Странные игры Кренц Джейн
– Я не собирался брать эти чертовы деньги! – Морроу уселся, сгорбился и зашмыгал носом. – Просто ухватился за шанс сам разоблачить вора. Я думал – принесу чемодан Кэтрин и буду в ее глазах героем аж до конца жизни…
– Звучит красиво, и очень может быть, что ты и сам уже веришь в собственные благородные побуждения. Но историю не перепишешь. Мы оба знаем…
– Я – нет!
– Допустим на минуту, что ты, в самом деле, любишь Кэтрин. В таком случае ты, конечно, рад бы компенсировать ей моральный ущерб. Мой совет – уезжай из города, чтобы ей не приходилось озираться в общественных местах из опасения столкнуться с тобой. Это единственное, что ты можешь теперь для нее сделать.
Наступило тяжелое молчание. Морроу поднялся и стоял, покачиваясь, глядя под ноги. Потом повернулся и пошел прочь. Молча. Впрочем, его сгорбленные плечи говорили сами за себя.
– Как ты думаешь, куда он направился? – спросила Зоя, комкая шаль у горла. – Надеюсь, не к своей машине. Он не в той форме.
– Вряд ли он станет вызывать такси. – Итан взял ее за руку и повел к освещенному прямоугольнику дверей. – Пожалуй, стоит сделать это за него. Проклятие! Как я ненавижу дела, которые оборачиваются таким образом!
– Оно и понятно. – Зоя крепче сжала его пальцы своими. – Может быть, Морроу опасен? Не лучше ли сообщить в полицию?
Итан только молча посмотрел на нее.
– Ну хорошо, хорошо, это я просто к примеру. Неписаный кодекс частного сыска гласит, что не годится распускать нюни перед полицией только потому, что пьяный кретин пару раз махнул на тебя кулаком.
– Очень верно сказано, но дело не только в этом. Есть более веская причина не обращаться в полицию: Кэтрин Комптон наняла меня для того, чтобы избежать огласки.
– Хм… – Зоя призадумалась. – В самом деле, придется заполнить какие-то бумаги, ответить на вопросы, и кое-что запросто может просочиться в газеты. Не успеешь и глазом моргнуть, как они выйдут с «сенсационными разоблачениями».
– Дорогая моя, ты просто рождена быть женой частного сыщика. Какой глубокий и полный анализ ситуации!
– Будь серьезнее! А если Морроу не уймется?
– Думаю, теперь уймется. Знаешь, бывает, что оказываешься не в то время не в том месте – сегодня как раз такой случай. Сама подумай: впервые за всю совместную жизнь мы выбираемся в ресторан и попадаем именно в тот, в баре которого сидит и надирается Морроу. Он видит, как мы идем мимо к выходу, и решает свести счеты. Что ж, это ему не удалось. К утру, он протрезвеет и начнет рассуждать более здраво. Сообразит, что чуть не засыпался. Вряд ли ему захочется повторить попытку.
По выражению лица Зои Итан понял, что она не вполне убеждена. Но спорить она не стала, заметила только:
– А все-таки интересно, любил он Кэтрин или нет…
– По-моему, нет. Когда мошенник проиграл, он убеждает себя, что жизнь к нему несправедлива. Всегда легче и проще подогнать ее под свои представления, чем знать, что остался в дураках.
– И потому он винит тебя во всех смертных грехах?
– Почему же еще?
– Но ты все-таки будь осторожнее, – с тревогой сказала Зоя.
– Ладно, съем завтра утром двойную дозу витаминов.
Синглтон высунул в дверь свою бритую голову как раз в тот момент, когда Итан забирал из ящика внизу корреспонденцию для «Труэкс инвестигейшнз».
– Как прошло первое свидание?
– Шло так, что лучше и не бывает, но лишь до той минуты, когда мы с Зоей вышли из ресторана. Там за нами увязался – кто бы ты думал? Декстер Морроу. С намерением размазать меня по асфальту.
– Боже ты мой! Это как раз то, что я терпеть не могу в современных свиданиях. Повязываешь галстук, берешь в банке ссуду, чтобы покрыть счет и чаевые, – и вдруг, откуда ни возьмись, вылезает маньяк и вдребезги разбивает всю романтическую атмосферу заодно с твоим носом.
– Согласен. Этот Морроу серьезно подпортил нам настроение. – Итан помолчал, перебирая каталоги и рекламные брошюры в поисках более полезного. – Признаюсь, я был рад, что мы с Зоей уже женаты, иначе – кто знает? Пошел бы домой один, солнцем палимый.
– Я что-то не пойму, какой именно урон Морроу нанес твоей мужественной внешности, – заметил Синглтон, оглядев его.
– Какой там урон. Он был так пьян, что едва держался на ногах. Метрдотель вынужден был заталкивать его в такси.
– Думаю, сегодня у него гораздо паршивее на душе, чем у вас с Зоей было вчера. Надеюсь, он не примется за это снова. Будь осторожнее.
– Зоя уже просила меня об этом. Буду.
Итан отправил в урну все, кроме каталога бассейнов и садового инструмента, и зашагал вверх по лестнице. Обернулся.
– Вы что-то слишком обо мне печетесь. Рисковать снова и снова? Это не похоже на Морроу. Я не верю, что мы снова встретимся, но если да – я наилучшим образом подготовлен к встрече с ним.
– То есть?
– Зоя меня всем снабдила. – Итан побренчал связкой. – Свистну в свисток и направлю точечный фонарик в глаза Морроу.
– Это непременно сработает! – фыркнул Синглтон. – Слушай, а мне нравится. Зайду-ка и я в тот магазин.
Глава 19
На другой день после обеда Зоя сидела, разложив руки по краю ванны джакузи и погрузившись в булькающую воду.
– По-моему, я проигрываю…
– В чем именно? – уточнила Бонни. – Итан наотрез отказался от очередной полезной мелочи? А что это было, если не секрет? Моток нейлоновой лестницы, которую при случае можно свесить из окна?
– Пари держу, что нет! – вступила в разговор Аркадия. – Ставлю на кошелек, который можно пришить к трусам в случае поездки на заграничный курорт.
Пристыженная, Зоя глубже погрузилась в пузыри.
Аркадия состояла в спортивном клубе, настолько дорогом, что могла приводить с собой неограниченное количество гостей. Что она и делала. Благодаря этому они сейчас все втроем наслаждались ванной джакузи.
– Ни то, ни другое, – сказала Зоя со вздохом. – Сегодня в обеденный перерыв я заглянула в аптеку…
– Ну, все ясно, – усмехнулась Аркадия. – Значит, новый, более эффективный защитный крем. Тот, что ты купила на прошлой неделе, имел, кажется, коэффициент тридцать. Сколько на этот раз?
– Сорок восемь и выше. Абсолютная защита. Водоотталкивающий, не вызывает потливости, поры дышат.
– Но чего ради? Авторитеты утверждают, что и пятнадцати вполне достаточно в повседневной жизни.
– Особенно поздней осенью, – поддержала Бонни. – И я что-то не заметила, чтобы Итан пропадал в солярии.
– Это ужасно, – пробормотала Зоя себе под нос. – Он, конечно, думает, что у меня едет крыша! Вы тоже так думаете?
– Не важно, что мы думаем, – ответила Аркадия. – Важно, что при данных обстоятельствах это разумно.
– При каких еще обстоятельствах? – нахмурилась Зоя.
– Ты замужем за человеком, который зарабатывает себе на жизнь, рискуя ею. – Аркадия сделала в воде ленивый изящный жест. – Ты за него волнуешься и стараешься свести риск к минимуму за счет технических новинок. В моих глазах это вполне разумно.
– Я тоже так думаю, – сказала Бонни. – У меня тот же пунктик с Джеффом и Тео. Хочется все время над ними кудахтать.
– Кудахтать! Как раз этим я все время и занимаюсь. Думаю, Итан пока еще над этим не задумывался, а как задумается, так начнет бунтовать.
– Кто знает, кто знает… Над Итаном еще никто никогда не кудахтал. Его предыдущие жены полагали, что он сам о себе позаботится. А это для него совершенно новый и, очень может быть, волнующий опыт.
– Настолько волнующий, – добавила Аркадия, – что он взбунтуется не раньше, чем защитный крем совсем забьет дуло его пистолета.
Глава 20
– Дурацкая игра! – Джефф яростно ткнул в кнопку устройства для видеоигр, и едва слышное гудение умолкло. – Идиотская, тупая игра! Ненавижу ее!
Он швырнул устройство об стену, соскочил со стула и бросился по проходу между стеллажами старых книг. Он остановился в дверях «берлоги» и некоторое время просто сопел от возмущения, потом не выдержал.
– Что, ничего другого нет?!
– К сожалению, нет. – Синглтон перестал ритмично щелкать «мышью» Он просматривал на компьютере он-лайновый каталог книжного антиквариата в надежде найти там упоминание о рукописи Керуана. – Если умираешь со скуки, займись уроками.
– Какие еще уроки! Ненавижу домашние задания! Хочу домой!
– Потерпи. Осталось совсем немного. Твоя мать в клубе почти час, значит, скоро вернется и заберет тебя домой.
– Эх, и почему я отказался пойти с дядей Итаном? Тео сейчас смотрит, как механик меняет масло в машине. Все интереснее!
– Это был твой выбор, никто тебя ни к чему не принуждал.
– Да, но, я думал, это скучища. – Уныние Джеффа все больше переходило в жалость к себе. – А вышло, что здесь еще скучнее!
Это был четвертый раз за неделю, когда мальчик выразил желание остаться у Синглтона, пока Бонни занималась делами или водила Тео по кружкам и докторам. Прежде он коротал время, попеременно приставая с вопросами к Итану в его конторе и играя в единственную видеоигру. Однако в последнее время наверх его не тянуло, он явно предпочитал не покидать магазина, и невольно думалось, что он избегает Итана. Синглтон не мог понять, какая кошка между ними пробежала.
– Не хочешь пройтись? – предложил он.
– Ничуть.
– А придется. Мне нужно подышать свежим воздухом. Одного тебя я тут не оставлю.
Мальчик набычился, но он умел отличать простую просьбу от приказа, поэтому спорить не стал, зато передернул плечами в одном из тех красноречивых движений, которыми подросток умеет без слов высказать все, что думает о взрослых и их тирании.
– Как скажешь…
– Надень головной убор.
– Вот еще!
– Твоя мама сказала, что ты должен его надевать каждый раз, как выходишь на солнце.
– Ее здесь нет.
– Не важно. Закон есть закон.
Синглтон снял с вешалки видавшую виды бейсболку с обвисшим козырьком и нахлобучил себе на голову, отчасти желая подать пример, но больше потому, что в борьбе с надвигающейся плешью давно уже брил голову наголо. С копной волос он бы еще вышел на солнце Аризоны, но теперь приходилось принимать меры предосторожности даже в ноябре.
Джефф, уже одетый и в парусиновом кепи, сердито протопал за дверь. Пока Синглтон запирал магазин, он раз десять успел возвести глаза к потолку, как если бы они опаздывали на поезд.
Они направились к заброшенному, разросшемуся скверу. Джефф дулся и молчал.
– Давай, кто первый добежит! – предложил Синглтон.
– Чего?!
– Что слышал. Бежим до фонтана. Спорим, я тебя обставлю? Кто отстал, тот покупает содовую. Идет?
– Идет!
Казалось, невидимая рука отпустила скрытую внутри мальчика пружину. Он рванул с места и во всю прыть пустился по улице к купе неухоженных деревьев и кустов. В его мелькающих ногах и руках чувствовалась неиссякаемая подростковая энергия.
Синглтон последовал за ним, даже не ускорив шага, размышляя над тем, что же дальше.
Парнишка в таком возрасте, когда нужно время от времени говорить с отцом по душам. Но отца-то ведь нет. Правда, есть дядя, и тот делает, что может, чтобы заменить отца, но по какой-то причине Джефф не желает обсуждать с ним свои проблемы. Выходит, остается он. Но как начать такой разговор? Он никогда этим не занимался. У него и детей-то никогда не было.
У фонтана поджидал Джефф. Он раскраснелся, запыхался и выглядел еще более сердитым.
– Ты вообще не бежал! Даже не пытался меня обогнать. Почему?
Синглтон примостился на каменном парапете фонтана, который уже несколько лет не функционировал. Круглая чаша была забита опавшими листьями, по бокам разрасталась изумрудная поросль мха.
– Потому что пробежаться надо было не мне, а тебе.
– Чего это вдруг? – спросил Джефф озадаченно. – Я не собирался носиться как угорелый!
– Когда станешь взрослым, будешь таким способом снимать стресс, – усмехнулся Синглтон, надеясь, что тон взят правильный. – Видел, сколько народу бегает по утрам и вечерам? Можно еще пойти в гимнастический зал, на тренажеры.
– И что, помогает? – удивился мальчик и прищурился на него из-под козырька кепи. – Вот чудно!
– Ничего чудного. Когда человек под стрессом, в голове у него как будто что-то заклинивает, и он не замечает, как меняется. Совершает нелепые поступки, злится без причины. Оставаться таким вот заклиненным опасно, потому что можно пойти вразнос и наделать дел.
– Например?
– Например, наговорить гадостей тому, кто этого совсем не заслуживает. Или разбить хорошее, почти новое устройство только потому, что игра не по душе. Можно даже ввязаться в драку и выйти из нее с разбитой физиономией.
– Ну и подумаешь!
– В самом деле подумаешь, и не раз. С первого взгляда видно, что такой грубиян совсем не крутой, а, наоборот, слабак, потому что не владеет собой. Такого никто не уважает.
– Значит, надо бегать в парке или идти на тренажеры?
– Это лучше, чем портить людям настроение и восстанавливать их против себя. Умный снимает стресс, а дурак продолжает свое.
– А может, человеку нравится быть заклиненным, – угрюмо буркнул Джефф. – Может, он в таком настроении.
– Стресс – дело житейское. Все мы порой ему поддаемся, и ничего страшного в этом, по сути дела, нет. Разница между умным и дураком состоит в том, что умному достаточно понять, что с ним происходит. Он хочет – и умеет – возвращаться в норму. Ему больше по душе быть рассудительным и спокойным, потому что умение владеть собой – это заслуга, это взрослое, зрелое качество, и, уж ты мне поверь, это по-настоящему круто. Куда круче, чем изливать свое плохое настроение на других, как капризный малыш.
– А если человек бегает, бегает – и ничего. Если у него не получается вернуться в норму? Что тогда?
– Тогда лучше всего поговорить с кем-то близким и разобраться, что с тобой происходит. Тогда и дело пойдет.
– А если все равно не пойдет? – Джефф столкнул камешек с парапета в фонтан.
– Пойдет как миленькое. Вот если, к примеру, поговорить с мамой…
– Ну, нет! – Он нагнулся, набрал камней и начал бомбардировать ворох сухих листьев в чаше фонтана. – Ни за что!
– Ну, не с мамой, так с кем-нибудь мужского пола. С дядей, например.
Мальчик отрицательно покачал головой, глотнув с таким трудом, что горло у него судорожно дернулось.
– Тогда… – медленно продолжал Синглтон, стараясь попасть в нужное русло, – тогда с другом.
– И что будет?
– Ну… я не знаю. Друг может подсказать выход… подбросить идею…
– Как исправить дело? – с горечью подсказал Джефф. – А если ничего уже не исправишь? Тогда что толку с кем-то это обсуждать?
«Нет, – подумал Синглтон, – с тонким подходом мы никогда не доберемся до сути. Пора брать быка за рога».
– Слушай, Джефф, я знаю, что последняя пара недель стала для вашей семьи нелегким временем. В ноябре ты лишился отца, и с тех пор каждый год в этом месяце чувство потери камнем лежит у тебя на душе. Не знаю, что именно ты испытываешь – может, негодуешь, что отца с тобой больше нет. Что ж, это и в самом деле веская причина для негодования. А может, злишься на мать и дядю за то, что они…
– На них я совсем не злюсь! – перебил Джефф, и голос его поднялся до звонкой истерической ноты.
Что ж, и то хорошо.
– Но ведь на кого-то ты злишься. Можно узнать, на кого?
– На себя.
Наступило молчание. Синглтон ждал, затаив дыхание.
– На себя! – Голос мальчика сорвался, и он шмыгнул носом, борясь со слезами. – За то, что совсем не помню папу! Не помню, как он выглядит, представляешь? Как можно забыть родного отца?!
Он разрыдался в голос, больше не пытаясь сдерживаться. Худенькие плечи затряслись, слезы градом покатились по щекам. Казалось, чем яростнее он смахивает их, тем больше их становится.
Синглтон смотрел, изнемогая от жалости и задаваясь вопросом, как поступают в такой ситуации. Боясь спугнуть мальчишку, он просто ждал.
Наконец слезы иссякли, рыдания прекратились, и наступила тишина.
– Ты не забыл его. Он по-прежнему там, в глубине, где кроется все самое важное.
– Нет, забыл! – Мальчик вытянул из джинсов край рубашки, вытер глаза и высморкался. – Лица-то я не помню, а разве это не главное? Пришлось взять альбом. И знаешь что? Чем больше я смотрел, тем больше казалось, что это совсем чужой человек!
– Память – штука странная, – философски заметил Синглтон. – Помнить можно по-разному. Ведь не важно, как он выглядел, твой отец.
– Нет, важно!
– Возможно. – Он устремил взгляд вдаль, под деревья. – Но это не самое важное, понимаешь? Куда важнее то, что ты носишь в себе частицу своего отца, и что частица эта никуда не денется.
– Тогда почему я вижу его как чужого?
– Потому что придаешь слишком много значения внешней стороне, а это так, видимость. Человек помнит душой, а не глазами. Твои гены – надеюсь, вы уже проходили в школе это слово – навсегда несут в себе его отпечаток, и этот отпечаток важнее того, что остался на фотографической бумаге.
– Да, гены мы проходили. Что дети похожи на отца и все такое. Мама с дядей Итаном твердят, что я прямо живой портрет своего отца, но, даже когда я смотрюсь в зеркало, все равно не могу его представить.
– Я же говорю, это только видимость. Речь не о мелочах вроде цвета глаз и волос. Итан, а я доверяю его суждению, говорит, что умом ты в отца. Значит, так же далеко пойдешь, как и он. Когда в следующий раз будешь писать в школе контрольную, подумай о том, что так быстро соображаешь в том числе потому, что отец передал тебе свои способности, свой ген разума.
– А вдруг я напортачу в контрольной?
– Хороший вопрос, – улыбнулся Синглтон. – Прямо даже исключительный. Очень по существу. В твоем возрасте отец наверняка задавал такие же. Говорит само за себя.
– Так как же?
– Можно только передать способности, но не наделить умением всегда и все делать правильно. Главное, чтобы ты хотел управляться с этими способностями, чтобы развивал их. Никакие гены не помогут сдать экзамен, если не учил.
– Так что же, если я напишу контрольную на «отлично», значит, это заслуга отца, а если провалю, это моя неудача?
– Не так просто. Если напишешь на «отлично», это заслуга вас обоих: отца потому, что он передал тебе ген разума, твоя потому, что сумел этим геном воспользоваться.
– Ах, вот как…
– И, между прочим, гены не единственное, что оставил тебе отец. Есть и кое-что поважнее.
– Поважнее?
– Память о том, какой он был добрый, как много для тебя делал и как сильно тебя любил.
– Я же говорю, что ничего этого не помню!
– Ты не помнишь конкретные детали, только и всего Память о добре так глубока, что ее не стереть, как ни пытайся. Она и делает тебя таким, какой ты есть, а ты отличный парень, Джефф.
– А если папа не любит сына? Что тогда?
– Тогда обычно мама любит за двоих.
– А если и она не любит?
– Всегда найдется кто-то другой, кому он небезразличен. Тот, кто сделает из него отличного парня. Например… например… – Синглтон порылся среди померкших образов прошлого и обнаружил уголок с лицами, которые и по сей день были ему дороги. – Например, дедушка и бабушка.
– Не понимаю.
– В том-то и весь смысл, что тебе не нужно даже понимать. Достаточно знать: что бы ни случилось, как бы ни обернулась жизнь, отец останется с тобой. Подрастая, ты будешь вспоминать его все чаще, и его лицо постепенно обретет четкость. Да что там, ты будешь думать о нем даже тогда, когда сам обзаведешься детьми!
– Чего ради?
– Потому что многое осталось невысказанным. Вопросы так и не были заданы, ответы не были получены, и ты будешь размышлять над тем, как это было бы, если б тебе выпал шанс спросить. Что бы он ответил? Гордился бы он тобой теперешним? Порой тебе будет грустно, что ты так никогда и не узнаешь этого, но такова жизнь Никому не дано получить ответ на все вопросы. Наступило долгое молчание.
– Как ты думаешь, отец гордился бы мной теперешним? – наконец спросил мальчик.
– Ни минуты не сомневаюсь.
– А ты? Есть у тебя вопросы, которые ты так и не задал отцу? Ответ на которые не знаешь и сейчас?
– Конечно.
– Отчего же не спросишь?
– По той же причине, по которой ты не можешь спросить своего. Мой отец умер.
– О! – Джефф повозил ногой по земле, сгребая в кучу камешки. – А почему он умер?
Синглтон непроизвольно вцепился пальцами в края парапета.
– Он служил в военно-морском флоте, офицером. Говорят, это был человек блестящего ума и большой отваги.
– Да, но что же все-таки случилось?
– Пал смертью храбрых, за месяц до моего рождения.
– Что?! – Джефф был заметно потрясен. – Он тебя так и не видел? Ни разу?
– Ни разу.
– А ты, выходит, ни разу не видел его ..
– Только на фотографиях.
– Значит, ты не можешь его помнить! Не можешь о нем думать!
– Могу. Ведь это был мой отец, и он всегда со мной.
– Потому, что ты во всем на него похож?
Синглтону показалось, что на плечи ему опустился стопудовый груз. Всю жизнь он носил в себе мучительное сознание того, что вырос совсем не похожим на отца, более того, в его прямую противоположность. В нем попросту не было ни на грош отваги, и герой из него был никакой. Вот почему он выбрал участь затворника, окружил себя старинными книгами – они не могли посмотреть свысока.
– Нет, мы совсем не похожи.
– Как же не похожи? – удивился мальчик. – Ты такой отважный! Разве ты не спас тетю Зою, когда на нее напали те два плохих парня? А твой ум! Мама говорит, ты работал в каком-то особом месте – там, где засекречивают компьютеры. Это правда?
– Ну да, – рассеянно подтвердил Синглтон, все еще не вполне опомнившись от того, какой оборот приняла беседа по душам. – Котелок у меня неплохо варит.
– Во-во, – обрадовался Джефф. – Котелок варит! Я думаю, твой отец гордился бы тобой теперешним.
Подумать только, хмыкнул Синглтон. Он затеял этот разговор, чтобы выпытать, что гнетет мальчишку, и, быть может, облегчить это бремя. А вышло наоборот. Что за странная штука жизнь! Никогда не знаешь, что ожидает за поворотом.
– Ладно, нам пора, – сказал он, поднимаясь. – Зайдем за содовой?
– Само собой.
Глава 21
Галерея «Эйфория» занимала лучший уголок торговых рядов на Фонтейн-сквер. Вход украшала группа изысканно подобранной экзотической зелени в керамических вазонах, окна со стороны фасада представляли собой феерию драгоценностей и предметов искусства. Хотя магазин был невелик, вокруг него витала особая аура, как вокруг умудренного опытом человека, знающего толк в красоте.
Заслуга владелицы, в который раз подумала Зоя.
Она толкнула стеклянную дверь и вошла. Колокольчик не звякнул, а залился негромкой и мелодичной, словно перламутровой, трелью.
Аркадия, деловитая и на редкость элегантная в костюме цвета сливочного мороженого, занималась с покупательницей.
Заметив Зою, Аркадия кивнула в знак приветствия и вернулась к своему занятию – раскладыванию перед курортницей браслетов и брошей.
Чтобы скоротать время, Зоя отошла к стеллажу с бронзовыми фигурками обитателей пустыни. Здесь были черепаха, броненосец, койот и тому подобное. Пожалуй, броненосец Итану понравится. Так похоже, и никакой стилизации…
Она потянулась, было за фигуркой, но заметила на соседнем застекленном стенде бирюзовое ожерелье. Забыв о броненосце, долго любовалась мастерством исполнения. На черном бархате раскрытого футляра бирюза казалась теплой. Композиция была знакома. Видимо, тот же самый мастер изготовил и ожерелье, в котором однажды утром красовалась Линдси Войл.
От созерцания Зою отвлекла трель колокольчика – туристка отбыла, унося купленное серебро. Аркадия убрала остальное и заперла стенд.
– Что, нравится?
– Н-не знаю… не уверена. Видишь ли, Линдси Войл как-то раз надевала подобное. Тот же мастер?
– О да. Она в таком восторге, что вчера заходила снова и спрашивала, часто ли поступают украшения его работы. Я предложила заказать, что она и сделала. Браслет. На днях будет готов.
– Ты хорошо ее знаешь?
– Линдси? Не сказала бы. Знаю только, что у нее хороший вкус, когда дело касается украшений. Если хочешь собрать о ней сведения, отчего бы не обратиться к Итану? Он в этом эксперт.
– Незачем. Я только хотела уточнить, вот и все.
Обратиться к Итану – это была палка о двух концах. Разумеется, он умел навести любые справки, но, прежде всего, поинтересовался бы, зачем ей это. Меньше всего хотелось вдаваться в объяснения насчет невидимой паутины в библиотеке, а значит, насчет шестого чувства. Итан и так уже проявил поразительно много терпения по поводу парапсихологии, в которую не верил, и, если снова поднять этот вопрос, терпение может лопнуть.
Другое дело, если бы у нее имелись хоть какие-то разумные соображения, какие-то факты. Но нет, она еще только размышляет, нащупывает дорогу, прикидывает, что и как…
Зоя опомнилась. Аркадия наблюдала за ней с поднятой бровью.
– В чем дело?
Надо вести себя, как ни в чем не бывало. Нельзя, чтобы кто-то, пусть даже лучшая подруга, начал глубоко копать.
Читать бесплатно другие книги:
