Нат Пинкертон и преступное трио Сборник
– Можете ли вы сейчас приступить к исполнению своих обязанностей?
– Точно так. Я уже восемь дней без места.
– Тогда я вас беру, – решил граф Бодо фон Морбург. – Я недоволен моим камердинером, и он может сейчас же уходить, я прикажу его рассчитать. Вас, конечно, я буду звать Жан, так как привык к этому имени.
– Покорно благодарю, ваше сиятельство, – сказал Пинкертон, – и надеюсь, что вы будете мною довольны.
Новый лакей пошел за своими вещами. Когда он убедился, что за ним никто не следит, то прямо поехал в гостиницу, где остановился настоящий молодой граф Морбург. Там Пинкертон обрисовал ему положение дел, потом взял два плохоньких серых чемодана и поехал на извозчике к графскому дому.
Полчаса спустя он уже щеголял в графской ливрее, но работы в этот день у него почти не было.
Спенсер окликнул его, хлопнул по плечу и сказал, улыбаясь:
– Слушайте, дорогой Тейлор, вы – мой должник: вы всецело обязаны мне тем, что получили это прекрасное место. Впрочем, я помог вам потому, что люблю англичан.
Пинкертон низко поклонился:
– Я от всей души благодарен вам, ваше сиятельство, и не забуду того, что вы для меня сделали.
Спенсер повернулся и собрался уже уйти, как вдруг на лестнице появился его личный лакей. Это был человек с приземистой крепкой фигурой и крайне хитрым лицом.
– Ты весьма кстати пришел, Вильям! – воскликнул Спенсер. – Ступай ко мне в комнату, мне надо с тобой поговорить. Через пять минут я приду.
Лакей поклонился и поднялся наверх. Пинкертон невольно сжал кулаки, так как понял, что этот Вильям и есть сообщник Спенсера, что это его удар поверг его на пол в Центральной гостинице Нью-Йорка.
«Погоди же, братец, – подумал он, – удар этот я верну тебе с процентами».
Тем временем Спенсер скрылся в комнате старого графа. Тогда Пинкертон бесшумными шагами стал подниматься вверх по лестнице: он должен был знать, – на всякий случай, – что Спенсер собирался передать своему сообщнику.
Он видел, как лакей вошел в одну из комнат второго этажа, и тут же тихо пробрался в соседнее помещение. Отсюда в спальню мнимого графа вела дверь, завешанная портьерами. Дверь эта была полуоткрыта, и Пинкертон, спрятавшись за портьерой, мог обозревать всю комнату.
В спальне на кушетке лежал Вильям в самой непринужденной позе. Он курил сигару своего «господина» и небрежно выпускал дым. Когда несколько минут спустя в комнату вошел его «барин», он даже не встал с места.
– Как дела? – дружески спросил он «графа». – Что ты хотел мне сказать?
– Настало наконец время для выполнения нашего замысла, – сказал Спенсер, усаживаясь возле Вильяма.
– Значит, сегодня ночью все должно быть сделано?
– Обязательно! У старика в несгораемом шкафу сейчас лежит громадная сумма денег. Сегодня вечером в ресторане «Кайзеркеллер» я встречаюсь с компанией аристократов, с которыми познакомился через старика. Этим моя непричастность будет вполне доказана. Ты же достанешь ключи из брюк старика, которые висят около его постели, и пойдешь в соседнюю комнату, к несгораемому шкафу. Возьми все, что там найдешь, и спрячь хорошенько. Если старик проснется, успокой его навеки!
– Согласен, – ответил сотоварищ, – но с условием, что половина – моя. Иначе и рук марать не буду.
– Хорошо, – сказал Спенсер. – Только сделай все чисто: тогда ты навсегда освободишься от зависимости, в которой сейчас находишься.
– Тогда уж я основательно поработаю и не оставлю в шкафу старика ни гроша!
– Часа в два я вернусь домой. К этому времени все должно быть закончено.
– Ладно, – согласился Вильям. – Весьма кстати рассчитали сегодня старого камердинера Жана.
– Преемник его совсем не опасен, – сказал Спенсер, потирая руки. – Судя по его лицу, он любит выпить, и я думаю, что этим вечером несколькими стаканами рома ты его полностью обезвредишь.
– Будет исполнено!
– Кажется, условились обо всем… Ely а теперь ступай исполнять свои обязанности: надо избегать всего, что может возбудить подозрение.
Пинкертон решил, что слышал достаточно. Он покинул свою засаду, вышел из комнаты и быстро спустился с лестницы. Вскоре появился и Вильям. Новому камердинеру нетрудно было заметить, что лакей молодого «графа» желает с ним подружиться.
– Послушайте, Жан, – сказал ему Вильям, – давайте посидим сегодня вечерком в столовой. Я ведь тоже англичанин, и мы за бутылочкой доброго виски вспомним нашу родину, потолкуем!
Пинкертон охотно согласился. Часть вечера он провел возле старого графа. Мнимый графский сын зашел попрощаться перед уходом в «Кайзеркеллер». Старик, конечно, не подозревал, какая опасность грозит ему. С помощью лакея он разделся и лег в постель, около которой, по его указанию, камердинер повесил его платье.
Пинкертон пожелал своему господину спокойной ночи и вышел из спальни. У дверей его уже поджидал Вильям. Он повел его в столовую, где были приготовлены три бутылки виски.
Они сели за стол. Вильям начал свои рассказы про старую Англию и про разные проделки, которые он будто бы вытворял в местах службы, не забывая в то же время подливать живительной влаги своему собеседнику. Генри Тейлор пил охотно. Вильям не заметил, что новый камердинер ловко выливал виски в специальный сосуд, заготовленный им для этого еще днем и поставленный около того места, где он предполагал сесть.
Задолго до полуночи у Пинкертона стал заплетаться язык. Было очевидно, что он опьянел. От него не скрылось довольное выражение лица Вильяма. Наконец «камердинер», покачиваясь, поднялся и заявил, что идет спать.
Вильям по-дружески дотащил его до спальни, причем ему пришлось пустить в ход всю свою физическую силу, чтобы поднять по лестнице своего упившегося до бесчувствия собутыльника. Наверху он без дальнейших церемоний бросил его на кровать:
– Теперь проспись как следует!
Но лишь только он вышел, как Пинкертон вскочил, сбросил ботинки и крадучись пошел за преступником. Вильям сперва зашел в свою комнату, которая находилась в среднем этаже. Пинкертон же продолжал спускаться, пока не добрался до спальни старика. Ему удалось тихо проникнуть в спальню и незаметно укрыться за экраном, стоявшим около печки.
Старый граф лежал и тихо спал. В тишине было слышно его равномерное дыхание. Ночник на столике около кровати распространял по комнате неяркий свет. Тихо тикали роскошные часы из мейсенского фарфора, стоявшие на камине.
Пробило полночь. В доме царила мертвая тишина. Пинкертон достал короткий железный прут, которым он «ошеломил» на своем веку не одного преступника. В другой руке он уже держал наготове револьвер.
Прошло около получаса, как Пинкертон сидел в своей засаде, и вдруг до его слуха дошел какой-то тихий шорох со стороны коридора…
Вот бесшумно открылась дверь, и на пороге показался Вильям. Он крался пригнувшись, словно хищник, и на минуту остановился у входа. Зорко смотрел он на кровать, его глаза горели зловещим огнем, а в правой руке его блестело лезвие острого кинжала.
Когда он убедился, что старый граф спит, он тихо подкрался к постели и принялся рыться в одежде графа. Он осторожно запустил руку в карман брюк и потащил оттуда связку ключей.
Он хотел уже ретироваться, но ключи зазвенели у него в руке. В тот же момент старый граф проснулся и приподнялся на постели. Полуслепой, он не мог видеть грабителя, но чутье ему подсказало, что здесь кто-то чужой.
– Что случилось? Кто здесь? – вскрикнул он испуганно.
Вильям испустил проклятие и, занеся кинжал, бросился на старика.
Но Пинкертон оказался быстрее: он выскочил из своей засады, и его короткий железный прут дважды опустился на голову преступника. Тот без звука замертво рухнул на ковер. Граф, которого Вильям уже успел схватить одной рукой, лежал почти без чувств от испуга.
– Успокойтесь, граф, – мягко сказал Пинкертон. – Ваша жизнь висела на волоске, но я успел вовремя и обезвредил преступника… Я ведь только для вида поступил к вам камердинером. В действительности же я – Нат Пинкертон, сыщик из Нью-Йорка. Я преследовал по пятам двух преступников, которые с похищенными документами графа Тайно фон Морбурга поселились у вас в доме, выдавая себя за вашего сына и его лакея…
Выслушав это сообщение, старик испустил крик ужаса и потерял сознание. Тем временем Нат Пинкертон связал лежавшему на полу преступнику руки и ноги, совершенно лишив его возможности двигаться.
– Вот так-то, голубчик! – приговаривал он при этом. – Теперь я вернул тебе твой нью-йоркский удар, и с процентами, а от моих ударов тебе будет хуже, чем мне от твоих!
Затем он разбудил нескольких слуг, которым вкратце рассказал, в чем дело, велел перетащить преступника в другую комнату и караулить его. Некоторым из них он приказал оставаться у старого графа, а сам удалился в свою комнату и быстро переоделся.
Спустя некоторое время он предстал перед удивленными слугами настоящим джентльменом. На нем был элегантный черный фрачный костюм, и в белоснежной сорочке блестели бриллиантовые запонки. Фальшивые баки и усы исчезли, как, впрочем, и красный цвет лица.
– Вот и я, господа! Правда, теперь я выгляжу несколько иначе и мало похож на камердинера Жана… Смотрите же хорошенько за преступником, чтобы он не удрал от вас!
Лакеи обещали смотреть в оба. Им даже доставляло удовольствие стеречь опасного мошенника, особенно когда он был связан по рукам и по ногам.
Нат Пинкертон наскоро переговорил с графом Бодо, который уже пришел в себя, и дал ему полное разъяснение всего происшедшего. Старика очень обрадовало известие о том, что его настоящий сын все-таки приехал из Америки: отец много лет тосковал по своему сыну и искренно раскаивался в своем поступке…
Глава 3
Арест Спенсера
Часы пробили час ночи, когда Нат Пинкертон сел в шикарный наемный экипаж.
– В «Кайзеркеллер»! – крикнул он кучеру.
По пути он обдумывал, как арестовать Спенсера. С таким опытным преступником надо быть крайне осторожным. Если он прямо подойдет к нему и схватит за руку, то не избежать отчаянного сопротивления, последствия которого могут быть самыми печальными. Пинкертон не мог предпринять ничего, что могло бы возбудить хоть малейшее подозрение Спенсера, покуда тот не будет лишен всякой возможности сопротивляться. Тем не менее, когда знаменитый сыщик вышел из экипажа у ресторана, план действий уже созрел в его голове. Он велел позвать одного из распорядителей.
– Я хотел бы видеть господина…
И он сделал вид, будто не может вспомнить имени.
– Черт возьми! Забыл фамилию… Ну, словом, того господина, который сидит рядом с графом фон Морбургом.
– Графом фон Морбургом?
– Ну да, у него еще окладистая черная борода.
– А, теперь понимаю! Эти господа здесь! Вам, может быть, нужен господин фон Зольбах?
– Да, он! Попросите его сюда на минутку.
– Слушаюсь.
Распорядитель ушел, и через несколько минут в прихожей появился очень элегантно одетый господин. Он остановился у дверей, удивленно ища глазами того, кто его вызывал. Сыщик подошел к нему и вежливо поклонился:
– Я имею честь видеть господина фон Зольбаха?
– Да, – ответил тот. – Это вы хотели говорить со мной? Но я не имею удовольствия вас знать…
– Я лорд Эсдерс, – ответил Пинкертон, – и хотя я не знаком с вами, я много слышал о вас, а потому позволю себе обратиться к вам с почтительной просьбой.
Фон Зольбах учтиво ответил:
– Я вполне к вашим услугам, милорд!
– Видите ли, дело в том, – сказал Пинкертон, – что я хотел бы с полчаса понаблюдать за одной личностью, которая находится сейчас здесь, в этом ресторане. Для этого мне надо бы незаметно пройти в зал, и я прошу вас сопровождать меня, словно старого знакомого. Подведите меня к вашему столу и представьте своему обществу!
Зольбах медлил с ответом: дело требовало некоторого размышления. Но Пинкертон сказал сердечно:
– Даю вам честное слово, что вы и ваши друзья в течение часа узнают о причинах моего поведения!
Тогда Зольбах решился:
– Хорошо, идемте! Я питаю к вам доверие: судя по вашей внешности, нельзя предположить, что у вас есть какой-то коварный замысел.
Зольбах тотчас же вошел в роль. Он взял Пинкертона под руку и прошел с ним через весь зал до столика, где сидели его знакомые. Столик стоял в самом углу, и Пинкертон сразу увидел, что Спенсер все еще там, среди всех этих нарядных дам и господ.
– Позвольте, господа, – сказал Зольбах, – представить вам лорда Эсдерса, с которым я познакомился в Лондоне. Я от души рад, что лорд разыскал меня здесь…
– Надеюсь, я вам не помешаю, господа, – произнес Пинкертон с сильным английским акцентом. – Но я хотел перед отъездом провести хоть час в обществе моего друга Зольбаха.
Зольбах познакомил мнимого лорда со всеми присутствующими, в том числе и с «графом» Тайно фон Морбургом, который вежливо поклонился незнакомцу.
Пинкертон сел за стол напротив Джерарда Спенсера. Он вступил с присутствующими в разговор самого невинного характера и особенно много говорил с Зольбахом, который все-таки незаметно для других относился к нему с легким недоверием. «Граф» Морбург несколько раз обратился к мнимому англичанину с вопросами:
– Вы давно в Берлине, милорд?
– Да, – ответил Пинкертон, – и я сильно скучаю.
– Вы путешествуете по Германии ради удовольствия?
– Я приехал сюда на охоту, – ответил сыщик. Никто из присутствующих и не догадывался, за какой дичью охотится этот «лорд».
– А бывали ли вы в Америке? – спросил Спенсер,
– О да! Я бывал в Нью-Йорке и в других больших городах и много там охотился.
– Охота, должно быть, ваша страсть, милорд?
– Да, только я люблю охотиться на редкую дичь, – ответил Пинкертон.
Одна из молодых дам спросила:
– Значит, вы и на гризли, наверно, охотились?
– О да! А также на еще более опасных зверей, – ответил с достоинством «лорд». – Какой у вас роскошный браслет, миледи!
Он заметил это как бы вскользь, глядя на украшение, сверкавшее на белоснежной руке молодой дамы.
Дама, смеясь, кивнула и сказала, что это – старая фамильная драгоценность, доставшаяся ей по наследству.
– Я нахожу, что носить браслеты действительно пристало дамам, но когда их носят мужчины, это уже безобразие, – сказал «лорд». – Посмотрите, господа, – наши руки слишком грубы, чтобы надевать на них такие изящные вещи!
Говоря это, «лорд» осмотрел свои руки, потом взглянул на руки Спенсера.
– Вот у графа, кажется, такие чудесные белые руки, что на них, пожалуй, кстати были бы браслеты, – сказал он, смеясь.
«Граф» невольно положил руки на стол и отогнул манжеты:
– Вы немного увлекаетесь, милорд, я…
Больше он не успел ничего сказать. Сыщик с быстротой молнии вскочил, раздался лязг металла – и страшное проклятие вырвалось из груди Спенсера.
– Вот настоящие браслеты для таких мошенников, как вы, мистер Спенсер! – спокойно заявил Пинкертон, с изумительной ловкостью защелкивая на руках мнимого графа Морбурга наручники специальной конструкции.
Все присутствующие были как громом поражены случившимся, а сыщик хладнокровно вытащил револьвер и направил его на ошеломленного преступника,
– Вы арестованы, Джерард Спенсер! Ни с места, или я вас убью!
Хладнокровное приказание Пинкертона и дуло револьвера заставили Спенсера покориться. Но он пришел в еще больший ужас, когда Пинкертон обратился к присутствующим со словами:
– Простите, господа, если я нарушил ваше веселье. Но я исполнял свой долг. Я – Нат Пинкертон, сыщик из Нью-Йорка, а этот человек – опасный брачный авантюрист и мошенник. Он украл у сына графа фон Морбурга его документы и воспользовался ими, чтобы втереться в ваш круг.
Присутствующие не верили своим ушам. А Спенсер, бледный как смерть, проворчал:
– Нат Пинкертон!.. Этот дьявол преследовал меня до самого Берлина!..
– До свидания, господа! – сказал сыщик. – Если кто из присутствующих пожелает отправиться со мной в полицию, то узнает там кое-какие интересные подробности!
Зольбах и еще один господин решили воспользоваться приглашением. Поступок сыщика был до такой степени смел, что никто не сомневался в правдивости его слов и даже не подумал вступиться за преступника, которого они знали лишь несколько дней.
– Идемте, Джерард Спенсер! К сожалению, я не могу сейчас же забрать вас с собой в Америку: вам сначала придется еще в Германии отвечать за попытку ограбления и убийства графа фон Морбурга. К счастью, ни то, ни другое не удалось совершить вашему сообщнику Вильяму.
Эти слова пали на голову Спенсера подобно удару молота. Молча, с поникшей головой вышел он за сыщиком из ресторана и был доставлен на извозчике в полицию. Около самого управления он пытался было бежать, но железная рука Пинкертона осадила его.
– Видите – то, что вы любезно писали мне еще в Нью-Йорке, не сбылось: мы все-таки встретились еще раз. И при новой встрече вы даже помогли мне устроиться камердинером к старому графу.
– Так это были вы! – прошипел Спенсер.
– Да, вы не узнали меня в наряде лакея, питающего слабость к спиртным напиткам…
Арестованный больше не разговаривал. Он понял, что на этот раз проиграл.
На следующий день Спенсер сознался во всем. Сначала он упрямился и отпирался, но когда в комнату судебного следователя вошел Пинкертон в сопровождении настоящего графа Тайно фон Морбурга, пришлось покориться.
Преступник вздрогнул, когда увидел графа. Барлок, которого привели в кандалах, также немедленно признал его. Спенсер бросил на сыщика взгляд, полный злобы, к которой, однако, примешивалось удивление и уважение.
– Как вы смогли обо всем узнать? – спросил он сыщика. Тот спокойно опустил руку в карман, вынул оттуда бумажку и показал преступнику. Это было меню гостиницы «Россия» в Филадельфии,
– Вы оставили это в Центральной гостинице в Нью-Йорке…
Спенсер выругался.
– В другой раз я буду осторожнее!
Пинкертон улыбнулся:
– Боюсь, что вам, мистер Спенсер, придется очень долго ждать другого раза!
Из признаний обоих преступников выяснилось, что все события происходили именно в той обстановке и в том порядке, как их выстроила проницательность Пинкертона.
Со своим сообщником, Барлоком, Спенсер познакомился в Чикаго. Он посулил ему златые горы и сделал его своим «лакеем» и соучастником преступлений. Барлок и сам к тому времени уже был матерым преступником, которого давно разыскивали правительства Соединенных Штатов и Англии.
Во время своих совместных скитаний они прибыли в Филадельфию и остановились в гостинице «Россия». Откровенность официанта, который проникся доверием к лорду, за какового выдавал себя Спенсер, навела их на мысль воспользоваться неожиданным открытием.
Пока мнимый лорд разговаривал с официантом, Барлок отправился наверх, в его комнату, открыл отмычкой сундук и похитил бумаги. Захватил он и деньги, не сказав о них Спенсеру ни слова (он только сейчас узнал об этом).
Спенсер совершенно не опасался преследования. Он знал, что сын старого графа никогда не обратится к своему отцу, даже если окажется в крайне бедственном положении, и поэтому преспокойно взялся за дело.
В Берлине он отыскал графа Бодо фон Морбурга и бросился ему в ноги, моля о прошении. Старик простил его, помирился с ним, и он стал играть роль хозяина в графском доме. Его план заключался в том, чтобы присвоить все наличное состояние старика, поручив лакею украсть деньги, и удрать потом со своей добычей.
Из своих брачных афер Спенсер признал очень немногие. Авантюру с мисс Кроудер он не мог не признать, так как в письме, посланном перед отъездом из Нью-Йорка Пинкертону, он сам подтвердил, что знаком с ней.
Спенсер и его сообщник были приговорены в Берлине – за попытку ограбить и убить старика – к восьми годам тюремного заключения. Кроме того, им «улыбалась» перспектива после отбытия этого наказания быть выданными Соединенным Штатам, где за все их многочисленные преступления им грозило по крайней мере десять лет каторги.
Поэтому Нат Пинкертон был совершенно прав, когда сказал Спенсеру, что ему придется долго ждать «другого раза»…
Граф Гайно фон Морбург помирился со своим седым отцом и сделался наследником несметных графских богатств. Нат Пинкертон отправился на родину, но по пути, когда он проезжал через Гамбург, ему довелось раскрыть в Германии еще одно загадочное преступление, к рассказу о котором мы и переходим…
Пираты гудзоновой реки
Глава I
Важный разговор
Судовладелец и крупный коммерсант Балдуин Кинлей возбужденно шагал взад и вперед по своему кабинету.
Старик озабоченно качал своей благородно седой головой, и голубые глаза его мрачно смотрели из-под нависших бровей.
Наконец он остановился у окна, отдернул слегка в сторону тяжелые гардины и взглянул на шумную, полную деловой суеты главную улицу Нью-Йорка.
Перед его домом в этот момент остановилось несколько огромных подвод, перед которыми тотчас открылись ворота.
Подъемный кран был приведен в движение, и на подводах быстро начали нарастать целые горы тяжелых ящиков и тюков. Рядом с краном стояли двое служащих с тетрадями в руках, в которых они отмечали число зафрахтованных тюков. Когда подвода наполнялась доверху, ее место занимала следующая; сильные ломовые лошади отвозили нагруженные подводы к реке Гудзон, по которой товары доставлялись на баржах до Большого нью-йоркского рейда, где уже окончательно перегружались на большие океанские пароходы, которые в огромном количестве покрывали своими высокими мачтами и белыми парусами всю нью-йоркскую гавань, готовые к отплытию во все страны света.
Гордо поднял голову старик, увидев перед глазами эту картину – результат его трудов и таланта.
Он имел право гордиться, глядя на плоды своей кипучей деятельности, которая помогла ему превратиться из мелкого торговца в могущественного финансиста и судовладельца. Он был одним из главных тузов в торговом и судовладельческом мире Нью-Йорка и на всем Соут-стрит он не имел соперника по финансовому могуществу.
Но вот черты его лица нахмурились и он отошел от окна.
Мимо него внизу по мостовой проехал элегантный кеб. На заднем сиденье восседал ливрейный лакей, внутри экипажа развалился на подушках молодой человек с манерами истинного янки. По его толстому животу извивалась массивная золотая цепь от часов, а на полное безбородое лицо падала тень от изящной шляпы-панамы. Казалось, человек этот при проезде мимо дома Кинлея бросил надменный, злобный взгляд на окна финансиста.
Старый джентльмен усталым движением опустился в кресло перед письменным столом и озабоченно подпер рукой голову. Он так глубоко погрузился в свои думы, что не расслышал легкого стука в дверь и затем шагов вошедшего в кабинет лакея.
Вошедший слегка кашлянул, и лишь тогда старик заметил его:
– В чем дело, Джон?
– Какой-то господин хочет видеть, вас, сэр. Он отказался назвать мне свое имя. Он приказал мне так и доложить.
– Впустите его.
Кинлей говорил звонким, энергичным голосом, в котором сразу была заметна привычка повелевать.
Сэр Балдуин Кинлей бросил на себя быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что лицо его достаточно непроницаемо, чтобы скрыть заботы и невзгоды от постороннего взора.
В этот момент послышались твердые шаги, и после лаконичного «войдите» со стороны хозяина на пороге показался незнакомый Кинлею господин. Интеллигентное безбородое лицо его с первого взгляда показывало, что обладатель его одарен недюжинными способностями, а в серых пронизывающих глазах этого человека светилась энергия и предприимчивость.
Кинлей вопросительно взглянул на посетителя.
– Мое имя – Нат Пинкертон. Вы, сэр Кинлей, просили меня зайти к вам.
Кинлей с оживившимся радостным лицом подошел к великому сыщику и протянул ему обе руки:
– Приветствую вас, мистер Пинкертон. Ваше появление у меня снимает с моей души великую тяжесть. Прошу садиться.
Усаживаясь, сыщик скользнул взглядом по внушительной гордой фигуре финансиста, а также успел оглядеть до мелочей всю обстановку комнаты. Наконец он вопросительно взглянул на своего собеседника.
– Не знаю, мистер Пинкертон, – начал Балдуин Кинлей, – известно ли вам об огромных убытках, понесенных в последнее время моим Торговым домом благодаря целой шайке разбойников. Вы, вероятно, слышали уже не раз о подвигах речных пиратов, появившихся на реке Гудзон. По каким-то таинственным причинам больше всего от этих господ страдает моя фирма, скажу вам даже, что в течение последних трех месяцев убытки достигли миллиона долларов. Если дело пойдет так и впредь, моей всемирно известной фирме грозят в ближайшем будущем крупные финансовые затруднения.
Пока старик говорил, Нат Пинкертон вынул из кармана газету и, когда собеседник его замолчал, прочел из нее ему вслух несколько строк, напечатанных мелким шрифтом. Строки эти гласили следующее:
«Прошлой ночью отчаянным „пиратам Гудзоновой реки" вновь удалось овладеть большим грузом шелковых материй, перевозившихся фирмой „Балдуина Кинлей" на одной из собственных барж в коммерческую гавань. Это уже пятый по счету случай за последние четыре месяца, когда означенная фирма является жертвой этой смелой шайки. Убыток, понесенный фирмой за этот указанный выше срок, составляет около миллиона долларов. Пираты привели свой план в исполнение с беспримерной дерзостью. За полчаса ходу от Габокен-Пирса буксиру, который вел означенную баржу с товарами, перерезал дорогу небольшой паровой катер. Он ловко причалил к самому борту буксира, и на палубу последнего с катера соскочило десятка два-три людей с ружьями, которые моментально справились со шкипером и всей малочисленной командой буксира. Люди были связаны и отведены в трюм буксира, а груз с баржи был увезен катером в неизвестном направлении. И сами разбойники, и все похищенные товары как в воду канули. Полицейские катера, число которых увеличено вдвое со времени появления пиратов, не заметили ничего подозрительного. Буксир со связанным экипажем и опустошенной баржей был найден рано утром полицейским катером вблизи Габокен-Пирса».
Нат Пинкертон закончил чтение и задумчиво устремил взор перед собой, а финансист только глубоко вздохнул.
Сыщик первый нарушил молчание:
– Сэр Кинлей, так как вы хотите оказать мне доверие и поручить мне преследование шайки, то первой вашей обязанностью будет рассказать мне о ваших отношениях, как деловых, так и интимных, со всеми теми людьми, с которыми вам приходится соприкасаться. Лишь при этом условии я могу надеяться на успех. Окажите мне полное доверие – и вы увидите, что не напрасно обратились ко мне за помощью.
– Вы вселяете в меня новые надежды на успех, мистер Пинкертон, – горячо ответил коммерсант. – Спрашивайте меня обо всем, что найдете нужным, – и вы получите ответ на каждый предложенный вами вопрос.
При последних словах Кинлея глаза Пинкертона обратились на красную портьеру, находившуюся на противоположном конце комнаты. Ему показалось, будто она слегка зашевелилась.
Одним прыжком сыщик очутился перед портьерой и быстрым движением руки отдернул ее в сторону. Там все было пусто, но Пинкертон успел заметить, что противоположная дверь закрылась как раз в тот момент, когда он распахнул портьеру.
Он вернулся на свое место:
– Мне показалось, что кто-то подслушивает за этой портьерой, а так как мое посещение должно остаться в тайне, то я счел лучшим тотчас же убедиться в том, был ли там кто или нет.
– Дверь эта ведет в комнату моего клерка, который стоит выше всяких подозрений. Он сам вне себя от гнева на разбойников и целыми днями только и занят мыслью о том, как бы изловить всю их шайку. В своих опасениях он дошел до того, что заподозрил даже моего шкипера в соучастии с шайкой. Я рассчитал последнего и нанял нового, но, к сожалению, и это не помогло, так как разбойникам после этого повезло еще больше.
Сыщик многозначительно улыбнулся при этих словах:
– Вы лично нанимали нового шкипера?
– Нет. Делами подобного рода распоряжается всегда мой клерк.
– Есть ли у вас, сэр, враги, которые были бы заинтересованы в вашем разорении?
Коммерсант подумал минуту и сказал:
– Я не могу припомнить ни одного случая, который мог бы дать основание предположить, что у меня есть враги, заинтересованные в моих неудачах.
– А как обстоят у вас дела с рабочими, сэр? Быть может, ответ на этот вопрос покажется вам затруднительным в некотором отношении, но, тем не менее, я прошу откровенного ответа. Не относитесь ли вы слишком строго к вашим людям и не платите ли вы им слишком малую плату? Не было ли у вас случаев несправедливого увольнения рабочего?
– Я со своими рабочими обхожусь гуманно и плачу самое высокое жалованье. Я не могу также припомнить ни одного случая несправедливого беспричинного увольнения. У меня рабочий персонал состоит большей частью из старых служащих, пополняемых, конечно, все время новыми, ибо обороты моей фирмы растут с каждым днем.
Наступило короткое молчание, во время которого Балдуин Кинлей задумчиво посмотрел на портрет, стоявший на его письменном столе. Его лицо приняло при этом мягкое выражение.
Фотография эта изображала изящную красивую девушку, удивительно похожую лицом на коммерсанта.
Сыщик проследил за взглядом хозяина дома и спросил:
– Это ваша дочь?
– Да, сэр, это моя единственная дочь.
– Замужем?
– Нет!
Это «нет» прозвучало как-то жестко и сыщик инстинктом почувствовал, что своим вопросом он задел какую-то еще не зажившую рану старого финансиста.
– Три месяца тому назад у меня появился претендент на ее руку; я отказал ему, и этот отказ причинил мне и причинит еще впереди много убытков.
Пинкертон насторожился:
– А кто же был этим претендентом?
– Один из моих конкурентов, Фред Кронвелл. Его экспорт, правда, вдвое меньше моего, но так как у него нет собственных пароходов, то он отправляет все свои товары на моих судах. После моего отказа он стал направлять их на суда других компаний, это обстоятельство явилось чувствительным ударом для меня. В довершение всего, примерно в то же время я начал терпеть огромные убытки из-за нападений пиратов гудзоновой реки. И что самое удивительное, этим рыцарям легкой наживы попали в руки как раз самые дорогие грузы, тогда как менее ценные остались нетронутыми. Очевидно, тут дело обстоит не без измены со стороны кого-либо из моих служащих.
– Кто еще, кроме вас, знал, какой товар заключался в тех или иных ящиках?
– Один только мой клерк, мистер Эдуард Броун, если не считать шкиперов тех судов, на которые был назначен соответствующий груз.
– Когда вам предстоит новая отправка большой партии драгоценных грузов?
– На днях, мистер Пинкертон, – озабоченно ответил коммерсант. – Но, принимая во внимание все происшедшее, я отчаиваюсь в успехе этой перевозки и подумываю, что лучше всего будет отказаться от этого дела.
– Не можете ли вы распределить ваш груз на суда так, чтобы никто, даже ваш клерк, мистер Эдуард Броун, не знал ничего о нем? Или, что будет еще лучше, чтобы груз был бы подменен малоценным, при том так, чтобы об этом знали лишь вы да я, а ваш клерк думал бы, что ценность груза осталась та же?
Коммерсант ответил несколько запальчиво:
– Конечно, я могу устроить это, мистер Пинкертон, хотя, должен сказать, никогда не простил бы себе такого обращения с человеком, который пользовался до сих пор моим безусловным доверием и в поведении которого при том я не заметил ничего, что заставило бы меня раскаяться в этом доверии.