Страсть по завещанию Джеффрис Сабрина

Глава 20

Под утро Селия замерзла. Еще не проснувшись окончательно, она натянула на плечи тонкое одеяло и услышала, как в камине разжигают огонь.

— Джилл, — пробормотала она, — подложи еще полено в огонь.

— Это не Джилл, — услышала она слегка раздраженный мужской голос. — Слуг здесь нет. Тебе придется рассчитывать только на меня.

Селия резко села на постели, судорожно прижимая одеяло к груди, и огляделась. Она не в своей кровати. Обнаженная. Совсем рядом, у очага, Джексон, на нем только панталоны и расстегнутая рубашка. Света в убогом жилище хватило на то, чтобы разглядеть его хмурое лицо.

Вспомнились события прошлого вечера: бегство по лесу, лесная лачуга, секс с Джексоном.

При последнем воспоминании ее обдало жаркой волной.

Казалось, он почувствовал ее состояние, выражение его лица смягчилось.

В очаге пылали дрова. Он взял ружье и начал его чистить. Последний раз, когда она видела ружье, оно было заряжено. Когда же он разрядил его? И что же все-таки произошло?

— Поспи еще, — тихо сказал Джексон. — Я разбужу тебя, когда придет время уходить.

Он что, притворяется? Или в самом деле думает, что она может спать, пока он готовится к встрече с неизвестными злоумышленниками?

Видимо, так и есть. Не решаясь вмешиваться — какие у нее есть на то права? — она снова легла и стала молча наблюдать за ним.

Его движения были быстрыми и умелыми, как у солдата. Через несколько минут ружье было вычищено. Джексон снова зарядил его. Затем сложил чехол от ружья и убрал его в одну из седельных сумок, перед этим вытащив оттуда жесткую щетку. При этом что-то выпало из сумки. Что-то, похожее на часы.

Он поднял предмет, открыл его и всмотрелся в него. «Нет, это не часы, — подумала Селия. — Очень уж долго он смотрит на циферблат».

— Что это? — не выдержала она и села, придерживая сюртук у горла.

Джексон вздрогнул, переложил предмет из одной руки в другую и протянул ей. Это был довольно большой медальон на цепочке. Она открыла его и увидела три миниатюры — три портрета. Один из них был прикреплен к металлической пластинке посередине, напротив него — второй портрет и отдельно — третий.

— Этот медальон сделал дядин друг, художник, двадцать два года назад, когда мы с матерью приехали в Лондон и стали жить вместе с дядей и тетей Адой. — Джексон указал на портрет бледной хрупкой молодой женщины с темными волосами и слабой улыбкой на губах. — Это моя мать.

Она внимательно посмотрела на портрет, и комок подступил к горлу.

— Она была очень красивой.

— Да, это так, — произнес он сдавленным голосом. — Хотя на портрете она не так хороша. Она была уже больна, когда его делали.

Желая развеять его грусть, Селия указала на портрет блондинки с веселыми глазами.

— Это твоя тетя, верно?

Легкая улыбка коснулась его губ.

— Да, а напротив портрет дяди.

Селия всмотрелась в изображение привлекательного молодого человека.

— Ты похож на него.

— Это невозможно, — усмехнулся он. — Помнишь, я говорил, это муж моей тети — сестры моей матери. Так что он мне не кровный родственник.

— О да. Я забыла. — Она продолжала всматриваться в портрет. Мужчина выглядел не таким крепким, как Джексон, но… — И все же ты похож на него.

Джексон, прищурившись, взглянул на портрет.

— Ерунда! Нет никакого сходства.

— Прическа у него другая, конечно, но посмотри — нос такой же, как у тебя, глаза посажены так же и рот твой.

На лице у Джексона появилось странное выражение. Он молча отобрал у нее медальон и захлопнул его.

— Я совершенно не похож на него. Чушь какая-то! Никто никогда не говорил мне подобного.

Он потянулся к седельной сумке, его спина напряглась. И тут ее осенило: что же он мог подумать обо всем ею сказанном? О боже! Она ничего не имела в виду… Ни на что не намекала…

Лучше всего оставить эту тему. Любые извинения только ухудшат ситуацию.

Разговор этот явно был ему неприятен, и Селия не хотела усиливать его душевное волнение.

Схватив щетку, он ожесточенно принялся чистить свои грязные ботинки, как будто это сейчас было самое главное в его жизни.

— Ты не хочешь, чтобы я занялась этим? — спросила она.

— Разве ты когда-нибудь чистила ботинки?

— Нет. Но ведь это не трудно? Я бы могла помочь тебе.

На его лице появилось недовольство, и он продолжил свое занятие с прежним остервенением.

— Не волнуйся. Я занимаюсь этим ежедневно вот уже двадцать пять лет и, полагаю, меня хватит еще лет на тридцать.

Да-а-а, этим утром Добродетельный Пинтер полностью раскрылся. Удивительно, как это он до сих пор еще не назвал ее «миледи».

— У тебя совсем нет слуг? — поинтересовалась Селия.

— Таких, чтобы помогали мне одеваться, нет, — жестко ответил Джексон, продолжая работать щеткой. — У таких людей, как я, не бывает лакеев. Возможно, что-нибудь изменится, если… когда мы поженимся.

Он сказал «если»? Это оговорка или что-то еще?

Эти слова задели ее, и она решила «изгнать» из Пинтера его Добродетель.

— Зачем же тебе нужен лакей, если ты сам умеешь отлично чистить ботинки? — насмешливо проговорила она. — Надеюсь, что и с женской обувью ты справишься не хуже. Я предпочитаю, чтобы туфли чистили щеткой из конского волоса, но если ты будешь настаивать на чем-то еще, я возражать не стану.

Он мрачно посмотрел на нее:

— Как я понимаю, ты находишь это забавным?

— Нет, что ты, — беззаботно ответила она. — Просто мне кажется нелепым, что следователь с Боу-стрит возит с собой щетки. Впрочем, любая щетка начнет возмущаться по поводу вреда, нанесенного твоей шляпе после выстрела в тебя. Это вызовет ее раздражение.

Улыбка тронула его губы.

— Совершенно с тобой согласен.

— А теперь представь себе, какое отчаяние вызовет порыв ветра, развевающий твой шарф. Уж не говоря о том, что порох может испачкать твои манжеты.

Джексон усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. Он поставил ботинки и внимательно посмотрел на нее.

— Шутки в сторону. Должен заметить, моя повседневная жизнь не намного отличается от походной.

— Правда? — Она решила поддержать заданный уже легкомысленный тон. — Наверное, Чипсайд — район бедняков. И конечно, ты спишь на изношенном матрасе и живешь впроголодь?

Он искоса взглянул на нее.

— Я имел в виду, что мне приходится самому заботиться о себе не только в поездках, но и дома. Никто не разжигает огонь в камине перед тем, как я должен встать с постели, не чинит перья для письма и даже не украшает торт в день рождения сказочными фигурками из глазури. Несколько моих слуг…

— А, так слуги все-таки есть. Мне становится интересно, где следователь с Боу-стрит находит время, чтобы чистить свою одежду, готовить пищу, а может быть, даже изготавливать ковры.

Он сердито взглянул на нее.

— Для тебя это только шутки.

— О нет, — возразила она. — Совсем нет. Правда, скажи мне, у тебя есть слуги?

— Да, — резко ответил он. — Служанка, на все случаи жизни, повар и рассыльный.

— А кучер?

— Для поездок я нанимаю кучера. Почему ты спросила об этом?

— Помню, прошлой весной ты отвозил Гейба и Минерву в Бартон к Ба в своем экипаже.

— Действительно, у меня был небольшой экипаж, я оставлял его в платной конюшне, — сказал Джексон. — Он принадлежал дяде. В Лондоне я езжу на лошади или хожу пешком.

— Я большая любительница пеших прогулок, — вызывающе проговорила она.

Он фыркнул:

— Поэтому ты и оседлала Леди Белл, чтобы проехать милю до стрельбища? — Он шагнул к седельным сумкам, чтобы окончательно их упаковать.

Она нахмурилась:

— Я взяла с собой еду, одежду, в седельных сумках лежала пара пистолетов. Кроме того, у меня было с собой ружье в чехле. Не могла же я нести все это на себе целую милю.

— С моей точки зрения…

— Я знаю твою точку зрения. Ты не живешь в таком благополучии, как моя семья, поэтому твоей жене придется отказаться от многого. — Она пристально посмотрела на него. — Но мне все равно. Вот! Пусть все будет так, как будет.

— Это ты сейчас так говоришь. Тебе ведь никогда не приходилось жить без множества слуг, французского повара, без серебряной посуды и китайского фарфора. Можно добавить к перечисленному просторный лондонский дом либо особняк с тремястами шестьюдесятью пятью комнатами.

— Что ж, я ничего не отрицаю, — разозлилась она. — Но это не значит, что я не смогу жить без всего этого.

Джексон снял с крючка ее сорочку, которая висела около очага, протянул ей.

— Ты не представляешь себе, что такое иметь только две сорочки и несколько платьев. Ты привыкла к дорогим украшениям, шелку и атласу с пенными кружевами.

— У твоей тети на портрете тоже видны кружева, — заметила Селия. — И мне кажется, ее шляпка стоит ничуть не дешевле, чем моя.

— Возможно, но это была ее выходная шляпка. — Резким движением руки он указал на шляпку Селии. — А ты — вот, что ты надела, собираясь на стрельбище. Позволю себе предположить, такую шляпку ты бы ни за что не надела для выезда в город.

Тот факт, что он был прав, ничуть не умерил раздражения Селии.

— В чем смысл твоей морали, Джексон? Ты передумал на мне жениться?

— Нет! — Горячность, с которой он произнес это слово, немного смягчила Селию. Он провел ладонью по ее волосам и ласково сказал — Конечно, я хочу жениться на тебе. Я просто хочу, чтобы ты знала, в какую жизнь вступишь.

Она встала с кровати и начала одеваться.

— Наверное, ты забыл, что как только я вступлю в брак, то сразу же получу состояние. Конечно, на эти деньги мы не сможем купить особняк в триста шестьдесят пять комнат, но безбедное существование нам будет обеспечено. А когда ты станешь председателем суда…

— Такое назначение, по-видимому, возможно. — Его глаза потемнели. — Но, что касается твоего состояния… я… м-м-м… то…

Он запнулся, потому что Селия, поудобнее усевшись на кровати, начала натягивать чулок. Она заметила, как его взгляд остановился на обнаженной части бедра, повыше чулка. Нарочито медленно — пусть он помучается! — она стала натягивать второй чулок.

Когда его дыхание участилось и он подался вперед, словно намереваясь схватить ее и снова уложить на кровать, она возликовала.

— Да? Так о чем ты там говорил? — насмешливо протянула она. — Кажется, что-то о моем состоянии?

Казалось, Джексон сразу пришел в себя и с нескрываемым раздражением бросил:

— Насчет состояния — это совсем не бесспорно.

— Почему?

Он продолжил одеваться, но в его движениях появилась нервозность.

— Твоя бабушка скорее всего не одобрит наш брак, и ты можешь лишиться своей части состояния.

— Не смеши меня! Ба никогда такого не сделает. — Она стояла, надевая корсет. — Ее требованием был брак. И она совершенно ясно дала понять, что ее не волнует, кто станет нашими избранниками. Главное — это должно произойти в течение года.

Он встал у нее за спиной и начал затягивать шнурки корсета.

— Давай представим себе, что она передумает. — Его голос стал хриплым и напряженным. — Предположим, она не одобрит твой выбор. Предположим, она лишит тебя состояния. Что дальше?

Неужели он придает этому так много значения?

— Тогда у нас не будет состояния. Я уже говорила тебе, меня это не волнует.

— Говорила, — тусклым голосом проговорил он.

Селию охватило гнетущее чувство. Она надела платье и снова повернулась так, чтобы он мог застегнуть его.

— Ты мне не веришь.

Он промолчал, и Селия почувствовала в груди холодок. Закончив с платьем, он сказал:

— Мне кажется, ты до конца не осознаешь, какая тебя ждет жизнь без тех денег, к которым ты привыкла.

Она повернулась к нему. Ей надоело его покровительственное отношение — можно подумать, ему навязывают избалованную жену, которая ни за что не выживет в его мире.

— Если ты не хочешь жениться на мне, Джексон…

— Я говорю не об этом.

— Но это звучит именно так. — Она надела ботинки и шляпку, не замечая, что волосы рассыпаны по плечам и шпильки куда-то исчезли. — Уже рассвело. Нам пора.

Он посмотрел на дверь, сквозь щели которой пробивался уже сероватый свет, и сказал:

— Да, пожалуй.

Пока она надевала перчатки, Джексон залил водой огонь в очаге и надел сюртук.

Он подошел к Селии с плащом в руках. Она попыталась выхватить его, но он сам набросил ей на плечи плащ и убедился, что он хорошо укрывает ее.

Обидевшись на него за оскорбительные намеки на свою трудную в будущем жизнь, Селия даже не взглянула на Джексона.

Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Я просто хотел убедиться, что ты относишься ко всему серьезно. Ты должна отдавать себе отчет, что тебя ожидает, если ты выйдешь за меня замуж.

«Опять! «Если ты выйдешь за меня замуж…»

— Поверь мне, — резко ответила она. — Я начинаю полностью осознавать, что меня ожидает.

Гордый и Добродетельный Пинтер — он не меняется. Преследующее его чувство вины за то, что он не принадлежит к состоятельным людям, отступило лишь однажды — перед чудесными мгновениями ночи любви.

Слезы застилали ей глаза, и она резко отстранилась от него, чтобы он не заметил этих слез.

Селия направилась к двери, но он остановил ее:

— Я выйду первым и пойду впереди. Наверное, здесь есть какая-нибудь тропинка, ведущая к дороге, которой пользуются браконьеры. Может быть, злоумышленники затаились где-то поблизости от нее, поэтому надо идти быстро и бесшумно. Не разговаривать. Держись как можно ближе ко мне и будь готова бежать, если я скажу. Понятно?

— Да, — беспрекословно согласилась она на этот раз — было бы глупо не учитывать опасность их положения.

Джексон открыл дверь, но перед тем как выйти, повернулся к ней и горячо поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, на лице его было написано смятение.

— Я никогда никому не дам тебя в обиду. Ты ведь знаешь это, правда?

«Никому, кроме себя», — чуть не сказала она вслух, но вместо этого просто кивнула.

— Ты мне доверяешь?

— Конечно. — С ним она действительно чувствовала себя в безопасности.

Джексон вышел на улицу, за ним по пятам следовала Селия.

Они шли в полном молчании, и она вспоминала их разговор. Может быть, она была неправа, когда обиделась на него? В конце концов, он практичный человек. Надо добавить и это определение в ее список: Практичный, Добродетельный, Гордый Пинтер. Все те черты характера, которых у нее нет.

Ну, возможно, что-то все-таки есть — чуть-чуть от его гордости. Это чувство взыграло, когда он пытался представить ее надменной леди, которая жить не может без «сказочных фигурок из глазури», украшающих торт в день рождения.

Она не придала бы этому значения, если бы он признался ей в любви, но эта тема в их разговоре не упоминалась.

«Но ведь и ты не сказала, что любишь его», — напомнила она себе.

Селия застонала. Когда же она поняла, что любит его? После того как он спас ей жизнь? Или после смущающих откровений о Неде, когда он заявил, что убьет негодяя, а потом назвал ее «Сказочной Королевой»? Или во время секса с ним, когда она почувствовала себя на вершине блаженства?

Не важно, когда это произошло. Она любит его. Несмотря на его гордость, назидания, постоянное стремление заставить ее почувствовать себя никчемной аристократкой, она влюблена в этого ужасного человека.

Но после всего того, что от него услышала, черта с два она признается ему в любви! Пусть он сначала скажет, что хочет ее любви. Похоже, на сегодняшний день ему нужно только ее тело. И все-таки, может, он попросит ее руки? Хотя в данный момент она была совсем в этом не уверена.

Но в прошлую ночь он сказал, что будет принадлежать ей всегда. Если он и в самом деле был искренен, тогда все образуется, вместе они справятся со всеми трудностями. Его слова можно считать объяснением в любви, решила она.

Впрочем, выбора у них все равно нет. Ба может просто заставить его жениться.

Эта мысль воодушевила ее. Да, им придется пожениться. Тогда уж — хочет он того или нет — ему придется иметь дело и с ее состоянием, и с ее статусом, и с ее неспособностью расстаться с «шелками и атласами» и кружевами на платьях.

Но возможно, среди всего этого он найдет в ней такие черты характера, за которые ее можно полюбить.

Джексон почувствовал немалое облегчение, когда они беспрепятственно дошли до дороги. Видимо, их преследователь убрался, как только понял, что потерял их. Но это не значит, что опасность миновала, просто им ничего не угрожало на данный момент.

— Так как все обошлось, — тихо сказала Селия, спускаясь к дороге, — может быть, вернемся и посмотрим, как там Леди Белл?

— Это неразумно, — ответил Джексон. — Тот, кто пытался убить тебя, может предвидеть это, и теперь лежит в засаде и поджидает нас.

— О! Я не подумала об этом. А как же быть с твоей лошадью?

Он вздохнул:

— Если ее не украдут, она сама дойдет до Чипсайда.

— Надеюсь, что Леди Белл выживет, — грустно проговорила она.