Инженер его высочества Величко Андрей
После еды Маша пошла пострелять, а Гоша сказал, что у него есть несколько мыслей по радиоуправляемым катерам-камикадзе.
— Ну-ну, интересно… На словах будешь делиться или у тебя уже на бумаге что-то есть?
— Пошли ко мне, покажу.
В кабинете Гоша открыл сейф (удалось-таки мне отучить его держать бумаги на столе) и протянул мне несколько рисунков. Надо сказать, что изображенное на них очень мало напоминало катер. Гораздо больше это было похоже на две торпеды, соединенные отрезком тонкого крыла, наподобие шверта у яхты. Нижняя имела винт и руль, верхняя, вдвое тоньше и несколько короче, была снабжена двумя мачтами.
— Так, это, значит, в нижней колбасе у нас мотор, оборудование, взрывчатка… — начал соображать я. — Плавучесть у нее отрицательная. А верхняя пустая?
— Там пробка.
— Мачты — это чтоб натянуть антенну и для забора воздуха?
— И еще чтобы со стороны было проще определить курс и расстояние.
— Да, пожалуй, это будет получше обычного катера. Во-первых, сама мишень получается раза в три меньше, а во-вторых, дырки ей ничем не повредят, чтобы утопить, ее придется разорвать в клочья. Думаю, надо модель сделать, примерно один к десяти, посмотреть, как плавает и как управляется. Тем более что на Оке как-то многовато всяких браконьеров развелось…
Глава 13
Через неделю Гоше пришел пакет из адмиралтейства — официальное решение об опытных бомбардировках боевого корабля, устаревшего броненосца «Петр Великий».
— Пора готовиться, — предположил Гоша.
— Только перед этим желательно решить к чему. Тут вот в чем дело, я ведь работал в оборонке и знаю, что любая демонстрация новой техники всегда имеет элементы показухи. Вот нам и надо заранее прикинуть ее процент. И направление, кстати, тоже.
— Опять какую-то пакость задумал… — обреченно вздохнул Гоша. — Ну давай уж, выкладывай.
— У нас два варианта: либо преуменьшить, либо преувеличить возможности самолетов.
— Вариант показать их как есть ты даже не рассматриваешь?
— Разумеется, там же всяких военных атташе будет как грязи. Так что выбирать придется только из двух.
— Ладно, пусть мы создадим у зрителей преувеличенное представление об опасности бомбардировок с воздуха… — задумался Гоша. — Тогда наш флот увеличит закупки, а заграничные друзья форсируют работы по созданию своей авиации. Пока плюсы и минусы уравновешиваются. Дальше. Обе стороны сделают вывод об усилении противовоздушной обороны судов. Но наши оппоненты наверняка успеют раньше и, боюсь, сделают это лучше. Минус.
— Вот и я тоже думаю, что сильного впечатления производить не надо. Значит, прицелы-транспортиры снимаем, пусть между ног наводят. Я не полечу, пожалуй, а то вдруг попаду. Бомбы набить черным порохом.
— Совсем-то уж явные поддавки ни к чему, — возразил Гоша. — Набьем динамитом, все равно скорость падения будет мизерной. И чтоб хоть кто-то попал, пусть Маша летит.
— Ну это понятно, ей пропустить повод покрасоваться на публике никак нельзя.
— Вес бомб… Я думаю, взять килограмм сто…
— Не фиг, еще навернется кто-нибудь на взлете, пилоты у нас — одно название. — Мысленно я прикинул допустимый вес. — Не больше восьмидесяти. Хотя тому же казачонку или Маше можно и сто двадцать — сами легкие, летают хорошо. Вот только надо ли?
— Думаю, надо. Не годится, если кораблю вообще не будет нанесено вреда. И еще, мне кажется, для нас главное — создать впечатление, что для обороны от самолетов достаточно пулемета на станке, позволяющем направить ствол вертикально вверх.
— Ага, значит, скорость пусть снижают не прямо над кораблем, а метров за триста и так и ползут к нему на сорока пяти. План учений кто писать будет?
— Ты, конечно, — ехидно повелел высочество.
— Ну ладно, я напишу. Вот уж букв не пожалею!
— А я все твои непечатные буквы отредактирую, не волнуйся.
Гоша уже собрался уходить, но задумался.
— Если бы нам надо было преувеличить эффект бомбардировки, — неуверенно начал он, — то можно было бы… Слушай, а место открытия портала — оно привязано к географическим координатам или к окружающей обстановке?
— Ваше высочество, — торжественно сказал я, — вы гений. Разумеется, против «Петра» мы ничего такого применять не будем, но проверить надо. Пока развалюха будет стоять в порту, откроем портал у нее в трюме. А когда она поплывет, повторим операцию еще раз и посмотрим, куда получилось… Тогда в случае удачи придется тебе в Японию съездить — меня, боюсь, на новейший броненосец не пустят. Хотя какая, в задницу, Япония — «Микаса» же сейчас в Англии достраивается! — Гоша хлопал глазами. Пришлось разжевать: — Вот приехал ты в Англию, самолеты привез. Попросил устроить экскурсию на достраивающийся броненосец. Заходишь в то место, где потом будут лежать заряды к главному калибру. Я в это время сижу в гараже, жду. Ты выбираешь момент, когда никто не смотрит, и мы открываем портал. Для подстраховки так, чтоб он еще твоим телом был прикрыт. Все, после этого мы в любой момент сможем вдвоем из гаража открыть дыру в эту посудину. А какого конкретно числа и какого года наступит этот «любой момент», видно будет. Только сначала на «Петре» потренируемся.
— Но ведь так можно будет у них весь флот утопить…
— Ага, так тебя и пустили на «весь флот». Хорошо, если удастся один-два кораблика пометить. А вообще, возвращаясь к насущному, пора в Кронштадт команду посылать для подготовки аэродрома. И домик для нас с тобой неподалеку снять или быстренько построить, чтоб было откуда по порталам шастать без привлечения лишнего внимания.
— Про домик я и сам подумал. А что с летной школой, кто будет курсантов по небу выгуливать?
— Никто. У нас всего шесть летчиков и еще три курсанта, которых можно взять в Кронштадт. Остальные поедут в Москву, лекции Жуковского послушают. Ой, ё… Из этих троих же один англичанин!
— Джефф? Тот паренек, которого ты выбрал из их кандидатов?
— Он самый. И летает, учитывая, что только начал, очень неплохо. Кстати, как его фамилия?
— Сейчас… де Хэвиленд.
— Вот те раз! Причем по возрасту похоже, что тот самый.
— Можно пояснее для местных? — поинтересовался Гоша.
— Джеффри де Хэвиленд, один из первых и лучших английских авиаконструкторов. А теперь наверняка будет и первым, и лучшим. Если не разобьется, конечно.
— Надеюсь, ты помогать не собираешься?
— Интересная мысль, — начал было я, но, увидев, как напрягся Гоша, махнул рукой. — Да шучу я, шучу. Не хватало еще за просто так восемнадцатилетних пацанов гробить. И давай действительно возьмем его в Кронштадт, хрен с ним, что он англичанин. Типа выпускного экзамена, он же по сокращенной программе учится.
— Если мы возьмем его в Кронштадт, он поучаствует в реальной бомбардировке, — заметил Гоша. — Если не возьмем, он вместе с оставшимися курсантами будет слушать лекции Жуковского. Что хуже?
— Конечно, лекции. Так что курсант де Хэвиленд однозначно будет бомбить «Петра Великого». А потом — сразу домой, хватит, насмотрелся он уже здесь на наши достижения.
— Ладно. Тут у меня к тебе еще вопрос появился. Помнишь, мы говорили про модель двухэтажной торпеды? Я нарисовал эскиз, и мне такую сделали, совсем маленькую, деревянную, с резиновым моторчиком. Но что-то с ней не так, не желает она нормально плыть. Сначала ныряет, потом выскакивает из воды, плюхается набок и крутится на месте, пока завод не кончится.
— Показать можешь?
Через полчаса мы были на берегу Нары, и я вертел в руках модельку. Две деревянные сигары, в нижней кроме резиномотора явно имелся еще балласт. Сзади — рулевое перо, по бокам — съемные рули глубины, как у подлодки. Верхняя секция — пустотелая, липовая.
— Я подумал сначала, что дело в отсутствии рулей глубины, — пояснил Гоша, — но с ними стало только хуже.
Посмотрим… Я завел резинку и запустил модель. Она проделала именно те манипуляции, которые мне были описаны. Тогда я направил ее носом вниз. Она нырнула поглубже, но быстро всплыла и проделала те же финты. Запуск носом вверх привел только к тому, что модель, пару раз подпрыгнув, стала ложиться набок и крутиться без предварительного заныривания.
— Ну-ка прикинем…
Я быстро набросал схему, расставил векторы сил, потом очень приблизительно рассчитал их величины. После чего вынужден был прокомментировать полученный результат на разговорном диалекте великого и могучего.
— А почему мы именно чудаки на букву «м»? — растерянно спросил Гоша.
— Потому что судно может устойчиво находиться на границе двух сред только тогда, когда гидродинамическая выталкивающая сила много меньше веса. А она пропорциональна квадрату скорости. То есть быстро плыть могут только тяжелые суда. Легкие будут или глиссировать, или нырять. Нырять нельзя, под водой радиоволны гасятся. Глиссировать тоже нельзя, слишком заметно и на любой волне перевернешься. Для тонны максимальная скорость получается в районе тридцати километров в час.
— Выходит, вся затея с радиоуправлением — химера? — огорчился Гоша.
— Да не с радиоуправлением, а с катерами-камикадзе. А радиоканал не пропадет, подумаем, как его в диверсионном деле использовать.
Крейсер «Светлана», который дядя генерал-адмирал[8] беззастенчиво использовал в качестве личной яхты, медленно плыл по Финскому заливу (это я думал про себя; скажи я слово «плыл» вслух, находящиеся рядом морские офицеры вполне могли бы и выразить свое отношение ко мне действием).
Дядя Алексей, Гоша и прочие высокие шишки были наверху — не знаю, именно эта площадка называется мостиком или нет. Мне было несколько не по себе. Дело в том, что по морю я плавал второй раз в жизни. Первый — из Англии в Питер, и я помню, как всю дорогу мне не давала покоя мысль: что делать, если вот сейчас посудина начнет тонуть? Причем вопреки логике в каюте мысль почти пропадала, особенно с занавешенным иллюминатором. Но сейчас я был на палубе.
В двух километрах от нас застыл броненосец «Петр Великий». Кстати, эксперимент с порталом увенчался успехом — он открылся именно в трюм, когда «Петр» вышел в море. Я тогда еще взял палку колбасы, дернул ее за шнурок с биркой и бросил в темную дыру портала. Остальным и лимонки не пожалею, пояснил я свои действия Гоше.
Со стороны берега послышался треск моторов — приближались самолеты. Скоро над нами пролетело первое звено — три курсанта и Мишка-казачонок в качестве лидера. Второе вела Маша. Вот казачонок навел свое звено на корабль и свернул — по плану, командиры должны были бомбить последними. В атаку пошел де Хэвиленд. Грамотно, и не скажешь, что всего месяц, как летает. Он увеличил угол, бросил бомбу… вот ведь гадство, попал! В самый кончик носа, который просто исчез во вспышке взрыва. Следующий промазал. Но третий опять попал, да что же за невезуха! Бедный корабль лишился трубы и задней части надстройки. Казачонок закончил круг и показал класс. Я уверен, что он целился именно туда, куда попал! Теперь вместо и до того поврежденного носа ветеран имел какой-то тупой обрубок. Начал разгораться пожар, и тут налетела Маша со своим выводком. У нее тоже промазал только один. На корабле уже горело все, что можно, и Маша развернулась на боевой курс — вносить завершающий штрих в картину. Ведь утопит же сейчас бессердечная девка старика! Мне было до слез жалко первый русский броненосец.
Мощная бомба племянницы, похоже, сквозь развороченную палубу попала в трюм. Взрыв был глухим, но «Петр» начал крениться набок.
— Что там сейчас творится? — оторвался от бинокля один из морских офицеров. — Эти ваши аэропланы, господин Найденов, надо расстреливать заранее. Опасная вещь. Вот только как же быть с Гаагской конвенцией тысяча восемьсот девяносто девятого года?
— Вы имеете в виду, что по ее условиям запрещается бросать бомбы с воздушных шаров и им подобных аппаратов?
— Вот именно.
— Так у самолета нет ничего общего с аэростатом — принцип полета совершенно другой. А математически шару подобен эллипсоид вращения, на который совершенно непохожа наша этажерка. Тогда уж надо и шрапнельные снаряды запрещать. Летит себе снаряд по небу, прилетает куда надо, и на противника сыплются осколки. Аэроплан тоже летит, тоже прилетает, тоже что-то разбрасывает. В чем разница? Вот с воздушных шаров, согласен, бомбы бросать нельзя. Нам нельзя, противник пусть себе делает что угодно, ибо это глупость.
Поврежденный броненосец держался на воде, но с заметным креном на нос и на борт. К нему спешили буксир и катер с аварийной командой. «Светлана» разворачивалась в Кронштадт.
«Если бы мы специально хотели преувеличить мощность нового оружия, лучше бы у нас все равно не вышло, — мрачно думал я. — Теперь что же, при любой атаке нужно планировать нанесение минимального вреда противнику? Тогда точно всех перетопим…»
Через день мы смотрели перечень повреждений корабля-мишени. В общем, ветеран выдержал. Как заверили флотские офицеры, доплыть до базы он смог бы, но участвовать в бою — нет. Гоша торговался с дядей об условиях передачи некоторого количества самолетов флоту. Общая договоренность была такая, что самолеты остаются принадлежать авиации, то есть Гоше, но прикомандировываются к флоту. Флот, то есть дядя-адмирал, аналогичным образом выделяет нам несколько кораблей. Теперь шел торг — сколько на сколько.
В документе о повреждениях меня заинтересовали тонкости. Ну каким, скажите, образом в результате авианалета бесследно испарилась динамо-машина? И сервиз из кают-компании, обратившийся в пыль, тоже вызывал серьезные сомнения. Четыре шлюпки, конечно, обязательно сгорели бы, но я хорошо помнил, что «Петр» перед отплытием их не имел. Лезть с ненужными вопросами я не собирался — портить отношения с флотскими в мои планы пока не входило. А вот сфотографировать этот документ после его подписания дядей Алексеем на всякий случай не помешает.
Потом с высочайших торгов вернулся Гоша. Он сказал, что пока в обмен на три десятка самолетов нам дают крейсер «Владимир Мономах» и что выделена сумма на его переоборудование. Но не успел я порадоваться щедрости генерал-адмирала, как Гоша спустил меня на землю, сказав, что этой суммы хватит разве что на покраску, но и превращать за свои деньги этот крейсер во что угодно нам никто мешать не будет. Гоша сиял — как же, теперь у него будет свой (ну или почти свой) корабль! Дело в том, что авианесущий крейсер по нашему настоянию считался соединением, оперативно подчиненным командиру базирующейся на нем авиагруппы. А корабль — это просто средство ее доставки и обороны в случае чего.
— Ну вот, ты теперь в Англии для своего парохода хоть пару современных пушек с запасными стволами приобрети, а то ведь на нем такой металлолом стоит… Предложи им несколько запасных движков, это они прошляпили, а Джефф уже в курсе, что одного мотора хватает на месяц полетов, не больше. Кстати, вручим ему диплом, и пусть едет с тобой. Снайпер-бомбометатель, блин. Но ты в туманном Альбионе особенно не рассиживайся, тут через месяц твой братец Коля заболеет.
— Как думаешь, удастся под это дело отговорить его от проникновения в Корею? — с надеждой спросил Гоша.
Мне очень хотелось в ответ предложить ему губозакатывательный механизм, но я дипломатично сказал, что, мол, посмотрим. А про себя подумал, что даже предлагать Николаю назначить Гошу наместником Дальнего Востока пока не стоит.
Дальше мы уточнили детали для Гошиного поверенного, отправляющегося в Бразилию за каучуком и бальсой. С сырьем для резины мы уже опоздали, там все давно куплено на корню, а вот бальса — весьма ценный материал на деревянном этапе самолетостроения — своего однозначного хозяина пока не имела. После чего я шагнул в московский гараж ждать Гошиного прибытия в Англию.
В Москве мне надо было приобрести несколько парашютов, ведь новые самолеты, «Тузики», были уже почти готовы. Нашей троице парашюты так и достанутся из двадцать первого века, остальным предполагалось шить их на месте, по образцу. Кроме того, нужно было купить загородный коттедж для организации порталов к ВИП-персонам типа Ники. Все это обошлось мне в неделю беготни. Ну и наконец я сел на парашют в своем свежеприобретенном доме и стал ждать сигнала от Гоши.
«Готов?»
«Ага».
«Открываем!»
Возникло маленькое окошко, вроде нашего первого портала, с противоположной стороны которого мне улыбался Гоша. За его спиной можно было разглядеть какое-то темное помещение с металлическими стеллажами.
«Кормовой зарядный погреб главного калибра! — подмигнул мне Гоша. — Закрываем, а то сюда сопровождающий идет».
Закрыли, после чего мне оставалось только ждать прибытия высочества в город имени себя. Время ожидания я потратил на покупку и расстановку мебели. Под конец я просто сидел, как на чемоданах, и ждал. А потом шагнул из снежно-слякотного марта в солнечное начало сентября.
Глава 14
На днях должен был заболеть Николай, и в связи с этим я ваял своеобразный прибор. Он представлял собой небольшую эбонитовую коробку с тремя кнопками, двумя лампами и стрелочным вольтметром пятьдесят второго года изготовления. Его функции заключались в том, что при нажатии на первую кнопку зажигалась синяя лампа, а вольтметр начинал показывать три вольта. При нажатии на вторую зажигались обе лампы, внутри громко щелкало реле, вольтметр зашкаливало. При нажатии на третью прибор выключался. Зашедший ко мне Гоша некоторое время пытался понять смысл этого устройства, но, видимо, не смог, потому что спросил:
— Это что?
— Прибор для охмурения Витте, — объяснил я. — Вот смотри, заболеет Николай, и Витте поедет в Крым. Георгиевск как раз по дороге, и что-то мне интуиция подсказывает, что он нас навестит. Поэтому я и хочу показать ему портал — примерно как Николаю, то есть чтоб клиент ничего не понял. Надо, чтобы в его глазах открытие портала было результатом работы какого-то устройства, вот этого например.
— А не мелковато ли оно для такой цели? — усомнился Гоша.
— Это только пульт управления, а само устройство в подвале занимает десять… нет, мало — сто двадцать кубометров. Связь… эх, рано еще Витте про радиоканал говорить, придется к коробке провода присобачивать.
А на следующий день проездом в Крым нас действительно посетил Витте. Это у него чутье такое или хорошие информаторы, интересно? Николай толком еще и разболеться не успел, а этот уже в пути. И ведь не поленился потерять день на визит к нам, наверняка имеет планы использовать Гошу, остается попробовать понять какие. На сей раз беседа министра с высочеством шла под диктофон. Но Сергей Юльевич даже не дал мне времени прослушать запись — сразу после Гоши он отправился ко мне. Вот так просто пришел в заводоуправление, спросил, где тут кабинет господина Найденова, и сообщил, что хочет попасть к нему на прием. И таки попал. Мы поздоровались. Я с интересом смотрел на министра финансов. Разумеется, я внимательно прочитал его биографию, видел портреты, но там как-то не отразилась одна деталь — размеры министра. Они впечатляли.
Витте мялся. Это он хочет меня убедить, что будто бы не знает, с чего начать разговор? Ну-ну, подыграем…
— Сергей Юльевич, вы не стесняйтесь. Если хотите что-нибудь спросить — я к вашим услугам.
— Меня очень интересуют ваши многочисленные изобретения, Георгий Андреевич. И я хотел узнать, как ваши дальнейшие планы связаны с Россией. Это просто один из эпизодов богатой биографии или…
— Или. Я рад, что наконец вернулся на родину, и все мои планы сейчас связаны именно с ней.
— Замечательно! В таком случае можете рассчитывать на мою полную поддержку в реализации ваших начинаний.
Ага, теперь бы только понять, это он планирует нечто вроде повторения истории с Мамонтовым или стелет соломки на случай, если Николай таки сыграет в ящик? Хотя, наверно, не «или», а «и». Может, слегка обострить ситуацию?
— Сергей Юльевич, наверняка вас интересует еще один вопрос. Вы его зададите прямо или обойдемся без поднятия этой темы?
— Пожалуй, не обойдемся. Прямо так прямо. Скажите, на чем основано ваше огромное влияние на Георгия Александровича?
— Да просто нравится он мне, — решил немного повеселиться я. — Хороший такой мальчик, честный, немного наивный, но не дурак. Вот и советую ему иногда по жизни, мне не жалко. — Витте с невозмутимым видом ждал продолжения. Ладно, вот оно: — Как вы, наверное, в курсе, Георгий год назад был тяжело болен. Жить ему оставалось совсем чуть-чуть. Но тут ему повстречался некий горный старец. Он вылечил цесаревича. За один день. По поводу изложенного у вас сомнений нет, надеюсь?
— Нет. По моим сведениям, все именно так и было.
— Так вот. Горный старец не хотел, вылечив, бросать Георгия на произвол судьбы. Но и появляться в обществе он не хотел тоже. Оно ему противно, знаете ли. Да и других дел хватает.
— Я его понимаю, — кивнул Витте, — продолжайте.
— Да, собственно, уже почти все. Старец попросил внука и ученика, который в это время как раз собирался в Россию, связаться с Георгием и предложить ему свою помощь. Я связался и предложил. Цесаревич с благодарностью принял. Так и живем.
Витте перевел дух. Ведь наверняка допускал, что именно я этот старец и есть! Да и сейчас, скорее всего, до конца эту мысль не отбросил.
— Так сколько же лет старцу?
— Не меньше ста двадцати. А вот насколько больше — я не знаю, дедушка не любит распространяться о своей молодости.
— Вы сказали — ученика… А как далеко, если не секрет, зашло ваше ученичество?
— Оно закончилось. Именно поэтому я и решил переселиться в Россию. То есть я могу практически то же, что и старец, ну, может, чуть похуже и не так быстро.
— Э-э-э… не будет ли с мой стороны нескромностью попросить вас продемонстрировать что-нибудь из своих способностей?
— Не будет. Вон, кстати, сюда его высочество идет. Спрошу у него и, если он тоже не против, продемонстрирую. А вы что думали? Не только он меня слушает, но и я его.
Через две минуты Гоша был в кабинете.
— Георгий Александрович, — обратился я к нему, — я тут признался господину Витте, что являюсь внуком горного старца… — Хорошо, что как раз вчера мы с ним на эту тему побеседовали. — Сергей Юльевич просит продемонстрировать ему чего-нибудь этакое.
— Я не против, — с ходу врубился в ситуацию Гоша, — только, пожалуйста, пусть «что-нибудь» будет без пиротехнических и прочих эффектов. Простенькое, вроде портала.
— Согласен. Значит, портал в коттедж. Открываю!
Я нажал сначала первую, а потом вторую кнопку на заранее выложенном на стол охмурителе.
Все-таки русский язык хорошо приспособлен для выражения сильных эмоций. Потому что словом, например, «изумление» состояние Витте можно было описать весьма приблизительно. Придерживаясь протокольной точности, следовало сказать, что он радикально охренел! И продолжал оставаться в этом состоянии.
— Сергей Юльевич, ну что вы стоите? Идите за мной.
Витте сделал три неверных шага и встал посреди гостиной. Портал за его спиной схлопнулся.
— Присесть не желаете? Или лучше сначала подойдите к окну.
За окном шел снег — в нашем времени был конец марта.
— Г-где мы? — понемногу обретая дар речи, спросил министр.
— Торбеево озеро. Не знаете? Это около ста километров на север от Москвы.
— А почему снег?
— Потому что это другой мир. Вы, возможно, слышали гипотезу, что наш мир далеко не единственный? Вот вам ее наглядное подтверждение.
— И ч-что теперь?
Витте озирался, пытаясь найти портал, через который мы только что прошли. Естественно, ничего даже отдаленно похожего он не увидел.
— Ну можно, например, на лыжах покататься… хотя погода мерзкая. А что вы дрожите, вам холодно? Извините, но ваш визит был внезапным, отопление я не включал. Или вы уже обратно хотите?
— Да, есл-л-ли можно.
— Ну не бросать же вас тут? Пойдемте. Хотя… минутку.
Вчера я не только собрал охмуритель, но и, сбегав в коттедж, малость изменил картинку на настенном экране. Теперь там был красный силуэт человека на черном фоне.
— Вот сюда, пожалуйста, встаньте. — Я показал министру на резиновый коврик перед экраном. Щелкнуло, и силуэт изменил цвет на зеленый. — Все, можно и назад.
Витте вздрогнул — перед ним снова был портал. С той стороны Гоша, изображая занятость, что-то черкал на листке бумаги. Министр с несколько несоответствующей титулу поспешностью метнулся в мой кабинет. За ним прошел я.
— Вы уже вернулись? — оторвался от своего занятия Гоша. — Тогда прошу извинить, у меня дела. До свидания, Сергей Юльевич.
Я подошел к столу и выключил охмуритель.
Витте перестал дрожать и понемногу приходил в себя. Осмотрев кабинет, он, видимо, убедился, что мы вернулись именно туда, откуда уходили. Потом он откашлялся и с некоторой даже торжественностью сказал:
— Прошу меня простить, господин Найденов, поначалу я несколько сомневался в ваших словах. Но теперь, разумеется, все сомнения исчезли.
На его лице стало постепенно проступать некоторое недоумение.
— Странно, печень совершенно не болит. Последнее время она меня постоянно донимала, а тут…
Ага, еще одно подтверждение лечебно-тонизирующих свойств перехода.
— Это вам от меня что-то вроде небольшого подарка, — объяснил я. — Экспресс-ремонт, так сказать. Помните экран и коврик?
— Вы так и цесаревича вылечили?
— Не я, а дедушка, и не так, а гораздо сложнее. Все-таки последняя стадия туберкулеза — это серьезнее, чем первая цирроза.
— Очень рад был познакомиться с вами! — Витте встал. — Надеюсь, наша следующая встреча не заставит себя долго ждать.
— Вполне возможно, у меня тоже появилась мысль съездить в Крым.
— Ремонтировать? — прищурился Витте.
— Да, — вздохнул я.
Сергей Юльевич тоже вздохнул и начал прощаться.
Я пошел к Гоше послушать запись. В общем, можно было понять, что Витте предлагает подумать, что из производимого в Георгиевске может закупать казна, и сообщить ему, а он поспособствует, чтобы процесс шел как по рельсам. Еще он спросил, не собираемся ли мы создавать акционерное общество, чтобы оперировать не только собственным капиталом, но и привлеченным, в том числе и из-за границы. В конце беседы он как малозначительный курьез преподнес: оказывается, Алиса считает, случись что с Николаем — и на престол сядет она.
— Очень любезный господин! — с некоторой иронией подытожил Гоша.
— Ага, в долги хочет нас загнать, — высказал я свое видение ситуации. — Чтобы потом, по обстановке, либо явиться перед нами спасителем и благодетелем, либо утопить. Мое мнение — хрен ему, а не долевое участие. Лучше с Цеппелином совместные дела активизировать.
— А Ники пусть сам выздоравливает или подлечим, чтоб побыстрее?
— Лучше подлечить. Через портал его, потом разовую дозу лекарства и далее поливитамины. Если сразу встанет на ноги, это будет эффектно. Ну и перед сеансом терапии Антон Палыча малость потренируемся.
Вечером я беседовал с Машей — после визита Витте возникли некоторые мысли.
— Тут у нас Ники серьезно приболел, — начал я, — и вырисовываются довольно интересные возможности. Дело в том, что Алиса уверена — в случае смерти мужа царствовать будет она.
— А морда не треснет?
— Вот именно это ей Витте и объяснит, как приедет. Кандидат на престол Гоша. После него — Михаил. Потом Кирилл, если не ошибаюсь. Женщина может сесть на трон только при отсутствии претендентов-мужчин. Претендент может выбыть, например женившись на особе более низкого происхождения…
— А, то есть теперь Алиса, въехав в проблему, захочет поженить нас с Гошей?
— Думаю, да. И мне интересно твое мнение на этот счет.
— Мы уже обсудили это и решили: только когда все кончится. Если победой здесь — тогда и подумаем, как это устроить. А если поражением — и устраивать ничего не надо будет, что в нашем мире, что в этом, где-нибудь в Аргентине.
— Вот и замечательно. Но Аликс этого говорить не стоит, понятно. Значит, так, на невеликокняжеский брак пусть у нас будешь не согласна ты. Нехай тебя титулом пожалуют. А вот кто потом не согласится даже и на великокняжеский — надо подумать.
— Пусть Гоша начнет кочевряжиться, а то, если опять я, это просто какая-то сказка о рыбаке и рыбке выйдет. А царица меня будет утешать, расписывать Гоше, какую роковую ошибку он делает… Нормально. Так, значит, у нас предвидится бархатный сезон в Крыму? Надо мне в нашу Москву сбегать, за купальниками…
— Я же вроде тебе привез!
— Дядя, ты лучше сам это, которое привез, надень и посмотри, как будешь выглядеть. А мне и смотреть не надо, все сразу понятно. И крема для загара у меня нет.
— Ты хочешь сказать — против загара?
— Дядя Жора, вот себе ты можешь накупить чего хочешь и мазаться хоть против загара, хоть против поноса. А мне нужно именно то, что я сказала! Ну может, и еще чего-нибудь, так сразу не вспомнишь… Да не волнуйся ты, мне полдня точно хватит.
— Тогда уж и Алисе возьми прокладок там или косметики какой…
— Ну дядя Жора! Ты еще вибратор посоветуй, до кучи. Я уж как-нибудь сама разберусь.
— Только…
— Да понимаю я, чтобы год изготовления на видном месте не торчал. Будут ей подарки, не волнуйся. Да, кстати, а поляроиды бывают в ретро-стиле? Я имею в виду не сам аппарат дарить, а снимки. Ведь неприлично даже как-то: сам великий Найденов до сих пор не изобрел цветной фотографии! А возиться с проявкой-печатью я не умею, да и ты вроде тоже.
— Ладно, посмотрю.
— Да, кстати. Тебя ведь небось тоже будут Алисе представлять? Как дядю и тем более как внука. Вот и тебе тоже почва для размышлений. Сразу намекаю, что средство от запаха пота или геморройные свечи в качестве подарков не подходят.
Через день мы — все трое — выехали в Крым. Как только поезд тронулся, я и Маша перешли в Москву 2009-го, в гараж. Сутки, пока будет ехать поезд, Маше нужны были на приобретение барахла и подарков, а мне — на подготовку второй встречи императорской четы с горным старцем. Из соображений использовать портал как лекарство на сей раз встреча должна будет проходить в моем загородном доме, поэтому надо создать соответствующую обстановку. Я поехал искать атрибуты. Маша убежала по магазинам и довольно быстро, еще и ночь не наступила, вернулась с парой сумок «мечта челнока». Утром сумки и Маша были закинуты в Гошин вагон, который уже подъезжал к Крыму, а я, посетив дорогой салон на предмет приобретения длинной седой бороды (между прочим, куда лучше настоящей получилась! Вывод — доверяйте профессионалам), ждал вызова от высочества в оборудованной соответствующим образом комнате коттеджа. Там уже стоял стол со всякими колбами и ретортами, шиномонтажный стенд (в гараже он мешал, я его сюда вывез), здоровенный плазменный экран и маленький голопроектор, умеющий показывать одну картинку — схематическое изображение земного шара, вокруг которого бегают буквы «терраэлектроника». Подумав, в добавление к имеющемуся я притащил навороченный кухонный комбайн. Затем некоторое время я выбирал сюжеты для висящего на стене экрана. Остановился на брачных играх носорогов, но звук убрал, а вместо него наложил «Лунную сонату». Инфразвук решил не использовать, а то он хоть и слабенький, но неизвестно, как подействует на больного. Огляделся — вроде все. Тьфу ты, я же в домашнем! Надел джинсовое пальто, причесался, вставил контактные линзы. Теперь оставалось только ждать сигнала от Гоши. Чтобы убить время, я начал собирать из имеющейся химпосуды самогонный аппарат.
Глава 15
Закрылась дверь за выходящим врачом, и у постели умирающего Николая остались только императрица и великий князь Георгий.
«Приехал, — думала императрица, — сразу приехал, как узнал о болезни брата. Сказал, что старец тоже знает и готов помочь. Но в этот раз придется вместе с Ники идти к нему… Зачем? За исцелением или гибелью? Ведь Георгий — наследник, а старец — его покровитель! Господи, спаси и сохрани рабов твоих Николая и Александру…»
Великий князь осмотрел колесики, по его настоянию приделанные к кровати больного. Поднял глаза на императрицу:
— Пора. Горный старец ждет нас.
Только что кровать стояла вплотную к стене — и вдруг за ней оказалась странно обставленная небольшая комната. Георгий поднатужился и вкатил лежачего больного туда. Императрица, как сомнамбула, шагнула следом.
Горный старец поднялся от стола, где в нагромождении колб что-то булькало, и подошел к изголовью самодержца. Серый прямоугольник на стене вдруг ожил и оказался живой картиной. В углу взвыл и завертелся какой-то механизм.
Старец положил руки на голову больного, постоял так, потом поднял взгляд на Александру:
— Он выздоровеет. Хотя вы — вы оба! — этого и не заслуживаете. Как он мог объедаться ананасами в Ливадии, когда его народ голодает? А что подумала ты про Георгия — единственного, кто захотел и смог вам помочь? Если бы не его просьбы, вас бы здесь не было.
Старец подал императрице пузырек с какой-то жидкостью и баночку с желтыми таблетками.
— Лекарство выпить сразу, как только больной придет в сознание. Таблетки есть по три штуки в день, пока не кончатся. А теперь оставьте меня.
Старец вернулся к химическому столу и, взяв оттуда пробирку с чем-то мутным, понюхал. На его лице проступило отвращение.
Императрица, увидев, что Николая уже укатили в его спальню, опрометью кинулась следом. Мгновение — и на месте прохода в обиталище старца снова была стена.
Николай пошевелился и открыл глаза. Александра метнулась к нему:
— Ники, любимый, ты пришел в себя?
— Лекарство, — напомнил Георгий.
— Да, Ники, выпей вот это. Подожди, я помогу тебе.
Больной выпил. Было видно, что ему стало лучше, он уже не казался умирающим. Великий князь отошел от кровати.
— Ну вот, все в порядке. Пожалуй, я пойду.
— Жорж, подождите! — Императрица шагнула к нему и вдруг упала на колени: — Умоляю, простите меня за те черные мысли!
— Да ладно, ваше величество, — улыбнулся Георгий, став вдруг чем-то неуловимо похожим на горного старца, — подумаешь, мысли. Я же понимаю, как вам было тяжело. Не берите в голову!
Александре показалось, будто он хочет что-то добавить, но цесаревич повернулся и вышел из спальни.
Когда гости с пациентом вышли, я выбросил пробирку с результатом перегонки дешевого портвейна — получившееся было даже гаже, чем исходный продукт. Сунул контактные линзы в контейнер, надел очки, снял пальто и, взяв растворитель, сел отклеивать бороду.
Следующим утром я навестил Гошу с Машей в Ливадии. Пока неофициально, то есть мы просто открыли портал в Гошины апартаменты. Там на них вдвоем с Машей было пять комнат, прислугу туда не пускали, так что никого мое появление не взволновало. Мне пересказали новости.
Николаю стало заметно лучше, но он пока лежит. Однако явно с подачи Алисы отдал распоряжение, что все Гошины желания, а тем более указания для обслуги и охраны, строго обязательны к исполнению. Гоша не замедлил тотчас отдать первое распоряжение: все это касается также и Маши.
Море теплое, народу никого на три километра в каждую сторону, Маша загорает, Гоша учится нырять с маской и ластами.
Алиса устроила врачу, что-то вякнувшему про шарлатанов, форменный скандал с истерикой.
Через полтора часа надо было идти, Алиса с Николаем пригласили Гошу с Машей на завтрак.
Витте здесь, но на публике не показывается.
Я сказал, что, раз уж меня на завтрак не звали, пусть принесут чего-нибудь сюда. А потом я опять отправлюсь в коттедж на Торбеевом озере — хочу посмотреть и послушать, что будет на этом самом завтраке. Маша удивилась — мы ей, как оказалось, не сообщили, что когда мы с Гошей находимся в разных мирах, то можно просто смотреть на происходящее глазами друг друга. Высочество вышел распорядиться, чтобы мне подали завтрак.