Уильям и Кейт. Love story Джобсон Роберт

ГЛАВА 7

ЛУЧШИЕ ГОДЫ НАШЕЙ ЖИЗНИ

Все покупки я делаю сам. Я выхожу, заказываю обеды, беру видео напрокат, посещаю кинотеатр — почти все, что мне действительно хочется.

Принц Уильям о своей жизни в университете

Примерно три тысячи наблюдателей выстроились на улицах небольшого городка Сент-Эндрюс на восточном побережье Шотландии. Здесь, точно как в Дареме, Оксфорде и Кембридже, вся жизнь в основном делится на «университет» и «неуниверситет». Утром 24 сентября 2001 года глаза всех собравшихся были устремлены на темно-зеленый «воксхол омега», за рулем которого сидел принц Чарльз, пытавшийся проехать по узкой булыжной улице ко входу в колледж Святого Сальвадора.

Резкий порыв ветра пронесся по знаменитой «королевской» лужайке для гольфа, когда Чарльз поставил свой автомобиль под готической башней с часами. На древнем дворе собралась группа любопытных студентов, неспешно раскачивая над головой антивоенные плакаты и поеживаясь от холодного осеннего утра. О том, что они станут проводить акцию протеста, можно было догадаться заранее — такое общественно значимое событие, как поступление принца Уильяма в университет, просто обречено на то, чтобы на волне интереса к нему кто-нибудь захотел бесплатно засветиться в прессе.

Облаченный в джинсы и свитер пастельной расцветки — стандартную униформу современного студента, — девятнадцатилетний Уильям, казалось, немного удивлен, что ему устроили такую встречу. Но он быстро собрался и продемонстрировал свою фирменную улыбку. Выйдя из автомобиля, улыбаясь, как подобает принцу, и разведя руки, он подошел к директору университета, доктору Брайану Лэнгу. Лэнг стоял на несколько шагов впереди других университетских руководителей и как-то лукаво улыбался в ответ этому важному гостю, к которому, несмотря на его высокий статус, был намерен относиться не лучше и не хуже, чем к другим новичкам.

Этому древнему учебному заведению предстояло стать основным местом пребывания Уильяма на следующие четыре года. Если он и волновался, думая о том, что готовит ему судьба, внешне он старался этого не показывать.

За несколько недель до прибытия принца Лэнг выступил с речью, призывавшей к осмотрительности. Он попросил журналистов уважать желания принца и других студентов и позволить им заниматься своими делами в спокойной обстановке, без постоянных вторжений и надоеданий. Тем не менее за дверьми своего обшитого дубовыми панелями кабинета Лэнг, несомненно, радовался тому, что выбор принца Уильяма пробудил интерес общественности к его заведению.

Вообще-то Сент-Эндрюсский университет нельзя назвать неизвестным, тем более что это древнейший шотландский университет. Вся история этого городка на побережье в окружении полей для гольфа неразрывно связана с учеными традициями. Но после официального объявления о решении Уильяма количество заявлений о поступлении в университет увеличилось на сорок четыре процента, а наиболее расторопные журналисты поспешили написать о том, что некоторые студентки уже заказывают себе подвенечные платья в ожидании прибытия принца.

Принц Уильям выглядел как самый настоящий студент во всех отношениях, и это разительно отличалось от того времени, когда за тридцать четыре года до этого в университет поступал его отец. Чарльз тоже прибыл на автомобиле, но на этом сходство и заканчивалось. Он прибыл в кембриджский Тринити-колледж летом 1967 года, в так называемое Лето любви, на гребне психоделической волны. Все вокруг только и говорили о «власти цветов»; повсюду расхаживали хиппи, распространяя аромат экзотических благовоний. Тем не менее модные увлечения молодежи никак не сказались на внешнем виде Чарльза. В свои восемнадцать лет он выглядел на все сорок: прямой как доска, в безупречно сшитом костюме. Точно в таком же виде он мог прибыть и на собеседование о приеме на работу в лондонском Сити.

Но Чарльз никогда и не стремился к тому, чтобы вести «нормальный образ жизни», как это понимают его сыновья. Он всегда знал, что отличается от всех остальных, и это его не беспокоило. Уильям же мечтал об обычной жизни (пусть и в несколько привилегированном варианте), к которой он уже немного прикоснулся в детские годы. Поэтому он не хотел сильно выделяться на фоне других студентов. Отчасти этим объясняется его желание поступать именно в Сент-Эндрюсский университет.

Именно поэтому молодого принца особенно раздражали рассуждения о том, что он выбрал Сент-Эндрюс, где в первый год собирался изучать историю искусств, географию и антропологию, только в знак протеста против королевского семейства. Уильям попросил дворцовых советников опровергать все слухи о том, что старшие члены семейства настаивали на том, чтобы он выбрал один из колледжей Оксфорда или Кембриджа. Семейство, утверждали официальные источники, было «весьма заинтриговано» выбором Уильяма и его отходом от традиций, тем более что это означало укрепление связей монархии с Шотландией.

Уильям выбрал время, чтобы объяснить свой выбор в интервью, данном им за день до зачисления. Как он сам сказал, Эдинбург он вычеркнул из списка, потому что это слишком большой и беспокойный город. «Я люблю Шотландию, — продолжал Уильям. — Там просторно. Я люблю холмы и горы, и мне кажется, что в Сент-Эндрюсе силен настоящий сельский дух. Я никогда не жил у моря, так что надо же когда-нибудь попробовать. Надеюсь, там я познакомлюсь с хорошими людьми. Мне неважно, какого они происхождения».

Я уверен, что принц, как истинный сторонник равноправия, действительно говорил то, что думал, хотя и выбрал университет с самым высоким процентным соотношением студентов, прошедших частную подготовку.

Как бы Уильяму ни хотелось, чтобы его прибытие осталось незамеченным, все же его статус неизбежно требовал некоторых уступок. Он приехал на неделю позже после начала учебного года, решив пропустить «неделю новичков» — семь дней, когда новички только начинают привыкать к студенческой жизни и им разрешается не посещать занятия. Заодно он пропустил и шумные вечеринки с чрезмерным употреблением спиртного, которые обычно сопровождают эту неделю. Ему не хотелось, чтобы его отождествляли с такими эксцессами. «И это нечестно по отношению к другим студентам, — добавил он. — Кроме того, я думаю, что если и познакомлюсь с кем-нибудь на этих вечеринках, то через неделю, протрезвев, мы все равно перестанем быть друзьями. А так я получаю дополнительную неделю отдыха».

Это была хорошо отрепетированная речь, написанная специалистами по связям с общественностью из королевского дворца, с позитивным и оптимистичным настроем. Уильям произнес ее как надо, но не мог скрыть неизбежного напряжения, которому предстояло стать характерной чертой его студенческой жизни. Для большинства студентов «неделя новичка» — всего лишь повод беззаботно подурачиться, хотя о некоторых подробностях они впоследствии могут и пожалеть. Если где-нибудь всплывут фотографии, запечатлевшие неподобающее поведение, или дадут о себе знать сомнительные новые знакомства, то начинающим свою карьеру интеллектуалам это грозит разве что порицанием на собрании колледжа или гневом со стороны декана. Но как будущий король, пусть и желающий прикоснуться к «нормальной жизни», может посещать бары и шумные студенческие вечеринки без публичного обсуждения каждого его шага и без дискуссий, достойных рассмотрения в кабинете министров? Тогда как другие студенты беспокоились разве что о том, как бы власти колледжа не сообщили об их выходках родителям, Уильяму грозило порицание со стороны всей нации, перейди его веселье разумные границы. Он был обязан проявлять сдержанность и не терять бдительности при установлении новых знакомств.

Принц Чарльз тоже прекрасно это понимал, о чем и сообщил в своей напутственной речи сыну. Золотое правило, как он выразился, довольно просто: никаких наркотиков, никаких компрометирующих связей, никаких поцелуев на публике, никакого чрезмерного употребления спиртного и никаких попыток ускользнуть от бдительного ока охраны. Серьезным тоном Чарльз предупредил своего сына об опасности сомнительных знакомств с противоположным полом и о том, что последствия необдуманного шага могут иметь катастрофические последствия. Уильям был уже достаточно взрослым человеком, и о взаимоотношениях полов, «о пчелках и цветах», фигурально выражаясь, он уже узнал в Итонском колледже. Чарльзу оставалось только прочитать дополнительную лекцию о медовых ловушках. Каким бы недоступным ни казался принц в силу своего положения и как бы он ни делал вид, что интересуется исключительно учеными занятиями, для определенного типа девушек препятствием это не будет. Уильяму нужно оставаться настороже.

Уильям уже сказал в интервью перед поступлением в университет, что не сомневается в своей способности определять искренность намерений незнакомых ему людей: «Людей, которые пытаются воспользоваться мной и разжиться за мой счет, я узнаю сразу, и я быстро от них отделываюсь. Я не глупец». Скорее всего, таким же рассудительным он считал себя и в отношениях с женщинами. Кроме того, выслушивать советы Чарльза ему, вероятно, было не очень приятно еще и потому, что, как любой юноша на пороге зрелой жизни, он воспринимал отца как представителя совершенно другого поколения, не разбиравшегося в тонкостях современной жизни. Он был не первым и не последним молодым человеком, усердно кивавшим в разговоре с отцом, но про себя думавшим: «Это моя жизнь, и я буду поступать так, как мне захочется» или «Бедняга даже сам не понимает, о чем говорит».

Вероятно, принц Чарльз и сам испытывал смутное подозрение, что история его собственной жизни не вполне способствует тому, чтобы давать умные советы относительно женщин. К тому же он знал, что у его старшего сына нет особых проблем с девушками. В то время многие комментаторы и аналитики заявляли о его «стеснительности», но, как утверждали некоторые школьные товарищи Уильяма, эта черта только помогала ему привлекать внимание девочек. Во многих отношениях личина «Уильяма Робкого» была своего рода маской — весьма эффективным прикрытием для мальчика, уверенность которого в себе росла с каждым днем. Позже он настаивал на том, что никогда стеснительным не был, просто ему не нравилось фотографироваться, и что он просто опускал голову, чтобы люди его не узнали. В интервью на свой двадцать первый день рождения Уильям признался:

«Но это очень смешно. Меня называли стеснительным, потому что я слишком низко наклонял голову на публике. Но это вовсе не потому, что я стеснялся. Это было очень наивно. Я знаю, что это глупо и что все будут смеяться. Но мне казалось, что если на публике я буду держать голову низко, то меня не так часто будут фотографировать. А если меня не будут фотографировать, то и не будут так часто узнавать, и я смогу свободно заниматься своими делами. Но это, конечно, не сработало. Я просто хотел, чтобы меня не узнавали и чтобы я свободно выходил со своими друзьями и все такое. Так что все видели только мою макушку. Но обычно меня фотографировали, когда я смотрел вверх сквозь большую светлую челку. Это было очень глупо. Не то чтобы я вообще не хотел, чтобы меня никогда не узнавали и не фотографировали. Просто мне не очень нравится быть в центре внимания».

К сожалению, Уильям обречен на внимание из-за своего положения и происхождения. И это же положение и происхождение подготовили его к дальнейшим испытаниям. Первое, что усваивают ученики Итона, — это как раз уверенность в себе, если не сказать чрезмерная самоуверенность, и будущий король не был исключением.

Одна аристократическая леди, о романтических связях с Уильямом которой пресса также одно время говорила без всяких на то оснований, призналась мне, что в подростковом возрасте принц отличался «бегающими глазами». Он, например, делал вид, что полностью поглощен разговором с одной девочкой, а сам в это время осматривал помещение в поисках подходящих «звездочек». В среде любящих развлечения подростков, не знавших меры в поисках удовольствий и переходивших с одной вечеринки на другую, принц считался вполне своим. Он и сам понимал, что обладает притягательной силой, и, как сказала та же информантка, часто заговаривал с самой красивой девушкой, если ему подворачивалась такая возможность. В Итоне его часто можно было увидеть на кухнях, с бутылкой пива в руке и в окружении красивых девиц, в восхищении ловящих каждое его слово. Они никак не могли насмотреться на него, и это ему нравилось.

До встречи с Кейт все его знакомые неизменно попадали в одну и ту же категорию: голубоглазые блондинки, высокие, стройные, с длинными ногами, из богатых семей и с двойными, а то и тройными фамилиями. Пусть они и не могли дать ему прочных отношений и глубоких чувств, но с ними было весело, они были из его круга, «правильного происхождения», и они прекрасно это понимали.

В 1999 году в круизе по греческим островам его сопровождал целый гарем девушек, подходящих под это описание. Среди них были Эмилия Д’Эрланжер, случайное поступление которой в Сент-Эндрюс на тот же курс, куда поступил и Уильям, породило очередные слухи в прессе; Арабелла Масгрейв, дочь управляющего поло-клуба Сайренстер-Парк; Давина Дакворт-Чад, сестра королевского конюшего Джеймса и дочь бывшего графского шерифа Норфолка, где у него находится поместье в 2000 акров[7]; а также леди Кэтрин Говард, дочь герцога Саффолка. Среди других девушек, на которых падал глаз Уильяма, были Эмма Паркер-Боулз, племянница Камиллы; дочь бывшего политического деятеля Джонатана Айткена, Виктория, и Александра Нэтчбулл.

И было вовсе не совпадением, что Александра приходилась прапраправнучкой графу Маунтбаттену и внучатой племянницей Аманде Нэтчбулл, которую Маунтбаттен некогда надеялся выдать замуж за Чарльза. Ее семейство на протяжении нескольких поколений поддерживало связи с королевским семейством, и принцесса Диана была крестной матерью Александры. Неудивительно, что среди широкого, хотя и не отличавшегося разнообразием круга знакомых девушек Уильяма она чувствовала себя как рыба в воде. Некоторые сплетни, понятно, были совершенно не связаны с реальностью. Когда Уильяму было восемнадцать лет, в прессе разошлись слухи о том, что у него роман по электронной переписке с американской поп-певицей Бритни Спирс. На публике все эти заявления отвергались как нелепые; самому же Уильяму они наверняка казались забавными и даже льстили его самолюбию.

Так что к тому времени, когда Уильям готовился погрузиться в студенческую жизнь, наслаждаясь возросшей свободой (какой бы ограниченной она ни была на самом деле), он прекрасно знал о своей власти над женским полом. Но, как сообщила мне еще одна титулованная особа, с которой его также сватала пресса, в равной мере он уже успел устать от девушек, считавшихся его традиционным «типом». Она сказала: «Его привлекали более рискованные девушки, ему нравится преодолевать препятствия. Но большинство аристократок, с которыми его связывали, доставляли ему немало проблем. Очень интересно, что он остановил свой выбор на обычной представительнице среднего класса. Это потому, что у нее нет обычного багажа титулованных девушек, то есть проблем с анорексией, наркотиками, выпивкой. Ему все это не нравилось». С другой стороны, Уильям, как сообщил тот же источник, «остановился» на Кейт, желая сам преодолеть некоторые свои проблемы.

Несмотря на то что до Сент-Эндрюса Уильяма часто связывали с различными девушками, в университете, похоже, подходящих претенденток поначалу не нашлось. В интервью на свой двадцать первый день рождения Уильям утверждал, что у него нет постоянной подружки, но что, если подходящая кандидатура найдется — он не преминет воспользоваться этой возможностью. Как и его отец, Уильям понимал, как сложно придется девушке, на которую падет выбор принца. «По поводу каждой девушки, с которой я знакомился, было очень много слухов, и это меня немного раздражает, потому что это и для девушек большое расстройство, — говорил принц. — Все эти бедные девушки, с которыми я только несколько раз встречался или фотографировался, неожиданно оказываются в центре внимания, их родителям постоянно звонят и так далее. Мне кажется, это немного нечестно по отношению к ним. Я-то к этому привык, потому что со мной такое уже часто случалось. Но для них это трудно, и мне это не нравится».

Как всегда, соблюдая осторожность, он старался не называть конкретных имен: «У меня нет постоянной подружки. Если мне действительно нравится девушка и если она отвечает мне вниманием, то спрашиваю, не хочет ли она погулять. Но в то же время я не хочу ставить их в неловкое положение, потому что, во-первых, они не всегда понимают, что означает знакомство со мной, а во-вторых, они не представляют, какой поднимется шум, если кто-то назовет их моими подругами».

Эти комментарии свидетельствуют о настороженном отношении к незнакомцам, которому его, вероятно, научила мать. В этом отношении наставительная речь Чарльза перед отправлением своего сына в Сент-Эндрюсский университет была скорее формальностью, чем необходимостью. Тем не менее осторожность никогда не помешает, и первый год обучения в Сент-Эндрюсе Уильяма явился образцом королевской сдержанности и благоразумия. А эти качества не слишком способствуют веселью и развлечениям.

Университетские обычаи, несомненно, показались ему разительным контрастом к привычному распорядку дня. Как бы Уильям ни утверждал, что он готовится к новому образу жизни в «непринужденной обстановке», ему приходилось ко всему привыкать заново. Несмотря на то что во время своего «промежуточного года» он заявлял о приверженности равноправию и простому образу жизни, останавливаясь в любой из королевских резиденций, он наслаждался всем королевским комфортом. В Балморале, в Хайгроуве, Букингемском дворце, Виндзорском замке, Сандрингхэме или Кларенс-Хаузе Уильяма окружали безупречный порядок и роскошь. Просыпался он обычно в 7:30, и в спальню к нему входил лакей, оставляя на столике поднос с кофе и печеньем. Уильям предпочитал по утрам кофе без сахара. Затем лакей включал радио, обычно настроенное на Четвертый канал ВВС, чтобы принц мог узнать последние новости. И лакей же отдергивал занавески, чтобы в спальню проникли лучи утреннего солнца.

Затем Уильям быстро вставал, брился, принимал душ и выполнял зарядку канадских ВВС — одиннадцать минут отжиманий, упражнений на пресс и бега на месте; такую зарядку всегда предпочитали его дед, принц Филипп, и его отец, а принцу она нравилась тем, что все можно было делать в своей комнате. К этому времени слуга уже приносил безупречно выглаженную верхнюю одежду, но принц обычно облачался в джемпер с джинсами и выходил позавтракать кашей с холодным молоком и свежими фруктами. Как правило, он старался не есть полный английский завтрак, который, тем не менее, всегда был в его распоряжении.

В школе-пансионе Уильям выказывал предпочтение к более скромной обстановке, но тем не менее обстановка его нового жилища в Сент-Эндрюсе должна была показаться ему довольно скудной. С собой он привез пуховое одеяло, подушки, телевизор и стереопроигрыватель, а также полный чемодан одежды, личных принадлежностей и ряд вещей из рекомендованного студентам списка (выглядевшего довольно внушительным). На следующий день он получил студенческое удостоверение и отправился на свою первую лекцию по искусству эпохи Возрождения.

Свою комнату Уильям постарался сделать более уютной, развесив по стенам плакаты и расставив по шкафам книги с папками. В другой комнате по тому же коридору примерно тем же занимался его личный охранник из Скотленд-Ярда — постоянное напоминание о привилегированном статусе нового студента. На другом этаже того же здания, поделенного на зоны для девушек и зоны для юношей, некая Кейт Миддлтон, уже попрощавшись с родными, переживала похожее волнение, вступая в новую фазу своей жизни. Уильям мог особо не беспокоиться о будущем, ведь его жизнь и так уже была во многом расписана наперед. Пока он надеялся изведать что-нибудь новое и неожиданное, королева, принц Филипп и придворные давно уже подбирали будущему королю подходящую пару. Они понимали, что студенческая холостяцкая жизнь Уильяму придется по душе, но рано или поздно ему нужно будет остепениться и вернуться к королевским традициям.

В Сент-Эндрюсском университете, как и во многих английских университетах, имеется целая система поддержки студентов первого года обучения, осваивающихся на новом месте. Старшекурсники могут по своему выбору стать «родителями» первокурсников, делясь с ними познаниями, которыми не поделятся преподаватели факультетов, и отвечая на вопросы, которые студенты и не подумали бы задавать. Следуя заявленному курсу на создание домашней атмосферы, Сент-Эндрюсский университет именует таких наставников «матерями» и «отцами». Для Уильяма «матерью» стала американка Элис Драмонд-Хэй из Коннектикута, внучка герцога Кроуфорда и Балкарреса, бывшего старшего члена домашнего хозяйства королевы-матери. «Отцом» же стал его товарищ по Итону Гус Макмин.

Как университет, так и дворец утверждали, что они не предъявляют никаких особых требований к тем, кто хочет стать «родителями» Уильяма. Также дворец заявлял, что не отдает никому никаких предпочтений. Но, принимая во внимание родословную мисс Драмонд-Хэй и мистера Макмина, трудно поверить, что их вообще никак не проверяли. Если им предстояло стать своего рода советниками принца Уильяма, то они должны были заслуживать доверия и отличаться от множества других студентов, способных только ахать при виде такой знаменитости в первые месяцы его студенческой жизни.

Таких любителей модной светской жизни в университете называли «яхами» от распространенного в их среде возгласа «О’кей, ях!» вместо «да». К ним могли принадлежать как настоящие аристократы, так и их подражатели с поклонниками. А в поклонниках и особенно в поклонницах недостатка не было. Посещаемость на лекциях по предметам, которые выбрал Уильям, никогда еще не была такой высокой, как и публика никогда еще не была такой гламурной. Одетые в поддельную пашмину[8], с изысканными укладками и тщательно подобранной косметикой, девушки, распространяя ароматы духов, толпились в коридорах, делая вид, что оказались здесь случайно, но на самом деле отчаянно пытались попасться на глаза принцу. Некоторые, особенно предприимчивые, пытались продраться через окружавшую его толпу и сесть рядом с ним в студенческом баре. Одна девушка даже ущипнула его за задницу, но в награду получила только разгневанный взгляд. Другие искали смелость на дне бокала, но после жалели о содеянном. Одной роскошной блондинке не повезло встретиться с Уильямом сразу после того, как ее стошнило от выпитого. Он пожал ей руку, стараясь приободрить. «Я думала только — о боже! я повстречалась с принцем Уильямом, а у меня и волосы испачканы, и руки испачканы, и я трясу его руку!» — вспоминала она впоследствии.

Были, конечно, и настоящие аристократки, весьма состоятельные, с безупречной прической, гладкой кожей и ухоженным видом, какой бывает только у молодых и богатых. Они отличались утонченными манерами и настоящими свитерами из настоящего кашемира, пусть и в джинсах, которые были настоящей униформой всех студентов, за исключением формальных вечеров.

Кейт не совсем подходила под это описание. Что касается финансов, ее можно было назвать обеспеченной, хотя и не представительницей элиты из числа владельцев трастовых фондов. Но она отличалась от остальных. Уильям же не был конформистом. Пусть он и был «супер-яхом», но всегда был способен на неожиданности. Поначалу он отклонял приглашения большинства элитных клубов университета, включая мужской клуб «Кейт Кеннеди», несмотря на то что многие считали его вступление туда неизбежным. Записался он только в Клуб водного поло, потому что увлекался этим видом спорта в школьные годы (от своих родителей Уильям унаследовал любовь к плаванию).

С самого первого семестра Кейт, которую едва ли можно было назвать подходящей ему парой, стала частью круга, выстраиваемого Уильямом вокруг себя. Как и Уильям, она решила взять «промежуточный год». С самого начала у них оказалось много общего. Как и Уильям, она отличалась некоторой стеснительностью, не мешавшей ей, впрочем, находить друзей. Как и Уильям, любила заниматься спортом. Кроме лыж и верховой езды, в школе она увлекалась хоккеем и нетболом, обожала парусный спорт. Они оба были молоды, привлекательны, и им было о чем поговорить за чашкой кофе или бутербродом, постепенно проникаясь доверием друг к другу.

Самой большой мечтой Уильяма в первые дни студенческой жизни было наслаждаться свободой без вмешательства прессы. Специально по этому поводу между кабинетом принца Чарльза и британской прессой было заключено соглашение, согласно которому в обмен на заранее объявленные фотосессии, на которых принц иногда отвечал и на вопросы, Уильяма оставляли в покое в остальные дни.

В основном это соглашение не нарушалось. Конечно, в Сент-Эндрюс порой пробирались папарацци, делавшие случайные снимки, но большинство газет их не печатало. Но это было хрупкое перемирие, и Эндрю Нил, ректор университета и бывший редактор «Санди таймс» (человек, который в бытность руководителем крупнейшего широкополосного издания публиковал серийную биографию Дианы), понимал, что долго оно не продержится. И все же никто не мог предсказать, кто его нарушит и каким именно образом.

Буквально через несколько дней после прибытия Уильяма в университет произошло возмутительное и одновременно гротескное событие, приведшее к настоящему скандалу в королевском семействе. Ибо спокойствие Уильяма нарушил не какой-то журналист из бульварной газеты, а его собственный дядя, владелец компании «Ардент Продакшнз». Компания выбрала Сент-Эндрюс специально, в поисках сенсационных кадров для программы «Королевская семья от А до Z», снимаемой по заказу одной калифорнийской медиасети. С помощью этой программы Эдвард собирался поправить дела своей компании и решил, что отчаянное положение требует отчаянных мер.

Когда об этом стало известно, принц Чарльз, как и следовало ожидать, пришел в ярость. Он выступил с гневной речью в адрес своего младшего брата, потребовав от королевы, чтобы она взяла с Эдварда обещание сделать окончательный выбор между своими общественными обязанностями и телевизионной компанией. Многие полагали, что вся эта телевизионная деятельность (к тому же и не очень успешная) для Эдварда служит лишь способом потешить свое тщеславие. Отношения между братьями стали хуже некуда, и Сент-Джеймсский дворец подверг Эдварда и его компанию публичной критике за недостойное поведение в необычайно жестких выражениях. Представитель принца сказал, что он был «весьма и весьма разочарован». Другие же чиновники в более откровенной беседе признавались, что принц Чарльз буквально взбесился и устроил брату настоящий разнос по телефону.

Еще и до этого инцидента телепрограмма Эдварда не пользовалась поддержкой со стороны членов королевского семейства. Выступить перед камерой в качестве личного одолжения согласился только герцог Эдинбургский, не чающий души в своем младшем сыне. Но даже он не мог мириться с создавшимся положением. Уильям, конечно, тоже пришел в ярость. Он считал, что выходка его дяди грозит подорвать хрупкую договоренность между Сент-Джеймсским дворцом и журналистами и может лишить его права на спокойное существование. В конце концов, редакторы журналов и газет могли и не понять, почему они вынуждены отклонять публикации фотографий и историй о студенческой жизни принца, когда его собственный дядя делает то же самое совершенно открыто, зарабатывая себе очки.

Для королевского семейства случившееся стало весьма неприятным инцидентом. Эндрю Нил, возможно, с некоторым злорадством журналиста-ветерана, сказал: «Мы знаем, что когда о чем-то договариваемся, то рано или поздно договоренность все равно нарушается. Но чтобы нарушителем стала компания его дяди — ну, такого даже нарочно не придумаешь». От Эдварда пришло извинение, правда, по телефону и адресованное сэру Стивену Лэмпорту, личному секретарю Чарльза, а не самому Чарльзу. Попыткам примирения не помогли и оправдания самой компании. Малькольм Кокрен, председатель «Ардент», сказал: «Планируя съемки в Сент-Эндрюсе, мы еще три недели назад заручились поддержкой со стороны университетской прессы. „Ардент Продакшнз“ полностью поддерживает ограничения на съемку принца Уильяма в Сент-Эндрюсском университете, и съемочная группа ни в коем случае не пыталась снимать принца Уильяма без его согласия или проводить съемки в студенческом городке без разрешения». Но оправдываться было уже бесполезно. Компания принесла свои извинения, и на этом неприятный эпизод завершился.

В остальном же, несмотря на описанное выше недоразумение, первые месяцы Уильяма в университете прошли относительно спокойно. Пресса старалась соблюдать договоренность, а это означало, что Уильям мог влиться в студенческую жизнь и не беспокоиться о том, что ему будут мешать. Он все еще пытался окружить себя знакомыми, которым можно доверять и на которых можно положиться. Одной из таких знакомых стала Кейт Миддлтон, проживавшая всего в одном лестничном пролете от его скромной комнаты.

Они вместе жили в корпусе, известном под названием «Сент-Саллис», и благодаря этому регулярно встречались как соседи, без всяких особых договоренностей. Распорядок их дня также был примерно одинаков. Они видели друг друга в одних и тех же барах и даже вместе играли в теннис. Кейт увлекалась теннисом и даже в свое время играла в школьной команде. Иногда Уильям приглашал знакомых в свою комнату, и среди них часто оказывалась Кейт. Так что в первый год обучения Уильяму было бы очень трудно не обратить совсем никакого внимания на эту симпатичную и довольно скромную девушку.

Что касается более романтических отношений, то в первые недели после начала обучения Уильям обратил более пристальное внимание на другую симпатичную брюнетку, Карли Мэсси-Берч. Они сразу же понравились друг другу, его в ней привлекали отстраненность и прирожденное очарование. Он принялся за ней ухаживать, и они два месяца встречались. В октябре 2001 года они решили «не торопить события» и расстаться. В первые месяцы принца постоянно осаждали красивые девушки, которые были без ума от принца и от его манеры заводить разговор в духе «Я будущий король, давай познакомимся?». Вскоре после охлаждения отношений с Карли принц сошелся поближе с Кейт, и это привело к некоторому соперничеству между двумя девушками. В 2008 году родители Карли подтвердили тот факт, что между их дочерью и принцем Уильямом на первом курсе была «интрижка», продолжавшаяся почти два месяца. Как утверждают Мими и Хью Мэсси-Берч, между Карли и Кейт нет никаких разногласий и они до сих пор дружат. После того, как об этих отношениях стало известно широкой публике, Мими Мэсси-Берч призналась: «Карли очень расстроится, что это вышло наружу. После прибытия в Сент-Эндрюс они с принцем Уильямом шесть или семь недель встречались. Но между ней и Кейт нет никакой вражды. Они до сих пор лучшие друзья. У Карли есть свой молодой человек, которого она очень любит. Она искренне желает, чтобы Кейт вышла замуж за Уильяма, — и тогда она могла бы погулять на их свадьбе. Ей было бы жаль, если бы он стал встречаться с кем-то еще».

Супруги Мэсси-Берч, владельцы фермы и кемпинга близ Эксминстера в Девоне, сохраняли отношения их дочери-актрисы с принцем в тайне. Вскоре после их разрыва Уильям стал сопровождать Кейт на вечеринки в университете. Как писала Силия Уолден, заслуживающая доверия журналистка из «Дейли телеграф», Карли ощущала «скрытую обиду» по отношению к Кейт. Очевидно, подающая надежды актриса решила преподать Уильяму урок верности, удивив зрителей на постановке «Отелло» тем, что произнесла свою реплику, выражающую подозрение в неверности («Это подарок какой-нибудь нахалки, а я должна срисовывать узор? Вот, верни его своему сокровищу»), устремив взгляд прямо на Уильяма, который пришел вместе с Кейт.

Тем не менее мать Карли утверждает: «Все это полная чушь. Карли всегда была близка к Кейт и Уильяму, и ничего с тех пор не изменилось. Она старается не афишировать свою дружбу с ним — как и все мы, — и ее все это расстроит. Это был просто эпизод в ее жизни. Сейчас она занята исключительно театром. Она работает в Лондоне и приняла участие в нескольких постановках, в том числе и на Радио-4».

С другой стороны, некоторые источники из Сент-Эндрюса утверждают, что настоящей причиной разрыва отношений между Уильямом и Карли послужили ее сопротивление чарам принца и отказ от сексуальной близости. Строгой Карли не было дела до того, что перед ней будущий король. О своих отношениях она даже упомянула публично, хотя и скрыла имя Уильяма. В студенческой газете, в статье под заголовком «В поисках любви», она объясняла, почему одинока: «Никакого секса до свадьбы». В ответ на вопрос, давно ли она спала с кем-нибудь, она ответила: «Смотри выше». После разрыва с Уильямом она писала в газетном разделе «Грустные, одинокие и отчаявшиеся», утверждая, что ее идеалом является актер Хью Грант.

Несмотря на всю «нормальность» таких отношений, после разрыва с Карли Уильяму было немного не по себе. Ему недоставало уверенности. Возможно, неопределенность, недостаток домашнего комфорта и разочарование были той оборотной стороной студенческой жизни, о которой он раньше не задумывался. В апреле 2002 года появились первые сообщения о том, что у принца не все гладко. Он явно разочаровался в выбранном призвании, а окружение его казалось ему скучным. Ему определенно захотелось сменить обстановку. В конце концов, в Эдинбургском университете, со всеми развлечениями и суматохой городской жизни, было бы веселее. Прибрежный шотландский городок Сент-Эндрюс мало что мог предложить в этом плане, разве что пару пабов и несколько природных достопримечательностей посреди обдуваемых всеми ветрами ландшафтов. Пожалуй, это было не то, на что он рассчитывал.

Принц приходил в отчаяние. Это грозило очередным скандалом, в духе того, когда его дядя Эдвард решил уйти из Королевского морского десанта, практически уже завершив трудные курсы подготовки, на которые поступил исключительно в пику навязывавшему свое мнение отцу. Пресса того словно и ждала, обрушившись с критикой на «неудачника» Эдварда. С беспощадной яростью она ставила под сомнение все, от его моральных качеств до сексуальности. Никто не хотел, чтобы и Уильям прошел через нечто подобное. Кроме того, принцы, особенно собирающиеся стать королями, не сдаются. Больше не сдаются.

Сомнения в том, что Сент-Эндрюс был подходящим выбором для Уильяма, появились в прессе уже к Рождеству, когда он прибыл домой на каникулы после первого семестра. Сам принц заметно нервничал и приходил к мысли, что он действительно выбрал не тот колледж. Этот вопрос он обсудил со своим отцом, выразив желание вообще отказаться от четырехгодичного курса. Поначалу Чарльз отвечал ему пониманием, но в конце концов мысли сына его встревожили. Сотрудники дворцовой службы утверждают, что Чарльз настолько был озабочен неудачным началом студенческой жизни Уильяма, что попросил их разработать план, на случай, если сын действительно откажется учиться дальше.

Два самых старших на то время сотрудника секретариата принца, сэр Стифен Лэмпорт и Марк Болланд, пришли в ужас от этого предложения. «Для Уильяма это стало бы личной катастрофой: его бы стали считать человеком, спасовавшим перед трудностями, — и еще большей катастрофой это обернулось бы для монархии, особенно в Шотландии», — признавался королевский советник. В конечном итоге Чарльз передумал и занял более строгую позицию. Он сказал сыну, что через подобные сомнения проходят многие студенты и что он должен собраться с духом и «придерживаться выбранного пути». Принц Филипп, что вполне предсказуемо, высказался более откровенно. Тоном, не терпящим никаких возражений, он произнес одну из своих характерных фраз: «Делай то, что следует».

Сомнения Уильяма в правильности выбранного пути и раздумья о том, чтобы бросить университет, также сказались на его отношениях с Арабеллой Масгрейв. Выяснилось, что он до университета четыре месяца встречался с нею и, хотя они решили «не торопить события», вероятно, все еще имел на нее некоторые виды. Кроме того, несмотря на то что после разрыва с Карли его отношения с Кейт становились все более близкими, они не переходили рамок дружбы. Утверждения о том, что Уильям все еще питал романтические чувства к Арабелле, скорее всего, необоснованны, но верно и то, что он все чаще стал приезжать на выходные в Хайгроув, расположенный в сотнях миль от университета.

Были высказаны также предположения, что Арабелла была первой «серьезной» подружкой принца и что он действительно скучал по ней. Весной 2002 года они попробовали возобновить отношения, но Уильям понимал, что, пока его подруга находится вдали, ни о каких серьезных чувствах речи быть не может. Их роман начался в июне 2001 года. До этого они знали друг друга несколько лет, и семья Арабеллы, в том числе ее мать Клэр и сестра Лэтиша, проживала в прекрасном доме у Строда, неподалеку от поместья Хайгроув принца Чарльза. Ее отец Николас управляет клубом «Поло-Парк Сиренстер» в Глостершире, и одно время она была известным членом самой молодой команды. За то недолгое время, что Уильям и Арабелла провели вместе, они по выходным приезжали в Котсволд и часто посещали паб «Таннел-Хаус» в деревне Коутс, в двух милях от Сиренстера.

Арабелла и по сей дней остается хорошим другом Уильяма, но у нее уже был новый бойфренд к тому времени, когда «Санди миррор» предположила, что именно она была главной причиной тоски Уильяма по дому. Самой Арабелле эти слухи вовсе не понравились, и она захотела немедленно положить им конец. Она дала интервью, в котором сказала: «Мне ужасно не хочется быть знаменитой из-за того, что я встречалась с Уильямом. Сейчас у меня есть новый бойфренд».

Но у Уильяма не было выбора. Когда он сам давал интервью, то рассказал, что подумывал о том, чтобы бросить университет: «Мне кажется, слухи о моих сомнениях немного вышли из-под контроля. Не думаю, что я скучал по дому. Я был скорее растерян». Он признался, что проблемы были и что отец ему очень помог. «Мы много говорили, и в конце концов оба поняли — я точно понял, — что мне нужно вернуться обратно». Но одно дело выслушивать советы о том, что нужно собраться с духом, и другое дело — избавиться от скрытого в глубине души беспокойства. Уильям вернулся, но все еще задумывался о том, как бы найти подходящие оправдания и покинуть университет.

Любопытно, что подобные сомнения испытывал еще один студент первого курса, точнее, студентка. Кейт нелегко дался переход от школы к университету. Ей было от чего поплакать, пожаловаться родителям по телефону, посетовать на трудности обучения. Возможно, они с Уильямом обсуждали все эти проблемы по мере того, как все больше и больше доверяли друг другу. Похоже, что их уже связывало нечто большее, чем простое знакомство. Кейт и посоветовала Уильяму сменить не образовательное учреждение, а выбор предмета. Она помогла Уильяму справиться с разочарованием и сомнениями, направив его размышления в конструктивное русло. Вместо того чтобы покинуть университет, он сменил специализацию с истории искусств на географию, которая давно ему нравилась.

Еще до начала обучения в Сент-Эндрюсском университете Уильям признавался, что ему «гораздо более интересно делать что-то с окружающей средой». Возможно, эту идею ему привил в детстве отец. Уильям сменил курс и тут же почувствовал, что ему стало гораздо легче, словно с его плеч свалился тяжелый груз. Социальная жизнь его тоже стала ярче. Не слишком разговорчивый принц, сторонившийся клубов и организаций, членом которых, как считалось, он должен быть по праву, вступил в мужской обеденный клуб «Кейт Кеннеди». Кейт, в свою очередь, стала членом-основателем его женского эквивалента, общества «Ламсден». Вместе с друзьями они посещали местные пиццерии и любимый студентами бар «Ma Бель» в городе, где немного выпивали, но ничего лишнего себе не позволяли. Уильяму нравились пиво и вино, но лучшим выбором он считал пинту-другую сидра. Он редко выпивал днем, предпочитая ключевую воду, поскольку перестал пить газированные напитки вроде колы еще в детстве. Жизнь повернулась к нему светлой стороной, и все более важное место в ней занимала Кейт.

К тому моменту о Кейт уже стало известно широкой публике, и ее имя уже называли рядом с именем будущего короля. В апреле 2002 года прессу обошли фотографии грациозной брюнетки, вышагивавшей по подиуму в ходе благотворительного показа мод, на которую с восхищением взирал Уильям. На ней были черное кружевное платье, бюстгальтер-лента и черное бикини. Уильям заплатил двести фунтов за место в переднем ряду и не собирался пропускать такое увлекательное зрелище. Кое-кто из знакомых сообщил об этом «Мэйл он санди», и 7 апреля 2002 года в газете появилась заметка под заголовком «Уильям и студентка-первокурсница делят студенческую квартиру». Еще за месяц до этого он задумывался об отчислении, а теперь, после установления дружеских отношений с Кейт, он не только остался в университете, но и начал подыскивать общее жилье, где бы они жили с Кейт и еще с двумя знакомыми.

Информант сообщал подробности: «Настоящей причиной появления Уильяма [на показе мод] была Кейт. Это одна из близких его знакомых, с которыми он постоянно общается и которые помогали ему последние несколько месяцев. Она приятная девушка, и с ней весело. Но они просто друзья, ничего большего между ними нет. Четверо из этих друзей на втором курсе собираются жить вместе в одной квартире». За эту историю ухватилась «Дейли мейл», которая назвала Кейт и принца «верными друзьями», но ограничилась только намеками. До этой поры Кейт оставалась в тени и исполняла роль анонимного друга. Теперь же она оказалась в зоне публичного внимания. Многие ее так называемые друзья и подруги не стеснялись вступать в контакт с прессой и разглашать подробности отношений Уильяма с Кейт.

Этого как раз и хотел избежать Уильям, но поток информации уже было не остановить. Пресса обещала оставить молодого принца в покое; это означало, что она не будет публиковать ничего, что не представляло бы уж очень большой интерес и от чего никак нельзя было отказаться. Некоторые утверждали, что отношения Уильяма с Кейт представляют большой интерес для публики, а кроме того, в этих отношениях нет ничего плохого. «Они хорошо ладят друг с другом. Кейт — приятная девушка, но очень непритязательная. Она очень энергичная, но сдержанная и ценит дружбу с Уильямом», — сообщала одна из знакомых. «Она относится к нему как к любому другому студенту. Многие девочки, особенно американки, толпятся вокруг него как овцы, а ему это не нравится. Он просто хочет, чтобы люди видели, каким он бывает сам по себе», — сообщал другой знакомый. А также Уильям просто хотел жить вместе с Кейт.

Когда Уильям начал подыскивать себе жилье за пределами университетского кампуса, наблюдатели удивились тому, что они с Кейт, а также с их приятелем Фергусом Бойдом захотели найти квартиру в самом городе. Предполагалось, что в поисках уединения Уильям решил переехать как можно дальше от центра внимания, в Балгоув-Хауз, поблизости от поля для гольфа. Тем не менее район этот находится достаточно близко от «элитного центра» и от средоточия общественной жизни, но достаточно далеко от любопытных глаз. Вдоль шоссе А91, в трех четвертях мили от пригорода, расположен ряд загородных домов. Владеет этой недвижимостью родственник близкой университетской подруги Кейт, Элис Уоррендер, которая также изучала историю искусств. Элис — дочь известного художника Джонатана Уоррендера и по отцовской линии происходит из рода лорда-провоста[9] Эдинбурга начала восемнадцатого века. Вместе с Брайни Дэниелс и Джинни Фрейзер она входила в круг близких подруг Кейт, и та всегда могла на нее положиться.

Переезд в загородный дом ознаменовал собой существенную перемену в жизни Уильяма, которую одни наблюдатели приписывали всего лишь взрослению, но другие связывали с влиянием Кейт. Их растущей близости мешало лишь одно обстоятельство — у Кейт уже был бойфренд. Если Уильям следовал совету отца и старался не заводить романтических знакомств на первом курсе, Кейт попала под очарование одного привлекательного парня по имени Руперт Финч. Это был ее второй бойфренд после разрыва с Ианом Генри. Темноволосый красавец Финч разделял интерес Кейт к Спорту и даже внешне был чем-то под стать ей. Больше всего он увлекался крикетом и однажды даже возглавлял университетскую команду по крикету. Финч собирался стать юристом, а его ум и очарование заставляли предположить, что на этом поприще он добьется существенных успехов. В общем, он казался гораздо более подходящей ей парой, чем будущий король.

Но по мере того, как их дружба с Уильямом росла, перед Кейт вставала проблема выбора. Все эти доверительные разговоры и общие интересы неминуемо должны были вскружить ей голову, и они вскружили. На фоне будущего короля у адвоката Финча не оставалось никаких шансов, особенно если учесть, что Кейт давно восхищалась принцем, пусть это и было подростковым увлечением. То, что поначалу казалось дружбой, начинало походить на нечто большее, а юношеское чувство к Руперту постепенно затихало. Возможно, что и вполне естественным образом. В конце концов, чувства у них проявились в самом начале студенческой жизни, под влиянием новой обстановки. В любом случае, проживание в отдельном доме вместе с Уильямом нисколько не способствовало развитию прежних отношений, как бы она ни утверждала, что с принцем ее ничего не связывает. Когда заслуживающая доверия журналистка Лаура Коллинз из «Мэйл он санди» спросила у Финча, почему он расстался с Кейт, Финч, к его чести, оказался настоящим джентльменом и сказал, что не станет затрагивать эту тему: «Я бы никогда не стал говорить об этом. Это было между мной и Кейт, и это было давно».

Только Кейт и Уильям знают, когда их дружба превратилась в страсть и платоническая привязанность сменилась более тесной близостью. На втором году обучения Кейт и Уильям стали жить вместе и вели обычную студенческую жизнь. «Все покупки я делаю сам. Я выхожу, заказываю обеды, беру видео напрокат, посещаю кинотеатр — почти все, чего мне действительно хочется». Такое заявление делал принц Уильям, признаваясь, что договор с прессой пока соблюдается. Иногда он по вечерам оставался дома и сам готовил ужин. Позже, хвастаясь своими кулинарными способностями, он говорил: «Я немного обучился этому в университете, когда мне приходилось кормить своих соседей, а задача эта была не из легких, потому что некоторые из них поесть любили».

Сам факт совместного проживания неизбежно порождал разные слухи о характере отношений между Уильямом и Кейт; высказывались предположения, что они не просто друзья. Один их знакомый по университету сказал мне: «О том, что они живут вместе, много говорили. Но они всегда так осторожно вели себя на публике, что в первое время вообще ничего нельзя было сказать. И они никому ни в чем не признавались. Может, Фергус Бойд [их сосед] и знал кое-что, но поначалу все их воспринимали как просто знакомых».

И похоже, они действительно были просто знакомыми — по крайней мере, поначалу. В мае 2003 года отец Кейт даже искренне решил опровергнуть сообщения о том, что Кейт и Уильям любят друг друга: «Я говорил с Кейт несколько дней назад и категорически утверждаю, что они просто хорошие друзья. Две девушки и два парня из университета сообща снимают жилье. Они все время проводят вместе, потому что они лучшие друзья. И да, журналисты делают снимки, на которых они вместе. Но это вовсе ничего не значит. Конечно, было бы забавно стать родственниками принца Уильяма, но, как мне кажется, это никогда не произойдет». Тем не менее, несмотря на все отрицания отца, нельзя было не заметить, что Кейт к тому времени занимала уже очень важное место в жизни Уильяма.

Неясно, держала ли Кейт отца в неведении или же они вместе старались скрыть факты. Несмотря на все опровержения, пресса все равно настаивала на том, что вопрос с подругой Уильяма уже решен. Всего лишь месяц спустя после процитированного выше заявления Майкла Миддлтона Кейт исполнился двадцать один год, и ее родители устроили у себя дома вечеринку в честь дня рождения своей дочери. На нее пришли многочисленные знакомые, как по школе, так и по Сент-Эндрюсу. Там было и шампанское, и ужин под навесом, для которого, по просьбе Кейт, гости вырядились по моде 1920-х годов. Там же, под навесом, без всякой шумихи появился и Уильям. Они обменялись взглядами с Кейт, и Уильям сказал, что она выглядит прекрасно. Она улыбнулась в ответ, и они стали непринужденно беседовать друг с другом. Вскоре после ужина, когда вечеринка была только в самом разгаре, Уильям уехал. Скромность и сдержанность всегда были отличительными чертами в их отношениях.

Тем не менее вполне возможно, что Майкл Миддлтон действительно говорил правду, потому что осенью 2003 года Уильям не вел себя так, как обычно ведут себя влюбленные молодые люди. В Лондоне он регулярно посещал ночной клуб «Перпл» на территории футбольного клуба «Челси». Это клуб, ныне закрытый, принадлежал бизнесмену Брайану Мэйсону и был излюбленным местом «элитной молодежи»; посещал его и принц Гарри. Там Уильям наслаждался относительной свободой, столь милой сердцу всякого взрослеющего юноши.

Иногда такая свобода принимала форму некоторой несдержанности, служившей источником сенсационных сообщений на страницах газет. В июне 2003 года принцу Чарльзу даже пришлось принести одному аристократу извинения за поведение своего сына. Семидесятидвухлетний лорд Бэтхерст обвинил Уильяма в том, что во время выходных тот «ездил, как шпана на тачке». Аристократ устроил настоящий скандал после того, как принц обогнал его на частной дороге в глостерширском поместье лорда. Инцидент, имевший место за месяц до двадцать первого дня рождения Уильяма, лишний раз показывает его готовность идти на риск. Случилось это как раз после того, как он с отцом играл в поло в Сиренстере. Проигнорировав неофициальное ограничение скорости в поместье, Уильям обогнал автомобиль владельца поместья, а тот, отчаянно сигналя, погнался за ним. Пришлось вмешаться охранникам принца из полиции. Несмотря на извинения, аристократ не переставал осуждать поведение Уильяма: «Мне все равно, из королевской он семьи или нет: гонки в моем поместье запрещены. Ограничение скорости — двадцать миль в час. Если бы я так гонял в Виндзорском парке, то оказался бы в Тауэре. Мне показалось, что это какой-то испорченный подросток в тачке, как они говорят». Объясниться с самим принцем тогда лорду не дали, и ему пришлось выплеснуть свое негодование на охранников, которых он также охарактеризовал как «шпану». Официальные представители Чарльза назвали это происшествие «небольшим инцидентом, в котором никто не пострадал». Тем не менее инцидент характеризует Уильяма как более рискованного человека, чем можно было предположить.

В сентябре 2003 года Уильяму, вероятно, пришлось еще раз вспомнить о том, как отец предупреждал его об опасностях, связанных с необдуманными отношениями с представительницами противоположного пола. Хотя, в общем-то, ничего особо пикантного не случилось — просто поцелуй, ставший достоянием общественности. После того как австралийская модель, с которой Уильям познакомился в «Перпл», позвонила матери и рассказала, как они «целовались с будущим королем», история быстро попала на первые страницы ведущих газет. Матери девятнадцатилетней Элоиз Блэр не терпелось рассказать всем о том, что ее дочь встречалась с принцем. Вскоре она уже выступала по телевидению, вспоминая: «Элоиз позвонила мне и сказала, что ее пригласили на частную вечеринку с принцем Гарри и принцем Уильямом в ночном клубе „Перпл“ в Челси и как она радовалась, как волновалась и как старалась разглядеть их в толпе. Через несколько часов она снова позвонила и сказала: „Знаешь, что случилось, мам! Я провела вечер с принцем Уильямом, мы танцевали, смеялись и вообще весело проводили время“. Чувствовалось, что она действительно очень возбуждена».

По словам матери, австралийка танцевала на балконе ночного клуба, когда к ней подошел Уильям и сказал: «Привет, я Уильям. Пойдем, эээ… потанцуем?» Тут подошел Гарри и сказал: «А ты не стесняешься». Потом Уильям предложил: «Давай спустимся вниз, в общую зону», после чего якобы взял ее за руку и повел вниз, где они и оставались все время до закрытия.

Миссис Блэр призналась, что за те четыре часа, что девушка и молодой человек провели вместе, они неоднократно целовались. Когда миссис Блэр спросили, можно ли Уильяма назвать «очаровательным принцем», она ответила: «О да! Он такой милый, такой нормальный, как всякий друг. Они говорили о музыке… и о путешествиях… он спрашивал ее про Перт. Она сказала, что он и вправду нормальный, милый парень и что ей понравилась его компания». Блэр сказала, что их встреча закончилась, когда принца увели охранники. «Она бы с удовольствием [повстречалась с ним снова], потому что ей очень, очень понравилась его компания… но случится ли такая встреча, поживем — увидим».

Но эта встреча, ставшая достоянием гласности, для Элоиз оказалась единственной; на ее фоне не подлежавшие огласке отношения с Кейт выглядели более добропорядочными и серьезными. К Рождеству того же года знающим людям стало ясно, что здесь нечто глубокое. Теперь они были не просто близкими друзьями, они стали своего рода парой, которую почти не воспринимали по отдельности, как бы они это ни отрицали на публике. На «ватерпольном балу», устроенном в Рождество в аквацентре Сент-Эндрюса, Уильям, судя по сообщениям, сидел в уголке и целовался с «загадочной брюнеткой». Ее, казалось, нисколько не смущали его действия, и она даже благосклонно позволяла заключать себя в объятия.

Эти сообщения, однако, не умерили пыл тех, кто по-прежнему пытался с ним познакомиться с целью завести роман. Однажды в «Перпл» Уильям в неброской одежде, его охранник и три друга заплатили по пятнадцать фунтов за вход и сели в огороженной VIP-зоне, чтобы понаблюдать за тематической вечеринкой «Грязное диско». Вокруг царило веселье, но на лице принца отражалось какое-то напряжение; он сидел за самым дальним от танцпола столиком и попивал пиво. Казалось, он уже собрался уходить, как к нему подошла длинноногая блондинка. Это оказалась Соландж Джейкобс, мать-одиночка из Чигвелла, которой только что исполнилось 29 лет. Она принялась отчаянно флиртовать с Уильямом и в конечном итоге провела с ним целых три часа, после чего они обменялись номерами мобильных телефонов.

Как это обычно бывает, «подруги» девушки тут же побежали в воскресные газеты, рассказывать о том, что случилось этой ночью. Они утверждали, что Уильям был «нацелен на продолжение». При этом они сохраняли имя блондинки в тайне, называя ее «девушкой из Эссекса». На следующей неделе, когда выяснилось, что Уильям питает серьезные намерения к Кейт, немного раздосадованная этим фактом Джейкобс сама рассказала о своей трехчасовой встрече с принцем. По ее тону можно было подумать, что они знакомы с принцем не несколько часов, а несколько лет. Всем своим рассказом она как бы давала понять Кейт: «Уильям еще тот ходок, и он вовсе не остепенился». После этого она дала интервью воскресному таблоиду «Пипл».

«Он общался со мной так, как будто не любит никакую другую девушку, — утверждала Джейкобс. — Он также болтал с танцовщицей и пристально рассматривал еще одну девушку в VIP-зоне. О том, что он встречается с Кейт, никто бы не догадался. Мне показалось, что он просто высматривает себе добычу, так что Кейт следует быть осторожной, если она не хочет, чтобы ее одурачили».

Бывшая гламурная модель, а ныне мать-одиночка говорила, что принц Уильям очаровал ее своими комплиментами и шутками о том, как он пригласит ее на вечеринку в Букингемский дворец. «Уильям ничего не сказал мне о своей подружке, — добавила Джейкобс. — Мне кажется, Кейт не понравится то, что я с ним болтала. Он вел себя как джентльмен, но странно, что он дал мне свой номер телефона. В любом случае, я желаю Кейт удачи. Она ей может понадобиться».

Это было почти откровенное предупреждение девушке, с которой он, вероятно, встречался уже четыре месяца. Возможно, и имевшее некоторый смысл. Когда в августе Уильям вернулся в тот же клуб, на этот раз рядом с ним была Кейт — наверное, она на всякий случай решила проследить, на кого тут заглядывается ее друг.

К тому времени роман между Уильямом и Кейт уже ни для кого не был секретом. Через четыре месяца после рождественского бала, в апреле 2004 года, газета «Сан» опубликовала фотографии, на которых Уильям и Кейт проводят вместе выходные на лыжном курорте Клостерс в Швейцарских Альпах. Автор статьи уже вовсю размышлял о природе отношений этой пары и говорил, что их, по всей видимости, укрепила совместная поездка в Балморал, где королева выделила отдельный коттедж «Аллткайлех» для отдыха Уильяма и Гарри.

Официальные представители королевской семьи выразили протест против публикации этих фотографий со снежных склонов. «Мы весьма недовольны тем, что „Сан“ пошла на такой шаг», — сказал один из помощников в Букингемском дворце. В свое время Кларенс-Хаус уже запрещал этой газете печатать фотографии принцев Уильяма и Гарри. Выяснилось, что эти фотографии продал газете внештатный фотограф Джейсон Фрейзер, создавший себе имя во многом благодаря съемкам матери Уильяма. Среди его «находок» — последний поцелуй Дианы и Доди Аль-Файеда во время их морского путешествия. Фотографии отдыхающих в Клостерсе Уильяма и Кейт не имели никакого отношения к легендарному штатному фотографу «Сан» Артуру Эдвардсу, получившему звание кавалера ордена Британской империи за заслуги в области журналистики. Решение публиковать фотографии приняла редактор Ребека Уэйд (ныне Ребека Брук, главный исполнительный директор «Ньюс интернэшнл»), предположив, что если Кейт с принцем действительно связывают серьезные отношения, то история эта вызовет большой интерес публики и пропускать ее нельзя. Как всегда в мире журналистики, главное здесь — погромче о себе заявить, а как будет протестовать Кларенс-Хаус в лице его представителя Пэдди Харверсона — уже неважно. Покорно выслушивать обвинения газета тоже не собиралась — она выпустила опровержение со словами: «Теперь, когда он [Уильям] стал взрослым, публика испытывает вполне оправданный интерес к его романтическим похождениям и желает знать, как они повлияют на его дальнейшую жизнь. Одна из подруг Уильяма однажды станет его супругой и, возможно, даже королевой. Подданные имеют право знать о ней все». Кроме этого, редактор добавила: «Наш репортаж о принце Уильяме и его подруге Кейт Миддлтон правдив на все сто процентов. Таким образом, мы никак не обманываем публику, а только информируем ее».

В каком-то смысле Брук была права, и она решила во что бы то ни стало настоять на своем. Позже, в частной беседе, Харверсон признался, что он недооценил ситуацию и допустил некоторые ошибки, особенно обвинив косвенно уважаемого Артура Эдвардса, хотя на самом деле тот ни имел к этому случаю никакого отношения. Когда в 2005 году «Сан» устроила торжество в честь шестидесятипятилетия этого журналиста в клубе RAC на Пэлл-Мэлл, на нем присутствовали Харверсон, пресс-секретари из Кларенс-Хауса, личный секретарь королевы лорд Джанврин и весь отдел по связям с общественностью Букингемского дворца. Свои поздравления передали королева, принц Филипп, Чарльз с Камиллой, а также приятель Эдвардса, представитель республиканцев Руперт Мердок.

Для Артура Эдвардса это был далеко не первый раз, когда он оказывался на линии огня. Еще один британский таблоид, «Миррор», также объявил Кейт и Уильяма парой. В опубликованной в этой газете статье утверждалось, что Уильяма и Кейт уже четыре месяца связывают романтические отношения, но до сих пор об этом было известно только их самым близким друзьям. В частности, об этом знал их сосед Фергус Бойд, с которого они взяли клятву хранить молчание и всячески пытались скрыть свои отношения от глаз публики. Они никогда не держались за руки и не демонстрировали своей привязанности на людях. Каждый раз, выходя из дома, они старались делать вид, что их связывает всего лишь проживание под одной крышей. После того как в «Сан» появилась статья, написанная Полом Томпсоном (журналистом, описывающим события в королевской семье), многим близким знакомым Уильяма показалось, что их застали врасплох, и они не знали, что и думать.

Как и следовало ожидать, Кларенс-Хаус выступил с «официальным заявлением», которое только еще более запутало ситуацию. В заявлении утверждалось, что Уильям и Кейт «не живут вместе» — по крайней мере, как пара. Да, восемнадцать месяцев они проживали в одном доме с другими студентами. Но кровать они не делили. Мне кажется, особо настаивать на этом не стоило, так как у Кейт была своя спальня со своей собственной кроватью. И тем не менее газета «Миррор» пыталась представить все именно в таком недвусмысленном свете, намекая на то, что их связь носила не только эмоциональный, но и физический характер.

В частных встречах Уильям — уже молодой человек, которому вот-вот должно было исполниться двадцать два года, — гордо показывал Кейт, поразительную темноволосую красавицу, разным своим друзьям. Всего лишь за неделю до посещения Клостерса в апреле он с Кейт и еще несколькими знакомыми из Сент-Эндрюса принимал участие в «Миддлтонской охоте» (довольно многозначительное название), проходящей в Северном Йоркшире. Даже тогда они изо всех сил пытались скрыть от окружающих свою связь. Как заметил один наблюдатель: «Они не трогали друг друга и не обнимались. Они проявляли крайнюю осторожность, а после, когда все отправились обедать, куда-то исчезли». Впрочем, для Кейт не было ничего плохого в том, что ее привыкали видеть рядом с Уильямом. А рядом с ней немного раздражительный принц становился спокойным и уверенным в себе.

К тому времени Кейт в качестве гостьи уже по меньшей мере трижды посетила Хайгроув, а также Сэндригхэм, поместье королевы в Норфолке. На выходные Уильям отвозил ее в коттедж на восточной окраине поместья Балморал у реки Муик; этот коттедж им с Гарри выделила королева, и его реконструкция обошлась в 150 000 фунтов стерлингов. Вряд ли стоило ожидать, что ей удастся избежать всеобщего внимания. В конце концов, это была его первая подруга, о которой сообщили публично. В Клостере она была частью веселой компании, шумно отдыхавшей после спусков с горных склонов на лыжах. Однажды вечером Уильям в порыве веселья схватил микрофон и принялся петь под караоке. Кейт сидела неподалеку, за одним столиком с его знакомым Чарли и Пэтти Палмер-Томкинсон. Ее лицо тоже выражало искреннее веселье, и никто бы не сказал, что в этой компании она чувствует себя не в своей тарелке.

После того как в «Сан» были опубликованы фотографии, Уильям и не пытался отрицать, что Кейт — его подружка. Он не стал выступать с заявлением, как несколько месяцев назад, после инцидента с Джеккой Крейг, и не стал утверждать, что их связывает только дружба. В тот раз Чарльз так и сказал прямо: «Сент-Джеймсский дворец отрицает наличие в настоящем или прошлом романтической связи между принцем Уильямом и Джессикой Крейг». Теперь же, в отсутствие недвусмысленных комментариев, публике оставалось только смотреть на фотографии, где были запечатлены веселые и довольные Кейт и Уильям. Через два года после публикации первых фотографий миловидной Кейт на подиуме не оставалось никаких сомнений, что это настоящая подружка Уильяма. Теперь освещавшим события в королевской семье журналистам, в том числе и мне, оставалось ломать голову над другим вопросом: насколько важна для него Кейт?

ГЛАВА 8

СЛИШКОМ МОЛОД ДЛЯ БРАКА

Ради бога, послушайте, мне же всего двадцать два года. Я слишком молод для брака. Я не хочу жениться, пока мне не исполнится двадцать восемь или, может, тридцать.

Ответ принца Уильяма журналисту

Как старший из братьев и внешне более похожий на свою покойную мать, принцессу Диану, Уильям фактически стал центром притяжения в семье Чарльза. Его слову, по крайней мере в глазах публики, придавалось решающее значение. Согласно официальным утверждениям, как Уильям, так и его младший брат Гарри были «довольны», что их отец, принц Чарльз, наконец-то обрел счастье и решил жениться на своей давней подруге Камилле Паркер-Боулз. Но опыт научил меня относиться к официальным заявлениям с недоверием. Понятно, что если копнуть глубже, то окажется, что это не столько «довольство», сколько нехотя данное согласие на то, чтобы Камилла заняла роль их приемной матери. В конце концов, на протяжении всего их детства она оставалась их главным врагом, и, какую бы преданность они ни испытывали к своему отцу, за один день изменить отношение к давнему неприятелю невозможно.

В конце марта 2005 года, через несколько недель после публикации моей статьи о предстоящей свадьбе Чарльза и Камиллы в лондонской «Ивнинг стандард», мне представился случай самому оценить реакцию принца на это известие. Во время официальной пресс-конференции в Клостерсе, где Уильям и Гарри проводили выходные со своим отцом, один журналист спросил Уильяма, что он думает о свадьбе. Уильям на секунду-другую задумался, а затем ответил с неподражаемой королевской интонацией: «Я очень рад и очень доволен. Это будет приятный день». Когда его спросили, что он думает о своей роли свидетеля, Уильям сказал: «Надеюсь, если только я не потеряю кольца, все будет хорошо. Но это такая большая ответственность, и я беспокоюсь, как бы не сделать что-то неправильно».

Выступая перед толпой журналистов, численностью в человек пятьдесят или более (среди которых был и я), слетевшихся в Швейцарские Альпы специально ради этого интервью, он выглядел довольно спокойным и уверенным. Чарльз же, напротив, казался довольно беспокойным и даже раздраженным. Гарри постарался разрядить обстановку, повернувшись к отцу и сказав: «Да, это все так весело». Затем Гарри сказал, что они устроили импровизированный мальчишник и что больше всего им понравилось то, что на это время им удалось скрыться от прессы. «Вот это действительно было весело», — добавил он озорным тоном. Когда другой журналист спросил, не привязали ли Чарльза случайно к чему-нибудь под конец вечеринки, Чарльз чрезвычайно удивился и разволновался, пока Гарри не объяснил, что на мальчишниках такие фокусы случаются.

Вообще эта пресс-конференция, устроенная секретарем Чарльза Пэдди Харвесоном, показалась всем неудачной из-за дурного настроения Чарльза, дававшего односложные ответы с угрюмым видом. Он даже несправедливо раскритиковал корреспондента Би-би-си Николаса Уитчелла, когда тот задал вполне законный вопрос о том, как принцы относятся к предстоящему бракосочетанию. Когда ответ дал только принц Уильям, опытный тележурналист повторил вопрос. Чарльз с недовольным видом сказал: «Да, неплохой вопрос. Я рад, что вы уже получили на него ответ». Затем он пробормотал как бы себе под нос, но в пределах слышимости микрофона: «Вот болваны. Терпеть не могу этого журналиста. Он просто ужасен».

Оправданий такому поведению не было. Чарльз вполне мог забыть о микрофонах, расставленных у него под ногами в снегу расторопными телевизионщиками, но ему заранее сообщили, какие будут на конференции вопросы. Инцидент этот вылился в небольшую перепалку с корпорацией, которая выступила в защиту своего представителя. Как было сказано в официальном заявлении Би-би-си: «Николас Уитчелл был в Клостере по приглашению Кларенс-Хауса. Он брал интервью у членов королевской семьи семь лет, проработал на ВВС почти тридцать лет, и это один из наших лучших сотрудников. В данных обстоятельствах его вопрос был совершенно разумным». Такая обмолвка Чарльза, по духу более приличествующая его отцу, принцу Филиппу, задала тон оставшемуся дню.

Накануне бракосочетания Чарльза и Камиллы один тележурналист впервые задал принцу Уильяму вопрос, не ожидается ли в скором времени в королевском семействе какая-нибудь еще свадьба, возможно даже его собственная. Настроение Уильяма мгновенно изменилось. Он весь заметно напрягся и покраснел. Теперь в фокусе внимания оказалась его личная жизнь, а это ему совсем не нравилось.

«Нет, мне кажется, что не ожидается, — ответил он после короткой паузы. — В данный момент мне больше всего хочется вернуться на горные склоны».

Пресс-конференция закончилась. Тема отношений Уильяма с девушкой, с которой он был знаком уже два года, так и не была затронута. Тем не менее на горизонте замаячил вопрос, который не так-то легко замолчать. Журналистские ищейки вышли на след, и теперь их было не остановить.

Ночной клуб «Каза Антика» служит популярным местом отдыха тех, кто приезжает в Клостерс покататься на лыжах. И это одно из любимых мест принца Уильяма. Вечером 30 марта 2005 года, после описанного выше интервью, он сидел за столиком в полумраке огороженной зоны в дальней части клуба и наблюдал за тем, как развлекаются другие посетители.

Рядом с ним сидел разрумянившийся Гарри, но на этот раз несвойственную ему инициативу проявил сам принц Уильям. Он заметил, что с его охранниками завел разговор один репортер из таблоидов, и пригласил его на импровизированное интервью. Дункан Ларкомб был новым журналистом газеты «Сан», по возрасту ненамного старше Уильяма. Он пришел в клуб специально, намереваясь встретить здесь принцев после полуночи. Проявив благоразумие, он заговорил сначала с охранниками: с некоторыми из них он познакомился еще в Африке, освещая каникулы принца Гарри с его тогдашней подругой Челси Дэйви. Он даже выразил готовность уйти, если его присутствие станет доставлять беспокойство.

Но, к счастью для журналиста, в этот момент из боковой комнаты вышел знакомый Уильяма, чудаковатый Гай Пелли, которого многие считали придворным шутом принца. На нем не было ничего, кроме широких коричневых шелковых трусов. Повинуясь какому-то странному импульсу, Пелли сел на колени журналиста, по всей видимости полагая, что это один из новых охранников (насколько это оправдывало его поведение — другой вопрос), и начал разговаривать с офицерами. Вдобавок Уильяма весьма позабавило, с какой скоростью Пелли исчез, едва выяснилось, что он сидел на коленях «нового обозревателя газеты „Сан“».

Уильям, вероятно, почувствовал, что в воздухе запахло скандалом, и жестом показал охранникам, что хочет поговорить с «работником пера». Глоток спиртного придал принцу храбрости, и он даже решил дать интервью. Скорее всего, Уильям ни разу не упомянул о том, что этот разговор конфиденциален и что его нельзя записывать, хотя на следующее утро встревоженный Пэдди Харверсон поспешил заявить, что беседа была сугубо частной и не предназначалась для публикации. Редактор «Сан», Ребека Уэйд, прочитав наброски статьи в своем лондонском офисе, все же решила ее опубликовать.

В своей беседе Уильям и журналист затронули последние фотографии, где принц был запечатлен на горных склонах вместе с Кейт. В прошлом году газете запретили печатать фотографии, сделанные разными папарацци. Но в этом году Уильям уже не был так настроен против фотографов, хотя и удивлялся их оживленному интересу к своей персоне. Журналист предположил, что этот интерес связан со слухами о его романтических отношениях и о возможной женитьбе. Конечно, на откровения со стороны принца журналист не надеялся, но счел нелишним немного прощупать почву в этом направлении. О возможном бракосочетании он говорил в шутливом тоне, почти не переходя на серьезное обсуждение вопроса и не думая, что Уильям примет это близко к сердцу. Прямодушное замечание Уильяма даже в какой-то степени застало его врасплох: «Ради бога, послушайте, мне же всего двадцать два года. Я слишком молод для брака. Я не хочу жениться, пока мне не исполнится двадцать восемь или, может, тридцать».

А эти слова уже были достойны того, чтобы называться откровением, высказанным принцем в эксклюзивном интервью газете «Сан». На следующее утро запись беседы появилась аж на целых пяти страницах; в статье во всех подробностях описывалось, как юный принц «раскрыл свое сердце в беседе с нашим журналистом».

Во время беседы Кейт Миддлтон находилась в том же помещении, но Уильяму даже и в голову не пришло представить ее журналисту. Если на тот момент Кейт действительно строила какие-либо серьезные планы относительно Уильяма, то такое «откровение», вероятно, серьезно расстроило ее. В конце концов, она находилась рядом, когда принц сказал, что пока не собирается связывать себя узами брака, а значит, его слова имели к ней непосредственное отношение.

То, что Уильям говорил искренне, от всей души, нисколько не радовало Кейт. Но виду она не подала и продолжала шумно и весело проводить остаток вечера. В ходе веселья с руки принца Гарри соскользнул браслет из бисера, подаренный ему его подружкой Челси. Гарри ползал по полу, а его возбужденный брат, Кейт и другие товарищи всячески подшучивали над ним, угрожая стянуть брюки и трусы. По лицу разгоряченной Кейт не было заметно, что она только что пережила потрясение, когда ее любимый молодой человек только что признался незнакомцу, что он еще намерен, фигурально выражаясь, немного погулять.

Но многие наблюдатели признают, что Уильям умеет вести себя с прессой и никогда ничего просто так не выбалтывает. Многие из круга его друзей и знакомых пришли к мысли, что он специально охладил пыл журналиста, чтобы тот не слишком распространялся по поводу его отношений с Кейт и не упоминал всуе имя его «постоянной подружки».

Среди официальных представителей королевской семьи это заявление не вызвало особой сенсации и никого не удивило. По всей видимости, Уильям просто пытался стабилизировать обстановку. Он помнил, что случилось с его матерью и что пережил его отец. Чарльз допустил катастрофическую ошибку, упустив свою любимую тридцать лет тому назад, о чем долгие годы сожалел. С другой стороны, его мать вышла замуж слишком молодой, и он не хотел повторять ее ошибки.

Какими бы соображениями ни руководствовался Уильям, но его слова стали достоянием потомства. В 2011 году, когда его бракосочетание действительно состоится, их снова вспомнят, будут повторять и толковать на все лады. Что касается меня, то я, как и многие другие, считаю, что в тот вечер Уильям немного хитрил и говорил неискренне.

Вслед за своим отцом Уильям любит посмеяться над прессой и пошутить о том, что «правда для журналистов еще никогда не была помехой, чтобы сочинить хорошую историю». Но Уильяму и его советникам должно быть хорошо известно, что в последние годы группа «придворных летописцев», к которым я имею честь принадлежать и которых со смесью раздражения и признательности называли «королевской шайкой», делала все, чтобы угодить королевскому семейству. На протяжении многих лет легенды Флит-стрит, такие как Джеймс Уитакер и Ричард Кей, с неизменной тщательностью воспроизводили все истории двора. И это немалый труд, поскольку в общении с придворными чиновниками нам часто приходится отделять правду от вымысла и догадываться, о чем они хотели сказать на самом деле, когда о многом недоговаривали или высказывали противоречащие друг другу факты; то же касается и самих членов королевского семейства. Принц Уильям, подобно своей матери, принцессе Диане, и несмотря на свой относительно юный возраст, действительно умеет общаться с прессой. Поэтому стоит ли удивляться, если он, стараясь сбить журналистов со следа и дать себе и Кейт дополнительное время на развитие отношений, только сделал вид, что сболтнул на вечеринке в Швейцарских Альпах немного лишнего о своем отношении к браку?

Один из высокопоставленных сотрудников на том же курорте недвусмысленно дал мне понять, чего же на самом деле стоит ждать от принца и от его девушки. Этот человек сказал: «Принц прекрасно осознает, что делает; он не станет разбалтывать каждому встречному журналисту свои личные тайны, сколько бы ни выпил. Он всегда думает, прежде чем сказать. Все это было напоказ, чтобы сбить накал сплетен о нем и Кейт, это своего рода защита перед прессой».

Очевидное отсутствие всякого волнения со стороны Кейт также демонстрировало ту степень близости, какая связывала ее с Уильямом. Она, как и другие близкие его друзья, понимала, что он действует в ее же интересах, а не ради того, чтобы на следующее утро в газетах появились громкие заголовки. Когда дело доходит до прессы, у Уильяма по отношению к его друзьям включаются защитные инстинкты. И это понятно, если учесть то, что пришлось ему пережить. Смерть матери стала для него глубочайшим эмоциональным потрясением, и он, как и его раздражительный дядя, граф Спенсер, до сих считает, что «папарацци замучили принцессу до смерти».

Возможно, он так и не признал вины водителя Анри Пола, который 31 августа 1997 года сел за руль «мерседеса» Дианы пьяным, что и привело к аварии в туннеле Альма. В окружении принца до сих пор немало людей, которые при случае не преминут напомнить ему о том, что события, приведшие к гибели его матери, вообще не случились бы, если бы ее не преследовала пресса. Не было бы спешки — не было бы изменения планов в последнюю минуту, отчаянной погони, машины-прикрытия, то есть не было бы никаких поспешных и не всегда оправданных попыток уйти от папарацци, которые, если говорить по существу, представляли для Дианы меньшую угрозу, чем те люди, которые были приставлены ее охранять.

Поэтому неудивительно, что, имея за плечами такой печальный опыт, Уильям хочет во что бы то ни стало оградить Кейт от излишне пристального внимания некоторых не вполне добросовестных представителей прессы. Если для этого нужно порой сказать что-нибудь не совсем корректное, то так тому и быть. На самом деле Уильям впоследствии немного сожалел о том, что в тот вечер, под воздействием алкоголя, позволил себе смелые высказывания. Один источник из дворца позже сказал мне, что принц со смущением вспоминал то интервью и, усмехаясь, признавал, что он немного «погорячился».

Начиная с того вечера и до окончания пребывания Уильяма в Клостерсе Пэдди Харверсон взял под свой контроль все контакты принца с прессой. Он принял на себя роль одновременно молодой гувернантки и строгой тетушки, сопровождая принца во всех посещениях ночных клубов. Но как это часто бывает, ловить птичку этот «профессионал новостей» принялся уже после того, как она вылетела из клетки.

Харверсон, пожалуй, и не знал, что журналисты, не афишируя своего присутствия, уже более недели расхаживали по курорту, наблюдая за буйными выходками молодых принцев, в том числе и за тем, как Гарри переворачивал столы, пытаясь выхватить фотокамеры у журналистов, а затем бегал за ними, делал свои снимки и заливался от смеха. Отношения королевского семейства с прессой — особенно с так называемой желтой — всегда напоминали игру в кошки-мышки. Кроме того, это был так называемый королевский мальчишник, как его окрестили, то есть последние выходные, которые Чарльз проводил со своими сыновьями до своего бракосочетания с Камиллой в апреле 2005 года.

Через несколько дней я услышал совсем другую историю от одного надежного, пожалуй, в этом случае можно даже сказать более надежного источника, чем сам принц. Один из старших придворных в разговоре дал понять, что отношения между Уильямом и Кейт очень серьезные и что они стремительно развиваются. Это мне показалось очень похожим на правду.

«Отношения между ними быстро развиваются. То, что они держат все между собой и не открываются на публике, не означает, что их взаимные чувства утихают. Напротив, они становятся все сильнее», — сообщил мне этот человек.

Принимая во внимание высокий ранг осведомителя, я не сомневался в его правдивости и с чистой совестью отнес материал в печать. На следующее утро газета «Ивнинг стандард» вышла с передовицей, озаглавленной «СЕРЬЕЗНАЯ ЛЮБОВЬ». Под ней шел подзаголовок: «Роман Уильяма и Кейт развивается со стремительной скоростью, утверждает один источник при дворе». Статью иллюстрировала фотография, на которой Уильям мило улыбался и смотрел в глаза своей подруги. Этот взгляд определенно говорил многое об истинных чувствах принца, как бы он ни предпочитал их описывать на словах.

Когда через пару дней я вернулся в Лондон, одно осведомленное лицо сообщило мне, что Кейт были даны профессиональные инструкции по поводу того, как вести себя с прессой и защищаться от возможных преследований папарацци. Мастер-класс ей давали сотрудники пресс-службы Кларенс-Хауса, то есть служащие принца Чарльза. Вероятно, вспомнив о том, как плохо была подготовлена к публичной жизни Диана, принц Чарльз уже попросил этих же сотрудников провести инструктаж с Камиллой и поведать ей основные премудрости, которые должно знать всякое частное лицо, превращающееся в полноценного члена королевской фамилии, вся жизнь которого проходит на виду у публики. Теперь примерно ту же подготовку прошла и Кейт, а это уже означало, что она, пусть и исподволь, становилась значимой составляющей общественной и личной жизни Уильяма.

Это был не последний раз, когда принцу приходилось обращаться за помощью к отцу в стремлении защитить Кейт и оказать ей поддержку. И это был не единственный раз, когда отец и сын сообща создавали барьер вокруг молодой женщины, в которую Уильям был искренне влюблен и которая нравилась Чарльзу. Вместе они приступили к подготовке защиты частной жизни Кейт. Оба слишком хорошо понимали, что интерес общественности к ней со временем будет только расти. Если участь Дианы чему-нибудь и научила королевское семейство, то это пониманию, что для защиты частной жизни годятся любые действия, какими бы поспешными и агрессивными они ни казались.

В октябре 2005 года, всего лишь через семь месяцев после того, как Уильям отрицал любые свои серьезные намерения, одна фотография и произведенная ею реакция показали, насколько верен усвоенный урок. Фотография была сделана печально известными папарацци Бренданом Бейрном и Энтони Джоунзом, которые в свое время преследовали покойную мать Уильяма. В этот осенний день в качестве своей цели они также выбрали человека, которого любил принц. Не обращая внимания на карауливших ее фотографов, забыв обо всем на свете, красавица Кейт задумчиво смотрела из окна красного двухэтажного автобуса на улицы западного Лондона. Это могла быть одна из нескольких тысяч молодых привлекательных девушек, только что закончивших университет и делавших первые шаги в своей карьере, и в этом, как прекрасно понимали Джоунз и Бейрн, и состояло очарование снимка. Это была женщина, за которой ухаживал будущий король Великобритании и Содружества, ехавшая не в частном автомобиле, скрывавшем ее от глаз толпы, а в шумном и переполненном общественном автобусе.

Благодаря современным технологиям, снимки были сделаны, переданы и проданы еще до того, как Кейт вернулась из раздумий и вышла на остановке. Уважаемый фоторедактор лондонской «Ивнинг стандард» Дейв Оуфилд был далеко не первым, кто просмотрел эти фотографии. Они появились на экранах компьютеров многих крупных агентств и редакций, которые сейчас скорее по традиции продолжают носить совокупное название «Флит-стрит». Оба фотографа понимали, что лондонская «Ивнинг стандард» — это неплохое средство заявить о себе миру. Кроме того, несмотря на тот факт, что при съемке не было нарушено никаких формальных правил — Кейт находилась в общественном месте, как и фотографы, — некоторые редакторы отвечали на их предложение отказом. А снимки были достойны публикации: женщина, с которой второй по старшинству наследник трона встречается более двух лет, путешествует без охраны, без свиты и, по всей видимости, без достаточных средств на счету. Многие руководители крупных изданий предпочли бы не вступать в конфликт с Комиссией по жалобам на прессу, но редактор «Ивнинг стандард» Вероника Уодли не принадлежала к их числу. За ней закрепилась репутация женщины, смело принимающей трудные решения. Фотографии ей понравились, и она опубликовала их в уменьшенном виде на первой странице и в цветном изображении на развороте внутри.

В последующие годы они вполне могли бы приобрести знаковый статус, точно так же, как фотографии девятнадцатилетней помощницы воспитателя Дианы Спенсер, когда она позировала и улыбалась, не зная, что ее тонкое полупрозрачное платье сзади освещают солнечные лучи. Тогда Диана еще не была известной фигурой, и в обществе только начали ходить слухи о ее возможном романе с Чарльзом. Двое внештатных фотографов-папарацци проникли на территорию детского сада, где она работала, прижали свои камеры к окнам и принялись снимать. Находившиеся внутри дети заплакали. Диана, в попытке утихомирить своих подопечных, вышла на освещенную солнцем лужайку, где и постаралась утолить жажду падких на сенсации репортеров. В отличие от Кейт, ехавшей на работу в автобусе, Диана понимала, что ее фотографируют. Но благодаря ее наивности, фотографии получились такими же искренними и невинными. В обоих случаях фотографам удалось запечатлеть моменты, которые было бы невозможно снять в более формальных условиях, в рамках официального дворцового протокола.

Когда фотографии двадцатитрехлетней Кейт Миддлтон появились в «Ивнинг стандард», реакция со стороны королевской семьи была довольно суровой. Королевские адвокаты Харботтл и Льюис, выступив от имени Кейт, но по поручению принца Чарльза, заявили, что была нарушена частная жизнь подруги принца. Этим они давали ясно понять: оставьте девушку в покое. В тот день фотографии не перепечатала ни одна другая газета, но тактика адвокатов оказалась не вполне успешной. Никому не нравится, когда его сурово отчитывают, тем более за такое, казалось бы, относительно невинное прегрешение. Даже самые добросовестные представители прессы пришли к мнению, что Кейт и ее молодой принц заходят слишком далеко. Они с излишним усердием оборонялись от журналистов и воспринимали ситуацию чересчур серьезно. Как всегда шпильку подпустила «Дейли мейл» — популярная газета среднего английского класса. Под заголовком «Так ты хочешь остаться одна, Кейт?» она опубликовала статью, в которой говорилось, что в других случаях Кейт вовсе не стеснялась присутствия фотографов.

«Двадцатитрехлетняя подружка Уильяма дала ясно понять, что ей нравится фотографироваться, когда она и ее мать Кэрол позировали во время покупки подарков к Рождеству», — говорилось в статье. Один наблюдатель вспоминает, что, когда за ними следовали три фотографа, «Кейт выглядела вполне довольной и благодушной; случайно столкнувшись с одним из них, она даже весело засмеялась».

Один фотограф, которому также удалось пару раз сфотографировать Кейт, сказал мне в то время: «Здесь нечто большее, чем лицемерные высказывания. Кейт — потрясающая девушка, и она прекрасно знает, как вести себя перед камерами. Очевидно, ее принуждают играть по дворцовым правилам, и поэтому она старается не сотрудничать с журналистами. Выдавать ее за испуганного кролика, попавшего под свет фар, — это просто абсурд. Она умная, проницательная женщина, умеющая общаться с прессой. Она смеется, даже флиртует немного. Конечно, ей нельзя показывать себя слишком общительной, иначе она рискует потерять принца, а это для нее сейчас самое главное».

Если это действительно была игра, то следует признать, что Кейт обошла всех. Она одновременно и привлекла внимание прессы, и вызвала сочувствие двора. Пока она встречалась с принцем, к ее услугам были все его охранники и юристы. Это можно было описать как поистине «беспроигрышную» ситуацию.

При этом в ней не было ничего нового. В первые же дни брака Дианы и Чарльза королева была вынуждена вмешаться и встать на защиту своей невестки, которой слишком докучали папарацци. Пресс-секретарю королевы, Майклу Ши, были даны указания провести пресс-конференцию с участием монарха, редакторов с Флит-стрит и представителей радио и телевидения. Пока королева не прибыла, Ши сообщил собравшимся, что предметом обсуждения будет то, как они обращаются с Дианой, и что дворец делает формальное заявление, чтобы Диану оставили в покое. Затем вошла королева, и началась официальная часть конференции, которая, впрочем, прошла не совсем гладко.

Барри Эскью, в то время занимавший должность главного редактора «Ньюс оф уорлд», вспоминал, что Ши пожаловался на то, как журналисты преследовали Диану, когда она покупала сладости в деревенской лавке в графстве Глостершир, неподалеку от поместья Хайгроув.

Эскью, которого не зря прозвали «зверем с Бувери-стрит» (на этой улице располагалась его редакция), решил показать, что предупреждение королевы нисколько его не пугает, и задал Ее Величеству вопрос: «А не было бы лучше послать в магазин слугу, чтобы он купил мармелад для принцессы Дианы?» Королева окинула его ледяным взглядом и отрезала: «Мистер Эскью, с вашей стороны это было чересчур вольное замечание». Через несколько недель Эскью ушел в отставку — конечно, это не было связано с оскорблением королевы, но слухи уже было не остановить.

Что касается Кейт, то явно выступить на ее стороне королева не могла, потому что их отношения с Уильямом пока носили неформальный характер. Хотя они и встречались несколько раз и Кейт действительно ей понравилась, такой шаг был бы равноценен объявлению помолвки. Но то, что свои письма на Флит-стрит направили адвокаты Чарльза, также говорит о многом. Пусть за Кейт и не признали статуса большего, чем подружка Уильяма, сам факт ее защиты уже примечателен. За семь месяцев до этого Уильям отмахнулся от любых намеков на женитьбу, но вот уже с Кейт носятся как с настоящим членом семьи. Возможно, подруга старшего сына напомнила Чарльзу о его собственной ранней любви к Камилле и упущенных возможностях.

Преимущество Уильяма состояло в том, что он мог опереться на опыт отца. С самого начала он решил не допускать тех же ошибок. Как сообщил мне один близкий к ним информант: «Уильям постоянно вспоминает уроки прошлого. Он прекрасно понимает, что его уникальное положение в обществе делает его чрезвычайно уязвимым в личной жизни. Он знает, что его отец допустил ряд грубых ошибок в начале своего жизненного пути, и намерен не повторять их. Они с Гарри рады, что отец наконец-то нашел себе настоящую пару в свои годы, но, вспоминая трагедию матери, они не желают испытывать тех же страданий. Оба они намерены заключить брак исключительно по самой веской причине — по любви».

Наверное, именно поэтому Уильям был так настойчив в стремлении держать свою личную жизнь в тайне. В отличие от общепринятого мнения, Уильяму повезло с отцом, который всегда готов выслушать его и пойти на некоторые уступки; сам Чарльз не был так удачлив. Он признался, что в юности никогда не прислушивался к советам принца Филиппа, но его отношения с сыном строятся на иных принципах — по крайней мере, так кажется стороннему наблюдателю. Много лет принца Чарльза без особых на то оснований называли бесчувственным отцом, а между тем он искренне скучал по своим детям, когда его обязанности требовали долгой разлуки. Очевидцы вспоминают, что он буквально плакал от радости, когда встречал их после долгой поездки. Он не стеснялся демонстрировать свою любовь к ним, обнимая и целуя мальчиков.

Самым счастливым днем в своей жизни Чарльз называл 21 июня 1982 года, когда в больнице Святой Марии в Паддингтоне в 9:03 утра родился Уильям — его маленький «вомбат», как называл сына сам Чарльз. В своем письме к крестной матери, Патрише Брейберн, дочери графа Маунтбаттена, он не скрывал своего восхищения: «Рождение нашего маленького сына — это удивительное событие, которое значит для меня гораздо больше, чем я мог представить… Ах! Как бы я желал, чтобы ваш отец дожил до этого дня и увидел его своими глазами, но, вероятно, он и так уже знает об этом».

Трогательно еще и то, что в этот радостный момент Чарльз не забывал о человеке, который, пожалуй, заботился о принце больше всех остальных в сложный период его юности. Через много лет в отношениях со своими собственными детьми Чарльз постарается следовать примеру лорда Луиса Маунтбаттена. Сегодня Чарльз охотно позволяет Уильяму и Кейт разделять с ним кров в поместье Хай-гроув в то же время, когда останавливается там и сам. Как многие из людей, претерпевших в жизни страдания, он научился ценить любовь и настоящие чувства.

Как выразился один из придворных: «Принца нельзя назвать слишком строгим в отношениях с его детьми. Он понимает, что они пережили большую трагедию, потеряв мать в таком нежном возрасте, и он старается возместить им эту потерю. Я не говорю, что он позволяет им делать все что заблагорассудится, но он определенно не собирается ограничивать их строгими рамками, как, пожалуй, поступал с ним герцог Эдинбургский».

Это был намек на то, как отец и двоюродный дедушка Луис настаивали на том, чтобы Чарльз поступил в Королевский флот — более чем очевидный предлог, чтобы разлучить его с неподходящей, по их мнению, парой, то есть Камиллой. Чарльз в свое время поддался уговорам, но Уильям — нет. Его дед Филипп и на этот раз предложил своему внуку послужить в Королевском флоте, утверждая, что это самая подходящая карьера для будущего короля. Уильям же продемонстрировал твердость характера и показал, что не собирается легко подчиняться чужой воле. Перспектива проводить долгие месяцы в море нисколько его не привлекала. Вместо этого он предпочел пройти подготовку в элитной военной академии в Сандхерсте. К тому моменту, когда в январе 2006 года Уильям записался в академию, Гарри уже был кадетом и собирался завершить обучение в апреле того же года. Решение старшего из братьев породило различные шутки среди журналистов, освещающих жизнь королевской семьи; особенно занятным казалось предположение, что Уильям должен будет отдавать честь Гарри как старшему по званию. Но Уильяма это вовсе не волновало, он был готов претерпеть и большие неудобства, лишь бы не разлучаться с Кейт и оставаться с ней на одной земле.

Офицеры Королевского морского флота не видят своих близких и родных по нескольку месяцев подряд. Некоторые, как, например, бывший личный секретарь Дианы и бывший коммандер Королевского флота Патрик Дженсон, полагают, что это только к лучшему: «В этом и заключался смысл предложения герцога Эдинбургского. Он прагматик. Он понимает, что молодому человеку грозит опасность чересчур увлечься. И это был бы великолепный предлог, чтобы в случае необходимости отослать Уильяма как можно дальше».

Но сам Уильям не разделял взглядов деда. Он настаивал на своем и победил, хотя ему и пришлось пройти небольшую службу в качестве «младшего лейтенанта Уэльского», когда его летом 2008 года перевели на фрегат «Железный герцог» в Карибском море. Впрочем, это случилось уже под конец его военной карьеры.

Как офицер-курсант из Сандхерста, он имел право приглашать Кейт на обед и на балы; в увольнении он часто встречался с ней, и они вместе гуляли по городу. Ничто не мешало развитию их отношений. Подобно своему отцу много лет назад, Уильям был влюбленным молодым человеком, на которого оказывали давление родственники. Но в отличие от отца, он не поддавался на уговоры и с самого начала решил специально не выбирать невесту «из своего круга». Он влюбился в очаровательную девушку из среднего класса, которая не только привлекала его физически, но и казалась ровней в интеллектуальном отношении. Оба они получили диплом в Сент-Эндрюсе: он — по географии, она — по истории искусства. Их связывали общие, интересы, и, что более важно для чопорного и официального мира, в котором был вынужден обитать Уильям, они могли полностью доверять друг другу, ничего не утаивая. Как замечали друзья, никто так не бранил и не распекал Уильяма, как Кейт. Но и никто не был способен воодушевить его так, как она. В этом смысле у них уже есть опыт «современного брака» двадцать первого века. В отличие от других королевских пар, они в открытую жили вместе — сначала в Сент-Эндрюсе с друзьями, затем в лондонском Челси, — и даже разделяли кровать во дворце. Как бы скромно ни отзывался Уильям о своих достижениях на романтическом фронте, но у его отца и близко не было такого опыта в отношениях с женщинами.

Конечно, такие «реальные» отношения разительно отличаются от частных бесед за чашкой чая и заранее спланированных встреч в сельских поместьях, с которыми был вынужден мириться его отец. Отношения Уильяма и Кейт не всегда протекали гладко. У них были свои размолвки, периоды натянутого молчания, заигрывания с другими на глазах окружающих и даже разрывы.

У них был также опыт общения с представителями противоположного пола. Кейт, как мы помним, к моменту знакомства с Уильямом встречалась с красавцем Рупертом Финчем. У Уильяма тоже были другие подружки. Как девушка неглупая и любознательная, Кейт читала сообщения в газетах. Различные слухи давно бы оттолкнули менее уверенную в себе девушку, которая бы сочла, что она не конкурентка более подходящим для принца соперницам.

Но единственной девушкой, которая когда-либо могла представлять реальную угрозу для Кейт, была Джекка Крейг. Это та самая Джекка Крейг, о которой Уильям упорно повторял, что они друзья и ничего более. Но его возражения почти не убедили наблюдателей. С двадцатичетырехлетней Джеккой принца связывало давнее знакомство. Впервые они встретились в 1998 году в кенийском заповеднике «Лева-Даунс», принадлежащем родителям Джекки; заповедник этот находится в четырех часах езды от Найроби, и туда же Уильям отправился в 2001 году, когда четыре месяца провел в Африке. Тогда он только что закончил обучение в Итонском колледже и собирался провести самый беззаботный год в своей жизни: заграничные путешествия, никаких заданий и уроков, никакой ответственности и, что самое главное, никаких журналистов.

Красавица Джекка, родившаяся в Кении и отличавшаяся от природы смуглой кожей и темно-каштановыми волосами, должно быть, показалась Уильяму каким-то особым существом, не похожим на бледнолицых клонов из Челси или из «Домашних графств»[10]. Друзья Джекки называют ее «милой, преданной и очень активной». Примерно так же знакомые описывали и Кейт. В 2005 году Уильям предложил Кейт вместе посетить «Лева-Даунс», и они остановились на чудесном курорте Ил-Нгвеси — высоком холме, с которого открывается великолепный вид на реку Нгаре. Пара ночевала на специально возведенном над землей помосте, под противомоскитной сеткой, так что ничто не мешало им смотреть на чистое звездное небо Кении. Если у Кейт и закрадывались мысли о том, что Уильям когда-нибудь мог так же смотреть на небо вместе с Джеккой, то она благоразумно предпочитала их не высказывать вслух. Тем не менее слухи о возможной связи Уильяма с Джеккой не могли пройти мимо нее. И кто бы обвинил ее в недостойных подозрениях, если сама природа в Ил-Нгвеси наводила на романтические мысли? А ведь принц до этого уже дважды посещал это место без Кейт.

Утверждалось, что Джекка и Уильям были настолько близки, что в 2000 году даже устроили шутливую помолвку в заповеднике у подножия горы Кения. В июне 2003 года Джекка пролетела тысячи миль, чтобы в роли почетной гостьи посетить торжество в Виндзорском замке по случаю двадцать первого дня рождения принца. За ними тянулся длинный шлейф слухов, которые не пресеклись даже после знакомства принца с Кейт; менее уверенную в своем превосходстве девушку они давно бы сбили с толку. В ноябре 2004 года фотографы сняли, как Джекка входила через боковой вход в Честерский собор во время бракосочетания Хью ван Катсема и леди Тамары Гроувнор (сына близких друзей Чарльза и дочери герцога Вестминстерского). Эту церемонию, шаферами на которой были принцы Уильям и Гарри, удостоили своим присутствием королева и принц Филипп. В ковбойской шляпе, со свободно спускающимися длинными локонами, Джекка представляла собой довольно любопытное зрелище. На ногах у нее были длинные, до колен, сапоги, а облачена она была в пальто бирюзового цвета, подпоясанное кожаным ремнем. Кейт же отдала предпочтение более консервативному стилю — белый жакет, украшенный черными лентами и четким изгибом облегающий ее изящную талию. Голову ее украшала небольшая шляпка с тесьмой; юбка-дудочка и туфли-лодочки дополняли наряд. Обе девушки, вероятно, прекрасно понимали, что в глазах всех собравшихся они являются предполагаемыми соперницами за сердце принца Уильяма. Джекка старалась держать себя скромно, Кейт сдержанно улыбалась.

Но более всего истинную природу отношений между Кейт и Уильямом показала серия снимков, сделанных в этот дождливый ноябрьский день. Фотографы подкараулили пару, когда они шли по дороге к чеширскому поместью герцога Вестминстерского, где должен был состояться званый обед. По своему обыкновению, они тогда не дотрагивались друг до друга на публике, и даже сейчас их руки едва соприкоснулись, но жест этот казался более красноречивым, чем многие другие, более бурные проявления чувств. Сфотографировали их со спины, издали. Уильям, который во фраке казался таким высоким и широкоплечим, шел чуть-чуть позади стройной Кейт, которая неожиданно приобрела необычайно светский вид и стала походить на кинозвезду 1940-х годов. Они немного склонили головы друг к другу, и рука Уильяма нежно поглаживала руку Кейт. Даже самые закоренелые циники не посмели бы отрицать, что это чрезвычайно трогательная фотография любящей пары.

ГЛАВА 9

КОРОЛЕВСКИЕ СВАДЕБНЫЕ ХЛОПОТЫ

Выйти замуж за принца Уильяма?

Я бы с удовольствием. А кому бы не хотелось стать принцессой?

Бритни Спирс

Летом 2006 года, почти через четыре года после знакомства Уильяма с Кейт, все ее фотографии в газетах и журналах почти неизменно появлялись с подзаголовком: «Будущая принцесса». Помолвка Кейт Миддлтон с Уильямом оставалась для прессы лишь вопросом времени.

В марте 2006 года газета «Ивнинг стандард», в которой я работал корреспондентом, напечатала на развороте ряд фотографий Кейт в меховой шляпе на скачках в Челтенхеме. Ее выбор странным образом совпал с пристрастием некоторых членов королевского семейства к мехам. Но для закаленных ветеранов прессы гораздо более значим был не выбор шляпки, а то, что она находилась на той же площадке для важных гостей, что и принц Чарльз со своей новой женой Камиллой, ныне герцогиней Корнуольской. Уильяма тогда рядом с Кейт не было, потому что он еще проходил свою подготовку в Королевской военной академии в Сандхерсте. Но Кейт тут была; она улыбалась, смеялась и вела себя непринужденно с членами королевской семьи и их окружением. Ее присутствие и поведение лишний раз доказывали, что ее признали своей. Позже, когда журналист из «Ивнинг стандард» попросил представителя Кларенс-Хауса прокомментировать меховой аксессуар Кейт, ответ был интригующим и многозначительным. Никаких комментариев не последует, заявил представитель, потому что Кейт — это частное лицо и «еще не член» королевского семейства.

Если бы не это странное «еще», ответ был бы вполне предсказуемым. А так получалось, что финал отношений Уильяма с Кейт уже точно определен и остается только уточнить время, когда же она станет полноправной принцессой и членом семьи.

Озабоченность средств массовой информации матримониальными делами наследника трона — явление далеко не новое, как и повышенный интерес к ним со стороны широкой публики. Различаются только проявления этого феномена. В наши дни люди выражают свое мнение в проводимых журналистами опросах, а аналитики раскладывают их ответы на проценты. Когда Генрих VIII решил оставить свою первую жену, Екатерину Арагонскую, ради Анны Болейн (матери будущей королевы Елизаветы I), которую ожидала еще более незавидная участь, общественность была не такой продвинутой. Люди просто собрались на грязных улицах Лондона 29 мая 1533 года, чтобы поглазеть на пышную церемонию и посудачить о том, как им не нравится вся эта затея с разводом и еще более не нравится выбор невесты.

Конечно, король Генрих VIII мог жениться, разводиться и даже казнить своих жен, как ему заблагорассудится, чем и воспользовался (вообще-то казнены были только две из них: Анна Болейн и ее кузина Кэтрин Говард). Генрих был абсолютным монархом, которого мало заботило мнение толпы. В наши дни принц Уильям находится под постоянным наблюдением менее безропотной и иногда даже откровенно агрессивной толпы журналистов и публики, которая требует все новых и новых подробностей. Неудивительно, что нынешние представители королевского семейства до сих пор прибегают к некоторым методам своих менее щепетильных предков. В день бракосочетания принца Чарльза и Камиллы, например, были высказаны серьезные опасения, что поклонники покойной принцессы Дианы могут испортить торжество шумными выкриками протеста, и потому места в специально огороженной зоне на территории Виндзорского замка были предоставлены исключительно «благонадежным» социальным работникам и тем, кто симпатизировал новобрачным. Камеры также были расставлены в таких местах, чтобы на снимках принц и его новая супруга выходили лишь в окружении радостных лиц. Снаружи за их перемещением наблюдали многочисленные полицейские, как в форме, так и переодетые в гражданское. Единственного человека с плакатом, протестующего против Камиллы, вежливо попросили плакат опустить.

Принцу двадцать первого века приходится нащупывать чрезвычайно хрупкий баланс между своей публичной ролью и частной жизнью. Несмотря на все произошедшее, люди до сих пор ожидают, что их правители будут жениться по любви. Но это же означает, что выбор принца неизбежно будет становиться предметом обсуждений и споров.

Кроме того, общеизвестно, что любовь слепа и иногда выставляет глупцами даже самых разумных из нас. Уильяму все это прекрасно известно. Для обычного мужчины с улицы неудачная женитьба может закончиться головной болью и финансовыми проблемами, но для будущего короля она грозит возможностью пошатнуть основы существующего социального института. Следовательно, ему крайне важно сделать правильный выбор и найти себе как нельзя более подходящую невесту.

Наследник трона может собрать большие средства на благие дела и привлечь общее внимание к тому, что действительно дорого его сердцу. Кроме того, он, опять-таки, может попытаться внести некоторые перемены в разнообразные схемы и предприятия. Он может представлять свою страну за рубежом, поддерживать короля или королеву в различных начинаниях, обмениваться рукопожатиями, произносить трогательные речи и фотографироваться в окружении бедняков, президентов или влиятельных политиков. Но какой бы общественный резонанс он ни производил (принц Чарльз, например, выглядит чрезвычайно занятым человеком, которому постоянно нужно обмениваться письмами с членами парламента и выражать свои взгляды на такие вопросы, как органические и генетически модифицированные продукты питания, комплементарная медицина и состояние современной архитектуры), по сути, от него ожидают в первую очередь выбора подходящей пары и рождения наследника. В этом отношении он мало отличается от племенного жеребца на ферме, хотя и облачен в безупречно пошитый костюм с Сэвил-Роу.

Если кто и знает, насколько трудный выбор предстоял наследнику, как с общественной, так и с личной точки зрения, то это бабушка Уильяма, королева Елизавета II. Ей не нужно было ходить далеко за примерами того, как неправильный выбор может разрушить внешне прочное здание монархии, — достаточно вспомнить представителей двух предыдущих поколений ее семьи и одного последующего. Слишком часто в последние десятилетия неверный выбор давал обществу повод лишний раз позлословить о состоянии этого социального института и назвать его недемократическим пережитком прошлого.

Выбрать невесту и, возможно, будущую королеву — дело далеко не простое. Принцессы двадцать первого века слишком сильно отличаются от принцесс былых эпох. В прошлом людям приходилось подстраиваться под систему, прошедшую испытание временем. Принцы часто женились не по любви, а по политическим или династическим соображениям. Принц мог взять в жены дочь иноземного короля, чтобы заключить союз между государствами, или свою не слишком дальнюю родственницу, чтобы сохранить стабильность в королевстве. Оба супруга прекрасно понимали, какие на них возложены обязанности, а уж любовь была делом второстепенным, хотя, возможно, после длительной совместной жизни у них действительно могли зародиться какие-то чувства. Настоящую страсть принцы искали среди любовниц — обычно не слишком болтливых аристократок, часто уже замужних. В прежние времена владельцы газет, обычно сами бароны или графы, давали указание своим редакторам и репортерам не интересоваться внебрачными делами членов королевского семейства и не разглашать информацию о них, если вдруг она станет им известной.

В нашу эпоху газеты держатся на новостях о финансах и на сплетнях о сексуальных похождениях. Все былые договоренности о неразглашении не действуют и лишены всякого смысла. Все любовные дела представителей королевского семейства становятся всеобщим достоянием — по крайней мере, такова политика желтой прессы и так называемых таблоидов. Современному принцу, такому как Уильям, приходится очень тщательно учиться на ошибках своих предшественников. Кризис, который сопровождал отречение Эдуарда VIII в 1936 году и возвел на трон прапрадеда Уильяма, Георга VI, сотряс монархию до самого основания.

У британского королевского семейства нет традиции отречения, и не без оснований. В некоторых европейских странах, таких как Голландия, стареющий монарх может отречься от престола в пользу более молодого наследника. Но с юных лет Уильям усвоил, что британский трон переходит наследнику только после того, как действующий правитель скончается. Возможно, ребенком Уильяму и не хотелось представлять себе, что он когда-нибудь по долгу рождения будет вынужден взвалить на свои плечи такое тяжелое бремя, но ему потрудились объяснить, в чем заключаются его обязанности. Отречение Эдуарда VIII менее чем через год после восхождения на трон — исключительный случай в королевской истории Великобритании; некогда о чем-то подобном и помыслить не могли, и забыть об этом не могут до сих пор. Поколениям, которые всю или почти всю свою жизнь прожили при одной королеве, трудно представить, что значил для Эдуарда его отказ от права на трон.

В наши дни герцога Виндзорского, как стали называть Эдуарда после его отречения, часто представляют королем-романтиком, отрекшимся от царства ради любви. О нем и о его избраннице, Уоллис Симпсон, снимают фильмы, сочиняют пьесы и трогательные любовные романы. При этом их авторы предпочитают забывать последующие связи Уоллис с другими мужчинами — отчасти потому, что эти факты не слишком хорошо согласуются с укоренившимся в нашем сознании образом романтической пары. Единственное, чему можно верить, — это тому, что Эдуард действительно одно время испытывал такую горячую страсть к этой женщине, что отказался от своего права по рождению и от сопровождавшего его бремени ответственности. В своих увлекательных мемуарах под названием «Королевская история» (единственная книга, написанная настоящим королем) Эдуард размышляет о том, что, каково бы ни было положение человека в обществе, любовь должна быть превыше всего.

Но в его угрюмой речи, произнесенной в 1936 году по поводу своего отречения, ничего особо романтического не было — по всей видимости, отчасти и из-за того, что на ее окончательной редакции настоял премьер-министр Стэнли Болдуин. Когда король встречался с Болдуином и тот ему отказал в надеждах сделать миссис Симпсон королевой, их разговор также был лишен романтики. Премьер-министр сказал королю, что «британское общество ее не примет». Не было ничего романтического и в перекладывании бремени монархического правления на менее крепкие плечи младшего брата Берти, на тот момент герцога Йоркского, а впоследствии короля Георга VI.

Этот акт — на котором настояла сама «злокозненная» Уоллис, не желавшая покидать страну добровольно, — буквально потряс всю империю и все государство, поразив королевское семейство в самое сердце. Причем это был не столько толчок, сколько опасный крен, грозивший опрокинуть сам корабль монархии. Вывести свое небольшое семейство из шторма предстояло отцу нынешней королевы, тогдашнему герцогу Йоркскому. Тогда еще не закончился траур по отцу Берти, как его называли родные, а он уже, не подготовившись заранее к такой задаче, был вынужден выйти на яркий свет под устремленные на него взгляды общественности вместе с леди Элизабет Боуз-Лайон (впоследствии королева-мать Елизавета) и с принцессами Елизаветой и Маргарет. Став королем Георгом VI, он неожиданно стал и защитником монархии во время кризиса — монархии, которая, как считали многие, находилась на грани краха. Сейчас легко понять, почему поднялся такой шум. Для королевского семейства и для новой королевы-супруги с ее дочерьми это было ясно с самого начала. Шум в первую очередь касался неверного выбора невесты.

В 1996 году компания младшего сына Елизаветы, принца Эдварда, сняла и показала документальный телефильм о жизни герцога Виндзорского под названием «Эдуард об Эдуарде». В нем речь шла о любви его двоюродного деда к Уоллис Симпсон и о том, как он уехал вслед за ней во Францию. Этот фильм, пожалуй, можно назвать лучшей работой его довольно сомнительной компании. Он отличался неподдельным интересом к теме, и Эдвард сам принимал живое участие в съемках. Но какую бы симпатию принц Эдвард лично ни испытывал к героям фильма, в нем не было сказано ни одного слова о поведении герцога Виндзорского, которое не было бы согласовано с другими членами королевского семейства. Во время своего официального визита во Францию в мае 1972 года королева Елизавета посетила герцога Виндзорского незадолго до его смерти; когда же тело его привезли для захоронения во фрогморе, были сделаны снимки его жены, идущей мимо Букингемского дворца. Но это была лишь дань христианского уважения бывшему монарху. Такие жесты любезности вовсе не означали, что он прощен.

Время так и не залечило нанесенные им раны — по крайней мере, это касается королевы. Эдуард VIII сделал дурной выбор, определивший судьбу королевы и ее детей. Для королевы, с ее развитым чувством долга и ответственности, настоящее преступление Эдуарда VIII заключалось в том, что он отказался выполнять свои обязанности. Он не сделал того, что, будучи герцогом Уэльским, просто обязан был сделать: не выбрал себе в невесты подходящую женщину. Эту же ошибку предстояло повторить его внучатому племяннику, отцу принца Уильяма, принцу Чарльзу. Груз этой исторической ошибки по наследству передался и принцу Уильяму, второму в очереди престолонаследия.

«Грех» короля Эдуарда усугублялся еще и тем, что империя единодушно отказала в признании его избраннице, Уоллис Симпсон. Принц Чарльз столкнулся с оборотной стороной этой ситуации — его супругу, принцессу Диану, обожал почти весь мир. Для него опасность состояла уже не в том, что он мог отречься от трона и от своего народа, а в том, что его народ мог отказать ему в праве на трон. Именно этот страх подталкивал Чарльза к поспешным и не совсем продуманным действиям. Отчаянные попытки Чарльза вернуть себе доверие общественности — или же, скорее, попытки тех, кто действовал от его имени, — завели его и все его окружение на неизведанную территорию слухов, сплетен и скандалов, которые грозили дискредитировать не только образ его матери, но и образ всей монархии в целом.

Прагматики могут утверждать, что брак Чарльза и Камиллы, заключенный 9 апреля 2006 года, представляет собой идеальный компромисс. В отличие от своего двоюродного деда, Чарльз разыгрывал свои карты, не теряя головы. У него были все шансы сохранить как любовь своей жизни, так и право на престолонаследие. Камилла, приняв высокий общественный статус герцогини Корнуольской, также оказалась в выигрыше. Наследник трона, которого часто изображали эксцентричным мужчиной среднего возраста, теперь кажется образцом порядочности, и сопровождает его женщина, которая не только любит его, но и искренне верит в него и во все его начинания. После развода с Дианой, когда на свет выходили многочисленные факты супружеской неверности, обманов и противоречивых поступков, было много споров о праве Чарльза на престолонаследие. Примерно такие же споры вновь возникли после смерти Дианы в 1997 году.

Сейчас почти никто не сомневается в том, что корона не перейдет сразу же к Уильяму, минуя Чарльза, хотя некоторые и не в восторге от такой перспективы. В конце концов, это потребовало бы принятия особого парламентского акта, и не только в стране, но и во всех доминионах. На это должна была бы дать свое официальное согласие и королева. Так что же, кризис благополучно миновал? Не вполне. Сам Чарльз может считать, что заслужил свое право на счастье (из всех детей королевы он, как никто другой, мог бы посочувствовать своему двоюродному деду), а королева, как мать, конечно же хочет, чтобы ее дети были счастливы в своей личной жизни. Чарльзу, в отличие от его двоюродного деда, позволили жениться на разведенной избраннице и сохранить при этом свое общественное положение. Но тут встает вопрос: какой ценой?

Королевское семейство, и в особенности семья принца Уэльского, оказалось открыто выставленным на всеобщее обозрение: все теперь считают своим долгом рыться в грязном белье Виндзоров и критиковать любые их действия. Последствия этого чрезвычайно ощутимы. Сомнению подвергаются и траты, и налоговые льготы. Временами в обществе распространяются мнения, близкие к республиканским. Предыдущие два человека с титулом принца Уэльского совершили катастрофические ошибки в выборе невесты. Выдержит ли семейство подобный кризис в еще одном поколении? Новый удар такого рода может оказаться последним.

Королева Елизавета проявила неподдельный интерес к роману своего внука с Кейт Миддлтон. Параллели между нынешним и предыдущим поколениями слишком очевидны, чтобы их игнорировать. Когда об отношениях Уильяма и Кейт стало известно, ему было двадцать три, а ей двадцать четыре года — примерно в таком же возрасте влюбились Чарльз и Камилла. Конечно, монарху не следует витать в облаках и фантазировать о несбывшемся, но иногда бывает так трудно удержаться от вопроса «А что, если?..». Что, если бы Чарльз сделал правильный выбор в молодости? Но тут возникает и вполне законный вопрос: что, если Уильям сделает неправильный выбор?

Вполне понятно, что принц Чарльз пытается оградить своего сына от подобных мыслей, а также от шумихи в прессе и от слишком громоздкого для молодых плеч бремени короля. Но в обществе уже не раз звучало мнение — оправданное или нет, не мне судить — о том, что Уильям гораздо больше подходит на роль короля, чем его отец. И хотя Уильяма от его двоюродного прапрадеда Эдуарда VIII отделяют восемьдесят восемь лет, он вполне претендует на то, чтобы стать объектом похвал того рода, что расточались в адрес его предка.

Внешний мир за стенами королевского дворца изменился до неузнаваемости. Но все же одно требование к принцам королевской крови — требование, сыгравшее решающую роль в жизни короля Эдуарда VIII и определившее судьбу Чарльза, — остается неизменным: обязанность найти себе подходящую невесту. Если Уильям хочет избежать скандалов, сопровождавших предыдущего принца Уэльского, он должен не только найти себе девушку по душе, но и убедиться в том, что она не имела порочащих ее связей; должен удостовериться, что она достойна уважения и подходит для общественной роли, а также для роли матери наследников — предпочтительно мальчиков, хотя это будет и не так уж важно, если при жизни Уильяма примут столь обсуждаемую поправку об отмене права старшего сына на наследование. Если по ошибкам его предшественников и можно судить о чем-то, так это о том, что жизненный путь принца не так легок, как кажется.

Не облегчает положения Уильяма и тот факт, что, благодаря своему праву на престолонаследие, он автоматически является самым завидным женихом страны. Такие женихи всегда становились целью сонма преследовательниц. Им очень легко ошибиться, а в наш век скрытых камер, словоохотливых сотрудников и Интернета на таких ошибках очень легко попасться. И все же, несмотря на относительную молодость Уильяма и Кейт, как и несмотря на эпизодические размолвки, их отношения претерпели испытание временем и переросли из увлечения студенческой поры в нечто более серьезное. В процессе развития этих отношений «милой» Кейт, которая поначалу была всего лишь подругой по университету, досталась более значимая и более ответственная роль принцессы, а возможно, и будущей королевы.

ГЛАВА 10

В РЕАЛЬНЫЙ МИР

В данный момент я думаю о том, как повеселиться в подходящих для этого местах, насколько это возможно.

Принц Уильям после сдачи последних экзаменов в университете

Ссора любой другой пары не привлекла бы к себе такого внимания. Но в машине «фольксваген гольф» сидели и обменивались взаимными упреками принц Уильям и его подруга Кейт Миддлтон. Вместо того чтобы наслаждаться прогулкой, они оживленно размахивали руками и всеми своими жестами показывали, что их беседа представляет собой отнюдь не обмен любезностями. Закрытые окна автомобиля заглушали звук, но повышенный тон все равно был слышен, и, что вполне объяснимо, это сразу же породило различные домыслы.

Такая значительная ссора возникла между этими близкими друг другу людьми в первый раз. Еще более примечательна она была тем, что все предыдущее время Уильям и Кейт старались держать свою связь в тайне и изо всех сил пытались не демонстрировать на публике свой интерес друг к другу. Прохожие, делавшие вид, что им совершенно нет никакого дела до того, что происходит в автомобиле влюбленных, не знали, что Уильям и Кейт даже пообещали друг другу никогда не показывать своих эмоций. До этого дня они не нарушали данного обещания. Но летним днем 2004 года, во время игры в поло в Коуорт-Парке, близ Эскота в Беркшире, этот договор был нарушен.

«Очевидцам сразу стало понятно, что между ними серьезные разногласия, — говорил один свидетель их ссоры. — Всем нам было любопытно, что же такое произошло». Ни Уильям, ни Кейт не любили устраивать сцен, и то, что они закрылись в автомобиле, говорило о потребности обсудить какой-то важный вопрос. Но что же вызвало такой взрыв гнева?