Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум Борминская Светлана

ТАБУ ДЛЯ ЛУЗЕРА

«Богатая женщина... Богатая – в смысле фигуры, – глядя на Наташу Тупицыну, развешивающую на своем балконе пододеяльники, думал дворник Синяков. – Тело богини и душа».

У серой стены дома, на солнечной стороне, было необычайно тихо и тепло. Дворник перестал мести, присел на корточки и закурил.

«Вот ведь дурость какая – пропаганда бессилия, не больше и не меньше, – размышлял он. – Помню, внушали в школе, мол, работай честно, Миша Синяков, и будет тебе счастье, и где оно – счастье-то?..»

Михаил Алексеевич прищурился, написав на песке несколько нецензурных слов...

Дворником он начал работать сразу после армии, таким вот без талантов родился, а чистоту очень любил – просто не мог равнодушно смотреть на мусор, хотелось чистоту наводить... Прошло двадцать лет, а счастья Михаил Алексеевич так и не увидал к своим сорока годам, хотя работал с каждым годом все прилежнее, с огоньком, даже больничных не брал.

Некрасивое лицо Синякова внезапно озарила эмоция узнавания, он увидал, как из «Мерседеса» вылез банкир Голда и, минуя очередь, вместе со своим охранником поднялся по ступенькам в набитый людьми храм пророка Илии. Дворник проводил банкира глазами и, поддев ногой легковесную пивную банку, сказал во всеуслышанье:

– Я уже устал от этой херни... Плоховато я живу, плоховато... Дворник дворником, а банкир банкиром, пора поменяться, а, Господи?..

Он закрыл подсобку с метлами, вывернул и снова надел куртку и солдатским шагом направился к храму, у которого змеей вилась очередь из страждущих до счастья людей.

В воздухе приятно пахло весной, над храмом серебрилось кружево облаков, и Михаил Алексеевич долго разыскивал хвост очереди, честно встав в самый ее конец, и даже пропустил вперед себя еще более горемычного, на его взгляд, человека, чем он сам. Так ему, по крайней мере, померещилось... Очередь подвигалась значительно быстрей, чем это можно было предположить, и через три часа Михаил Алексеевич Синяков вслед за другими страдальцами вступил в храм и оказался совсем близко от «Ионы – Счастья Лучезарного».

Михаил Алексеевич за время стояния выучил наизусть, чего он попросит, и, когда настала его минутка, не подкачал!..

ЖДУ ЗАМУЖЕСТВА

В квартире было тихо, тикали часы на стене, отстукивая шаги от юности к старости, а Кира Гореславская сидела на узком подоконнике и с интересом разглядывала куклу Варю, которую купила вчера у какой-то полоумной бабки в переходе на Старом Арбате.

Кукла была с фарфоровой головой и морщинистыми ладошками, но при полном параде, то есть – одета и обута в крайне ветхие кружева и бархат и никак не могла стоить тех жалких девятисот рублей, за которые продавалась... Никак. Старуха в спущенных чулках, коротком плаще и в шляпе с вуалеткой трясла своей фарфоровой собственностью, предлагая ее всем мимо проходящим ... И ни один человек в течение всего времени, пока Кира терпеливо стояла поодаль и наблюдала, не подошел к ней, видимо, побаивались ее горящих глаз и склеенных скотчем очков, висевших на длинной цепочке поверх плаща. А Кира все-таки решилась и подошла, она последнее время больше всего боялась одиночества и даже на работе старалась задерживаться как можно дольше, чтобы не возвращаться в пустую квартиру до полуночи. Ей вдруг стало жаль старуху, и она отдала за куклу все, что в тот момент лежало у нее в кошельке, – около двух тысяч рублей. Старуха так от души по-детски обрадовалась, что Кира даже испугалась за нее, но все обошлось.

Кира разгладила платьице на куколке и вскользь глянула на храм пророка Илии. Она была в курсе обстоятельств двухдневного столпотворения и, пожав плечами, невесело улыбнулась... До панихиды на похоронах своих родителей Кира в Бога не верила.

Мама Киры, бывшая балерина, пока была жива, грезила, что Кирочка воплотит все ее нереализованные мечты, став второй Улановой. Папа же, мастер спорта по плаванью, со своей стороны хотел, чтоб Кируля плавала...

– Все победы мы совершаем для своей страны, – вздыхал папа, возвращаясь с тренировок в бассейне и утешая маму, которую никто из театра не поздравил с юбилеем. А ведь у мамы была идеальная выворотность ноги, и она целую пятилетку солировала в роли Одетты в «Лебедином озере».

– Хорошо, что я не стала балериной, – каждый раз ворчала Кира себе под нос, вспоминая всегда подтянутых мамочку с отцом. Родители попали в аварию на Ленинградском шоссе в ноябре прошлого года. – Хоть не мучилась ни секунды у станка, как мамулечка... – Зеркало благоразумно помалкивало в ответ, отражая пухлые Кирины щеки. – А в итоге – мне тридцать лет, я старая дева и очень жду замужества. – Кира, повертев в руках купленную куклу, снова посмотрела вниз на очередь у храма.

– Не грусти, Кируля, – обычно говорил отец, пока был жив.

Кира обвела глазами большую комнату и жалобно всхлипнула, представив себя в гробу. Слезы брызнули из глаз – после смерти родителей Кира все чаще представляла себя в гробу, и если уж быть совсем точной, то в день таких представлений было не меньше десяти...

Большой удобный гроб под пышным балдахином, и Кира в нем – в свадебном платье с оборками и туфлях на высокой шпильке... И трогательные незабудки на тропе к кладбищу с надгробьями, поросшими зеленым мхом.

«Пойти, счастья попросить, что ли? – вдруг пришла мысль. – Замуж по большой любви хочу. Очень».

Кира спрыгнула с подоконника и, не выпуская из рук куклу, переобулась в уличные туфли. Быстро вышла на лестницу, закрыла на два оборота дверь и побежала вниз.

– Не бывает ничего одинакового, ничего, ничего, ничего... – шла в обнимку с куклой и повторяла Кира.

Ее косолапая, как у ребенка, походка выглядела несколько комично... У храма стояла длинная очередь, и Кира, заметив знакомую женщину, которая поманила ее пальцем, подошла к ней и благодарно вздохнула.

«Единственное счастье для меня – это свободный мужчина», – думала Кира, внимательно глядя на раскрытую дверь храма. Очередь двигалась на удивление стремительно.

«Я тихая и чрезвычайно покладистая, хлопот не доставлю, – подумала Кира. – Уже сто лет мне никто не говорил, что я кайфовая телка, а так хочется... И сто двадцать лет меня никто не целовал в метро». У Киры дрожали слезы в глазах, когда она вместе с очередью переступила порог храма.

Она не обратила внимания, как и многие в тот день, на необычайную серебристость облаков над храмом – так была занята собственными грустными мыслями.

БОЕПРИПАС

Квартира на первом этаже старого панельного дома с застекленной лоджией, давным-давно не мытые стекла и раскрытое настежь окно. Квартира Викентия Ландышева...

«Какие-то собачьи глаза всю ночь снились мне...» – Питбуль Боеприпас вздохнул и проснулся окончательно... Он обвел глазами грязный линолеум кухоньки. Из комнаты доносился храп...

Боеприпас наклонился к пустой миске и замер, потому что храп вдруг прекратился.

– Смысла жизни у меня нет, – повторял вчера вечером его хозяин и все время курил. Боеприпас уже привык к дыму и даже получал от него некий кайф, правда, голова потом кружилась.

А еще, сразу после жалоб, хозяин, как всегда, бахвалился:

– Что я могу?.. А я все могу. Могу переводить с английского на сербский, ремонтировать кастрюли и чинить унитазы и забивать на все, что мешает нам с тобой жить, Боеприпас, тоже могу... Я умею варить тройную уху и драть красивых баб... Умею, и все. Умею есть китайскими палками и стрелять от бедра, а еще я могу просыпаться без будильника в пять утра. – Хозяин задумчиво поискал глазами будильник. – Но у меня нет ног, и я солдат аритмии... Мимо счастья жизнь прошла, не женился даже, все откладывал чего-то, дурак...

«Вздор собачий», – открыв носом кран, подумал Боеприпас и начал ловить тонкую струйку воды, засасывая ее в себя с угрожающим хлюпаньем... Напившись, лапой же закрыл воду и повернулся к окну. Зорко взглянул на ослепительно черную тучу, пролетающую мимо, потом покосился на костыли храпящего хозяина... В квартире было тихо и прохладно, на столике в прихожей лежала визитка риелтора. Пес, едва взглянув на нее, угрожающе зарычал... Визиты риелотров к хозяину, в прошлом офицеру элитного подразделения спецназа, в последнее время участились и повторялись с пугающим однообразием – все, как один, приносили Викентию Романовичу водку и вели задушевные беседы о его просторной, запущенной трехкомнатной квартире на улице Цандера...

Боеприпас, не раздумывая, слизнул визитку, пожевал ее и выплюнул в унитаз, который вонял настолько страшно, что пес выскочил обратно в коридор в мгновение ока.

«Чего я хотел-то?.. – снова подумал питбуль. – Ага, есть разговор...»

И пес, подтянувшись на лапах, совершил прыжок из лоджии – вниз на землю и потрусил к церкви... И ему было совсем не до облаков, которые из-за перепада температур где-то там, в мезосфере, были необычайно серебристы. Собакам как-то не до неба...

СЧАСТЬЕ – ПРЕДСКАЗУЕМЫЙ РЕЗУЛЬТАТ?

Статный молодой батюшка Михаил и старый усталый игумен Герман стояли у окна офиса, неподалеку от храма пророка Илии. Батюшки смотрели в окно на толпу перед храмом и переговаривались, перебирая четки. Они только что отобедали и улучили пару минут, чтобы отдохнуть. Два подключенных компьютера мигали, разгоняя звезды на черных мониторах.

– Счастье дадут всем или только неимущей части социума, как считаете, отец Герман?.. – обозначил свой интерес к происходящему батюшка Михаил, наблюдая за разношерстной толпой, в которой среди обычных граждан попадались игривые белокурые дамочки в бриллиантах, мужчины с кейсовым выражением физиономий и заурядные клерки из близлежащих офисов.

– Что за люди, что за люди?.. – проворчал согбенный, по причине дряхлости и склона лет, игумен. – А скоро, Миша, в Москву прибудет особо почитаемая православная святыня – десница святого пророка Иоанна Крестителя из Цетинского монастыря в Черногории. Вот, привезут на днях! – Игумен Герман потряс в воздухе газетой «Московский вестник Патриархии». – «За ней сегодня отправилась делегация Московского патриархата и Фонда Андрея Первозванного, – процитировал он. – Перед вылетом был освящен пуленепробиваемый ковчег, в котором святыня будет доставлена в Москву. Сам ковчег изготовлен по размерам оригинала, десница будет путешествовать по городам России, а затем вернется в Черногорию...» – Игумен закашлялся.

Они недолго наблюдали за очередью, потом отец Михаил с головой погрузился в бухгалтерскую отчетность, а игумен Герман вышел из кабинета. Вскоре он вернулся с бумагами, разложил их у себя на столе по кучкам, но не выдержал и снова подошел к окну... Наблюдать за очередью, которая стояла за дефицитным счастьем, было гораздо забавнее, чем заниматься аудитом.

Компьютер отца Михаила вдруг моргнул, начав самостоятельно перезагружаться.

– Хакеры чертовы! – вырвалось у батюшки.

У отца Германа при слове «черт» вытянулось старенькое бледное лицо и затряслись губы, а отец Михаил, зардевшись, как маков цвет, осенил себя крестным знамением, потом перекрестил также рот свой и извинительно улыбнулся.

– Эти мечтатели двигают мир, – подойдя к окну, через небольшую заминку произнес он и снова улыбнулся как ни в чем не бывало.

– Что для одних морока – для других мечта, – проворчал отец Герман в ответ.

– Да, точно, – тут же согласился отец Михаил. Он обладал легким и уживчивым нравом. – А исполняются мечты-то?..

– Исполняются, – пробасил отец Герман. – Были прецеденты...

– И где? – оживился отец Михаил.

Игумен Герман вздохнул, его лицо было невесело.

– Один дурак... То есть раб божий, из Англии, заказал в прошлом году тысячу королевских лобстеров...

– Нашел чего заказывать, – хмыкнул отец Михаил, косясь в окно на очередь за счастьем.

– И не говори, – кивнул игумен. – Так ему с неба и упали прямо на дом три тонны лобстеров. Хорошо хоть жив остался... Правда, он их продал, не растерялся, не такой уж был дурак!

– Счастье совсем рядом в жизни нашей. Только протяни к нему руку, – пробормотал отец Михаил и повернулся к окну спиной.

– Я бы этого не сказал, – покачал головой игумен.

Наступал вечер. Серебристые облака над храмом стали ярко-насыщенными, слепили глаза. На крыше храма происходило невидимое с земли шевеление – туда прилетали усталые ангелы.

АНГЕЛЫ

Завтра чудотворный образ «Иона – Счастье Лучезарное» должны были отправить обратно спецрейсом в Аделаиду. Началась ночь, а у иконы в закрытом храме никого не было; усиленная охрана стояла на улице у запертой двери и в нескольких машинах неподалеку. Русская сторона христарадничала, когда проходили переговоры о нахождении чудотворного образа в Москве, на предмет того, чтобы и ночью храм Илии пророка и икона были открыты для посещения верующих, но американская сторона категорически отказала.

– Уложитесь в три световых дня! – был ответ.

Безусловно, в этом был свой резон. Ну, откуда, скажите, взять столько счастья, если просить о нем не только днем, а и три ночи подряд?..

– Да и потом, как ни проси, а кузнецы счастья все же мы, то есть – вы сами! – добавили американцы и продемонстрировали офигительную улыбку в тридцать с чем-то зубов – так все улыбались в Аделаиде.

Ангелы на крыше храма сидели, свесив ноги, и помалкивали...

В этот раз их было пятеро – Старый, Средний и Молодой, а так же – Забывчивый и Запальчивый архангелы, они отдыхали и, видимо, ждали кого-то.

Вдруг над ними со свистом пролетел какой-то огромный снаряд, ангелы, прикрыв головы руками, наклонились поближе к шиферу, а на крышу храма тяжело опустился ангел Z – руководитель их кустового звена. Сняв крылья, он присел рядом.

Прошло пять долгих минут.

– Так-так, сначала рассмотрим все краткие и содержательные просьбы, – загружая лэптоп, бормотал ангел Z, удобнее усаживаясь на пыльном шифере. Он был чисто выбрит и пах хорошим парфюмом.

Обычно так они поступали сразу после полуночи в первый день работы на Земле, отсылая самые легкие и незамысловатые мольбы на небо, а назавтра – уже все остальные просьбицы, сортируя их по степени сложности и исполнимости.

Ангелы переглядывались, Забывчивый и Запальчивый архангелы загрузили лэптопы и деловито сквозь очки покосились на ангела Z. Они вообще-то были близнецами, эти два архангела, и считались лучшими проводниками по части трансляций просьб на небо и доставки счастья на землю. Запальчивый был не так уж и запальчив, а Забывчивый забывал в основном пообедать и вытрясти крылья; оба были очень стары по самому большому счету и скоро должны были отправиться на покой. В Рай.

Над храмом горели звезды, тихо шла майская ночь. Где-то внизу оглушительно сигналили машины и переговаривались не заснувшие еще люди.

– Что-нибудь необычное было сегодня или не было? – Ангел Z постучал длинным ногтем по клавише Alt. – Так было?.. Ну и что вы молчите?

– Надо бы еще полчаса, чтобы разобраться во всех желаниях, – проворчал Запальчивый архангел, поправляя очки.

Еще около сорока минут ангелы и архангелы буднично составляли файловые списки страждущих, чтобы отправить их в небесную канцелярию и успеть поспать, ведь с утра они рассчитывали сходить в баню! Май выдался жарким, и пристегнутые крылья липли к телу.

Буднично прессингуя клавиши лэптопов, агнелы отправляли через всю Вселенную просьбы о счастье и изредка прислушивались к утихающим звукам с земли.

– А что за люди забежали сегодня в храм?.. – задал вопрос ангел Z.

– Не лучшие вообще-то, – в тон ему ответил Старый ангел.

– В том-то и дело. – Архангел Забывчивый снял очки и протер их рукавом пыльной рубашки. – При выдаче счастья нужны мудрость и осторожность.

– В первую очередь даем, как всегда, если были мужские слезы, – напомнил Средний ангел, который был старше молодого всего на несколько веков и выглядел, как бодрый дядька среднего роста.

– А собака тоже плакала. – Молодой ангел, быстро набирая имена и адреса, на секунду отвлекся от лэптопа. – Я сам видел!

– Какая собака? – нахмурился ангел Z.

– Собака-кобель. – Ангел кивнул на экран с фотографией плачущего перед Ионой светлого питбуля.

– Да уж. – Запальчивый архангел поморщился. – Собаке-то не место в церкви, у чудотворного образа, между прочим... Вот кошке – пожалуйста, а собаке нет, – добавил он. – Но если собака плакала...

– Значит, тоже даем, – вздохнул ангел Z.

– Я не уверен, – привстал Старый ангел, голос у него дрожал.

– Если мужские слезы – желание исполняются в первую очередь, – повторил ангел Z. – Есть сегодня?.. Кто плакал?!

– Все, – старый ангел вздохнул, – и мужчины, и женщины.

– И собака, – напомнил Молодой ангел.

Ангелы переглянулись.

– Ну, русские! Охохонюшки, – вздохнул ангел Z. – Все не как у всех...

– Только кошки у них не плачут! – изумленно подтвердил Молодой ангел.

– Хорошо, что послезавтра улетим отсюда к едрене фене, – раздавались реплики на крыше. – У многих тут не определены жизненные ценности, кризис среднего возраста и очень много дешевых амбиций!..

– А некоторые патологически настроенные люди просили по десять желаний сразу, – вдруг вспомнил Забывчивый архангел. – Как будем разбираться?.. И плакали при этом, между прочим, чрезвычайно искренне, – вздохнул он.

– Дадим только первое, что просили, – жестко нахмурился ангел Z.

– Всем? – кивнул Запальчивый архангел и тоже нахмурился.

– Нет, только тем, кто страдал перед этим, – проворчал Старый ангел. – Да шучу я, – отмахнулся он от взгляда ангела Z.

– По Правилам неба, утвержденным в 8 году от Рождества Христова, – быстро перечислял Правила дарования счастья ангел Z, – во-первых, счастье дается плачущим взрослым мужчинам, потом сразу же за ними – плачущим маленьким детям, затем – добросердечным женщинам, следом за женщинами – не злым старикам, а за стариками – говорящим животным, и потом уже – всем остальным!

Ангелы и архангелы молча внимали, они и так знали Правила дарования счастья, но всегда с удовольствием слушали их повторение. Особенно про добросердечие женщин. Оно их умиляло...

– Что все-таки вы можете сказать о людях, которые приходили в этот раз?.. – Ангел Z вновь обвел всех глазами.

– Люди боятся крайностей, – перебивая друг друга, отозвались ангелы.

– Люди обожают крайности!.. – был ответ переглядывающихся архангелов.

– Вы уверены, что хотите счастья, спрашивал бы я у каждого, ведь оно дается с условием заметить его, – сказал Забывчивый, поправив нимб у Запальчивого архангела... Тот поблагодарил кивком, и нимб снова чуть не слетел.

Опять начался уже подробный анализ дарования счастья всем пришедшим в первый день в храм пророка Илии.

– Может, ему резиновую женщину вместо мечты?.. – тихо шутили ангелы, когда сортировали мужские просьбы о счастье.

– Может быть, ей новый телевизор, а не мужика?.. – довольно зло разбирали они женские просьбы.

– Минимально счастливый желает всем счастья, и – наоборот, – вздыхал ангел Z, набирая слепым методом ангельскую кириллицу на клавиатуре лэптопа.

– Минимум счастья для людей – это поесть клубники, выспаться, заняться сексом, – зевнул Молодой ангел.

Плавная речь ангела Z внезапно прервалась:

– Что хочет это замшелый человек?.. – взглянул он в список.

– Да он не такой уж и замшелый, – тоже всмотрелся внимательнее в замшелого на мониторе лэптопа Старый ангел. – Я тыщу раз замшелей его...

– Он просил себе...

– ... жену сына! – Запальчивый архангел присвистнул.

– А сына – того самого. – И Молодой ангел провел пальцем по шее. – Это уже сверх нормы.

Ангелы и архангелы сидели и молчали.

– Зачитываю. Сегодня сверх дневной нормы надо осчастливить триста восемьдесят шесть человек, включая одну собаку. Кто – за?.. – Ангел Z одним духом зачитал вслух все имена страждущих. – Я никого не пропустил?.. – поинтересовался он и набрал номер межгалактического мобильного телефона.

– Вот, один замшелый русский попросил счастья для себя и горя для... – начал живо говорить ангел Z.

– Дайте ему!.. – был ответ, и связь внезапно прервалась.

– Что дать?.. Счастье или горе? – недоуменно посмотрел на звезды ангел Z, снова набирая трехзначный номер.

– Давай и то, и то! – после того как связь наладилась, был ответ из небесной канцелярии. – Присылайте заявку и на счастье, и на горе этому вашему замшелому!..

– Да он не наш, он – русский, – бормоча, открестился от замшелого ангел Z. – А целесообразность?..

Но связь снова исчезла, как в тартарары и... больше не налаживалась.

– Сказали прислать заявку, и мы пришлем, – истово кивнул в молчащую трубку ангел Z.

– Нельзя наступать человеку на его душу и сердце, а счастья можно давать сколько хочешь, – так, в никуда, сказал Запальчивый архангел и прикрыл рукой глаза.

– Нельзя? А почему?.. – Старый ангел потряс нимбом и снова надел его себе на голову. – Они друг другу наступают на душу и на сердце, люди эти самые...

– Нет, вот наступать нельзя! – повторил Забывчивый архангел. – Нам, в смысле, нельзя, а им можно... «Не навреди», – сказано в своде правил выдачи счастья.

– Какая-то штамповка счастья, вы не замечаете?.. – проворчал Старый ангел, выключая свой лэптоп.

– Жесткач, – сразу согласился Средний ангел.

– Пати на кровати, – вздохнул Молодой ангел, глядя с крыши на землю, где возле гостиницы на улице Цандера собирались проститутки во главе с толстой «мамочкой».

– Расколбас, – морщась на упитанную «мамочку», вздохнул Забывчивый архангел. – У нас же лимит. Пятистам просившим человекам все равно счастья никак не сможем дать.

– Терпение, – Ангел Z кивнул на юг, – всем, кто попросил в эти три дня счастья, – дадим из загашника!

– Почему? – хором удивились ангелы.

– Видели зарницы?.. – Ангел Z зорко смотрел на вспыхивающий красными всполохами юг.

– И что?.. – Молодой ангел привстал.

– Скоро аттестация, – немного не в тему подал реплику Забывчивый архангел.

– Пошлют в Конго негров счастливить?.. – поежился Старый ангел и, подтянув мозолистые ноги к груди, пригорюнился.

– А в России разве лучше? – Средний ангел прихлопнул комара.

– Загорим, станем неграми в Конго. – Старый ангел вздохнул, прикрыв рукой глаза.

– В Италию бы, – мечтательно улыбнулся Молодой ангел, – я еще ни разу в Италии не был... Ну, все на сегодня?..

– Все. – Ангел Z наклонился и обозрел все четыре подхода к храму.

– Что там? – следом наклонился Забывчивый архангел.

– Пусто, охрана в машинах спит, и дождь собирается, – ответил ангел Z, взглянув на тучу, закрывавшую звезды.

– А охрана у образа?

– Спит. Значит так, спускаемся в храм и поспим в комнате отдыха отца Серафима, – поднимая отстегнутые крылья, решительно направился к выходу с крыши ангел Z.

– А если нас увидят?.. – Старый ангел стоял с крыльями в руках и зевал.

– Притворимся пришельцами, – улыбнулся ангел Z.

– Другие цивилизации, и я – их посланец! – сдвинув брови, надулся Забывчивый архангел.

Ангелы прыснули...

В храме, на лавках, покрытых шелковыми подушками, спали ангелы, прикрывшись крыльями. Опущенные уголки губ и тихое дыхание раздавалось едва-едва. И пока спали они – в храме пахло розами...

СЕМЕЙНАЯ ДЫРА

– В моей жизни совсем мало тайн, почему-то совсем мало тайн, – охала Наташа, вставая.

Она вспомнила, как вчера промокла до нитки и в босоножках-туфлях зачем-то ходила в храм. Горло не болело, и это было удивительно.

Наташа прислушалась – в ванной громко лилась вода и кто-то с садистским восторгом сморкался!.. Накинув халат и туго перетянув его поясом, Наташа по привычке пригладила всклокоченные волосы, поплевав на них для укладки, решительно взглянула на себя в зеркало у кровати и... отвела глаза.

– Когда я утром смотрюсь в тебя, мне очень хочется тебя разбить! – пробормотала Наташа, взяла расческу и несколько раз машинально провела ею по волосам.

Ничего не изменилось за годы. Ржавые пятна в растрескавшейся желтой ванной, древняя кособокая колонка на кухне, в углу прихожей старые носки, запах из туалета... Все, как и десять лет назад.

– Голова ватная, ноги поролоновые, – бормотала Наташа, включая газ и открывая холодильник.

Достав привычный набор – вчерашнюю рисовую кашу, увесистую жопку докторской колбасы, три яйца и масло, Наташа быстро начала готовить завтрак, только руки стремительно мелькали над плитой.

– Наташа! – высунулся из ванной ее благоверный с мыльной пеной на щеках. – Ты скоро? Спишь много, Наташа...

«Мне достался битюг, что и требовалось доказать...» – мешая кашу в кастрюле, добродушно возмутилась Наташа.

Каша горела, чай кипел, Наташа задумчиво глядела на волнистого и бойкого попугайчика в клетке, и сердце ее сжималось. Нет, даже скорее ежилось.

«Я появилась на свет, видимо, от какого-то чумового сперматозоида, – глядя на спину мужа, мелькавшую в проеме дверей, думала Наташа, заваривая чай прямо в чашках. – Ну зачем я вчера просила счастья? А вдруг и правда оно свалится на мою нечесаную голову, и что я буду с ним делать, а?.. Возьмет, постучится в дверь, а я и не услышу? – Наташа взглянула на часы и аккуратно, чтобы не расплескать, поставила на стол чашки с чаем и выключила газ. – Мои невероятные мечты! – вздохнула она и, установив в центр стола кастрюльку с горячей рисовой кашей, кинула в нее остаток вологодского масла из пачки. – Вот Зальцбургский фестиваль, к примеру, или праздник хризантем в Японии... Ну неужели я никогда так и не увижу их?»

Наташа поглядела на вошедшего в кухню мужа и тяжело вздохнула. «Жвачное животное, – так обидно назвала Наташиного мужа мама в первый свой визит к дочери в Москву. – Уже два жвачных животных», – сказала она и про подросшего внука, Наташиного сына, через десять лет после его рождения.

«Это не я, это не со мной, – подумала Наташа, глядя на отвисший живот мужа и его волосатые плечи».

«Это – с тобой, это – ты, – прошептал внутренний голос. – Я не знаю, что мне делать с собой теперешней. А когда я дышу, во мне словно мурчит неродившийся котенок».

Наташа налила чай и грустно улыбнулась своим мыслям.

– А кулинария – не твой вид спорта, – вылизав дочиста кастрюлю со вчерашней кашей, подал голос муж.

Сын Павлик фыркнул, давясь бутербродом и забыв про чай.

– Пей, солнышко, – Наташа подвинула чашку.

Павлик, прихлебывая чай, листал учебник по алгебре.

«Я – и звук колокольчиков... – медленно размешивая чаинки в своей чашке, думала Наташа, пока сын собирался в школу. – Я жалею о том, чего не было... Именно так... Зато столько всего было, но почему-то думаешь о невозможной мелочи – которая не случилась... Такой звук колокольчиков, и поворот головы на этот звук...»

– Я сегодня дома, Наташ, – позавтракав, бодро сообщил благоверный. – Простыл, температура, – добавил он, кашляя.

Наташа кивнула и без лишних слов собралась варить кислые щи с копчеными ребрышками, ведь на столе всегда должен быть обед.