Внеклассное чтение Акунин Борис

– Тогда караул. У тебя что, никакой крыши нет? – спросил оперуполномоченный, жалостливо морщась. – И разрулить некому?

Ника помотал головой.

– Ну, если не врешь… – Волков пожал плечами. – Исчезни. Вообще исчезни. Превратись в человека-невидимку. Кино смотрел? Нет? Это про одного чувака, который…

– Я читал роман. Как это – «исчезни»? У меня семья, работа!

– Какая, блин, семья? Домой и в офис ни ногой. Где обычно бываешь, не появляйся. Никому не звони. Мобильник свой выкинь. Сейчас я тебя отсюда выведу и, как говорится, растворись в ночи.

– И… и сколько это будет продолжаться?

Милиционер только вздохнул.

– Если плохо спрячешься – недолго. Ладно, запиши номерок. Звать – Танька. Позвони через денек-другой – только из автомата, понял? Скажешь… скажешь: из телецентра, мол. Если будет что новое, Танька тебе скажет.

– Жена? – спросил Фандорин, доставая ручку.

– Нет, шалава одна подследственная. Но девка хорошая. Не продаст.

Исчезнуть? Спрятаться? Но как, куда?

– Имэджин, два дня подряд в мужском – прямо поголубела вся! Сегодня с утра так ломало, шреклих! День-то ван хандред персент розовый. Смотрюсь утром в зеркало: май гош, ну нельзя быть красивой такой! Сейчас бы красное афро, сапожки бисерные (помнишь, такие, с бантиком на щиколотке), шарфик шелковый, чтоб развевался по ветру, да пройтись по Тверской-штрассе – все мужики бы попадали. А нельзя, ферботен. Что я, дура, что ли, не понимаю? Твои киднэпперы девушку ищут. Найдут – сделают ей абтрайбунг, без наркоза. Ужас, до чего надоели бутсы и лысая башка! Как бомж, как бомж! Только здесь, на даче, релакснулась. Ничего, что я не накрашена?

Валя отвернулась от плиты, на которой доходил до кондиции какой-то особенный, замысловатый омлет, цапнула со стола зеркальце. Повертела головой, поправила кудряшки.

– Альпентраум! – вздохнула она. – Парик неудачный – сунула в сумку первый попавшийся. Про наряд я вообще молчу… Ладно, кантри-хаус есть кантри-хаус. Будем проще, да?

За два дня, проведенных в убежище, Фандорин так устал от одиночества и страшных мыслей, что голос Вали казался ему ангельской музыкой. Ассистентка привезла из Москвы еды и газет, а главное – вывела узника из мерзкого, выморочного состояния, когда явь путается со сном и непонятно, какой из этих кошмаров хуже.

Расставшись с капитаном Волковым, Николас все-таки сделал один звонок – с Центрального телеграфа, Вале. Нужно же было выяснить, добралась ли беглянка до дому.

Оказалось, что отличным образом добралась. Мало того – выслушав сбивчивую скороговорку шефа («срочно исчезнуть… не знаю, куда… звонить нельзя… придумай что-нибудь для Алтын» и прочее), фандоринская помощница проявила недюжинное присутствие духа. Можно сказать, вытащила из бездны отчаяния.

– У вас сольди есть? – перебила она начальника. – Сколько?

Ника полез за бумажником.

– Полторы тысячи. И мелочь.

– Генуг. Берите тачку, гоните к нам в кантри-хаус. Помните, вы там были – на аниверсэре у Мамоны. По Рублевско-Никольскому до сорок третьего километра, там указатель. В доме сейчас никого, пусто. Я звякну на проходную, у них дубликат ключей. Сидите там, ждите. Во фридже должна быть еда. Ну, фромаж там, сосиссоны. Как-нибудь перетопчетесь до моего приезда. Телефонирен не буду. Они знают, что я ваш секретарь – могут прослушивать. К бэйбиситтеру вашему заеду, скажу, чтоб задержалась.

Ну у кого еще есть такой чудесный ассистент? От Валиного здравомыслия, хладнокровия, четкости Фандорин чуть не прослезился. И паника сразу отступила, потому что ближайшее будущее обрело логику и стройность.

Первый же остановленный таксист согласился увезти ночного путешественника за город. Требовал сначала две тысячи, но согласился и на полторы – Фортуна добрела к жертве роковых обстоятельств прямо на глазах.

Загородный дом у Валиной родительницы был шикарный, расположенный в знаменитом коттеджном поселке «На горах». Шесть спален, садик с беседкой и фонтанчиком, в подвале биллиардная, наверху солярий – в общем, новорусский парадиз в ассортименте. Одна беда: Николас так и не понял, как включается отопление, и оттого очень мерз. Для тепла ходил в стеганом, расшитом павлинами халате Мамоны и ее же овчинных тапочках (хозяйка была гренадерского телосложения, так что и халат, и тапочки пришлись впору).

Свет включать остерегался, чтоб не вызвать ненужного интереса со стороны обитателей поселка. Поэтому новости по телевизору не смотрел, питался колбасой, от нечего делать разглядывал близлежащую территорию: с трех сторон соседние дома, примерно такие же, как этот; с четвертой – трехметровый дощатый забор со спиральной колючей проволокой. Привольно живут в России богатые люди, ничего не скажешь.

Наконец, на исходе второго дня заточения, появился Валя. Примчался на мотоцикле, весь забрызганный грязью. На ходу крикнул:

– Ой, не могу! Сил больше нет!

Побежал снимать мужскую одежду. И вот теперь, переодевшись в цветастый халатик, колдовал у плиты, готовил горячий ужин. Николас сидел у кухонного стола и наслаждался Валиным щебетанием. Как хорошо! Жив, не один, скоро нагреются батареи, а когда стемнеет, можно зажечь свет.

Смущало лишь то, что Валя как-то уж очень быстро и решительно начала злоупотреблять ситуацией.

Во-первых, сразу перешла на интимное «ты». Такая уж, видно, тенденция образовалась в окружающем Николаса социуме: нынче никто с ним особенно не церемонился, что, вне всякого сомнения, свидетельствовало о понижении его общественного статуса. Глава фирмы, солидный человек превратился в невидимку, в тень. К тени на «вы» не обращаются. Откуда это: «Тень, знай свое место»?

Во-вторых, Валя слишком беззастенчиво воспользовалась ролью связной между узником коттеджного гетто и внешним миром. На вопрос, удалось ли связаться с Алтын, коварное существо с невинным видом ответило:

– Положила ей в мэйл-бокс записку. Звонить-то было нельзя. Подпись твою подделывать я умею, а текст настучала на компьютере. Мол, прости, любимая, что-то я устал от фэмили-лайф, хочу некоторое время побыть ганц аляйн.

Ника аж застонал, а Валя покровительственно заметила:

– Она тебя только больше ценить станет. Это я тебе как женщина говорю.

А может, и к лучшему, мрачно подумал Фандорин. Пускай лучше обижается, чем психует. Завтра утром вернется из Питера, откроет почтовый ящик… И что подумает? Что у меня завелась другая женщина?

– Вот что, – сказал он вслух. – Заедешь туда еще раз. Свое письмо вынешь, другое положишь. Я сейчас напишу.

И написал.

«Алтынка, я на пару дней уехал. Срочное дело, даже Лидию Петровну не предупредил. Поздравь меня: наконец подвернулся солидный клиент – помогла твоя реклама. Правда, ехать нужно далеко, в Архангельскую губернию. Пробовал тебе дозвониться, но не получилось. Боюсь, что и оттуда позвонить не смогу. Жуткая тьмутаракань, вряд ли роуминг достает. Вернусь – расскажу. История просто фантастическая.

Баронет»

Вроде бы тон выбран правильный: шутливый, немножко азартный. Должно сработать.

Валя вполне могла бы положить записку в карман халата, но вместо этого медленно задрала подол и засунула сложенный квадратик за резинку кружевных трусиков. Николас, страдальчески вздохнув, отвернулся.

– Не знаю, кого больше бояться – этих мафиози или Мамону, – стрекотала коварная, накладывая Нике большую порцию омлета с трюфелями. – Если она пронюхает, в какую я истуар вляпалась, церемониться не станет. Отправит под конвоем куда-нибудь на острова Туамоту, от греха подальше. А с этими козлами, значит, так… Ты кушай, кушай. Хлеб маслом намазать?

Села напротив, по-бабьи подперла щеку. Ну просто семейная идиллия.

– Вчера позвонили, домой. Говорят (здесь Валя перешла на мужской голос): «Господин Глен? Извините, что тревожим вас дома. Нигде не можем найти Николая Александровича, а у нас к нему срочное дело. Не могли бы вы…» Я говорю: «Не мог бы. У меня отгулы. Сами его ищите». И трубку шмякнул. Что интересно: у Мамоны установлена аппаратура хитрющая, любые звонки сканирует, а тут не срисовала – значит, там у них антисканер. Догоняешь? Э бьен. Сегодня утром ездила в офис цветочки поливать. Там-то они, наверно, мне на шванц и сели. И ловко сели, я ничего не заметила. Заехала в «Пьер-Паоло», это такое особенное место, тебе бы не понравилось. Сижу у бара, треплюсь с Марго (бармен тамошний), пью капучино. Вдруг входят те трое, ну, которых я возле «Холестерина» уронила. Ты что есть перестал? Невкусно?

Николас опустил вилку.

– Что… что они тебе сказали? Они к тебе подошли?

– Только один, рыжий такой. Двое остались у дверей. Я сижу вся на нерве, думаю – вдруг узнают. Па дю ту! Этот подходит, шлепнул меня по макушке, фамильярно так, потной лапищей, и говорит: «Ну, скинхед, где твой шеф?» Жуткий гопник! Я ему опять про отгулы. Типа шеф мне позавчера ночью позвонил, сказал, что срочно уезжает и что я могу пока гулять. Думала, не поверит, кошмарить начнет. А Рыжик ничего, только подмигнул, и все трое сделали веггеганген.

– Что сделали? – наморщил лоб Фандорин. Трудней всего в речи Вали ему давались германизмы.

– Ну, в аут отправились, ушли. Только не совсем. Минут через пятнадцать Макс подходит, он там работает гардьеном. Эти твои квадраты, говорит, сели в джип и сидят. Они, говорит, тебя достают или что? Понимаешь, в «Пьер-Паоло» геи кучкуются, самые крутые. Чужих не любят. А ко мне ничего, привыкли, я им вроде как свой геноссе. Макс говорит, я сейчас выйду, уроню им под шину досточку с гвоздями. Так что езжай спокойно, Валюха. Я вышла, села на свой чоппер, как дам газу. Джип за мной рванул, только недалеко уехал… Так что докатила я сюда чистенько, безо всякого хвоста.

И Валя засмеялась, очень собой довольная.

– А если они тебя за эту шалость подстерегут и пристрелят? – покачал головой Николас. – Это страшные люди, ты про них всего не знаешь.

– Это еще кто кого пристрелит, – воинственно объявила неустрашимая девица. – Гу к маль!

Сорвалась с места, притащила сумку. Оттуда достала пистолет – тот самый, подобранный возле клуба.

– Я бы им устроила файнал каунтдаун! – Валя вскинул руку с пистолетом. – Ба-дах! Ба-дах!

– Ты его не выбросила! – ахнул Фандорин. – Идиотка! Дай сюда!

Отобрал у полоумной оружие, хотел сунуть в карман халата, но замер, поневоле завороженный матовым блеском и элегантностью страшного инструмента. Почему оружие всегда красивое, подумал Ника. Как произведение искусства. И ответил себе: а потому, что оно, как и искусство, несет в себе тайну жизни и смерти. Одно легкое сокращение мышц указательного пальца, и тайна разгадана. Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит…

Из прихожей донесся звонок – музыкальный, даже вкрадчивый, но Николас все равно вздрогнул, заполошно сунул пистолет в глубокий карман халата. Вскочил.

– Кто это может быть?

Валя улыбнулась:

– Спокойно, Дункель. Мы же на Горах, тут чужие не ходят. Я попросила гардьенов нарвать рябины. Поставлю в вазу – будет вунд ершен. – И засеменила в коридор, певуче крикнув. – Иду-у!

Вытирая салфеткой губы, Николас потянулся за чайником.

Раздался лязг засова. Валя восторженно взвизгнула:

– Ой, какая пре…

А потом в прихожей громыхнуло – то ли что-то обрушилось, то ли кто-то упал.

Фандорин кинулся на шум, даже салфетку не бросил.

Выбежал в коридор, застыл как вкопанный.

Валя лежала навзничь. Руки раскинуты, по лицу в два ручья льется кровь, глаза закрыты.

А в дверном проеме стоял тот самый мужчина, что остановил Николаса возле ночного клуба. Сегодня он был без темных очков, вместо кожаной куртки костюм с галстуком. В левой руке большой букет из рябиновых веток, правая (она была в перчатке) потряхивает пальцами.

– А вот и мистер Фандорин, – будничным тоном сказал страшный человек. – Что и требовалось доказать.

И отшвырнул букет в сторону. Когда Николас попятился, мужчина быстро шагнул вперед и зацокал языком.

– Хватит, сэр, набегались. Только создаете всем лишние проблемы, и в первую очередь самому себе.

Устыдившись своего малодушия, Ника двинулся было в обратном направлении – посмотреть, что с Валей.

Бандит снова поцокал. Звук был негромкий, но парализующий, как пощелкивание гремучей змеи. И Фандорин парализовался. Замер.

– Что вы с ним… с ней сделали? – спросил он слабым голосом.

– Ничего страшного. Стукнул вашего гермафродита по носу, как он меня. Чтоб под ногами не путался. – Поглядел вниз на заголившиеся гладкие ноги оглушенного Вали. Иронически заметил. – А вы человек с фантазией. И прикид у вас прямо заглядение.

Ника запахнул на груди халат с павлинами. Пускай этот тип думает про их с Валей отношения что хочет, сейчас не до этого. Но откуда он здесь взялся?

– Как вы его выследили? Ведь он говорил, что хвоста не было!

– Хвосты, мистер Фандорин, вчерашний день. Забава для дилетантов, у которых недостает технических возможностей.

Мужчина нагнулся, сдернул с Вали фальшивые волосы, похлопал его по бритому черепу.

– Мой человек вот так же шлепнул его по тонзуре, а перчатка была смазана особым раствором, вроде клея. Оттуда идет сигнальчик на радар. И все, проще простого. Как и предполагалось, гермафродит привел нас куда нужно.

– Но как вы попали на территорию поселка? Ведь проходная!

– Обижаете, Николай Александрович, – укоризненнно покачал головой мужчина. – Я вам только что продемонстрировал неограниченность наших технических возможностей, чтоб вы наконец перестали валять дурака и начали относиться к нам серьезно. А вы про ерунду спрашиваете. У меня есть удостовереньице, с которым не то что в дачный поселок – в Кремль войти можно.

Обернулся к открытой двери, подал кому-то знак.

Николас заглянул поверх его плеча, увидел, что возле дома стоит знакомый джип. Оттуда вышли двое, тоже знакомые. Рыжий двинулся к крыльцу, Утконос остался около машины.

Посмотрев, как Фандорин вытирает салфеткой выступившую на лбу испарину, главный бандит улыбнулся:

– Что, потовые железы секретируют? Это нервное.

– Слушайте, что вам нужно? Зачем вы меня преследуете? Я про вас и про ваши дела ничего не знаю! Клянусь вам!

Это прозвучало так жалко, так безнадежно, что Ника устыдился и попытался взять себя в руки. В такой ужасной ситуации самое важное – не терять чувства собственного достоинства. Все что угодно, только не это. Досадливо сунул салфетку в карман пальцы коснулись твердого, холодного.

Пистолет! Как он мог забыть?!

Ладонь сама сомкнулась на рукоятке, указательный лег на пусковой крючок.

Теперь помянутые главарем железы засекретировали еще пуще – пот выступил на лбу крупными каплями.

Нет, не смогу, понял Ника.

Какой-нибудь Джеймс Бонд или дед Эраст Петрович пальнул бы прямо через карман, не задумался. А я не смогу.

Ну, палить, конечно, дикость, убийство. Но что если выхватить и бешеным голосом заорать: «Ста-ять! Ррруки на затылок!»

Нащупал рычажок предохранителя и даже сдвинул, но отлично знал, что сам себя дурачит – нет, не выхватит и не закричит. И уж тем более не выстрелит.

Магистр сжал зубами нижнюю губу.

– Ну, милорд, – сказал мужчина. – Снимайте своих замечательных павлинов, надевайте пальто, и милости прошу. Карета подана. Человек, который желает с вами побеседовать, не привык приглашать дважды.

Тут в прихожую вошел Рыжий. Увидел лежащую Валю, Фандорина. Присвистнул.

– Я же говорил, – самодовольно покосился на него главарь. – Фирма гарантирует. Пробегись по дому – так, на всякий случай. Мы с сэром Николасом пока в машине посидим.

Повелительно взял Фандорина за локоть, подвел к вешалке.

– С этим что? – кивнул Рыжий на Валю. Главный жестко обронил:

– Он ударил меня по лицу. Или ты забыл?

– Ясно.

Сдернув с вешалки пальто, ужасный человек потянул Нику к двери. На пороге тот обернулся и увидел, как Рыжий достает пистолет с глушителем и приставляет его к Валиному лбу. Бедняжка открыла мутные глаза, но, кажется, так и не поняла, зачем у ее лица чернеет стальная трубка, – снова смежила веки.

То, что случилось в следующее мгновение, произошло словно само собой, безо всякого участия Николасова рацио – совсем как в прежние баскетбольные времена, когда рефлекторное движение опережало приказы, подаваемые мозгом.

Полувсхлипнув-полувсхрипнув, Фандорин вырвал левый локоть из пальцев конвоира и всем корпусом толкнул главного бандита, так что тот вылетел за дверь и грохнулся с крыльца. Правую же руку с зажатым в ней оружием Ника наставил на Рыжего – прямо через карман, отчего халат оттопырился и стал несколько похож на цветной ярмарочный шатер.

Рыжий дернулся, его взгляд скакнул на угрожающе вздыбившийся халат, моментально УСВОИЛ значение этого феномена, и в ту же секунду крепкая, в мелких веснушках рука качнула черную трубку в сторону Николаса. В тот миг, когда трубка превратилась в черную дырку, Фандорин что было сил сжал правый кулак.

Златотканный павлин на кармане оглушительно изрыгнул пламя, и Рыжего отшвырнуло к стене. Он сполз на пол, оставив на обоях блестящую красную полосу.

Николас стремительно повернулся, чтобы не видеть лица застреленного им человека. Зато увидел, что происходит во дворе.

Упавший бандит подняться еще не успел, но его рука нырнула под мышку. Утконос скрылся за джипом, из-за капота высунулся ствол.

Дальше Ника смотреть не стал. Хлопнул дверью, дернул засов.

Взглянуть на Рыжего все-таки пришлось.

Он лежал, привалившись затылком к стене, голова свесилась на плечо. На совсем молодом, покрытом бледными веснушками лице застыло обиженное выражение. Как у мальчишки, которому не дали досмотреть интересное кино, мелькнуло в голове у Фандорина.

Но думать об этом сейчас было некогда. Все еще во власти баскетбольной моторики, он подхватил Валю под мышки и поволок по полу через коридор, через гостиную – сам не зная, куда и зачем.

Валя захлопала (нет, захлопал, потому что без парика Глен снова превратился в юношу) все еще бессмысленными глазами.

– Куда? – пролепетал он. – Вофюр?

Однако поднялся на ноги. Покачнулся, но устоял.

Через стеклянную дверь веранды выбрались в сад. Придерживая Валю за талию, Фандорин проламывался через голые и колючие кусты, оставляя на ветвях золотые и серебряные нитки.

Кое-как продрались, но лишь для того, чтобы упереться в высоченный забор, огораживавший территорию поселка.

– Куда дальше? – тряхнул Николас за ворот все еще не очухавшегося Валю.

У того по прежнему лилась из носа кровь, да еще на щеке алели две длинных царапины – должно быть, ободрался о кусты.

Валя дотронулся до переносицы, жалобно охнул:

– Нос сломан! Боже! Какой кошмар! Не смотри на меня! Пожалуйста, не смотри! И закрыл изуродованное лицо рукавом.

– Надо уходить! – крикнул ему в ухо Фандорин. – Из поселка можно выбраться не через проходную?

– Да, – прогнусавил Валя. – Вон там.

Побежали вдоль ограды. Глен уже мог передвигаться без посторонней помощи, хоть и несколько зигзагообразно.

Мимо блеклых живых изгородей, мимо стриженых лужаек, на которых сиротливо белели праздные качели, они добрались до столба с прожектором, где забор поворачивал под прямым углом влево.

Пряча лицо, Валя сказал:

– Тут доска отодвигается. Это я прошлым летом выломал. Бегал в деревню, к одному механизатору, на дейты. То есть бегала…

Выдернул гвоздь, сдвинул доску. Пролез в неширокую щель без каких-либо затруднений, а вот Фандорин еле протиснулся.

Впереди было серое осеннее поле, за ним лес.

Николас побежал вперед, чавкая тапочками по грязи. Обернулся, увидел, что Валя не тронулся с места.

– Ты что? Скорей! Надо добежать до леса, пока они не увидели!

Валя стоял, закрыв лицо руками. Плечи сотрясались от рыданий.

Пришлось вернуться.

– Да что с тобой? Бежим!

– Уйди! – всхлипнул Глен и отвернулся. – Ты беги, я сам…

– Что «сам»? Куда «сам»?

Человек будущего забормотал, кажется, впервые путаясь в употреблении мужского и женского родов:

– Не хочу, чтоб ты видел меня такой… Я сам. Ты беги. Там за лесом станция. Четыре километра на восток…

– Что за чушь! Они тебя убьют!

– Я на ферму, к Володе…

– К какому еще Володе?

– Ну, к механизатору, я же говорила… Он хороший… Только он думает, что я девушка… Ничего, скажу, что подстриглась. Фэшн такой… Да беги же ты!

Валя сердито топнул ногой и зарыдал еще горше.

Оглянувшись на щель в заборе, Фандорин побежал через поле к опушке леса. Когда же, минуту спустя, обернулся, Вали у ограды уже не было.

Больше не оборачивался до самых деревьев. Лишь нырнув за первый куст, перевел дух. Раздвинул ветки.

Коттеджный поселок «На горах» был похож на сказочный остров, вынырнувший из пучины моря: из-за стены торчали башенки, флюгера, кружки спутниковых антенн. Остров на море лежит, град на острове стоит…

Слава богу, хоть тридцати трех богатырей было не видно. Снова выскользнул неуловимый Н. Фандорин из когтистых лап беды.

Немножко постоял, прижавшись горячим лбом к влажной и холодной коре дуба. Перед тем как идти (стало быть, всего четыре километра?), вынул из кармана пистолет, кинул на орудие убийства полный отвращения взгляд и швырнул в канаву, которая, судя по цвету воды, не высыхала даже летом.

Сначала шагал быстро, на всякий случай поглядывая назад. Дурацкий халат расстегнул – было жарко. О том, что произошло каких-нибудь пять, самое большее десять минут назад, старался не думать. Понятно, что теперь так, как прежде, жить будет невозможно, но об этом после, после. Сначала уйти подальше, остыть.

Остыл Фандорин довольно быстро – во всяком случае, в физическом смысле. Сначала запахнул халат, потом поднял воротник, спрятал руки в широкие рукава с отворотами.

Черт, как холодно!

Чему удивляться – середина ноября. Сколько сейчас? Плюс два, плюс три. Вряд ли больше.

Кстати говоря, вот он так решительно устремился в чащу, а где здесь восток? Ника остановился, посмотрел по сторонам.

Подмосковный лес в ноябре безлюден и бесприютен. Люди сюда не ходят, потому что незачем: золотая осень позади, для лыжных прогулок еще рано.

В отсутствие людей игрушечная пригородная чаща удивительным образом вернула себе достоинство дикой природы. Было очень тихо, сумрачно. Пахло смертью.

На поляне виднелся черный угольный круг; два кирпича, пара пустых бутылок. В луже поблескивал кусочек фольги. Вот и все, что осталось здесь от человека. Николас вдруг подумал, что пройдет сколько-то лет, и человечество исчезнет с поверхности земли, как исчезли из этого леса дачники. И останутся от человечества лишь бессмысленные обрывки и обломки.

Одернул себя: нашел время для философствований. Итак, где у нас восток?

В книжках пишут, что деревья с северной стороны порастают мхом. Ага, вот на березе зеленая плюшевая полоса. Значит, если встать к ней лицом, восток будет слева.

Ободренный, Фандорин двинулся по проложенному курсу и шел довольно бодро – до тех пор, пока прямо перед носом не оказалась другая береза, повернувшаяся ему навстречу точно таким же мшистым боком.

Как это может быть? Получается, что он движется не на восток, а на юг?

Николас задрал голову, посмотрел в серое, постепенно темнеющее небо. И представил, как он смотрится оттуда, сверху: нелепое существо в пестром халате и домашних тапочках, а вокруг лишь голые скелеты деревьев.

Как Иван-царевич в заколдованном лесу, только Серого Волка нет.

И едва он это подумал, как неподалеку зашуршала палая листва. Николас дернулся, оглянулся и не веря глазам увидел над пнем серую мохнатую морду с нахмуренным лбом, острые уши, настороженные глаза, на мгновение блеснувшие нехорошим фосфорическим блеском.

Нет, это был не серый волк, а всего лишь серый волчок. Вернее дворняга, среди предков которой наверняка не обошлось без немецкой овчарки.

Живому существу Фандорин обрадовался. Вдвоем все веселей.

Он посвистел, почмокал, протянул руку.

Собака смотрела все так же настороженно. Не лаяла, не рычала, с места не трогалась.

Тогда он начал потихоньку к ней подбираться, приговаривая:

– Ну, ну, не бойся, собакевич. Давай знакомиться…

Пес попятился. Потом, то и дело оглядываясь, затрусил через лес – не очень быстро, словно не решил, убегать или нет.

Ника припустил следом.

– Погоди! Эй, ты же друг человека!

Собака выбежала на поляну, где были свалены спиленные и, очевидно, давным-давно позабытые столбы. Остановилась.

Фандорин с разбегу не сразу увидел, что возле штабеля разлеглась целая собачья стая. Один пес, широкогрудый, с наполовину облезлой башкой, поднялся и оскалил желтые клыки. Остальные тоже немедленно вскочили. Как мало эти лесные пираты были похожи на городских собак! Ни тени робости или заискивания, никакого виляния хвостом. А глаза примеривающиеся, как бы оценивающие, что ты такое: опасность или добыча.

Похолодев, Ника вспомнил прочитанную где-то статью о том, сколько в подмосковных лесах развелось бездомных псов. Они давно, Бог знает сколько поколений назад, одичали и запросто нападают на оленей, на лосей, а иногда и на людей.

С перепугу Николас пожалел о выброшенном пистолете, но тут же устыдился. Что ж теперь, без пистолета ни шагу, что ли? Чуть-что, давай, пали, решай все проблемы при помощи свинца! Человека убил, теперь еще собак перестреляй. А разве они виноваты, что люди их или их предков выгнали из дома? Неужто ты мог бы застрелить вон ту каштанку с квадратной мордой? Или вон ту рыжую нескладеху с мордой колли и коротенькими лапами таксы?

Он попятился назад – не слишком быстро, чтобы это не выглядело, как бегство. Собаки провожали его глазами, враждебности пока не проявляли.

Шагнув за дерево, Фандорин развернулся и тут уж дунул со всех ног.

Бежал, пока не отлетела размокшая подметка на тапочке. Кое-как прицепил ее обратно. Сел на поваленное дерево, стал анализировать ситуацию.

Не тайга же. Какого размера может быть лесной массив в ближнем Подмосковье? Максимум несколько квадратных километров.

Это он просто запаниковал, вот и стал метаться безо всякого толка и смысла.

Что говорит в подобных случаях своим клиентам специалист по умным советам? Сначала нужно локализовать первопричину стресса.

Она совершенно очевидна, мысленно сказал специалисту Николас Фандорин. Я совершил убийство. Однажды мне уже доводилось стрелять в человека, но в тот раз, слава Богу, обошлось. А теперь не обошлось. Веснушчатый парень, на вид лет двадцати пяти, мертв. Его девять месяцев вынашивала мать, потом он долго рос, познавал мир, о чем-то мечтал, а я все это перечеркнул. Каким бы плохим ни казался тебе кто-то, убивать его нельзя, потому что каждый человек – это вселенная. И каждого человека (ну, или почти каждого) кто-то любит, для кого-то он свет в окошке, кому-то без него и жизнь не в жизнь.

Советчик печально покивал, вникнув в суть проблемы. И ответил так.

Да, ты убил, но не хладнокровно, взвесив все «за» и «против», а подчинился инстинкту, который велит человеку защищать себя и своих друзей. Значит, рыжий бандит – вселенная. А Валя что же? Разве его, то есть ее, ах не важно, разве Валю никто не любит? И потом, ты сам. Ты ведь тоже вселенная, и в этой вселенной кроме тебя есть еще жена, есть дочь и сын. Или уж люби все человечество одинаково, как Христос, и тогда подставляй левую щеку, не сопротивляйся насилию, иди на заклание и все такое прочее, но только уж не обзаводись семьей и друзьями. А если обзавелся, то изволь защищать и их, и себя. Даже если для этого понадобится убить.

Вот какой сформулировался совет – такой кровожадный, что Фандорину стало не по себе.

Но душа, как ни странно, от паники избавилась, дала разуму отмашку: думай, теперь можно.

И выяснилось, что голову ломать особенно не над чем. Всего-то и нужно идти по возможности прямолинейно, пока не выберешься на какую-нибудь дорогу или дорожку, а та уж куда-никуда выведет.

Блуждания по лесу закончились уже в полной темноте. Дважды Фандорин пошел не тем путем: сначала глухой просекой, которая петляла-петляла и в конце концов просто разделилась на несколько убогих тропинок; потом набрел на вполне витальную, даже асфальтированную трассу, упершуюся в каменную стену и запертые ворота безо всякой вывески. Лишь с третьей попытки, окоченевший и промочивший ноги, он попал туда, куда нужно. Неприметная на первый взгляд тропа вывела его прямо к обочине шоссе, по которому Николас дошагал до населенного пункта. Еще до того, как начались первые дома, услышал вдали грохот поезда. Уф. Вот и станция.

Не доходя до первого фонаря снял халат и бросил в канаву. Появляться в таком наряде среди публики было бы чересчур, лучше уж в одной рубашке.

Положение беглого «гада и обманщика» было, сдержанно выражаясь, незавидным: раздет, практически разут, денег ноль, деваться совершенно некуда. Но за время затянувшейся лесной прогулки у Николаса выработался план – в создавшихся обстоятельствах единственно возможный.

На всем белом свете был только один человек, который мог бы помочь изгою – конечно, если захочет. Нике почему-то казалось, что, несмотря на недолгий и, как теперь любят говорить, неоднозначный опыт общения с этим человеком, в помощи он не откажет.

Но сначала нужно было преодолеть одну техническую трудность – позвонить по телефону при полном отсутствии ликвидности.

Фандорин потоптался возле железнодорожной кассы, заглянул в приоткрытую дверь с табличкой «Дежурный по станции». Там сидела полная дама в фуражке, читала роман в бумажной обложке. На столе чернел вожделенный телефон.

Включив самую обаятельную из своего арсенала улыбок, Николас просунул голову в щель.

– Ради бога извините, что отрываю от чтения, – сказал он. – У меня к вам огромная просьба…

Дежурная положила роман обложкой кверху, с неудовольствием посмотрела на долговязого типа в одной рубашке.

– У меня ужасная неприятность, – продолжил магистр. – Потерял куртку, а в ней бумажник. Мне бы позвонить в Москву, а?

– Интере-есно, где это нынче куртки теряют, – протянула дама. – Вроде не пьяный. Муж, что ли, из командировки не вовремя приехал?