Вне закона Махов Валерий

Глава 17

Графу Льву Николаевичу Толстому повезло. Ему суждено было заглянуть в зеркало всего одной русской революции, самой бескровной. Бог любил его нежно и забрал семнадцатого года. Но вот что интересно: будучи уже довольно пожилым человеком (графу было под восемьдесят), он в течение одного года переболел малярией, пневмонией и тифом. Дивный набор безобидных заболеваний. Любое из них в начале двадцатого века уложило бы в гроб и автора помоложе. Ан нет. Граф выжил. Чтобы уйти через некоторое время из дома в одном рубище и с вервием груза прожитых лет на вые. И тихо скончаться, то есть упокоиться на неизвестной железнодорожной станции. Не под знаменем, как его герой на Бородинском поле. Не в кругу семьи, как старый граф Безухов, а тихо и странно, улыбнувшись в лицо суете сует, ханжеству и лицемерию. О такой смерти мечтал златокудрый, буйно помешанный на Руси крестьянский сын Сергей Есенин.

…Сегодня, зная все о своем смертельном диагнозе, Николай Иванович Кузнецов, полковник службы безопасности Украины, уже свыкся с мыслью, что скоро конец. И, думая о милых его сердцу Толстом и Есенине, он завидовал умиротворенности Толстого и смелому порыву Есенина.

Он не боялся смерти. В жизни ему часто приходилось рисковать и собой, и другими. Он не верил в загробную жизнь, но верил в высшую справедливость.

Сам бывший ликвидатор, за годы службы принесший много горя другим и пекущийся об интересах государства, которого давно уже нет, он, лишившись своей родни, в одну ночь стал другим человеком. Как не умер старец Толстой в тот страшный для себя год, пока не нашел мира в своей душе, так и Кузнецов решил не уходить, пока не накажет виновных в смерти родни. А попутно, по мере сил и возможностей, он решил очистить город от прочей нечисти, с которой наш гуманный закон носится, как дурак с колесом от велосипеда. И сегодня, ставя самовар для вечернего ритуального чаепития, он с нетерпением ожидал свою Никиту – Елену Сергеевну Голицыну, красивые руки которой держали на весу весь смысл его оставшейся жизни.

Глава 18

После освобождения и свадьбы Антона и Лены Кротов в корне изменил свое отношение к Голицыну. Раньше он считал его представителем «золотой молодежи»: папа – профессор, мама – проститутка и т. д.

После смерти отца и брата-банкира Антон унаследовал приличное состояние, но работу не бросил. Поэтому, когда Кротову предложили остаться еще на год, ему стало стыдно, он согласился на это предложение.

Остался только ради того, чтобы из молодых оперов подготовить нормальную смену. В прошлые годы в розыск приходили, как правило, люди, отслужившие армию, поработавшие сержантами на земле в ППС и закончившие юридический факультет.

То есть с образованием, с определенным опытом, а главное, по призванию или, как говорят наши неподкупные судьи, по внутреннему убеждению. А сегодня кто попало и откуда попало.

А сколько блатных! Дети бывших и ныне действующих сотрудников. Начитавшись таких проходимцев от литературы, как Даун Дегенератович Шитов с его главным бестселлером «Позор без мозгов», они шли в ППС, чтобы безнаказанно потрошить пьянь, а в розыск – чтобы первыми поиметь с того, кто желал расплатиться за совершенное преступление.

Таким же мажором еще недавно Кротов считал Голицына, но события последних дней переменили его мнение об Антоне.

Они не стали близкими друзьями. Но в момент освобождения Антона Кротов сыграл не последнюю роль. Плюс поведение Антона, то, как он держался в экстремальных условиях, не дав опустить себя, послужило Кротову сигналом для изменения отношения на 180 градусов.

Во многом помогло еще и уважительное отношение Кротова к Лене. Раз она выбрала Антона, значит, это неспроста.

А для Потапова и Дубцова изменение отношений двух ключевых сотрудников отдела было просто подарком судьбы.

То, что не удавалось путем искусной промывки мозгов, путем долгих бесед «за жизнь» со стаканом водки, удалось как-то само по себе, естественно и незаметно. А значит, и уровень раскрываемости повысился на порядок, и обстановка в отделе перестала быть хорошо вспаханным, удобренным, ухоженным минным полем.

Молодое пополнение оперов, глядя на легендарных убойщиков Кротова и Голицына, то есть Шарапова и Жеглова, могло выбирать между хорошим опером и очень хорошим. А пример в нашей жизни дорогого стоит!

Глава 19

Лена появилась, как всегда, в назначенное время.

Кузнецов невольно залюбовался красотой и грацией ее фигуры. Ну а лицо и сезонные веснушки дополняли этот совершенный ансамбль.

– Скажите, Николай Иванович, нам обязательно встречаться здесь?

– А что вас, собственно, не устраивает?

– Меня не устраивают поездки в ближнее зарубежье. Кроме выполнения ваших заказов, у меня есть муж и работа.

– Мне нравится та последовательность, с которой вы перечислили магниты, притягивающие вас к этой жизни, дорогая Леночка. А вы не заметили, что вашему мужу, невзирая на козни полковника Михайлова, было присвоено звание майора?

– Так вот кому мы обязаны своей головокружительной карьерой!

– А вы зря иронизируете, моя прелестница. Будь на моем месте другой человек, то и карьера вашего мужа, и ваша семья распались бы в одночасье. Я изъял ваше досье, и никто, кроме меня, не знает о тех ваших добродетелях, которые сокращают жизнь многим подонкам. Но это не повод лишать меня жизни, если вдруг такой каприз придет в вашу красивую головку.

– Да я и не думала об этом, – не моргнув лукавым глазом, слишком быстро и слишком искренно для того, чтобы это было правдой, пропела рыжая бестия.

– Думали, думали, не врите старику. Но я не боюсь. Я подстраховался. Вам выгоднее, чтобы я умер естественной, своей, так сказать, смертью. Но это все лирика. Давайте о деле. Как прошла ваша встреча с Хряковым? На высоком идейно-воспитательном уровне? Больше насиловать и убивать детей он не будет. Скажите, Лена, а контрольный в анус – это ваше ноу-хау?

– А вам не понравилось?

– Почему не понравилось, очень свежо и оригинально. Ну да черт с ним, с Хряковым, есть дела поважнее. Из Москвы прибыли два серьезных киллера – Чипцов и Дейнеко, под кличками, соответственно, «Чип» и «Дэйл». Они в этот раз спешат на помощь генеральному директору одного большого завода. Я не хочу войны в регионе. Официально на них ничего нет. А по оперативной информации – гора компромата. В этом конверте их фотографии и адрес съемной квартиры. Только, пожалуйста, не забывайте, что времени у нас нет. И будьте осторожны. Они очень опасны. Если вопросов нет, давайте закончим. Я сегодня неважно себя чувствую. Удачи вам, светлячок мой рыжий.

Глава 20

Получив необходимую информацию и оружие, Лена быстро попрощалась и уехала с дачи Кузнецова.

И, странное дело, прислушавшись к своим внутренним ощущениям, она вдруг поняла, что все ярче и четче осознает правоту своего нового принципала. В самом начале их, так сказать, служебного романа Лена продумывала варианты быстрого и изящного устранения Кузнецова, поскольку считала его угрозой для своей семьи. Но чем больше она думала об этом пожилом и таком несчастном человеке, тем больше сомневалась в правильности принятого ею решения.

Приговоренный собственным организмом к смерти, обреченный на скорый и страшный уход, он тем не менее остаток отпущенного ему судьбой времени тратил не на женщин и казино, а на борьбу со злом. Пусть у него были своеобразные представления о добре и зле, но он встал на путь борьбы с нечистью и до последнего вздоха с этого пути не сойдет. «Если бы меня любил водолаз, он бы, наверное, клялся любить до последнего вздоха, – думала Лена. – А если бы пожарник – то с первой искры, от которой разгорится пламя, до последнего, погашенного бытом дымка. А если бы сантехник? О, только не это! Пусть уж лучше Голицын, тем более что у него это здорово получается».

Лена невольно посмотрела в зеркало заднего вида и залюбовалась своей улыбкой.

Когда не улыбаешься специально, а так, идя на поводу у какой-нибудь приятной мысли, улыбка получается свежей, красивой и какой-то по-детски беззащитной. А от этих так называемых спецулыбок, которых в арсенале любой женщины всегда навалом (для начальства, для коллег, для соседей, для приставал и т. д.), порой воротило с души.

Лена подъехала к дому. Вошла и, убедившись, что Антона нет, быстро разделась, приняла душ и улеглась в постель, чтобы проштудировать бумаги и обдумать предстоящую работу.

Глава 21

Вскрыв в указанном месте тайник и забрав закладку, Чип и Дэйл убедились, что за ними никто не следит, и вернулись на квартиру.

Этим вечером должно было состояться собрание трудового коллектива, на котором акционеры могли либо перевыбрать состав учредителей, либо продлить кредит доверия прежнему составу.

Актовый зал заводоуправления находился в административном корпусе, а сам корпус – на территории парка. Лучшее место для выполнения заказа трудно было и выбрать.

Наш город, издавна носивший славу мусорского (читай «красного»), не привык к столичным разборкам и кровавым баням.

Поэтому, зная специфику этого явления, Чип и Дэйл считали задание легкой, поощрительной и хорошо оплачиваемой командировкой.

На квартире они достали пистолеты с глушителями. Протерли все отпечатки пальцев, собрали все необходимое, поместив его в карманах, и покинули съемную квартиру. По времени собрание уже должно было закончиться, так что скоро люди выйдут из здания в парк. Осталось только выбрать удобную лавочку на аллее, чтобы поздравить объект с прибыльным местом.

Но уже у самого входа в парк парни обратили внимание на красивую девушку, которая, сидя на корточках возле некрасивой машины, растерянно смотрела на пробитое колесо «Москвича-2141».

Длинноволосая и длинноногая брюнетка была в такой короткой юбке, что вряд ли кто-нибудь взялся бы определить ее предназначение. Если она что-то скрывала, то это неправда. Если она что-то согревала, то скорее наоборот. В общем, это была не юбка, а тоненький поясок от случайно утерянной набедренной повязки.

– Вам помочь? – невольно вырвалось у Дэйла.

– Ой, мальчики, взяла без спроса у папы машину и вляпалась… Помогите.

– А что нам за это будет? – поинтересовался Чип, склонившись над открытым багажником.

– Ничего страшного…

И это было последнее, что услышали киллеры в своей недолгой и никчемной жизни.

Глава 22

Заседание координационного Совета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью при президенте было жарким. Дело в том, что заседание было как бы увертюрой перед другим, не менее важным сборищем, расширенной коллегией МВД с участием членов Совета безопасности и всех силовых структур страны. Президент, обычно спокойный и рассудительный, с повадками колхозного бухгалтера и менторским тоном сельского учителя, в этот раз был раздражен и криклив. Очевидно, имиджмейкеры запоздало посоветовали ему стиль «сильной руки», отца нации – строгого, но справедливого. Этому очень поспособствовал один молодой, с красивой плешью на умной голове политик, которого в кулуарах возглавляемой им организации прозвали «киндер-сюрпризом» и которого страшно обидели работники милиции. Накануне его не пропустил на дороге автомобиль старшего офицера ГАИ. А поскольку и до этого с ГАИ были серьезные проблемы, глава президентской администрации, темно-серый кардинал государственной внешней и внутренней политики, глаза, уши и прочие органы слежения и обоняния президента, решил устроить гаишникам пуб личную порку, а заодно напомнить, кто в доме хозяин.

И самое противное, что ругали гаишников не за взятки и поборы, не за качество наших несчастных дорог, а за то, что один зарвавшийся гаишник осмелился выписать штраф инфанту Андрею, а другой из пяти пальцев на руке выбрал для общения с вип-персоной средний.

В общем, в очередной раз насмешив мир, все закончилось быстро, весело и без потерь. Подполковника выгнали, элитное подразделение расформировали, начальника департамента отстранили…

Не зная, как такие действия могут повлиять на борьбу с коррупцией и преступностью, Кузнецов загрустил еще больше и еще сильнее уверовал в правильность избранного пути.

Черт побери, а ведь правы были старые большевики, которые пели: «Никто не даст нам избавленья: ни Бог, ни царь и не герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой. Это есть наш последний и решительный бой!..»

Глава 23

Новый начальник УВД области был из другого региона. Вместо того чтобы, опираясь на старые местные кадры и окинув незамыленным глазом окрестности, с головой уйти в работу, он стал перетягивать свою команду. Естественно, начались интриги, мышиная возня, дворцовые перевороты.

Райотделы были на казарменном положении, отпуска и выходные отменили.

Полковник Потапов слег и взял больничный. Поговаривали о его скорой отставке, что тоже вдохновения не добавляло. Молодые опера, как говорил Костромин, «фишку не рубили», а «старики» просто валились с ног.

Темой сегодняшнего оперативного совещания было загадочное убийство двух киллеров-гастролеров. Дело в том, что преступник (или преступница) был одет в черный парик и большие затемненные очки. Эти вещи обнаружили неподалеку от места преступления.

Все бы ничего, но эти модные аксессуары были на опустившейся бомжихе, которая нашла их, по ее словам, на помойке. А трупы киллеров нашли возле угнанного накануне убийства автомобиля «Москвич-2141», принадлежавшего местному участковому. Один из киллеров лежал возле автомобиля, а другой наполовину в багажнике. Убиты они были тоже профессиональными киллерами, так как ни одной улики или отпечатков пальцев ни в похищенной машине, ни на месте преступления криминалисты не нашли.

Всегда внимательная и собранная Лена на этом совещании была рассеянной и пассивной. Один раз Дубцов даже сделал ей замечание, что больно ударило по самолюбию Антона, а на Лену почему-то не произвело никакого впечатления.

Когда у Лены вдруг громко зазвонил телефон, Дубцов вспыхнул и заорал:

– Вам что, Голицына, не интересно?

– Отчего же, интересно. Только из своего маленького жизненного опыта берусь предположить, что те киллеры, которые убили наших, уже либо тоже в сырой земле, либо на солнечном берегу какого-нибудь теплого моря зарыли свои синие татуированные тела в песок и, потягивая текилу, посмеиваются над нами.

– С таким настроением, Елена Сергеевна, нужно не на оперативках сидеть, а рапорт об увольнении писать.

– Никаких проблем, – звонко парировала Лена.

В наступившей гробовой тишине она быстро написала рапорт и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.

Глава 24

С самого раннего детства Володя Быков вел здоровый образ жизни. Пытливый мальчишеский ум всегда помогал найти золотую середину и принять правильное решение.

С детства занимаясь такими силовыми видами спорта, как тяжелая атлетика, борьба, бокс, Володя не был фанатом. Он не пытался добиться каких-либо выдающихся результатов, а занимался и тренировался как бы для себя. Ему было плевать на знамена спортивного общества и престиж команды. Он всегда был крепким, стабильным середнячком. После тренировок парень не шлялся по улицам, оттачивая удары на пьяницах и случайных прохожих, как это делали его друзья по команде, а брал очередную увлекательную книгу и, запершись в своей комнате, запойно читал.

Он очень любил приключения и детективы.

И с самых ранних заусениц ненавидел фантастику. Он не мог изначально настраивать свой мозг на вранье.

Итак, спорт и литература сделали из пытливого мальчика гармоничного юношу, а из юноши – красивого, умного, непьющего и некурящего мужика, презирающего любой вид кайфа, кроме одного. Владимир Владимирович Быков очень любил женщин. Казалось бы, что в этом такого? Любой нормальный мужик слаб на это канальство. Ан нет. Володя Быков возвел ухаживание и добычу в ранг искусства. Каждая новая победа была праздником его души и тела, а каждое новое поражение – поводом для грусти и тоски. Отслужив в армии, он пошел сержантом в милицию с перспективой поступления на юридический факультет.

Попытка поступления на юрфак закончилась факом, а долго лазить у пьяниц по карманам он не смог.

Уйдя из милиции, Быков устроился инкассатором и был на хорошем счету у своего начальства. С товарищами по работе умел ладить без панибратства и, в отличие от них, работу свою любил. А вскоре сбылась главная мечта его жизни – он стал надомником. То есть он разработал схему, при которой мог выполнять часть своей работы дома.

Подобрав пару законченных отморозков, он воплотил свой план в жизнь. Если не вдаваться в подробности, то в ее основе лежал единственно правильный, по мнению Володи, принцип: пленных не брать!

Глава 25

– Это твое окончательное решение? – спросил Антон.

– Да, милый. Я женщиной себя чувствую только с тобой и только ночью.

– А как ты себе представляешь наше будущее?

– А я никогда не связывала наше будущее с работой. Я немного отдохну от этой грязи. Заметь, не отмоюсь, а отдохну. После чего придам этой грязи, раз мы связали с ней жизнь, лечебный характер. То есть открою адвокатскую контору и начну самостоятельную частную практику.

– Лена, не дури. Что это за семейный бизнес? Я буду сажать, а ты – отмазывать?

– Фу, Антон. Что за манеры? Ты будешь выполнять свою работу, а я – свою. Ты же воюешь за справедливость. А я буду защищать тех, кто в этом нуждается. И вообще, о чем мы спорим? Ты не видишь меня в другой профессии? В институте я отлично владела теорией юриспруденции. Теперь знакома и с азами практики. Ну а жизнь… она сама подскажет дальнейший расклад. И потом, я не припомню, чтобы мы в постели обсуждали быт.

– Это не быт, это жизнь. – Обняв Лену, Антон глубоко вздохнул.

– По-моему, ты пресытился, – игриво улыбнулась Лена.

– По-моему, ты бредишь! – испуганно закричал Антон, увлекая ее на себя.

После короткого, неравного и, как всегда, решительного боя, в котором выигрывал тот, кто меньше всего думал о победе, Антон, лежа на спине с закрытыми глазами, с улыбкой вспоминал классику из «Белого солнца пустыни»: «Хороший дом, красивая жена, что еще нужно, чтобы встретить счастливую старость…»

Как можно пресытиться счастьем любить, обладать, верить, ждать, надеяться, что снова будешь любить и обладать? Да пошло оно все к…

«Пусть смерть! Джульетта хочет так».

Глава 26

Лена застала Кузнецова после химиотерапии. Он был под капельницей, бледное лицо приобрело какой-то непривычный сероватый оттенок. Сестра, дежурившая у него на даче, оставила их одних.

– Простите, моя прелестница, мой внешний вид, но по всем приметам времени нам остается мало. Поэтому, оставив сочувственный взгляд и негармонирующий с ним бодрый голос, приступим к делу. Мне очень понравилась ваша проделка с «Москвичом» участкового. Бедного служаку чуть кондратий не хватил, когда его пальцы стали катать на экспертизу, а из лысины дергать остатки волос.

Кузнецов громко рассмеялся, потом долго кашлял и, наконец, продолжил:

– Участились случаи нападения на инкассаторов. Бандиты не оставляют свидетелей. Действуют нагло, дерзко и пока безнаказанно. Но это мое, так сказать, политическое завещание. Найди этих выродков, Лена, и убей! А пока – вот конверт. В нем досье и фото моих кровников. Тех, кто отравил жизнь и мне, и тебе. Двое освобождаются завтра. Остальные – через год. То, что произойдет через год, – это уже груз твоей совести. А вот эти завтра должны быть убиты. У меня все меньше и меньше сил. Я физически ощущаю, как из меня уходит жизнь. На плаву меня держат только злость и месть. В досье все данные. Оружие в этом дипломате.

– Николай Иванович, не волнуйтесь. Я уже вошла в ритм. Мы в одной связке. Я даже с работы уволилась, чтобы заниматься нашими делами.

На лице Кузнецова мелькнула слабая, добрая улыбка. Он закрыл глаза, положил свою руку поверх Лениной и тихо произнес:

– Все, беги, мое последнее чудо. Моя надежда и мой стимул. Беги и возвращайся поскорее.

– Только вы меня обязательно дождитесь.

– А если не дождусь, ты что, расстроишься?

Лена быстро выдернула руку и зло сказала:

– Если не дождетесь, я кое на каком камне напишу: «Фуфлыжник».

Глава 27

Быков нашел братьев Одинцовых случайно. Один раз на тренировке он спарринговал со старшим братом, толком даже не зная, как его зовут. Просто они были почти одного роста и веса, и тренер поставил их в пару побоксировать чуть-чуть. Одинцов-старший для Быкова был легкой добычей, поэтому Быков боксировал легко, даже с некоторой ленцой. А вот Одинцов завелся и все намеревался пробить соперника всерьез. В конце концов Быкову надоело бегать по рингу от сопливого новичка, и он правым снизу послал того в нокдаун.

Нокдаун был такой глубокий, что тренер не стал считать, а сразу остановил бой и начал орать на Быкова, что это не гладиаторские бои, а простая тренировка боксеров-любителей, что в следующий раз он просто выгонит Быкова из секции. Быков обиделся и ушел в раздевалку. Приняв душ, он завернулся в полотенце и распахнул свой шкафчик, чтобы одеться, но там его уже поджидал Одинцов.

– Ринг – это не улица. На улице я тебя сделаю! – процедил он сквозь зубы. Быкову не хотелось заводиться, и он дружелюбно ответил:

– Конечно, сделаешь!

И в этот самый момент получил такую увесистую оплеуху от неожиданно подкравшегося сбоку Одинцова-младшего, что еле устоял на ногах.

Возмущенный такой наглостью и вероломством, Владимир бросился на врагов, и через несколько секунд оба Одинцова уже валялись на полу. На шум прибежали тренер и вахтер. Естественно, все трое моментально вылетели из секции.

Быков подождал братьев на улице, но не с целью продолжить драку, тут все было понятно, а чтобы сделать им «предложение, от которого они бы не смогли отказаться».

И здесь он ничем не рисковал: если бы Одинцовы отказались, он свел бы разговор на шутку-проверку. Но братья на удивление быстро, ни секунды не раздумывая, сказали «да».

И на первом же деле – нападении на воинскую часть и убийстве часового солдата – проявили себя с самой лучшей стороны. Солдату перерезал горло старший, а ноги держал младший.

Глава 28

Преступный мир города был не на шутку взволнован.

Смутные времена наступили для рисковых парней.

Город, где много лет назад все уже было поделено, вдруг стало трясти и накрывать волнами кровавых и непонятных тем.

Во-первых, отморозки – то ли свои, то ли гастрольные – практически в одно и то же время несколько раз подряд совершили налеты на инкассаторов. И все бы ничего, ведь деньги – бумага. Но каждый раз гибли люди. Раненых добивали. Жестоко, глупо, безжалостно. Впрочем, не так глупо, как кажется на первый взгляд. Свидетелей-то как раз и не было!

Во-вторых, какой-то выживший из ума джеко-потрошиловский стрелок направо и налево стал мочить разных уродов. Маньяка Хрякова, например, а затем двух московских суперкиллеров. Причем, московские профи были далеко не из подарочного магазина. Ни ментов, ни конкурентов близко к себе не подпускали. А тут вдруг раз, и один – в багажник, другой – в дождевую лужу на асфальте. И у каждого контрольный сквозняк в бестолковке. Вот дела!

И, как всегда в таких случаях, опять пошли разговоры о пресловутой «Белой стреле» и т. д.

А поскольку смена руководства УВД порядка в городе не добавила, так как у ментов тоже начались свои разборки и передел сфер влияния, преступный мир города несколько погрустнел. Люди здесь были сплошь пожилые и солидные, всем им было что терять, кроме рыжих цепей, и они быстро договорились о координации и взаимодействии на момент внезапно возникшего кровавого кризиса. Когда-то, не так и давно, обращаясь с трибуны XXVI съезда партии к стране, Генеральный секретарь Л. И. Брежнев сказал: «Все, что завоевано народом, должно быть надежно защищено». Так вот, следуя этому мудрому постулату, братве было что защищать. Свои завоевания и достижения никто просто так отдавать не собирался.

Глава 29

Яркий солнечный день томил и склонял организм к преступным мыслям о том, чтобы бросить все и уехать отдыхать на природу. И там, в лесу, у чистой и прохладной воды, после того, как попробуешь мясо, пропахшее дымом костра, и выпьешь сладковатой русской водки, и происходит слияние с природой, которого в городской суете и спешке, в серости и гари выхлопных газов просто не замечаешь.

В такой волшебный весенний день двери городского СИЗО слегка приоткрылись, и на улицу вышли два высоких парня молдавской наружности. Их никто не встречал, так как родина была далеко, а неожиданное освобождение воспринималось ими как чудо. Два года проведя под следствием и под судом в условиях закрытой тюремной системы, молдавские мародеры расслабились и зажмурились от удовольствия.

– Добрый день, мальчики! – Голос принадлежал высокой длинноногой блондинке. – Вы Миша и Паша?

– Да.

– Меня прислал ваш адвокат Ефим Ильич. Он попросил встретить вас, покормить и отвезти к нему.

Миша и Паша были растеряны и счастливы. Чтобы добраться до своей исторической родины, они планировали подломить пару ларьков, а тут такая удача. Да и блондинка-секретутка улыбалась так обещающе (или это после двух лет тюрьмы казалось?), что пацаны, жмурясь от яркого солнца, мурлыкали себе под нос песни из репертуара Софии Ротару.

Спустившись на дорогу к машине Ольги, так звали секретаршу адвоката, они удобно расположились на заднем сиденье красивого фирменного автомобиля и, задымив длинными черными сигаретами, только теперь осознали, что впереди долгая и счастливая жизнь и что теперь весь мир будет принадлежать только им.

– Скажите, Оля, а подруга у вас есть? – сгоняя дым в тугие сизые кольца, поинтересовался Миша.

– Для вас или для вашего друга? – спросила Оля.

– Конечно, для друга, – глядя ей в глаза через зеркало заднего вида, ответил тупорылый гоблин.

– Да вы сначала поешьте, отмойтесь, отдышитесь, узнайте у адвоката, во что обошелся ваш приговор и освобождение, а потом уже о глупостях думайте.

Молдаване вмиг погрустнели и за всю дорогу не проронили ни слова.

Уже затемно, плотно поев в дорогом кафе, они добрались до загородного дома адвоката. Оля ушла предупредить хозяина, а они остались в машине в ожидании, когда их позовут в дом.

Глава 30

– Как хорошо вы сегодня выглядите, – сказала Лена, глядя на улыбающегося Кузнецова.

– Я же не хочу, чтобы мои надгробные камни украшали неформальные надписи. А я вас так быстро не ждал, – еле сдерживая тревогу, заметил больной.

Кивком отпустив сестру, он весь превратился в слух. Но Лена молчала и большими горящими глазами озорно смотрела на своего бледного визави.

– Не умерщвляйте меня искусственно, – взмолился Кузнецов. – Расскажите поподробнее, почему сорвалось?!

– А ничего, собственно, и не сорвалось. Все, в общем-то, продолжается. Просто вчера я испугалась, что вижу вас в последний раз, и мне захотелось сделать для вас приятный сюрприз.

И уже без пауз, так как Кузнецов побледнел еще больше, Лена скороговоркой выпалила:

– Я представилась им секретаршей Воланда и привезла их к нему на дачу, где он должен решить их дальнейшую судьбу.

Кузнецов стал преображаться на глазах, от прежней бледности не осталось и следа. Лицо его порозовело. Он встал, поправил халат и, быстро подойдя к Лене, порывисто и неловко обнял ее. Сквозь тонкий шелк халата Лена почувствовала, как горячо его тело.

– Это, конечно, нарушение всех оперативно-конспиративных норм. Но вы даже не представляете, как я вам благодарен. Как мало я все-таки разбираюсь в человеческой душе! Мне всегда казалось, что вы глубоко вздохнете, когда я умру, и закажете благодарственный молебен по случаю избавления от такой напасти.

– Что вы, Николай Иванович! Вы мне стали как отец. Вы наполнили мою жизнь таким смыслом, что вчера, увидев ваше состояние, я по-настоящему испугалась! Чем больше мы с вами уничтожим этих гнид и опарышей, тем меньше в нашем городе останется говна.

– Ну все, все, – сказал Кузнецов, вытирая ладонью слезы на Лениной щеке. – Я сейчас отпущу сестру, а ты заезжай машиной во двор и веди этих красавцев в гараж, там накроешь им стол и выпей с ними чего-нибудь. Я скоро подойду.

Лена вернулась к машине и въехала во двор. Гастарбайтеры уже успели вздремнуть. Лена предложила им пройти в гараж, где можно посидеть, выпить и подождать Воланда, который вот-вот освободится от клиента.

Они зашли в большой подземный железобетонный бункер, который назвать гаражом мог только тот, кто никогда не был в ставке Гитлера. В конце бункера распахнулась просторная, хорошо освещенная комната с удобной мягкой мебелью и большим холодильником-баром.

Лена разлила в высокие бокалы напитки, забросила ногу на ногу и стала листать журнал. Завороженные кролики удобно сели напротив удава, вернее удавки.

Глава 31

Долго работая в системе инкассации, Быков знал всю ее специфику, тонкости и сложности. И какой смысл идти на эту работу, если не для того чтобы грабить инкассаторов? Статус не определен. Мент не мент. Вооружен, но не очень опасен. Везешь бочку меда, а получаешь кусочек рафинада. Да и то иногда с большими задержками. Склонив братьев Одинцовых к идее грабить своих коллег, он поставил только условие: полнейшая дисциплина и никакой самодеятельности.

Все ранее были не судимы. Все, кроме Быкова, имели семьи, числились уважаемыми и достойными членами своих коллективов. Шансов сгореть было мало, если только соблюдать главное правило игры: пленных не брать.

После нескольких удачных нападений бандиты окончательно уверовали в то, что они супермены и что их вожак – гений. А все было просто. Нападения совершались не чаще одного раза в год. Примерно в одно и то же время. Всех инкассаторов убивали, свидетелей не оставляли. И даже если кто-нибудь что-нибудь и видел, то и в страшном сне, за все инкассаторские сумки мира он не пойдет в милицию. Видеть, как в твоем городе, где даже из рогатки никто не стреляет, средь бела дня вооруженные до ноздрей люди расстреливают живых и тоже вооруженных людей, – это, согласитесь, зрелище не для обывательских глаз.

Особенно страшно, когда медленно и спокойно, не торопясь, эти вооруженные нелюди ходят между телами и в упор добивают раненых. Были свидетели, которые заметили проезжавшую в это время машину ГАИ и резко прибавившую скорость, чтобы случайно не попасть под неразборчивую пулю. Но их показания куда-то исчезли, да и сами они пропали…

Денег, взятых Быковым и его бандой, налетчикам хватало на год. Как только они заканчивались, тут же планировалось и тщательно разрабатывалось новое нападение.

Схема одна, почерк один, оружие одно, вот только раскрыть эту серию никак не удавалось. Дело было на самых высоких контролях, и пару раз высокопоставленные брехуны уверенно рапортовали о задержании бандитов, однако потом уверенность сменилась растерянностью, а растерянность – жалостью к тем беспомощным ничтожествам, которые никаких чувств, кроме уважения, казалось бы, и вызывать-то не должны!

А все было весьма просто. Только нужно пошевелить жирными, прокопченными и прошашлыченными извилинами тому, кому это положено. Делает это тот, кто все точно знает, причем не какой-то залетный, а в доску и гвозди свой. Иначе кто бы подпустил его к себе так близко? Кто?!

Глава 32

«…Вот где она сейчас?! Где можно шляться с выключенным телефоном в 22 часа 30 минут?» – думал Антон, большим арестантским шагом в сотый раз меряя периметр квартиры. Нормальный человек мог бы позвонить ее приятельнице, близкой подруге или родне. У этой же половой попрошайки нет ни родных, ни близких, ни подруг. Звонить Кротову или Костромину – себя позорить.

Остается только сидеть и терпеливо ждать, пока это стихийное бедствие пройдет и наконец для него настанет рай, пусть и совсем ненадолго. Антон был не рад ни полному холодильнику, ни вкусному ужину, ни записке интимного содержания, адресованной одному несчастному лоху!

С этим надо кончать. Делить им нечего, у нее своя квартира, у него своя. У нее своя машина, у него своя. Детей, слава Богу, нет! Так что же тянуть? Ждать, когда страсть, притворившаяся любовью, перейдет в дурную привычку? А почему в дурную? Возможно, в умную. Привычка целовать любимую с утра – умная? Привычка отдавать долги – умная? Привычка помогать друзьям – умная?

Да, да, да!

А вот любить кого-то больше, чем себя, – привычка дурная!

И от этой привычки надо избавляться.

Антон прошел еще несколько километров по комнате и еще раз набрал Ленин номер. Но связи с телефоном абонента опять не было. «А чтоб ты скисла и завонялась!» – вырвался у Антона крик.

Он остановился, глянул на себя в зеркало, потом снова на часы и открыл бар. Достав коньяк, он плеснул больше половины стакана и одним глотком впустил в себя известное русское решение всех вопросов и проблем!

И сразу же стало легче. С теплом и расслабоном армянской пятизвездочной рапсодии пришли спокойствие и умиротворенность. Он плеснул еще, залпом, не грея теплом руки, не чувствуя вкуса, выпил и сразу же провалился в сон.

Проснулся Антон от яркого солнечного света. Лена лежала рядом. Длинные рыжие, вьющиеся от природы локоны игриво поджигали подушку и щекотали кончик носа. Хотелось чихнуть, но он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот великий миг радостного пробуждения. Она всегда просыпалась с улыбкой. Как все мелко и ничтожно по сравнению с этой улыбкой! Брависсимо, и пусть весь мир подождет.

Глава 33

Миша с Пашей не успели допить и насладиться зрелищем Олиных ног. Предвкушая скорую развязку, то есть тот долгожданный миг, когда эта белая короткая юбка флагом сдавшегося гарнизона беспомощно повиснет на спинке стула, а эти ноги, загадочно сплетенные, раздвинутся наконец, они так и не узнали, что такое «пир победителей». Правда, они не сразу среагировали на шаги и властный голос хозяина подземелья:

– Ну-ка, быдло, раком в бетон или стреляю!

Прямо напротив них в строгом черном костюме, словно призрак, стоял тот, кого меньше всего хотели видеть бандиты. Это был брат той бабы, семью которой они вырезали два года назад. Они видели его один раз на суде и знали, что он большая шишка в СБУ. Миша первый пришел в себя и попробовал рвануться вперед. Выстрела он почти не услышал, так как пистолеты были с глушителями, но по тому, как жарко у правого виска просвистела пуля и грохнулась за спиной в стену, он сразу понял, что вторая снесет ему полголовы. Он упал на бетонный пол как подкошенный и прикрыл голову руками. Паша же, наоборот, застыл на месте, как памятник неизвестному гастарбайтеру, и, кажется, впал в транс.

Лена же продолжала сидеть и с настоящим интересом листала журнал. И эта ее невозмутимость стала для бандитов самым страшным приговором. Глядя на ее непробиваемое спокойствие, они поняли, что с ними не шутят.

– Лена, примерьте на них браслеты. Вдруг размер совпадет?

Лена грациозно встала, взяла из рук Кузнецова две пары наручников и украсила ими руки парализованных бандитов. Кузнецов рассадил их в кресла, и все словно бы вернулось на полчаса назад. Только от вальяжности и самоуверенности уродов не осталось и следа. На их лицах был даже не страх, а животный ужас.

– Успокойтесь, друзья мои, – ровным голосом произнес Кузнецов. – Нам нужно многое обсудить. Собственно, тема у нас одна. Вы сейчас громко, членораздельно рассказываете мне на камеру все подробности той чудной для вас и страшной для моей семьи ночи. Хочу сразу предупредить, я знаю все подробности, так как провел собственное расследование. Рассказывайте не только о себе, но и о троих своих друзьях. Запомните: как только услышу вранье, последует первый выстрел в коленку. Второй – в голову. Все понятно?! Тогда начали. Вопросов будет мало. Кто где стоял. Кого, как и чем убивали, где спрятали ножи и молотки. Приз за правду – жизнь. Итак, вперед!

Лена включила камеру и отошла, предоставив Кузнецову возможность выпить до капли всю эту горько-сладкую чашу.

Кузнецов спокойным голосом задавал вопросы, и постепенно, шаг за шагом, перед глазами Лены встала картина той страшной ночи.

Вначале молдаване ломились на дачу своего работодателя. Но охрана сказала, что хозяева уехали за границу и будут только после Рождества. После этого, покурив хорошей травы и опрокинув по стакану водки, бригада дружно постучалась на дачу сестры Кузнецова.

– Почему именно туда?

– Ну, во-первых, они нас часто грели продуктами и курехой. Во-вторых, у них во всех окнах горел свет и громко играла музыка. А в-третьих, хозяин был крутым коммерсом, а значит, и деньги у него водились. Дверь открыл сам хозяин. Мы поздравили его с праздником и напросились погреться. Он сам предложил нам денег на дорогу, но Василий, наш бригадир, увидев большой пресс, ударил его молотком по голове и забрал весь кошелек. Потом в кухню забежал сын хозяина. Его схватил Миша, а я ударил молотком, чтобы не кричал. После этого мы открыли холодильник и достали водку. Мы с Пашей и Василием пошли по хате искать остальных, а Колька и второй Мишка остались в кухне. В большой комнате сидели ваша сестра и ее дочь, они смотрели телевизор. Ваша сестра стала кричать, чтобы мы убирались, и звать мужа на помощь. Мы уже были сильно угашенные и плохо соображали, что делаем…

– Так что, освежить вам память? – по-прежнему спокойным и оттого зловещим голосом спросил Кузнецов.

– Нет, нет, мы все помним. Я сел на диван возле вашей племянницы, а Василий и Паша схватили вашу сестру и оттрахали ее.

– А она не сопротивлялась?!

– Нет. Я достал нож и сказал, что перережу горло ее дочери, если она будет плохо обслуживать пацанов.

– И что она?

– Она старалась. А потом мы втроем оприходовали ее дочь.

– Как?!

– Вначале каждый, а потом все вместе.

– Что потом?

– Потом очнулся муж вашей сестры и бросился с ножом на нас. Мы, конечно, забили его молотками. Пока возились с мужем, девчонка выползла из комнаты, и Пашка в коридоре перерезал ей горло, потом добили вашу сестру, обшмонали дом, поснимали болты и гайки и, подпалив дачу, отвалили.

Кузнецов откашлялся и тем же ровным голосом спросил:

– А куда дели молотки и ножи?