Чаша и крест Бильо Нэнси
— Интересуетесь военными действиями, господин Адамс? — улыбаясь, спросил Жаккард.
Но я достаточно хорошо изучила его и сразу увидела, что улыбка эта деланая. Голландец не доверял Адамсу.
— Я зачислен в лондонское ополчение, если вы об этом, — ответил молодой человек. — Но нет, военные игры не для меня, увы. Я должен продолжать семейное предприятие, поэтому и направляюсь в Амстердам.
Все тем же небрежным тоном Ролин осведомился, чем именно наш спутник занимается.
— Мы торгуем тканями, — отвечал Чарльз. — «Адамс и сыновья», — может, слышали? Проклятое эмбарго нанесло большой удар по нашему бизнесу. Но, слава богу, Кромвель удовлетворил мою просьбу и подписал разрешение отправиться за границу. Я посчитал это добрым предзнаменованием. У меня назначена в Нидерландах встреча с партнерами, и я постараюсь поправить наши дела. Торговые маршруты должны быть снова открыты.
— Это будет не так-то просто, — заметил Жаккард.
— Да… и деловая хватка у меня не та, что у моего отца… была. — Наш собеседник вздохнул. — В прошлом году он умер, и теперь я должен делать все сам. У меня на руках старуха-мать.
— Уверена, что у вас все получится, — вставила я.
Жаккард крепко стиснул мне руку. Десятки раз он твердил мне, чтобы я ни с кем не вступала в разговоры, если только в этом нет крайней необходимости. Но нельзя же все время сидеть и молчать, это привлечет еще большее внимание, да вдобавок господин Адамс сочтет меня неучтивой.
— Вот уже четыре поколения нашей семьи занимаются этим бизнесом, — горделиво улыбаясь, сказал он, глядя на нас обоих. — Габсбурги раз десять, не меньше, пытались задушить английскую торговлю, но у них ничего не вышло! И неважно, какие они там вводят эмбарго и по каким причинам — экономическим или военным — это делают, нас все равно голыми руками не возьмешь. Мы, англичане, — народ непотопляемый!
Жаккард рассмеялся так весело, словно давно не слышал такой остроумной шутки.
Один за другом мы поднялись на борт галеона. Жаккард действительно не поскупился, и нас поместили в офицерской каюте на корме. Пока плывем, придется ночевать с ним вместе: одну ночь точно, а может быть, даже и две — это зависит от ветра. Не откладывая, мы направились прямо туда. В небольшой тесной каюте нас уже поджидал дорожный сундук.
— Ничего, случалось мне спать и в худших условиях, — объявил Жаккард, оглядевшись, и отвесил мне поклон. — Вы займете кровать. А я как-нибудь устроюсь на полу. Одеяла есть.
Сознание важности нашей миссии, похоже, поумерило его похоть. Чему я была очень рада.
— Мне придется все время, пока мы плывем, оставаться здесь? — решила уточнить я.
Он секунду подумал.
— Когда станут разворачивать паруса, вы должны выйти на палубу. Если я буду там без вас, это будет выглядеть странно. Но потом… да уж, прошу вас, лучше оставайтесь здесь.
— Я постараюсь не разговаривать с господином Адамсом, но, если честно, считаю, что он совершенно неопасен.
— Я тоже сомневаюсь, что он шпион Гардинера, но неопасных людей не бывает.
Корабль качнулся. Наверное, поднимали якорь. Мне вдруг стало очень грустно: неужели это не сон и я действительно покидаю Англию?
— Послушайте, Жаккард, допустим, я исполню пророчество и император Карл с королем Франциском одержат победу. Что дальше?
— В каком смысле? — не понял он.
— Что будет с Англией? Вместо протестанта Генриха на троне воцарится католичка Мария и все, довольные, разойдутся по домам?
Он улыбнулся:
— Неужели вы думаете, что мы делаем все это исключительно для того, чтобы поддержать в Англии католическую религию и восстановить законные права леди Марии на престол? Вы хотите знать, какими окажутся последствия? Ну, скорее всего, государство ваше будет расчленено. Яков Шотландский, союзник Франции, передвинет свою границу дальше на юг. Я слышал, что Франция собирается заявить о своих правах на юго-западную часть Англии.[18] Что касается императора Карла, то он, разумеется, будет крепко держать в руках новую королеву, свою кузину. Но это еще не все; он в конце концов получит полную свободу действий в проливе Ла-Манш, свободу торговли, и не только тканями. За это стоит повоевать, как вы считаете?
Несмотря на все зло, которое мне причинил король Генрих, я пришла в ужас, услышав, как собираются надругаться над моей страной.
— А из меня может получиться прекрасный четвертый герцог Бекингем, как вы думаете? — смеясь, спросил голландец, делая вид, что не замечает моего состояния.
Мысль о том, что Жаккард Ролин, этот гнусный шпион и убийца, получит потомственный титул Стаффордов, показалась мне совсем уж отвратительной и непристойной.
Но сейчас у меня нет выбора. Я должна идти вперед. Поэтому я взяла себя в руки и молча поднялась вслед за Жаккардом на палубу.
Скоро здесь собрались все пассажиры корабля, а их было около дюжины. Всем любопытно было посмотреть, как поднимают большие паруса. Несмотря на мучившие меня страхи, зрелище произвело на меня незабываемое впечатление. В подъеме парусов участвует почти вся команда, и каждый четко знает свое место и свои обязанности. Капитан громогласно отдавал один приказ за другим; матросы на палубе изо всех сил тянули канаты, и жилы на их руках вздувались так сильно, что мне казалось, они вот-вот лопнут. Другие матросы с невероятной быстротой и ловкостью карабкались вверх и вниз по мачтам и реям.
И вот треугольные паруса с оглушительным, словно удар грома, хлопком наполнились воздухом. И галеон, набирая скорость, легко заскользил по водам Темзы к открытому морю.
К Жаккарду подошел один из судовых офицеров:
— Господин Ролин, капитан просит оказать ему честь и подняться к нему на капитанский мостик.
Жаккард запрокинул голову и посмотрел вверх. Я проследила за его взглядом и увидела на самой высокой площадке над палубой широкоплечего мужчину с роскошной густой бородой, а рядом с ним — намертво закрепленную серебристую пушечку.
— С огромным удовольствием, — ответил Ролин и повернулся ко мне.
Я не сомневалась, что он сейчас попросит меня немедленно спуститься в каюту.
Но не успел «мой благоверный» и слова сказать, как откуда-то появился Чарльз Адамс.
— Не волнуйтесь, я позабочусь о том, чтобы с вашей прелестной супругой ничего не случилось, — жизнерадостно предложил он.
Жаккард нежно поцеловал меня в щечку и одновременно стиснул мне руку с такой силой, что я чуть не закричала от боли.
Но очень скоро я поняла, что бояться разоблачения рядом с господином Адамсом не приходится. Мне вообще можно было рта не раскрывать. Молодой человек оказался говорлив без меры: он непрерывно разглагольствовал о галеонах, о торговле тканями и о своей обожаемой матушке, которая, судя по всему, души в нем не чаяла. Его болтовня достигла слуха остальных стоявших на палубе пассажиров, и Чарльз неожиданно оказался в центре внимания, а я ограничивалась только тем, что кивала и улыбалась. Каждые несколько минут я поглядывала вверх, туда, где стоял Жаккард с капитаном и другими офицерами. Деньги сделали свое дело: эти люди решили, что Жаккард вполне достоин того, чтобы пригласить его на капитанский мостик. Я надеялась, что ему оттуда видно, что я благоразумно храню молчание.
А тем временем наш галеон набирал скорость. Все кругом говорили, что, если дело пойдет так и дальше, мы скоро будем на месте. Казалось, сама стихия вступила с нами в заговор, чтобы как можно скорей умчать меня от берегов Англии. Я отошла от господина Адамса, переместившись поближе к носу корабля. Свежий ветер раздувал паруса и трепал мое платье.
Чем дальше мы продвигались к западу, тем шире становилась Темза. Вдали уже виднелось ее устье, а за ним — море. Казалось, что это совсем близко; возможно, уже через час мы выйдем в открытое море. И прощай, добрая старая Англия! Галеон раскачивался на волнах, голова кружилась, и я покрепче вцепилась в деревянные поручни у борта. Когда я теперь вернусь обратно? И что изменится тогда, какую страшную весть привезу я с собой на родину? Наверное, я буду уже совсем другим человеком и никогда больше не стану такой, как сейчас.
— Госпожа Ролин, вам нехорошо? Морская болезнь? — послышался сочувственный голос Чарльза Адамса.
Он оставил своих собеседников и направлялся ко мне.
— Простите, что я говорю вам такое, но вы страшно бледны, — продолжал он. — Надеюсь, вы не боитесь пиратов? Если боитесь, то совершенно напрасно! Мы очень неплохо вооружены, а наш капитан — настоящий морской волк, гроза морских разбойников.
Я кивнула, надеясь, что Адамс вернется к остальным пассажирам. Но не тут-то было.
— Госпожа Ролин, позвольте мне угостить вас ягодами. На корабле нет ничего, кроме солонины и хлеба, вот я и позаботился, захватил кое-чего повкуснее. Ей-богу, свежие фрукты и ягоды поднимают настроение.
Господин Адамс порылся в небольшой сумке, которую всюду носил с собой, и вынул бумажный пакет. В нем оказались сочные спелые вишни.
— Матушка сказала, чтобы я обязательно взял их в дорогу, — застенчиво улыбнулся он.
— В таком случае я отказываюсь: ведь она приготовила их для вас, — сказала я.
Но молодой человек упорно не отставал. Пришлось взять одну спелую ягоду и положить в рот. Мягкая, сочная, она была удивительно вкусной. У нас в монастыре тоже росли вишни, и я очень любила лакомиться ими.
Итак, мы стояли на палубе, господин Адамс болтал без умолку, а корабль на всех парусах мчался вперед. Вот нос его резко поднялся на волне вверх, нырнул вниз, и веер брызг осыпал нас. Мы отскочили от поручней. Господин Адамс рассмеялся. Я стряхнула воду со шляпки, но несколько капель попали мне в рот, и я даже вздрогнула, почувствовав вкус соли. Пресная речная вода здесь уже успела смешаться с соленой морской.
— Еще вишенку? — Он снова протянул мне пакет.
Я взяла еще одну. Эта показалась мне еще слаще. Я закрыла глаза; солнце ласкало щеки, а я с наслаждением смаковала сладкий плод. И над головой время от времени хлопали паруса. До чего же хорошо!
— Благодарю вас, — вежливо сказала я. — Я очень люблю вишни.
— Вот и матушка моя тоже, и сестра… У нас под Лондоном есть домик и вишневый сад, там очень много деревьев. Мне говорили, что вишни довольно трудно выращивать… им требуется тщательный уход и все такое.
— Да, — отозвалась я. — У нас в Дартфорде тоже росли вишневые деревья, и мы много ухаживали… — «Господи, что это я? Как это у меня вырвалось слово „Дартфорд“?» Я похолодела.
— Ах, вы до замужества жили в Дартфорде? — спросил он.
— Нет-нет… — промямлила я. — Я… я там гостила у друзей.
Кажется, я совсем запуталась и зарапортовалась: мой промах только усугубился. Но господин Адамс, похоже, ничего не заметил. Он спрятал вишни обратно в сумку и принялся толковать про книги, которые хотел бы купить в Антверпене. Едва слушая его, я только кивала. К счастью, ко мне уже возвращался Жаккард. Слава богу, слава богу, что он не слышал, как я оплошала!
— Жена, кажется, хочет немного отдохнуть, — обратился он к Чарльзу Адамсу.
— Да-да, — энергично закивала я, — я очень устала.
Господин Адамс склонил голову:
— Ну, конечно-конечно… впрочем, я полагал, что вишни немного взбодрят вас.
— О да, вишни были бесподобны, — едва улыбнулась я.
Жаккард проводил меня до каюты, где было очень душно, просто нечем дышать. Но я с радостью оказалась в четырех стенах после того, как столь глупо вела себя на палубе. Сперва хотела было рассказать все Жаккарду, но потом решила не тревожить его еще больше, он и так в каждом встречном видел шпиона. Я была уверена, что Чарльз Адамс скоро забудет мою неловкую оговорку, а возможно, уже и забыл.
Я легла на койку, которую уступил мне один из офицеров, и свернулась калачиком. Жаккард вышел и не возвращался. Не дождавшись его, я уснула. Меня разбудили звуки ключа, поворачиваемого в замке. Дверь кто-то открыл. В каюте было темно, как в погребе, я ничего не видела. Но почуяла чье-то дыхание. Это был Жаккард, и от него пахло вином. Я слышала, как он возится в каюте, устраиваясь на полу. Я снова быстро уснула. Мерное раскачивание огромного судна убаюкало меня, и я погрузилась в глубокое забытье.
В стенке каюты было крохотное застекленное оконце, вполне достаточное, чтобы внутрь проникал свет. Лучи утреннего солнца коснулись моих век. Я открыла глаза и потерла их, просыпаясь.
В нескольких дюймах от меня стоял Жаккард и смотрел на меня сверху вниз.
Я широко распахнула глаза. Нет, в этом взгляде вожделения заметно не было. Напротив, глаза моего спутника были холодны как лед, так он на меня еще ни разу не смотрел.
— Что случилось? — прохрипела я.
— Ничего.
Ролин уже успел переодеться, и я была ему благодарна, что он сделал это, пока я спала, чтобы не смущать меня.
— Я приказал, чтобы нам принесли поесть в каюту, — сказал он. — Оставайтесь здесь, пока я не приду за вами. Ветер попутный, мы будем в Антверпене еще до ночи. — Он помолчал и поинтересовался: — Вы меня хорошо поняли, Джоанна Стаффорд?
— Да, разумеется, что же здесь непонятного? — ошеломленно отозвалась я.
Он вышел из каюты и хлопнул дверью.
Я сполоснула лицо водой из тазика, оделась и позавтракала. Скорее всего, холодность Жаккарда, рассудила я, объясняется просто. Миссия у нас как-никак опасная. Вчера буквально за несколько минут до отплытия он получил дурные новости, а всю прошедшую ночь почти не спал. Сегодня мы ступим на землю Нидерландов, впереди неизвестность. Наверняка все это тоже тревожит его, как и меня; правда, проявляется у нас нервное напряжение по-разному.
Мое беспокойство нарастало, у меня даже руки вспотели, но, слава богу, Жаккард скоро вернулся за мной.
— Сейчас наш сундук заберут наверх, — сообщил он.
Мы покинули каюту и куда-то пошли по узенькому проходу. В конце его, всего в нескольких футах, виднелись ступеньки, ведущие на палубу.
— С Шапуи встретимся вечером, попозже. А как только прибудем в Антверпен, первым делом перекусим. Я знаю одно местечко…
— Перекусим? — удивилась я. — А почему не сразу к Шапуи? Ведь наша миссия для него очень важна.
Голландец не отвечал.
Оказавшись на палубе, я сразу забыла про странную резкость, с которой говорил со мной Жаккард. Как все-таки чудесно снова ощущать на лице свежий ветерок и солнечные лучи. Пока я спала в каюте, наш корабль успел пересечь неширокий пролив. Теперь мы шли по узкому протоку между берегом Нидерландов и каким-то островом. Вот она, процветающая земля с большими городами: Брюсселем, Амстердамом, Антверпеном и Гентом. Видно, что здесь живет больше людей, чем на всем английском побережье. До самого горизонта тянутся крыши теснящихся друг к другу домов, повсюду башни, колокольни и шпили церквей. Наш корабль медленно и осторожно входил в устье реки Шельды. Как и Темза, она глубока и судоходна, по ней мы доберемся до нужного города. Господи, сколько же кораблей на этой реке! Тут и галеоны, такие же огромные, как наш, и множество судов поменьше.
— Давненько я уже здесь не был… такое чувство, будто весь мир устремился в Антверпен, — сказал, подходя к нам, Чарльз Адамс.
— Так оно и есть, — отозвался Жаккард. — Португальцы везут пряности, немцы — печатные книги, купцы из Милана — шелка, венецианцы — свое знаменитое стекло… А сегодня, — он отвесил поклон в сторону собеседника, — прибывает еще и английский торговец тканями. Всех деловых людей так и тянет сюда. Фландрией правит династия Габсбургов, но истинные князья Антверпена — банкиры. Даже евреи нашли здесь для себя надежное прибежище: во Фландрии не одобряют, что их преследуют в Испании.
Остаток пути вверх по Шельде Жаккард весело болтал с Чарльзом Адамсом: о книгах, о вине, о музыке. Наблюдая, как горячо спорят эти двое, я поняла, что они уже не первый час сегодня обсуждают все те же предметы. Похоже, и минувшую ночь Жаккард провел в обществе этого купеческого сынка, к которому проникся явной симпатией.
Никогда не забуду нашего прибытия в порт Антверпена. Солнце в небе стояло уже довольно низко и отражалось во всех окнах прибрежных домов и таверн. Золотистые лучи его тысячами осколков сверкали в воде. К тому времени, когда мы нашли место, где бросить якорь, на город уже опустились сумерки. В ожидании шлюпок, которые должны были отвезти нас на берег, Чарльз Адамс пустился объяснять мне происхождение названия Антверпен.
— Вы не слышали старинную легенду? Говорят, что в незапамятные времена на берегах Шельды обитал великан, который со всех проплывавших мимо его владений требовал дань, а тому, кто отказывался платить, отрубал руку и выбрасывал ее в реку. А «бросать руку» по-голландски звучит как «hand werpen». Именно поэтому город так и называется.
— Какая милая история, — иронически сказала я.
Даже в сумерках было видно, что наш спутник покраснел.
— Пожалуй, я выбрал не самую подходящую тему, чтобы развлечь юную леди, — смущенно пробормотал он. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня? Прошу прощения, если невольно вас напугал…
— Не беспокойтесь, моя жена обожает всякие страшные истории, — каким-то странным тоном заметил Жаккард. Что, интересно, он имел в виду?
Но я не успела это как следует обдумать, потому что как раз прибыли шлюпки, и уже совсем скоро мы ступили на твердую землю. Я очень удивилась, услышав, что Жаккард пригласил Чарльза Адамса отужинать с нами, а когда тот, сославшись на усталость, попытался было отказаться, стал настаивать.
— Да ладно вам, посмотрите на меня, я на пять лет старше вас, а совсем не устал, — поддразнивал Жаккард торговца. — Надо же пропустить по бокалу вина за благополучное прибытие, а?
В конце концов уговоры возымели действие, и господин Адамс согласился. Ну и слава богу: Жаккард будет болтать с новым другом, и у него не будет времени изводить меня своими нравоучениями. Близилась ночь, но, в отличие от Лондона и других английских городов, жителям которых строго предписывалось спать в темное время суток, на широких улицах Антверпена было полно народу. Порой я слышала французскую и испанскую речь, но по большей части уши резал очень странный язык: мои спутники пояснили, что это голландский. Из открытых дверей и окон лилась музыка, воздух благоухал приятными ароматами. Вечер был просто чудесный.
Что и говорить, запахами Антверпен сильно отличался от Лондона. Я предполагала, что во всех крупных портовых городах неизбежно воняет нечистотами. Но здесь наряду с этим повсюду чувствовался еще и резкий запах свежеотпечатанных книг, а также витали в воздухе пикантные ароматы самых разных пряностей: гвоздики, корицы, имбиря, перца и еще каких-то экзотических трав, о которых я прежде и понятия не имела.
Окажись я в Нидерландах по другому поводу и при иных обстоятельствах, наверняка бы сейчас с восторгом предвкушала, как стану исследовать неведомые уголки Антверпена. Но, увы, мы явились в этот райский уголок земли с довольно-таки темной миссией.
Жаккард привел нас на какую-то тихую улочку. Таверна оказалась не столь хороша, как я ожидала. Зато Ролина здесь многие знали: он поздоровался с одним посетителем, дружески улыбнулся другому. Оба перекинулись с ним словцом: мол, давненько мы не виделись, где ты пропадал. А потом вдруг как-то незаметно покинули заведение.
Мы уселись за стол. Жаккард стал хвастаться, что таких вин, как в Антверпене, во всем мире не сыщешь.
— Из обеих Америк сюда рекой плывут серебро и пряности, так что даже в самой захудалой таверне всегда имеется отличный выбор французских вин: они здесь лучше, чем в самом Париже.
Чарльз Адамс пригубил вино, которое заказал Жаккард.
— Ну как? — поинтересовался голландец. — Разве оно не великолепно?
— Слегка кисловато на мой вкус, — не сразу ответил Адамс. — Вы уж простите меня за откровенность, господин Ролин.
— Что-о? Они посмели подать моему другу кислое вино? — Жаккард вскочил из-за стола и направился куда-то в задние помещения. Буквально минуты через три он вернулся и поманил господина Адамса.
— Хозяин таверны просит у вас прощения и предлагает нам отведать вина из своих лучших запасов в его личной комнате. Это вино с острова Мадейра. Пойдемте же.
— А как же ваша жена? — спросил господин Адамс, бросив на меня взгляд.
— А что с ней случится? Выпьем вина и сразу вернемся. Оно у хозяина хранится в особой бочке, его надо попробовать сразу же после того, как нальешь.
Как только Чарльз с Жаккардом ушли, я вдруг обратила внимание, что в заведении стало как-то очень уж тихо. Посетителей, кроме нас, больше не было. В углу какая-то пожилая женщина с печальными глазами вытирала стаканы. И только откуда-то из другой таверны, расположенной дальше по улице, доносились едва различимые звуки музыки.
Не знаю, как я вдруг сообразила, что произошло. В таверне стояла полная тишина: не было слышно ни шума, ни каких-либо других подозрительных звуков. И тем не менее я все поняла.
Я вскочила и бросилась к той двери, за которой скрылись мои спутники. Когда я пробегала мимо женщины, полировавшей стаканы, она подняла печальное лицо и взглянула на меня с сочувствием.
Оказывается, эта дверь вела вовсе не в комнату хозяина таверны. За ней обнаружился очень узкий коридор с каменными стенами. В другом конце его, под прикрепленным к стене фонарем, я увидела Жаккарда, склонившегося над Чарльзом Адамсом. Похоже, он только что перерезал торговцу глотку.
43
— Неужели вы думаете, что мне очень хотелось убивать этого мальчишку? — сурово спросил Жаккард, вытирая мокрое от пота лицо. — Просто у нас не было другого выхода.
Он притащил меня обратно в таверну. Дверь на улицу была закрыта и заперта. Я и не слышала, что за мной бесшумно шел человек, который приветствовал Ролина, когда мы только появились здесь, и едва я попыталась закричать, он грубо зажал мне рот ладонью. Оглянувшись, я увидела, как другой приятель Жаккарда волочет тело бедного Чарльза Адамса в дальний конец коридора. Небось, оба — подельники Жаккарда по прошлым миссиям.
Жена хозяина поставила перед Жаккардом стакан, и он залпом осушил его.
— Но зачем? — Я не могла сдержать слез. — Зачем надо было убивать Адамса, ведь это ужасно!
Голландец яростно ткнул в мою сторону пальцем:
— Во всем виноваты только вы одна! Какие бы указания я вам ни давал, сколько бы ни вдалбливал в вашу голову, что очень важно молчать, — все напрасно! Вы умудрились проболтаться ему, что раньше жили в Дартфорде, уже через час после того, как мы оказались на борту!
Я похолодела и в изумлении уставилась на него широко открытыми глазами.
— Вы полагаете, я не видел, как вы там болтали и угощались вишенками? Дай, думаю, разузнаю, что вы там ему наболтали. И, как оказалось, правильно сделал!
Жаккард знаком велел налить ему еще стакан.
— Но разве обязательно было убивать бедного юношу? — резко спросила я.
Ролин от души грохнул кулаком по столу:
— Епископ Гардинер охотится за вами, неужели не понятно? Он рано или поздно обязательно пронюхает, что вас нет в Хартфордшире и никогда там не было. Поверьте мне, это лишь вопрос времени. А уж если Гардинер еще и услышит, что я отплыл на этом корабле в Антверпен в сопровождении молодой жены, то обязательно предпримет меры, чтобы выяснить, кто она такая. Епископ без труда узнает, кто еще из англичан был с нами на борту, и допросит их. А вы опрометчиво сообщили Адамсу, что раньше жили в Дартфорде. Не в Дербишире, как я всех уверяю, а в Дартфорде. Как вы могли?
Я закрыла лицо руками и только всхлипывала, сотрясаясь от страшного раскаяния: ведь по моей вине погиб такой милый, такой добрый молодой человек.
— И прекратите плакать! — со злостью проговорил Жаккард. — Терпеть не могу, когда распускают сопли. Мне и так пришлось немало хлебнуть за последние два дня. Возьмите себя в руки. Мы отправляемся к Шапуи, и немедленно.
— Нет, — решительно заявила я. — Никуда я больше с вами не пойду. Хватит. Уже и так два человека из-за меня погибли. Такой грех на моей совести! Мне теперь до конца жизни не очиститься.
Ролин встал:
— Либо вы немедленно идете со мной к посланнику Шапуи по доброй воле, либо я прикажу связать вас по рукам и ногам и отвезти к нему в дом на первой попавшейся телеге. Выбирайте.
Я тоже встала. Судорожно вцепилась в спинку стула и всем телом подалась вперед.
— Хорошо, я пойду. Но буду делать что-либо, только если сама того захочу, по своей доброй воле… Не забывайте, что говорилось в первом пророчестве.
Голландец молчал. Видно было, что в душе у него происходит борьба. Но он нашел в себе силы и сдержался.
— Я все помню, — пробурчал он наконец. — Если захотите уйти, никто не собирается вас задерживать. Правда, хотел бы я посмотреть, как вы вернетесь в Англию без нашей помощи. У вас ведь в кармане ни гроша, а документы фальшивые.
Он снова помолчал, давая мне время обдумать эти слова, и заключил:
— А пока вы не приняли окончательное решение, нам надо увидеться с Шапуи.
И мы отправились к дому Юстаса Шапуи. Я шагала по улицам Антверпена, а рядом со мной шел Жаккард Ролин — заговорщик и убийца, лжец и совратитель юных девушек, а также, согласно документам, мой муж.
Сначала Жаккард с Шапуи беседовали вдвоем, с глазу на глаз. Потом настала моя очередь удостоиться аудиенции у посланника. Меня провели в его кабинет, обитый дубовыми панелями, где было много книг, картин и всяких дорогих и красивых безделушек.
Увидев меня, Шапуи слегка улыбнулся, и резкие черты его лица смягчились.
— Вы много перенесли за последние дни, Хуана, — сказал он. — Поверьте, мне очень жаль.
Он подвел меня к столу, уставленному напитками и тарелками с едой.
— Благодарю вас, я не голодна, — отказалась я.
Но он настаивал, чтобы я что-нибудь съела.
— Прошу вас, Хуана, подумайте о своем здоровье. Если вы вдруг заболеете, я буду очень огорчен.
— Еще бы, я ведь вам нужна, — горько сказала я. — Вы смотрите на меня, как крестьянин на свинью: сначала будете всячески заботиться и откармливать, а потом возьмете и зарежете.
— Ах вот какого вы обо мне мнения! — тихо проговорил он.
— Я не знаю, что и думать! — взорвалась я. — Мой путь к вашим провидцам устлан трупами… всюду грязь и смерть. Я понимаю, чего вы и все остальные ждете от меня: надеетесь, что я положу конец злу. Но на пути к этому я сама сею зло. Я поклялась, что сделаю все, что смогу, для восстановления в Англии католической веры. Но дорога к этому ведет через убийства! Уже двое отправились из-за меня на тот свет: сначала шпион Гардинера в Хартфордшире, а потом господин Адамс… И не говорите мне, что это угодно Богу! Да такого просто не может быть!
Шапуи кивнул, словно раздумывая над моими словами. Потом протянул руку к полкам, уставленным книгами в кожаных переплетах.
— Вы знаете, почему я купил дом в Антверпене? В этом виновата моя страсть к книгам. Я был другом Эразма Роттердамского, близким другом. Мы часто спорили с ним долгими вечерами… да и не только с ним одним… о принципах гуманизма. Антверпен — книжная столица мира. Шагая по этим улицам, вы, должно быть, почувствовали в воздухе запах типографской краски?
— Да, — кивнула я.
— А вы ведь тоже любите книги, я это знаю, Хуана. Хорошо, давайте рассуждать. Чисто теоретически книгопечатание — благое дело. Вы согласны? А теперь подойдите-ка сюда, к окну, прошу вас.
Я подошла к большому стрельчатому окну, распахнутому в темноту летней ночи. Красивый особняк Шапуи был выстроен на холме, к тому же мы сейчас находились на третьем этаже. Перед нами раскинулась широкая панорама Антверпена, а вдали, за домами, поблескивали сталью воды Шельды.
— Вон там прямо сейчас более пятидесяти типографий печатают книги для нужд протестантского движения. Вы видите сами, как благо превращается в зло. Нидерланды, Швеция, Норвегия, Дания, Швейцария — все эти страны потеряны для нас… пока. Да и Германию тоже разъедает ересь. Мало того, эта зараза через Францию и Шотландию быстро распространяется и у вас на родине. Англия, как нам хорошо известно, уже погрузилась в пучину протестантизма. Католическая религия, Хуана, не должна капитулировать и погибнуть. Тысяча лет разума, религиозного огня и молитв не могут пройти без следа. И только один человек, всего лишь один, стоит между цивилизованным миром и анархией. И вы прекрасно знаете, сколь великую миссию взял на себя император Карл Пятый.
Слова его звучали убедительно. И все-таки я задала посланнику вопрос, который мучил меня с тех пор, как я побывала в Кентербери:
— Но если император столь могущественен, зачем ему нужна я?
Шапуи поморщился:
— Дело в том, что союз с Францией очень хрупок. Король Франциск — человек лживый и двуличный, напрочь лишенный чести и совести. Договор с ним все еще в силе, но нам стало известно, что Франциск тайком ведет переговоры с турками. А они такие же враги Священной Римской империи, как и протестанты. Мой господин Карл Пятый вынужден одновременно воевать на два фронта: со сторонниками Мартина Лютера и с фанатиками-мусульманами. Можете представить, как ему тяжело? Но неважно, в союзе ли с Францией или нет, император справится со всеми трудностями. Разве вы не чувствуете в душе, Хуана, что должны помочь нашему святому делу и услышать пророчества, касающиеся лично вас?
И действительно, я почувствовала, что решимость немедленно устраниться от этого дела, окрепшая было в душе моей после ужасных событий в таверне, стала ослабевать.
— Если я и соглашусь отправиться в Гент, — заявила я, — то лишь после того, как вы расскажете мне про третьего провидца. Я уже много раз просила вас об этом, и ваши отказы для меня оскорбительны. Ваш тайный агент Гертруда Кортни в свое время почти ничего не сказала мне о втором провидце, и я плохо подготовилась к встрече с ним. Если вы и дальше собираетесь держать меня в полном неведении, толку будет мало.
Шапуи задумчиво посмотрел на меня:
— Хорошо, я расскажу вам все, что смогу, об этом человеке. Но при одном условии: вы сначала поужинаете.
Меня это предложение устраивало. Я уселась за стол и зачерпнула ложку тушеного мяса, которое Шапуи назвал vlaamse stoofcarbonaden. Это голландское блюдо — нежная говядина, которую сдобрили перцем и гвоздикой, заправили морковью и протушили в пиве, — оказалось таким вкусным, что я с большим аппетитом съела целую тарелку.
Пока я насыщалась, Шапуи говорил о леди Марии Тюдор и о том, как он беспокоится относительно ее безопасности, особенно теперь, когда его отозвали из страны.
— Устранение любовницы короля не вернуло Марии того достойного положения, на которое мы надеялись. Король не доверяет старшей дочери. Поэтому он арестовал и казнил членов благородных семейств, проявлявших по отношению к ней любовь и заботу. Боюсь, что эта новая королева-протестантка из Германии будет плохо обращаться с леди Марией.
Я вполне разделяла страхи посланника. В этом мы с ним были едины. И вот я наконец закончила трапезу, сложила руки и снова задала свой вопрос:
— И все-таки кто же такой этот третий провидец?
— Человек, которого сейчас везут в Гент, — узник императора. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы отправить его в Англию для встречи с вами. В Нидерландах его держат под стражей.
Сердце мое заныло.
— Так мне придется слушать пророчество из уст преступника?
— Этот человек не опасен, — заверил меня Шапуи. — Его допрашивали в ходе судебного разбирательства по делу о ереси, и во время допросов выявилась его способность пророчествовать. В том числе он огласил пророчество, которое касалось вас. Не приходится сомневаться, этот человек наделен необычайно ярким даром, и равных ему провидцев сейчас попросту нет. Он не называл вашего имени, но говорил о послушнице доминиканского ордена из Англии, в жилах которой течет испанская кровь. Он сообщил о ряде своих видений, в которых видел вас, Хуана, — женщину, которая изменит политическое соотношение сил в христианском мире. Этот человек настаивает на том, что третья часть пророчества может быть оглашена только в городе Генте, где тридцать девять лет назад родился император Карл. Честно говоря, мне и самому бы хотелось, чтобы все было не так сложно. Поверьте, Хуана, я искренне сожалею, что вам пришлось перенести столько неприятностей. Надеюсь, что скоро все закончится. Монах-доминиканец, который первым допрашивал этого человека и узнал о вашей будущей роли, теперь лично охраняет его, несмотря на то что провидец помещен в самую надежную тюрьму.
Я долго молчала, стараясь осмыслить только что услышанное.
— Этот человек — протестант? — спросила я наконец. — Вы сказали, что он совершил преступление против религии…
— Нет, — ответил Шапуи. — Инквизиторы допрашивали третьего провидца, ибо заподозрили в нем converso. В процессе расследования открылось, что он пророчествует: в частности, говорит о собаке, которая взлетит, как сокол, и навсегда ослабит английского быка.
Значит, святая инквизиция. Разумеется, я слышала о существовании этого органа, хотя ни разу в жизни и не видела ни одного инквизитора. Инквизиция была создана в свое время в Испании, чтобы искоренить ересь. Одной из первоочередных задач ее было выявление иудеев и мусульман, которые притворно перешли в христианство, а сами продолжали втайне исповедовать веру предков. Именно таких людей испанцы и называют словом «converso». Наконец-то я узнала правду о третьем провидце.
— Отсюда до Гента три дня пути, нам надо выезжать как можно скорей. Пророчество необходимо услышать четырнадцатого августа до полуночи: это последнее, что я узнал от доминиканца, который присматривает за нашим провидцем. У нас осталось всего четыре дня. Но Жаккард хорошо знает эту страну, он доставит нас туда вовремя.
— Жаккард тоже едет с нами? — прошептала я.
— Понимаю, — посланник так и подался ко мне, — вы с ним не очень поладили. Но разве он хоть раз тронул вас пальцем?
— Нет, — призналась я.
— И впредь не тронет. Во всяком случае, теперь с вами буду я, Хуана. А в Генте вы поступите под юрисдикцию и покровительство монаха-доминиканца.
Я минуту размышляла.
— Ну хорошо, я отправлюсь с вами в Гент. Я зашла уже слишком далеко, теперь пути назад нет. Но в любом случае, что бы ни случилось и чем бы вся эта история ни закончилась, я никогда не прощу Жаккарда за то, что он убил Чарльза Адамса. — Я опустила голову и чуть слышно добавила: — И себя я тоже никогда не прощу.
44
Осталось преодолеть последний отрезок пути. Я наконец-то сняла изрядно надоевший мне шиньон из каштановых волос и перестала называться именем Катрин Ролин, молодой жены Жаккарда, уроженки Дербишира. Голландец приказал мне вместо этого переодеться в мужскую одежду и преобразиться в юношу: в нашей группе, держащей путь в Гент, не должно было быть женщин.
Хотя после убийства бедного Чарльза Адамса постоянная тревога Ролина казалась мне нелепой, притворяться его женой было настолько противно, что я беспрекословно спрятала волосы под шляпу и тесно стянула грудь, чтобы она не выступала под камзолом.
Почти всю дорогу до самого Гента я молчала. Дороги здесь оказались гораздо шире, чем у меня на родине. Мы ехали по деревенской местности, минуя множество богатых процветающих ферм. Я вспомнила о суровой, дикой красоте английской природы, о ее непроходимых лесах, скалистых холмах — и затосковала.
Интересно, что сейчас делает Артур, хорошо ли ему живется в Стаффордском замке? Правильно ли я поступила, отправив его туда? И по Эдмунду я тоже тосковала, как никогда прежде. Как сейчас мне не хватало его чуткости, его доброты, его здравого смысла. Я даже боялась думать о том, что бы он сказал о моем решении отдаться на волю судьбы. Наверное, не одобрил бы, а может, наоборот, рассердился бы, что я не начала действовать раньше.
Шапуи ехал бок о бок с Жаккардом, они о чем-то беседовали. До меня доносились отдельные слова, которые повторялись довольно часто: «Гент», «горожане», «гильдии». Приближаясь к Генту, оба явно испытывали тревогу, но тревога эта была связана вовсе не с третьим провидцем и его пророчеством. Мои спутники говорили о жителях Гента, о том, что сейчас в этом городе начались какие-то волнения.
На следующий день, ближе к вечеру, Жаккард внес весьма странное, на мой взгляд, предложение: мы с Шапуи, а также наши слуги должны ехать вперед и остановиться на одном постоялом дворе, а он сам немного задержится. Зачем это нужно, мне не объяснили. Я лелеяла надежду, что Жаккард навсегда покинет наш маленький отряд, а я продолжу путь до Гента в компании одного только посланника, не считая, конечно, слуг.
Мы с Шапуи благополучно добрались до постоялого двора и сняли там комнаты. Я поужинала и уже готовилась ко сну, как вдруг раздался резкий стук в дверь. Это был слуга Шапуи, которого тот срочно отправил за мной.
Войдя в комнату посланника, я сразу поняла: что-то случилось. Во-первых, вновь объявился Жаккард, а во-вторых, сам Шапуи был явно чем-то сильно взволнован — таким я его еще никогда не видела.
— Оказывается, с самой Англии за нами следил шпион, — сказал он, потирая лоб.
— Господи, этого еще не хватало! — воскликнула я. — Не может быть!
— Я еще на корабле чувствовал, что за нами следят, — вставил Жаккард. — Правда, в Антверпене никакого соглядатая не обнаружил. Но как только мы оказались на дороге в Гент, я снова заподозрил неладное. Поэтому и задержался и расставил шпиону ловушку. Он появился на дороге, как только вы отправились дальше.
— И кто это? — спросила я.
— Тот же самый человек, которого Гардинер послал следить за вами в Дартфорде. Высокий, худой, темноволосый, с близко поставленными глазами. Его отправили за нами именно потому, что он видел вас в Дартфорде и в случае чего мог опознать. Он заплатил капитану кучу денег, и тот спрятал его где-то на корабле. Я оказался прав: Гардинер действительно заподозрил, что вы покинули Англию вместе со мной, прикинувшись моей женой. Он почуял, что здесь что-то не так, и решил до конца все проверить.
— В таком случае все пропало, — испугалась я. — Епископ Гардинер слишком много знает… Но как я вернусь обратно?
— Мы должны завершить нашу миссию! — горячо возразил Шапуи. — А насчет возвращения не беспокойтесь: мы найдем способ, как доставить вас в Англию.
— Мне достоверно известно, что шпион Гардинера не посылал в Англию никаких донесений. На корабле ему не удалось толком разглядеть вас, он так и не понял, действительно ли меня сопровождает Джоанна Стаффорд или нет. А до того как он последовал за нами в Гент, у него просто не было времени, чтобы отправить послание в Англию. Вот что я смог из него вытрясти.
Услышав слово «вытрясти», я похолодела.
— Значит, и этот человек мертв?
Читать бесплатно другие книги:
