Механист Вознесенский Вадим
Он срывает застежку очков на затылке и, жмурясь от солнечного света, хватает за грудки опешившего старшину:
— Счас тебе этот ствол в жопу вставлю — уж там он стрельнет, не сомневайся!
Бьет в ухо. Ему по-другому нельзя — он ведь злой гений и хороший знакомый Моисея. Старший кувыркается набок, Вик старается еще наподдать ногой. Видок протискивается между ними:
— Извини, Инженер, не признали…
Так-то лучше. Вик, по правде, и сам себя в зеркале не сразу узнавать начал, тем более в этих окулярах проклятых. А «Инженер» в устах видока прозвучало чуть не как «Князь Тьмы». Весьма лестно.
Старший поднялся, исподлобья зыркнул на Вика и принялся осматривать замок стрельбы, пороховую затравку на полке. Покачал головой — все в порядке. Пускай теперь байки у костра рассказывает — Старьевщик не против. Вот только странно — почему стрельба кремниевая? Где партия в два десятка стволов с плавающими бранд-затворами на пьезах?
Технические вопросы с разборками Вик решил придержать на потом.
— Моисей там? — кивнул он в сторону доносившихся выстрелов.
— Угу, — подтвердил видок, — пойдем мы, Инженер, нам еще засеку рубить.
— Сзади?
— А где же? Спереди — уже… Ты бы здесь подождал, пока все кончится…
Вик любил смотреть на огонь. Когда не хочется думать о пламени как о банальной химической реакции. Для Вика костер — олицетворение созидательной, как ни странно, силы. В далеком детстве у пышущего жаром круглого очага, позже, в кузнице, у громадного, хрипло дышащего мехами-легкими горна, его всегда завораживал ровный ток первозданной энергии. Казалось, можно часами наблюдать, как жаркие языки рвутся к небу, соревнуясь друг с другом в богатстве оттенков и ненасытности, поленья постреливают искрами, задавая сокровенный, далеко не всем подвластный ритм — музыку хаоса жизни. Все — игра красок, треск углей, обжигающие потоки тепла — наполняет тело силой, а разум спокойствием и навевает расслабленную дрему.
Как усыпляет бесконечный треп Моисея, пересказывающего Венедис древние легенды, известные каждому ребенку, а также факты, о которых не станет упоминать ни один ученый прелат. Моисей — руководитель этого сборища, как они себя называют, неприкаянных людей. По совместительству — член совета одного из свободных южных паханств. Вот уж кого странно было встретить на севере, так это его экспедицию. Насколько Вик владел информацией, год назад у Моисея была ханская грамота, а подчиненные ему остроги вдоль берега Чусовой фактически охраняли участок западной границы объединенных каганатов. Там, недалеко, кстати, от вожделенного Качканара, в средней своей части Каменный пояс не так высок, как здесь, и земли мало того, что изгажены дыханием Мертвых Пустошей, так еще и доступны для тварей, ее населяющих. Или что-то не поделил Моисей с Ханом, или этот набег — его личный маленький бизнес, каким все время являлись неподотчетные рейды на запад. Подобные ходки и свели когда-то Старьевщика с этим плотным, постоянно взлохмаченным, широкобородым и, в противоречие к внешности, очень проницательным человеком.
Особо расспрашивать его сразу после встречи не хотелось. Когда бой закончился, он долго рассматривал Вика со всех сторон, радостно комментируя худобу и болезненную бледность, сопровождая свои слова фразами: «То-то думаю — не видно нашего отшельника» и «Как есть под Курганом шуму наделал — до сих пор от каждого выстрела шарахаются». Потом, по своей обычной привычке, воспользовался ситуацией и объяснил причину отсутствия у его людей новых стрельб. Все оказалось, как всегда, просто — отсутствие должного ухода обернулось банальными поломками.
— Я твои казнозарядки в обозе таскаю, все думал — кто починит.
— Завтра посмотрю, Моисей, — заверил Вик.
Он отдавал себе отчет, что при всех преимуществах механизмы заряжаемого с казенной части оружия сложнее и, следовательно, менее надежны, чем простые кремниево-ударные замки. В этом очевидном факте механист находил и сугубо шкурный интерес — однажды проданное, оружие навсегда нуждалось в квалифицированном обслуживании. А значит, Вика не забывали.
— И фарфор твой почти закончился — только на первый залп, после экономим.
— Тут не помогу — ни инструмента, ни мастерской.
Вот отчего последовавшие после первого залпа выстрелы практически не находили цели — свинец, серебро даже легко детектируются защитными заклинаниями. Другое дело высокотемпературная керамика — очень нейтральный во всех отношениях материал со сложной формулой и многоэтапной технологией изготовления.
— Нормально повоевали. Если бы тот берсеркер к засаде не прорвался, вообще без потерь обошлось. Ясавэй даже всю дурь, что на стрелах летела, нейтрализовал. А оборотень полдюжины наших положил. Ну ничего…
Ясавэй — неординарный, что он только делает в захолустном Приграничье, шаман, или, как сам себя называет, видутана, и правая рука Моисея. А иногда и наоборот, Моисей — его рука. Если видутана и с подавлением связи замудрил, то пахану пора завязывать с мелечовкой. Интересно было бы с алгоритмом познакомиться…
Из-за непрерывного потока слов вклиниться в разговор не представлялось никакой возможности — Вик и не старался. Тем более стратегической информации — причины, планы и все такое — от Моисея получить не удалось. Старьевщик ограничился тем, что представил предводителю неприкаянных свою спутницу и пошел искать место у костра.
Хозяева молча расступились, пропуская поближе к пламени. Они не боялись Вика, как это происходило в руднике, и, уж конечно, не ненавидели. Принимали за чужака — да, могущего быть опасным или полезным, но всегда относились с должным уважением и терпимостью. Приграничье, вольные паханства — земли, избавленные от догм и предрассудков, по крайней мере научившиеся с ними всего лишь считаться. Кто-то сунул в руки миску с кашей, кто-то подал краюху хлеба, вдруг появилась кружка горячей браги, и механист снова, как когда-то очень давно, почувствовал себя частью единого коллектива. Забавные ощущения — комфорт, защищенность, уверенность в завтрашнем дне.
И ложные, как и все, исходящее от толпы, — Вик встряхнулся, отгоняя стадные наваждения. Нельзя поддаваться, нельзя верить, надеяться, просить и жалеть. Зачем думать о том же Журбине или минутном знакомом — янычарском дервише? Кэп тоже парень неплохой, но и ему не жить. Если за дело взялся Моисей, какие бы цели он ни преследовал, это, скорее всего, закончится к его удовольствию. Это война не Вика.
О чем там, кстати, говорит Венедис упомянутый Моисей? Старьевщик прислушался. Кто бы подумал — о войне, вернее, о войнах.
— Великие битвы прошлого? С Радостных Времен мы только и делаем, что деремся за кусок земли.
Интересно, а с чего Венедис понесло в такие дебри?
— О, Радостное Время… Говорят, тогда люди не знали междоусобиц, жили в мире и согласии. А другие считают, что при этом они насиловали тело Земли, пили соки Природы, бездумно эксплуатировали мощь Стихий. Шут его знает, что послужило толчком, — про то братья-свидетели горазды рассказывать… Как кто такие? Ты, девонька, из каких краев в наш грешный мир явилась?
Вот и Вик все чаще задумывается…
— Братья-свидетели никому не поклоняются. Прародитель их миссии, Брат Тор, считал, что стал соучастником событий, повлекших начало Большой Войны. Теперь миссия братьев — предупреждение ошибок прошлого, примирение людей с мирозданием.
Эту байку Моисей шпарил, как на братской проповеди, коей она, по сути, и являлась. Старьевщик ничего не имел бы против мироздания, если б его самого не впутали в болезненный процесс примирения. И не только потому, что киркой, по сути — братским символом, пришлось махать в штольне.
— Тайну Свидетельства братья хранят в недоступной даже магистрам памяти отцов миссии. Только крупицы доступны широким массам. А о самой Войне много рассказов ходит, ее очевидцев хватало — все, кто выжил. Некоторые говорят, что Стихии вовсе и не на людей ополчились, а друг на друга. Читал раз один свиток, братья бы за него на костер отправили. Там говорится… — Моисей закатил глаза и нараспев продекламировал: — Вода поглотила Землю, стремясь обратить в грязь плодородную почву, Земля разверзлась и дохнула пламенем, Огонь пожрал поток, в клубах пара истребляя влагу, порывистый Ветер набросился на Огонь и разметал в клочья по всей Земле. Перечеркнули тело мира огненные вихри, пылевые бури и напитанные водой смерчи, небосвод скрылся за пеленой пылающей грязи, удерживаемой на недосягаемой высоте необузданными воздушными течениями. Тьма окутала мир, и в первозданном мраке бушующие Стихии все рвали и рвали кровоточащую плоть планеты и собственное естество. Люди скрывались в жалких убежищах, дрожа от пронизывающей пространство освободившейся мощи…
Старьевщик тоже заслушался — ведь, с точки зрения братьев, все не так. Природа, само мироздание, ополчилась на служившее Злу человечество. Катаклизм пережили только избранные. Еще одно из утверждений — в битве погибло Зло, но и Добро, истекая кровью, покинуло мир, позволив людям начать свою историю с чистого листа, предоставив им право самим выбирать свой путь.
— И уж точно не было тогда ни лидеров, ни полководцев, а только обезумевшие элементали и жертвы буйства энергий. В этом все летописцы сходятся.
— А Тор? — спросила Венедис.
Вику показалось, что не только он, но и вся ватага вольных вслушивается в откровения Моисея.
— Брат Тор, иные говорят, что его истинное имя было, как у нашего Инженера — Вик-Тор, являлся лишь свидетелем и видел, какое происшествие послужило отправной точкой последующих событий. Он видел, знал и своим учением хотел отвратить выживших от пагубного пути.
«Тор, Вик-Тор! — мысленно возмутился Старьевщик. — Не хватало, чтобы в прелестную головку Венди забрели еще какие-нибудь аналогии».
— Как же боги?
— Боги?.. А, понимаю… Небесные покровители, способные объективно влиять на реальность. Слышал. Да, даже братья иногда цитируют выдержки из древней книги, упоминающей о богах. Считается, что после Большой Войны все боги покинули наш мир. Служения в некоторых культах направлены на призвание небесных покровителей обратно. Что по мне, то тут я согласен с братьями. Каждый человек должен стремиться к познанию собственных неограниченных способностей, каждый в состоянии оставить след, а каким он будет — зависит от нас самих. Чем мы не так называемые божества? Героев помнят, их ставят в пример, им подражают и стремятся продолжить начатые ими дела.
Да, горазд читать проповеди старина Моисей. Вик усмехнулся — его бы те же братья без вступительного экзамена назначили главой прихода. От этих назидательных сказаний о великих героях древности местами подташнивает. Кровавые победители кровавых эпох. И ни одного упоминания об истинных героях разума, сумевших сохранить в наступившем хаосе крупицы Знания.
— Герои? Такие, как Тор? О ком еще ты знаешь? — спросила Венедис, дался ей этот доисторический фанатик.
— Ну, в каждом племени можно найти легенды о замечательных личностях. Есть, конечно, и универсальные персонажи. Тор — я полагаю, что этот человек странствовал продолжительное время на обширной территории, пока не осел недалеко от Ишима и основал первый монастырь. Пересказы его деяний встречаются у разных народов. Или вот Танец и Музыка.
— Танец и Музыка?
— Никогда не слышала их баллад? Эй, Менестрель, порадуй даму своим искусством. Да и мы послушаем.
Менестрель — молодой парнишка, во всех передрягах таскающий за спиной гитару. Боец он никудышный, но любой из неприкаянных за него в бою готов отдать жизнь. Танец и Музыка — его кумиры, боги, если угодно. Однажды он спел Старьевщику песню, слова которой надолго запали в душу. Особенно припев:
- Рыцари песни и дальних дорог
- Гибнут в жестокой войне,
- Когда менестрель берет в руки клинок —
- Лютня сгорает в огне…
У Вика впервые даже в глазах защипало, наверное, от дыма — дело тоже было у костра. Певцом себя Старьевщик не считал — считал ученым. Раньше — теперь уже нет. Сгорела его лютня.
Парнишка покопался и вытащил из мехового футляра свой инструмент. Длинный мелодичный проигрыш, как будто не осень вокруг и костер не стреляет искрами в хоровод снежинок, но весна, и уже почки взрываются изумрудными лепестками, а ветви деревьев усыпаны бледно-розовым цветом. Вик слышит — это будет другая песня. Такая же хорошая и наверняка из репертуара старинных героев — Танца и Музыки.
- Кто измерит мой путь? Кто изменит мой рок,
- Что начертан мне древним холодным мечом?
- Я блуждаю всю жизнь в лабиринте дорог
- И ношу смерть за правым плечом.
- Не за знамя и герб, не за список побед.
- Не поймешь, где — искусство, а где — ремесло.
- Семь шагов через страх, семь шагов через бред,
- Коль остался в живых — повезло.
Хорошая песня — Венедис, Моисей и его неприкаянные слушают, затаив дыхание. Неприкаянные. Странный народ — весельчаки и романтики, разбойники и душегубы. Население варварских, с точки зрения каганатов, паханств. Под струнные переборы Вик почти засыпает. Очень далеко слышится голос Моисея.
— Легендарные Танец и Музыка — женщина и мужчина. Во всех каганатах, да не исключено, что и в диких землях, нет такого сохранившегося с давних времен поселка, где бы они ни выступали… или не убивали…
— …очень распространены рассказы о Волчонке, наемнике, для которого не было невыполнимых заказов и который сам выбирал себе заказчиков. Он мог решить, что наниматель должен поменяться местами с жертвой, и тогда ничто не могло его остановить. Прежде чем прибегнуть к его услугам, надо было крепко подумать. И он брал очень дорого за свою работу, а иногда делал ее бесплатно. Так же, как и Тор, Волчонок стал основателем, только не культа, а племени. Сейчас его род практически вымер, рассеялся, участвуя в бесчисленных битвах, и это неплохо — они были очень опасными. Если один ветеран-янычар, должен признаться, стоит трех-четырех неприкаянных, когда в строю, конечно, то один наемник этого племени — трех-четырех ветеранов…
Старьевщик понимает, что слушает речи Моисея рефлекторно, просто настроившись на источник звука, и это мешает ему полноценно спать. Еще он чувствует, что прижался к чьему-то плечу. Будут потом новые невероятные истории об Инженере. Ну да — он ведь только что с каторги, известно, как там утешают плоть. Вик отстегнул от собранного на базе рюкзака толстое шерстяное одеяло, подшитое с одной стороны кожей, завернулся поплотнее и откинулся на спину. В сознание еще стучались обрывки фраз о всяких там Волчатах, Раху, Пришедших, но его это уже не беспокоило — механист спал.
Утром, не успел Вик размять порядком окоченевшие ноги, Моисей уже сидел рядом и разливал по кружкам горячий брусничный чай.
— Ух, кости промерзли. Мою палатку твоя подруга заняла, пришлось рядом с тобой в спальном мешке пристраиваться. Не тот уже сезон, чтобы у костра ночевать. С чего это тебе, Инженер, вздумалось — по свежему воздуху соскучился?
А то кто-то Вика в шатер приглашал. Все из-за репутации — спит чернокнижник, никого не трогает, и нечего его самого тревожить, от греха подальше. Старьевщик втянул носом согревающий запах — намного приятнее, чем у тошнотворного отвара травника.
— Леди… — продолжал Моисей, — глазищи… ух… даже за задницу ущипнуть страшно.
Он громогласно засмеялся и залпом осушил свою кружку. Луженая глотка — у Вика кипяток получалось только прихлебывать.
— И где ты такую только подцепил? Полночи из меня истории вытягивала, настырная, отказать невозможно.
Механист улыбнулся: Моисей, трепач старый, его бы только слушали — готов в свободные уши ночь напролет байки загружать.
— Ладно, Инженер, ты-то по жизни молчун, тебя даже если спросишь — ответа не всегда дождешься. Не о том речь.
Вик кивнул — ближе к делу.
— Вчера стрельбы глянуть обещал…
Быка за рога. Обещал, значит. Старьевщик Моисея другом не считал. Не было у него друзей, и не очень-то он в них нуждался. Но отношения с паханом были хорошие, связанные взаимовыгодным сотрудничеством. Не стоило нарушать сложившихся традиций.
— Сколько их у тебя?
Моисей почесал затылок:
— Из двадцати — шестнадцать. Два уже не восстановишь — стволы порвало.
— Четырнадцать. А твоя вертикалка?
— Вот в ней и порвало. Нижний, ложа в щепки, приклад на ремне болтается.
Жалко. Одна из немногих собранных механистом двустволок, где пресловутый нижний — нарезной. Не иначе, Моисей керамикой зарядил, хоть и предупреждали. Сколько Вик ни бился — быстрый износ нарезного ствола керамической пулей предотвратить не смог.
— Моисей, если я восстановлю хотя бы половину, ты отдаешь мне одно из них, с боекомплектом.
Для специалиста вариант практически беспроигрышный — как правило, из двух неисправных механизмов всегда можно собрать один рабочий. Это закон.
— Эх, ладно, только фарфорок больше десятки не дам. Дефицит. И присадки к пороху совсем немного осталось…
И на том спасибо, оружие больше для охоты необходимо — для того и свинец сгодится. А присадку можно будет сварганить — рецепт эксклюзивный, но на деле несложный. Да и без нее свеча порох воспламеняет, только иногда не с первого раза.
— Тащи свой хлам. Кстати, через Пояс давно ходил?
— Было.
— Чего интересного приносил?
— По мелочи, и то — все дома оставил.
Жалко — можно было бы попытаться соорудить чего для тонкой энергетики, впрочем, не в полевых же условиях. Не помешало бы что-нибудь стимулирующее, путь-то неблизкий. Есть вариант — у шамана натуральных ингредиентов попросить, он и в травах толк знает. Хоть дури какой.
— Слушай, а что твоего видутаны не видно? С трансляцией — его ума дело?
Пахан хитро прищурился:
— Какой трансляцией?
Вик с полуслова развивать тему не стал, но для себя отметил — секретничает. А Моисей, кряхтя, поднялся, кривясь, потянулся:
— Пошли в палатку, там в тепле стрельбы посмотришь. Твоя подруга вроде проснулась ужо.
Сердце кровью обливается — Вик помассировал переносицу. Неприкаянные с удовольствием пользуются его оружием, с удовольствием и полным пренебрежением. Заставить их чистить механизмы каждый раз после использования — пустая трата времени. Смазывать узлы — извольте, в лучшем случае натолкают в корпус прогорклого жира, каким защищают лица, опасаясь обморожения. Механист вздохнул, взвесил стрельбу на ладони и дернул запорный рычаг. Гильза бранд-затвора очень туго вышла из казенной части ствола и повернулась вертикально. Очень туго — неудивительно, Вик осмотрел трубку, открывшиеся детали механизма, глянул на свет в жерло ствола. Взору предстали застывшая, сбившаяся комьями грязь и нагар в канале толщиной чуть не в половину калибра.
Чего ж они хотят? Если ствол еще не разорвало, значит, все должно работать. Единственное, что может помешать выстрелу, за исключением грязи, это отсутствие искры в схеме воспламенителя. Вик несколько раз нажал кнопку пьезоэлемента, глядя внутрь гильзы. Никакой реакции. Центральный контакт, боковые электроды, даже керамика изолирующей втулки — ладно бы просто черные, забиты сажей так, что даже речи быть не может о регулировании зазоров.
Любой неприкаянный знает — применять оружие Инженера совсем не сложно. Надо потянуть рычаг на себя, засыпать меру пороха в выдвинувшуюся трубку гильзы, затем вложить пулю, можно фарфоровую, сверху забить пыж, если сразу стрелять без надобности, вернуть рычаг обратно, при этом гильза войдет в ствол и запрет его — все, можно стрелять. Быстро и практически безотказно. Что он там еще говорил? Слова мудреные — профилактика, обслуживание. Слишком сложная магия механизмов. Уж проще заговор на удачу шепнуть, когда целишься, — так оно привычнее. А если ствол вдруг разворотит, хорошо, глаза целы останутся, помянешь чернокнижника недобрым словом, а что ему сделается? Плюнешь — бесовское орудие, и потянешься за родной саблей, она никогда не подведет.
Старьевщик вытащил из отверстия в ложе шомпол:
— Моисей, кто-нибудь из вас хоть знает, на какой хрен нужна эта штука?
Пахан скорчил кислую мину:
— Что поделаешь — некоторых хоть каленым железом пали, но внутрь механизма все равно не полезут.
Некоторых? Если во всем отряде нельзя набрать двадцать человек, коим можно доверить оружие, братья могут спать спокойно — человечество больше никогда не прикоснется к чему-либо сложнее штопора. А от него все-таки не смогут отказаться — иначе помрут с похмелья.
— Масло-то мне хоть найдешь?
Моисей предупредительно подал скрываемую за спиной жестяную масленку и кусок ветоши. Вику вдруг захотелось уточнить: а он свою вертикалку чистит иногда или тоже формулы читает в надежде, что грязь сама отвалится? Это так, со зла. Насчет Моисея можно было не сомневаться — вполне прогрессивный товарищ.
Старьевщик принялся за чистку. Как положено, с полной разборкой механизма, извлечением и прокаливанием свечи-воспламенителя. Такие стрельбы, хоть и под запретом, в каганатах стоят бешеных денег. Эту партию механист передал Моисею за одно одолжение, ценности которого тот сам до конца не осознавал, и так, авансом, в счет будущих заслуг. Закончив и отрегулировав зазоры, Вик пощелкал кнопкой пьезоэлемента. Между контактами воспламенителя радостно заплясали тонкие синие нити электрических разрядов.
— Раз? — спросил он и потянулся за следующим стволом.
— Раз, — согласился Моисей.
Когда из девяти осмотренных стрельб начали исправно функционировать семь, Старьевщик вопросительно посмотрел на неприкаянного:
— Моисей, в принципе можно уже остановиться.
По правде, Инженер мог сколько угодно ломаться и выказывать недовольство, но оставить поврежденный механизм, не попытавшись исправить, было выше его сил. Похоже, главарь неприкаянных догадывался о такой слабости механиста.
— Ладно тебе, — понимающе растянул тот губы в улыбке, — говори, че еще хочешь, — поторгуемся.
Вик сильно пожалел, что никогда не продавал пахану ничего из своих амулетов.
— Меч и нож толковые.
— Так бери любой из тех, что вчера добыли.
Вик в голос рассмеялся — вот же старый лис! Зачем механисту оружие с клеймом янычар, да еще со специфическим наговором.
— Уважаемый. — Он предосудительно покачал головой.
— Ну-ну, — Моисей тоже засмеялся, — найдем чистые, договорились.
Из четырнадцати стрельб Старьевщику удалось починить одиннадцать. Справедливости ради стоило отметить, что поломки большинства из них оказались более значительными, чем засорение воспламенителя. Где-то заело механизм подачи, где-то — расперло гильзу, в некоторых сломался привод пьезоэлемента или оборвался гибкий переход. Себе Вик забрал то, которое смотрел первым, — с точки зрения ухода прошлый хозяин не заслуживал чести пользоваться им вторично.
Старьевщик пытался прибрать к рукам стволы и затворы неисправных стрельб, но прижимистый пахан заупрямился. Вместо этого, памятуя о договоре, Моисей отдал длинный охотничий нож и сносной ковки кавалерийский палаш с парой пустых оправ на месте извлеченных оберегов.
— Тебе камни все равно без надобности, Инженер, — пояснил он.
Пользоваться такими вещами Вик действительно не мог, но на безрыбье и раком свистнешь — продажа кристаллов где-нибудь на черном рынке повлияла бы на бюджет положительным образом. Скорее всего, и Моисей поступил бы Энергетика встраиваемых в оружие самоцветов изначально подгонялась под владельца — от сорта до формы и количества камней, и, следовательно, чужаку приноровиться к ним не всегда было по силам. А со временем в комплекте накапливалось столько всего от старого хозяина, что это могло начать влиять на сознание нового.
С оружием Старьевщик провозился весь день. Неприкаянных в лагере было подозрительно мало, а ближе к вечеру Моисей обмолвился, что перехватил караван, шедший в базу. Вик не стал расспрашивать о его планах. Было ясно — если взять груженный хрусталем обоз в принципе нереально, то все действия разбойников направлены на блокаду.
Моисей не такой дурак, чтобы пытаться захватить караван, идущий из базы, — за кристаллами приходят несколько дервишей уровня магистра. Сами по себе они не так опасны, как принято считать, но, имея под рукой груз горного хрусталя, маги в состоянии фокусировать невероятные по мощности энергетические поля. Не подступишься.
Довольно потирая руки, пахан сообщил, что завтра уже можно перебираться поближе к базе, тем более что поисковый отряд, высланный накануне Кэпом, уже оттянули на приличное расстояние.
— Может, с нами останетесь? — спросил он.
Вик и Венедис синхронно замотали головами.
Утром снялись с лагеря одновременно — неприкаянные выдвинулись к Неройке, Старьевщик со спутницей направились в противоположную сторону. Венедис скептически осмотрела заброшенную за левое плечо перевязь с палашом и висевшую на правом стрельбу. Еще ножа не видела. На базе заявила Кэпу, когда Вика экипировали, что в оружии слуга не нуждается. А сейчас у нее не спросили.
С позавчерашнего вечера Вику не удалось перекинуться с Венди и парой слов, и о ее дальнейших планах он не имел понятия. Но со своими уже окончательно определился.
Когда отряд Моисея скрылся из вида, механист робко осведомился у девушки:
— И куда ты теперь?
Она задумалась, словно никогда раньше не задавала себе этот вопрос.
— Даже затрудняюсь. То, что нам нужно… Официальные источники подробной информацией не располагают… — вслух начала размышлять спутница, — есть обрывочные сведения, но отделить достоверный материал практически невозможно, слишком давно оборвались следы. Быть может… Послушай, монастыри, братства, только старые, времен ранних эпох, есть поблизости?
Вику совсем не понравилось «нам» в ее рассуждениях.
— Почем я знаю? Меня по этим краям в колодках нахоженным трактом гнали. Вообще, не думаю, не те места для братьев. Тебе чего конкретно надо?
— Сомневаюсь, что придворные культы могли сохранить неискаженные факты. С другой стороны, они базируются не на пустом месте. Ханская канцелярия ничего лучшего, чем тебя, предположить не смогла. Здесь тебя называли Инженером?
— Меня в разных местах по-разному называют.
— В среде механистов существуют какие-либо предания из ранних эпох?
— У нас не принято говорить о Прошлом, — соврал Старьевщик.
— Тебе есть что скрывать, да?
Конечно есть — Вик выразительно промолчал.
— Значит, братья… нужно начинать с них. Где их можно найти?
— Ну, — Старьевщик почесал трехдневную щетину, — в Березово должна быть миссия. Но там, скорее всего, высокопоставленных братьев не сыщешь — холодно здесь очень для них. От Березово на юго-восток сама Югра, столица каганата. Я бы там поискал. Монастыри, библиотеки.
Что или кто ей нужен — неизвестно, но лишь бы отстала.
— Хорошо, — согласилась Венедис и поправила лямки рюкзака. — Пойдем.
Она легко зашагала на восток, к Саранпаулю.
— Э! — Вик и не подумал двигаться с места. — Мне здесь на юг сворачивать. Прощаться будем?
Венди остановилась как вкопанная и медленно обернулась:
— Не поняла. Ты идешь со мной.
— Вот еще! С чего бы?
— Я тебя не отпускала.
Старьевщик удостоил девушку сочувственной миной:
— Никто и никогда не указывает мне, что я должен делать.
В зрачках Венедис полыхнуло пламя.
— Большое спасибо, что вытащила меня с рудника. Будет возможность — отблагодарю. Пока.
Вик развернулся и пошел вслед отряду Моисея. Ближе к базе он заприметил запущенную тропу, вьющуюся вдоль Каменного Пояса на юг.
— Стоять! — ударил в спину командный окрик.
Похоже, девчонка решила расставить точки над? i».
Вик развернулся, как солдат на плацу.
Хороша. Глаза горят, ладони на рукоятках мечей. Что ж она все за оружие-то хватается? Считает его убедительным аргументом? Зря она так. Может, тоже думает, что без своих штучек Вик ничего не стоит?
История не сохранила информации, собственные произведения исполняли Музыка и Танец более семисот лет назад или еще более ранних авторов. А механист вот не поэт, это точно, и даже год с киркой за разговорами с самим собой не выявил способностей к словесной эквилибристике. Логика обычно пренебрегает рифмой. Хорошо сказано: «Когда менестрель берет в руки клинок — лютня сгорает в огне».
Вик снял с плеча перевязь и отбросил в сторону ножны. Мечи Венедис легко скользнули из-за спины. Она подняла клинки на уровень плеч, скрестила наподобие ножниц, горизонтально направив в сторону недавнего спутника. Очень эффектная боевая стойка.
Милая, улыбнулся Вик девушке, это пижонство. Обоеручный бой требует невероятной силы в сочетании с подвижностью. Бесспорно, техника может быть действенна против трех-четырех легковооруженных и плохо обученных противников, каковыми являются, например, бродяги-разбойники. Девочка, а как ты собираешься блокировать своими изящными ножичками длинный тяжелый палаш? Рубящие попеременные удары каждый в отдельности слабы, так как занятость рук не позволяет вкладывать в движения всей массы тела, наносить же колющие вообще проблематично. А Вик любил грубые массивные железяки и умел с ними обращаться, главное, чтобы позволяло место. Здесь его достаточно. Меч описал ровную дугу — руки ничего не забыли, Вик мог заставить его порхать бабочкой.
Исключительно по-джентльменски он не стал нападать первым и спокойно ожидал, пока Венедис по-кошачьи не прыгнула вперед.
Глава 4
Сверкающие змеи, укус которых детален, сплетаются в безумном танце. Их тела чувственно льнут друг к другу, томно скользят и молниеносно расходятся в стороны. Этот танец — гипнотизирующее искусство смерти. Им можно наслаждаться, наблюдая с безопасного расстояния, — не стоит пытаться участвовать в змеином балете. Любое движение, даже самое грациозное, — неуклюжая грубость по сравнению с бескостной гибкостью переливающихся тел. Чарующие па под аккомпанемент звона стали и прерывистого дыхания.
Моего. Техника Венедис невероятна. Это не попеременные, использующие инерцию всего тела удары по принципу маятника, а одновременные, пусть не в полную силу, но четко скоординированные и точные выпады. Причем не синхронные, как можно было ожидать, а абсолютно разные, такое ощущение: каждый клинок живет собственной жизнью. Если правой Венедис рубит сверху вниз, то левой ухитряется колоть — и это в одно и то же мгновение. Конечно, лишь какой-то из двух ударов настоящий, второй — только имитация, способная, впрочем, нанести повреждение незащищенной плоти. А я очень нежное существо — на мне доспехи рубить не надо, за их отсутствием. Это не бой, это дезориентирующее состязание в гимнастике. Я уже вспотел, а Венди даже не запыхалась, комбинируя длинные серии из града парных и переменных ударов, которые я едва успеваю блокировать. Чертова девка! Рукоять палаша норовит проскользнуть во влажных ладонях — это оружие прекрасно зарекомендовало себя в неспешной рубке, но, шайтан побери, мне даже не дают ударить! Принимаю на гарду, вращаюсь сам, вращаю лезвие, блокирую боковой, пытаюсь скользящим движением свести клинки Венди вместе, заканчиваю разворот и рублю по дуге. Пустоту. Пользуюсь энергией вспарывающего пространство меча и кувыркаюсь, уходя из-под ответного удара. Не успеваю подняться, как приходится отражать верхнюю атаку, бью ногой, целясь в колено. Девчонка закрывается голенью — хоть гетры ее белые замарал.
Снова стараюсь завести клинки под наклонные ветви гарды, перехватываю левой рукой незаточенную часть лезвия, разворачиваю палаш. Зажатый в рогатке между гардой и лезвием, один из клинков противницы изгибается немыслимым образом. Вот это сплав! Второй меч Венедис удается освободить, и она рубит снова сверху вниз. Защищаться нечем. И в это время проклятая девчонка бьет коленом, конечно же, в пах, меняет траекторию удара мечом и добавляет в висок рукоятью. Вот с-с-сучка…
Старьевщик выпускает из рук палаш и катится, наполовину оглушенный, путаясь в лямках рюкзака и портупее. Лицо искажено. Он выхватывает из-за спины ствол и, опершись на локоть, направляет на противницу. В голове туман, перед глазами розовые вспышки, что не мешает рассмотреть ответный гневный взгляд и резко вздымающуюся грудь противницы. Вик представляет, как извивается, переливаясь, змей под ее одеждой. Это немного отвлекает. Девчонка со свистом разводит клинки в стороны и, вытянувшись в струнку, все-таки тяжело дыша, смотрит исподлобья.
— Трус, — говорит она.
А Вик что, утверждал обратное? Рыцарства в нем — ни на грош. А она продолжает. Про самовлюбленность, про эгоистичность, про противопоставление себя окружающим.
Пусть выговорится девочка — Старьевщик ухмыляется. Вот только не стоит путать эгоизм с индивидуальностью.
— Оружие придумываешь? Убивать научился? Ты бы мельницу лучше построил…
Да… а ведь была, была и мельница. И кузница с паровым молотом, хотя Палыч предпочитал пользоваться силой ученика. А еще — библиотека. Уникальнейшая коллекция древних книг — не хуже братских схронов. Очень хорошо все это дело горело.
Она бросает еще что-то презрительное и сплевывает. Ну и манеры. Гипнотизирует ствол.
Надо отдать должное — срабатывание кремниевого затвора Венедис блокировала очень эффективно. Сможет ли нейтрализовать разряд пьезоэлемента? С электричеством не так просто работать на элементарном уровне. Хочет ли Вик это проверить? Постепенно шум в голове уменьшается. Если девушке не удастся предотвратить этот выстрел?
У него ведь на самом деле нет никакого желания ее убивать. А если удастся? Все равно в ее глазах, да и в своих тоже, он станет убийцей.
Опускает стрельбу. Расхотелось экспериментировать. Придется тешить самолюбие тем, что победа Венедис — следствие подорванного здоровья и плохой физической формы. Кстати, от недавних упражнений, наверное, все швы порасходились — жжет.
Венедис, немного успокоившись, тоже вернула клинки в ножны.
— Как ты думаешь, как братья относятся к механистам? — поинтересовался Вик. — И еще: насколько они меня забыли за год? Плюс в Югре без ментовки достаточно сложно, а сканирование на лояльность, даже поверхностное, я не пройду.
— Логично, — согласно кивнула Венедис. — А что — тяжело было сразу об этом сказать?
Хмыкнул — тяжело было сразу догадаться?
— Метки эти ваши корявые… Архаичная форма поверхностного зомбирования.
Вот оно как. Вик не рассматривал проблему в подобном ключе, но не удивился. Что есть пресловутая Программа Зверя у янычар, как не внедрение в подсознание? Стандартная ментовка, подтверждающая статус гражданина каганатов, вполне может иметь недекларируемые возможности.
— В принципе можно попытаться имитировать.
Старьевщик скривился — всю жизнь мечтал.
Венди посмотрела Вику в глаза и неожиданно улыбнулась. Не вскользь, чуть изгибая уголки губ, только обозначая положительную реакцию, а широко и задорно. По-настоящему. Механист поймал себя на мысли, что любуется. Радость в глазах другого человека всегда поднимает настроение, а улыбка Венедис выглядела особенно заразительно. Чуть заострившийся подбородок, ямочки на щеках и танцующие в зрачках чертики.
Еле удержался, чтобы не расплыться в ответ, — еще чего не хватало.
— Поговорим, Инженер, — прозвище она произнесла на манер неприкаянных, зловеще-почтительно, — и не будь таким букой.
Вик поднялся, отряхнул с рукавов хвоинки, подобрал меч и ножны.
— Поговорим. Только Инженером меня на людях старайся не называть. Как и Старьевщиком.
— Лады. Но — только когда доберемся до этого вашего Саранпауля. По дороге я должна кое-что обдумать.
— Мне какая выгода?
— Как минимум — ничего не потеряешь, и… ты же авантюрист. В Саранпауле, хорошо?
Все-таки тяжеловат пока палаш. Кавалерийское оружие. Вик с сожалением взвесил его на ладони. Добрых пять кило. С лошадьми-то в этих краях не очень — приполярье. Стоит поменять на что-нибудь полегче. И припасами разжиться. Отсидеться еще неделю, швы снять? В Саранпауле. Что он теряет? Время. За неделю снега наметет — придется на лыжах идти. Дополнительное снаряжение. За какие шиши?
— Скажем так, эскорт до поселка оплачиваю, — опередила ход его мыслей Венедис.
Так совсем другое дело, княгиня, — Старьевщик кивнул.
Продолжили путь молча, экономя силы механиста. То ли от холода, а скорее всего, после стычки разнылись раны. Зарядил дождь — промозглая, полузамерзшая взвесь. Венедис набросила на себя прозрачную непромокаемую накидку, подтянула повыше гетры и спокойно двинулась в выбранном направлении. Мгновенно пропитавшаяся водой одежда Вика стала вдвое тяжелее, а облепленные грязью унты — совсем неподъемными. Уж лучше бы снег.
— За сегодня дойдем? — чуть обернувшись, обратилась к Старьевщику девушка.
— Я почем знаю? — Дышалось тяжело, а влажное лицо, казалось, вот-вот покроется ледяной коркой.
Ноги скользили, горячий пот делал мокрую снаружи одежду не менее мокрой изнутри. Жадно глотаемый воздух покалывал в легких — ко всему, еще и простудиться не хватало. Главное — не заблудиться, хоть маршрут нахоженный. Здесь, узнавал Вик на базе, ходили не только обозы к рудникам, этим путем оленеводы со своими стадами кочевали на летние горные пастбища. Похоже, как раз недавно возвращались. Потому и грязища. Передохнуть Старьевщик был не против, однако сезонная неразбериха в длительности полярного дня не могла обмануть тренированных постоянным сумраком подземелий биоритмов — до вечера было еще два-три часа. Пешего ходу — если Вик не свалится без сил. Хотя не должен, человеческий организм — дьявольски выносливая конструкция.
— К вопросу о ночлеге — недалеко на север есть жилье.
— С чего ты взяла?
— Чувствую. Рядом с водой.
Чувствует она. Может быть, просто дымком из трубы навеяло. Старьевщик втянул воздух, пытаясь уловить малейшие ароматы, напряг слух в поисках звуков, сопровождающих обычную хозяйственную деятельность. Как и ожидал — тщетно.
— А на Саранпауль чуйка не срабатывает?
— Нет. Далеко еще, наверное.
— Насколько далеко?
— От трех верст и до бесконечности.
— А до жилья?
— Минут пять. Идем.