Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский Линдер Иосиф
В конце августа в Испанию прибыли сотрудники советского посольства во главе с послом М. Розенбергом, генеральным консулом в Барселоне В. Антоновым-Овсеенко и торгпредом А. Сташевским. Двое последних ранее имели самое непосредственное отношение к деятельности Коминтерна по организации мировых революций. Вместе с ними приехали и первые военные советники. Главным военным советником являлся начальник РУ РККА Я. К. Берзин, военным советником КПИ по линии Коминтерна стал М. Штерн, работавший в Испании под псевдонимом Клебер.
Манфред Штерн, родившийся в 1896 г., был офицером австрийской армии, в 1916 г. он оказался в русском плену. С 1918 г. – в РККА, член РКП (б) с 1920 г. В 1921–1923 гг. военный советник ЦК КПГ. В 1926 г. окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, в 1927 г. работал в Китае. Дальнейшие вехи его биографии: нелегальный резидент в США (1930–1931), резидент в Маньчжурии (1932), главный военный советник в Китае (1921–1934), сотрудник Восточного секретариата ИККИ (1935–1936). Репрессирован, в 1954 г. умер в лагере.
В сентябре премьер-министром Испании стал социалист Ларго Кабальеро. Он обратился к руководству СССР с просьбой об оказании военной помощи и о дополнительном направлении военных советников. Решение об оказании помощи Испании («Операция Х») Политбюро ЦК ВКП (б) приняло в сентябре 1936 г. Первые пароходы с оружием, военной техникой (танки «Т-26», самолеты «СБ», «И-15») и советскими специалистами прибыли в порт Картахена в октябре 1936 г. Основным ведомством, ответственным за поставки вооружений в Испанию было Разведывательное управление Красной армии (С. Урицкий).
Наиболее вероятно, что при направлении ограниченного военного (национальный и международный) контингента военно-политическое руководство Германии, Италии и СССР преследовало следующие военно-политические и специальные задачи:
1) приобретение стратегического союзника в случае победы;
2) «обкатка» новых направлений в тактике боевых действий;
3) проверка авиационной, танковой, зенитной и другой техники в боевых условиях;
4) приобретение боевого опыта личным составом, в том числе по организации взаимодействия с иностранными союзниками;
5) отработка механизма планирования и организации материально-технического обеспечения боевых подразделений вдали от собственной территории;
6) организация и проведение разноплановых специальных операций в тылу противника в период ведения боевых действий;
7) организация и развитие параллельных нелегальных резидентур разнообразных специальных и политических ведомств, решающих как сиюминутные тактические, так и глобальные стратегические задачи в условиях смешанной гражданской и интернациональной войны.
Можно резюмировать, что задач, поставленных перед всеми участниками испанской кампании, было множество. При этом каждая сторона стремилась вынести как можно больше из сложившейся ситуации, чтобы сполна реализовать свои политические и военные интересы.
Октябрь 1936 г. стал показательным по многим направлениям в области «малой войны», теории которой получили в Испании практическое подтверждение. В начале октября генерал Э. Мола заявил, что франкистские войска, наступающие на Мадрид четырьмя колоннами, будут поддержаны ударом «пятой колонны» сторонников Франко, находящихся в самом городе. С этого времени термином «пятая колонна» стали обозначать скрытую до поры оперативную и военную агентуру, враждебную существующему политическому строю.
А. Орлов (Никольский), прикрытием которого была должность атташе посольства, отвечал за контрразведку и внутреннюю безопасность. Его первый доклад в Москву о положении дел в этой области от 15 октября 1936 г. был неутешителен.
«Общая оценка, – докладывал Орлов, – единой службы безопасности нет. Каждая партия создала свою службу безопасности. В том учреждении, что есть у правительства, много бывших полицейских, настроенных профашистски. Нашу помощь принимают любезно, но саботируют работу, столь необходимую потребителям страны».[118]
14 октября 1936 г. в Испанию по линии Профинтерна и Коминтерна прибыли первые иностранные добровольцы. В городе Альбасете, ставшем базой для формирования интернациональных бригад, началось боевое слаживание трех интернациональных батальонов, сведенных в 11-ю интербригаду. Значительную часть ее командного состава от командира взвода до комбрига составляли коминтерновцы, подготовленные в специальных школах ИККИ в СССР и за границей. Начальником базы в Альбасете был член ЦК КП Франции В. Гайман (псевдоним Видаль), инспектором интербригад – член ЦК КП Италии Л. Лонго (псевдоним Галло).
Руководителем Военного комитета интернациональных бригад стал член Президиума и Секретариата ИККИ А. Марти. В ответ на вопрос об условиях участия в борьбе против мятежников он ответил:
«Мы не ставим никаких условий. Не желаем ничего, кроме одного: интербригады должны рассматриваться как соединения, подчиненные правительству и его военным властям».
Однако многие современные авторы считают, что интербригады являлись тайными силами СССР в Испании, поскольку организаторами и командирами интербригад и военными советниками республиканской армии были коминтерновцы.
Мы не разделяем эту точку зрения, наша позиция заключается в следующем. Для Франко и его сторонников война с республиканцами являлась средством восстановления традиционных для испанцев консервативно-католических ценностей. Для большинства республиканцев победа над франкистами означала необратимость процессов политической и экономической модернизации общества. Для Германии, Италии и СССР Пиренеи являлись прекрасным полигоном для испытания политических, оперативных, технических и тактических наработок в реальных военных условиях. Но для большинства коминтерновцев Гражданская война в Испании была ареной идеологической и военной борьбы с итальянским фашизмом и немецким национал-социализмом.
«Правительство Испании, – докладывал А. Орлов в Центр в феврале 1937 г., – обладает всеми возможностями для победоносной войны. Оно имеет хорошее вооружение, прекрасную авиацию, танки, громадный резерв людей, флот и значительную территорию с базой военной промышленности, достаточной для такой „малой войны“ (заводы Испано-Суиза и др.), продовольственную базу и прочее. Численность правительственных войск значительно превосходит войска неприятеля.
Вся эта машина, все эти ресурсы разъедаются:
1. Межпартийной борьбой, при которой главная энергия людей употребляется на завоевание большего авторитета и власти в стране для своей партии и дискредитирования других, а не на борьбу с фашизмом.
2. Гнилым составом правительства, часть которого ничего общего с революцией не имеет, пассивно относится к событиям и думает лишь о своевременном бегстве в случае крушения.
3. Притуплением у правительства чувства подлинной опасности положения, как результат пережитых не раз тревог и чрезмерных паник. Настоящая угроза судьбе республиканской Испании, нависшая сейчас, воспринимается ими как привычная тревога.
4. Безответственностью и саботажем правительственных аппаратов и штабов по обеспечению армии и ее операций.
5. Неиспользованием сотен тысяч здоровых мужчин, проживающих в городах (Мадриде, Барселоне, Валенсии и ряде других), для тыловых работ и возведения укреплений.
6. Отсутствием подлинного штаба с авторитетным и крупным, действительно крупным советником с нашей стороны. Горев (Горев В. Е. – военный атташе в Испании. – Примеч. авт.) военного опыта не имеет. Для такой войны он младенец. Гришин (данных нет. – Примеч. авт.) – хороший партиец, но не специалист. А это головка нашего командования. При таком руководстве сводятся на нет способности ряда подчиненных им наших специалистов. (Хороши только авиация и танки и их героический личный состав, но они не могут заменить армии.)
7. Внутренней контрреволюцией и шпионажем».[119]
Полномочия А. Орлова, как главного резидента ГУГБ НКВД, в Испании были широкими, они распространялись на разведку, контрразведку и партизанские операции. Но одной из главных его задач было создание тайной полиции по советскому образцу для борьбы с политическими противниками республиканского правительства. Именно эта деятельность Орлова вызывала недовольство и ненависть в рядах тех, кто при более умелой и тонкой игре мог стать союзником в борьбе с франкистами.
«В своих мемуарах министр образования коммунист Хосе Эрнандес задним числом резко и со знанием дела критиковал представителя НКВД за его зловещую роль в создании и руководстве СИМ (сокращение от Servicio de Investigacion Militar. – Примеч. авт.) – внушающей страх Службы военных расследований. По его мнению, она предназначалась для того, чтобы стать механизмом насильственного создания в Испании тоталитарного государства. Согласно утверждениям Вальтера Кривицкого, в марте 1937 г. генерал Берзин направил конфиденциальный доклад военному комиссару Ворошилову, в котором сообщал о возмущении и протестах по поводу репрессивных операций НКВД, высказываемых высокопоставленными республиканскими официальными лицами. В нем утверждалось, что агенты НКВД компрометируют советскую власть непомерным вмешательством в дела и шпионажем в правительственных кругах и что они относятся к Испании как к колонии. Занимающий высокую должность генерал Красной Армии заключал свой доклад требованием немедленного отзыва Орлова из Испании».[120]
Возможно, что именно этот доклад Берзина стал впоследствии одним из многих в бесконечной цепи факторов для репрессирования Орлова. Но наше дальнейшее повествование направлено не на расследование взаимоотношений между НКВД и РККА, а на рассмотрение различных направлений военно-конспиративной работы, осуществленной во время войны в Испании по линии Коминтерна или с активным участием коминтерновских специалистов в области «малой войны» и специальных операций. По нашему мнению, Гражданская война в Испании 1936–1939 гг. убедительно доказала дееспособность кадров, прошедших военно-специальную подготовку, особенно по линии ИККИ.
Именно коминтерновские кадры обеспечивали закупку оружия и военного снаряжения на Западе. В августе – сентябре 1936 г. агенты СГОН Я. И. Серебрянского закупили и переправили в Испанию 20 военных самолетов из Франции. Поставки оружия в Испанию из западных стран продолжались и в дальнейшем. Для перевозок оружия во Франции 15 апреля 1937 г. под эгидой Коминтерна специально создается пароходная компания «Франс Навигасьон». К тому времени Отдел международной связи получил наименование Служба связи Секретариата ИККИ. Ее структуры занимались переброской в Испанию добровольцев для интернациональных бригад.
Всего в Испании с октября 1936 г. по конец 1937 г. было сформировано 7 интербригад: 11, 12, 13, 14, 15, 129 и 159-я. В Испании на стороне республиканцев воевало, по разным оценкам, 30–35 тысяч иностранных добровольцев. В числе наиболее известных командиров бригад и дивизий республиканской армии были генерал Клебер (М. Штерн, 11-я бригада), генерал Вальер (К. Сверчевский, 45-я дивизия), генерал Лукач (М. Залка, 12-я бригада). Менее известны: генерал Юлиус Дейч (14-я бригада), генерал Вацлав Комар (129-я бригада), полковник Хенрик Торунчик (13-я бригада), полковник Владимир Чопич (15-я бригада).
Коминтерновцы не только входили в состав республиканской регулярной армии, но и участвовали в партизанских и диверсионных операциях. Значительная часть советских военных советников в Испании являлась специалистами по «малой войне». Заместителем резидента по линии советской внешней разведки, отвечавшим за партизанские операции, включая диверсии на железных дорогах и аэродромах, являлся Н. И. Эйтингон (Л. Котов).
Уже в конце 1936 г. при республиканских органах безопасности была организована первая школа по подготовке командного состава разведывательнодиверсионных групп и отрядов для действий в тылу противника. Позднее были созданы еще три таких закрытых учебных заведения. Отбор испанцев и добровольцев других национальностей для обучения проводился тщательно. Значительный вклад в организацию работы по линии «Д» внесли в 1936–1939 гг. сотрудник резидентуры 7-го отдела ГУГБ Л. П. Василевский, старший военный советник Г. С. Сыроежкин, уже знакомые читателю С. А. Ваупшасов, В. З. Корж, К. П. Орловский, Н. А. Прокопюк, А. М. Рабцевич, Х. И. Салнынь, А. К. Спрогис и И. Г. Старинов.
Помимо НКВД работу по линии «Д» проводили также представители Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии. Они приступили к диверсионной деятельности несколько позже своих коллег из НКВД, и ее масштабы были меньшими.
«У испанцев, – впоследствии писал И. Г. Старинов, – в последний раз партизанивших во время наполеоновских войн, не было ни навыков, ни специалистов-диверсантов, способных решать специфические задачи партизанской борьбы в тылу современной регулярной армии. Увидев это, старший военный советник Яков Берзин добился направления в Испанию хорошо подготовленных, опытных командиров и специалистов – выпускников спецшкол в СССР. Они начали свою деятельность в роли советников и инструкторов небольших разведгрупп, которые затем превратились в диверсионные группы. <…>
Мне довелось быть советником в одном из таких формирований, которым командовал капитан Доминго Унгрия».[121]
Резидент НКВД А. Орлов, в свою очередь, отмечал:
«Партизанские операции в Испании начались весьма скромно с организации двух школ диверсантов, в каждой из которых обучалось примерно 200 человек; одна была расположена в Мадриде, а другая – в Бенимамете, неподалеку от Валенсии. Впоследствии к ним добавились еще четыре школы, в одной из которых, в Барселоне, обучалось 500 человек. <…> Республиканские партизанские силы быстро росли, и к лету 1937 г. их операции стали более сложными. Партизанские „коммандос“ получали задание не только выводить из строя линии связи, но и изматывать противника в глубине его территории, нападая на оружейные склады и устраивая засады на движущиеся колонны войск и автоконвои с военным снаряжением».[122]
Весной 1937 г. имелись учебные центры диверсантов в Архене, Валенсии, Барселоне и Бильбао. В спецшколах обучались добровольцы-испанцы, коммунисты из интернациональных бригад и несколько бывших офицеров Российской императорской армии. В процессе подготовки курсанты изучали подрывное дело, теорию и практику стрельбы, тактику налетов и засад, совершали марш-броски. По отдельным программам готовились две группы: танкистов (на трофейной технике) и парашютистов.
«Диверсионная работа остается очень важной, – писал А. Орлов в Центр после взятия республиканскими войсками Теруэля. – Работать становится неимоверно трудно. Враг перешел к серьезной охране дорог, мостов, ж.-д. путей, электромагистралей. Не бросая работы в ближнем тылу, ставим перед собой задачи „квалифицированных“ операций: налетов на концентрационные лагеря противника для освобождения арестованных коммунистов, социалистов и революционных рабочих, захвата небольших городов, не имеющих сильных гарнизонов, типа Сеговии и т. д.».
По поводу участия добровольцев из интербригад в партизанской войне И. Г. Старинов вспоминал:
«Узнав, что для работы в тылу противника нужны люди, знающие русский, первыми явились к нам два югослава – Иван Хариш и Иван Карбованц. <…>
Впоследствии в отряде Доминго Харишу и Карбованцу дали прозвища Хуан Пекеньо (маленький) и Хуан Гранде (большой).
Оба приятеля – в прошлом моряки. Оба знали английский, французский, испанский и русский, а Иван Гранде вдобавок владел еще и итальянским.
Следом за югославами к нам пришел красивый насмешливый чех Ян Тихий. Затем появились американский еврей Алекс, болгары Павел и Вастлин. А потом мы просто растерялись: от интербригадовцев, желающих бить врага в его тылу, буквально не стало отбоя. Немцы, австрийцы, французы, финны, итальянцы, венгры – все шли к нам.
– Надо брать! – лихорадочно нашептывал мне капитан Доминго, поблескивая возбужденно горящими глазами. – Посмотри, какой народ! Где еще найдешь таких ребят? Да и когда нам дадут пополнение?!
Мне тоже не хотелось отказываться от этого подарка судьбы. Переговорив в штабе с товарищами, занимавшимися комплектованием интербригад, я получил в Альбасете не двух переводчиков, а более двадцати отличных бойцов».[123]
О некоторых итогах диверсионной работы говорится в докладе А. Орлова в Центр от 9 декабря 1937 г.:
«Проводимая в тылу „Д“-работа привела к серьезному расстройству отдельных участков тыла франкистов и значительным материальным убыткам и людским потерям. Беспрерывные и последовательные действия наших „Д“-групп, применение ими самых разнообразных, быстро меняющихся и постоянно совершенствующихся методов, охват нами почти всех решающих участков фронта, продвижение „Д“ действий в глубокий тыл, вызвали большую панику в фашистских рядах. Об этом говорят все донесения разведки и нашей агентуры, это подтверждается также и рядом известных нам официальных материалов (газетные статьи, приказы фашистов, радиопередачи).
Это состояние фашистского тыла, пребывание франкистов в постоянном напряжении, беспрерывно преследующий их страх перед „проделками красных динамитчиков“, подчас преувеличенный и раздуваемый всевозможными слухами, мы считаем основным достижением в „Д“-работе.
Нам точно известно, что для борьбы с диверсиями фашисты вынуждены держать в тылу значительные воинские силы и вооруженные группы фалангистов. Все, даже незначительные, объекты усиленно охраняются. В августе 1937 г. командующий Южным фронтом фашистов генерал Кьяппо де Льяно издал приказ, объявляющий на военном положении провинции Севилья, Уэльва и Бадахос. Мероприятия фашистского командования, связанные с реализацией этого приказа, предусматривают отвлечение с фронта значительных воинских сил».[124]
И. Г. Старинов так оценил итоги деятельности группы Д. Унгрии:
«За десять месяцев эта диверсионная группа, численностью 12 бойцов, превратилась в XIV партизанский корпус, в котором сражалось около трех тысяч человек. Мы совершили около 200 диверсий и засад, и ориентировочные потери противника составили более двух тысяч человек. Безвозвратные потери XIV корпуса за все время боевых действий составили всего 14 человек – причем одного убили в Валенсии анархисты, одного нечаянно подстрелили свои при возвращении из тыла противника, один погиб при установке мины, один погиб при переходе линии фронта (шальная пуля попала в рюкзак с динамитом), а 10 сложили голову в боях.
В начале ноября 1937 г. я сдал свои обязанности герою Гражданской войны Христофору Салныню и выехал на Родину».[125]
В штабе Ф. Франко, несомненно, оценили угрозу, исходящую от диверсионных подразделений республиканцев. Действуя через свою агентуру влияния в правительстве и вооруженных силах республики, франкисты сумели «притормозить партизанщину». Вместо эффективных действий на коммуникациях республиканские «силы специальных операций» были направлены на действия в прифронтовой зоне. Это снижало эффективность диверсионных операций и увеличивало потери среди диверсантов. А крупные отряды, постоянно базирующиеся в тылу франкистов, вообще не были созданы.
Следует отметить, что и «пятиколонники» Ф. Франко, действовавшие в тылу республиканцев, были неплохо организованы, их операции отличались дерзостью и эффективностью. Например, летом 1937 г. в Картахене был подорван линейный корабль «Хайме I» республиканского флота. 10 января 1938 г. уничтожен склад артиллерийских боеприпасов, размещавшийся в подземном тоннеле Мадридского метрополитена. Взрыв огромной силы полностью разрушил объект, погибли все служащие и рабочие склада, всего 173 человека. Обыденным явлением стала снайперская стрельба диверсантов-франкистов с крыш домов по военнослужащим, сигнализация ракетами в ночное время при бомбежке итальянской и немецкой авиацией советских судов, стоящих под разгрузкой в портах Картахены и Аликанте.
В 1937 г. А. Орлов начал подготовку коминтерновцев по плану «Новый набор». Этот план предусматривал отбор и обучение диверсантов (50– 100 человек – немцы, итальянцы и др.) из числа интербригадовцев. Предполагалось, что после обучения они будут нелегально переброшены в Германию, Италию и другие европейские страны, где станут частью глубоко законспирированного агентурного резерва. Их активное использование предусматривалось в случае войны СССР со странами, являвшимися членами «Антикоминтерновского пакта» (Германия, Япония, Италия). Однако этот план был свернут в ноябре 1938 г., поскольку большинство его организаторов и исполнителей к тому времени стали числилиться «врагами народа».
Но другой секретный проект Орлова по использованию членов интернациональных бригад в советской разведывательной деятельности был успешно реализован. Для этого тщательно отобранные кандидаты проходили обучение в нелегальной разведывательной школе под условным названием «Строительство». Существование этой заграничной разведшколы 7-го отдела ГУГБ тщательно скрывалось от испанских властей в отличие от лагерей, где велось обучение партизан и диверсантов.
Правила конспирации в испанской разведшколе были настолько строгими, что ее слушатели, дабы исключить установление их личности, были зарегистрированы в ней только под номерами. Их настоящие имена были известны лишь узкому кругу людей, включая самого Орлова. Все курсанты обеспечивались документами прикрытия, получаемыми из Москвы. После обучения правилам конспирации, методам тайной связи и разведывательному мастерству лучшие выпускники школы «Строительство» были признаны слишком ценными кадрами, чтобы продолжать воевать в Испании. Вместо этого их выводили через Францию в Западную Европу, а затем они, получив разведывательные задания, разъезжались по всему миру.
Учебный план школы контролировал лично А. Орлов, который стал «крестным отцом» для многих ценных агентов. Сам факт существования нелегальной разведшколы, организованной в Испании, как и имена завербованных ранее в Европе и Америке агентов, были секретом, который Орлов тщательно сохранил и после своего ухода на Запад.
Прекрасно зная, чем для него обернется «срочный вызов в Центр», он предпочел сохранить свою жизнь и жизнь своих жены и ребенка. Кроме того, он отправил личное письмо Сталину, в котором предупредил, что если репрессии коснутся его матери либо кого-то из близких родственников, то он «найдет способ грамотно использовать доверенную ему информацию для развенчания образа вождя». Опытный оперативник, Орлов грамотно ушел от возможного преследования и, обосновавшись в США, стал вести жизнь частного лица, далекого от политики. При этом он сохранил в тайне все, что ему было доверено, не подставив под удар ни одного из курсантов. Впоследствии, когда ему пришлось предстать перед американской комиссией, предъявить ему какие-либо обвинения так и не смогли, за исключением небольших отклонений от иммиграционного законодательства США, что не считается тяжким нарушением американских законов.
Среди курсантов школы «Строительство» были Вильгельм Феллендорф и Альберт Хесслер, которые впоследствии стали радистами в берлинском отделении «Красной капеллы». Один из выпускников школы Морис Коэн, американский гражданин, впоследствии внедрился в агентурную сеть, которая помогла советской разведке получить в США секреты производства ядерного оружия.
Н. И. Эйтингон также уделял большое внимание агентурной разведке в интересах республиканской армии. В частности, его людьми была проведена глубокая разведка тылов фашистских войск на Арагонском фронте. Однако полученные данные не были использованы должным образом. Неожиданный контрудар республиканцев в сражении на реке Эбро в 1938 г. задержал наступление войск Франко, но военное командование не сумело перевести тактический успех в оперативный.
Диверсионная деятельность в интересах республиканцев осуществлялась не только на территории Испании. Под руководством Э. Вольвебера в Германии, Дании и Франции действовала коминтерновская диверсионная группа, срывавшая поставки немецкого вооружения и военной техники для армии Франко. Группа состояла из хорошо подготовленных специалистов, изготовлявших и устанавливавших мины на транспортных судах. Только во Франции было заминировано 7 кораблей, впоследствии затонувших в открытом море. Каждое пятое судно, следовавшее из Германии в Испанию, было потоплено. Группа активно действовала в течение двух лет! После обнаружения минной лаборатории немецкими спецслужбами Вольвеберу с большинством членов группы удалось уйти от преследования нацистов и скрыться в Швеции.
Начальник имперского Главного управления безопасности (РСХА) Р. Гейдрих в июне 1941 г. докладывал рейхсфюреру СС Г. Гиммлеру о деятельности «Лиги Вольвебера»:
«Наряду с созданными английской секретной службой группами саботажников, целью которых еще в мирное время было уничтожение немецких судов, существовала еще более разветвленная, созданная Коминтерном террористическая организация, главной задачей которой было уничтожение судов тех государств, которые в свое время примкнули к Антикоминтерновскому блоку.
Доказано, что члены этой организации до конца 1940 г. действовали в Дании и оттуда пытались снова перенести свою деятельность на территорию рейха. Руководителем этой организации был немецкий эмигрант Эрнст Вольвебер… Он в значительной степени несет ответственность за организацию и активную деятельность созданных по указанию из Москвы групп саботажников в Германии, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Франции и бывших прибалтийских государствах-лимитрофах. Он осуществлял в широких масштабах закупку и транспортировку взрывчатых веществ и других материалов для саботажа и располагал большими денежными средствами, ассигнованными Коминтерном для финансирования этой организации и для оплаты агентов. После вступления немецких войск в Осло в мае 1940 г. Вольвебер бежал в Швецию. <…>
Деятельность этих распространившихся на всю Европу коммунистических террористических групп включает в себя акты саботажа против 16 немецких, 3 итальянских и 2 японских судов, которые в двух случаях привели к их полной потере. Сначала преступники пытались уничтожать суда путем поджогов, но, поскольку этот способ обычно не приводил к полной потере судов, в последнее время перешли к использованию взрывчатых веществ против судов, курсирующих в Балтийском и Северном морях. Главные опорные пункты организации находятся в портах Гамбург, Бремен, Данциг, Роттердам, Амстердам, Копенгаген, Осло, Ревель и Рига.
Созданными в Голландии, Бельгии и Франции группами коммунистических саботажников руководил голландский коммунист Иозеф Римбертус Схаап, который также был руководителем Интерклуба в Роттердаме и имел самые тесные связи с главными активистами организации в Скандинавских странах. Ему непосредственно подчинялся бывший руководитель гамбургского „Рот Фронта“ Карл Баргштедт, который ведал во всей организации техникой устройства взрывов. Необходимые для актов саботажа взрывчатые вещества поставлялись из рудников на севере Скандинавского полуострова группам коммунистических саботажников в Голландии, Бельгии и Франции голландскими моряками через норвежский порт Нарвик и шведский форт Лулео».
…А пока советские разведчики и диверсанты дерутся в Испании, Павел Судоплатов в конце июня 1938 г. нелегально перебирается во Францию, где садится на советский пароход и на нем в конце лета прибывает в Ленинград. На следующий день после прибытия в Москву он был принят Л. П. Берия, который 22 августа 1938 г. был назначен заместителем наркома внутренних дел. Пока Павел выполнял смертельно опасное задание, в самом НКВД произошла очередная реорганизация. 28 марта 1938 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) Главное управление государственной безопасности упраздняется, а на его месте создаются три оперативных управления и три самостоятельных оперативных отдела. Начальником I Управления (Управление государственной безопасности) стал М. П. Фриновский, 5-й (Иностранный) отдел возглавил З. И. Пассов.
«Пассов, сменивший Слуцкого на посту начальника Иностранного отдела, – впоследствии писал П. А. Судоплатов, – отвел меня в кабинет Берии, рядом с приемной Ежова. Моя первая встреча с Берией продолжалась, кажется, около четырех часов. Все это время Пассов хранил молчание. Берия задавал мне вопрос за вопросом, желая знать обо всех деталях операции против Коновальца и об ОУН с начала ее деятельности.
Спустя час Берия распорядился, чтобы Пассов принес папку с литерным делом „Ставка“, где были зафиксированы все детали этой операции. Из вопросов Берии мне стало ясно, что это высококомпетентный в вопросах разведывательной работы и диверсий человек. Позднее я понял: Берия задавал свои вопросы для того, чтобы лучше понять, каким образом я смог вписаться в западную жизнь.
Особенное впечатление на Берию произвела весьма простая на первый взгляд процедура приобретения железнодорожных сезонных билетов, позволивших мне беспрепятственно путешествовать по всей Западной Европе. Помню, как он интересовался техникой продажи железнодорожных билетов для пассажиров на внутренних линиях и на зарубежных маршрутах. В Голландии, Бельгии и Франции пассажиры, ехавшие в другие страны, подходили к кассиру по одному – и только после звонка дежурного. Мы предположили, что это делалось с определенной целью, а именно: позволить кассиру лучше запомнить тех, кто приобретал билеты. Далее Берия поинтересовался, обратил ли я внимание на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире, которая находилась в пригороде Парижа. Его немало удивило, что я этого не сделал, поскольку слишком устал. Из этого я заключил, что Берия обладал опытом работы в подполье, приобретенным в закавказском ЧК. <…>
Берия проявил большой интерес к диверсионному партизанскому отряду, базировавшемуся в Барселоне. Он лично знал Василевского, одного из партизанских командиров, – в свое время тот служил под его началом в контрразведке грузинского ГПУ. <…>
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромного совслужащего. Вероятно, подумал я, он специально выбрал для себя этот образ: в Москве его никто не знает, и люди, естественно, при встрече не фиксируют свое внимание на столь ординарной внешности, что даст ему возможность, посещая явочные квартиры для бесед с агентами, оставаться неузнанным. Нужно помнить, что в те годы некоторые из явочных квартир в Москве, содержавшихся НКВД, находились в коммуналках. Позднее я узнал: первое, что сделал Берия, став заместителем Ежова, это переключил на себя связи с наиболее ценной агентурой, ранее находившейся в контакте с руководителями ведущих отделов и управлений НКВД, которые подверглись репрессиям.
Я получил пятидневный отпуск, чтобы навестить мать, которая все еще жила в Мелитополе, а затем родителей жены в Харькове. Предполагалось, что, возвратясь в Москву, я получу должность помощника начальника Иностранного отдела. Шпигельглаз и Пассов были в восторге от моей встречи с Берией и, провожая меня на Киевском вокзале, заверили, что по возвращении в Москву на меня будет также возложено непосредственное руководство разведывательно-диверсионной работой в Испании.
Во время поездки жена рассказала мне о трагических событиях, которые произошли в стране и в органах безопасности. Ежов провел жесточайшие репрессии: арестовал весь руководящий состав контрразведки НКВД в 1937-м. В 1938 г. репрессии докатились и до Иностранного отдела. Жертвами стали многие наши друзья, которым мы полностью доверяли и в чьей преданности не сомневались. Мы думали тогда, что это стало возможным из-за преступной некомпетентности Ежова, которая становилась очевидной даже рядовым оперативным работникам».
И вот здесь самое время перейти к наиболее болезненной для авторов, да и для всех нормальных людей теме – теме политических репрессий 1930-х гг. Процесс устранения нелояльных по отношению к Сталину кадров РККА, НКВД и Коминтерна происходил постепенно, начиная с 1929 г., когда против ряда польских коммунистов, проживавших в СССР, стали выдвигаться обвинения в принадлежности к Польской организации войсковой (ПОВ).
В августе 1931 г. по делу «Весна» сняты с постов Л. Н. Бельский (полпред ОГПУ по Московской области), И. А. Воронцов (начальник Административно-организационного управления), Е. Г. Евдокимов (начальник Секретно-оперативного управления), С. А. Мессинг (начальник Иностранного отдела), Я. К. Ольский (начальник Особого отдела). «Дело ПОВ» с 1929 г. стало инструментом дискредитации и уничтожения членов КП Польши, в том числе Мессинга и Ольского.
В марте – апреле 1933 г. по обвинению в примиренческом отношении к оппозиционерам из состава республиканских, краевых и областных коллегий исключены 23 члена и уволены 58 руководящих работников краевых и областных управлений ОГПУ.
25 августа 1933 г. в Сочи машину со Сталиным и Ворошиловым задел грузовой автомобиль, которым управлял пьяный водитель. В середине сентября, во время поездки на озеро Рица, один из автомобилей сталинского кортежа упал вместе с мостом в реку. 23 сентября катер со Сталиным и его спутниками обстреляли с берега бойцы пограничного поста. Одни историки считают, что два последних происшествия инспирировал секретарь Закавказского крайкома партии Л. П. Берия, другие – что имели место несчастные случаи или неудавшиеся террористические акты.
Вполне возможно, что после указанных событий у вождя и его ближайшего окружения (Ворошилов, Каганович, Молотов и др.) усилились подозрения в отношении членов Политбюро и ЦК ВКП (б). Как следует из различных источников, неприязнь к Сталину действительно имела место, отражая как политические противоречия, так и личные амбиции в среде высшего и среднего руководящего состава партии, вооруженных сил и органов госбезопасности.
Мы считаем, что в конце 1933 – начале 1934 г. у Сталина могла появиться мания преследования. После того как на «съезде победителей» (26 января – 10 февраля 1934 г.) против него было подано 292 голоса из 1218, подсознательный страх перед утратой власти или перед физическим устранением мог стать доминирующим фактором, определившим многие его поступки. Несомненно, Сталин знал, что за день до выборов в ЦК на квартире Г. К. Орджоникидзе собрались оппозиционные делегаты съезда и пытались убедить С. М. Кирова в необходимости отставки Генерального секретаря.
Убийство Кирова стало поводом к началу «большой чистки» в партии, органах безопасности, армии, советских и хозяйственных органах. Одним из первых ее этапов стало так называемое Кремлевское дело. В июне 1935 г. на пленуме ЦК ВКП (б) с докладом «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе» выступил секретарь ЦК ВКП (б) Н. И. Ежов. В докладе было сказано, что при попустительстве Енукидзе на территории Кремля создана террористическая сеть с целью убийства Сталина. По этому делу осуждено 110 человек: 30 – Военной коллегией Верховного суда и 80 – Особым совещанием при НКВД.
Согласно официальной версии, в заговоре участвовали четыре контрреволюционные террористические группы: группа служащих правительственной библиотеки во главе с Н. А. Розенфельдом (племянником Л. Б. Каменева); троцкистская группа комендатуры Кремля; троцкистская группа военных работников во главе с начальником отделения РУ РККА М. К. Чернявским; белогвардейская группа Г. Б. Синани-Скалова (сотрудник спецслужбы Коминтерна). Идеологом покушения назван находившийся в ссылке Л. Б. Каменев (Розенфельд).
Согласно другой версии, «Кремлевское дело» инспирировано Г. Г. Ягодой с целью взять под контроль НКВД охрану Кремля, которая находилась в ведении Наркомата обороны. В числе осужденных были: дежурные помощники коменданта Кремля В. Г. Дорошин и И. Е. Павлов, секретарь коменданта Кремля А. И. Синелобов, бывший комендант Большого Кремлевского дворца И. П. Лукьянов, бывший начальник административно-хозяйственного отдела комендатуры Кремля П. Ф. Поляков. Ягода обвинил Енукидзе в противодействии органам госбезопасности.
Действия Сталина показывают, что он не доверял никому. Чтобы проверить или получить компрометирующие сведения на тех или иных высокопоставленных лиц, Генсек использовал возможности так называемого «особого сектора» – личной службы безопасности, надежно замаскированной в структуре аппарата ЦК ВКП (б). В большинстве мемуаров, и особенно сотрудников спецслужб, напрямую общавшихся с «вождем народов», отмечается его поразительная информированность по большинству оперативных вопросов. Были заговоры или нет – в любом случае И. В. Сталин преследовал цель установить полный личный контроль над всеми силовыми структурами государства.
Сталин руководствовался принципом «Разделяй и властвуй!», не позволяя чрезмерно усилиться ни одному из конкурирующих ведомств и почти всегда действуя по одной схеме. Путем перестановок он изолировал своих противников друг от друга и, опираясь на одни группировки, уничтожал членов других. При этом он создавал такие условия, при которых для одних его противников открывались перспективы карьерного роста за счет других, сходивших с политической арены.
В декабре 1935 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о закрытии особых переправ на границе, организованных НКВД для Коминтерна (компартий Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии). «Окна» на границе стали рассматриваться руководством ВКП (б) как каналы проникновения в СССР шпионов и диверсантов. Представители коммунистических партий Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии, оказавшиеся на территории СССР (в том числе почти все руководство), уже не могли покинуть пределы Советского Союза.
В середине 1936 г. начались аресты политэмигрантов, и в первую очередь из КП Польши. Около 35 процентов (1275 из 3669) лиц, арестованных в СССР за шпионаж, обвинялись в принадлежности именно к польским спецслужбам. Негативное отношение к выходцам из иностранных партий нашло отражение в «чистке» не только аппарата Коминтерна, но и аппарата НКВД. Сталин заявил, что Наркомат внутренних дел задержался с разоблачением «врагов народа» на четыре года. 26 сентября 1936 г. Г. Г. Ягода был отстранен от руководства НКВД и назначен наркомом связи, а на его место пришел Н. И. Ежов. Изменения в структуре НКВД после назначения Ежова сопровождались кадровыми перестановками и «чистками» в центре и на местах.
А затем наступил небезызвестный 1937 г., в котором ключевым стало словосочетание «враг народа».
На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. Сталин сказал: «Не ясно ли, что, пока существует капиталистическое окружение, будут существовать у нас вредители, диверсанты, шпионы и убийцы…» В течение 1937–1938 гг. практически все руководители оперативных подразделений в РККА, НКВД и Коминтерне в центре и на местах были арестованы. Подавляющее большинство среди них – те, кто по долгу службы отвечал за подготовку к диверсионной работе за рубежом и к возможной партизанской войне на своей территории. Почти все были объявлены «врагами народа», расстреляны либо зверски замучены в застенках, некоторые в ожидании неминуемого ареста покончили с собой.
«В двадцатых числах июня [1937], – вспоминал И. Г. Старинов, – я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.
Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.
– Что случилось? – напрямик спросил я.
– Ты давно не читал газет?
– Где же я мог их читать?
– А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?..
Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.
– Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром… Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.
– Что?!
Кольман подал еще одну газету за 13 июня:
– Вот здесь…
Строчки прыгали у меня перед глазами:
„… Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение“.
Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира: „Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды…“
Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.
Этот человек – предатель и изменник?!
А маршал Тухачевский – бонапартист?!
Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна – прославленные герои Гражданской войны – и все они тоже враги народа?!
Кольман осторожно взял у меня газету.
– Как же это? – только и мог выговорить я.
– Чудовищно, – согласился советник. – Невозможно поверить. Но ты же видел…
– А какая им была корысть предавать советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!
– Тише… Конечно, дикость какая-то… Сам не понимаю, на что они рассчитывали… Что им могли дать капиталисты?
– Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.
– Видишь, пишут о попытке захвата власти…
– Так они же и были властью!
– Тем не менее – факт налицо…
Да, чудовищный факт был налицо. И Кольман, и я не могли не верить Сталину, не верить суду.
Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся…
Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина „за укрепление социалистической законности“, натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся „враги народа“, я испытывал острые приступы тоски.
Ни на минуту не забывалось, что я работал с Якиром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.
„А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину? – не раз спрашивал я самого себя. – Что ответишь?“
– Ты что-то плохо выглядишь, Рудольфе! – встревожился Доминго…
В 1937 г. многие высшие военачальники были арестованы и преданы суду по делу о „военно-фашистском заговоре“. Среди них оказались и авторы плана возможной партизанской войны – Уборевич, Якир, Примаков. Прошедшие по этому плану подготовку отряды бойцов ежовский карательный аппарат именовал не иначе как „бандами“. В немыслимом виде предстала и цель нашей будущей работы. Она велась будто бы для того, чтобы осуществить покушение на членов правительства, изменить в стране государственный строй, уступить в пользу иностранных держав целые республики. Такого никому из нас не могло привидеться и в самом кошмарном сне…
Тайники с оружием, боеприпасами в приграничных районах были ликвидированы. Органы НКВД организовали настоящую облаву на тех, кто проходил подготовку по плану Уборевича – Якира – Примакова. В течение года изловили и расстреляли почти всех. <…> Не избежали гибели и сотрудники ОГПУ, также занимавшиеся подготовкой партизан…»[126]
Сам Илья Григорьевич чудом остался жив. Политическая установка на разоблачение «вредителей, диверсантов, террористов и шпионов» позволяла следователям НКВД трактовать деятельность обвиняемых по своему усмотрению. На фоне чудовищной борьбы с «врагами народа» термин «диверсант» стали применять исключительно в отрицательном смысле и только по отношению к врагам партии, единственным «вождем и учителем» которой являлся Сталин. В этой связи работу по обучению диверсантов и партизан можно было трактовать как подготовку террористических актов в рамках антисоветского заговора против руководства страны с целью изменения государственного строя в интересах контрреволюционных организаций и (или) иностранных государств.
Были репрессированы: А. Х. Артузов, Я. К. Берзин, С. Г. Гендин, С. А. Мессинг, З. И. Пассов, B. М. Примаков, И. А. Пятницкий, М. А. Трилиссер, И. П. Уборевич, И. С. Уншлихт, С. П. Урицкий, C. М. Шпигельглаз, И. Э. Якир и многие другие. Большинство кадровых сотрудников Коминтерна, ИНО НКВД и РУ РККА в силу специфики их работы легко можно было обвинить в принадлежности к той или иной иностранной разведке и/или в подготовке покушения на Сталина. Ревнителей такой политики, людей беспринципных, желавших выслужиться на разоблачении мнимых заговоров, как всегда, хватало с лихвой.
За физическим уничтожением теоретиков и практиков диверсионного дела последовало уничтожение их трудов, учебных пособий и наставлений. Полные тексты некоторых из них («Партизанство» Каратыгина и др.) не найдены до сих пор. Подверглись репрессиям ученые Остехбюро, занимавшиеся разработкой секретной техники для специальных подразделений.
Было ликвидировано уникальное воинское подразделение – Карельская егерская бригада, ее командный состав почти полностью был уничтожен, остальные направлены на лесоповал. Разгром мотивировался тем, что Карельская егерская бригада, «с точки зрения финской разведки, должна была стать первой вооруженной силой во время войны и преградить путь Красной армии на Север с той целью, чтобы отрезать Кольский полуостров и Карелию и, создав территорию для оккупационной армии, парализовать Кировскую железную дорогу и выступить против советской власти».[127]
Сталинский курс на возрождение великой державы, названный Троцким «национал-социализмом», автоматически отодвигал Коминтерн на второй план, подчиняя интересы зарубежных компартий интересам СССР. Готовить кадры для работы в новых условиях должны были люди, поддерживающие новый курс. Уже летом 1936 г. началась ликвидация специальных школ ИККИ, к 1938 г. в СССР были официально закрыты почти все учебные заведения Коминтерна, в том числе и готовившие специалистов для нелегальной военной работы.
В этот период в Коминтерне и большинстве иностранных компартий уничтожили едва ли не каждого первого – всех тех, кто имел отношение к подготовке специальных кадров и партизан (литер «А»), а также тех, кто составлял агентурную основу большинства нелегальных резидентур РУ РККА и ИНО НКВД. Эффективно опережать и встречать возможные действия серьезного и сильного противника на дальних и ближних подступах стало практически некому. Тем не менее подготовка национальных и международных кадров по различным направлениям политической и военной разведывательной деятельности продолжалась, будучи скрытой под вывесками различных государственных и общественных организаций.
«Партийная война» 1936–1939 гг. смела все, что «старая гвардия» десятилетиями собирала и накапливала по крупицам. Многократная смена партийной верхушки, репрессии и чистки ветеранов партии и военспецов, сотрудничавших с нелегальными партийными структурами задолго до событий Октября 1917 г., ликвидировали профессиональную основу для широкомасштабной целенаправленной конспиративной деятельности на большинстве направлений.
Революция в очередной раз «пожрала» собственных «детей». Уцелели немногие: часть перешедших в состав Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД, Воздушно-десантные войска или находившиеся за границей. Часть подготовленных кадров удалось «спрятать» в некоторых специфических партийных структурах. Специальные структуры, создававшиеся под флагом Коминтерна и/или родственных ему организаций, были во многом ликвидированы либо перешли на нелегальное положение в условиях собственной страны. Подверглись репрессиям коммунисты из 31 страны. Наибольшие потери понесли компартии Болгарии, Венгрии, Германии, Италии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Югославии.
Борьба с «вредителями, диверсантами, террористами и шпионами», проводимая в силовых структурах с одобрения высшего политического руководства СССР, не усилила, а значительно ослабила потенциал государства в военной и военно-специальной областях. Анафеме была предана мысль о возможности ведения войны на своей территории в случае внезапной агрессии противника и, соответственно, разрушена создававшаяся свыше десяти лет специальная инфраструктура. В 1937–1938 гг. были расформированы саперно-маскировочные взводы, закрыты учебные центры по подготовке диверсантов, ликвидированы базы на территории сопредельных государств. Демонтажу подверглись минно-взрывные заграждения в полосе обеспечения всех укрепленных районов, расположенных на западной границе.
Многие агентурные сети так и не были восстановлены, а в 1938 г. из ИНО НКВД в адрес руководства страны в течение 127 дней (!!!) вообще не поступало никакой информации. Такого информационного провала на уровне высшего политического руководства не знала, пожалуй, ни одна страна. Негативным результатом «партийной войны» стало резкое ухудшение деятельности нелегальных резидентур ИККИ, НКВД и РУ РККА. Иностранные спецслужбы, в первую очередь германские, используя благоприятную ситуацию, наносили нелегальным боевым структурам за рубежом удар за ударом.
Мы оставим Павла Анатольевича на отдыхе. Он ехал на свою малую родину и даже не подозревал, что тучи репрессий уже сгущаются над его головой. На дворе была суровая осень 1938 года…
Глава 7
Последствия разгрома спецслужб
«Из поездки, – писал П. А. Судоплатов, – я вернулся в Москву немало озадаченный слухами о творившихся на Украине жестокостях, о которых мы услышали от своих родственников. Я никак не мог заставить себя поверить, к примеру, что Хатаевич, ставший к тому времени секретарем ЦК компартии Украины, был врагом народа. Косиор, якобы состоявший в контакте с распущенной Коминтерном компартией Польши, был арестован в Москве. Подлинной причиной всех этих арестов, как я думал тогда, были действительно допущенные ими ошибки. В частности, Хатаевич во время массового голода дал согласие на продажу муки, составлявшей неприкосновенный запас на случай войны. За это в 1934 г. он получил из Москвы выговор по партийной линии. Может быть, думал я, он совершил еще какую-нибудь ошибку в этом же роде. Повторяю снова: увы, я был наивен».
А тем временем в Народном комиссариате внутренних дел произошла очередная реорганизация. 29 сентября 1938 г. была объявлена новая структура НКВД СССР с восстановлением Главного управления государственной безопасности. Начальником ГУГБ был назначен 1-й заместитель наркома внутренних дел Л. П. Берия, его заместителем В. Н. Меркулов. Начальником 5-го (Иностранного) отдела оставался З. И. Пассов, его заместителем – С. М. Шпигельглаз. Пассов и Шпигельглаз предложили П. А. Судоплатову, который являлся помощником начальника 4-го (испанского) отделения 5-го отдела занять должность помощника начальника ИНО. Это назначение не было утверждено в ЦК ВКП (б), но фактически с сентября по ноябрь 1938 г. он исполнял эти обязанности.
«В 1938 г., – писал далее П. А. Судоплатов, – атмосфера была буквально пронизана страхом, в ней чувствовалось что-то зловещее. Шпигельглаз, заместитель начальника закордонной разведки НКВД, с каждым днем становился все угрюмее. Он оставил привычку проводить воскресные дни со мной и другими друзьями по службе. В сентябре секретарь Ежова, тогдашнего главы НКВД, застрелился в лодке, катаясь по Москве-реке. Это для нас явилось полной неожиданностью. Вскоре появилось озадачившее всех распоряжение, гласившее: ордера на арест без подписи Берии, первого заместителя Ежова, недействительны. Ходили слухи, что Берия уменьшительно-ласково называл Ежова „мой дорогой Ёжик“ и имел обыкновение похлопывать его по спине, однако его дружеское поведение было чисто показным. На Лубянке люди казались сдержанными и уклонялись от любых разговоров. В НКВД работала специальная проверочная комиссия из ЦК.
Мне ясно вспоминаются события, которые вскоре последовали. Наступил ноябрь, канун октябрьских торжеств. И вот в 4 часа утра меня разбудил настойчивый телефонный звонок: звонил Козлов, начальник секретариата Иностранного отдела. Голос звучал официально, но в нем угадывалось необычайное волнение.
– Павел Анатольевич, – услышал я, – вас срочно вызывает к себе первый заместитель начальника Управления госбезопасности товарищ Меркулов. Машина уже ждет вас. Приезжайте как можно скорее. Только что арестованы Шпигельглаз и Пассов.
Жена встревожилась. Я решил, что настала моя очередь.
На Лубянке меня встретил сам Козлов и проводил в кабинет Меркулова. Тот приветствовал меня в своей обычной вежливой, спокойной манере и предложил пройти к Лаврентию Павловичу. Нервы мои были напряжены до предела. Я представил, как меня будут допрашивать о моих связях со Шпигельглазом. Но, как ни поразительно, никакого допроса Берия учинять мне не стал. Весьма официальным тоном он объявил, что Пассов и Шпигельглаз арестованы за обман партии и что мне надлежит немедленно приступить к исполнению обязанностей начальника Иностранного отдела, то есть отдела закордонной разведки. Я должен буду докладывать непосредственно ему по всем наиболее срочным вопросам. На это я ответил, что кабинет Пассова опечатан и войти туда я не могу.
– Снимите печати немедленно, а на будущее запомните: не морочьте мне голову такой ерундой. Вы не школьник, чтобы задавать детские вопросы.
Через десять минут я уже разбирал документы в сейфе Пассова. <…>
Следующий документ – представление в ЦК ВКП (б) и Президиум Верховного Совета о награждении меня, Судоплатова Павла Анатольевича, орденом Красного Знамени за выполнение важного правительственного задания за рубежом в мае 1938 г., подписанное Ежовым. Тут же находился и неподписанный приказ о моем назначении помощником начальника Иностранного отдела. Я отнес эти документы Меркулову. Улыбнувшись, он, к моему немалому удивлению, разорвал их прямо у меня на глазах и выкинул в корзину для бумаг, предназначенных к уничтожению. Я молчал, но в душе было чувство обиды – ведь меня представляли к награде за то, что я действительно, рискуя жизнью, выполнил опасное задание. В тот момент я не понимал, насколько мне повезло: если бы был подписан приказ о моем назначении, то я автоматически, согласно постановлению ЦК ВКП (б), подлежал бы аресту как руководящий оперативный работник аппарата НКВД, которому было выражено политическое недоверие».
В описании ареста своих непосредственных руководителей Павел Анатольевич допускает небольшую неточность. В ночь с 1 на 2 ноября 1938 г. был арестован С. М. Шпигельглаз, а З. И. Пассов был арестован за десять дней до этого – 22 октября 1938 г. Но через много десятилетий память может не вполне точно выдавать какие-то элементы. Как бы там ни было, но П. А. Судоплатов приступил к временному исполнению обязанностей начальника Иностранного отдела при полной потере преемственности руководства.
«За три недели своего пребывания в качестве исполняющего обязанности начальника отдела, – вспоминает он, – я смог узнать структуру и организацию проведения разведывательных операций за рубежом. В рамках НКВД существовали два подразделения, занимавшиеся разведкой за рубежом. Это Иностранный отдел, которым руководили сначала Трилиссер, потом Артузов, Слуцкий и Пассов. Задача отдела – собирать для Центра разведданные, добытые как по легальным (через наших сотрудников, имевших дипломатическое прикрытие или работавших в торговых представительствах за рубежом), так и по нелегальным каналам. Особо важными были сведения о деятельности правительств и частных корпораций, тайно финансирующих подрывную деятельность русских эмигрантов и белогвардейских офицеров в странах Европы и в Китае, направленную против Советского Союза. Иностранный отдел был разбит на отделения по географическому принципу, а также включал подразделения, занимавшиеся сбором научно-технических и экономических разведданных. Эти отделения обобщали материалы, поступавшие от наших резидентур за границей – как легальных, так и нелегальных. Приоритет нелегальных каналов был вполне естествен, поскольку за рубежом тогда было не так много советских дипломатических и торговых миссий. Вот почему нелегальные каналы для получения интересовавших нас разведданных были столь важны.
В то же время существовала и другая разведывательная служба – Особая группа при наркоме внутренних дел, непосредственно находящаяся в его подчинении и глубоко законспирированная. В ее задачу входило создание резервной сети нелегалов для проведения диверсионных операций в тылах противника в Западной Европе, на Ближнем Востоке, Китае и США в случае войны. Учитывая характер работы, Особая группа не имела своих сотрудников в дипломатических и торговых миссиях за рубежом. Ее аппарат состоял из двадцати оперработников, отвечавших за координирование деятельности закордонной агентуры. Все остальные сотрудники работали за рубежом в качестве нелегалов. В то время, о котором я веду речь, число таких нелегалов составляло около шестидесяти человек. Вскоре мне стало ясно, что руководство НКВД могло по своему выбору использовать силы и средства Иностранного отдела и Особой группы для проведения особо важных операций, в том числе диверсий и ликвидации противников СССР за рубежом.
Особая группа иногда именовалась „группа Яши“, потому что более десяти с лишним лет возглавлялась Яковом Серебрянским. Именно его люди организовали в 1930 г. похищение главы белогвардейского РОВС в Париже генерала Кутепова. До революции Серебрянский был членом партии эсеров. Он принимал личное участие в ликвидации чинов охранки, организовавших еврейские погромы в Могилеве (Белоруссия). „Группа Яши“ создала мощную агентурную сеть в 20—30-х гг. во Франции, Германии, Палестине, США и Скандинавии.
Агентов они вербовали из коминтерновского подполья – тех, кто не участвовал в пропагандистских мероприятиях и чье членство в национальных компартиях держалось в секрете».
23 ноября 1938 г. над головой П. А. Судоплатова сгустились зловещие тучи политического недоверия. Именно в этот день состоялось заседание партийного комитета 5-го партколлектива ГУГБ, на котором слушалось его персональное дело. По итогам рассмотрения персонального дела партийный комитет Иностранного отдела постановил:
«За притупление большевистской бдительности, выразившееся в том, что:
1) Судоплатов, работая на протяжении ряда лет в отделе, находясь в близких взаимоотношениях с б[ывшим] нач. отдела Слуцким, б[ывшим] зам. нач. отдела Шпигельглазом, б[ывшей] сотрудницей 5-го отдела Соболь и ее мужем Ревниным, не пытался и не сумел разоблачить их как врагов народа;
2) находился в близких взаимоотношениях с ныне разоблаченным врагом народа Горожаниным, с которым работал до прихода в ИНО на Украине, и, когда парторганизация разоблачила Горожанина как скрытого троцкиста, Судоплатов выступал с защитой Горожанина;
3) не принял мер к разоблачению эсера-белогвардейца Быстролетова, материалы о котором находились у Судоплатова с 1933 г., и он, Быстролетов, в 1937 г. работал в Отделе и привлекался Судоплатовым к оформлению стенгазеты;
4) за то, что Судоплатов не принимал активного участия в борьбе парторганизации за очищение отдела от предателей и шпионов, пробравшихся в отдел;
за использование служебного положения в личных целях:
Судоплатова П. А. из рядов ВКП (б) исключить».
Мы полагаем, что эта резолюция должна была послужить толчком для дальнейшей дискредитации П. А. Судоплатова и его последующего ареста как очередного «врага народа». И вполне естественно, что в условиях того сурового времени 2 декабря 1938 г. он перестал исполнять обязанности начальника 5-го отдела. И не только он один был отстранен от должности.
25 ноября 1938 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР Н. И. Ежов был отстранен от должности наркома внутренних дел, а на его место назначен Л. П. Берия. 1-м заместителем наркома и начальником ГУГБ становится В. Н. Меркулов. Новым начальником Иностранного отдела назначен В. Г. Деканозов, лично известный Л. П. Берия и ранее работавший председателем Госплана Грузинской ССР. Заместителем начальника отдела назначается П. М. Фитин, всего три месяца назад окончивший Центральную школу НКВД СССР.
Выписка из протокола № 15 заседания партийного комитета № 5 партколлектива ГУГБ НКВД от 23 ноября 1938 г. (Протокол персонального дела П. А. Судоплатова.)
«Я, – вспоминал П. А. Судоплатов, – чувствовал себя подавленным. Жена также сильно тревожилась, понимая, что над нами нависла серьезная угроза. Мы были уверены, что на нас уже есть компромат, сфабрикованный и выбитый во время следствия у наших друзей. Но я все-таки надеялся, что, поскольку был лично известен руководству НКВД как преданный делу работник, мой арест не будет санкционирован.
В те годы я жил еще иллюзией, что по отношению к члену партии несправедливость может быть допущена лишь из-за некомпетентности или в силу простой ошибки, особенно если решение его участи зависело от человека, стоящего достаточно высоко в партийной иерархии и пользующегося к тому же полной поддержкой Сталина. <…>
Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Но с приходом Деканозова впервые поняли, что это не ошибки. Нет, то была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы боялись за свою жизнь, оказавшись под угрозой уничтожения нашей же собственной системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой. <…>
И тут произошло неожиданное. Собрание, назначенное на январь, которое должно было утвердить мое исключение из рядов партии, отложили. Вскоре Ежов, отстраненный от обязанностей народного комиссара еще в декабре минувшего года, был арестован. <…>
Я по-прежнему считаю Ежова ответственным за многие тяжкие преступления – больше того, он был еще и профессионально некомпетентным руководителем. Уверен: преступления Сталина приобрели столь безумный размах из-за того, в частности, что Ежов оказался совершенно непригодным к разведывательной и контрразведывательной работе.
Чтобы понять природу ежовщины, необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические кампании в условиях диктатуры неизменно приобретают безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершавшихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугоден местному партийному начальству на районном и областном уровне. Руководители партии и НКВД получили возможность решать даже самые обычные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов.
Конечно, в те дни я еще не знал всего, но, чтобы иметь основания опасаться за свою жизнь, моих знаний было достаточно. Исходя из логики событий, я ожидал, что меня арестуют в конце января или в крайнем случае начале февраля 1939 г. Каждый день я являлся на работу и ничего не делал – сидел и ждал ареста».
А тем временем в конце 1938 – начале 1939 г. активизируется сотрудничество германских и эстонских спецслужб. Бывший начальник 2-го отдела эстонского Генерального штаба (военная контрразведка) полковник Маасинг прибывает в Германию для координации совместной разведывательной работы. Контрразведка армии и политическая полиция Эстонии фактически превращаются в заграничные филиалы абвера. В. Канарис и начальник абвер-I (разведка) Г. Пикенброк посещают Эстонию, где проводят инструктаж по разведывательной и диверсионной деятельности против СССР. Начинается совместная работа абверовцев с их эстонскими коллегами по заброске на территорию СССР разведывательно-диверсионных групп. Канариса особо интересует информация о численности и типах самолетов советских ВВС. Советское правительство принимает решение о закрытии консульств Германии во Владивостоке, Ленинграде, Новосибирске, Киеве, Одессе, Тбилиси и Харькове.
А в Организации украинских националистов происходили значительные изменения, связанные с гибелью Е. Коновальца. Со второй половины 1938 г., когда у руля ОУН встал бывший полковник Сечевых стрельцов А. А. Мельник, расширились контакты между ОУН, с одной стороны, и абвером и СД – с другой. Спецслужбы нацистской Германии усиленно работали с украинскими националистами на перспективу. Гитлеровцы видели в оуновцах прежде всего «пятую колонну», способную дезорганизовать польский тыл при начале боевых действий.
В конце 1938 г. начальник 2-го (диверсионного) отдела абвера Г. Гросскурт провел встречу с А. А. Мельником, который к этому времени уже переехал из Польши в Третий рейх. На этой встрече Мельник был завербован абвером и получил оперативный псевдоним Консул-1. Он являлся резидентом абверштелле «Берлин» по ОУН и состоял на связи с его сотрудником гауптманом доктором Пухертом. Информацию для абвера Мельник получал как от оуновских организаций, действовавших на территории Чехословакии, так и от оуновского подполья в Польше.
В 1938 г. в лагерях на озере Химзее, под Берлином, и на озере Квинцзее, под Бранденбургом, открываются учебные центры по подготовке «пятой колонны» для действий в Польше из числа польских и украинских фольксдойче, а также эмигрантов не фольксдойче (см. гл. 3).
В декабре 1938 г. в Фельдафингсе (Австрия) началась подготовка украинских офицерских кадров из числа членов ОУН – УВО в Офицерской школе ОУН под руководством полковника Р. Сушко, бывшего офицера австро-венгерской армии. В этой школе военному делу обучались и галичане (выходцы из Галиции), в основном студенты австрийских и немецких вузов, и несколько уроженцев Волыни – всего 25 человек. Комендантом школы и переводчиком был поручик О. Гасин, окончивший ранее в Чехословакии высшую офицерскую школу. В целях конспирации курсанты выдавали себя за румын из Бессарабии. Преподавали в школе австрийские и германские офицеры. Курс был завершен в начале апреля 1939 г. В частности, школу окончили будущие руководители Украинской повстанческой армии (УПА – ОУН): командующий УПА Р. Шухевич, начальник штаба УПА Д. Грицай, полковники УПА О. Гасин и Е. Побигущий. Затем часть курсантов направили в Берхтесгаден для прохождения горнострелковой и воздушно-десантной подготовки. Через две недели курсантов перевели в Берлин, где они прошли курс обучения основам партизанской войны, освоили тяжелое и легкое оружие, вождение автомобиля и мотоцикла.
В начале мая оуновских офицеров перевезли в замок Зауберсдорф, в ста километрах от Вены, который ОУН выкупила у местных властей для обучения своих активистов. Именно здесь началась подготовка первого национального (специального) подразделения, которое в немецких документах значилось как Bergbauernhilfe (Горная строительная помощь). Националисты именовали свою часть Легион полковника Сушко.
Название выбрано не случайно. Во-первых, оно маскировало истинную сущность спецназа под вывеской «строительной помощи». Во-вторых, учитывая характер местности в юго-восточной Польше, слово «горная» имело прикладное значение. Принимая во внимание, что личный состав «строителей» набирался из числа членов Организации национальной обороны Карпатской сечи (ОНОКС), можно с достаточно высокой степенью вероятности предположить, что абверовско-оуновский спецназ предназначался для действий в лесистой местности Карпатских гор, а также в области польских и чешских Бескид.
Всего в легионе было 200 боевиков, объединенных в две роты, каждая из которых состояла из двух взводов. В дальнейшем на основе легиона планировалось сформировать полк трехбатальонного состава. Обучение личного состава продолжалось до середины августа 1939 г. В курс также входили топография, конспирация, диверсионная и строевая подготовка. Кроме военных дисциплин читались лекции по географии и истории Украины. По окончании обучения легионеров обмундировали в стандартную униформу вермахта без знаков различия и вооружили, в том числе новейшими пистолетами-пулеметами «МП-38».
В «несчастливый» день 13 мая 1939 г. во внешней разведке НКВД происходит очередное, и на этот раз весьма благоприятное изменение. В этот день начальником 5-го (Иностранного) отдела ГУГБ был назначен П. М. Фитин. Рука об руку с этим человеком наш герой будет работать против нацистской Германии и ее союзников в предвоенные годы и в годы Великой Отечественной войны.
А через месяц, 14 июня 1939 г., и, возможно, не без участия нового начальника Иностранного отдела, определилась дальнейшая судьба коммуниста Павла Судоплатова. Решением партбюро НКВД СССР за притупление политической бдительности ему был объявлен выговор с занесением в личную карточку. Для сравнения это примерно то же самое, что заменить отбытие пожизненного заключения на три года условно. Огромная угроза в тот период прошла буквально рядом с Судоплатовым и его семьей, но почти не задела его, хотя, конечно, оставила незаживающие раны на всю жизнь.
18 августа 1939 г. заместитель начальника абвер-II оберст Э. Штольце встретился с А. Мельником и в доверительной беседе сообщил ему о возможном благоприятном для украинских националистов развитии ситуации в Польше. Руководство абвера играло в этой ситуации свою собственную игру, несколько отличную от позиции Министерства иностранных дел нацистской Германии, а следовательно и А. Гитлера. Последнего независимое украинское государство на польских землях интересовало значительно меньше, чем приобретение союзника (надолго ли?) и поставщика стратегического сырья в лице Советского Союза.
Подписание 23 августа 1939 г. пакта Молотова – Риббентропа ненадолго поставило крест на совместных планах абверовцев и оуновцев. Несмотря на то что 25 августа 1939 г. легионеры, сосредоточенные в районе Медзилаборце – Выдрань – Полота, были готовы к бою, Верховное командование вермахта отдало приказ об отводе формирования в тыл. Военно-политическое руководство Германии справедливо опасалось того, что легионеры могут вступить в боевые столкновения с частями Красной армии, которые, согласно секретным протоколам к договору от 25 августа, готовились вступить на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины. А пока нам вновь следует вернуться в март 1939 г.
Для международного коммунистического движения этот трагический месяц связан с падением республиканской Испании. 31 марта были подавлены последние очаги сопротивления республиканцев. При этом личный состав специальных партизанских подразделений закончил Гражданскую войну достойно.
«После поражения республиканцев, – вспоминал И. Г. Старинов, – часть личного состава XIV корпуса, захватив судно, перебралась в Алжир, оттуда в Советский Союз. Часть бойцов пробилась на север, перешла испано-французскую границу и была интернирована. Когда французские власти приняли решение о выдаче их фалангистам, бойцы в полном составе совершили побег из концлагеря и, захватив часть оружия, ушли в горы. На базе их партизанских отрядов впоследствии были созданы 27 бригад, сведенных в 9 партизанских дивизий. Они повесили дуче и освобождали от фашистов Марсель и Париж. Четверо бойцов XIV корпуса впоследствии вместе с Фиделем Кастро высаживались на Плайя Хирон…»[128]
Война в Испании явилась убедительным доказательством реальных возможностей спецслужб и спецподразделений, в том числе и специальных структур Коминтерна. Однако этот позитивный опыт в очередной (который уже!!!) раз не был по достоинству оценен руководством ВКП (б). Испанская кампания послужила одним из поводов для почти полного разгрома специальных структур в СССР в конце 1930-х гг. Политические решения высшего руководства Советского Союза были направлены не на изучение объективных причин поражения Испанской республики, а, как обычно, на поиск виновных в этом поражении. В нашей стране участь большинства специалистов по «малой войне» и мировым революциям была крайне печальной.
При этом мало кто знает, что в течение 1936–1939 гг. в Испании в рамках Гражданской войны шла еще одна, не менее жестокая война. Войну между республиканцами (интернационалистами) и их противниками – консерваторами (националистами) можно назвать войной межвидовой, а если точнее, первой идеологической межблоковой политической войной. Недаром поддержку генералу Ф. Франко оказывали А. Гитлер и Б. Муссолини, а республиканцам – СССР и структуры Коминтерна. Но внутри республиканского лагеря параллельно шла вторая война, которую условно можно назвать внутривидовой. На этой, в основном тайной, войне не на жизнь, а на смерть бились прежние соратники: с одной стороны выступал И. В. Сталин, а с другой – Л. Д. Троцкий. Каждый из них желал предстать перед миром в лице единственного гаранта международного революционного и антифашистского движения. Для И. В. Сталина проблема Троцкого приобрела уже не личный, как в конце 1920-х гг., а исключительно политический характер. Вопрос встал ребром: кто кого? Именно это противостояние и послужило основой для позитивных изменений в судьбе нашего героя.
«В один из мартовских дней, – вспоминает П. А. Судоплатов, – меня вызвали в кабинет Берии, и неожиданно для себя я услышал упрек, что последние два месяца я бездельничаю. „Я выполняю приказ, полученный от начальника отделения“, – сказал я. Берия не посчитал нужным как-либо прокомментировать мои слова и приказал сопровождать его на важную, по его словам, встречу. Я полагал, что речь идет о встрече с одним из агентов, которого он лично курировал, на конспиративной квартире. В сентябре 1938 г. я дважды сопровождал его на подобные мероприятия. Между тем машина доставила нас в Кремль, куда мы въехали через Спасские ворота. Шофер остановил машину в тупике возле Ивановской площади. Тут я внезапно осознал, что меня примет Сталин. <…>
Все в кабинете выглядело так же, как в прошлый раз, когда я здесь был. Но сам Сталин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным. Слушая собеседника, он словно обдумывал каждое сказанное ему слово, похоже, имевшее для него особое значение. И собеседнику просто не могло прийти в голову, что этот человек мог быть неискренним.
Было ли так на самом деле? Не уверен. Но Берию Сталин действительно выслушал с большим вниманием.
– Товарищ Сталин, – обратился тот к нему, – по указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство. Мы вносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД, с тем чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органах, справиться с выполнением заданий правительства.
Сталин нахмурился. <…>
Он ни словом не обмолвился о моем назначении, но попросил Берию вкратце рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом. <…>
Хотя Сталин ходил не останавливаясь, мне казалось, он не ослабил свое внимание, наоборот, стал более сосредоточен. Его замечания отличались некоторой жесткостью, которую он и не думал скрывать. Подобная резкость по отношению к людям, приглашенным на прием, была самой, пожалуй, типичной чертой в его поведении, составляя неотъемлемую часть личности Сталина – такую же, как оспины на его лице, придававшие ему суровый вид. По словам Берии, закордонная разведка в современных условиях должна изменить главные направления своей работы. Ее основной задачей должна стать не борьба с эмиграцией, а подготовка резидентур к войне в Европе и на Дальнем Востоке. Гораздо большую роль, считал он, будут играть наши агенты влияния, то есть люди из деловых правительственных кругов Запада и Японии, которые имеют выход на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения наших целей во внешней политике. Таких людей следовало искать среди деятелей либерального движения, терпимо относящихся к коммунистам. Между тем, по мнению Берии, левое движение находилось в состоянии серьезного разброда из-за попыток троцкистов подчинить его себе. Тем самым Троцкий и его сторонники бросали серьезный вызов Советскому Союзу. Они стремились лишить СССР позиции лидера мирового коммунистического движения. Берия предложил нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом и назначить меня ответственным за проведение этих операций. В заключение он сказал, что именно с этой целью и выдвигалась моя кандидатура на должность заместителя начальника Иностранного отдела, которым руководил тогда Деканозов. Моя задача состояла в том, чтобы, используя все возможности НКВД, ликвидировать Троцкого.
Возникла пауза. Разговор продолжил Сталин.
Читать бесплатно другие книги:
