Стрела Габинчи Орлов Алекс
В городе его образ жизни значительно отличался от жизни Клауса, вся работа его сводилась к тому, чтобы встретить мать возле дома бургомистра и помочь ей донести до дома объедки с господского стола, а иногда одежду или обувь, которая не годилась домочадцам бургомистра, но была в хорошем состоянии.
Иногда, если болел закупщик, Ригард бегал на рынок или ездил на осле в ближайшую деревню, чтобы выгадать в цене, тогда за какие-то два дня удавалось заработать серебряный полуталер. Но такое случалось редко.
– Даже не знаю, как мать теперь без меня обходится, – сказал Клаус и вздохнул. – И кто ей воду таскать будет?
– Так она только на себя работать будет, тебя-то кормить не надо, – утешил приятеля Ригард.
– Ну… Тоже верно, – согласился Клаус. – Нужно, как обустроимся, подать им в город весточку.
– Эх, и где же мы обустроимся?.. – вздохнул Ригард и сбил ногой мухомор.
Озеро, к которому они вскоре вышли, растянулось мили на полторы, заполнив некогда бывший здесь глубокий овраг. Вдоль заросшего камышом берега плавали дикие утки, в ряске сновали лягушки, а распустившиеся над черной водой лилии нервно вздрагивали, когда их стеблей касались медлительные сомы или стремительные щуки, искавшие в зарослях поживу.
– Рыбы тут много, – сказал Клаус, останавливаясь на берегу.
– Это ты по кругам на воде определил?
– Нет. На том берегу несколько рыбачьих мостков, видишь?
– Не-а.
– Ну и неважно. Если мостки имеются, значит, рыбаки сюда часто ходят.
– И наведут на нас солдат лорда…
– Не наведут. Рыбаки по вечерам приходят или с раннего утра.
– А сейчас чего делают?
– В поле, наверно. Кстати, в случае крайней нужды мы можем и в батраки податься, – сказал Клаус и стал спускаться к воде, вспугивая из травы кузнечиков.
– Да ты в своем уме? Как Эдгар с Дирком, что ли?
– Да, как Эдгар с Дирком.
– Я дерьмо коровье вычищать не буду! – решительно заявил Ригард.
– Твоя воля, – пожал плечами Клаус и стал раздеваться, бережно укладывая одежду на траву. – Только они за деньги работают, а ты скоро будешь готов даже за еду дерьмо чистить. Только представь – вареная картошечка, да политая свиным салом со шкварками и жареным луком. А потом еще толстый ломоть сыра, такой, что из него масло сочится… А еще хлеб от свежего каравая, с корочкой. Представил?
– Да… – признался Ригард и судорожно сглотнул.
– А теперь представь кучу навоза, которую нужно перекидать в тачку и вывезти на огород, а потом можно помыть руки, и милости просим к столу. Каково?
Ригард шумно вздохнул. Перед такой яркой картиной он коренным образом изменил свое мнение и был готов перекидать пять куч навоза, не то что одну.
Клаус разделся до подштанников и стал заходить в воду, раздвигая перед собой высокий камыш.
– Стой тут да смотри в оба, когда рыбу начну выбрасывать.
– А чего на нее смотреть?
– Чтобы обратно в воду не ускакала…
– Ага, понял. А есть что, сырую будем?
– На другую пока не заработали.
Клаус сделал еще шаг, и стена камышей за ним сомкнулась.
– Как вода-то? – спросил Ригард.
– Холодновата, конечно, особенно в камышах… Но дальше потеплее будет…
Чтобы видеть Клауса, Ригард поднялся повыше и стал смотреть, как его приятель поймал руками несколько стрекоз и, выйдя на чистую воду, побросал их в качестве приманки.
Через пару мгновений приманка была съедена, но Клауса это, как показалось Ригарду, нисколько не расстроило. Он не спеша разматывал свою петлю из конского волоса.
Наконец снасть была разложена и заведена в воду, после чего Клаус подбросил еще одну стрекозу.
Ригард замер. От исхода этого мероприятия зависело, поест он сегодня или нет.
Вот Клаус резко подсек и выдернул добычу из воды. Черный вьюн, искрясь на солнце и извиваясь, словно змея, пролетел над камышами и упал в траву. Ригард бросился к нему с берега и перехватил беглеца возле самой воды – вьюн ползал на удивление быстро.
Не успел Ригард сладить с первым, как Клаус предупредил его о следующем:
– Лови, Румяный, он большой!
Второй вьюн оказался в два с половиной фута длиной и фунта полтора весом. Он шлепнулся у берега, и, пока был оглушен, Ригард оттащил его в небольшую песчаную ямку, где уже находился первый.
– Румяный, окунь! Берегись его жабер!
Крупный окунь шлепнулся на траву, перекатился на открытое место и забился, поднимая фонтаны песка. Помня о предупреждении, Ригард ухватил его за хвост и потащил в ямку.
За неполный час Клаусу удалось надергать с десяток разных рыбин, а затем он сплавал к другому берегу, чтобы сорвать полдюжины крупных цветков лилии.
Вернувшись обратно, он выбрался из воды и стал снимать прицепившихся к подштанникам пиявок.
– Еще немного, и они бы выпили твою кровь! – запаниковал Ригард, который видел пиявок второй раз в жизни.
– Не шуми, опасаться нужно тех, которые забрались в штаны, а эти – ерунда, – сказал Клаус, снимая пиявок и бросая обратно в озеро.
– А зачем ты цветов набрал? Продать, что ли, думаешь?
– Их можно есть, Ригард. Ты мыться-то будешь?
– Нет, я туда ни за что не полезу. Эти пиявки – ужас.
– Если не станешь мыться, я тебя кормить не буду. Вон там, чуть дальше, спуск без камышей и дно песчаное, иди и помойся.
Сопротивляться Ригард не стал и пошел мыться. Отчасти он был благодарен Клаусу за его руководство, ведь дома им распоряжалась мать, а здесь, оказавшись вдали от привычной обстановки, он не мог так сразу привыкнуть к самостоятельности. К тому же подчиняться Клаусу вовсе не зазорно, просто удивительно, как много интересных и нужных вещей умеет делать прачкин сын. И рыбу ловить конским волосом, и щавель находить, и озера определять. Узнав о талантах приятеля больше, Ригард стал чувствовать себя куда увереннее, чем в начале их бегства.
Пока Ригард мылся и по совету приятеля стирал обмотки глиной, Клаус поднялся по берегу и собрал щавеля и дикого лука.
– Ну и что теперь? – спросил его Ригард, когда прополосканные обмотки сушились рядом с сапогами, а сам он издавал запах полыни и водорослей, из которых, также по совету Клауса, делал себе мочалку.
– Рыбу станем разделывать.
– Без ножа?
– Без ножа. Нож можно из камышины сделать, сейчас я тебе покажу.
Клаус сорвал сухую камышину, расщепил ее обломком ракушки и распустил сухую трубочку на несколько тонких, как костная пилка, лезвий.
Рыбу приятели почистили раковинами от ракушек, у Ригарда получалось не очень хорошо, хотя дома чистить рыбу ему приходилось часто.
– С мамашей-то каких рыб чистил? – спросил Клаус, отмахиваясь от надоедавшего слепня.
– Его милость господин бургомистр карпа очень уважает. Особенно тушенного в сметане. Ох, не могу вспоминать, живот подводит!
– Цветок скушай, полегчает, – посоветовал Клаус. – Обери лепестки и оторви стебель, остальное можешь есть.
Ригард не мог дольше терпеть голод и, последовав совету приятеля, съел один за другим два цветка лилии.
– Ну и как тебе? – спросил Клаус, заканчивая разрезать рыбу.
– Болотом воняет, но есть можно. Даже сытость какая-то появляется…
– Ну вот, теперь покушаем сырой рыбки со щавелем и диким луком.
– И часто ты ее так ел? – спросил Ригард, когда Клаус отошел помыть руки.
– Сырую никогда не ел. Я ее обычно запекал в листьях дикого хрена.
– Ну давай, начинай первым, а я за тобой прилажусь.
И они начали есть, сначала немного морщась, а затем все быстрее, обильно сдабривая сырую рыбу щавелем и диким луком.
– Откуда ты столько всего знаешь, Клаус? – спросил Ригард, когда они наелись до тяжести в животах.
– Я же на реке все время, а там у городского берега много приезжих из порта. Пока галеры на погрузке или на ремонте, моряки без дела шляются, а если денег нет, то дальше реки делать нечего. Вот и пьют червивку, пекут брюкву и хвастают кто во что горазд. Они мне много чего рассказывали, а когда пьяные, так еще и перебивают друг друга. Вот я постепенно и образовался по их наукам.
– И кто бы мог подумать, что это нам так скоро пригодится, – сказал Ригард.
20
После обеда приятели надели сапоги на чистые обмотки и снова тронулись в путь, держась юго-восточного направления.
Все большие дороги они обходили стороной, чтобы не столкнуться с людьми лорда Ортзейского, но, когда, избегая озер и сырых балок, все дороги сходились в одну, приятелям приходилось идти по ней, рискуя быть пойманными.
В один из таких вынужденных переходов Клаус нашел смятую колесами серебряную пряжку. Совсем маленькую, но за нее можно было выменять большой кусок хлеба, а то и целый каравай.
– Давай прямо сейчас в деревне жратвы наменяем! – тут же предложил Ригард.
– Нет, Румяный, мы это на потом отложим, – возразил Клаус, убирая пряжку в карман. – Пусть полежит для крайнего случая.
– А жрать снова сырую рыбу будем? – раздраженно поинтересовался Ригард. В этот момент за поворотом послышался стук возов, и приятели спрятались в придорожных кустах.
– Можно и рыбу, – сказал Клаус, поглядывая на крестьянскую телегу, груженную прошлогодней брюквой. – Сейчас пройдем низинки, а на холмах снова будет лес, там можно поискать прошлогодних орехов.
– А если их не будет?
– Придумаем что-нибудь. Уже завтра мы точно будем в пределах другого лорда, там и наймемся на какую-нибудь работу, чтобы подкормиться.
– Какую работу?
– Да хоть воду таскать. Для меня это как прогулка, вон руки какие – до колен оттянуты.
Клаус вышел на дорогу, комично согнувшись, чтобы хоть так приободрить своего склонного к панике приятеля.
Пантомима подействовала, Ригард засмеялся. Но скоро снова посерьезнел и со вздохом признался:
– Мне стыдно, что я все время ною и есть прошу, но я же с детства самые лучшие харчи кушал с утра до позднего вечера, и никто меня этим не попрекал. Как только в фигуре остался…
– Не переживай, Румяный, сохраним мы твою фигуру, чтобы, когда вернемся, мамаша тебя сразу узнала, – подбодрил его Клаус.
– А мы правда вернемся? Хорошо бы через год, да чтобы богатыми! Я, с такими деньжищами, сразу сватов к Ядвиге зашлю! Поскорее тебя, пока ты побежишь домой воду таскать!
Ригард ожидал обычной в таком случае болезненной реакции Клауса, но тот лишь слабо улыбнулся.
– Так чего, не торопиться мне к Ядвиге со сватами? – снова спросил Ригард и толкнул Клауса в бок.
– Ядвига осенью замуж выходит…
– Откуда ты знаешь?
– Слышал, – обронил Клаус и отвернулся.
– Ну, я тогда к дочери мельника Мохеля, у него четыре мельницы!
– И дочери две. Ты к какой свататься будешь?
– Так они похожи, мне все равно к какой, – махнул рукой Ригард, и приятели рассмеялись. Они вышли за поворот, огляделись и пошли дальше по большой дороге.
Им еще дважды пришлось прятаться на обочине, пока овраги остались позади и дороги снова разбежались в разные стороны.
Поднявшись наконец в заросшие смешанным лесом холмы, приятели решили поискать орехов.
– Давай так: я пойду по низинке – там вроде болотце, может, дикой моркови найду, – предложил Клаус. – А ты давай по холму, тут на деревьях могли остаться орехи, если их белки не съели. Шагов через пятьсот на дороге встретимся.
– Там мне их считать, что ли? – не понял Ригард.
– Ну, это я примерно. Если что, на дорогу выйдешь и покричишь, я услышу.
– Ну ладно, – согласился Ригард. Ему не терпелось поскорее наесться орехов, и он стал быстро подниматься на пологий склон, а Клаус пошел вниз, уже чувствуя запах старого болота.
Под ногами шуршала подложка из старых листьев, по стволам сосен скакали потревоженные бурундуки. Где-то наверху вскрикнула сойка, вот она сорвалась с ветки и полетела прочь. Клаус постоял, глядя вверх, туда, где по макушкам деревьев ударил порыв ветра.
Как зачарованный смотрел он на падавшую прошлогоднюю хвою, а затем поспешил вниз, где виднелся край болотца с клочками яркой зелени.
Вскоре ветер успокоился, но в наступившей тишине Клаус почувствовал легкий озноб.
Возле болота оказалось совсем прохладно, здесь не вилась мошкара, а ряска не была потревожена ни следами лягушек, ни чирков.
Приметив несколько кустов купыря, Клаус выдернул их и, ополоснув корни в воде, довольно заулыбался. Они были крупнее тех, которые росли у речных заводей, и имели настоящий морковных запах.
«Румяный будет доволен», – подумал Клаус.
Возле Ригарда он чувствовал себя старшим братом, тот все время капризничал и постоянно требовал еды.
Двигаясь вдоль болота, Клаус собрал еще несколько больших корней купыря и отломил стебли, чтобы не тащить лишнего. Потом ему попалась молодая рябина, на нижних ветвях которой сохранились гроздья прошлогодних засохших ягод. Они почти не имели вкуса, но Ригарду вполне бы сгодились.
Рассовав корешки и ягоды по карманам и пройдя еще немного, Клаус решил подниматься к дороге, но неожиданно столкнулся с густыми зарослями ядовитого боярышника, листья которого больно жглись. Пришлось обходить его по берегу, постепенно втягиваясь в сырой березняк, где пахло весенними грибами, а из глубины мутных ставков поднимались белые пузыри.
Ядовитые заросли на склоне закончились, и Клаус свернул направо, чтобы начать подъем, но неожиданно за большим трухлявым пнем увидел человека, который цеплялся за сырую землю скрюченными пальцами, пытаясь отползти от ставка со взбаламученной водой.
Клаус вскрикнул от испуга и едва не побежал прочь, однако перекошенное от страданий лицо старика остановило его, заставив преодолеть страх.
– Что с вами, дедушка? – спросил он, переходя на фальцет, хотя уже видел, что ноги незнакомца опутаны набухшими бурыми водорослями, которые тащили старика в ставок.
– Помоги, – прохрипел несчастный, и Клаус схватил его за руку, чтобы оттащить от жуткой ямы, однако это было не так просто. Водоросли наливались силой и, потрескивая, увеличивались в объеме, стаскивая в яму уже не только старика, но и ухватившегося за него Клауса.
– У меня не получается! – в отчаянии закричал он, видя, как проскальзывают по траве сапоги.
– Серебро… – прохрипел старик. – Брось туда серебро…
– Какое серебро? – не понял Клаус. Ему показалось, что старик бредит.
– Любое… Серебро… Он боится… серебра.
«Но у меня нет денег!» – в отчаянии подумал Клаус, однако тут же вспомнил о смятой серебряной пряжке и, выхватив ее из кармана, швырнул в ставок.
Раздался громкий хлопок, горячий пар ударил в стороны, Клаус шлепнулся на траву и зажмурился.
– Вставай, теперь он уже не страшен, – произнес кто-то рядом.
– Что? – переспросил Клаус и, открыв глаза, увидел того самого старика. Теперь он стоял на ногах, одной рукой отряхивая длиннополую одежду, а другой опираясь на посох.
– Молодец, что не струсил, за это тебе змейки помогать будут. Ну, бывай, Клаус, хорошего тебе путешествия.
С этими словами старик шагнул за куст бузины и исчез, будто его здесь и не было.
Клаус поднялся и стал оглядываться, полагая, что старик все еще где-то поблизости. Он обошел куст бузины, но обнаружил лишь нетронутые заросли крапивы. Клаус покосился на ставок, из которого тащил старика. Вода там все еще была мутной, однако болотные мошки уже скакали по ее поверхности как ни в чем не бывало.
«Пригрезилось мне, что ли?» – подумал он и, оглядевшись последний раз, стал подниматься к дороге, продолжая прислушиваться после каждого шага.
Оказавшись на дороге, Клаус, однако, в нерешительности остановился, он не узнал местности.
Несколько сухих деревьев лежали поперек колеи, рассыпавшись в труху, а все обочины были присыпаны сбитой хвоей и листьями.
– Ригард! – позвал Клаус, забеспокоившись о своем товарище.
– Я здесь! Здесь! – откликнулся тот, выбегая на дорогу. – Ты видел, что случилось-то, видел?!
– Что случилось? – спросил Клаус, осматриваясь.
– Слышал, какой гром вдарил?! Я страсть как перепугался, деревья повалились, хвоя посыпалась! Вон и мне за шиворот набилось.
Ригард стал крутиться на месте, пытаясь достать из-за ворота еловые иголки, но Клаус схватил его за локоть и потащил прочь, приговаривая:
– Пойдем отсюда скорее! Потом почешешься!
21
До вечера удалось пройти еще несколько миль, сделав три привала, и всю дорогу Ригард говорил только о еде.
Дикой моркови и сушеных ягод ему хватило ненадолго, и он вновь и вновь предлагал найти озеро, чтобы поймать рыбы, однако Клаус отказывался, желая поскорее и наверняка выйти за пределы земель лорда Ортзейского и уже завтра путешествовать по большим дорогам.
– А какая нам выгода от больших дорог? – спросил его Ригард, когда напарники уже укладывались спать на старом почерневшем сене, остатки которого нашли на лесной опушке.
– Там много разных людей попадается, может, работу найдем…
– Хорошо бы, – вздохнул Ригард, глядя в небо, где появлялись первые звезды. – Только давай в первой же деревне поменяем пряжку на хлеб.
– Нет уже никакой пряжки, – отозвался Клаус.
– Как нет? Потерял?
Ригард приподнялся на локте, силясь разглядеть лицо Клауса. Он надеялся, что приятель его разыгрывает, ведь малый кусочек серебра был их шансом хоть раз отведать настоящей еды.
– Нет, не потерял, – после паузы ответил Клаус. – Наверно, это как-то связано с громом, когда деревья валились…
– Да что связано-то?
Где-то ухнул филин, и стрекотавшие в кустах цикады разом смолкли.
– Страшновато здесь, – признался Ригард, зарываясь в сено.
– Я эту пряжку серебряную… в яму с водой бросил, оттого, наверно, и гром был…
– А чего ты таким голосом говоришь? – еще больше забеспокоился Ригард.
– Да я все еще не верю до конца в то, что видел.
– А что ты видел? – прошептал Ригард.
– Я увидел старика, которого утягивала в яму… какая-то сила…
– Какая сила? – едва слышно спросил Ригард, еще глубже прячась в сено.
Шагах в двадцати от них по дереву ударили колотушкой. Клаус вздрогнул и потянулся за тяжелым сучком, который на всякий случай положил рядом с копной. Теперь он мог пригодиться.
– А вдруг это волки?
– Нет здесь волков. Они в таких лесах не водятся, – уверенно заявил Клаус, хотя эта уверенность в темном лесу давалась ему трудно.
Едва дыша от страха, они с полчаса лежали не шевелясь, пока в кустах не застрекотали очнувшиеся цикады.
– Что дальше было? – шепотом спросил Ригард, выглядывая из сена.
– Еще немного, и его бы утащили в яму… А я схватил его за руку и попытался помочь…
– И чего?
– Тогда и меня тоже потащило в яму…
– Страх какой, Клаус! – воскликнул Ригард и снова накрылся сеном. – Тебе это привиделось, да? Ты меня напугать хочешь?
– Я не знаю. Потом мне стало казаться, что привиделось. Но старик сказал, чтобы я бросил в воду серебро, а монет у меня не было, вот я и бросил пряжку. От нее из воды пар ударил, и я упал…
– А старик?
– Он вроде поблагодарил меня, шагнул за куст и исчез…
– А какой он из себя был, страшный?
Клаус задумался, пытаясь вспомнить, каким был старик, но, кроме длинной бороды, ничего не вспомнил.
– Он был с бородой и большим костылем.
– С посохом?
– Да.
– А это не колдун был?
Из леса донесся тяжкий вздох, Клаус с Ригардом замерли.
– Лось, наверно… – прошептал Клаус.
– Вдруг он пришел сено есть? Вдруг это его сено? – также шепотом спросил Ригард.
– Сено летом не едят. Сейчас травы полно.
Они подождали еще немного, и постепенно, вместе с оживлением цикад, ушел и страх.
– Нет, я не думаю, что он колдун, – сказал наконец Клаус. – Он добрый, мне так показалось. И вообще, давай спать.
– Я теперь не усну! После таких-то сказок!
– А ты усни. Нам завтра на работу наняться нужно, чтобы хорошо поесть. Тут недалеко деревня, там и попытаем счастья.
– Откуда ты знаешь, что рядом деревня?
– Когда мы шли, дымом пахло и горелым жиром, так пахнет дым из жилища.
22
Несмотря на доносившиеся из леса странные звуки, которые время от времени будили Клауса с Ригардом, ночь прошла благополучно, и утром приятели чувствовали себя бодро, хотя спать пришлось на земле, да еще и голодными.
Завтраком для них снова стал щавель и несколько маленьких луковиц дикого чеснока.
Выбравшись на дорогу, приятели прошли под утренним солнцем всего пару миль, и тут увидели деревню домов на пятьдесят, стоявшую на высоком берегу извивавшегося между лесистыми холмами озера.
– А вот это хорошо, – сказал Клаус, заметив, что у нескольких домов земляные лесенки ведут к самой воде.
– Что хорошо? – не понял Ригард.
– Хорошо, что у них огороды высоко. Значит, воду таскать нужно.
– А почему бы им внизу огороды не сделать?
– Места мало, да и заливать их весной будет.
– А-а, – кивнул Ригард, хотя ничего не понял. В отличие от Клауса, он за пределами города почти не ориентировался.
Перейдя через озеро по крепкому мосту, они поднялись на главную и единственную улицу деревни. Было утро, хозяйки готовили завтрак, аппетитные ароматы атаковали голодных путников со всех сторон.
– Я сейчас в обморок упаду, – жаловался Ригард. – Давай уже наниматься скорее!
– Погоди, – отмахнулся Клаус, внимательно приглядываясь к каждому дому и к тому, в каком состоянии находятся посадки в огородах.
Почувствовав чужих, за заборами залаяли собаки. Кое-где на улицу вышли любопытные, но Клаус не обращал на них внимания, он уже наметил нужный дом.
– Вот, смотри, Румяный. Дом богатый, каменный, и черепица новая, в прошлом году поменяна, а огород подсох, уже неделю не поливался. Сюда мы и обратимся, друг любезный.
– Как знаешь, – пожал плечами Ригард, и Клаус свернул к калитке, выкрашенной глиняной краской.
Взявшись за медное кольцо, он стукнул пару раз, но на стук откликнулась только собака, залаяв где-то в глубине двора.