13 несчастий Геракла Донцова Дарья
Глава 6
Сами понимаете, что этот день превратился в сущий ад. Никто из членов семьи не уехал в город. Белла и Клара прогуляли занятия. Сергей Петрович бросил служебные дела. Маргарита, Павел и Анна сидели на втором этаже в холле. Впрочем, законная супруга Кузьминского скоро так накушалась коньяка, что всхрапнула на диване.
В районе семи вечера зазвонил мой мобильный. Я взглянул на определитель: Жанна.
– Ванечка, – защебетала она в трубку, – приезжай ко мне на городскую квартиру, Григорий улетел в Тюмень.
Она могла бы и не уточнять место встречи. Все свидания у нас происходят в здании у метро «Октябрьское Поле». В загородном особняке Кукина – это фамилия Гриши – я никогда не был. В доме полно любопытной прислуги, которая не преминет настучать хозяину о визите любовника. Городская квартира Кукиными практически не используется, изредка Григорий остается тут переночевать. Эту жилплощадь он приобрел еще в прошлой, более чем небогатой жизни. Квартира расположена в самой простой, блочной девятиэтажке, вход в которую никто не стережет. Одним словом, это идеальное место для неверной супруги, приводи хоть легион стриптизеров, никто ничего не заметит.
Я посмотрел на ходики. Если смоюсь на пару часиков, ничего не случится. Милиция уехала, и домочадцы зализывают раны. Сергей Петрович заперся в спальне, Маргарита спит пьяным сном, Анна и Валерий затаились в своих комнатах… Впрочем, я подчиняюсь только Кузьминскому, а он, уходя к себе, буркнул:
– Отдыхай, Ваня, завтра побеседуем.
А уж как проводить свободное время, это, согласитесь, мое личное дело.
В районе девяти вечера, вооруженный бутылкой шампанского, коробкой конфет и букетом цветов, я позвонил в знакомую дверь. Жанна открыла и, хихикая, втянула меня внутрь. На ней был полупрозрачный пеньюар, сквозь который просвечивало черное кружевное белье.
– Может, сразу в спальню? – прошептала она, прижимаясь ко мне.
Сами понимаете, что я не стал сопротивляться, и мы, минуя гостиную, прошли в комнату, главным украшением которой служила огромная кровать производства Испании.
Жанна рухнула на нее и приняла соблазнительную позу, я мгновенно вылез из одежды и аккуратно повесил ее на стул.
– Ваня, – капризно протянула любовница, – ты жуткий зануда! Видел, как в кино показывают? Она его зовет, а он рвет на себе рубашку, швыряет брюки…
Я усмехнулся. Иди потом домой без пуговиц и в измятом костюме, секундное дело пристроить одежду аккуратно.
– Ваня, – капризничала Жанна, – хочу шампанского! С хлопком, ну же!
Я покорно взял бутылку. Ну отчего женщины, вместо того чтобы сразу заняться любовью, начинают вести себя, словно избалованные пятиклассницы. Сейчас мы будем пить шипучку, от которой у меня неизбежно возникает изжога, потом закусывать ее липкими конфетами. Затем Жанна поставит эротическую, на ее взгляд, музыку, прикроет торшер розовым платком и медленно выскользнет из пеньюара. Слава богу, что пока у меня нет проблем с потенцией, иначе дама, проделав весь нудный ритуал обольщения, могла бы остаться весьма разочарованной конечным результатом.
Хорошо, что мне удалось отучить ее пользоваться индийскими благовониями, а то Жанна постоянно норовила зажечь дымящиеся коричневые палочки, распространяющие удушливую вонь.
Но хуже всего приходится после любовной игры. Во-первых, на меня сразу нападает голод, очень хочется чего-нибудь простого: котлету, сосиску, на худой конец бутерброд с колбасой. Но ничего подобного Жанна в холодильнике не держит, а желание подкрепиться после любовных объятий считает вульгарным. А во-вторых, недополучив необходимых калорий, я начинаю стихийно засыпать. Жанна же может устроить истерику, услышав ровное сопение любовника, я должен без устали говорить ей о своих чувствах.
Вечер покатился по проторенной дорожке. Шампанское, шоколад, слащавое мурлыканье Иглесиаса, полумрак. Наконец меня допустили к телу. Я обнял Жанночку и… раздался звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – подскочила любовница.
Надев халат, она вышла в коридор, я остался в спальне. Через секунду она ворвалась назад с самым безумным видом.
– Это Григорий, скорей уходи.
Я вскочил на ноги.
– Куда?
– В шкаф, нет, туда нельзя, – заметалась Жанна, – ой, он тебя найдет, он меня выгонит, ой…
Честно говоря, я тоже немного струхнул. Григорий человек простой, особым воспитанием не обремененный, он не станет мирно пить чай на кухне с амантом своей законной супруги, просто по-мужицки выстрелит в меня, и все, прощайте, Иван Павлович.
– Сюда, – ринулась к балкону Жанна, – давай.
Я машинально повиновался и оказался на узком пространстве, совершенно голый и босой, как в том сне. Через секунду распахнулась дверь, и моя одежда, брошенная дрожащей ручкой, пролетев мимо, спланировала с седьмого этажа. За ней последовали ботинки, барсетка, шампанское, конфеты, цветы…
– Ты еще тут? – прошипела Жанна. – Беги! Скорей, не стой!
Ситуация сильно напоминала анекдот. Помните эту замечательную историю? Внезапно из командировки возвращается муж, любовник, как истинный мужчина, перекрестясь, выпрыгивает с девятого этажа, остается лежать с переломанными костями и слышит сверху голос своей возлюбленной:
– Эй, чего задержался, отползай, отползай быстрей.
Я, правда, нахожусь сейчас на седьмом, но как-то все равно меня не тянет броситься вниз.
– Давай, – шипела Жанна, – он в ванной руки моет!
– Ну куда мне деваться?
– Прыгай!
– С ума сошла!
– Ты хочешь, чтобы Григорий меня выгнал?!
– Я не желаю умирать раньше времени.
– Поторопись, Гриша любит курить на воздухе, – рявкнула моя любимая, захлопнула балконную дверь и задернула плотную штору.
Я посмотрел вниз. С детства боюсь высоты. И что прикажете делать? Стоять на балконе голым довольно холодно и опасно. Вдруг Гриша сразу схватится за сигареты? Что я ему скажу? Здрасте, мы водопроводчики. А если мужик оторопело поинтересуется: «Отчего голый?»
Я что, должен ответить: «Боюсь испачкать одежду, поэтому чиню унитаз на вашей лоджии обнаженным»?
Ну и какова моя дальнейшая судьба? Что останется от Ивана Павловича, когда он шмякнется об асфальт?
– Дяденька, – прозвучал хриплый голосок, – а чего ты там делаешь?
Я повернул голову. На соседнем балконе стоял мальчик лет тринадцати. Его круглые глазенки смотрели на меня с невероятным любопытством.
– Курю, – поежился я.
– Голый?
– Да.
– А где же сигарета?
– Выбросил ее, – нашелся я, – вообще баловаться табаком не советую, плохая привычка.
Внезапно мальчишечка погрозил мне пальцем:
– А не ври-ка! Ты пришел к тетке, что рядом живет, только вы разделись, как ее муж вернулся.
– Ты слишком осведомлен для своего возраста, – вздохнул я, поеживаясь.
Парнишка кивнул:
– Ага. У меня папка мамку так застукал и ушел, теперь вдвоем с ней живем. И чего вы делать собираетесь?
– Честно говоря, не знаю, – признался я, – может, ты чего придумаешь?
– Ща, – кивнул мальчик и исчез.
Я вновь остался в одиночестве и затрясся от холода. Глупо рассчитывать, что ребенок поможет мне выбраться из идиотской ситуации.
Мальчонка вернулся, таща доску.
– Вот, – радостно оповестил он, – сейчас положим ее между балконами, ты по ней и проползешь, Ваня.
– Откуда ты знаешь мое имя? – удивился я.
– Ничего я не знаю, меня Ваней зовут, – сообщил неожиданный помощник.
– Будем знакомы, Иван Павлович, – церемонно кивнул я.
– Ты не болтай, а ползи, – велел Ванечка.
Я оглядел доску, потом посмотрел вниз. Желудок сжала ледяная рука. Деревяшка довольно узкая, пропасть под балконами страшная…
– Никак боишься? – подначил Ваня.
Я кое-как лег на доску, сделал пару судорожных движений и замер. В ушах звенело, руки тряслись, ноги отнялись, да еще из доски вылезали занозы и одна за другой впивались в мои обнаженные грудь и живот. Хорошо хоть москвичи бегают по городу, уткнув глаза в тротуары или иногда оглядывая витрины. Практически никто не смотрит в небо. Впрочем, сейчас ночь, улицы небось пусты, и никто не видит, как на высоте седьмого этажа между балконами по доске ползет голый мужик.
– Ну ты чего застрял? – возмущенно поторопил мальчик. – Давай шевелись.
Я продвинулся еще на пару миллиметров и понял: все, больше не могу.
– Чуть-чуть осталось, – приободрил Ваня.
Я кое-как потянул свинцовое тело вперед, ухватился руками за железные перильца, ограждавшие балкон, и тут доска обвалилась вниз. Я повис над пропастью.
– Подтягивайся, – заорал Ваня.
Я попытался выполнить его приказ, но ничего не получилось. Увы, я не принадлежу к племени суперменов, в спортивный зал не хожу, ничего тяжелее барсетки с документами давно не поднимаю.
– Ща, – выкрикнул мальчишка, – ща…
Он сгонял в квартиру, приволок большую льняную простыню и попытался подцепить меня, но ничего не вышло.
– Давай, – чуть не рыдал Ваня, – ну давай вместе.
Он перегнулся через перила, ухватил меня за плечи, я собрал всю силу в руках, кое-как дотянул подбородок до перилец, Ваня вцепился в мою шею…
Наконец объединенными усилиями я был втянут на его балкончик. То, что я довольно сильно стукнулся головой о плитку, падая в лоджию, казалось сущей ерундой.
Пару секунд мы, тяжело дыша, смотрели друг на друга.
– Спасибо, – отмер я, – ты спас мне жизнь.
– Ерунда, – отмахнулся Ваня, – может, и мне кто поможет, когда в такую ситуацию вляпаюсь. Пошли в комнату.
– А где твоя мама? – осторожно осведомился я.
– В ночной смене, – сообщил Ваня, – к семи утра вернется.
Я прошел в их бедно обставленную квартирку и упал в кресло. Полчаса ушло на то, чтобы унять дрожь в руках и справиться с лихорадочным возбуждением. Потом передо мной возникла во всей красе новая проблема: как ехать назад? Одежды-то нет.
– Позвони кому-нибудь, – предложил Ваня, – пусть привезут!
Я сначала схватил телефон, потом отложил трубку. Обратиться не к кому. Николетте звонить нельзя, маменька мигом растреплет всем подружкам о происшествии, Сергею Петровичу тоже не сообщишь об идиотской ситуации, а Макс будет издеваться надо мной до конца жизни.
– У вас нет каких-нибудь брюк? – спросил я. – Завтра же верну в чистом виде.
Ваня распахнул стоявший в углу допотопный гардероб:
– Выбирай!
Я поворошил вешалку. Прямо беда! Ваня еще мал, а его незнакомая мне мама имеет размеры кузнечика. Джинсы, которые она носит, будут малы даже коту. Вдруг взгляд упал на довольно длинную коричневую юбку и бордовую кофту грубой вязки. Эти шмотки были размера пятьдесят второго, не меньше, и вполне могли подойти мне.
– Это чье? – спросил я.
– Бабушкино, – пояснил Ваня, – она, когда приходит, в домашнее переодевается.
Я влез в юбку, нацепил кофту и глянул в мутное зеркало. Конечно, ужасное зрелище, но все же хоть не голый. Из-под неровно подшитого подола выглядывали мои умеренно волосатые ноги со ступнями сорок четвертого размера.
– Клево, – захихикал Ваня, – вылитая бабулька, только у нее рост поменьше будет.
Похоже, его бабушка чуть выше табуретки, ее юбка доходила мне только до середины бедер, зато кардиган неожиданно оказался впору, лишь рукава были коротки.
Поблагодарив Ваню и радуясь, что на дворе глубокая ночь, я благополучно спустился во двор, и тут передо мной возникла следующая проблема.
«Жигули» мирно стояли за углом дома, но все документы на автомобиль, вкупе с ключами, лежали в барсетке. Я вспомнил про то, как мимо меня, сжавшегося в углу балкона, пролетели брюки, пиджак, рубашка, ботинки, барсетка, шампанское, цветы, конфеты, и обозлился. Вовсе незачем было натягивать на себя шмотки чужой старухи. Следовало попросить Ваню сходить вниз и притащить костюм. Очевидно, от пережитого страха мой разум помутился.
Осторожно ступая босыми ногами по грязному тротуару, я дошел до нужного места и огляделся. Так, вот осколки бутылки, поломанные розы и пустая коробка с надписью «Россия – щедрая душа».
Больше ничего. Ни одежды, ни барсетки, ни ботинок. Очевидно, вещи унесли бомжи.
Я вернулся к автомобилю. Открыть и завести его не проблема. Специально на случай потери ключей я держу запасную связку под бампером. Ладно, ужасный, нервный день и не менее неприятная ночь, надеюсь, кончились, сейчас вернусь к Кузьминскому, тщательно вымоюсь и постараюсь обо всем забыть, вряд ли мне попадутся сотрудники ГИБДД, на дворе самое сонное время суток.
Жать босыми ногами на педали оказалось весьма неудобно, поэтому я поехал очень медленно. В голове ворочались тяжелые мысли. Вот уж не ожидал от Жанны такой черствости! Выставила меня на балкон и умыла руки, а если бы мне не попался Ваняша? Милая любовница позаботилась только о себе, моя судьба ее совершенно не волновала, все клятвы в любви оказались ложными. Стоило столкнуться с испытанием, как сразу стало ясно: ради собственного благополучия Жанна моментально пожертвует любовником.
Я медленно ехал в сторону МКАД. Мысли потекли в ином направлении. В барсетке, которую Жанна вышвырнула с балкона, лежали все мои документы: паспорт, права, техталон на «Жигули» и, что самое неприятное, доверенность от Норы на ведение всех дел. Срок документа истекает через полгода, и как теперь объяснить хозяйке, куда я его задевал? И потом, безумное количество времени я протаскаюсь по кабинетам, восстанавливая бумаги.
Да уж, сходил повеселиться! Ну какого черта меня поволокло к Жанне? Задумавшись, я сделал то, чего никогда не делаю: проскочил на красный свет. Тут же раздалась задорная трель. На мою беду, ночью, переходящей в раннее утро, на перекрестке незнамо откуда взялся гаишник. Сами понимаете, как мне хотелось предстать перед ним в женской одежде, да еще босиком! Поэтому я остался сидеть за рулем, но патрульный не спешил к нарушителю, он тоже не собирался покидать свой автомобиль, просто рявкнул в громкоговоритель:
– Нарушитель 337 МОМ, вы заснули?
Глава 7
Чувствуя себя полным идиотом, я распахнул дверцу, вздохнул и, осторожно ступая босыми ногами, пошел по холодному, отчего-то мокрому асфальту.
Патрульный, увидав приближающуюся фигуру, очевидно, не поверил своим глазам, потому что тоже выскочил на дорогу, а потом обалдело спросил:
– Ты, то есть вы, кто? Мужик или баба?
– Иван Павлович Подушкин, – церемонно представился я, ежась от ветра.
– Ты из этих, из транс… транс… – Юноша начал заикаться на сложном слове.
– Вы имеете в виду трансвестита? – вежливо уточнил я. – Человека, который получает удовольствие, переодевшись женщиной? Вовсе нет.
– Чего тогда в юбке?
Сказать правду этому рязанскому мальчишке, стать в его глазах посмешищем? Ну уж нет.
– Разве в правилах дорожного движения имеется пункт, запрещающий сидеть за рулем в юбке?
– Нет, – покачал головой сержант, – просто странно.
– Мой дедушка был шотландец, – лихо соврал я, – вот я и ношу кильт из уважения к предкам.
– Какую кильку? – не понял гаишник.
– Ну юбочка у коренных жителей Шотландии называется кильт. Неужели никогда не слышали?
– Ты мне зубы не заговаривай, – посуровел страж дороги, – чего без ботинок?
– Жарко очень, ноги вспотели.
– Документики попрошу.
– Э… понимаете, я потерял их секунду назад.
Сержант нахмурился, а я горько пожалел, что сразу не рассказал ему правду, теперь он мне не поверит.
– А ну вытяни руки, – напряженным голосом велел гаишник.
Я, недоумевая, выполнил приказ. В мгновение ока на запястьях защелкнулись железки.
– Это что? – воскликнул я, пытаясь развести руки в разные стороны.
– Браслеты, – выплюнул постовой, – а ну двигай в машину, ща в отделение скатаемся, вот пусть там и выясняют, какой такой шотландец мне попался.
Секунду я молча смотрел на постового, потом спросил:
– А моя машина?
– Полезай, – рявкнул парень, – потом поговоришь.
Я тяжело вздохнул и нырнул в нутро патрульного автомобиля. На переднем сиденье обнаружилась еще одна угрюмая личность в форме.
– Ключи, – просипела она.
– В замке зажигания, – безнадежно ответил я.
Мрачный дядька вылез, сплюнул и вразвалочку двинулся к «Жигулям».
В отделении меня усадили перед отчаянно зевающим лейтенантом.
– Ну, – пробасил он, – чего врать станем? Угнал «жигуленок»?
Я собрался с духом и произнес:
– Сейчас расскажу, как дело обстояло, только, очень прошу, не болтайте об этом.
Лейтенант усмехнулся:
– Кабы трепался, ни в жисть тут бы не усидел. Колись, голуба.
Чем дольше я говорил, тем больше он веселел. Под конец на лице мужика заиграла широкая радостная улыбка.
– Значит, Иван Павлович Подушкин, сын писателя?
– Да.
– Работаете секретарем у…
– Точно.
– А ваша любовница Жанна Кукина?
– Именно так.
– Посиди-ка тут пару минут, – велел он и встал.
Я перепугался.
– Только, бога ради, не звоните Жанне домой, там ее муж, Григорий.
– Не учи ученого, – веселился мент, уходя из кабинета.
Я остался один и привалился головой к грязной, выкрашенной синей краской стене. Вот ведь влип!
– Значитца, так, Иван Павлович, – сообщил через час лейтенант, – следуй домой, вот тебе справка, что документики сперли, обычно таких просто так не даем, но нам с ребятами тебя жалко.
– Спасибо, – обрадовался я.
– Нема за що, – улыбнулся лейтенант.
– Могу идти?
– На свободу с чистой совестью, – веселился мент.
Я добрался до двери.
– Слышь, Иван Павлович, – хихикнул лейтенант, – в другой раз, убегая, всегда хватай брюки. И еще мой тебе совет – начнешь раздеваться, клади носки в карман.
– Почему? – обернулся я.
Лейтенант ухмыльнулся.
– Коли шляешься по замужним, то и привычки должны быть соответствующие. Уж поверь моему опыту. Носки в кармане – важнейшее условие собственной безопасности. Всякое случается, одежонку похватаешь и деру, а носочки-то позабудешь. Выскочишь на улицу – хоть не голыми ступнями тротуар месить. Усек?
– Усек, – кивнул я, – только, надеюсь, со мной такое произошло первый и последний раз.
– Не зарекайся, – сурово предостерег лейтенант, – жизнь штука длинная, никогда не знаешь, чего с тобой через пару минут случится.
Я вышел во двор, провожаемый веселыми взглядами ментов, толпившихся на первом этаже. Сидевший за большим стеклом с надписью «Дежурная часть» парень довольно громко засмеялся. Я кивнул ему.
– До свидания.
– Счастливого пути, – ответил дежурный, – не забывайте нас, приходите.
Я сел в «Жигули» и покатил к Кузьминскому. Ну уж нет! Упаси меня бог от подобных приключений, лучше вы к нам заходите. С Жанной покончено. Пусть звонит, закатывает истерики, никогда больше не приду в квартиру у метро «Октябрьское Поле». Отныне завожу шашни только с незамужними дамами, еще лучше, если следующая пассия вообще окажется сиротой, без родителей, старших братьев и дядюшек.
Остаток пути я проделал без приключений и, осторожно загнав «Жигули» под навес, подошел к двери. Естественно, она оказалась запертой. Я постоял перед ней, первый раз в жизни испытывая сильнейшее желание произнести все те слова, которые джентльмен не должен поминать даже наедине с собой. Знаете, какой основной признак истинно воспитанного человека? Сев ночью в абсолютно пустом доме филейной частью на ежа, он воскликнет:
– Господи, вот незадача! Однако не повезло мне.
Именно в таких выражениях, и никак иначе. Воспитанный человек остается таким и наедине с собой. Я всегда пытался жить по этому правилу. Но сейчас, оказавшись перед шикарной дверью из цельного массива дуба, невольно поймал себя на том, что припоминаю совсем не те слова, которые хотелось бы.
Звонить нельзя. Лариса Викторовна отворит дверь, увидит меня в юбке и заорет благим матом. Оставалось одно – влезть в окно. Уходя из дома, я оставил его открытым.
Я обогнул здание и пошел между кустами, посаженными по периметру. Особняк снабжен мощными кондиционерами, но его обитатели предпочли «искусственному» воздуху свежий. Практически все распахнули окна. Я сосредоточился, мысленно представил себе коридор и начал считать в уме. Четыре окна столовой, два эркера гостиной, балконная дверь, ага, вот это проем в мою комнату.
Я ввалился внутрь, споткнулся о маленький столик и удивился. Вроде в моей спальне нет такого, но тут из угла донесся абсолютно спокойный голос:
– Ваня, ты мне нужен.
От неожиданности я попятился, опять налетел на столик и уронил стоявшую на нем мраморную статуэтку. Тут только, оглядев помещение, я понял, что фатально ошибся, попал в спальню Кузьминского.
Если Сергей Петрович и удивился тому, что частный детектив заявился домой под утро, да еще обряженный в женское платье, то внешне он никак не выказал изумления.
– Сядь-ка, – велел он.
Я опустился в кресло, вытянул по привычке ноги, потом увидел свои босые черные ступни, попытался засунуть их под сиденье, потерпел неудачу и обозлился. Кузьминский, без тени улыбки наблюдавший за моими муками, резко сказал:
– В доме совершено преступление.
Я кивнул:
– Бедная Катя!
– Не о ней речь, – отмахнулся Сергей Петрович, – здесь как раз все ясно, дело закрывают.
Я разинул рот.
– Уже нашли убийцу?
– Это самоубийство.
От изумления я, забыв про грязные ноги и юбку, воскликнул:
– Да ну?
Кузьминский мрачно кивнул.
– Катя – дочь приятелей моих старинных знакомых, была взята мной из милости. Ясно?
– Что-то пока не очень…
Сергей Петрович щелкнул крышкой серебряной сигаретницы, спустя мгновение по спальне поплыл сизый дым.
– У меня есть друзья, – начал он объяснять ситуацию, – Андрей и Людмила Волох, мы вместе учились в институте, понимаешь?
Я кивнул. Конечно, студенческий галстук[1] и воспоминания юности.
– Андрей поддерживает тесные отношения с Мишей и Надей Борисовыми. Естественно, я хорошо знаю их, не раз встречались на днях рождения Андрея и Милы, но я с Борисовыми не близок. Это тоже ясно? Так вот, – спокойно продолжил Кузьминский, – Катя – дочь Борисовых. Девочка она странная, причем с самого детства. Сколько Миша с Надей ни пытались заставить дочь учиться, не смогли.
Ребенка буквально за уши тащили сквозь колючие дебри знаний, но ничего к нему не прилипло. В шестом классе Надя сдалась, забрала Катю из школы и посадила дома. Учителя табуном стали ходить на квартиру. К пятнадцати годам стало ясно: Катя необучаема. Она с трудом освоила чтение и два арифметических действия: сложение и вычитание. Тут только родители поняли, что дело не в лени, не в нежелании учиться, а в чем-то другом, и догадались обратиться к специалистам-дефектологам. Те живо выяснили, что у их дочери органическое поражение головного мозга. Катя не даун, не олигофренка или имбицилка, но освоить программу средней школы ей не дано.
– Обучите ее несложной профессии, – посоветовали психиатры.
Надя попыталась пристроить девочку к делу. Парикмахер, маникюрша, продавщица, машинистка-наборщица… Все оказалось Кате не по силам. Да еще неразвитая умственно девушка в девятнадцать лет выглядела очень аппетитно, и родители боялись, что она, имея менталитет десятилетнего ребенка, попадется какому-нибудь негодяю. И тогда Андрей попросил старинного друга:
– Возьми Катьку к себе, прислугой. Ей можно платить совсем немного. Главное, чтобы работала целый день в хорошем доме, а то родители на службу уходят, Катерина одна в квартире остается, нехорошо это.
Сергею Петровичу как раз требовалась горничная, и он решил попробовать. Неожиданно Катя пришлась ко двору. Аккуратная, всегда веселая, глуповатая, она понравилась Кузьминскому и, что более важно, не вызвала отрицательных эмоций у Беллочки. Гневливая, невоздержанная на язык Белла мигом ругалась с прислугой. Если в ее комнате обнаруживался беспорядок, она хватала домработницу за плечи и, топая ногами, визжала:
– Тебе за что деньги платят, а? Лентяйка чертова!