Королевство викингов Нарни Анела

Глава 10

Рона

Помимо любимой жены и детей, был у Рагнара и еще один член семьи. Это не дочь, не вторая жена, не наложница – просто девушка, к которой варвар, по неизвестным ему самому причинам, неожиданно проникся состраданием. Рассказать кому-то, что великий конунг, завоеватель мира, жестокий убийца, который никогда и ни к кому не проявлял жалости и сострадания, пожалел девушку, случайно занесенную в его королевство морским ветром – они, наверняка, не поверят. Да и не нужно никому это знать…

Рону уместнее всего было назвать «приемной дочерью» Рагнара, но у викингов никогда не было такого понятия. Конунг никогда не притрагивался к ней и никому из своих соратников не разрешал причинить девушке вред. Оказавшись в чужой стране, на холодном берегу, девушка не знала, как вести себя, что ей делать, и, наверняка, если бы сам Рагнар не проявил столь несвойственное ему великодушие, как и остальные женщины викингов, была бы не единожды изнасилована его соратниками, а потом отдана кому-то из них в рабство. Но ситуация сложилась совершенно иначе.

Рона оказалась в стране викингов практически случайно – может, войско Рагнара когда-то и разорило ее город, но Рона не была захвачена в плен викингами. Кто-то пожелал ей тяжелой смерти, крепко связав девушке руки и ноги и, уложив ее на дно деревянной лодки, отправил на верную погибель в пучину моря. Сколько не звала Рона на помощь, кажется, это было бесполезно. Было холодно… Безумно хотелось пить, и соленые брызги морской воды, долетающие в лодку от бьющихся о ее борта волн, только усиливали это желание. На море опустилась ночь. Рона только и могла, что прижимать к груди крепко связанные колени – так было хоть немного теплее. В бесплодных попытках развязать тугие веревки, которыми она была связана, прошел не один час, но узлы были завязаны настолько мастерски, что развязать их без ножа не представлялось возможным. Рона могла либо сидеть, либо лежать в лодке, потому что когда она стала слишком интенсивно пытаться выпутаться из сковывающих ее пут, лодку начало слишком сильно раскачивать и один из ее бортов опасно наклонился к воде.

Погруженная в свои мысли девушка не заметила, как задремала на дне своей деревянной тюрьмы. А лодка между тем прекратила свое движение. Деревянный нос мягко уткнулся в песок и причалил к неизвестному ей берегу, но пока Рона даже не догадывалась о том, что спасение очень близко. Она потратила столько сил на то чтобы кричать, пытаться развязаться и боятся. Когда девушка открыла глаза, вначале ей показалось что очертания деревьев, выступавшие в предрассветной дымке, ей просто снятся. Набрав побольше воздуха в легкие, что было сил, она снова принялась звать на помощь. Рона кричала и кричала, как ей казалось громко, хотя едва ли это можно было назвать криком. Но вскоре силы покинули ее, и она потеряла сознание. Рона не знала, сколько минут или часов прошло. Но очнулась она от того, что сильные руки подхватили ее и уложили на что-то жесткое. Еще секунда и это что-то со скрипом пришло в движение. Рона с трудом повернула голову и чуть-чуть насколько позволяли ее путы приподнялась – лошадь! Она в телеге. Впереди к ней спиной сидел какой-то человек. Она была так слаба, что даже не сделала попытки узнать, кто этот незнакомец, и куда он ее везет. Честно говоря, ей было сейчас абсолютно все равно. Рона почувствовала, как опять проваливается в забытье.

Когда она вновь пришла в себя, лошадь уже въезжала в город. Как потом рассказывала девушка самому Рагнару, что-то в его поселении ей сразу показалось странным, но вот что: вроде такие же дома, может быть только не очень большие серые и старые, скот, огороды. Телега со скрипом продолжала свое движение по дороге. Проходившие мимо люди, в темной одежде, останавливались и с любопытством смотрели на лежавшую в телеге бледную девушку со светлыми волосами, в основном по улицам деревни спешили по своим делам хмурые и бородатые мужчины…

– Стой, а ну стой! – услышала девушка голос своего извозчика – хриплый и прокуренный. Мужчина потянул на себя поводья и телега остановилась. Рона приподняла голову и увидела, что к мужику, погрузившему ее в телегу, подошел еще один.

– Привет, – поздоровался незнакомец, рыжий дядька в старой одежде.

– Откуда такая роскошь в наших краях? – между тем спросил рыжий, кивая в сторону девушки, которая поспешила закрыть глаза и притвориться спящей, от греха подальше.

– Нашел вот на берегу, везу хозяину, – хрипло ответил тот, кто управлял телегой. – А тебе-то самому чего надо?

– Да, ничего особенного. Подошел поговорить о нашем деле. Но вижу ты занят, – с усмешкой сказал рыжий.

– Отвезу девку хозяину, вернусь, тогда и поговорим, – слегка раздраженно ответил незнакомец, который вез Рону. – Но-о, пошла! – последовал резкий удар хлыста и телега пришла в движение.

Сердце Роны бешено колотилось. Куда ее везут? К какому хозяину? Хотя ее извозчик и ослабил веревки, сил бежать не было. Оставалось только ждать. Между тем, телега въехала в ворота. Рона сквозь приоткрытые веки рассматривала место, в котором она оказалась. Звук копыт и скрип телеги – только эти звуки нарушали безмолвие. Рона не могла сейчас рассмотреть, как следует, куда они подъезжают, боясь выдать тем самым, что она пришла в сознание. Телега проехала еще несколько метров и остановилась. Извозчик спрыгнул с лошади и подошел к боку телеги.

– А ну, иди-ка сюда, – сказал он, весьма бесцеремонно стаскивая девушку и перевешивая ее через плечо. Рона, у которой все тело затекло настолько, что она практически не чувствовала его, только тихо пискнула, когда грубые руки извозчика легко, словно пушинку, подняли ее с пола телеги.

– Очнулась? – даже с легкой заботой в голосе спросил мужчина. – Сейчас я тебя в тот сарай отнесу, и ты там подождешь хозяина. Его, похоже, нет сейчас, – зачем-то пояснил мужчина, направляясь к весьма большому по сравнению с другими строениями в деревне дому, а точнее, к маленькой деревянной пристройке справа от него.

Рона и рада была бы как следует ударить мужика и попытаться бежать, но сил не было. Сколько времени она, без еды и воды, провела в лодке в море? Сколько времени теперь проведет в сарае? Что вообще ее ждет? Девушка тихо заплакала, пока ее «спаситель» открывал деревянную дверь, запертую на огромный засов.

Из сарая повеяло сыростью. Мужчина сгрузил свою ношу на импровизированную постель, разостланную прямо на больших мешках, а затем достал нож и, подумав с минуту, перерезал веревки у нее на руках и ногах.

– А где я? – тихо спросила Рона, но в ответ на ее вопрос мужчина только загоготал:

– Вот придет хозяин – он и скажет…

Рона только удивленно посмотрела на бородатого, и заозиралась по сторонам. Хотя Сарай у Рагнара и был просторным, для жизни он все же предназначен не был – нет, конунг иногда затаскивал сюда своих рабынь или рабов, а иногда здесь прятались дети Рагнара, играя, но все равно сарай оставался сырым и темным.

Сам варвар, когда узнал, какой подарок в виде светловолосой девушки, послал ему Один, – удивился и обрадовался. И конечно, сразу же отправился смотреть на новое приобретение. Любопытство подгоняло Рагнара – конечно, у него было очень много женщин, но вот так, чтобы сами боги принесли ему такой дар (а нетронутую блондинку, мирно причалившую к берегам варваров и чудом сохранившую свою жизнь, конунг именно так и воспринимал) – такого раньше не случалось…

Примерно через час, когда Рона сидела на постели, прижав к себе коленки и обхватив их руками, дверной завов щелкнул. Девушка подняла голову. Рагнар резко распахнул дверь и с любопытством уставился на добычу. Худенькая, миловидная девушка, едва ли старше 16 лет, с длинными светлыми волосами, уставшая и очень напуганная. Конунг только ухмыльнулся – страх, пожалуй, самая сильная эмоция, которую могут испытывать люди. Страх заставляет их бежать, сковывает им руки и ноги, лишает самообладания… Конунг медленно запер дверь и направился к пленнице…

– Кто вы и что вам от меня нужно? – спросила Рона, и ее голос задрожал – слезы снова подкатили к горлу.

Рагнар никак не отреагировал на ее вопросы, лишь продолжая с интересом разглядывать девушку. Изящные руки, тонкая талия и бедра – викинги не любили таких «худышек», хотя для развлечения подойдет…

– Повернись, – сказал он. Голос его не терпел возражений, в нем чувствовались какие-то жесткие, почти стальные нотки.

Рона осталась стоять. Рагнар, не привыкший повторять что-то дважды, поморщился и быстрым шагом подошел ближе. Девушка попятилась но, отступив, уперлась спиной в стену, и теперь с ужасом наблюдала за варваром. Здоровый мужчина, сопротивляться которому было практически невозможно, явно сильнее ее, выше, почти на две головы… Он подошел практически вплотную, Рона увидела только тонкие губы с кривой усмешкой и легкую щетину на подбородке и скулах. Рагнар положил ей на плечо руку, и Рона почувствовала, что пальцы у него ледяные.

– Я сказал, повернись, – и одним движением развернул девушку к себе спиной, прижав за шею к стене.

Сердце подпрыгнуло и на секунду перестало биться от ужаса. Спиной она чувствовала холод, идущий от этого страшного человека. Рона даже перестала дышать, зажмурив глаза и ожидая, что произойдет дальше. Рука на ее шее расслабилась, ледяные пальцы заскользили по позвонкам и затылку. Но потом пальцы его резко сжались, мужчина накрутил ее локоны на свою руку и требовательно потянул на себя, запрокидывая девушке голову. Рона жалобно пискнула и подчинилась. Рагнар же очень тихо и четко, видимо так, чтобы у нее не осталось никаких вопросов, сказал:

– Если я о чем-то прошу тебя, это нужно делать немедленно. Ясно?

Рона зажмурилась и кивнула, а потом, неожиданно, со всей силы ударила Рагнара босой ногой по колену… И все бы ничего, но как раз за день до этого, тренируясь с одним из своих воинов, викинг получил небольшую травму. Так, ничего серьезного, но эта чертова девка умудрилась ударить его (ударить Великого Конунга, как такое вообще пришло ей в голову?) именно в это место. Руки Рагнара на секунду разжались, а Рона, отскочив от него в сторону, бросилась к двери.

Конунг медленно повернулся, наблюдая за ее тщетными попытками открыть запертую дверь и, прихрамывая, медленно подошел к девушке. Та замерла, перестав даже дышать. Рагнар схватил ее за шею, вытягивая руку так, что Рона едва не висела над полом. Сначала он хотел просто придушить ее – как котенка – за то, что посмела ударить его, и сжимал пальцы все сильнее. Но бросив взгляд на испуганное, еще совсем детское лицо этой девушки, на то, как тщетно она пытается разжать его пальцы, Рагнар, почему-то остановился. Сколько самых разных женщин видел он за свою жизнь? Тех, которые начинали рыдать и биться в истерике, когда он приближался к ним, тех, кто стремился ублажить конунга и надеялся задержаться в его покоях, ту юную девчонку, отрубившую голову своему отцу и притащившую труп на площадь, чтобы показать всем, что она сделала, женщин, проклинающих его… Но все это были недолюди, а эта девица – неужели она и вправду послана ему Одином? Если нет, как еще объяснить тот факт, что она все еще жива и трепыхается в тщетных попытках разжать его руку, сжимающую ее горло?

Рагнар, задумавшись, стал вглядываться в лицо девы. Серые, холодные как зимнее небо глаза, тонкая кожа… Казалось, что даже меч великого конунга весит больше, чем эта девчонка, которая, кстати, не будит в викинге никаких сексуальных желаний… Так зачем же ее сюда послали боги?

Варвар разжал руку, и Рона упала на пол.

– Не смей пытаться ударить меня, ясно? – прошипел Рагнар, ногой отпихивая девушку от двери и запирая сарай, в котором она находилась.

Рона только услышала, как за дверью голос викинга сказал кому-то «И покормите ее», а затем его удаляющиеся шаги.

Рагнар несколько дней думал, что делать с этой девицей. Убить ее, как сотни других? Отдать кому-то из своих викингов или, может, даже всем сразу? Что-то останавливало конунга от этих шагов, но что, понять он не мог.

Во время ее заточения в сарае Рона развлекалась только тем, что слушала то, что происходило за стенами ее тюрьмы – о чем говорили викинги. Кто-то возвращался с охоты, другие – обсуждали женщин… Рона слышала детей, бегавших вокруг стен, слышала разговор двух взрослых мужчин. Через пару дней она поняла, что заходивший к ней мужчина – ни кто иной, как великий конунг, тот, истории о ком она слышала из уст своих подруг… А однажды ночью она услышала разговор двух мужчин. Хотя они и говорили очень тихо, Рона прекрасно различила произнесенные ими фразы и слова. Разговор шел о Рагнаре, а эти двое замышляли его убийство.

Рона поняла, что оба они были приближены к королю викингов и мечтали занять его трон – хотя Рагнар и гнал предателей из своего войска, время от времени находились те, кто рассчитывал убить великого конунга и захватить трон. Но сделать это было не так-то просто – смельчака, решившего несколько лет назад бросить вызов правителю, тот просто изрубил на куски на глазах у всего войска – чтобы другим было неповадно, поэтому, предатели, судя по всему, решили действовать ночью…

На следующий день, вечером, один из слуг Рагнара явился в сарай, где сидела Рона. Он достаточно грубо выволок девушку на улицу и, подгоняя ее толчками в спину, повел в направлении дома, мимо костра, вокруг которого собрались воины Рагнара. Все они смотрели на девушку в изорванном светлом платье с нескрываемым удивлением и любопытством. А вот женщины викингов – с презрением и даже некоторой ненавистью. Рона боялась – эти огромные люди, холодная земля, по которой она ступала босыми ногами, скрипучая дверь, пропустившая ее в зал дома, конунг, сидевший на троне в своих покоях… Рона смотрела на этого человека и не могла сдержать страха…

– Как тебя зовут? – спросил викинг, с ехидной усмешкой.

После того, как сопровождавший ее воин пихнул Рону в спину, та ответила, назвав свое имя.

– Оставь нас, – сказал Рагнар и снова с любопытством уставился на девушку. – Сегодня ты будешь ночевать у меня в покоях.

Рагнар и сам не знал, зачем велел привести ее сюда… Увидев Рону, он не испытал привычного возбуждения, но и отдавать ее своим воинам почему-то не хотел. Девушка будила в конунге скорее отеческие чувства, нежели желание, и Рагнару это совершенно не нравилось.

– Вас хотят убить, – неожиданно для самой себя выпалила Рона, чем явно озадачила конунга. Тот только расхохотался в ответ, выслушав рассказ юной пленницы о подслушанном ею разговоре. Эта девочка и вправду думает, что он поверит, будто кто-то из его воинов решится на такое? Пусть не несет чепухи! Но когда наступила ночь, и задремавший было викинг проснулся от тихих шагов, он убедился, что Рона была права. Он даже подпустил своих убийц к себе особенно близко, чтобы видеть их глаза в тот момент, когда он будет перерезать им горло… тогда-то викинг и понял, зачем Один послал ему эту девчонку и возблагодарил бога за то, что не задушил ее тогда в сарае.

С этого момента Рона и стала для Рагнара неким подобием приемной дочери, в городе конунга никто не смел обидеть ее или причинить ей вред, а сам Рагнар, возвращаясь из своих дальних походов, всегда уделял ей свое внимание, хотя наложницей варвара она так и не стала.

Глава 11

Традиции

Естественно семья была очень важна в жизни Рагнара и его викингов. Каждая отдельная семья всегда гордилась своими предками и помнила родословные многих своих поколений. Высокое чувство долга по отношению к родным являлось неотъемлемой частью викингов. Семья – это настоящий клан и его члены держались друг друга в любых трудных ситуациях. И, конечно, жестоко мстили за нанесенные родственникам обиды. Сильное общее чувство чести в семьях викингов значило, что оскорбление одного из них становилось оскорблением для всех. Но также если кто-то из родственников навлекал на свою голову позор, или совершил преступление или предательство, то это также касалось всей семьи.

Рагнар в своем королевстве также ввел общую ответственность за преступления. Так если один человек убил другого несправедливо, то штраф за это должен был платить не только сам убийца, но и его близкие родственники. Доля, которую вносил каждый, определялась местным обычаем. Эту выплаченную сумму разделяли между родичей убитого. В интересах любой семьи, конечно, было предупредить неуправляемого и агрессивного родича прежде, чем тот успеет наделать бед. Но даже если все-таки происходил какой-либо эксцесс семейная честь непременно требовала помогать преступнику, чем только можно.

Но в то же время авторитет семьи ни в коем случае не подавлял независимости ее членов – до тех пор, пока что-то не затрагивало ее честь. Сыновья всегда были свободны в выборе своего образа жизни, будь то дома или в другом государстве. Дочерей редко выдавали замуж против их согласия и желания, хотя брак был предметом соглашения между мужчинами из обеих семей. Семья давала, пожалуй, главное для всех людей – помощь и совет. Но она никогда не становилась всемогущим авторитетом, перед властью которого отдельный член семьи должен был отойти на задний план.

Женщины в королевстве Рагнара, как уже говорилось, имели высокий статус. Они владели землей и управляли собственностью. Имели полный и неоспоримый авторитет в делах хозяйства. Ведь чаще всего женщинам приходилось в одиночку управлять всеми делами, пока мужья были в походах. Да, разумеется, Рагнар не мог позволить женщинам вести судебные процессы, но, и не мог запретить вмешиваться в них. Нередко их неутомимая энергия и жажда мести подливала масла в огонь, например, кровной вражды, даже тогда когда мужчины с удовольствием бы завершили ее. Были, конечно, и исключения среди женщин. Например, Ауд Мудрая, когда-то обладала личной властью. Будучи вдовой царствовавшего в Ирландии викинга, она руководила эмиграцией своей семьи и дружинников через Оркнейские и Фарерские острова в Исландию. И распределяла землю, как настоящий вождь. Но это, разумеется, было редкостью. И во время правления и завоеваний Рагнара таких женщин не было.

О богатстве и активности женщин и о том, что они были действительно почитаемы в королевстве конунга, говорят и надписи на рунах. Их заказали скорбящие дочери или супруги, они строили в память об умершем мосты и насыпи. Некоторые из камней были воздвигнуты в память самих женщин. Например, все в стране знали о великой любви одного викинга, который поставил этот камень в память о своей жене Одиндисе: «Никогда не придет в Хассмюру лучшая жена, чтобы заботиться о хозяйстве».

У богатых мужчин было много наложниц, но законная жена отличалась от них тем, что муж обязан был заплатить за нее выкуп. И невеста получала приданое от отца и также не менее обязательный подарок от мужа в день свадьбы. Первая и третья из этих сумм становились собственностью жены. А если брак все же заканчивался разводом, муж был обязан выплатить бывшей супруге приданое.

Кроме того, на законной свадьбе жених и невеста должны были торжественно испить «свадебный эль» перед свидетелями. И свидетели же должны были отвести уже мужа в постель жены. Но, не смотря на то, что девушка становилась замужней женщиной, у нее появлялась новая семья, она сохраняла свое имя и имя своего отца и никогда не порывала связей со своими родными. Если между ними и ее мужем случался конфликт, то жена могла встать на любую сторону, которую по своему мнению считала правой. Двух героинь в одной из легенд даже восхваляют за то, что они взяли лично на себя мрачную кровную месть своим мужьям во имя своих погибших братьев.

Развод не представлял трудности в королевстве Рагнара. Будучи сам не слишком верным жене, он не считал, что следует кого-то принуждать к браку. Поэтому в независимости от того, кто выступал инициатором развода сам процесс не оставлял никаких пятен на репутации викингов. Все, что было нужно, – это объявить перед свидетелями причину своего недовольства партнером и сообщить о желании развестись. Семьи разводились по разным причинам, например, из-за импотенции мужа, из-за ношения женой штанов, а мужем – излишне женственной рубашки или же из-за дружелюбного отношения мужа к человеку, который убил брата жены. Но этих причин было намного больше, чем можно было бы здесь перечислить.

Конечно, не могло обойтись в королевстве и без закона о наследовании. Так, например, «одаль» – закон о наследовании земли гласил: владение родовым хозяйством обязательно принадлежало всей семье. Но после кончины отца его всегда получал старший сын, он был должен выплатить компенсацию своим братьям за их долю в хозяйстве. Это было придумано Рагнаром неспроста: такой подход к наследству предотвращал неэкономное деление владений и соответственно распрей между членами семьи. И заставляло младших сыновей искать новые земли или расчищать целину. Или же отправляться за море в военные походы пополняя и без того великую армию конунга. Рагнар не запрещал владельцу земли продавать ее, но при условии, что он обязуется разделить вырученную сумму с совладельцами. Существовал, правда, и более жесткий закон – майорат. Он касался наследования родового поместья, которое, как правило, получал старший сын или другие ближайшие родственники по мужской линии и продавать они его не имели права.

Скот, землю и драгоценности можно было разделить между ближайшими наследниками, и в кодексах законов были детальные правила, определяющие способ раздела и порядок наследования. Но, иногда, несмотря на всю четкость процедуры, происходили необычайно сложные случаи. Так однажды женщина по имени Гейрлауг стала наследницей собственной дочери, вдовы, вышедшей снова замуж и унаследовавшей свою собственность от сына от первого брака. История об этом запечатлена в рунах.

Гейрмунд женился на Гейрлауг, тогда девице. Позднее у них был сын, а затем Гейрмунд утонул. Потом сын умер. Потом она взяла в мужья Гудрика… Потом у них были дети, и из них выжила только девочка; ее назвали Инга, и Рогнвальд из Сноттсы взял ее в жены. Потом он умер, и их сын тоже умер, и Инга стала наследницей своего сына. Потом Инга взяла в мужья Эйрика. Потом она умерла. Потом Гейрлауг унаследовала все после смерти своей дочери Инги.

Помимо семьи очень ценились такие отношения, как дружба. Она играла также не менее важную роль.

Викинги хотели сделать дружбу вечной, могли создать практически кровные узы с теми, кто, по их мнению, этого заслуживал, для этого было необходимо торжественно заключить кровное побратимство. Требовался, разумеется, ритуал, который подтверждал всю важность и серьезность происходящего. Некоторые викинги поступали так – шли на самую стрелку косы и вырезали длинный пласт, так чтобы оба края его соединялись с землей, ставили под него копье с тайными знаками, такой длины, что стоя как раз можно достать рукою до того места, где наконечник крепится к древку. Им надо было всем вместе пройти под дерном. Потом они пускали себе кровь, так что она течет, смешиваясь, в землю, выкопанную из-под дерна, и перемешивали кровь и землю. А потом опускались все на колени и клялись мстить друг за друга, как брат за брата, и призывали в свидетели всех богов.

Этот ритуал навсегда делал людей родными. Арка-петля из торфа символизировала лоно Матери-Земли, через которое нужно было пройти друзьям, и они снова «рождались», но уже как братья – викинги смешивали в земле свою кровь как знак того, что теперь они одной крови и приносят клятву. Тем самым беря на себя обязательства, соответствующие их новому «родству», и подтверждают их, подавая друг другу руки.

Таковы были отношения, обычно связывавшие человека с ближайшим кругом тех, кто был равен ему, с его семьей и друзьями.

У Рагнара был верный друг Ферлих и только ему он доверял полностью. Он был его соратником и молчаливым слушателем, разделяющим взгляды и мнение конунга.

Хотя это была странная дружба. Лодброк считал его своим другом, а Ферлих считал, что он обязан всем, что у него есть, конунгу. Но это не мешало ему быть верным и преданным. Со стороны всегда казалось, что Ферлих – это верный пес Рагнара, который готов разорвать любого кто посмеет даже просто косо взглянуть на его хозяина. В принципе, действительно, конунг забрал его на свой корабль, когда тот убегал от разъяренной толпы.

Ферлих был также викингом, но он не воевал вместе с войсками – он был одиночкой. И в одно утро он направился в город на очередной мелкий грабеж, который чуть не стоил ему жизни. Думая, что в доме никого нет, он забрался на подоконник и выбил окно и, не успев даже осмотреться, получил сильный удар в спину. Оказалось, что его давно ловили в этом городе, и в доме была организована засада. Ферлих пытался бежать и, конечною за ним гнались…

Вот так Ферлих попал на корабль к Рагнару, для самого конунга это был первый и последний раз, когда он совершил такой благородный поступок. Но он ни разу не пожалел, что спас этого мальчишку. И вот уже десять лет верный Ферлих был рядом со своим хозяином. Он был готов в любой момент отдать жизнь за него, только если это потребуется! Не раз в сражениях он закрывал Рагнара своим телом, получая почти смертельные удары. Конунг знал, что, окажись он в тяжелейшей схватке, Ферлих и без оружия перегрызет глотку его врагам.

За все это Рагнар сделал викинга ярлом, но многие продолжали считать, что он всего лишь раб своего хозяина. Ферлих не обижался и зла не держал на тех, кто так считал или даже предлагал деньги за него и его верное сужение.

– «Пускай думают, как хотят, – думал Ферлих. – Мне не нужны звания и титулы. Все, в чем я нуждаюсь, у меня есть».

Он действительно считал, что всем обязан конунгу, и потому готов был сражаться с ним рука об руку до последней капли крови. Туда, куда шел Рагнар, туда же шел и верный Ферлих. Лодброк очень ценил это. И, куда бы конунг не отправлялся, он приказывал, чтобы для Ферлиха все было только самое лучшее – опочивальни, одежда, еда, женщины. Кстати, он позволял ему единственному сидеть с собой за одним столом.

Рагнар не только уважал своего друга за его человеческие качества, но и хорошо понимал, что в неспокойное время ему нужен кто-то, на кого бы он мог полностью положиться. Ферлих был именно тем человеком.

Конунгу не особенно была нужна искренняя любовь или забота. Все это он мог купить. Он покупал женскую ласку и любовь подарками, брал ее силой или ложью. Слуги были рабами, боялись его и готовы были прислуживать ему всегда. Их участь не завидна, поэтому все, что им оставалось, – это верой и правдой служить своему господину.

Единственное, в чем остро нуждался правитель, – это была дружба – искренняя и честная. Поэтому среди маскарада лжи и страха Фюрлих прочно занял место верного друга и соратника.

Глава 12

Рабы, ярлы и конунги

Мир Рагнара никогда не был миром, где все люди равны. В его королевстве шло четкое разделение: он – единоличный верховный правитель, конунг, ярлы – приближенные конунга, бонды – крестьяне, и рабы.

Когда-то поэты даже сочинили красивую поэму. Она была посвящена как раз классовым различиям и происхождению людей. В ней рассказывалось, как бог по имени Риг бродил по свету и посетил три дома, в каждом из которых он делил стол и постель с хозяином и хозяйкой дома и зачал сына, который стал предком целого класса людей. Первый дом – это простая хижина, еда в которой – хлеб из грубо смолотой муки с отрубями и простая похлебка. Зачатого там сына назвали Раб: кожа в морщинах была на его руках, узловаты суставы, толстые пальцы и длинные пятки, был он сутул и лицом безобразен.

Затем Риг соединяется с Тир (Рабыней), которая выглядит соответственным образом, и множество их детей обречены на тяжкий труд. Они удобряли поля, строили тыны, торф добывали, кормили свиней, коз стерегли. Затем Риг посетил добротно построенный дом, где могучий, хорошо одетый хозяин мастерит прялку, в то время как его жена в безрукавке и украшениях занимается прядением. Здесь Ригу подали тушеную телятину и сладости, и он зачал розовощекого мальчика по имени Карл (Крестьянин), который вел крестьянскую жизнь: быков приручал, и сохи ладил, строил дома, возводил сараи, делал повозки и землю пахал.

Крестьянин женится на Снер (Снохе), которая ходит в льняной рубашке и одежде из козьей шерсти и владеет связкой ключей. Их сыновья носят такие имена, как Боец, Дружинник, Земледелец, Кузнец и Землевладелец, и от них происходят все крестьяне.

Наконец, Риг пришел в большой зал, где очень богатые мужчина и женщина сидели без дела и смотрели в глаза друг другу. Здесь ему подают пшеничный хлеб, жареную свинину и дичь на серебряных тарелках; они пьют вино из отделанной серебром кружки. Сына, которого он зачал здесь, назвали Ярлом. Он был румян лицом, а волосы светлые, взор его был, как змеиный, – страшен. Ярл в палатах начал расти, щитом потрясал, сплетал тетивы, луки он гнул, стрелы точил, дротик и копья в воздух метал, скакал на коне, натравливал псов, махал он мечом, плавал искусно.

Затем появляется Риг, который учит этого прекрасного юношу мудрости, называет его своим сыном и побуждает завоевать себе землю, которая стала бы владением его сыновей. Так Ярл идет на войну, завоевывает земли и получает богатство, чтобы раздавать его своим дружинникам.

Ярл женился на благородной девушке и зачал сыновей, которых назвали Наследник, Наследство и Юноша. Самого младшего из сыновей зовут Кон. Он, в свою очередь, становится любимцем Рига и узнает от него тайны рун. Хотя, к несчастью, поэма не сохранилась полностью, вполне очевидно, что Кону суждено превзойти величие своего отца и стать королем.

Рабам и вправду в королевстве Рагнара жилось нелегко, они могли получить, конечно, вольную, но их хозяева не считали нужным ее давать. Ведь хорошего раба можно было выгодно продать или обменять. Дети рабов могли стать тоже только рабами даже если они были зачаты господином. Также раба можно было безнаказанно убить в отличие от бонда или ярла.

Крестьяне были трудолюбивы и Рагнар за это их уважал. И благодаря ним на его столе всегда были свежайшие и вкусные продукты. Те из них, кто успешно торговал скотом или выращенными фруктами и овощами, имел большие владения и могли позволить себе иметь рабов.

Ярлы – приближенные ко двору конунга имели самое завидное положение. Они никогда не нуждались, жили в богатых усадьбах и присутствовали на пирах в королевстве. У ярлов были и наложницы, и рабы, и они ни в чем себе не отказывали; выше их стоял только конунг.

Еще одним неотъемлемым признаком короля или ярла было то, что он держал в своем доме людей, более приближенных к нему, чем, скажем, обычные дружинники. Это были личные телохранители. Основной их обязанностью было сражаться за своего господина, когда в этом возникала необходимость.

В свободное от военных действий время они жили на награбленную добычу, а в конце своей службы получали в дар землю или золото. Некоторые оставались на службе только год или два: это в основном были молодые люди, которые искали приключений, почета и наживы. Ведь побыть хотя бы некоторое время дружинником великого конунга или ярла считалось почетным. Но многие проводили на службе практически всю свою жизнь.

Рагнар старался сформировать вокруг себя телохранителей с глубокой личной преданностью, которые были способны доказать героическую верность делом, и если необходимо – погибнуть в битве бок о бок с господином.

Щедрость конунга по отношению к таким придворным воинам была велика. Они получали от Рагнара богатства и прекрасные подарки, как написал блистательно про это один из поэтов, наблюдавших за жизнью в королевстве:

«Их одарили богатством и прекрасными клинками, металлом из страны гуннов и девами с Востока. Они радовались, когда приближалась битва. Они быстро вскакивают и хватаются за весла, они рубят снасти и раскалывают уключины, и отважно раздают удары по приказу конунга. По их платью и золотым кольцам видно, что это приближенные, друзья короля – красны их плащи с богато отделанными краями, мечи выложены серебром, прекрасны кольчуги, позолочены пряжки, резьбой украшены шлемы, на запястьях – кольца».

Глава 13

Месть

Рано или поздно каждый из викингов становился участником кровавой мести. Это являлось одним из основных жизненных принципов. И вот в этой ситуации вся сложная система взаимоотношений жизни викинга – кровное родство, связь с семьей приемных родителей (в которых часто воспитывались дети даже при живых отце и матери), дружба, брак, преданность своему господину – должна была прийти ему на помощь, когда возникал сложный конфликт.

Вот, к примеру, ход одной типичной семейной распри, о которых так много рассказывается на свете.

Изначально ссора могла возникнуть из-за какого-то пустяка, и обе стороны, казалось бы, сначала не придавали никакого этому значения, и до возникновения открытой вражды прошло много времени. Но рано или поздно член одной семьи оскорблял члена другой, и не важно, словесно это было или физически. Естественно, что честь семьи оказывалась задета. Самым мирным и мудрым выходом для жертвы из неприятной ситуации было потребовать денег в возмещение ущерба: и только самые нечестные и высокомерные люди могли отказаться от уплаты. Но пострадавшие, конечно, считали, что отомстить с помощью кровопролития – это более достойно и мужественно. Ведь речь идет о викингах, а не о каких-нибудь саксах.

Сразу же возникала кровная вражда, поскольку просто немыслимо было, чтобы один родич позволил просто убить другого, не убив сам, по крайней мере, одного человека в качестве возмещения. И причем это не обязательно должен был быть убийца, как говорится в кодексе законов: «В этой стране издавна существовал злой обычай: когда человека убивали, его родичи нападали на любого человека, который в роду убийцы считался самым лучшим (хотя убийство могло быть совершено без его ведома или желания, и он не принимал в нем участия), и они не мстили самому убийце, хотя это легко можно было сделать».

Дальше месть влекла за собой месть. Чаще всего, вся эта история увенчивалась настоящей битвой между двумя кланами, их друзьями и подвластными. А иногда и радикальными действиями, такими как сожжение заживо всего клана, когда одна мстившая семья запирала другую в собственном доме и поджигала его. У мужчин в такой ситуации не было другого выхода, как сгореть заживо или же выйти наружу и вступить в неравный бой, который, вероятнее всего, был бы все равно проигран. В итоге, силы обеих сторон истощались или их лидеры в результате вражды погибали, наступало все-таки время для мирного урегулирования конфликта. И, обычно, штраф за убийство удовлетворял оскорбленное достоинство и честь, и кровопролития, наконец, прекращались.

Когда семьи были готовы к диалогу, возникало несколько вариантов дальнейших действий: дать «единственное суждение» пострадавшей стороне, обратиться к третейским судьям или начать судебный процесс. В первом случае одна из семей признавала свою вину полностью и шла на уступки противникам, прося их назначить компенсацию, на которую, по их мнению, они имеют право. И соглашаясь принять любые наказания, которые будут наложены опозоренной семьей. Удержать противника от злоупотребления соглашением должен был обычай и общественное мнение. Такой способ удовлетворял чувство чести полностью и был наиболее приемлем для пострадавшего.

Когда же возникали сложные ситуации, в которых обе стороны имели и правых, и виноватых, дело передавали третейским судьям, решению которых все клялись подчиниться и исполнить его. Судьи внимательно выслушивали стороны и оценивали компенсацию за ущерб, нанесенный другой стороной. Судьи рассчитывали равные потери, понесенные обеими семьями, которые «погашали» друг друга. Так, например, отрубленная рука или нога – к отрубленной руке или ноге, рана приравнивалась к ране, смерть – к смерти. Но при условии, что жертвы были примерно одного «уровня», то есть имели в обществе равное положение: смерть раба в одной семье не могла «погасить» убийства господина в другой, а гибель бонда – гибели сына ярла. Другим важным пунктом в расчетах была физическая или словесная провокация: считалось, что некоторые оскорбления дают право на любую месть.

Судьи принимали все вышеперечисленное в расчет и подводили итог, объявляя, что в результате одна семья должна другой такую-то и такую-то сумму как возмещение за увечья и убийства. В законе были оговорены основные суммы уплат за свободного человека. Если же денег не было, судьи могли приговорить виновного к изгнанию на определенный срок, на всю жизнь или до тех пор, пока живы его враги. Это было только отчасти наказанием, самое главное – это было средством предотвратить возобновление новой распри. Изгнаннику даже давали срок для того, чтобы уладить все дела и организовать свою поездку. В это время никто не имел права ему мешать и досаждать. Но, если он отказывался уезжать, враги могли напасть на него, и по закону, они ничем не рисковали.

И, наконец, третий способ состоял в том, чтобы начать судебный процесс перед народным собранием. Такое собрание являлось неотъемлемой частью жизни народа. Оно действовало одновременно как суд и как подобие парламента: все свободные люди, владевшие собственностью, даже пускай и минимальной, обязаны были присутствовать на собрании. Хотя решения чаще всего отражали волю наиболее могущественных из присутствующих. Поэтому большинство вопросов все же решалось первым и вторым способом.

Рагнар, разумеется, не был исключением и он был втянут в кровавую месть, еще будучи юношей.

Все началось, конечно, с ерунды. Кто-то сказал что-то резкое другому, и понеслось… Никто уже толком и не помнил из-за чего началась вражда, но не принято было и отступать от принципов кровавой мести. К тому же тот клан, с которым поссорились родственники Рагнара, был не совсем викингами, точнее – полукровками. И уж стерпеть обиду не от чистокровных викингов вообще было немыслимо.

Рагнару не нравилась эта ситуация, ведь самому ему было всего 16 лет и ему было абсолютно все равно, кто и с кем поругался. Хотя, конечно, интересно сражаться за честь семьи… Но когда пару раз на него напали сразу десять здоровых мужиков, вооруженных до зубов, только сильные и быстрые ноги помогли будущему великому конунгу спастись.

Больше всего молодого Рагнара занимали красивые женщины и возможность приобретать предметы роскоши и оружие. Уже тогда Лодброк ходил в походы вместе со своим отцом, и все награбленное он оставлял себе. Поэтому в свободное от набегов время занимался тем, что тратил свои богатства. И, честно говоря, Рагнару это нравилось больше всего. Он лет с двенадцати понял, что деньги – это власть. Не важно, кто ты; если у тебя есть деньги – ты можешь все! Можешь купить все самое лучшее, можешь ехать, куда тебе вздумается, можешь приобрести самых сильных воинов, да просто, можешь завоевать весь мир!

И именно поэтому с таким упоением он тратил награбленное. Чувствовать, что ты можешь все, – ни с чем несравнимое ощущение!!! Так однажды он закатил пир, который потом еще долго обсуждали придворные ярлы.

Со всего мира Рагнар заказал множество яств. Ему на кораблях прямо в замок доставляли удивительные плоды: странные на вид и сладкие на вкус из Азии, прекрасное вяленое мясо из Испании, выдержанное вино из Франции, сладости, тающие во рту из Индии… Но самое главное – это антураж… Рагнар всегда любил создать атмосферу роскоши: если уж и быть великому пиру, то быть самому великому пиру из всех, которые видывал мир. Он купил живых тигров и леопардов у какого-то шейха. И звери, прикованные цепями к колоннам в главном зале замка, важно расхаживали, пугая окружающих диким рыком. Все пространство зала было устлано шкурами разных животных. А с земли русской Рагнару привезли настоящего бурого медведя, который сидел в огромной клетке и ел мед из бочки. Ярлы дивились, ели и пили, такого в замке еще не было никогда. Конечно, Рагнар был молод, и все понимали это, но через год он должен был взойти на престол. И если даже кто-то и считал такое поведение излишним, никто не посмел сказать и слова будущему правителю.

Рагнару же нравилось ощущение всемогущества. А завоеванные богатства усиливали его в тысячу раз. Конунгу было позволено все, и никто не мог запретить ему делать то, что он хочет. Это приравнивало его к богу Одину. Вот почему деньги так много значили для Лодброка, хотя он и никогда не был нищим. Он любил красивую жизнь и готов был дорого платить за нее.

Но вернемся к мести. Именно на этом пиру и разгорелась ссора между отцом Рагнара и еще одним конунгом. Как говорится, слово за слово… Тот конунг был вспыльчив и обидчив, поэтому семья Рагнара – все до кого смогли добраться он и его люди – получили различные увечья. Обиженный конунг подстерегал родственников Лодброка практически везде, безжалостно издеваясь и мучая их. Семья Рагнара отвечала тем же.

Но вот однажды Рагнар столкнулся с Ингой. С девушкой, о которой к тому времени говорили все. Она была чрезвычайно красива, с белой кожей, длинными рыжими волосами, очаровательными чертами лица. Она была искусной лучницей, а в бою на мечах одна стоила сотни воинов. Она готова была биться с демоном или с богом, на коне или пешей. Она обладала великолепным умением укрощать необъезженных лошадей, невредимая спускалась с крутых горных откосов. Какой бы не была битва, ее всегда посылали вперед как первого капитана, экипированную отличной броней, огромным мечом и мощным луком. И она всегда совершала больше доблестных деяний, чем кто-либо другой из войска. И она была дочерью того обиженного конунга…

Рагнар как обычно возвращался с охоты через лес. Так он всегда сокращал дорогу до ворот замка. Как вдруг прямо перед ним откуда-то с веток раскидистого дуба спрыгнула Инга. Одним метким ударов она выбила ногой из рук Рагнара меч, а затем, перекувырнувшись в воздухе, оказалась за его спиной и с силой ударила его рукояткой своего меча в голову.

Все происходило настолько быстро, что Лодброк даже не успел увернуться, он почувствовал, как перед глазами все кружится, и он падает на землю. Удар был ощутимым, но не достаточным для того чтобы конунг потерял сознание. Секунда и он уже стоял на ногах, развернувшись лицом к своему противнику. Инга, издав пронзительный боевой клич, снова атаковала его. Но на этот раз Рагнар ловко увернулся от летевшего в его лицо кулака в металлической перчатке. Такая на первый взгляд простая вещь как перчатка становилась смертельным оружием, если ее выковал кузнец-умелец ведь на ладони и внешней части она была украшена острыми шипами.

Инга – не зря ее считали великим воином, – мгновенно сориентировавшись, попыталась ударить Рагнара ногой в колени. Но конунг, отпрыгнув, резко схватил ее за эту ногу. Потерявшая равновесие девушка свалилась на землю и, зашипев, словно дикая кошка, стала вырываться. Рагнар набросился на нее, и они схватились, нанося друг другу жестокие удары. Неизвестно, чем бы закончился этот бой, если бы оба не услышали жуткий треск ломающегося бурелома. Как по команде Рагнар и Инга перестали друг друга бить и уставились в ту сторону, откуда шел звук.

Буквально в этот же момент, ломая молодое деревце на дорожку, на которой бились Рагнар и Инга, выскочил медведь. Тот самый, которого купил на свой пир Лодброк, и, решив потом устроить на него охоту, отпустил в лес за замком.

Тогда медведя так и не поймали, да и больше не видели. Но, кажется, сейчас он нашелся, точнее сказать, нашел для себя добычу.

Инга и Рагнар, увидев животное, вскочили и бегом бросились в чащу леса. Медведь бросился за ними. Тощий и злой он явно хотел полакомиться свежим мясом. Девушка и мужчина, казалось, бежали быстрее ветра, но чувство голода заставляло бежать зверя еще быстрее, он с легкостью ломал высокий кустарник, продираясь сквозь него, и не упускал свой «обед» из виду. В какой-то момент Рагнар почувствовал, что его нога за что-то зацепилась, и он стремительно падает на землю. Тут же вскочив, конунг понял, что его нога прочно застряла между сучьями поваленных деревьев. И как он не дергал ею, пытаясь высвободиться, ничего не выходило.

И тут Рагнар почувствовал, как медведь сваливает его обратно на землю. В ужасе конунг взглянул на своего противника, из огромной клыкастой пасти ему на лицо текла слюна, глаза животного, темные и яростные, смотрели прямо в лицо Рагнара. Викинг попытался нащупать свой меч, но вспомнил, что он остался на дорожке рядом с замком…

Рагнар схватил первую попавшуюся под руку палку и со всей возможной силой ударил животное по голове. Медведь взревел и замахнулся огромной когтистой лапой. Рагнар зажмурился, предчувствуя жуткую гибель в мучениях… «Быть разорванным медведем, – пронеслось в голове у юного конунга. – Такой позорной гибели я себе никогда не желал».

Секунду спустя, Рагнар почувствовал, как тяжелая туша падает на него, просто пригвождая его к земле. Конунг лежал и ждал, пока зубы зверя вопьются ему в горло… Прошло несколько страшных минут, и вдруг звонкий девичий голос произнес:

– Ну и долго ты будешь так лежать?

Рагнар открыл глаза, и первое, что он увидел, – был окровавленный меч Инги, который она аккуратно вытирала о шкуру убитого медведя. Он перевел взгляд на животное… Безжизненно лежавшая морда с остекленевшими глазами «смотрела» прямо на него. Эта огромная махина, минуту назад желавшая растерзать его на кусочки, была повержена хрупкой девушкой, стиравший с меча еще теплую кровь. С трудом спихнув с себя тяжеленную тушу, Рагнар сел.

Инга, убрав оружие, присела на корточки и попыталась высвободить ногу викинга.

– Вот же тебя угораздило, – насмешливо сказала она, снова вынимая меч и перерубая сучья и ветки, в которых застряла нога Рагнара.

Наконец, высвободившись из случайного плена, конунг, потирая ушибленную конечность, сказал:

– Спасибо тебе. Если бы не ты… – он запнулся, ведь это была девушка из семьи врагов.

– Если бы ни я то, что…? – голос Инги был серьезным, но глаза выражали истинные чувства, оставаясь насмешливыми.

– Зачем ты спасла меня? Мы же враги!

– А что ты предлагал мне сделать? Оставить тебя на растерзание медведю и лишить себя возможности убить тебя собственноручно?

Рагнар хмыкнул. В голосе девушки он слышал только иронию. Она, похоже, не собиралась прямо сейчас вершить правосудие.

– Знаешь, как бы там ни было, все равно спасибо, – честно сказал Рагнар.

Инга только высокомерно дернула плечом.

– Давай, вставай, надо выбираться отсюда, – с этими словами она повернулась и стала пробираться сквозь лес.

Викинг с трудом поднялся и, прихрамывая, побрел за Ингой.

Эта девушка явно имела своенравный и вздорный характер. Но это всегда заводило молодого конунга. Правда, в ситуации, когда на тебя только что набросился медведь и мог бы сожрать со всеми потрохами, мало на что потом обращаешь внимания.

И Рагнар был, действительно, благодарен Инге за спасение. Какая разница враги они или нет, если она ему помогла? Да и к тому же, ссорились их отцы, а не они сами. Как уже говорилось выше, молодому конунгу хотелось приключений, славы, красивых женщин и богатства, а непонятная кровавая месть, причины которой никто уже и не помнил, скорее, раздражала Рагнара. Точнее, участие в ней. Почему он должен тратить время на то, к чему он даже не имеет отношения? Почему он должен отвечать за чужие ошибки?

Задумавшись обо все этом, Рагнар чуть было не влетел в спину Инги. Девушка обернулась и, одарив Лодброка далеко не ласковым взглядом, продолжила путь.

– Знаешь, – начал, Рагнар, – я не понимаю сути вражды наших семей. И главное – я не понимаю, для чего враждовать нам…

– Мы отвечаем за наши семьи и обязаны мстить за каждого из родичей… – ответила Инга.

Но что-то ненастоящее показалось Рагнару в словах девушки. Как будто бы она повторила просто заученный текст.

– Ты серьезно так считаешь?

– Да.

– Ни говори глупостей! – более резко, чем ему бы хотелось, сказал Рагнар. – Ты так тоже не считаешь!

Инга остановилась и, обернувшись, немного удивленно посмотрела на викинга.

– А что ты предлагаешь – не вмешиваться и стоять в стороне, пока наши семьи не переубивают друг друга?

– Конечно, нет. Но убивать нам с тобой друг друга тоже не считаю правильным. Да это просто глупо, в конце концов.

Инга на секунду замялась. В ее глазах викинг ясно видел полное согласие со своими словами. Но гордость юной воительницы не позволяла ей сказать это вслух.

Она еще помедлила, затем нерешительно кивнула:

– Мы должны защищать родичей… Но не обязательно же ссориться нам сейчас… Особенно, когда мы заблудились в лесу.

Губы конунга уже начали растягиваться в довольной улыбке победителя. Как вдруг до него начало доходить, что поверженный медведь – это еще не конец истории, в которую они вляпались. Они стояли посреди огромного леса и совершенно не знали, куда им идти. Когда они бежали от зверя, никто и не думал о том, в какую сторону они бегут и где теперь замок.

Сейчас Рагнар очень хорошо понял, что когда они увидели медведя, нужно было бежать в сторону замка, но никак не в лес. Животное бы явно испугалось шума и людей и не побежало бы за ними. Но сейчас уже невозможно было что-то изменить.

Вокруг было настолько тихо, что Рагнару казалось, будто он слышит, как слишком громко, от быстрой ходьбы, колотится его сердце. Кажется, Инга подумала о том же самом и для того, чтобы нарушить эту безмолвную тишину она ногой провела по шуршащей листве.

– Ты знаешь, в какой стороне твой замок?

– Понятия не имею, – озираясь, ответил Рагнар.

– Что ж, отлично, мы еще и заблудились. Тогда давай подумаем, в какую сторону нам идти…

– Я думаю, туда, – хором произнесли Рагнар и Ирина указав разное направление.

Инга скептически приподняла одну бровь и неожиданно звонко рассмеялась:

– Ну и дурак же ты! Как ты можешь указывать направление, если только что сказал, что понятия не имеешь, где твой дом!

Рагнар тоже рассмеялся:

– А ты скажешь, что лучше меня знаешь, куда нам идти?

– Конечно, нет. Я впервые в этом лесу! Но ты-то нет!

– Я никогда не заходил так глубоко. Поэтому и не знаю, в какой стороне дом.

– Тогда пойдем в ту сторону. Мне кажется, я слышала шум реки.

Рагнар прислушался, ему тоже показалось, что вдалеке слышан рокот быстрого течения. И хоть он и не первый предложил эту идею, викинг кивнул, и они отправились в путь.

Конечно, не в его принципах было поступать так, как говорит какая-то девчонка. Но перспектива таскаться много часов, а может и дней без еды и питья по лесу прельщала его намного меньше, чем согласится с Ингой.

Прошло уже часа три. А реки все не было видно, да и гул куда-то пропал. Устав окончательно, Рагнар и Инга уселись на поваленное дерево. Парень и девушка вымотались, и каждый мечтал только о том, чтобы добраться до дома, поесть и лечь спать. Но чем больше они ходили по лесу, тем, кажется, еще больше углублялись в самую чащу.

Рагнар никогда раньше не оказывался в таком дурацком положении. Да и если честно, он думал, что знает этот лес вдоль и поперек. Он бегал здесь с детства, отец брал его в этот лес на охоту лет с пяти, как он мог заблудиться? Рагнар даже подумал, что это нечистая сила не хочет выпускать их и водит кругами, но быстро отогнал от себя эту глупую мысль. «Великий конунг не должен боятся нечисти!» – строго сказал сам себе Рагнар.

– Ты веришь в троллей и приведений? – как будто подслушав, о чем думал викинг, спросила Инга.

– Нет.

– А я верю. И думаю нам нужно выбираться отсюда до полуночи… Потому что именно в это время они ищут своих жертв. И не сладко нам придется, если мы столкнемся с ними, – сказала девушка.

– Да брось! Неужели ты веришь в эти детские сказки? – нарочито весело спросил Рагнар. И посмотрел на Ингу с таким видом, будто они сидели не посреди леса а где-нибудь в его замке перед камином.

– Сказала же, верю. И я сама видела тролля и победила его. Ты бы знал, какой силой он обладал, но я все равно убила его! А голову отдала отцу, она до сих пор висит у него! – с вызовом выпалила девушка. Глаза ее метали искры.

– Ладно-ладно. Я тебе верю, – примирительно поднял руки конунг. Ссориться с Ингой ему не хотелось. Находясь уже столько часов в лесу, он на самом деле был готов поверить в то, что вот-вот из-за дерева появится тролль или еще что-нибудь мерзкое.

Инга посмотрела куда-то вверх. Проследив за ее взглядом, Рагнар высоко над головой – там, где макушки елей почти смыкались, – увидел кусочек темного грозового неба. И тут же, как будто наверху кто-то только и ждал, пока они посмотрят ввысь, на их лица упали первые холодные дождевые капли.

– Надо торопиться, – сказал Рагнар, – иначе мы вымокнем до нитки.

Они поднялись, и в который раз направились в ту сторону, которую считали правильной.

В лесу резко потемнело. А усилившийся ветер грозно раскачивал огромные деревья, наполняя все вокруг скрипом и стонами. У обоих складывалось ощущение, что это стонут не деревья, а люди. Несколько раз они даже останавливались для того, чтобы прислушаться и каждый раз с облегчением убеждались, что это всего навсего ветер играет с ними в свою странную и таинственную игру.

Прошло, наверное, минут тридцать, и дождь с неистовой силой хлынул на землю. Рагнар и Инга перешли на бег но, кажется, конца и края у леса не было видно. Инга добежала до огромной ели с раскидистыми ветвями и забралась туда.

– Быстрее залезай сюда, – перекрикивая дождь, позвала она викинга.

Рагнара просить два раза не стоило, он тут же последовал примеру Инги. Под мохнатыми лапами ели было сухо, а дождь проникал туда лишь чуть-чуть.

Девушка сидела, обняв колени и прислонившись к стволу дерева. Одежда на ней вся вымокла и красиво облегала сильное тело. Рагнар в этом сумеречном свете даже залюбовался ею, но, наткнувшись на острый, как бритва, взгляд, отвернулся.

Викинг немного раздвинул ветви и, слушая, как барабанит дождь, рассматривал однообразный пейзаж. Его взгляд устало скользил по бесконечным деревьям, ничем не отличающимся друг от друга… Как вдруг он увидел проступавшие очертания дома!..

– Инга, – закричал Рагнар, да так громко, что девушка, начинавшая уже от усталости дремать, подскочила на месте, – Инга, там – дом, смотри! – Рагнар ткнул пальцем в строение, которое уже было еле различимо в сумеречном свете.

Девушка была готова уже наброситься на Рагнара с кулаками но, проследив за его рукой, тоже увидела нечто, напоминающее жилище. Вскочив, оба, сломя голову, бросились к дому. Но чем ближе становился дом – тем все больше они замедляли свой бег и, в конце концов, вообще перешли на шаг, стараясь двигаться как можно тише и прячась за деревьями. Рагнар и Инга подкрались почти к самому строению. Каждый из них, опомнившись от внезапной радости, понял, что это может быть не дом добрых людей, поселившихся по какой-то причине в глухом лесу, а, вероятнее всего, здесь живут разбойники. Добрым людям незачем прятать свой дом, а вот тем, которых везде называли «те, которые живут отдельно», такое жилище очень даже по душе.

Инга и Рагнар знали, что в таком случае это убежище для них станет последним. И в лучшем случае за них попросят выкуп, в худшем же – сделают рабами или убьют. Поэтому, подкравшись к дому почти вплотную, они, еще больше промокшие и дрожащие от холода, упорно стояли и ждали, не появится ли кто-нибудь, не отворится ли дверь…

Дом был темным и мрачным. В очертаниях угадывалось, что это старый сруб с потемневшими от времен бревнами. Окна были наглухо заколочены досками, и если внутри кто-то и был, то с улицы понять это было не возможно.

Так прошло минут пятнадцать, прежде чем викинг и девушка решились подойти к жилищу. Также крадучись и пригибаясь, они быстрыми перебежками достигли его стен. Почти бесшумно обошли дом, прислушиваясь к любому звуку, доносившемуся изнутри. Только дождь барабанил по крыше и, кажется, попадал внутрь, потому что кроме этого звука больше ничего не было слышно. Тогда, осмелев, Рагнар подошел к двери и, открыв ее, заглянул внутрь. На него пахнуло сыростью давно не жилого помещения.

– Да здесь никого нет! – громко сказал Рагнар и перешагнул порог. Стоя уже внутри, он давал глазам некоторое время привыкнуть к темноте. Вдруг он почувствовал, как Инга, тоже войдя в дом, вложила свою руку в его. Рагнар почувствовал ледяные пальцы, которые обхватывали его руку. Инга, похоже, совсем замерзла и устала.

– Ничего, – сказал викинг, стараясь ободрить и себя, и свою спутницу, – здесь наверняка есть очаг, и мы сможем развести огонь.

Так и оказалось – в доме, действительно, был очаг. И, похоже, он уж и не был таким не жилым. В шкафах нашлась посуда, немного зерен риса и плотно закрытые кувшины с водой. Хотя, конечно, и чувствовалось, что люди сюда не приходили давно! Везде была паутина и пыль, да и крыша, действительно, в одном месте прохудилась – там дождь лился прямо на подгнивший от сырости пол.

Немного повозившись с очагом, Рагнар кое-как разжег его, и отблеск от огня веселыми тенями запрыгал по стенам и потолку.

– Смотри-ка, что я нашла, – весело сказала Инга. И протянула Рагнару две овечьих шкуры. – Они чистые. Я нашла их в ящике в спальне. Там крыша совсем провалилась, но шкаф оказался целым, а там меня ждал сюрприз в виде этих шкур. Сыростью и затхлостью воняют, конечно…

Рагнар улыбнулся, глядя на раскрасневшееся от огня лицо Инги. Красивые тонкие черты лица, пухлые губы и нежная кожа… Викинг никогда бы не поверил, что много часов назад эта девушка хладнокровно убила медведя раза в два выше ее самой.

– А я вымыл котелок и сварил рис!

– Мне кажется, я не ела целую вечность, – сказала Инга, придвигаясь поближе к огню.

– Знаешь, я думаю нам стоить высушить нашу одежду… – предложил Рагнар.