А что будет со мной? Чейз Джеймс
– Сегодня ты больше не пьешь за свой счет, – заявил он. – Вставай… пошли. У меня машина.
Под дождем мы перебежали к «бьюику». Пока открывали дверцы, промокли до нитки, но в этой жаре успели просохнуть еще до того, как подъехали к ресторану. О'Кэссиди припарковал машину у входа, и мы поспешили нырнуть в дверь.
Тучный улыбчивый мексиканец в белом пиджаке поздоровался с О'Кэссиди за руку и провел нас в тускло освещенный, зато оборудованный кондиционерами зал, к столику в дальнем углу. В зале стояло столиков тридцать, занятых холеного вида мексиканцами и еще более холеными мексиканками.
– Я живу в этом городе уже девять месяцев и всегда ужинаю здесь, – усаживаясь, объяснил О'Кэссиди. – Кормят вкусно. – Он приветственно махнул смуглой красотке с хмурым лицом, стоявшей у стойки бара, и та устало подняла в ответ руку и лениво повела бровями. О'Кэссиди покачал головой, потом обратился ко мне:
– Здешние куколки сбегаются по первому зову, но давай сначала поедим. Тебе нравится мексиканская кухня?
– Если нет перебора с перцем.
Нам подали тамалес – это что-то вроде голубцов из кукурузных листьев с кукурузной кашей и кусочками свинины, острые, но очень вкусные; а потом – фрикасе по-гуахолотски: филе индейки, жаренное с помидорами и кунжутным семенем и залитое густым шоколадным соусом. Поначалу соус смутил меня, однако, отведав этого блюда, я признал, что оно превосходно.
Когда мы покончили с фрикасе и наговорились про Вьетнам и брата О'Кэссиди, я решил, что он достаточно размяк и пора переходить к делу.
– Билл, – осторожно начал я, – а можно спросить про ту посадочную полосу, которую ты построил?
– А чего, спрашивай. Интересуешься посадочными полосами?
– Я ведь авиаинженер, и мне интересно все, что связано с самолетами.
– Да ну? Знаешь, еще ни одна полоса, будь она проклята, не давалась мне с таким адским трудом. Чаща, скалы, болото, змеи – чего там только не было.
– И все-таки ты построил ее.
– Раз мне платят за работу, я делаю ее, – ухмыльнулся он, – но, кроме шуток, случались дни, когда у меня опускались руки. Бригада мне досталась такая, что я думал, рехнусь. Квалификации – никакой, дети и те ловчее. Почти тысяча оболтусов, а дневная выработка, как у двадцати добрых ирландцев. За девять месяцев работы шестеро погибли: кто от укуса змеи, кто случайно подорвался, кого придавило срубленное дерево.
– Но ты построил ее.
Он кивнул и с гордым видом откинулся на спинку стула:
– Конечно, построил.
– Помню, во Вьетнаме нам пришлось срочно строить посадочную полосу руками местных жителей, – соврал я. – Под первым же бомбардировщиком она разлетелась в куски, и машину пришлось списать.
– С моей полосой такого не будет. Семьсот сорок седьмой «боинг» она выдержит – это я гарантирую, а моя гарантия еще никого не подводила.
Тут настал черед самого каверзного вопроса.
– Кому же это и на кой черт понадобилась посадочная полоса в такой глухомани? – небрежным тоном спросил я.
– На свете хватает чокнутых, – пожал плечами О'Кэссиди. – Одно правило в своей профессии я усвоил твердо: не задавать вопросов. Мне предлагают работу, я выполняю ее, получаю деньги и уматываю. Завтра лечу в Рио, буду там удлинять полосу в Летном клубе. Вот работка – не бей лежачего. Как насчет бренди и кофе?
– Почему бы и нет?
Он распорядился, потом мы закурили.
После некоторых колебаний я сказал:
– Мне важно знать, Билл, кто раскошелился на эту полосу.
Он пытливо посмотрел на меня своими зелеными глазами:
– Важно? Зачем?
Я стряхнул пепел на пол.
– Меня втянули в дело, о котором я не могу говорить. Оно имеет отношение к твоей полосе. Я чую недоброе, и мне нужно разузнать как можно больше.
Принесли кофе и бренди.
Он положил в кофе сахар, размешал. Я видел, что он думает, и не торопил его. Внезапно, словно решившись, он пожал мощными плечами:
– Ладно, Джек, ты приятель Тима и был знаком с моим младшим братом, и к тому же я сматываю удочки, и мне, в общем-то, на все начхать, коль скоро деньги у меня в кармане, так что я поделюсь с тобой своими догадками насчет этой полосы, но это только догадки, а не факты… понятно?
Я кивнул.
Он огляделся вокруг, удостоверился, что никто не обращает на нас внимания, потом подался вперед и заговорил, понизив голос:
– Тут пахнет революцией. Из разговоров своих подчиненных я сделал вывод, что заваривается какая-то каша. Это мои домыслы. Может, я и ошибаюсь, но вряд ли, поэтому очень рад, что завтра уберусь отсюда. – Он глотнул бренди и продолжал: – Деньги на посадочную полосу выложил человек по имени Бенито Орсоко. Он чокнутый, Джек. Чокнутый, как пить дать, но большая шишка. Главарь левых экстремистов и, как я слыхал, побратим Фиделя Кастро. Сам Орсоко считает себя вторым Хуаном Альваресом, который был первым президентом республики в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Денег у него куры не клюют. У него есть все что душе угодно, в буквальном смысле слова. Имея такую полосу, да еще большой самолет, он может переправить сюда людей и оружие и спрятать их в лесу до назначенного срока. – О'Кэссиди допил кофе. – Слушай, Джек, я ничего не могу сказать наверняка. Я только предполагаю, каково назначение полосы. Может, тут что-то другое, хотя сомневаюсь. Завтра я отчаливаю, и все это мне до лампочки… ну как, помог тебе?
– Конечно, помог. А ты хоть раз видел этого Орсоко?
– Еще бы. Он каждый месяц приезжал с инспекцией, – поморщился О'Кэссиди. – Наверно, с гадюкой дело иметь и то приятней.
– Поясни-ка.
О'Кэссиди надул щеки.
– Он чокнутый. У меня даже сомнений нет. Маленького роста, коренастый, любит прифрантиться. У него змеиные глазки. На первый взгляд, он ничем не отличается от других богатых прохвостов, но есть в нем кое-что еще. С приветом он. И это, нет-нет, а проявляется. И богатый, и власть имеет большую, а все мало. От него нет спасенья, как от запущенной раковой опухоли.
– Чудный портрет, – холодно заметил я.
О'Кэссиди пригубил бренди.
– Не знаю, чем ты там занимаешься, Джек, и не хочу знать, но прими совет… гляди в оба.
К нам подсели две куколки, и мы начали пить по-настоящему. Некоторое время спустя они зазвали нас к себе и ублажили по полной программе. Наконец под утро мы добрались до своей гостиницы.
– Ничего себе ночка, а? – проговорил, прощаясь, О'Кэссиди. – Бывай, Джек. Я уеду рано.
– Ночка будь здоров.
Больше я никогда не видел его.
Я пошел в свой номер, упал на кровать и точно провалился в бездонную яму.
Около полудня я расплатился за постой, взял такси и поехал в «Континенталь». Это была одна из лучших гостиниц Мериды, в холле толпились американские туристы в клеенчатых плащах, и стоял галдеж, как в растревоженном птичнике.
Я протиснулся к регистратуре и выждал, пока пожилой американец добранится из-за счета с ленивым от скуки клерком. Наконец недоразумение уладили, и клерк обернулся ко мне.
– Мне заказан номер. Джек Крейн.
Тот вытянулся по стойке «смирно»:
– Рады принять вас, мистер Крейн. Да… номер пятьсот. Верхний этаж с прекрасным видом. Если что-нибудь понадобится, стоит только приказать. Мы к вашим услугам, мистер Крейн.
Подошел мальчик в униформе, подхватил мою сумку и принял от клерка ключ. Он провел меня через толпу к лифту, и мы поднялись на пятый этаж.
Отперев номер напротив лифта, мальчик пропустил меня в просторную гостиную, распахнул дверь в такую же просторную спальню с царской кроватью, потом показал роскошно отделанную ванную, поклонился, принял чаевые, еще раз поклонился и ушел.
Я огляделся вокруг, прикидывая, во сколько обойдутся такие хоромы. Затем перешел в гостиную и через открытую дверь шагнул на крытую веранду. От влажной духоты я снова покрылся испариной.
На веранде, облокотясь на перила, стоял мужчина и поглядывал вниз на неспешное движение улицы. При моем появлении он повернул голову.
Это был высокий худощавый брюнет с густыми длинноватыми волосами, лет сорока, в темных очках, с продолговатым тонким носом, едва заметной ниточкой губ и ямочкой на подбородке. На нем был сверкающей белизны костюм, желтая сорочка и алый галстук.
– Мистер Крейн? – с улыбкой направился он ко мне.
– Точно так, – пожал я протянутую руку, сухую и жесткую.
– Позвольте представиться. Мое имя Хуан Аулестрия, но зовите меня просто Хуан… это проще.
Я высвободил руку из его цепких пальцев и ждал, что будет дальше.
– Добро пожаловать на Юкатан, мистер Крейн, – продолжал тот. – Надеюсь, вам здесь будет удобно. Уверен также, что вы с удовольствием выпьете.
Я не имел ни малейшего желания поощрять самоуверенность этого хлюста.
– Нет, спасибо, мне и так хорошо. Собственно, кто вы такой?
Мой ответ на мгновение вывел его из равновесия. Улыбка слетела с лица, но тотчас вернулась на место.
– Ах да. – Он обернулся и поглядел на опухшие от дождя облака. – Какая жалость. Не везет туристам. Прилети вы двумя днями раньше, застали бы наш город во всем великолепии. Может, присядем? – Аулестрия опустился в стоящее неподалеку кресло. – Вы спрашиваете, кто я такой, мистер Крейн. – Он сбил щелчком пылинку с девственно белого рукава. – Я имею отношение к недавно построенной посадочной полосе. Мне сказали, вы хотите осмотреть ее.
Я остался стоять над ним.
– Хочу.
Он кивнул, глядя снизу вверх.
– Присядьте же. Вы уверены, что не хотите выпить?
– Предпочитаю стоять и не испытываю жажды. – Я закурил сигарету. – Я выступаю от имени тех, кто перегонит самолет. Стоит он десять миллионов долларов. Мои товарищи хотят доставить машину в целости и сохранности, и пока я не смогу убедиться в пригодности посадочной полосы, товар не придет.
Ему было неприятно и неудобно глядеть на меня снизу вверх, поэтому он как бы невзначай встал с кресла.
– Наш посредник все объяснил мне. Это говорит о вашей компетентности, но смею заверить, полоса – выше всяких похвал. Однако, – вскинул он тонкие руки, – вы специалист, вам и решать.
Мое новое знакомство по ощущениям все больше напоминало мне нежданную встречу со здоровенным пауком в ванной комнате.
– Когда едем?
– Сегодня во второй половине дня – вас устроит?
– Вполне.
– Тогда в три я пришлю за вами машину. Полетим на вертолете. Познакомимся с местностью, потом приземлимся, и вы осмотрите полосу. Боюсь, вы промокнете, но я заказал для вас подходящую одежду.
– Спасибо.
– И еще распорядился, чтобы обед подали вам в номер. Вы не против?
– Спасибо.
– Очень рад, – проговорил он, направляясь в гостиную. – Поскольку вы уже отведали наше знаменитое национальное блюдо фрикасе по-гуахолотски, рекомендую попробовать Chile Jalapeno – очень вкусно. – Он посмотрел на меня через плечо и улыбнулся.
– Обойдусь бифштексом, – с каменным лицом ответил я.
– Как угодно. Значит, в пятнадцать ноль-ноль, мистер Крейн.
Мы распрощались, и он бесшумно и плавно как змея выскользнул из номера.
Я затворил дверь на веранду и включил кондиционер. Потом открыл холодильник и щедрой рукой налил себе виски с содовой.
Стало быть, он знает, что я встречался с О'Кэссиди. И нарочно не делает из этого тайны: сообщил мое вчерашнее меню. Я сел и призадумался.
Некоторое время спустя в дверь постучали, и коротышка в белой форме вкатил сервировочный столик. Следом за ним другой коротышка внес и поставил рядом со столиком чемодан. Оба с поклоном удалились.
Бифштекс оказался хорош. Я съел его, оставил нетронутым красное вино в графине, решил не есть манго, закурил сигарету и поинтересовался содержимым чемодана. В нем оказались пластиковая куртка, такие же штаны, капюшон и резиновые сапоги.
Я прилег отдохнуть и встал без десяти три. Вытащил из своего чемодана пистолет Берни, проверил его, зарядил и сунул в задний карман брюк.
С боем часов на соседней церкви я спустился в холл.
Клерк из регистратуры, улыбаясь, вышел мне навстречу.
– Мистер Крейн, машина ожидает вас. – Он проводил меня до выхода и поручил заботам швейцара, державшего наготове раскрытый зонт. Тот подвел меня к ухоженному «кадиллаку», за рулем которого сидел бесстрастный мексиканец в щеголеватой синей форме.
Едва я устроился на заднем сиденье, как водитель тронулся с места. Он был опытен, ехал быстро и, несмотря на оживленное движение, за десять минут довез меня до аэропорта. Мы обогнули залы вылета и прилета, въехали с тыла на летное поле и остановились у вертолета. Не успел я пошевелиться, а он уже выскочил из автомобиля с большим зонтом в руках. Прихватив под мышку подаренное мне обмундирование, я вылез из автомобиля и перебрался в вертолет, замочив только туфли.
Аулестрия сидел за спиной пилота. Когда я тоже сел, он улыбнулся своей змеиной улыбкой:
– Как пообедали, мистер Крейн?
– Спасибо, хорошо.
Лопасти начали вращаться, и в считанные секунды мы поднялись над городом. Аулестрия развлекал меня светской болтовней, показывал Дворец правительства штата, главный собор, государственный университет. Оставив город позади и взяв курс на юг, мы летели над асиендами и многочисленными фабриками сизаля. Скалистый ландшафт постепенно сменился густыми лесами и наконец перешел в джунгли.
– Приближаемся к полосе, мистер Крейн, – сообщил Аулестрия через полчаса полета.
Я поглядел вперед, но увидел только безбрежное море джунглей.
– Хорошо ее укрыли.
– Да, очень хорошо, – самодовольно согласился он.
И тут я заметил ее, этот шедевр строительного искусства: тугая бетонная лента, протянутая мили на две, не меньше, утопленная в непроходимых джунглях, выкрашенная в грязно-зеленый цвет, так что обнаружить ее можно было только при большом желании.
– Вот это да! – вырвалось у меня, когда вертолет развернулся в конце полосы и снова пошел над ней.
– Нас она устраивает, – сказал Аулесрия. – Приятно слышать, что вы тоже довольны.
– Прикажите отлететь на милю назад, потом снова вернуться. Я хочу проверить пути подлета.
Аулестрия отдал распоряжение пилоту.
Теперь я смотрел в оба и на подлете к полосе прикинул, как Берни будет заходить на посадку. С его опытом, решил я, посадить самолет не составит труда.
– Отлично. Теперь заглянем на диспетчерскую вышку.
Мы приземлились рядом с вышкой, и я надел непромокаемую куртку. Ливень по-прежнему не стихал.
Аулестрия провел меня на контрольно-диспетчерский пункт. Час с лишним я проверял приборы, радар и другое оборудование, необходимое для того, чтобы посадить большой самолет. Придраться было не к чему.
Встревожило меня другое, а именно: обслуживающий персонал диспетчерского пункта. Все как на подбор вылитые разбойники из вестерна, бандиты с большой дороги, которые не спускали с меня глаз, и у каждого на боку болталась кобура с огромным револьвером.
– Не желаете ли, мистер Крейн, пройтись по полосе, или мистер О'Кэссиди убедил вас, что создал прочное сооружение? – спросил Аулестрия.
– Пройтись не желаю.
– Тогда разрешите отвезти вас в гостиницу?
– Разрешаю.
Он пригласил меня в небольшой кабинет с кондиционером.
– Поговорим? – предложил он, садясь за стол и показывая мне на кресло. – Вы удовлетворены?
– Да. Здесь можно посадить этот самолет.
– Хорошо. – Он уставился на меня темными очками. – Теперь вот что, мистер Крейн, будем практичны. Самолет оснащен весьма сложным оборудованием. У нас есть три летчика. Их, естественно, надо обучить управлению самолетом. Насколько я понимаю, ваши летчики сделают это?
– Пусть они сами это решают.
– Нам ведь нет смысла приобретать такой самолет, если некому его пилотировать. У меня сложилось впечатление, что наш посредник оговорил это?
– Нам он не сказал ни слова.
– Тогда будьте любезны, мистер Крейн, уточните, ладно? Мои люди должны быть обучены вашими летчиками, иначе сделка отменяется.
– Уточню. А летчики у вас хорошие?
– Превосходные. Один из них летал на семьсот сорок седьмом.
– Тогда я не вижу препятствий.
– Хорошо. – Он встал. – Через три часа есть рейс на Парадиз-Сити. Чем скорей мы это уладим, тем лучше. Когда прибудет самолет?
– Через два месяца, может, чуть раньше.
– Пришлите мне телеграмму: дата и время предполагаемого прибытия. Это все, что нам понадобится.
– Сделаю.
У дверей Аулестрия замялся:
– Мистер Крейн, вы не спросили, зачем нам этот самолет, и я ценю вашу скромность. Мне известно, что О'Кэссиди имел с вами разговор и, вероятно, высказал на сей счет свое мнение. Выкиньте из головы все его домыслы. Нам не нужны сплетни. Вы понимаете?
– Меня это устраивает, – невозмутимо ответил я.
– Надеюсь, мистер Крейн. – И с этими словами он отвел меня под дождем в вертолет.
Мой рейс задержали на два часа, как говорится, по техническим причинам. В Парадиз-Сити я прилетел только в половине девятого вечера. Забрал в аэропортовском гараже «альфа-ромео» и поехал к морю. В тот вечер я решил не возвращаться в свой коттедж. Не хотел в отсутствие Берни нарваться на Пэм. Я запарковал машину у гостиницы средней руки и снял там комнату.
Приняв наскоро душ, я вышел на поиски подходящего места для ужина. Мне приглянулся маленький, но уютный рыбный ресторанчик, где я заказал креветки под соусом карри и в ожидании еды уткнулся в газету. Только я доел креветки и собирался выпить кофе, как в ресторан вошла миссис Виктория Эссекс в сопровождении Уэса Джексона.
Она тотчас заметила меня и улыбнулась. Джексон также изобразил гримасу, которая у него сходила за улыбку. Она направилась ко мне, так что пришлось встать.
В простеньком белом платье, наверняка баснословно дорогом, миссис Эссекс выглядела обворожительно, а большие лиловые глаза излучали то особенное выражение, от которого у меня вмиг взыграла кровь.
– Вот тебе на, мистер Крейн, я уж думала, вы совсем пропали, – заговорила она. – Где это вы были?
– Везде понемногу. Рад видеть, что падение вам ничуть не повредило.
– Я уже здорова. – Она бросила на меня долгий взгляд, потом обернулась и посмотрела на Джексона так, словно впервые видела его. – Ладно, Джексон, – прищелкнула она пальцами, – не ждите.
– Слушаю, миссис Эссекс. – И он вынес свою тушу из ресторана.
– Можно подсесть к вам? – спросила она.
Я выдвинул для нее стул, и она села. Я вернулся на свое место.
Подошел официант, и она заказала кофе.
– Сегодня утром я хотела покататься с вами на лошадях. А мне сказали, что вы уехали. – Ее большие лиловые глаза словно ощупывали меня. – Это правда?
– Все верно. Я провел два дня в Мексике. Одна авиакомпания предложила мне работу. Вот я и решил приглядеться к месту.
– В Мексике? Неужели вы согласитесь жить в таком захолустье?
– Вряд ли.
– Тогда зачем поехали?
– Бесплатное путешествие. Здесь стало скучно.
Ей принесли кофе.
– Вот! Точно! Как я вас понимаю! Мне тоже скучно. – Она помешала кофе. – У меня ревнивый муж. Когда он уезжает, я должна сидеть дома, а если хочу выйти, то обязана брать с собой Джексона. Он считается моей дуэньей и шпионом.
– Только считается?
Она улыбнулась:
– Меня он боится больше, чем мужа.
Я допил кофе.
– Вы заняты сегодня вечером? – спросила она.
– Совершенно свободен.
– А машина у вас есть?
– Стоит через дорогу.
– Я отвезу вас в одно место. Там можно развлечься.
– В машине всего два места. Джексон не поместится.
– Не беспокойтесь о нем, – рассмеялась она. – Поехали.
– А поесть не хотите?
– Я ем, только когда мне скучно. – Она посмотрела на меня в упор, и в ее глазах снова промелькнуло то особенное выражение. – А сейчас мне не скучно.
– Постойте, но ведь мистер Эссекс должен вернуться сегодня вечером.
– Так вы боитесь его?
– Никого я не боюсь, просто счел нужным напомнить.
– После обеда я получила телекс. Он задерживается в Лос-Анджелесе и прилетит завтра.
Я встал, заплатил по счету и улыбнулся ей:
– Тогда чего мы ждем?
Мы вышли на улицу, в ночном небе висела луна. Неподалеку, под фонарем, стоял «мерседес», из-за руля выглядывала голова Уэса Джексона. Она подошла к нему, сказала несколько слов, он кивнул и укатил прочь. Мы направились к «альфе».
– Поведу я, – объявила она и заняла место водителя.
Я сел рядом, и мы поехали в сторону набережной. Она вела машину умело, быстро и уверенно, поэтому я откинулся на спинку кресла и наслаждался тем, что меня везут.
Мы выехали на горное шоссе и промчались по нему мили четыре, затем свернули на проселок и через некоторое время остановились у рубленого соснового домика.
– Это мое убежище, – объяснила она, вылезая из машины, – где я предаюсь своим любимым занятиям.
Пока она отпирала дверь, мне вспомнилось, что рассказал Берни про Гарри Эрскина: «Миссис Эссекс строила ему глазки, он и клюнул, а она на попятный, мол, знай свое место. Это у нее любимое развлечение: заморочить голову, мужик думает, вот-вот в постель к ней прыгнет, тут она его и осаживает».
Все, казалось бы, говорило о серьезности ее намерений, но не исключено, что она просто захотела посмеяться надо мной. Я решил не горячиться. Пусть сама идет на сближение.
Я вошел следом за ней в просторную, уютно обставленную комнату, и в глаза мне бросилась широкая тахта, стоящая под окном, из которого открывался великолепный вид.
– Очень мило, – заметил. – Какие же у вас любимые занятия?
– Я рисую, и довольно неплохо. – Она подошла к бару. – Виски?
– Спасибо.
Она плеснула виски в два стакана, один протянула мне и опустилась в кресло. На подлокотнике было несколько кнопок. Она нажала одну из них и пригубила виски. Из скрытых динамиков полилась мягкая музыка.
– Здорово, – промолвил я и присел на подлокотник другого кресла. – Что значит быть богатой!
– Вы хотите стать богатым?
– Кто же не хочет?
– У богатства есть свои недостатки.
– Например?
Она пожала плечами:
– Хотя бы скука. Когда имеешь все, в придачу получаешь скуку.
– Вам видней… мне не с чем сравнивать.
Она отставила стакан, улыбнулась и поднялась с кресла:
– Давайте потанцуем.
Выглядела она очень соблазнительно, даже чересчур.
Я остался на своем месте.
– Миссис Эссекс, – спокойно проговорил я, глядя ей в глаза, – мне кое-что известно про вас от верных людей, но я не хочу пользоваться своим преимуществом в ущерб вам. Вы тоже должны кое-что узнать про меня из первых рук.