Статский советник Акунин Борис

– Да-да, – покивал Фандорин. – Не думайте, пожалуйста, что мы с князем что-то от вас скрываем. Мы оба относимся к вам с искренним уважением и немедленно привлечем вас к аналитической работе, как только выяснятся некоторые обстоятельства. В знак д-доверия могу сообщить вам строго конфиденциально, что сегодня в десять вечера мы с Глебом Георгиевичем встречаемся в условленном месте, где и определим ту самую «линию», о которой вы сказали. Встреча произойдет наедине, но о результатах вы будете немедленно извещены. Конспиративность же объясняется тем, – статский советник чуть нагнулся, – что среди наших служащих есть предатель и мы пока не знаем, кто именно. Сегодня это как раз может выясниться.

– Предатель?! – воскликнул Зубцов. – У нас в Охранном?

– Тс-с. – Статский советник приложил палец к губам. – Кто он и где именно служит, мы с к-князем сегодня и определим, обменявшись собранными сведениями. Для того и назначена столь таинственная встреча в третьем номере «дворянского» отделения, пардон, Петросовских бань.

Весело улыбнувшись, Эраст Петрович отпил остывшего чаю.

– Кстати, где наш Евстратий Павлович?

Разговор Фандорина с Евстратием Павловичем Мыльниковым, которого статский советник обнаружил на временном наблюдательном пункте, устроенном на пыльном чердаке близ лобастовской мануфактуры, был отчасти похож на предыдущие, отчасти же от них отличался, ибо помимо Петра Ивановича еще обсудили неудачную ночную операцию, вероломного миллионщика и вопрос о пособии семьям погибших филеров. Однако закончилась беседа точно таким же образом: статский советник точно назвал собеседнику время и место своей встречи с господином вице-директором. Только номер кабинета указал иной – четвертый.

А после посещения наблюдательного пункта Фандорин больше ничего предпринимать не стал. Поехал на извозчике домой, насвистывая арийку из «Гейши», что случалось с Эрастом Петровичем крайне редко и являлось признаком необычайного оптимизма.

Во флигеле на Малой Никитской между Фандориным и его слугой состоялся долгий, обстоятельный разговор по-японски, причем говорил в основном Эраст Петрович, а Маса слушал и всё повторял: «Хай, хай».

По ходу беседы статский советник нарисовал на листке бумаги схему, которая выглядела вот так:

Потом ответил на несколько вопросов и преспокойно отправился спать, хотя шел всего лишь третий час пополудни и никаких важных дел исполнено не было.

Спал долго, до шести часов. Вставши, с аппетитом поужинал, позанимался гимнастикой и оделся в английский спортивный костюм, легкий и не стеснявший движений: короткий клетчатый пиджак, облегающий шелковый жилет, узкие брюки со штрипками.

На этом туалет Эраста Петровича не закончился. За эластичную ленту подтяжки для правого носка он засунул маленький стилет в легких ножнах из промасленной бумаги; в кобуру на спине сунул велодог – миниатюрный пистолет, изобретенный для велосипедистов, которым докучают бродячие собаки; в другую кобуру, приспособленную для ношения под мышкой, спрятал главное свое оружие – семизарядный «герсталь-баярд», новейшее изобретение льежских мастеров.

Слуга еще попытался пристроить на поясе у Фандорина зловещего вида стальную цепь с двумя тяжелыми шариками, но от этого неконвенционного орудия статский советник решительно отказался, поскольку шарики при ходьбе стукались друг об друга, и это привлекало внимание.

– Сам ничего не предпринимай, – уже не в первый раз сказал Эраст Петрович своему верному помощнику, надевая в прихожей шубу с суконным верхом. – Просто запомни, в какой. Потом стукнешь в шестой условным сигналом, и я тебя впущу. Вакатта?[4]

– Вакаттэмас, – браво ответил Маса. – Дэ мо…[5]

Не договорил, потому что в дверь затрезвонили: раз, другой, третий.

– Это ваша новая наложница, – вздохнул камердинер. – Только она звонит так нетерпеливо.

– Ты пришел или уходишь? – спросила Эсфирь, видя, что Эраст Петрович в шубе, а цилиндр держит в руках. Обняла, прижалась щекой к его губам. – Уходишь. Нос теплый. Если бы пришел – нос был бы холодный. И мускусом почему-то пахнешь. Когда вернешься? Я буду ждать, ужасно соскучилась.

– Эсфирь, я же просил тебя телефонировать, – расстроился Фандорин. – Я д-действительно ухожу, а когда вернусь, пока не знаю. И Маса скоро уйдет.

– Терпеть не могу телефона, – отрезала черноокая красавица. – Он какой-то неживой. И куда же ты собрался?

– По одному важному д-делу, – уклончиво ответил Эраст Петрович и вдруг, поддавшись безотчетному порыву, быстро добавил. – Встречаюсь с князем Пожарским в Петросовских банях. В «дворянском» отделении… пятый номер.

Лицо статского советника тут же залилось краской, длинные ресницы виновато дрогнули.

– То есть не в п-пятом, а в шестом. Я оговорился…

– Господи, какая мне разница, в каком номере ты встречаешься с этим негодяем! Ну и компанию ты себе подобрал! В бане – это просто прелестно! – зло расхохоталась Эсфирь. – Мужские забавы, премного наслышана. Полагаю, еще и девок туда позовете. Прощайте, ваше высокородие, больше вы меня не увидите!

И прежде чем Фандорин успел открыть рот, дверь оглушительно хлопнула. По крыльцу простучали каблучки, заскрипел снег под бегущими шагами.

– Не женщина, а извержение Фудзи в пятом году эры Вечного Сокровища, – восхитился Маса. – Так вы говорите, господин, что оружия мне брать не нужно? Даже самого маленького ножика, который так удобно прятать в набедренной повязке?

Прятать нож все равно было бы негде, потому что в бассейной зале никто набедренных повязок не носил. Мужчины были совсем голые и, на Масин вкус, весьма уродливые – волосатые, будто обезьяны, с чрезмерно длинными руками и ногами. Особенно неприятно было смотреть на одного, с густой красной шерстью на животе и груди.

Маса не раз и не два с гордостью оглядел свое гладкое, красиво округленное в боках тело. Если прав английский ученый мудрец Тяруридзу Даруин и человек в самом деле произошел от обезьяны, то японцы продвинулись по этому пути гораздо дальше, чем красноволосые.

В бане Масе совсем не понравилось. Вода была недостаточно горячая, неуютные каменные стены слишком сверкали, да и вообще ожидание что-то чересчур затягивалось.

Кроме камердинера в бассейне плескались еще девять человек. Трудно сказать, сколько из них были разбойниками. Насчет одного, хмурого, черноволосого, с большим, как у каппы, носом и поджарым, мускулистым торсом никаких сомнений быть не могло – на боку и на груди у носатого краснели свежие рубцы, а левое ухо было обрезано. Опытным взглядом Маса сразу определил – след скользящих ударов острого клинка. Явный якудза, разве что без красивых цветных татуировок. К подозрительному человеку Маса старался держаться поближе. Но некоторые из купальщиков выглядели вполне мирно. Например, тоненький белокожий юноша, сидевший на бортике неподалеку. Он рассеянно поигрывал цепочкой, прикованной к бронзовому поручню, который опоясывал весь бассейн. Поручень был для того, чтобы за него держаться, а для чего к нему прицепили железное кольцо с цепочкой, Маса сообразить не смог, но ломать над этим голову не стал, потому что были дела поважнее.

На галерею, расположенную за колоннами, выходило шесть дверей, как и полагалось по схеме. Господин должен был находиться за крайней дверью справа. Туда разбойники не сунутся. Они ворвутся в одну из первых четырех дверей. Надо только запомнить, в какую именно, и бежать к господину. Проще простого.

Но как разбойники обойдутся без оружия? Красноволосые не умеют убивать голыми руками, им обязательно нужна сталь. Откуда же в бане возьмется пистолет или нож?

– Пора, – сказал вдруг человек со шрамами.

Крики и плеск разом смолкли. Четыре руки сзади крепко взяли Масу за его замечательные бока, подтолкнули к бортику, и прежде чем камердинер опомнился, миловидный юноша вытянул цепочку из воды. На конце у цепочки оказалось еще одно железное кольцо, которое немедленно защелкнулось у Масы на запястье.

– Спокойно, сударь, – сказал юноша. – Стойте тихо, и с вами Ничего плохого не случится.

– Э-э, позвольте, господа, что за шутки! – раздался возмущенный крик.

Маса обернулся и увидел, что точно таким же манером к поручням пристегнуты еще трое мужчин, очевидно случайных посетителей. Все остальные купальщики – шестеро молодых людей, включая носатого главаря, быстро выбрались из бассейна.

В ту же секунду, из двери, ведущей в раздевальню, выбежали еще двое, совершенно одетые, и у каждого в руках еще целый ворох одежды.

Голые разбойники стали быстро одеваться, не обращая внимания на возмущенные крики прикованных.

Маса дернул цепь, но она держала крепко. Это были самые настоящие ручные кандалы, в которые заковывают арестованных преступников, как он только раньше не догадался. Разбойники пришли раньше, прицепили оковы одним концом к поручню, второй спустили под воду и стали ждать условленного часа. Коварная, нечестная уловка лишила Масу возможности выполнить свой долг. Сейчас бандиты ворвутся в одну из дверей, увидят, что там никого нет, и станут проверять остальные, а предупредить господина нет никакой возможности.

Кричать нет смысла. Во-первых, в сияющей зале любой вопль рассыпется бесполезным эхом, сольется с плеском воды и гулкими голосами купальщиков. Конечно, Маса умел кричать очень-очень громко, и, может быть, господин через запертую дверь услышит его голос, но господин не станет скрываться бегством, а наоборот поспешит на помощь. Вот чего ни в коем случае допускать было нельзя.

Вывод?

Дождаться, пока разбойники вломятся в одну из дверей, и тогда уж орать во все легкие.

Тем временем бандиты оделись и в руках у них откуда ни возьмись появились револьверы. Восемь человек с револьверами – это слишком много, подумал Маса. Если бы без револьверов, с ножами, то ничего. Вдвоем можно бы справиться. А так совсем нехорошо: господин один, их восемь, и еще револьверы.

Главный якудза взвел курок и сказал:

– Пожарский ловок. Не мямлить, сразу огонь. Емеля, Гвоздь, вы – дверь.

Двое самых больших разбойников бросились вверх по мраморным ступенькам, остальные держались чуть позади.

Дают первым двоим место для разбега, чтоб вышибить дверь, догадался Маса. Интересно, куда они свернут – налево, к первым трем кабинетам, или направо?

Свернули направо. Значит, в четвертый.

Но бандиты, предназначенные на роль тарана, прошли мимо, даже не взглянув на четвертую дверь. Не остановились и подле пятой.

Маса, хоть и стоял по грудь в горячей воде, от ужаса стал совсем холодный.

– Данна-а-а-а! Ки-о цукэ-э-э!!!![6]

Эраст Петрович прибыл к парадному входу в Петросовские ровно в десять.

– Вас уже ждут в шестом-с, – с поклоном доложил служитель. – В остальные пять еще никто не пожаловал.

– Пожалуют, – ответил статский советник. – П-попозже.

Прошел широким коридором, поднялся в бельэтаж, снова коридор, поворот. Справа располагался вход в дамскую половину, слева начинались отдельные кабинеты, за ними служебная лестница. Прежде чем войти в номер, Фандорин еще раз осмотрел локацию и остался удовлетворен. Если придется быстро ретироваться, очень удобно: один прикрывает огнем, второй добегает до угла. Потом наоборот. Перебежки короткие, риск попасть под пулю минимальный. Да и вряд ли дойдет до пальбы.

– Много ли об это время посетительниц в д-дамском? – все же спросил он на всякий случай у сопровождающего.

Тот улыбнулся почтительнейшим образом, с самым легким намеком на игривость:

– Пока много, но новых уже не будет-с. Для слабого полу поздновато-с.

– Тут у них и вход, и выход? – встревожился Фандорин.

– Никак нет-с. Выход с другой стороны. Нарочно устроен. Женщина, ваша милость, не обожает, когда ее после бани наблюдают, с полотенцем на волосах-с. Чем через парадное идти, предпочитают юрк в саночки и адью.

Эраст Петрович дал человеку монетку и вошел в кабинет.

– Как молодой повеса ждет свиданья, так я весь день минуты ждал, когда чего-то там подвал мой тайный! – жизнерадостно приветствовал его голый Пожарский, сидевший в кресле с сигарой в зубах.

Перед князем на столике стояла бутылка «Каше блан», бокалы, ваза с фруктами, лежала раскрытая газета.

– Шампанское? – чуть поднял брови Фандорин. – Имеется п-повод для веселья?

– У меня – да, – загадочно ответил Глеб Георгиевич. – Но по порядку, не будем забегать вперед. Раздевайтесь, окунитесь (он показал на маленький бассейн в полу), а после потолкуем. У вас-то как, добыча есть?

Эраст Петрович взглянул на запертую дверь, что вела в общую залу, и уклончиво произнес:

– Скоро б-будет.

Пожарский с любопытством взглянул на него и обмотал бутылку салфеткой.

– Ну что вы стоите, как покупатель на невольничьем рынке. Раздевайтесь.

Раздеваться в намерения Эраста Петровича не входило, поскольку план предусматривал вероятность поспешной ретирады, однако разгуливать в одежде перед совершенно голым человеком было глупо и неприлично. Вдруг уловка и вовсе не сработает? Так и стоять в пиджаке? К счастью, удобный и простой спортивный костюм позволял одеться в считанные секунды – в конце концов, нижним трико, жилетом и манжетами с воротничком можно было и пренебречь.

– Вы что, стесняетесь? – засмеялся князь. – Как это на вас похоже.

Статский советник скинул одежду и положил ее на диван, как бы случайно пристроив сверху оба револьвера и стилет.

Пожарский присвистнул:

– Серьезный арсенал. Я с уважением отношусь к предусмотрительности. Сам таков. Покажете потом ваши игрушки? А я вам покажу свои. Но сначала дело. Ныряйте, ныряйте. Одно другому не мешает.

Эраст Петрович еще раз мельком оглянулся на дверь и спрыгнул в бассейн, но плескаться в теплой воде не стал – сразу же и вылез.

– Вы истинный Антиной. – Князь оценивающе рассматривал фандоринское телосложение. – Диковинная у нас обстановка для оперативного совещания. К делу?

– К делу.

Статский советник сел в кресло и тоже закурил, но мышцы ног держал в напряжении, готовый вскочить, как только Маса постучит в дверь.

– Что Диана? – с не вполне понятной веселостью улыбнулся Пожарский. – Призналась в грехах?

Интонация вопроса показалась Фандорину странной, и ответил он не сразу.

– Д-давайте я сообщу вам о своих выводах несколько позже. У меня есть серьезные основания надеяться, что г-главный виновник обнаружится уже сегодня.

Но ожидаемого эффекта эти слова на собеседника не произвели.

– А я знаю, как найти нашу неуловимую БГ, – парировал князь. – И очень скоро всю ее зацапаю.

Эраст Петрович почувствовал, что бледнеет. Если Пожарский говорил правду, значит, он сумел найти еще более действенный и короткий путь к решению сложной задачи.

Поборов уязвленное самолюбие, Фандорин сказал:

– П-поздравляю, это большой успех. Но каким же…

Договорить не пришлось, потому что в этот миг из-за двери донесся крик. Слов разобрать было невозможно, но вне всякого сомнения кричал Маса. Это могло означать только одно: план нарушен, и нарушен каким-то чрезвычайно неприятным образом.

Эраст Петрович вскочил на ноги, чтобы броситься к одежде, однако тут раздался оглушительный треск, и дверь, что вела в бассейную, слетела от мощного удара с петель.

В кабинет с разбега влетели двое мужчин, за ними лезли еще – целая орава. Фандорину не нужно было производить хронометраж, чтобы понять: ни до одежды, ни до оружия добраться он не успеет. Оставалось лишь надеяться, что хватит времени выскочить в коридор.

Пожарский выхватил из-под газеты маленький двухствольный пистолетик и два раза выстрелил. Самый первый из нападающих всплеснул руками, пробежал по инерции еще несколько шагов и рухнул лицом в бассейн, а князь отшвырнул разряженное оружие и с поразительным проворством метнулся следом за Фандориным.

В дверь они влетели одновременно, столкнувшись голыми плечами. На голову Эрасту Петровичу посыпалась труха – это в косяк ударила пуля, и в следующее мгновение оба руководителя сыска вывалились в коридор. Пожарский, не оборачиваясь, припустил направо. Бежать в том же направлении не имело смысла: первоначальная диспозиция с поочередными перебежками под прикрытием дружественного огня утрачивала всякий резон за неимением оружия.

Статский советник бросился налево, к служебной лестнице, хоть и не имел представления, куда она ведет.

Когда схватился рукой за перила, от стены брызнуло каменной крошкой. Фандорин коротко оглянулся, увидел, что за ним побежали трое, и рванулся вверх – успел заметить, что внизу решетка.

Огромными прыжками, через три ступеньки, преодолел пролет – дверь с висячим замком. Еще два пролета – опять замок.

Внизу грохотали торопливые шаги.

Оставался всего один пролет. На верхней площадке смутно темнела еще какая-то дверь.

Заперта! Железная полоса, замок.

Эраст Петрович взялся руками за холодную ленту металла и, согласно учению о духовном могуществе, вообразил, что она бумажная. Рванул никчемную полоску на себя, и замок вдруг отлетел в сторону, залязгав вниз по каменным ступеням.

Торжествовать было некогда. Фандорин вбежал в какое-то темное помещение с низким косым потолком. Сквозь маленькие оконца просматривалась покатая, тускло мерцающая под луной кровля.

Еще одна дверь, но без замка и хлипкая. Ей хватило одного удара ноги.

Чиновник особых поручений выбежал на крышу и в первый миг задохнулся от ледяного ветра. Но холод был не самое худшее. Беглого взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы уразуметь: деваться отсюда совершенно некуда.

Фандорин бросился к одному краю, увидел далеко внизу освещенную улицу, людей, экипажи.

Метнулся в противоположную сторону. Внизу заснеженный двор.

На дальнейшие исследования времени не осталось. От чердачной надстройки отделились три тени и медленно двинулись к застывшему над пропастью обреченному человеку.

– Быстро бегаете, господин статский советник, – еще издали заговорил один, лица которого было не разглядеть. – Посмотрим, умеете ли вы летать.

Эраст Петрович повернулся к теням спиной, потому что смотреть на них было неприятно и бессмысленно. Глянул вниз.

Летать?

Увидел под собой голую стену без окон, снег. Хоть бы дерево – можно было б прыгнуть, попробовать ухватиться за ветки.

Летать?

Высшей степенью мастерства у клана Крадущихся, научивших Фандорина искусству управлять духом и телом, считался трюк под названием «Полет ястреба». Эраст Петрович не раз рассматривал рисунки в старинных рукописях, где техника этого невероятного фокуса была изображена подробно, во всех деталях. В древние времена, когда царства страны Солнечного Корня вели многовековую междоусобную войну, Крадущиеся считались непревзойденными лазутчиками. Им ничего не стоило, вскарабкавшись по отвесным стенам, проникнуть в осажденную крепость и выведать все тайны обороны. Однако куда труднее было выбраться с добытыми сведениями обратно. Время на то, чтобы спустить веревочную лестницу или хотя бы шелковый шнур, у лазутчика имелось не всегда. Для этого и был придуман «Полет ястреба».

Учение наставляло: «Прыгай без толчка, ровно, чтобы зазор между тобой и стеной составлял две ступни, не больше и не меньше. Тело держи идеально прямо. Считай до пяти, потом резко бей пятками по стене, перевернись в воздухе и приземляйся, не забыв сотворить моление Будде Амида».

Рассказывали, что мастера древности умели совершать «Полет ястреба» со стен высотой в сто сяку, то есть пятнадцать саженей, но Эраст Петрович этому не верил. При счете до пяти тело успеет пролететь всего пять-шесть саженей. Последующий кульбит, конечно, смягчит падение, но все же вряд ли возможно уцелеть, прыгая с высоты, превышающей семь-восемь саженей, да и то при условии невероятной ловкости и особенного расположения Будды Амида.

Однако для скептицизма момент был неподходящий. Сзади приближались неспешные шаги – торопиться господам нигилистам теперь было некуда.

Сколько же здесь сяку? – попробовал сообразить статский советник. Не больше пятидесяти. Для средневекового лазутчика сущий пустяк.

Твердо помня, что прыгать надо без толчка, он вытянулся в струнку и сделал шаг в пустоту.

Ощущение полета показалось Эрасту Петровичу отвратительным. Желудок предпринял попытку выскочить через горло, а легкие замерли, не в силах произвести ни вдох, ни выдох, но всё это было несущественное. Главное – считать.

На «пять» Фандорин что было сил ударил ногами назад, ощутил обжигающее прикосновение твердой поверхности и сделал относительно несложную фигуру «Атакующая змея», именуемую в европейском цирке двойным сальто.

«Наму Амида Буцу[7]», – успел мысленно произнести Фандорин, прежде чем перестал что-либо видеть и слышать.

Потом ощущения пробудились, но не все: было очень холодно, нечем дышать и все равно ничего не видно. Эраст Петрович в первый миг испугался, что из-за молитвы угодил в буддийский Ледяной ад, где всегда холодно и темно. Но в Ледяном аду вряд ли знали по-русски, а глухие голоса, доносившиеся откуда-то из-под небес, говорили именно на этом языке.

– Шварц, где он? Как сквозь землю провалился.

– Вон он! – закричал другой голос, совсем молодой и звонкий. – В сугробе лежит! Просто отлетел далеко.

Только теперь оглушенный падением Фандорин понял, что не умер и не ослеп, а, действительно, лежит лицом вниз в глубоком сугробе. Глаза, рот и даже нос забиты снегом, отчего невозможно дышать и темнота.

– Уходим, – решили наверху. – Если не сдох, так все кости переломал.

И в поднебесье стало тихо.

Если и переломал, то не все – это статский советник понял, когда сумел подняться сначала на четвереньки, а затем и в полный рост. То ли наука Крадущихся спасла, то ли Будда Амида, а вернее всего – кстати подвернувшийся сугроб.

Шатаясь, пересек двор, через подворотню выбрался в Звонарный переулок – прямо в объятья городовому.

– Осподи, совсем с ума посходили! – ахнул тот, увидев облепленного снегом голого человека. – Палят почем зря, в снегу телешом купаются! Ну, господин хороший, ночевать тебе в околотке.

Эраст Петрович еще немного пошатался, держась за отвороты жесткой, заиндевевшей шинели, и стал медленно оседать.