Ей приснилась любовь Баркли Лина
Бенни мельком взглянул на часы, стоявшие, наряду со множеством разных вещей, на полке одного из кухонных шкафов.
– Эх, мне нужно идти. Сегодня вечером у меня выставка портретов в холле одного из отелей. Там еще кое-что нужно доделать.
– Только, пожалуйста, не нарушай законов, пока я здесь. Это все, что мне от тебя требуется.
– Мои прегрешения настолько незначительны, что вряд ли кого-нибудь заинтересуют. Я никого в последнее время не похищал – в отличие от тебя, дружище.
Джис устало улыбнулся и пошел за Мари. Он осторожно подсунул руки под безвольное тело и перенес спящую девушку в спальню. Расстегнув на ней плащ, он высвободил из него руки и осторожно вытянул его из-под крепко спящей беглянки. Затем стянул тяжелые казенные туфли. Ее скудное больничное одеяние оставляло мало простора для его фантазии. Он быстро прикрыл Мари простыней и одеялом, выключил свет и закрыл за собой дверь.
Бенни был облачен в какие-то несуразные, непонятного цвета вызывающие джинсы и красную в разноцветный горох кофту с блестками.
– В холодильнике, наверное, есть что-нибудь съедобное, – сообщил он Бертону. – Я вернусь завтра утром или что-то около того.
Когда машина Дигена отъехала от дома, Джис запер дверь и обшарил холодильник в поисках банки холодного пива. Отпив полбанки, он позвонил в госпиталь.
Старшая сиделка восьмого этажа была разгневана и имела на это полное право.
– Вас нужно расстрелять, – заявила она.
– Я знаю.
Последовало долгое молчание. Наконец она произнесла:
– Если прямо сейчас вы привезете ее назад, все останется между нами.
Джизус был тронут.
– Спасибо, но я сделал то, что было необходимо. И не переменю решения. Просто передайте, что я буду говорить с доктором Томпсоном, когда тот вернется. – Он повесил трубку.
Теперь, когда все пути к отступлению отрезаны, Бертон понял, что готов пойти почти на все, чтобы помочь девушке. Его собственные интересы были в этой истории на последнем месте. Все, что он натворил, он сделал для нее.
Долго потом он сидел на диване, забыв о своем пиве и уставясь ничего не видящими глазами на потрескавшуюся штукатурку противоположной стены.
– Нет. Нет… пожалуйста!
Бертон подскочил с дивана и одним огромным прыжком преодолел расстояние до двери в спальню. Щелкнув выключателем верхнего света в холле, он распахнул дверь и в три шага оказался около Мари. Та металась из стороны в сторону и стонала, мучимая ночным кошмаром.
– Мари!
Она села на кровати, выставив вперед руки.
– Уходите! Пожалуйста, не троньте меня!
– Это я, Джизус, дорогая. Я здесь, с тобой. – Он склонился над ней, пытаясь успокоить.
Но девушка оставалась во власти видений. Она откинулась на подушку и закрыла лицо руками.
– Не надо. Пожалуйста!
Бертон боялся дотронуться до нее. Он понимал, что она может увидеть в нем новую, более страшную опасность.
– Мари, проснись. Проснись, моя дорогая. Это Джис. Тебе ничего не угрожает. – Он нежно накрыл ее ладони своими и отвел их от лица. – Открой глаза, Мари. Ну же, моя дорогая.
Наконец она подчинилась; даже в полутьме комнаты было видно, что глаза ее наполнены страхом, который, однако, она всеми силами старалась преодолеть. Джизус понимал, что она опасалась не его.
– Кого вы рассчитывали увидеть? – мягко спросил он у нее.
– Моего преследователя.
Он кивнул.
– Расскажите мне об этом.
При свете ночное видение быстро исчезало.
– Это было так же, как и всегда. Только на этот раз он держал в руках подушку. Может быть, это вовсе и не кошмары. Может быть, я действительно сумасшедшая.
Джис прижал ее к себе, не позволяя отодвинуться. Неожиданно она сама обвила его руками и склонила голову ему на грудь. Бертон обнимал ее и раньше, но еще никогда она не делала это сама. Впервые она ощутила его тело. Джизус был крупным и физически сильным мужчиной. Мари ощущала ладонями его упругие мышцы. Ей было очень хорошо, как будто она находилась под надежной защитой скалы, способной противостоять всему хаосу этого сумасшедшего мира.
Джизус гладил ее волосы, нежно перебирая короткие вьющиеся пряди. Ни один из них не мог вымолвить ни слова. Ни один не решался нарушить опасную близость. Они сидели на кровати, обнимая друг друга и стараясь не думать о том, как невероятно то, что происходит.
– Мне кажется, что мы знакомы тысячу лет, – сказала девушка.
Джис улыбнулся и, прежде чем встать, поцеловал ее в лоб.
– Пока еще нет. Теперь сможешь заснуть?
– А вы уходите?
– Бенни не располагает слишком роскошными апартаментами. Я могу лечь вот там, – Джизус указал на вторую кровать, – или в гостиной, чтобы не беспокоить.
– Останьтесь, пожалуйста. – Слова вылетели слишком быстро. Она попыталась их объяснить. – Я имею в виду, что здесь вам, наверное, будет удобнее.
– И вам не будет так страшно, если кто-то будет рядом.
– Не кто-то, а Джис. Да.
– Не надо стыдиться этого. Я буду здесь.
Он вышел в холл и, выключив свет, вернулся в спальню на свою кровать. Сидя на краю кровати, он стал раздеваться. Лунный свет проникал через полузанавешенные окна. Мари отвернулась к стене, чтобы не стеснять его.
– Джис?
– Что?
– Почему вас так заботит то, что происходит со мной?
Мне хорошо платят за заботу о пациентах? Я нужен тебе больше, чем кто-либо еще? Я полюбил тебя? – пронеслось в голове.
– Потому что ты – Мари, – спокойно ответил он, переходя на «ты».
– Джис?
– Да, Мари.
– Мне приятно, что ты здесь.
– Мне тоже.
– Спокойной ночи. – Ее голос прозвучал предательски хрипло и очень искренне.
Вначале Джизус спал очень чутко, опасаясь, что ночной кошмар девушки может повториться. По прошествии нескольких часов, видя, что она спит спокойно, он тоже позволил себе погрузиться в глубокий сон. Когда он проснулся, разбуженный светом позднего утра, то удивился тому, насколько бодрым и выспавшимся чувствует себя. Посмотрев на кровать Мари, он обнаружил, что ее там нет. Из соседней комнаты он услышал звуки голосов, встал, оделся и отправился на поиски.
Мари и Бенни по-свойски сидели рядом за кухонным столом. На ней был плащ, запахнутый как халат, босые ноги касались потрескавшегося линолеума пола. Диген, одетый как и предыдущей ночью, зачарованно слушал, как девушка рассказывала ему все, что знала о собственной истории.
– Кажется, я чувствую запах кофе?
Мари просияла.
– Джис, садись. Сейчас налью горяченького.
Он знал, что тем самым доставляет ей удовольствие. Она явно была в восторге от того, что может что-то сделать и для него.
– Спасибо, – сказал Джизус, принимая от нее горячую чашку. – Ты хорошо выспалась?
– Очень.
Мари не добавила, что впервые с тех пор, как пришла в сознание, чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы позволить роскошь безмятежного сна. Она проснулась удивительно свежей, вспомнив, что Джизус спит на соседней кровати.
– Мари как раз рассказывала о себе. – Диген ел сладкую кашу, приготовленную из детского питания. Девушка отвернулась от Джизуса и наблюдала с благоговейным восхищением, как каша, ложка за ложкой, исчезает под его необыкновенными усами. – Ты никогда не думал о том, чтобы привлечь Чака к этому делу? – спросил Бенни.
– Он уже привлечен.
– Кто этот Чак? – спросила Мари, потягивая кофе, первую чашку с той поры, как пришла в себя в госпитале.
– Чак – это тот человек, с которым прошлой ночью мы встретились в вестибюле, – ответил Бертон. – Он был одним из полицейских, которые доставили тебя в приемный покой.
Лицо Мари вытянулось, она поставила чашку на стол.
Диген взглянул на нее с ободряюще улыбкой.
– Бертон никогда не рассказывал о своем детстве?
Девушка покачала головой.
Бен покончил с кашей и протянул упаковку Джису, тот с отвращением поморщился. Пожав плечами, Диген обернулся к Мари.
– Джизус, Чак и я были тремя мушкетерами. Один за всех и все за одного. Чак стал полицейским, что стало с Джисом – вы знаете, а вот еще и я.
– Давай не будем уточнять, что вышло из тебя, – сказал Бертон полушутя.
– Джис и Чак до сих пор пытаются переделать меня, – объяснил Бенни девушке.
– Мне нравятся ваши рисунки. – Мари показала на несколько небольших акварелей с видами Чикаго и Мемфиса, беспорядочно развешанных над столом.
– Как вы догадались, что они мои?
Она собралась было объяснить. Но, не подобрав нужных слов, сдалась и пожала плечами.
– Они похожи на вас. Резкие, темные линии и туманное, почти абстрактное содержание. Кстати, совсем неожиданное использование акварели для таких сюжетов.
На большинстве рисунков были изображены сцены из жизни трущоб. На одной был старик, который сидел на крыльце, опустив голову на руки.
– Вы очень хороший, только они много чего говорят о вас, не правда ли?
Бенни и Джизус оторопело установились на нее. Наконец Диген повернулся к другу:
– Я понимаю теперь, почему ты выкрал ее оттуда.
– Да.
Девушка растерянно улыбалась, пытаясь понять, что именно эти двое имели в виду.
– Вам нужно поесть, – Бенни поднялся. – В холодильнике полно еды. По дороге домой я зашел в магазин. – Он открыл дверцу, приглашающее махнув рукой. – Угощайтесь. А я пошел спать.
– Бен?
Он обернулся от двери и улыбнулся молодой женщине, которая так точно сумела разглядеть чужую душу.
– Мне неудобно просить, но нет ли у вас какой-нибудь одежды, которую я смогла бы надеть? Если нужно, я ее выстираю, но……
– Я принесу несколько вещей на выбор. Вы такая маленькая, боюсь, что на вас все будет висеть, но, в любом случае это лучше, чем плащ.
Бенни вернулся с целым ворохом джинсов и маек.
– Здесь есть пара брюк на резинках, которые, возможно, подойдут, если их подвернуть, и пара рубашек, которые сильно сели, с тех пор как я купил их.
Мари чувствовала себя так, как будто получила целую коллекцию из дома моделей.
– Спасибо. Так приятно будет выбраться из этой больничной рубашки. Извините меня. – Забрав с собой всю кипу, она вышла в спальню.
5
Ночь была теплой и влажной, магнолии на заднем дворе дома Дигена наполняли воздух сладким ароматом с привкусом лимона. Девушка сидела под деревом на деревянной скамье и слушала пение птиц, смешанное с рок-музыкой соседского радио. Она закрыла глаза и старалась сосредоточиться. Обнаружилось, что чем больше усилий прикладывает она, пытаясь восстановить подробности своей жизни, тем хуже у нее это получается. А если она просто отдается течению мыслей, никуда их не направляя, они как будто приближают ее к прошлому. Порой ей казалось, что еще немного – и она все вспомнит.
И влажный воздух под деревьями был хорош, и даже редкие комары, звенящие над ухом, не портили общей картины, и все же что-то в мире было не так. То ли воздух был слишком неподвижен, то ли далекое пение птиц слишком мелодично.
– Мари?
– Я не знала, что вы вернулись.
Девушка жестом пригласила Джиса присесть на скамью, не зная, что уместнее – «ты» или «вы». Он уходил, чтобы купить кое-что в ближайшей аптеке. Вместо того чтобы приучать себя обходиться без него, Мари без него тосковала.
– Чем ты занималась?
Девушка не сразу нашлась, что ответить.
– Познавала ночь, – сказала она наконец.
– Ну и как, знакомое ощущение?
– И да, и нет.
– Хочешь, поговорим об этом?
Ее мысли блуждали настолько далеко, что она не сразу поняла его вопрос.
– О чем?
– О впечатлениях от ночи.
Ей вовсе не хотелось обсуждать нюансы своей потерянной памяти. Ей хотелось просто сидеть здесь, под этим темным небом, и чтобы руки Бертона обнимали ее. Девушка желала прижаться к нему и ощутить на губах его поцелуй. Ей хотелось услышать, как это будет – почувствовать его прикосновение. Ей хотелось не лечения, а объятий врача. Она нервно поднялась и, отойдя на шаг, прислонилась к дереву.
– Разговоры не помогут.
Джизус почувствовал ее внезапное отчуждение.
– Что-то случилось?
– Просто я не настроена сегодня быть объектом медицинского исследования.
– А что, разве прежде была им?
Она стояла и смотрела на него при свете луны. За те два дня, что она провела вне стен госпиталя, они редко оставались вдвоем. Их отношения, не связанные теперь больничными условностями, стали напряженными и непредсказуемыми. Мари подозревала, что их желание избегать друг друга было взаимным. Она собралась было ответить, когда высунувшийся из задней двери дома Бенни прервал их разговор.
Мари лежала в постели без сна и прислушивалась к тяжелым шагам Бертона в гостиной. Их отношения так сложились, что она иногда уже не понимала, что же происходит. То он был нежным и внимательным, то становился вдруг крайне раздражительным. Она знала, что его мучает перспектива потерять работу. Но неуравновешенность была вызвана не только этим. Бертон, так же как и она, не видел ясности в их отношениях.
Безусловно, он испытывал к ней нечто большее, чем сострадание или даже дружбу. Мари не знала, как можно назвать это чувство. Она была не настолько наивна, чтобы надеяться на любовь. Бертон был не из тех, кто легко влюбляется, хотя, если бы это и случилось, то он отдался бы чувству без остатка. Но если уж он полюбит, то это будет женщина, которой он сможет доверять, а не та, прошлое которой туманно и темно.
И в своей любви Мари не была уверена. Девушка не могла утверждать, что то, что она испытывала, не было смесью признательности и физического влечения. Но она твердо знала, что хочет его. Какая-то предательская часть ее существа, которая отказывалась прислушаться к здравому смыслу, стремилась к нему с первобытной силой, грозя сделать Мари своей пленницей.
Шаги затихли, затем она услышала их вновь, приближающиеся к спальне. Дверь заскрипела, и Бертон остановился на пороге.
– Не спите? – тихо спросил он.
– Нет. Включите свет, если хотите.
Он не стал зажигать свет, в темноте прошел к своей кровати и сел.
– Мари, – начал он, – я не хочу, чтобы вы обольщались. Выяснение того, кто вы такая, может быть очень длительным.
Джизус разулся, потом стал снимать рубашку. Мари не стала отворачиваться, она разглядывала его при слабом свете луны, проникавшем через незанавешенное окно.
– Чего вы не хотите, так это – чтобы я стала надеяться оказаться кем-то, кем я на самом деле не являюсь. – Она произнесла это без всякого выражения.
Бертон поднялся, сбросил с себя рубашку, потом стал стягивать джинсы.
– Я просто хочу, чтобы вы были более реалистичны.
У Мари перехватило дыхание. Он был так по-мужски красив, так замечательно сложен. Она испытала настойчивое желание встать и подойти к нему, прильнуть своим телом к его и ощутить их непохожесть. Возможно, это прояснило бы отношения между ними так, как не смогли бы сделать никакие слова. И потом, возможно, это докажет ему, что она – именно та, кем он ее считает. Она с трудом сдержала чувственное желание и сосредоточилась на том, чтобы достойно ответить ему.
– Реалистична? В действительности вы имеете в виду, что мне нужно признаться, что я проститутка. Что я ходила по улицам и спала с любым мужчиной, который этого хотел, и столько, сколько выдержит его кошелек. – На этот раз она говорила с вызовом.
– Вы не должны отбрасывать такую возможность.
– Говорите прямо. Вы не сомневаетесь в этом. Вы уверены, что так оно и есть. И как бы вы ни отрицали, это влияет на ваше отношение ко мне. Даже странно, как вы можете спать со мной в одной комнате.
Бертон лег и подложил руку под голову.
– Я не хочу вас переделывать, Мари.
– А чего вы хотите?
Это было абсолютно очевидно. Встать со своей кровати и лечь с ней. Он хотел прижать ее к себе и ощутить Мари своим телом всю. Он хотел обнимать ее до тех пор, пока она не растворится в нем. Он хотел, чтобы она была в безопасности, была счастлива, была всегда с ним. Все было очень просто… и безумно сложно.
– Я не знаю. Но я не хочу причинять вам боль.
Девушка закрыла глаза.
– Вы не поняли еще, что мы оба все равно испытаем боль, что бы мы ни сделали?
Бертон продолжал смотреть в потолок. У него не было ответа. Звуки тихого и ровного дыхания Мари наполнили комнату гораздо раньше, чем он смог наконец закрыть глаза.
Следующим вечером Бенни стоял, сложив руки на груди, в проеме кухонной двери и наблюдал за тем, как Мари, ползая на четвереньках, отскабливала черно-белый кафель.
– Пол не обязательно должен быть настолько чистым, чтобы с него можно было есть. А что, разве швабру изобрели после того, как ты попала в госпиталь, малышка?
Девушка остановилась и краем футболки вытерла со лба пот.
– Такой способ полезнее для всех. Твой пол становится чище, а мои руки сильнее….
– А я могу наблюдать, как твой маленький привлекательный задик снует туда-сюда.
– Сомнительное удовольствие. – Мари присела на пятки.
– Ну, весь дом сверкает. – Диген протянул ей руку, помогая подняться. – Если ты считала, что должна отплатить мне за гостеприимство, то была не права.
– Я все равно всегда буду тебе признательна. – Девушка встала и пожала ему руку.
– Ну, раз уж ты все равно столь признательна мне, я тут добыл кое-что для тебя. – Бен вышел из комнаты и вернулся с сумкой. – Хотя ты очень мила в моей жуткой футболке, но спать в ней – мало радости. Это тебе.
В сумке оказалась бледно-розовая хлопчатобумажная ночная рубашка. Она была длинной, почти до пят, и без каких-либо соблазнительных вырезов, но Мари она казалась воплощением ее мечты. Она обвила руками шею Бенни и чмокнула его в щеку.
– Ты такой милый. Спасибо, Бен.
– Там еще кое-что из нижнего белья и блузка с парой шорт, которые, похоже, должны подойти тебе.
– Я просто счастлива!
Стоя на кухне и глядя на то, как Мари прикладывает ночную рубашку к стройному телу, Диген снова, в который уже раз, пожалел, что не он первый узнал ее.
– Настоящая демонстрация мод? – Джизус стоял, прислонясь к дверному косяку, и наблюдал за ними.
Мари обернулась и одарила его улыбкой феи.
– Бенни купил мне кое-что из одежды.
Диген следил за выражением лица Бертона. Оно не изменилось. Джизус не собирался показывать девушке, что именно он переживает. Вздохнув, Бен пожал Мари руку.
– Пользуйся, малышка. – Кивнув Джису, он отправился по своим делам.
– Бен – это что-то особенное, не так ли? – Мари с улыбкой смотрела на Джизуса, удивляясь про себя его суровому виду.
– Мари, Бенни – это запретная зона.
Она не была уверена, правильно ли расслышала его фразу.
– Прошу прощения?
Прошу прощения? Перед ним была опять выпускница престижного университета. Бертон закрыл глаза. Он чувствовал, как холод заполняет его изнутри. Впервые он ощутил этот ледяной комок, когда увидел Мари, обнимавшую Бенни, потом – когда она прикладывала ночную рубашку к своему соблазнительному телу, приглашая того полюбоваться ею. Нет, неправда. Это длилось уже на протяжении последних трех дней. И повторялось каждый раз, когда Мари смотрела на Дигена, или касалась его, или поддразнивала. Каждый раз, когда она оказывалась наедине с ним в комнате. Джизус тряхнул головой и открыл глаза.
– Я сказал, что Диген – это запретная зона.
Она все еще не понимала.
– Что значит запретная зона? Какая зона? Он живет здесь,… ест свою…… – Внезапно она поняла. Ее глаза расширились, наполнились болью, она была потрясена до глубины женского естества. – А… ясно. – Она не в силах была двинуться с места, не в силах отвести взора. Она продолжала беспомощно смотреть на человека, который мог думать о ней таким образом. Человека, которому она так доверяла.
Бертон увидел боль в ее глазах. Он хотел бы вернуть свои слова обратно, но они уже стояли между ними стеной. Холодные жестокие звуки, разрушившие теплоту их отношений, привязанность, которая существовала между ними.
– Извини, – сказал он, делая шаг в ее сторону.
Мари отступила назад, бессознательно выставив вперед руки со скомканной ночной рубашкой. Она отступила еще на шаг, чувствуя, что почти теряет сознание.
– Я иду спать.
– Мари.
– Спокойной ночи.
Она сделала шаг в сторону, осторожно обошла Бертона и скрылась за дверью. Пройдя в ванную, Мари плотно закрыла за собой дверь и включила душ. Только гораздо позже, уже в постели, демонстративно одетая в розовую ночную рубашку, она дала волю сердитым, горьким слезам.
Джизус сидел в гостиной, пристально глядя в окно на уличный фонарь. Никогда раньше он не испытывал такого чувства стыда. Он был очень хорошим психологом, чтобы притворяться, что не понимает тех чувств, которые заставили его нанести ей такое оскорбление. Он ревновал. Он безумно, слепо ревновал, хотя Бенни можно доверять полностью. Сцена на кухне была совершенно невинной. То, как он на это отреагировал, стало откровением для него самого. Джизус не испытывал этого жгучего чувства с той поры, как обнаружил однажды, что жена постоянно ему изменяет. Но даже тогда не было этого пронизывающего ощущения, что его предали, ощущения, которое вынудило нанести такой жестокий удар слабой молодой женщине, пытающейся сейчас заснуть в соседней комнате.
О боже, разве можно забыть выражение глаз, когда она поняла наконец смысл его слов. Невозможно изобразить такую боль искусственно. Она была неподдельной. И он причина.
Бертон поднялся и стал шагать по комнате из угла в угол.
– Джис?
Он остановился и обернулся. На пороге стояла Мари.
– Джис, я не заслужила вашего оскорбления.
Она вошла в освещенную приглушенным светом гостиную. Закутанная от шеи до пят в розовый хлопок, она представлялась ему символом чистоты и женственности. Свет мягко обрисовывал контуры фигуры, и Мари выглядела удивительно слабой и беззащитной. И все же в ней чувствовалось внутреннее достоинство, которого не смогли сломить даже его жестокие слова.
– Нет. Не заслужили. Вы не заслужили этого. Дело во мне, а не в вас. Простите.
Он направился к ней. Девушка спокойно смотрела на него.
– Вы не давали мне никакого повода так грубо разговаривать.
Джизус подошел к ней так близко, что мог бы заключить в объятия. Он был намного выше Мари, но она даже не потрудилась поднять голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Я ревновал, – сказал Джизус, зная, что только правда сможет унять боль, которую он ей причинил.
Девушка засмеялась. Звук ее голоса прозвучал как-то надтреснуто и был похож на жалобный звон разбиваемого стекла.
– Как вы можете такое говорить?
Подойдя вплотную, он положил ладони ей на плечи и притянул к своей груди.
– Это правда. Я ревновал.
Она уже не знала, как оценить ситуацию. Заставив себя посмотреть ему прямо в глаза, она сказала:
– Я не понимаю. Но в любом случае, не могли бы вы еще некоторое время подержать меня так?
Джизус прижал ее сильнее и медленно провел рукой по спине. Сначала девушка была напряжена. Но она ощущала его тепло, его запах, его ладонь на спине, и постепенно в ней возникало ответное чувство. Она расслабилась всем телом, приникнув к нему каждой частичной своего естества.
Ее руки скользнули за спину мужчины и остановились на его талии. Грубая, шершавая ткань мешала ладоням, им хотелось потрогать его кожу. Пальцы потихоньку пробрались под рубашку и прикоснулись к разгоряченному телу. Эта маленькая вольность для Бертона не прошла незамеченной. Он прижал ее еще теснее к себе, и она ощутила на своих волосах его жаркое дыхание. Так они стояли некоторое время, потом Джис тихонько приподнял ее и взял на руки.
Войдя в спальню, он, не зажигая света, пронес Мари на кровать и осторожно усадил, обращаясь с ней, как с чем-то необыкновенно хрупким и требующим бережного обращения. Потом он прямо в одежде лег рядом с ней и притянул к себе, замкнув ее снова в кольцо своих рук. Его подбородок зарылся в ее волосы, и он еще сильнее сомкнул свои объятия.
– Спи, дорогая, – прошептал он.
Девушка закрыла глаза, больше не в силах бороться с измождением. У нее не было сил, чтобы уяснить, что же произошло между ними. Ее боль уходила, уносимая прочь всепобеждающим сном. На свете не было такого, чего она не могла бы простить Джизусу Бертону. И не было такого, чего Мари не отдала бы ему, если бы он только захотел. Он мог взять ее тело, ее сердце, ее душу.
И она не догадывалась о том, что, передай она ему свои мысли, и он тут же предложит ей в ответ все то же самое.
Читать бесплатно другие книги:
