Сделай ставку и беги Данилюк Семён

Коловращение судеб

Заместитель начальника Центрального райотдела милиции по политико-воспитательной работе капитан Звездин отодвинул протокол задержания и предвкущающе потер взопревшие ладони, – кажется, переменчивая удача скупо подмигнула нелюбимому пасынку.

А ведь всего три года назад судьба улыбалась молоденькому инструктору райкома КПСС, выдвиженцу от завода «Серп и молот» Жене Звездину во всю свою широкую пасть. Освобождалось место заместителя заведующего отделом пропаганды, и перспективный инструктор числился кандидатом на повышение.

Но лишь одним из нескольких.

Не полагающийся на случай Женя решил подпихнуть фортуну.

Будучи в очередной командировке – в Биробиджане, Звездин попросил местных товарищей заказать для него полное собрание сочинений Ленина и наложенным платежом отправить в Калинин. Но адрес дал не домашний, а райкома партии. Якобы по ошибке.

Не представляло сомнений, что факт этот станет известен в райкоме, и рвение молодого сотрудника в постижении марксизма-ленинизма будет отмечено.

Действительность превзошла ожидания, – о нестандартном заказе доложили лично первому секретарю, и тот пригласил Звездина к себе. На углу массивного стола громоздились перевязанные бечевкой книжные пачки.

– Вам что, Евгений Варфоломеевич, мало тех собраний, что имеются в райкоме? – внимательно глядя на Звездина, поинтересовался секретарь.

– Виноват. Не удержался, – с приготовленной скромностью объяснился Женя. – Зашел, стал быть, в магазин, раскрыл наугад «Шаг вперед, два шага назад» и чувствую, не могу оторваться. Так всё ясно, так пронзительно! Вообще-то тут почта, должно, ошиблась или я машинально…Купил-то за свой счет для домашнего пользования. На работе, сами знаете, текучка, а хочется хотя бы перед сном припасть, эта самая, к истокам.

– Похвально. И давно читаете на идише? – секретарь кивнул на раскрытый томик.

Звездин обомлел. Такой подлянки от Еврейской автономной области он не ожидал.

– Учу! – брякнул он первое, что пришло на ум.

– Похоже, давно учите. Много у вас родственников в Израиле? – секретарь недобро прищурился.

– Да вы что! Да за кого вы меня! Я аз есмь потомственный русак! – в ужасе от совершенного прокола выпалил Женя. Окончательно смешавшись под тяжелым начальственным взглядом, понес полную околесицу. – Исключительно дабы внедриться, если партии понадобится. Да мы, исконно русские Варфоломеи, этих жидяр на дух!.. Да я, если что, топор в руки и первым пойду. Как деды!

– Хочу напомнить, что в Советском Союзе с проявлениями антисемитизма ведется беспощадная борьба, – холодно оборвал его секретарь. – Ступайте и – заберите вот это своё.

Он брезгливо отодвинул запачканного идишем Ильича.

Через неделю Звездин разделил участь спившихся или морально разложившихся совпартработников – его сослали замполитом в милицию.

Шли месяц за месяцем, год за годом, появлялись и исчезали вакансии, а о бывшем инструкторе райкома, казалось, забыли напрочь. Звездин чувствовал, что погружается в будничную рутину, исход из которой виделся лишь один – унылая майорская пенсия.

Ночное задержание валютного фарцовщика, да еще сынка знаменитого профессора, могло эффектно прогреметь по области и заново перевернуть судьбу опального замполита. Конечно, если все это грамотно оформить и подать. А оформить пока не получалось, – доставленный подозреваемый Листопад упорно отказывался писать явку с повинной.

Звездин поднялся со своего места и уничижительно оглядел нахохлившегося верзилу с пасмурным, косящим взглядом.

– Долго будем в молчанку играть, голуба? – строго произнес замполит. – Ты ж понимаешь, что влип, взят с заграничными долларами. Твой подельник Торопин арестован еще вчера. Сейчас, стал быть, дает показания в КГБ. А КГБ – это тебе, понимаешь, не фунт изюму. Или тоже туда торопишься?

– А что, у меня есть выбор? Так и так там окажусь.

– А вот и нет! Я ж тебе, голубе, битый час толкую, – Звездин подсел поближе. – По валютным спекуляциям дела, они и комитету подведомственны, и нам, стал быть, – милиции. Пишешь на мое имя явку с повинной, так дело твое в этом случае мы сами вести будем. А с намито тебе куда как веселей. Тогда для тебя всё с широкого плеча: и свидания, и в камере чтоб тип-топ. Место там у окна, параша чистая. А может, еще договорюсь, чтоб не сажать до суда. Чистосердечное признание в мой адрес – это очень зачтется. Ну! Раз уж такой для тебя форс-мажор приключился. А то я и так злоупотребляю, – давно бы пора в комитет позвонить о твоем задержании. Да вот жалко тебя чего-то! Из интеллигентной вроде как семьи. Одной, стал быть, крови.

Листопад повнимательней пригляделся, приподнялся:

– Твоя правда. Давай-ка поговорим!

– Давай. Только сначала на место будьте любезны, – Звездин опасливо отодвинулся. – И извольте обращаться по званию и на «вы».

– Как скажете, товарищ капитан, – несмотря на грозное предостережение, Иван придвинулся вплотную, доверительно положил лапу на плечо собеседника. – Ты мне только ответь – на хрена тебе это надо?

От неожиданного поворота в разговоре Звездин несколько опешил:

– Вот в КГБ сообщу. Они всё тебе, наглецу, растолкуют.

– Они-то, может, и растолкуют. Только тебе с того шо за навар? Ведь никто ничего, считай, не знает. Сержанты – так они под тобой. Порвал протокол и – как не было. А баксы себе возьми. Это ж какие для тебя деньжищи. Если в загранку случится, ты на них весь упакуешься. А?

– Да вы это что это? – Звездин вскочил. – Вы это кому это? Вы – взятку?! По себе меришь?

– Ты остынь. Не хошь сам – не бери, – сержантам отдай. После этого они для тебя всегда с открытой душой. Очевидная польза. А с тобой еще лучше рассчитаюсь. Небось, обрыдло замполитствовать в этом клоповнике. Так за нами, Листопадами, не заржавеет: отец с дядькой тебя отсюда мигом наверх в люди подымут. У меня ж дядька – вице-президент Академии наук. Одной левой тебя куда хошь подбросит.

В глазах совращаемого капитана, до того по-рыбьи бесцветных, зародилась жизнь. В самом деле, из этого мог выйти вариант. Отметят ли, нет ли роль Звездина в выявлении еще одного фарцовщика, – это все-таки вилами на воде. Да и как еще отметят? Может, наградными часами в морду плюнут? А вот если протокол действительно припрятать, а после подъехать с ним к вице-президенту Академии наук – из этого большущая польза может произрасти.

– Ведь не уголовник, не вор-рецидивист, – поднажал Иван. – Или без меня в тюрьме охранять некого? Сам же говоришь – мы с тобой одной крови. Тем более риска-то никакого. Вся ситуация под тобой: с ментами рассчитался, протокол заныкал и – с концами. Зато после весь в шоколаде. Давай: по рукам и – побежали.

Звонок внутренней связи с дежурной частью отвлек Евгения Варфоломеевича от сладких мечтаний, в которые он начал погружаться.

– Слушаю, – Звездин недовольно нажал на кнопку.

– Товарищ капитан, – разнеслось по кабинету. – Только что позвонили из КГБ. Они уже прослышали насчет фарцовщика нашего. Велено передать – выезжают. И – вас просил Мормудон…то есть виноват, – начальник отдела зайти.

Звездин со злостью отключился, поднялся. С особым, непримиримым прищуром глянул на задержанного:

– Что мне за польза, говоришь? А та самая, за ради которой я, слесарь – инструментальщик, пацаном в партию вступил, погоны вот эти надел. Нечисти на нашей, советской земле меньше станет, – вот моя польза. А ты, профессорский сынок, полагал, что таким как ты всё дозволено? Нет уж. Законность у нас одна. Сейчас КГБ подъедет, тебе её полной ложкой отмерит. И не заблуждайся: не одной мы крови! А разных классов. Всё ясно, голуба?

Листопаду всё стало ясно: именно невозможность взять на лапу определяла глубину классовой ненависти, что испытывал бывший слесарь-инструментальщик к профессорскому отпрыску.

– Я пока выйду, а ты – либо пишешь на мое имя явку с повинной, либо тебя отведут до приезда КГБ в дежурку, и тогда уж всё. Ну? Будешь писать или?…

– Буду! – рявкнул Иван.

Что-то в лице задержанного Звездину все-таки не понравилось.

– Если чего задумал, так имей в виду, – добавил он, – на окнах решетки, у кабинета ждут пара милиционеров, документы твои в дежурной части, – так что насчет смыться и думать не моги.

Дверь за замполитом закрылась. Ни секунды не медля Иван рванул к телефону. Дядька! Вот спасение. Конечно, вздрючит после. Так то после!

Увы! Спасительная восьмерка не набиралась, – межгород оказался заблокирован.

– А! Падлы! – Иван в бешенстве долбанул кулаком по стеклу на замполитовском столе, разогнав во все стороны паутину. Вот такой же паутиной пойдет теперь и его собственная жизнь. Иван представил себе отца, заслуженного деятеля науки, профессора Кубанского университета, которого лишь месяц назад отходили после гипертонического криза. Зримо представил, как завтра отцу с притворным сочувствием сообщают, что единственный сын арестован. И чем это для него кончится? А чем племянник – валютный спекулянт обернется для дядьки?

Иван быстро просчитывал варианты. Считать он умел. Умел находить и нестандартные решения там, где другие впадали в панику и ступор. Может, потому теперь, когда едва не все кубанские дружки, с которыми «гужевался», сидят по зонам, сам Иван к своим двадцати трем закончил университет и, правда, волею папеньки, но и по собственному хотению, подумывал о поступлении в аспирантуру. Наука влекла его тем же, чем когда-то шахматы, а позже – преферанс и бильярд, – возможностью неожиданных, переворачивающих партию комбинаций.

Но все это оказалось ничто по сравнению с фарцой, в которую втянул его вышедший из заключения старый друган Феликс. Вот где адреналин! Вот где истинное наслаждение! Когда ты, зная, что за тобой охотятся всесильный Комитет государственной безопасности на пару с ОБХСС, проходишь по лезвию, даешь вроде загнать себя в угол, а потом неожиданным, элегантным финтом ускользаешь, как тореодор от быка. Один против целой государственной махины!

Впрочем не один, конечно. Судьба, благоволившая своему шелопутному любимцу, всегда присылала ему на помощь счастливый случай. Но здесь, похоже, отступилась. Он задержан в чужом городе с долларами на кармане, да еще с подельником – рецидивистом, – готовое обвинение для прокурора в хрустальной чистоте.

Статья 88 УК РСФСР – «Нарушение правил о валютных операциях» – от трех до восьми лет лишения свободы. На Ивана Андреевича Листопада неотвратимо надвинулась безысходность.

Телефонный звонок прервал невеселые раздумья.

Иван поднял трубку, намереваясь отматюгать звонившего и хотя бы тем досадить паскудному капитанишке.

– Д-ээ! – произнес он в нос, стараясь подражать голосу замполита.

– Здравствуйте! Это Евгений Варфоломеевич? – раздался взволнованный голос. – Евгений Варфоломеевич, мы так не договаривались!

Листопад, набравший побольше воздуха для полноценного мата, при последней фразе сдержался. Что-то в этом звонке проклевывалось.

– Ну! – он чутко сбавил тон.

– Так кто это? – недоверчиво повторил абонент.

– Да я, я, голуба. Простудился немножко. Но теперь уж, стал быть, полегче, – Листопад нарочито прокашлялся.

– Так вы узнали меня?

– А то!

Просто мы ж раньше напрямую не встречались. Я от Сан Саныча.

– Так от него и знаю. Само собой, голуба. Слушаю.

– Да это нам в пору слушать! Вы, конечно, извините, что я на свой риск напрямую. Но Сан Саныч отъехал, а надо срочно решать. – Так и порешаем. В чем проблема?

– Да в Кларе Цеткин, конечно!

Иван озадаченно притих, – разговор начал отдавать дурдомом. Таинственный собеседник понял паузу по-своему.

– Мы, по согласованию с Вами, открыли овощную палатку на углу Клары Цеткин и Гарибальди, – осторожно напомнил он. – Завезли товар. А сегодня вдруг набежали, как саранча, ваши пожарники, и – опечатали! Пожароопасное, видите ли, состояние. Можно подумать, оно другим бывает. Вы же заверили!.. Послушайте, Евгений Варфоломеевич, мы понимаем, – Вы человек занятой, но товар-то скоропортящийся. Если за день не распродадим, это одних убытков немеренно. А с утра еще подвезут. Мне ж после Сан Саныч кердык сделает.

– Не надо! Не надо давить на слезу! – Листопад, отгородившись носовым платком, вовсю импровизировал. – Произошел нормальный форс-мажор. Плановый пожарный рейд.

Он судорожно припоминал, как называли при нем начальника райотдела. Вспомнил:

– Лично Мормудон приказал. А это не фунт изюму.

– Что? Сам?! Вы ж вроде говорили, что это ваш участок. Слушайте, мы понимаем ваши проблемы. Но в конце концов вы тоже с этого имеете.

– Да вы это кому это?! По телефону такого не надо. Раскол не есть путь к единению, – при упоминании о деньгах Иван почувствовал вдохновение. – Давайте мыслить конструктивно, а не попрекать друг дружку за ради каждой жалкой десятки.

– Ну, знаете! Хороша десяточка! Четверть дневной выручки. А главное, если вы не в силах повлиять на собственных пожарников, так зачем же было, извините, браться?.. Вы поймите, это скоропортящийся товар! На часы счет. И что мне прикажете делать?

– Тебе? – Листопад быстро прикинул. – Через час чтоб быть у меня. При себе иметь… – он прищурился, – сто пятьдесят.

– Рублей?! – абонент задохнулся.

– Ну не долларов же окаянных. Мы, слава Богу, патриоты.

– Да вы, Евгений Варфоломеевич, в себе?! Даже если всё распродать за день…

– Распродавать вы будете регулярно, а решать надо сейчас. Тем паче предназначается не для меня. Вам тоже крышу укрепить не помешает. Улавливаешь? В общем, жду у себя в кабинете.

– Может, лучше как обычно? Сан Саныч вернется и…

– Не лучше, – Листопад прислушался к нарастающим звукам в коридоре и заторопился. – Мормудон через час пятнадцать уезжает. И если опоздаете…

– Еду. Но это против правил. Надеюсь, в первый и последний раз…

– Жду. Да, если будут люди, просто зайдешь и передашь конверт. Скажешь, корреспонденция от Сан Саныча. Конверт есть?

– Да найду… Вот хоть – «С 1 мая».

– В него и положи. Да чтоб все по двадцать пять! А то знаю я вас: насыплете мелочи начальству, так Мормудон меня самого выкинет. Всё! Ко мне люди… Заходите, товарищи, заходите.

Он швырнул трубку на рычаг, – в кабинет вернулся замполит Звездин.

– Кто позволил? На минуту оставить нельзя. Куда звонил?

– В метеослужбу.

– Интересовался погодой на Магадане? – довольный шуткой, Звездин подмигнул. – Где явка с повинной?

– Передумал.

Звездин побагровел. Заметил разбитое вдребезги стекло.

– За это ты мне отдельно ответишь как за мелкое хулиганство.

– Угу! Могучий довесок к валютным операциям. Ну, чего дураковать, замполит? Отпусти, пока не поздно. В долгу не останусь.

– Долги ты Родине отдашь. На зоне.

– Ой, упертость наша российская, – Листопад сокрушенно помотал головой. – В преф не играешь? Оно и видно. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты уверен, что у тебя на руках козыри и даже не задумываешься о ходах противника.

– Это ты-то противник? Ты с этого дня – считай, зэк. И не просто. Думаешь, если бугай, так всё нипочём? Не таких в тюрьме опускали, – раздосадованный Звездин демонстративно послюнявил и оттопырил средний палец. – Уж я позабочусь, раз ты ко мне без понимания. Ясненько?

Листопад вздохнул:

– Куда ясней. Потому в последний раз предлагаю: давай по-доброму. Ты меня отпускаешь. А я тебе даю возможность доработать до пенсии.

Звездин от души захохотал:

– Сильны вы, кубанцы, как погляжу, на хапок брать. Только здесь пужливых нет и твои штучки-дрючки, стал быть, не проходят. Эх, жалко, что комитет быстро прознал, а то б мы тебя, голуба, от души поучили… А вот и похоронная команда по твою поганую душу. Прошу, прошу!

Впрочем вошедший без стука русоголовый крепыш в черном костюме особенно приглашения и не дожидался.

– Привет смежникам, – он вскользь прошелся цепким взглядом по задержанному.

– Можно сказать, готовое дело отдаю, – поплакался Звездин. – От себя оторвали. Всех забот осталось – кинуть в камеру да оформить раскрытие.

– Начать да кончить, – комитетчик хмыкнул. – Куда мне с ним?…Как обычно? В тринадцатый?

Он принял от замполита пачку документов, отмахнулся пренебрежительно от предложения вызвать сопровождающий наряд, кивнул задержанному и, не оборачиваясь, шагнул первым.

Идя следом по пустынному райотделовскому коридору, Листопад оценивал ядреного, будто крепкий орешек, поигрывающего мускулами комитетчика. По коридору тот не шел, а, расправив широкую грудь, стремительно рассекал воздух. Должно быть, ощущал за спиной крылья Родины.

– Ну что? Давай знакомиться? – войдя в пустой кабинетик с единственным столом и двумя стульями, комитетчик радушно протянул крепкую ладонь. – Разница в возрасте у нас небольшая. Так что предлагаю – без чинов и на «ты». Юра меня зовут.

– То есть вот так запросто? Друган, товарищ и братан? – прищурился Иван.

– А это смотря до чего договоримся, – в голосе Юры скрежетнул державный металл: шальная веселость загнанного в угол валютчика ему не понравилась. – Расскажи лучше, как дошел до жизни такой? – Шагал, шагал к коммунизму в стройных рядах строителей, рванул вперед, да и… Заплутал, наверное.

– Увлекся и – попал во вражеский окоп, – в тон Ивану подыграл комитетчик. – А ты, вижу, парень не промах – силен пошутковать. Ну, компания, в которой ты шагал, нам хорошо известна. Тот же Торопин, за ним ведь и мошенничество, и карманные кражи. Это тебе не стройные ряды строителей коммунизма, а натуральный штрафбат. Тебя-то, сына знаменитого профессора, как туда занесло?

Иван уныло насупился.

– И как дальше жить будем? – все так же лучезарно поинтересовался Юра.

– Хотелось бы регулярно.

– Всем бы хотелось. Но не всем дано. Тут весь вопрос, где дальше жить. И с кем. Надеюсь, против Советской власти ты ничего не имеешь? – округлое Юрино лицо озарилось хорошей открытой улыбкой, – родина-мать излучала готовность к всепрощению.

«Стало быть, будет вербовать», – сообразил Листопад. Он глянул на часы на стене и доверительно пододвинулся поближе:

– Хочешь предложить стучать?

– Так это… В общем-то сообщать об имеющихся фактах – гражданский долг каждого, – от нежданного напора комитетчик оторопел. Но тут же устыдился собственного мельтешения. – Да и куда тебе деваться? Либо – так, либо – зона.

– Во-первых, имей в виду: я до последнего стоять буду, что доллары поганые мне, пьяному, менты подсунули. И потом – на хрена я тебе? Всё одно не местный. Так что пользы от меня как от агента никакой.

– Оно, конечно, пользы с тебя не слишком, – согласился Юра. – Но, с другой стороны, какая-никакая учетная «палка». Мне и то на днях втык сделали, – за полгода ни одной вербовки. А вот тебе прямая выгода. Соглашаешься на сотрудничество – пойдешь прицепом. На минимальный срок. Так что, дашь подписку?

– Так уже дал.

– Когда?! – Юра на глазах расстроился. – И – кому?

– Директору школы. Когда в пионеры вступал.

– Да ты!..

– Не пыли, – нетерпеливо перебил Листопад. – Поговорим как разведчик с разведчиком. Хочешь обменять? Меня на замполита.

– Н-не понял, – Юра незаметно утратил привычную снисходительную улыбчивость и как-то незаметно, ерзая, принялся отодвигаться, напряженно вглядываясь в дико косящий глаз.

– Не тушуйся, не сбрендил. Имею информацию, что через… – Листопад сверился с часами на запястье комитетчика, – сорок минут будет происходить передача взятки Звездину за разрешение поставить дополнительную торговую палатку.

– И знаешь, кто и где? – недоверчиво уточнил Юра.

– И даже, сколько и в чем будут деньги. Да этот давала сам, чуть прижмете, расколется. Так что? Торопин у тебя и без меня упакован. А капитан-то милиции пожирней будет пожива, чем хилая вербовка вчерашнего студента.

– Оно бы так. Только – не по линии моего отдела.

– Тем хлеще. Масштабность подхода проявишь.

– Это да, – мечтательно согласился Юра. Он решительно стукнул кулаком по собственной ладони. – Ладно, – попробуем. Если не соврал, – от вербовки ты, конечно, не уйдешь…

– Да ты чего?! Оборзел?

– Не уйдешь. Без этого «отмазать» тебя от валютного дела не смогу. Но зато «стучать» на своих не заставлю. Даешь подписку о негласном сотрудничестве и – исчезаешь из города. Единственный, на кого напишешь, – замполит. А вербовку со временем похерю. Как неоправдавшуюся. Так что – по рукам и побежали? А то мне еще группу захвата надо успеть подключить.

– Но гляди, если вложишь, – Листопад неохотно пожал протянутую руку. – Не посмотрю на ксиву…

– Жену стращать будешь, когда женишься, – азартно перебил его комитетчик.

Он протянул чистый лист.

– Значит, в центре строки – «Подписка о негласном сотрудничестве»…

Потрясенного замполита Звездина вели по райотделовскому коридору двое в штатском, слегка придерживая за обвисшие руки. Шел он сквозь строй сбежавшихся сотрудников, дико вращая вкруг себя ошалелым взором.

– А ведь тебе, голуба, предлагали по-доброму, – расслышал Звездин свистящий шепот из приоткрытого кабинета. Резко обернувшись, успел разглядеть торжествующую разбойничью физиономию. Столкнувшись с ним глазами, Листопад ме-едленно приблизил средний палец ко рту, неспешно послюнявил и показал поверженному, уничтоженному капитану.

Обмякшего замполита повлекли дальше.

– Не знаю, как ты ухитрился все это сорганизовать, – следующий за траурной процессией комитетчик Юра Осинцев задержался возле свежезавербованного агента.

– Но, похоже, заповедь о милосердии к врагам ты пока не постиг. Чего собираешься делать?

– Так чего? Потусуюсь в Твери денек-другой. Не вся ещё водка попита.

– – Не потусуешься. Дуй в Москву к дядьке.

– – Откуда о дядьке-то узнал? – Иван почуял недоброе.

– Кто ж не знает вице-президента Академии Наук СССР? Потом он тут первым подписался.

– Где?!

– На некрологе. Профессор Листопад Андрей Иванович тебе?..

– О-отец.

– Тогда держи. И – прими, как говорится, соболезнования, – Осинцев выдернул из кармана сложенный номер «Известий», с разворота которого на Ивана глядел обведенный траурной рамкой отец. – Вчера похоронили.

Через полчаса в скорый поезд Архангельск – Москва, отходивший от платформы, влетел, разметав провожающих, здоровенный парень.

– До Москвы, – он отодвинул долговязого проводника и протиснулся в тамбур. – Билет взять не успел.

Поезд медленно тронулся от перрона.

– Деньги вперед, – присмотревшись наметанным глазом, потребовал ушлый проводник.

Не возражая, безбилетник равнодушно залез в карман и пересыпал в подставленную лодочку горстку монет.

Проводник остолбенело оглядел содержимое собственной, потряхивающейся ладони.

– Это что?

– Всё, что есть. Доллары, извини, отобрали. В Москву мне срочно надо, – пассажир квело пожал плечом. Что-то припомнив, вытянул из кучки пятачок.