Помпеи. Любовь восстанет из пепла Павлищева Наталья

Но все оказалось не так весело. Во-первых, эта самая пемза сыпалась, словно выпущенная из пращи, она больно ударяла по телу и голове, во-вторых, ее было слишком много, тротуары сразу покрылись этими катышками, сандалии скользили по ним, прохожие начали попросту падать.

Большинство поспешило спрятаться от нежеланного дождя в домах, но почти сразу жители снова показались на улицах. Грохот от Везувия доносился такой, что спокойно не усидишь. Сверху продолжала сыпаться пемза, туча из белой, а потом грязно-серой превратилась вообще в черную и почти закрыла солнце. Стало темно, словно в пасмурный вечер зимы.

Постепенно горожан начала охватывать паника, многие то убегали в дома, то возвращались, не зная, на что решиться. Самые пугливые поспешно собирали пожитки и устремлялись к воротам, ведущим к порту. Лучше уплыть подальше от рассерженного Везувия, как это сделали самые предусмотрительные еще утром, отправившись в Геркуланум или Стабии.

Все дело в ветре, на Помпеи он часто дует со стороны Везувия, Геркулануму повезло больше, от него всегда относит в сторону. Вот и сейчас в той стороне чистое небо, а над ними словно разверзся сам небесный свод. Оставалось либо убегать, либо утешать себя, что все скоро закончится.

Пемза сверху все же лучше сильного землетрясения. Нужно только спрятаться в домах и переждать, если уж остались… Правда, она погубит сады и виноградники… и выгребать придется много… и крыши побьет… и фонтаны засыплет… и акведук тоже пострадает, а без Августы город не город…

В римские города вода доставляется прямо с гор в изобилии. Во все без исключения, независимо от того, большой город или маленький. К маленьким просто делают отводы от акведуков. Акведуки — водные артерии Римской империи — гордость римских инженеров. Они, как и дороги, словно демонстрируют победу человека над природой.

Но если дороги прокладывают, невзирая на все препятствия, по пути, обходя разве что высокие горы и вот таких шутников, плюющихся пемзой и камнями, как Везувий, то акведуки прокладывают после точнейшего расчета, учитывая малейшие препятствия. По дорогам двинутся люди и повозки, которые будут толкать, тянуть или просто подстегивать, а вода по акведукам должна течь сама, причем с определенной скоростью и в нужном направлении.

Конечно, за акведуками следят, их чистят, ремонтируют, но воду не подгонишь, есть уклон — она потечет, нет уклона — хоть плачь. Но и уклон должен быть не абы какой, потому что при большом вода перехлестнет через край, а при недостаточном попросту остановится и станет вонючей.

Но у римлян такого не бывает, за расчеты и точность исполнения, а также за хорошее состояние акведука исполнители отвечают головами. И то, что в последние дни вода вдруг стала пахнуть серой, говорило лишь о загрязнении главного источника, но никак не о недоработке людей.

Однако пемза не только не перестала сыпаться, куски становились все крупней и горячей. Теперь получить удар было не просто неприятно, а больно, очень больно.

В Помпеях началась паника.

Теперь жители уже не думали, стоит уезжать или не стоит, все, кто только мог ходить, бросились прочь из города. Никто не бежал в сторону Стабий, потому что ветер гнал тучу именно туда. Большинство устремилось к воротам в сторону порта и к тем, что вели на запад к Геркулануму.

Паника ужасна тем, что бессмысленна. Люди метались просто потому, что что-то надо было делать. Те, кто поддался панике, давили друг друга на узких улицах города, устроили огромную свалку в самих воротах, упавшие имели мало шансов подняться на ноги, потому что по ним бежали, как по камням мостовой.

Убедившись, что ни лодок, ни судов покрупней на берегу нет, а сам берег приобрел странный вид — море словно отступило от него, оставив вместо воды всякую всячину от морских животных, не успевших вслед за своей стихией, до всякой дряни, нападавшей с лодок и просто с берега. Люди сначала замерли, не зная, что предпринять, к тому же пемза покрыла и воду тоже, а поскольку она не тонула, то самой воды не стало видно вовсе.

Спасения на море искать не приходилось, сильный ветер со стороны Везувия гнал большие волны, и из тучи, в которой не было дождя, но была одна только пемза, в море вдруг одна за другой начали бить молнии.

Молнии сверкали и над самим Везувием. Из его жерла вместе с огромным столбом, переставшим быть белым, теперь рвались и снопы искр, летели раскаленные до красноты камни. Жар от взбесившегося вулкана ощущался уже и на таком большом расстоянии.

Осознав, что на берегу спасения нет, жители бросились обратно в город, чтобы либо уйти в сторону Геркуланума, либо спрятаться в домах и переждать весь ужас в своих подвалах.

Людской поток возвращавшихся с берега столкнулся с теми, кто туда спешил. В воротах образовалась страшная давка, слышались крики пострадавших, женский визг и детский плач. Город обезумел, никто не знал, что делать, куда бежать и где прятаться. Толпы кричащих от ужаса людей метались по улицам, сталкиваясь, сбивая с ног самых слабых или просто замешкавшихся.

И только растущий слой пемзы и пепла заставил постепенно большинство вернуться под свои крыши. Но ненадолго, потому что в Помпеях, как на всем побережье, у многих крыши плоские, на них хорошо проводить летние вечера, когда жара уже спадает, а крупные звезды на небесном своде кажутся совсем близкими и доступными.

Но с плоских крыш не скатывается не только вода, но и пемза. Это легкий камень, однако, когда ее слишком много, крыши все равно могут не выдержать. К тому же с неба сыпалась уже не только пемза, но и более тяжелые горячие камни, иногда величиной с кулак. Такой способен убить.

Первыми не выдержали крыши верхних этажей, те, которые сооружали над комнатами рабов, только чтобы защитить дом от дождя. Сквозь грохот извержения не сразу услышали треск балок некоторых домов, но к этому добавился и грохот рушившихся колонн, потому что извержение не только не отменило землетрясение, но и усилило его.

Кажется, повторялся кошмар семнадцатилетней давности, когда трясущаяся земля разрушила большинство зданий Помпей, только тогда Везувий не плевался пламенем и не засыпал Помпеи пемзой.

Из-за поднятой пыли и пепла в воздухе становилось все трудней дышать.

И тогда последние сомневающиеся бросились прочь из города к Геркулануму, потому что ветер нес тучу в противоположную сторону — к Стабиям. Они уже не пытались спасти свое имущество, разве что брали драгоценности, на которые потом можно будет купить хоть кусок хлеба, укрывали тело и головы большим количеством одежды, как бы ни было жарко, обували зимнюю обувь, чтобы не ранить ноги, потому что дороги превратились непонятно во что.

В Помпеях остались только те, кто по каким-то причинам не мог или не желал уходить.

В доме Гавия Руфа решали вопрос, что делать, когда Флавия объявила, что у нее начались роды. Это были ложные схватки, но кто мог возразить? Гавий сказал, что никуда не пойдет, распорядился приготовить воду в подвале дома, достаточно факелов, чтобы можно переждать ночь, и устроить для Флавии ложе поудобней.

— Я сам перережу пуповину своему сыну, если понадобится. Вы все можете уходить.

Но слуги отказались уходить без хозяина. Отказалась и мать Гавия, понимавшая, что без него ее просто затопчут на ближайшем перекрестке. В дом примчался Кальв:

— Вы не уходите?

— Нет, — голос Гавия Руфа был спокоен, словно снаружи и не падали с неба камни. — Флавия рожает, а потому мы будем сидеть в подвале дома.

Кальв чуть сник, но старался держаться бодро:

— Ладно, тогда я с вами.

— Ты не обязан оставаться с нами, — слабо возразила Флавия. — Уходи, здесь становится опасно.

— Мне не опасней, чем тебе.

Кальв просто не представлял, куда можно уйти. Лодок у берега нет, дороги на Геркуланум забиты беженцами настолько, что оказались непроходимыми. Из-за большого количества камней возы застревали, при каждом новом взрыве и грохоте лошади и ослы сходили с ума, рвали упряжь, вставали на дыбы и, если удавалось освободиться, мчались неизвестно куда.

Сходили с ума и люди, им начинало казаться, что они не те, кто есть на самом деле. Кто-то кричал, что он император, и требовал выслушать новый указ, кто-то прикидывался ребенком и просился на ручки…

В городе был ад, но и вне его стен не лучше. Мир сошел с ума, а потому следовало найти норку поглубже, чтобы пересидеть это сумасшествие. Дом Руфов для этой цели вполне подходил.

Руфы перебрались в подвал, не подозревая, что он и станет могилой для всей семьи.

Некоторые рабы пользовались возможностью и убегали от хозяев, другие, наоборот, растерянно смотрели своим хозяевам в рот, не представляя, что будут делать, если те вдруг исчезнут.

Главными чувствами сначала были растерянность и паника. Но после того, как с городских улиц схлынули паникеры, в Помпеях остались те, кто не хотел или не мог бежать, как Руфы с беременной Флавией или прикованный к стене Децим.

Когда начался кошмар, Луций сделал то, что счел нужным, он открыл все комнаты, выпуская гладиаторов:

— Выходите и бегите куда сможете.

Но бежать оказалось некуда.

В двух камерах сидели на цепи Децим и Аттик. И только тут Луций сообразил, что ключ Кален увез с собой.

— Ладно, сейчас найду что-нибудь покрепче, чтобы разбить ошейник.

Децим помотал головой:

— Оставь. Принеси воды побольше и факел и уходи. Я пересижу здесь. Если боги позволят выжить, значит, выживу…

Аттик вообще молчал. Он был словно не в себе после той вечеринки. Луций ругался: такого гладиатора погубили!

Он не успел уйти, когда во дворе появилась… Лидия.

— Ты откуда здесь?! Уходи немедленно!

Женщина вцепилась в Луция, блестя полубезумными глазами:

— Где Децим?!

Пришлось показать. Луций снова пообещал найти инструменты кузнеца, чтобы освободить Децима, но Лидия отмахнулась:

— Уйди.

Обиженный Луций удалился. Децим и Лидия остались вдвоем. Факел пока горел, но это ненадолго.

Лидия присела к нему, провела рукой по волосам:

— Я знала, что сегодня умру, мне так предсказали. Мы все умрем. Вот тут сок цикуты, это сильный яд. Две амфоры — тебе и мне. Мы не будем мучиться. А пока давай займемся тем, чем нам не позволили заняться вчера.

— Что там наверху? — хрипло поинтересовался Децим.

Лидия отмахнулась:

— А! Камни с неба сыплются. Скоро весь город засыпет.

Она прижалась к парню, жарко приникла к губам. Несмотря на всю ненормальность ситуации, опасность быть заживо погребенными и угрозу задохнуться, Децим почувствовал, как растет желание. Он обнял Лидию, ответил поцелуем, устроил удобней… Даже цепи не помешали им заняться любовью. Они так и погибли — в объятиях друг друга, не успев выпить сок цикуты, зато успев познать радость обладания…

Флавий решил уходить сразу, потому что понимал: с его полнотой он дальнейшего ухудшения погоды просто не выдержит, и без того тяжело дышать, еще чуть и задохнется.

Его лектику обычно несли не четыре, а восемь рабов, но сейчас рабы попросту разбежались. Четверо оставшихся совершенно не годились для такого тяжелого труда, к тому же нужны запасные, потому что стоит одному упасть или что-то себе повредить, и сам Флавий останется беспомощным, как жук, которого перевернули кверху лапками.

Но было мало надежды, что и эти четверо останутся рядом с хозяином. Рабы воспользовались хаосом и бежали в разные стороны. Оставались только те, у кого заметно хозяйское клеймо, таким бежать опасно.

Поняв, что нести его некому, Флавий вернулся в дом, приказал принести побольше вина и масла для светильников, плотней закрыть дверь и ставни на окнах и уселся читать. Когда через какое-то время понадобилось долить вина, Флавий позвал слугу, то никто не откликнулся. Позвал громче — никакого ответа. Пришлось встать и долить самому.

По крыше колотили мелкие и средние камешки, временами где-то грохотало, что-то рушилось, но Флавий не обращал внимания. Он улегся спать и сладко проспал так долго, что даже светильник почти погас.

Немного пожевал мяса, оставленного на подносе, запил остатками вина и снова улегся. Спать не хотелось, к тому же было подозрительно тихо, звуки доносились словно издалека, хотя время от времени что-то где-то громыхало. Но Флавий и тут оставался спокоен.

Всполошился только тогда, когда у него самого в доме что-то треснуло и загромыхало. Слуг не дозваться, и он снова сам отправился посмотреть. Неужели крыша второго этажа? Это плохо… Но дверь в небольшой перистиль не открывалась. Вернее, она поддавалась, но чуть. Флавию стало не по себе, он принялся кричать, звать слуг и просто молить о помощи. Расшатав дверь, насколько возможно, он обнаружил, что если все-таки сломает ее, то комната окажется засыпана пемзой, камешками и пеплом, потому что в перистиле их в половину человеческого роста.

Метнулся к окну, пытаясь открыть ставни. Но и за окном была сплошная пемза. Выйти из комнаты невозможно, он оказался просто замурован в своей спальне! Будь кто-то в доме, снаружи Флавия откопали бы, но все разбежались. Он тяжело опустился на ложе. Если ничего не изменится и никто не придет на помощь, то смерть будет страшной, потому что можно задохнуться.

Снова метнулся к двери, закричал от ужаса, застучал изнутри, потом вернулся к окну. Каким-то чудом Флавия услышали. Тощий раб, вполовину тоньше самого хозяина, бросился откапывать сначала дверь, потом проход для немалой туши Флавия.

Выбравшись в перистиль и ужаснувшись количеству выпавшего пепла, Флавий задумался. А что дальше? Перистиль будет засыпать все время, возвращаться в комнату нельзя, погибнешь…

— Где остальные?

Раб скорее догадался, чем понял вопрос, развел руками, мол, никого.

Флавий показал в сторону вестибула:

— Копай.

Выход из дома только там, иного нет. Раб принялся копать, было темно, масло в светильнике закончилось совсем, местоположения раба Флавий определил только по звуку отбрасываемых камней. Но скоро ухо перестало улавливать эти звуки, видно, раб попал внутрь дома. Почти сразу раздался треск, и крыша над вестибулом рухнула. Где-то внутри кричал придавленный раб, но кричал недолго. Флавий с ужасом осознал, что остался совсем один, заперт в своем доме, у него ни воды, ни масла для светильников, ни еды… Вернуться в комнату — значит быть засыпанным, но и сидеть на пемзе в перистиле невозможно, сверху сыпется и сыпется пепел, падают горячие камни, один такой угодил на руку, и волосы едва не загорелись.

Флавий решил, что погибать лучше все-таки на ложе. Он сумел пробиться в большую по размеру спальню, зажег светильник там, собрал все, какие нашлись, но хватило ненадолго. Дышать становилось все трудней. Снова выбрался наверх, повернулся к Везувию посмотреть, что там, и последнее, что увидел, — катящийся вал из пепла и пыли. Он даже ужаснуться не успел, вал накрыл Флавия, и в одно мгновение вся его долго откармливаемая плоть сгорела в огромной температуре потока.

Гай с Марком и Авлом примчались на виллу возле Сарно, когда столб над Везувием давно превратился в тучу, которая принялась посыпать все вокруг кусочками пемзы и более тяжелых камней. На всем вокруг уже лежал толстый слой серого пепла.

Тит узнал того, кого приводил к Юсте для беседы, раб был рад увидеть знакомое лицо, а узнав, что Гай только что из Геркуланума и там пока все в порядке, и вовсе восхитился:

— Госпожа всегда знает, как сделать лучше. Вот куда нужно было уезжать! А здесь вон что творится…

Прекрасный уютный сад виллы погиб безвозвратно, все покрыто толстым слоем пепла, безжизненно.

Старик ворчал:

— Скорей бы уж все это закончилось. Такого никогда не бывало.

— Где Юста?

— В доме, где же ей быть?

Девушка, увидев Гая, бросилась к нему:

— Гай, что происходит?!

— Отсюда надо уходить. Обязательно.

— Здесь крепкие стены, — возразил Тит. — Они выдержали землетрясение 62 года без единой трещины.

— Это не землетрясение, это много опасней. Пепел и камни только начало, может быть гораздо хуже. Я читал описание извержений Этны, если начнут сходить потоки лавы, то погибнет все. Но и до того можно задохнуться.

— А куда идти, в Геркуланум к бабушке?

— Нет, мимо Помпей не пройти, к тому же и Геркулануму не избежать участи Помпей. Нужно уходить за Молочные горы, туда, куда лава не дойдет. И подальше от самого Везувия, скоро будет совсем нечем дышать.

— Здесь есть подземный ход на берег. Там лодки…

Марк усмехнулся:

— Если на них уже не уплыли.

Пока беседовали, Гай распорядился надеть как можно больше одежды и обуть толстую зимнюю обувь.

Вместе с Юстой и Титом на вилле оказались только две родственницы Юсты, Фульвия и Оливия, причем у Оливии была подвернута нога. Рабы разбежались, забыв о хозяевах. Неудивительно, в начинавшемся аду каждый за себя, тут уже не было хозяев и рабов, были только желавшие что-то делать для своего спасения и беспомощно ждавшие гибели.

Люди не понимали, что творится, а потому не знали, что делать, как защищаться, куда бежать. На большую часть побережья посреди дня опустилась почти ночная тьма, солнце закрыла черная туча, из которой сыпались камни и громыхали молнии, из жерла Везувия уже вылетали снопы огня, дышать становилось все трудней.

В этой паникующей толпе находились те, кто никуда не бежал, просто стоял и смотрел, сложив руки. Эти понимали, что все равно погибнут, и не желали тратить на пустую суету последние мгновения своей жизни.

И уж совсем мало нашлось тех, кто пытался поступать осмысленно. Гай и его товарищи оказались такими немногими. Гладиаторская закалка не позволяла терять голову и помогала быстро оценивать ситуацию.

Оливию подхватили на руки, и немного погодя вся компания спешила по подземному тоннелю в сторону моря.

По пути Тит попытался еще раз намекнуть, что можно бы переждать и здесь… Гай прикрикнул на него:

— Из этого ада нужно убегать, а не устраиваться умирать с удобствами.

Когда выбрались на берег моря, увидели множество людей, надеявшихся спастись при помощи лодок. Но это было просто невозможно. Лодки были — моря не было!

Тучи сыпали бесконечным дождем кусочки пемзы, на земле они уже образовали слой почти по колено, в воде вся эта масса плавала на поверхности, закрывая верхний слой насколько хватало видимости. Куда и как плыть, непонятно. Но люди все равно садились в лодки, бестолково крутились, пытаясь выбраться из этого ада.

А позади махина Везувия продолжала изрыгать столбы пламени и дыма, в небе сверкали молнии, громыхало, все сильней пахло серой, было тяжело дышать. Но сильней всего давил ужас от непонимания, что делать, где искать спасение, от сознания своей беспомощности перед волей богов.

И все-таки умирать даже по воле богов никому не хотелось, люди метались по берегу, садились в лодки, гребли, кто-то возвращался, поняв, что уплыть не удастся…

Сколько это продолжалось, непонятно, скорее всего, колебания Гая были недолгими, он повернулся к Марку:

— Ты ведь был пастухом и знаешь Молочные горы?

Тот кивнул:

— Да, знаю.

— Забирай Юсту, Фульвию, Тита и Авла и уходите в горы. Только не останавливайтесь столько, сколько будете в состоянии передвигать ноги. Слышишь, уходите за Стабии, не останавливаясь даже ночью. Хотя сейчас все равно ночь или день.

— А ты?

— Мы с Непотом попытаемся вывезти Оливию морем, она идти не сможет. Встретимся в Сорренто. Если удастся, конечно. Поспешите, нам тоже пора. Только заклинаю: не останавливайтесь, даже если почувствуете себя в безопасности, до самого Сорренто не останавливайтесь.

— Но там берегом не пройти.

— Я тебя зачем спросил о Молочных горах? Пойдете горами, за Стабиями сразу ищи проход.

К ним подошла Юста, которая тем временем устраивала Оливию поудобней.

— Гай, нужно скорей или уплывать, или уходить. Нас может совсем засыпать пемзой. Может, спрячемся на вилле? Там потолки крепкие…

— Юста, я слышал рассказы об извержениях Этны. За пемзой могут последовать камни побольше и вообще расплавленные камни. Я только что сказал Марку, что нужно разделиться: вы бегом отправитесь через Молочные горы. Будете двигаться так быстро, как сможете, и без остановок. С вами пойдут Фульвия, Тит и Авл. Мы с Непотом попытаемся вывезти Оливию морем.

— Гай…

— Мы еще встретимся, слышишь? Или в Сорренто, или, если разминемся, в Риме. На открытии новой арены Флавиев будут биться мои гладиаторы, которых купил Порций. Вот там и увидимся. Прощай. Поспешите.

Юста смотрела в любимые глаза, изо всех сил стараясь сдерживать слезы.

— Если это конец всего мира, я хотела бы быть рядом с тобой.

— Нет, это не конец всего мира, но может стать концом для многих. Мы теряем время, Юста.

— Я люблю тебя.

Он взял ее лицо в свои руки, заглянул в глаза:

— Надеюсь, ты говоришь это не из ожидания конца. Повторишь в Риме?

— Да!

— Тогда до встречи. — Его губы всего на мгновение прижались к ее губам. Несмотря на ужас положения и жар Везувия, который ощущался даже на таком большом расстоянии, Юста почувствовала, как горячи губы Гая. — Поспешите.

— Оливия, — Юста склонилась к женщине, — Гай и Непот повезут вас морем, потому что идти вы не сможете. А мы пойдем берегом.

— Не берегом, Юста, а горами! Марк знает проходы, он здесь пас овец. Поспешите. Оливия, я понесу вас.

— Пойдем, — Марк потянул Юсту, — Гай прав, начинается что-то нехорошее. Дороги засыпало пеплом, идти будет плохо. Поспешим.

Юста оглянулась на Гая, сажавшего в лодку Оливию, к ним присоединилась еще девушка, Непот залез в лодку, а сам Гай толкал ее уже по пояс в воде, вернее, в пемзе, плававшей на поверхности. Гай оглянулся, махнул ей рукой, девушка скорее догадалась, чем услышала, как он прокричал:

— Беги, Юста!

Бежать было тяжело, ноги вязли в кусочках пемзы, как в песке, каждый шаг давался с трудом, где дорога — понять невозможно, потому что освещали округу только вспышки молнии и огонь, вырывавшийся из жерла Везувия.

— Нужно держать море на виду, до Стабии не так далеко! — прокричал Марк.

— Там мы сможем укрыться и переждать? — с надеждой поинтересовалась Фульвия.

— Нет, Гай прав, нам нужно уйти в горы!

Обсуждать дальнейший путь оказалось просто некогда, да и невозможно, грохот извержения заглушал любые слова.

Фульвию практически тащили Марк и Авл, а Юста бежала, уцепившись за рослого Тита. Они не представляли, сколько прошло времени, как они далеко от виллы, целью были Молочные горы на горизонте, казалось, спрятаться в их лесах означало спрятаться от самого гнева вулкана.

Кажется, прошла целая вечность, пока они просто выбрались на то место, где когда-то была дорога. Но идти легче не стало, ноги разъезжались или проваливались в пемзе, сверху по-прежнему сыпались горячие кусочки, горло пересохло, но если бы и сумели зачерпнуть воды в Сарно, толку от этого не было, сплошная грязь с сильным вкусом серы.

Полторы мили от виллы до Стабий Юста обычно проходила шутя. В Стабиях она знала хорошую лавочку, где торговали амулетами и разными поделками, и бывала в маленьком городке частенько. Но сейчас идти было очень тяжело. Сверху сыпались горячие кусочки пемзы, они были маленькие, но летели быстро и ударяли очень больно, черная туча полностью закрыла солнце, стало темно, как в безлунную ночь. Ветер задувал факелы, не позволяя им разгореться. В воздухе стоял сильный запах серы и еще чего-то, приходилось прикладывать ко рту и носу ткань, потому что просто дышать невозможно.

Они спешили, очень спешили, выбиваясь из сил, падая и поднимаясь. И не было различия между патрицианкой, плебейкой, гладиаторами и рабом, помогали подняться, тащили друг друга вперед, подбадривали.

Первой не выдержала Фульвия, она уселась прямо в пемзу и объявила, что дальше не пойдет.

— Все равно это последний день для всего мира, какая разница, где и как погибать?

— Пойдем, — потащила ее за руку Юста. — Смотри, вон там, — она показала в сторону Мизены, — почти светло, значит, это не конец всего мира, это только Везувий и его окрестности. А Молочные горы совсем рядом, мы прошли половину пути, разве можно останавливаться?

Но Фульвия мотала головой, отказываясь. При попытках поднять ее под мышки воздевала руки вверх, как делают дети, не желая слушаться, и выскальзывала обратно на землю, вернее, в слой пемзы, который рос буквально на глазах.

Марк попытался поднять ее, чтобы взвалить на плечо и нести, но было понятно, что они просто упадут, а если и сумеют двигаться, то слишком медленно.

— Юста, вы с Титом и Авлом уходите вперед, я понесу Фульвию. Пусть медленно, но понесу.

И тут Юста вышла из себя. Камнепад усиливался, нужно было уже не идти, а бежать, а эта размазня намерена сидеть или ехать у Марка на плечах?!

Девушка ухватила подругу за одежду и рывком поставила на ноги. Наверное, будь вокруг тихо или даже шуми римский форум, все содрогнулись бы от ее крика, но голос наполовину заглушил грохот вулкана, и все же Фульвия услышала:

— Ты пойдешь! Так же быстро, как все! И не надейся, что тебя бросят или понесут, сама пойдешь!

Выражение лица у Юсты не обещало ничего хорошего, и подруга согласно закивала:

— Да, пойду…

— Бегом! — Юста первой бросилась дальше.

Марк и Авл подхватили Фульвию под руки и потащили следом. Они не сразу заметили, что упал Тит, видно, ногу подвернул. Случайно оглянулась Юста. Поняв, что слуги нет рядом, она беспокойно закрутила головой:

— Марк, Тит пропал!

Гладиатор быстро метнулся обратно. Округа освещалась только огнем, вырывавшимся из жерла вулкана, но он сумел найти старого слугу, подхватил того и потащил вперед, не обращая внимания на протесты и увещевания оставить его и спасаться самим.

Юста молила Юпитера только о двух вещах: успеть добраться до Молочных гор, пока дороги окончательно не засыпало пемзой, и чтобы успел Гай. Мелькнула мысль о бабушке, но девушка видела, что весь кошмар несется на Помпеи и в сторону Стабий, значит, в Геркулануме спокойно. Невольно удивилась: почему крысы выбрали это же направление, ведь проще было бы в Геркуланум?

Но размышлять некогда, мрак сгущался, грохот усиливался, как и паника у всех, кого они встречали по пути. Люди метались между желанием спрятаться от града мелких камней где-нибудь в подвале дома и страхом оказаться погребенными под руинами в результате землетрясения.

Немного погодя добавился страх оказаться засыпанными пемзой в собственных домах. Это уже была реальная угроза, туча никуда деваться не собиралась, слой пемзы все рос, если закрыться в доме, то немного погодя можно оказаться буквально погребенными под этим слоем.

Нет, Гай прав, лучше уж уходить в горы, там этот кошмар на склонах не удержится, хоть как-то сойдет вниз…

Юста уговаривала сама себя: вперед, только вперед! Потом принялась считать шаги десятками, сотнями, тысячами… Тысяча по щиколотку, а то и по колено в пемзе, под градом мелких камней, в темноте, при грохоте, ветре и трясущейся земле — это очень много. Но только многие тысячи таких героических шагов, которые складывались в стадии, могли приблизить их к Молочным горам.

В Стабиях люди тоже были на берегу, пытаясь выбраться на лодках и судах хоть куда-то, но это никому не удавалось. Море вдруг отступило, причем довольно заметно, оставив на берегу множество не успевших за ним морских животных. Людям было не до несчастных звезд или ежей.

Земля под ногами ходила ходуном, временами не только идти, но и просто удержаться на ногах удавалось с трудом. В самых старых и слабых зданиях уже трещали балки, не выдерживающие веса камней на крышах.

Здесь жители вилл тоже разрывались между желанием спрятаться в домах и страхом быть раздавленными или заживо погребенными. Удары падающих сверху камней становились все ощутимей, теперь они уже не просто щелкали, а больно били, несмотря на наброшенную сверху одежду.

— Вперед, вперед! — командовал Марк. — Только не потеряйтесь!

— Нужно связаться веревкой, иначе мы действительно потеряемся в темноте.

Это была хорошая мысль, Марк согласился с Юстой. Веревку быстро скрутили из поясов, связаться ею не получилось, но можно хотя бы держаться, если что-то случится с одним, кто-то из остальных заметит.

Тит уже опомнился, Авлу удалось вправить его вывихнутую ступню, старик ковылял хоть и со скрипом, но не отставая. Фульвия шла сама, видно поняв, что ничего другого просто не остается.

Они перегруппировались, теперь первым шел Марк, он знал дорогу. За ним, вцепившись одной рукой в веревку, а второй в одежду Марка, Фульвия, следующей встала Юста, заставив точно так же вцепиться в себя Тита, и замыкал их маленькую колонну Авл.

Было непонятно, сколько прошло времени, вообще день или ночь на земле, как они далеко ушли и сколько еще нужно пройти, чтобы оказаться в безопасности. Юста помнила только наказ Гая: идти, даже когда сил уже не будет даже на то, чтобы пошевелить рукой или ногой.

Никто ни на кого не обращал внимания, люди в лучшем случае стояли группками, видно, семьями или рядом с соседями, ожидая непонятно чего. Возле одной такой группы Юста попыталась покричать, чтобы шли за ними в горы, там спасение, но ей не ответили.

Пытался убедить беспомощных людей и Марк, но никто не слушал. Кто-то молился, вознося руки к небу, кто-то кричал проклятья в том же направлении, но большинство либо стояли в оцепенении, либо глазели на Везувий, по-прежнему изрыгавший в небо столб пламени и камней. Эта черная туча упорно ползла к Помпеям и Стабиям.

Они не знали, как долго шли, делали каждый следующий шаг, просто чтобы не стоять, цепенея от ужаса. Движение придавало хоть какой-то смысл их жизни, вернее, существованию.

Юста скорее догадалась, чем почувствовала, что они уже поднимаются в гору. Да, это так, Марк сумел вывести их к Молочным горам, и теперь маленькая упорная группа из пяти человек углублялась в проход между двумя отрогами, чтобы оказаться по ту сторону и не видеть махины Везувия, решившего погубить Помпеи и Стабии.

У Юсты снова мелькнула мысль, что бабушка удачно уехала в Геркуланум, там безопасно.

Пемза под ногами теперь осыпалась, они съезжали, таща за собой остальных, поднимались сами и поднимали друг друга, но упорно ползли дальше и дальше от сошедшего с ума Везувия.

Старания не пропали даром, стало чуть тише, видно, Марк сумел увести своих товарищей по несчастью довольно далеко между гор. В какой-то миг, оглянувшись, Юста едва не закричала от радости — Везувий даже не был виден!

Но здесь пемзы тоже достаточно, к тому же начавшийся дождь, который совсем недавно так ждали, грозил превратиться в грязевой поток, и если не смоет их в море, то просто собьет с ног. Марк скомандовал, что нужно попытаться хоть немного выбраться вверх, чтобы не идти по дну ложбины, это опасно.

Ночью, почти во мраке, он с трудом узнавал места, которые не так уж давно знал лучше линий на своей ладони. Они уходили и уходили, огибая небольшую гору. Возможно, это и спасло им жизнь.

Наступил момент, когда даже Юста почувствовала, что больше идти не в состоянии, Фульвия просто висела на Марке, Тит из последних сил старался не свалиться, его попеременно поддерживали то Авл, то Юста.

— Марк, надо передохнуть хоть немного.

Они устроились на небольшой площадке под выступом скалы, куда не слишком долетали камни. Отсюда Везувий был все же виден, во всяком случае, если подняться на ноги. Виден и Неаполитанский залив, на его другой стороне тоже было темно. То ли и до Мизены дошла черная туча, то ли уже ночь.

Несчастные люди сбились в кучку, хотя было совсем не холодно, дрожали, словно на ледяном ветру.

— Марк, — Юста кивнула на залив, — туча засыпала все вокруг? Темно всюду.

— Нет, думаю, просто уже ночь. Видишь, вдали огни Мизены. Там люди зажгли светильники в домах и факелы на улицах. Где-то есть почти нормальная жизнь, а значит, и нашим бедам придет конец.

— У тебя такое хорошее зрение? Я ничего не вижу так далеко.

— Поверь, я не лгу. А зрение у меня хорошее, потому что я пастух, все пастухи хорошо видят вдаль и плохо вблизи.

— Марк… как ты думаешь, Гаю удалось уплыть?

Юста задала этот вопрос, прекрасно понимая, что именно ответит гладиатор, а также то, что он не может знать ответ. Но ей была необходима чья-то уверенность, чтобы поддержать свою. Марк ответил, как ожидалось:

— Думаю, да. Гай никогда не отступал. Нам тоже нельзя, мы должны добраться до Сорренто, чтобы с ним встретиться.

Юста смотрела на черный залив, слушала грохот Везувия, стряхивала с себя падающие камешки и пыталась поверить.

Она не знала, что Гаю удалось доплыть только до Стабий, камней с неба сыпалось столько, что вся поверхность моря была ими покрыта слишком толстым слоем, чтобы можно было грести. К тому же саму лодку просто заваливало пемзой. Вместе с пемзой начали падать и более тяжелые камни, это означало, что они довольно скоро просто пойдут ко дну под грузом «подарков» Везувия.

Девушки выбирали и выбрасывали камни, но это помогало мало, Везувий оказался сильней их усилий.

В Стабиях пришлось пристать к берегу и выбраться на землю. На это ушло много времени и еще больше сил. Девушек вынесли на своих спинах, однако, почувствовав под ногами твердую землю, обе категорически отказались двигаться дальше. Не помогали ни уговоры, ни попытки нести на себе.

Гай разозлился:

— Если вы не хотите, чтобы вас несли, то мы уйдем в горы одни!

В конце концов так и пришлось поступить. Оливия увидела знакомую семью, которая решила вернуться в свой дом, очистить крышу от камней и переждать остаток ночи там. Почему-то все верили, что утром кошмар прекратится. Увязавшаяся с ними девушка осталась с Оливией, а Гай и Непот отправились в горы сами.

— Знать бы еще, где Марк с остальными и что с ними…