брела высокая пожилая женщина с большой сумкой на плече — скорее всего, почтальон или курьер. Она принадлежала к тому типу людей, кого обычно не замечают случайные встречные и прохожие. Спроси через минуту после встречи с ней — как выглядела женщина, с которой ты только что столкнулся нос к носу? — и прохожий удивленно переспросит: «Какая женщина? Не было никакой женщины…»

Неприметная особа почти поравнялась с зеленовато-голубым домом. Дом был старый, наверное, еще восемнадцатого века, но очень хорошо отремонтированный, и смотрелся просто замечательно — лепные карнизы, плоские белые пилястры по бокам подъезда.

Женщина замедлила шаги, и в этот момент дверь старинного особняка распахнулась, и на улицу вышел высокий худощавый мужчина в сером костюме.

Пожилая женщина очень хорошо владела собой и ничем не выдала своего удивления. А повод для удивления был, да еще какой!

Ведь она своими глазами видела его труп на шоссе возле Марселя!

Неужели она допустила ошибку? Неужели утратила свое мастерство? Или она столкнулась с какими-то могущественными, враждебными ей силами?

Она присмотрелась к мужчине в сером костюме и вздохнула с облегчением: конечно, это не он. Хотя, безусловно, есть сходство, но этот человек моложе Бориса Ланского, да и лицо его заметно отличается. Да и движения… в них нет спокойной уверенности Бориса, он какой-то нервный, дерганый…

Но это значит…

Это значит, что ей удивительно повезло.

Таких совпадений просто не бывает. Если этот человек выходит из дома, где жил Борис, и если он так на него похож — значит, это тот самый человек, которого она ищет. Тот человек, ради которого она снова прилетела в Петербург. Последний человек в ее списке.

Впрочем, это не просто везение. Она плела свою сеть долго и упорно, раскидывала ее по всему миру, прислушиваясь к тому, как дергаются неприметные ниточки, когда в них запутывается очередная муха. И вот ее упорство вознаграждено.

Долгая, трудная работа подходит к концу.

Мужчина в сером костюме махнул рукой проезжающей машине, сел в нее и уехал.

Но пожилая женщина нисколько не расстроилась: раз он попал в поле ее зрения, то уже никуда не денется. Ей нужно только следить за этим домом — он непременно сюда вернется.

На этот раз я не допустила вчерашней ошибки и сразу после завтрака включила для Бонни телевизор. Пес улегся на ковре, внимательно уставившись на экран, а я отправилась запускать стиральную машину. Но едва я приступила к этому увлекательному занятию, как из гостиной донесся душераздирающий вой.

Я бросилась туда и увидела Бонни, который то катался по ковру, то вдруг неподвижно застывал, подняв морду, и испускал леденящие кровь завывания.

— Бонни! — воскликнула я в ужасе. — Что ты вытворяешь? Ты заболел?

Я подошла ближе, чтобы пощупать ему лоб, как ребенку, я понятия не имела, что нужно делать с больной собакой. Бонни отшатнулся, он даже рыкнул на меня грозно, потом снова завыл.

— Бонни! — строго сказала я. — Если это игра, то вспомни о соседях! Такие звуки не каждый выдержит…

Но пес никак не реагировал на мои слова, он только завывал все громче и все тоскливее.

Что с ним? Неужели он заразился бешенством? Тогда мои дела плохи! Он набросится на меня, покусает, и я тоже заболею… Или у него случилось нервное расстройство от телевизионных новостей? Не зря же говорят, что много смотреть телевизор вредно…

Я машинально бросила взгляд на телевизионный экран… и застыла как громом пораженная.

На экране демонстрировали фотографии двух человек — мужчины и женщины. Причем если женщина была мне совершенно незнакома, то мужчину я сразу узнала, несмотря на плохое качество снимка.

Это был Борис Алексеевич Ланский, тот самый человек, который всего два дня назад в этой самой квартире инструктировал меня по поводу привычек Бонни.

Я вслушалась в голос за кадром.

…Удалось выяснить личность двух россиян, погибших в автокатастрофе на шоссе неподалеку от Марселя. Это Борис Алексеевич и Нелли Владимировна Ланские, туристы из Санкт-Петербурга…

— О господи! — выдохнула я и без сил опустилась на ковер.

Я плюхнулась прямо рядом с Бонни, и он тут же уткнулся мордой мне в колени. Его ужасный вой стал тише, перешел в едва слышные подвывания и самые настоящие всхлипывания.

Он всхлипывал совершенно как человек, как страдающий ребенок, и я с изумлением увидела, как по его устрашающей морде сползает слеза…

Не знаю, как уж Бонни понял, что случилось с его хозяевами, но одно знаю точно — он был очень к ним привязан… по крайней мере к хозяину, и теперь переживал самое настоящее, человеческое горе.

— Что же делать?.. — проговорила я, обняв огромную башку. — Что же теперь делать?

Конечно, для меня этот вопрос имел совершенно другой смысл, чем для Бонни: я с его хозяином была едва знакома, но мое положение в этой квартире, и так-то довольно сомнительное, после их смерти стало уж совсем шатким. Стоит здесь появиться какому-нибудь представителю власти — и меня тут же выпроводят вон…

А что тогда будет с Бонни? Кто будет за ним присматривать, выводить его на прогулки, включать для него телевизор и следить, чтобы он не писал на статую Фемиды?

Я снова машинально взглянула на экран.

Там опять показывали фотографии погибших супругов, диктор рассказывал душераздирающие подробности катастрофы… но я изумленно уставилась на фотографии.

В первый момент я была так поражена самим фактом гибели Ланских, что не обратила внимания на одну удивительную вещь.

Если мужчина на фотографии являлся, несомненно, Борисом Алексеевичем, я сразу узнала его, несмотря на плохое качество снимка, то женщина была мне совершенно незнакома.

Это была не Нелли Ланская. Во всяком случае, это вовсе не та женщина, с которой я встречалась два дня назад на Василеостровской, не та женщина, которая подробно инструктировала меня по поводу привычек Бонни — говорила, что он любит морепродукты и подвижные игры, особенно в мяч.

Конечно, я общалась с ней совсем недолго, от силы полчаса, но я все же не страдаю тяжелой формой склероза или выпадением памяти и довольно хорошо запомнила лицо своей собеседницы. Это была высокая, худощавая, коротко стриженная брюнетка с узкими, едва тронутыми помадой губами.

Сейчас же с экрана на меня смотрела блондинка с круглым лицом, хранящим следы постоянного раздражения и какой-то врожденной обиды на весь мир. Полные губы были капризно поджаты, лоб пересекала недовольная складка.

Так или иначе, это была совершенно другая женщина, вовсе не Нелли Ланская…

Да, но эта фотография наверняка взята из документов погибшей! То есть как раз это и есть Нелли…

Кто же тогда была та дама, которая разговаривала со мной?

Теперь до меня окончательно дошло, что та дама вела себя очень странно. Почему она встретилась со мной не у себя дома, а на нейтральной территории? Почему не повела знакомить с Бонни и со своим мужем? Почему так настаивала, чтобы я сослалась на какую-то неведомую Алевтину Романовну?

Я окончательно запуталась.

Допустим, она не хотела идти домой к Ланским, потому что она — вовсе не она, то есть не Нелли, и ей нельзя было встречаться с мужем… то есть с Борисом Алексеевичем… Но тогда для чего ей понадобилось, чтобы я устроилась на эту работу?

Теперь стало ясно, отчего меня, незнакомого человека с улицы, привели в дорогую квартиру и оставили тут на две недели полной хозяйкой. Ей, ненастоящей Нелли, было, в общем-то, наплевать, что станет с имуществом, ее волновало, уедут ли хозяева или нет, для того она и нашла меня. Ей сгодилась бы любая или любой. А хозяина успокоили поручительством какой-то Алевтины Романовны. Очевидно, он ей целиком и полностью доверял.

Все ясно, что ничего не ясно. Кто эта женщина, выдававшая себя за Нелли? И самое главное: что мне сейчас делать?

Бонни все еще тихонько поскуливал. Он обслюнявил мне всю одежду, но я не возражала: во-первых, я очень сочувствовала его горю и во-вторых, была рада уже тому, что он прекратил громко завывать.

По телевизору пошел другой сюжет, об очередном тайфуне в Юго-Восточной Азии. Я машинально приглушила звук.

Все же, что мне теперь делать?

После смерти Ланских у меня не было никакого права находиться в их квартире. Но и деваться было тоже некуда.

Тут мне пришло в голову, что Иван в отличие от меня действительно является родственником Бориса Алексеевича…

Если он, конечно, тот, за кого себя выдает!

Мне стало стыдно: я теперь уже никому не доверяю! Как раз Иван — человек, совершенно неспособный на такую наглую ложь. Я вспомнила его беззащитные глаза и трогательный затылок…

Впрочем, все это — эмоции, их, как говорится, к делу не подошьешь, а есть ведь и более конкретные доказательства. Он показывал мне свои документы, а самое главное — он на самом деле похож на Бориса Алексеевича. Допустим, паспорт можно подделать, но как подделаешь эти глубоко посаженные серые глаза? И поворот головы, и улыбку…

Но даже если он действительно брат хозяина, имеет ли он право жить в его квартире?

Я очень плохо разбираюсь в юридических вопросах и понятия не имею, является ли сводный брат законным наследником. Правда, я слышала, что в любом случае в наследство можно вступить не раньше чем через полгода после смерти владельца… То есть нас вместе с ним выпроводят прочь из этой квартиры!

Бонни шумно вздохнул и лизнул меня огромным шершавым языком. Я почувствовала себя так, как будто попала под проливной дождь.

— Ну ладно, перестань! — проворчала я, тем не менее обнимая его за шею. — Не бойся, я не оставлю тебя без присмотра!

Мне не раз случалось видеть нищих, которые просят милостыню с собаками. Среди этих собак попадались крупные и иногда даже породистые. Они выглядели всегда жалкими, больными и какими-то заторможенными — наверняка им дают какое-то успокоительное, чтобы не создавали проблем… И долго ли эти собаки живут в таких условиях?

Неужели Бонни ждет такое же ужасное будущее?

Нет, поклялась я себе, такого я ни за что не допущу!

Иван вышел на улицу, улыбаясь глупой счастливой улыбкой.

Он даже не ожидал, что все так хорошо сложится!

Да нет, на самом деле он всегда верил, что его работу оценят по достоинству, и вот наконец это случилось… С ним говорили очень приветливо, он держался спокойно и с достоинством, когда предложили купить его программу. Но когда озвучили цифру, он едва не свалился со стула, он и представить себе не мог, что получит столько денег! То есть он теоретически знал, конечно, что программный продукт — дорогая вещь, поскольку это сложная разработка, интеллектуальная собственность. Но чтобы он, жалкий, никчемный человек, как говорила бывшая жена, и нищий голодранец, как непременно прибавляла теща, смог заработать столько денег… Вспомнив Василисин наказ, он сделал над собой усилие и слегка поморщился. И это сработало, человек, беседовавший с ним, тотчас стал долго и пространно описывать, какие еще блага получит он, если станет работать в их фирме.

Сейчас Ивану хотелось петь, танцевать, делать веселые глупости. Например, пририсовать усы известному певцу на афише или надеть шляпу на голову льва возле парадного крыльца…

С ним встретилась взглядом симпатичная девушка в ярком цветастом платье и улыбнулась в ответ на его улыбку.

Иван смутился, опустил глаза и по ассоциации вспомнил Василису.

Вот кто тоже порадуется за него! Она приложила массу усилий, чтобы сегодняшняя встреча прошла хорошо. Как она старалась! Нужно сделать ей что-то приятное… торт, что ли, купить? В конце концов, у него сегодня праздник…

Иван зашел в нарядную кондитерскую, выбрал самый красивый торт, украшенный свежими ягодами. Взглянув на ценник, крякнул — ну и цены у них в Питере!

Но праздновать так праздновать, и он достал бумажник.

Выйдя из кондитерской с огромным тортом в руке, он хотел поймать машину, но вспомнил, как мало осталось денег, и вскочил в подъехавший троллейбус.

Через двадцать минут он уже был на Васильевском.

Свернув со Среднего проспекта, бросил взгляд на светофор. Зеленый человечек смотрел на него приветливо, и Иван уже поставил ногу на тротуар, как вдруг кто-то вцепился в его рукав.

— Молодой человек, — проскрежетал негромкий старческий голос. — Помогите мне перейти на другую сторону… я очень плохо вижу…

Скосив глаза, он увидел сутулую старуху с темным платком на седых волосах и объемистой сумкой, перекинутой через плечо. Старуха смотрела на него слезящимися подслеповатыми глазами и цеплялась за локоть сухой, неожиданно сильной рукой.

— Конечно, бабуля! Держитесь за меня! — благодушно проговорил Иван, придерживая старуху под руку. — Вот так… осторожно… не спешите, мы успеем…

— Спасибо, молодой человек! — бормотала тетка. — Надо же, попадаются еще в наше время порядочные люди… ой, не спешите, мне не успеть за вами!

Она висела на руке Ивана тяжелым грузом, как ядро на ноге каторжника, медленно перебирала ногами, а когда они уже почти добрались до противоположной стороны улицы, неожиданно вовсе затормозила, запустив руку в свою сумку.

— Ну, бабуля, — поторопил ее Иван. — Еще одно, последнее усилие… давайте, еще шажок…

— Сейчас, милый! — пробормотала старуха, что-то вытаскивая из своей бездонной сумки.

И в этот самый миг из-за угла вылетела машина.

Раздался жуткий визг тормозов, запахло паленой резиной… и Иван очутился на тротуаре, в самой нелепой позе, дрыгая в воздухе ногами, как перевернутый на спину жук.