Страсть и расчёт Остен Эмилия
В воскресное утро Луиза проснулась еще до рассвета. Дом уже ожил, было слышно, как слуги снуют по коридорам, завершая последние приготовления к свадебному приему. Итак, сегодня она станет графиней Рэйвенвуд. Луиза закрыла глаза. Графиня Рэйвенвуд… Это звучит. Она получит своего графа, граф получит свои деньги. Но было что-то еще, не имеющее к деньгам ни малейшего отношения.
Луиза встала и вышла на балкон. Сад и парк серебрились и искрились еще не высохшей росой, на скамейке под розами так и лежала забытая в ту самую ночь шаль. Слуги были так заняты подготовкой к свадьбе, что даже не нашли времени выйти в сад. Подчиняясь почти неосознанному импульсу, Луиза подоткнула подол ночной рубашки, перебралась через перила и довольно ловко соскользнула по плющу – ах нет, дикому винограду! – в многострадальную клумбу с люпином. Может быть, девушке захотелось просто взять позабытую шаль? Но когда Луиза дошла до скамейки под розами, она поняла, зачем в действительности спустилась в сад: с той самой ночи она так ни разу и не поговорила с графом. И это было неправильно. Так она чувствовала.
Как добраться до флигеля, Луиза примерно представляла. Девушка дошла до жимолости, прошла по тропинке и оказалась у распахнутого настежь окна, ведущего в тот самый кабинет, где в данный момент на диванчике спал граф Рэйвенвуд: небритый, растрепанный и прижимающий к груди ту самую бутылку вина, видимо, недопитую тогда. Луиза перешагнула через подоконник, обошла стол и остановилась, не зная, что делать дальше. Зачем она вообще сюда пришла?
– Жениху нельзя видеть невесту в день свадьбы. – Граф приоткрыл один глаз, поставил бутылку на пол и снова зажмурился.
– Так ты же и не смотришь, – пожала плечами Луиза. – Я не понимаю, что я здесь делаю.
– Если ты пришла сказать, что передумала, то это – мудрое решение. – Руперт так и не открыл глаза, но Луизе казалось, что его взгляд пронзает ее насквозь.
– То есть ты хочешь сказать, что передумал?
– Нет, конечно, но, как ты понимаешь, у меня есть причины желать этого брака, а у тебя – нет.
– Честность – это, конечно, похвально. – Луиза подошла и села на край диванчика, Руперт и не подумал потесниться. – Но ты не находишь, что сегодня не лучший для таких заявлений день?
– Не лучший день для таких заявлений будет завтра. И послезавтра. И в любой другой день после свадьбы.
– Ты прав. Но не надейся, я не передумаю. Я хочу стать графиней Рэйвенвуд. И хочу получить тебя.
– Я полностью в твоем распоряжении, – наконец открыл глаза Руперт. – Больше мне нечего тебе предложить.
Венчание и свадебный прием развернулись перед Луизой как яркое и пышное театральное представление, где все происходит как бы не по-настоящему. Единственной реальностью среди всего этого действа Луизе казалась только рука графа, сжимавшая ее ладонь. Они ответили «да» на нужные вопросы, потом Руперт откинул вуаль и поцеловал ее, затем был поздний обед, после которого молодожены отправились в свои комнаты, чтобы переодеться для путешествия в Бат. Тетя Ви сказала, что после такой напряженной недели целебные источники пойдут им на пользу. К тому же успеют утихнуть пересуды и сплетни, которые в последние дни заставляли весь Лондон бурлить. Граф полностью поддержал идею свадебного путешествия в Бат. Его мотивы Луиза не пыталась понять.
Как бы там ни было, театр снова превратился в реальную жизнь, когда они с графом оказались наедине в покачивающемся закрытом экипаже, увозящем их прочь из столицы.
– Вот и все, – с облегчением вздохнула Луиза.
– Все только начинается, – неожиданно серьезно ответил Руперт.
Луиза молчала, размышляя над его словами. Действительно, все только начинается. Но что именно начинается? Вот она сидит в карете с незнакомцем, который стал ее мужем по ее желанию и согласию. Он смотрит на нее неожиданно серьезно, его зеленые глаза потемнели, стали почти черными. Луиза впервые видела графа таким, прежде он был неизменно весел, остроумен и… соблазнителен. Теперь же… ей даже стало немного страшно. Это ее муж. Он женился на ней из-за денег. Пусть она сама этого хотела и сама все устроила – реального положения дел это не изменит. Да, была та ночь, когда с ее губ слетели неосторожные слова о любви и когда он пообещал, что сделает ее счастливой. Но какое значение это все имеет теперь, когда нет обратного пути? Когда через несколько часов они остановятся в гостинице и зайдут в одну комнату, чтобы провести ночь вместе. И каждая следующая ночь тоже будет совместной. Луиза даже улыбнулась: мысль о совместных ночах заставляла сердце биться быстрее. Но будут и совместные дни. Смогут ли они с графом стать не просто мужем и женой, но близкими людьми? Нужно ли это графу – или ему достаточно ее денег?
– Если ты размышляешь, не совершила ли роковой ошибки, то могу лишь повторить свое обещание: я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
Луиза не отвела взгляда, но и граф не опустил глаз. Они смотрели друг на друга, замерев и не решаясь даже вздохнуть. Луизе так хотелось верить. А Руперту так хотелось, чтобы она поверила.
…В Бате, в доме, который тетя Вильгельмина арендовала каждое лето и где молодожены должны были провести три недели, их ждало письмо, нарушившее то хрупкое равновесие, что успело возникнуть за три дня дороги. Майкл Грэхем умер во сне на следующий день после своего возвращения в Глазго, писал Мортимер Фланнаган.
Глава 13
Дорога в Глазго сильно отличалась от непринужденного пути в Бат, во время которого никто не заговаривал о серьезном, но постепенно устанавливалось некоторое подобие согласия. За три дня путешествия к источникам молодожены успели обсудить с десяток вполне нейтральных, но интересных тем, немного привыкнуть друг к другу, и даже совесть слегка отступила, перестала так сильно терзать Руперта. Ему начало казаться, что он действительно сможет сделать Луизу счастливой и тем самым сдержать обещание – не перед обществом, на которое ему, по большому счету, было сейчас наплевать, и не перед отцом мисс Грэхем… вернее, уже графини Рэйвенвуд, – нет, перед нею и собой. Луиза была мила, хотя, кажется, тоже еще не до конца поняла, что произошло, и выглядела вполне удовлетворенной своим выбором. Руперт собирался сделать так, чтобы она ни о чем не пожалела, и уже начинал догадываться, как именно это осуществить.
Письмо изменило все.
Раньше самый быстрый путь из Лондона в Глазго предполагал путешествие поездом до Ливерпуля, а затем морем до Глазго, однако соединение английских и шотландских железных дорог сделало маршрут более коротким. Для путешествия в Бат Луиза выбрала удобный экипаж, предполагающий расслабленное путешествие без попутчиков, только вот теперь речь шла в основном о скорости. Поэтому экипаж был оставлен в Бате, с наказом возвращаться в Лондон, а граф и графиня Рэйвенвуд, их слуги и чемоданы погрузились в поезд. С пересадкой доехав до Бристоля, они сели в состав, курсирующий по Каледонской железной дороге между Лондоном и Глазго и доставивший их в Шотландию менее чем за двенадцать часов.
Руперт полагал, что всю дорогу молодая жена будет плакать у него на плече, и приготовился к этому, даже вспомнил кое-какие слова утешения. Он совсем не успел толком узнать Майкла Грэхема, хотя и понял о нем многое за сумасшедшую неделю, предшествовавшую свадьбе. Даже на графа внезапная кончина новоиспеченного тестя произвела гнетущее впечатление – что уж говорить о его дочери? Однако Луиза снова удивила. Она не стала плакать, а словно закаменела, отвечала на вопросы односложно или вовсе не отвечала, и это выглядело страшнее, чем беспрерывные рыдания. Через пару часов такого молчания Руперту уже хотелось, чтобы жена расплакалась: он не понаслышке знал, что слезы способны принести облегчение. И все время, пока они ехали до Глазго, пока вагонные колеса отстукивали ритм, иногда совпадающий с ритмом сердца, Луиза не проронила ни слезинки. Она смотрела куда угодно, только не на мужа. Впрочем, на других она тоже не смотрела, полностью погрузившись в свое молчаливое горе.
День выдался прохладным и туманным, и перрон был окутан паровозным дымом; в вокзальной суете звуки казались громче, а люди походили на привидений, возникавших и растворявшихся в белой полумгле. Пахло железом и мазутом. Руперт помог Луизе выйти из поезда, взял ее под руку и лишь тогда увидел Мортимера Фланнагана, ожидавшего прибытия графа и графини Рэйвенвуд. Траурная фигура, смотревшаяся еще мрачнее за счет похоронного выражения сурового лица, резко выделялась на фоне спешащих по своим делам людей. Впервые за время путешествия из Бата в Глазго граф задумался не о том, как утешить Луизу, а о делах насущных. В письме было сказано, что Майкл Грэхем не проснулся утром, предположительно скончавшись от сердечного приступа; но какими новостями «порадует» сейчас прибывших этот неприятный человек, продемонстрировавший свое презрение к выскочке-аристократу еще во время своего пребывания в Лондоне? Кто наследует имущество и как дальше пойдут дела?
Фланнаган шагнул вперед, поклоном приветствуя Луизу:
– Мисс Грэхем… прошу прощения, графиня, я все никак не привыкну… Мне жаль, что обстоятельства вашего возвращения столь печальны.
Именно этот момент Луиза, к сожалению, выбрала, чтобы нарушить свое многочасовое молчание, шагнуть к давно знакомому человеку и, припав к груди Фланнагана, разрыдаться. Умом граф понимал, в чем причина подобного поведения, однако предпочел бы, чтобы на месте Мортимера оказалась безопасная в этом смысле леди Крайтон. Руперта совершенно не устраивало, что его молодая жена не сумела проявить эмоции при супруге, а теперь самозабвенно плачет в объятиях человека, ранее имевшего на нее определенные виды. В том, что Фланнаган их имел, граф уже давно не сомневался. Все то же верное чутье на людей, никогда его не обманывавшее.
Остаться сейчас в стороне – значило полностью уступить свои позиции в самом начале. А потому Руперт, не заботясь о приличиях, взял Луизу за плечи, фактически вырвав ее из объятий Мортимера, и обнял. Графиня пребывала в такой растерянности, что, кажется, даже не заметила этого. Руперту было мучительно тяжело видеть эту сильную девушку в таком состоянии. Его боль сейчас ничем нельзя было облегчить, только обнимать ту, которая потеряла любимого отца, но будь граф проклят, если это будут чьи-то чужие объятия.
Фланнаган сверкнул на Руперта глазами и, к счастью, никак не прокомментировал его действия – осознавал, что у мужа гораздо больше прав, чем у старого знакомого. Граф оглянулся и увидел, что Виггс уже позаботился и о чемоданах, найдя носильщика, и о горничной, которая боялась подступиться к хозяйке.
– Мистер Фланнаган. – Кажется, настало время официальных приветствий. – Благодарю вас за то, что вы нас встретили.
– Граф Рэйвенвуд. Я сопровожу вас в дом Грэхемов. – Как бы то ни было, этот тип не собирается выяснять отношения прямо здесь и сейчас. – Со мною два экипажа – один для нас, второй для багажа и слуг. Ваша светлость, – обратился он к Луизе, – вы можете идти?
Она кивнула. Граф извлек из рукава и незаметно сунул ей в руку носовой платок, и – вот чудо! – Луиза с благодарностью сжала пальцы мужа.
Экипаж оказался большим, с роскошной отделкой и сиденьями, обитыми мягкой кожей; Руперт оценил желание владельца произвести впечатление. Мортимер уселся против хода, граф усадил жену и взял ее за руку. Луиза перестала плакать, утерла слезы и глубоко вздохнула, словно пытаясь возвратить самообладание. Теперь она уже походила на живую женщину, а не на ледяную статую, и граф обрадовался этому. Нет ничего хуже паралича чувств, когда каждое движение превращается в пытку и кажется, что, если не станешь шевелиться, все как-нибудь уладится.
Но смерть ничем не исправить. Она безапелляционна и безжалостна, и от нее в свое время не уйдет никто.
– Мортимер, – проговорила Луиза непривычно тихим голосом, когда экипаж тронулся, – расскажите мне, что произошло.
Фланнаган нахмурился, губы его искривились, и граф подумал вдруг: а что, если он ошибается насчет этого человека? Что, если Мортимер всего лишь обладает неприятными манерами, свойственными многим северянам, но был искренним другом Грэхемов и теперь переживает кончину давнего партнера не меньше, чем Луиза? Ведь семейное предприятие было основано давно, Мортимер и Майкл всегда знали друг друга. Следовало обдумать это предположение и выстроить дальнейшую линию поведения, исходя из фактов, а не из домыслов.
– Я мало что могу добавить к написанному в письме. Мы возвратились в Глазго, как и планировали, сразу после вашей свадьбы, и отправились по домам отдыхать. Вечером я заехал к Майклу, чтобы уточнить некоторые детали касаемо новой сделки с железными дорогами, и мы провели пару часов, обсуждая дела. Леди Крайтон съездила на один вечер, но, будучи утомленной после дороги, возвратилась рано и поднялась к себе. Я уехал домой, а едва рассвело, меня разбудил слуга из дома Грэхемов и сообщил, что хозяин, кажется, скончался. Я немедленно отправился туда, но, увы, гонец, принесший недобрые вести, был прав. Тогда я понял, почему некоторые правители убивали посланников. – Мортимер невесело усмехнулся. – Вызванный врач подтвердил, что у мистера Грэхема во сне остановилось сердце.
– Отец никогда не говорил мне, что страдает от боли в сердце, – сказала Луиза. – Я не знала, что он был нездоров.
Фланнаган пожал плечами:
– Если вы думаете, что я более осведомлен или что-то скрыл от вас, то ошибаетесь. Майкл никогда при мне не упоминал о своем недомогании, и я не видел его больным. Человеческий организм еще не до конца изучен и вполне способен преподносить неприятные сюрпризы. – У графа сложилось впечатление, что Мортимер повторяет слова доктора. – Все признаки указывают на остановку сердца, а что послужило ее причиной – неизвестно. Врач заговаривал о том, чтобы произвести вскрытие, но одна мысль, что придется тревожить тело Майкла…
– Да, все верно, – кивнула Луиза. – Отец всегда говорил, что там, где заканчиваются владения человека и начинается территория Бога, находится непознанное, которое лучше не тревожить. Благодарю вас.
– Я взял на себя смелость распорядиться относительно похорон. – Фланнаган кашлянул. – Мистер Грэхем оставил своему поверенному четкие указания. Завещание будет вскрыто после, в присутствии упомянутых в нем наследников.
Дом Грэхемов в Глазго поражал той же монументальностью, которая неприятно удивила Руперта в его отремонтированном особняке на Гросвенор-сквер. Только здесь, в отличие от старого дома, размер которых были невелики, пространства имелось побольше. Громадные гулкие комнаты, где потолки уходили ввысь, а отделка говорила о том, что у владельца чересчур много денег, бесконечные коридоры и вышколенные слуги, присутствия которых почти не замечаешь. Никакого сходства со старыми добрыми английскими домами, где судьбы живущих людей тесно переплетаются, а династии слуг входят в легенды. Никакой длинной, приправленной перчиком истории семьи с ее тайнами и забавными происшествиями, о которых вспоминают поколения спустя. Все новое, хотя и обжитое. Во всем стремление продемонстрировать богатство, показать успех. Возможно, на Севере это и было мерилом респектабельности, но графу Рэйвенвуду это было совершенно чуждо.
К счастью, появилась леди Крайтон – тоже заплаканная, но поддерживающая гордую осанку, и Руперт невольно залюбовался ею, как и Луизой. Умение сохранять самообладание в подобных случаях характерно для мужчин, а от женщин никто не ждет, что они будут сдержанны в проявлении чувств. Даже до костей промороженные воспитанием английские леди. Когда же женщина поступает подобным образом, для мужчины это оказывается неожиданностью. Впрочем, Руперт уже успел понять, что его жена стоит выше всех тех правил, которые он до сих пор применял к девушкам.
– Где папа? – спросила Луиза недрогнувшим голосом. – Я хочу видеть его.
– Идем, милая. – Леди Крайтон обняла племянницу и повела ее вверх по лестнице, на второй этаж дома, где, по всей видимости, располагались комнаты членов семьи.
Майкл Грэхем лежал в своей спальне на кровати в окружении свечей. Луиза приблизилась к телу отца и остановилась, ухватившись за резной столбик, поддерживающий балдахин. Леди Крайтон не выпускала ее руки, и Руперт, повинуясь порыву, взял жену за плечи. Она не отстранилась, скорее всего потому, что даже не заметила движения мужа, полностью поглощенная своим горем.
Графу уже приходилось видеть мертвых людей, и это зрелище не доставляло ему никакой радости, – а здесь вдвойне тяжело было смотреть, как неподвижно лежит человек, еще недавно деятельный и полный жизни. Лицо Майкла Грэхема не расслабилось даже после смерти, сохранив ту печать властности, смешанной с жизнелюбием, что и отличала этого человека от других. Когда уходят старики, согбенные годами и жаждущие небесного покоя, это можно легче принять, понять, объяснить; так Руперт смутно вспоминал смерть деда. Но когда тот, чьи годы, казалось бы, еще не сочтены, вдруг волею Бога отправляется в мир иной – это всегда перемещает в иную реальность оставшихся в живых. Мир Руперта не сильно изменился, так как он толком не успел узнать тестя, однако мир Луизы изменился навсегда.
И только от графа зависело, какое место в этой новой реальности жены займет он.
Граф позволил леди Крайтон увести Луизу в ее спальню, обнаружил, что Мортимер куда-то исчез (что, впрочем, не могло не радовать – присутствие этого человека Руперта раздражало), и, внезапно увидав рядом Виггса, поинтересовался насчет комнаты.
– Нам выделили гостевые покои, – произнес Том с сомнением, которое в большой степени обнаруживало отношение к ним слуги.
И действительно, комнаты оказались похожи на все, что уже видел Руперт в этом доме: уставленные новенькой мебелью, будто только вчера привезенной от мастера, пропитанные нежилым запахом, неестественно чистые. Конечно, здесь убирают, но не живут постоянно; возможно, с момента покупки дома тут и вовсе никто не останавливался. Вроде бы мелочи, как и отношение Фланнагана, как и колкости, которые граф выслушивал всю неделю до свадьбы, и все же ему стало не по себе.
Переодевшись в черный костюм, старый, довольно плохо сидящий и, увы, единственный (кто же знал, что траурные одежды понадобятся так скоро!), Руперт отправился на поиски жены. Дверь открыла замученная горничная Мойра, с чьим незаметным и приятным присутствием граф уже успел свыкнуться за время путешествия в Бат. Апартаменты Луизы занимали несколько комнат – ее личный кабинет, спальня и гардеробная, а может, что-нибудь еще – дверей тут было предостаточно. Но Руперта интересовала лишь та, за которой находилась его супруга.
– Милорд. – Мойра присела в реверансе.
– Моя жена может меня принять?
– Я спрошу, милорд.
Мойра исчезла за дверью справа – ага, значит, спальня, скорее всего, там. А это, по всей видимости, гостиная, где принимают родственников и ближайших подруг. Руперт прошелся туда-сюда и огляделся – совсем иное впечатление, как будто он оказался в другом доме. Здесь мебель была постарше, картины – поживее, краски – ярче. Сразу видно, девичье жилище. И тут чувствовался отпечаток личности Луизы, ощущалось, что она прикасалась к этим вещам, любила их.
Мойра появилась через минуту:
– Графиня сейчас выйдет.
– Спасибо, – поблагодарил Руперт, и девушка выскользнула в коридор. Луиза появилась меньше чем через минуту; лицо ее было бледным и осунувшимся, она тоже успела переодеться в траурное платье. Черный цвет Луизе не шел, придавая загорелой коже сероватый оттенок.
Руперт подошел и взял ее за руки, жена ответила вялым пожатием и опустилась на кушетку. Граф сел рядом.
– Я все еще не могу поверить, – негромко произнесла Луиза.
– Смерть часто вызывает недоумение, – вздохнул Руперт. – Когда умер мой отец, я не знал, чего во мне было больше – растерянности или боли.
Луиза впилась в него взглядом:
– Как ты справился с этим? Я сейчас не понимаю, как можно вообще с таким смириться. А ведь еще позавчера мне казалось, всю мою жизнь я верила, что для меня не существует препятствий…
– Ответ прост – время. – Руперт протянул руку и коснулся ее щеки. – Только оно и люди, которые находятся рядом, могут помочь пережить утрату. И сейчас важно находиться в окружении тех, кто может разделить твою печаль и поддержать тебя.
– Мне остается верить тебе на слово. Я не могу этого осознать. Даже то, что он лежит там, и я его видела…
– Тш-ш. Не думай об этом.
– Я не могу не думать! – вдруг взорвалась она, отстранилась, вскочила и заметалась по комнате. – Мой отец умер, хотя всегда был здоров! И я понятия не имею, за что мне послано такое испытание… ах, впрочем, что это я. Анна научила меня плохому. Испытание! Я просто ничего не понимаю. Мне хочется убить кого-нибудь, но разве это поможет?
– Можно попытаться убить меня, – смиренно ответил граф. – И ты узнаешь ответ.
Луиза засмеялась и тут же оборвала смех.
– Руперт! Как ты можешь шутить в такой момент!
– Может, это сейчас единственный выход.
– Вечером придут друзья отца, – вдруг сообщила Луиза. – Будет небольшой ужин.
– Семья в трауре. Ты уверена, что так стоит поступать?
– Здесь твои старомодные правила не действуют, – отмахнулась Луиза, и этот жест и ее слова вдруг больно резанули Руперта по сердцу. – Эти люди – часть нашего окружения, и я не могу их не принять. Их семьи связаны с нашей не только хорошими отношениями, но и контрактами.
– Я понимаю, что на Севере деловые связи – это все, – терпеливо произнес Руперт, – однако тебе не кажется, что они не должны заслонять человеческие отношения?
– Они не заслоняют… – Луиза прервала сама себя и воскликнула с досадой: – Я не хочу сейчас тебе ничего объяснять и оправдываться, не хочу и не буду! Мне нужно побыть с ними – я знаю их с детства! Мой отец сделал бы так же. Он поступил так, когда умерла мама, я знаю. Траур – это не повод прекращать жить, это основание для того, чтобы вспомнить все хорошее, что есть в жизни. И начать ценить то, что осталось.
– Может быть, но я этого не понимаю.
– Ты в своем праве. – Ее тон стал ледяным.
– Я в праве мужа. И я хочу сделать то, что лучше для моей жены. Мы долго добирались сюда, Луиза, тебе следовало бы отдохнуть.
– Ты совсем меня не знаешь, – возразила она с досадой, – но тебе уже известно, что я делаю то, что хочу. Сейчас я желаю, чтобы эти люди пришли сюда. Почему ты не можешь этого осознать?
Руперт поднялся:
– Потому что ты испытываешь сильное горе и можешь не понимать своих истинных потребностей.
– Ты знаком со мной всего лишь месяц, – бросила Луиза, – откуда тебе это знать?
Граф понимал, что она произнесла это не потому, что хотела причинить ему боль, а потому, что ей самой было тяжело. Однако то, что Луиза смогла разрыдаться только в объятиях Мортимера, то, что она слушала и не слышала мужа, то, что она продолжала поступать, не считаясь с его мнением и желаниями, – все это встревожило Руперта. Он потерял контроль над ситуацией, даже тот призрачный, что у него был. Его обаяние и знание людей вдруг дали сбой. И не с кем-нибудь, а с собственной супругой.
– Хорошо, – произнес граф спокойно, – мы поступим так, как тебе хочется.
Глава 14
Гроза шла издали и катила перед собою бочку душного воздуха, который обрушился на Глазго, заставляя людей широко распахивать окна, – а следом за ним пришел очищающий ливень. Луиза успела всласть надышаться дождем, стоя на балконе (в ее комнате всегда был балкон, в каком бы доме она ни жила), а затем настало время спуститься в гостиную, где уже собрались близкие люди. Там окна были закрыты наглухо, чтобы гроза не расстроила планы влиятельных господ. Снаружи они не имели возможности повлиять на стихию, но в доме могли себе позволить подобную иллюзию.
Луиза поймала себя на том, что злится, и она даже знала на кого.
На собственного мужа.
Граф Рэйвенвуд спустился вместе с женою в гостиную, где принимали соболезнующих, и хотя внешний вид его был не идеален (Луизу это мало интересовало сейчас, но она все-таки заметила, что траурный костюм на муже сам дышит на ладан), зато манеры были даже слишком безупречны. Сегодня вечером Руперт решил изображать настоящего аристократа с деревянной салонной выправкой, безукоризненными движениями и округлыми фразами, которые создают ощущение, будто ты ни о чем не говоришь, хотя разговариваешь уже полчаса.
Ах, маленький нюанс: Руперт ведь и был настоящим аристократом.
Более того, спустя некоторое время граф решил, что будет не лишним подпустить иронии в разговоры, и атмосфера вокруг него стала еще более… разреженной. Будучи неспособной все еще понять и принять тот факт, что любимый отец умер, Луиза всеми силами старалась отвлечься и направить свой возникший от абсолютной беспомощности гнев куда угодно, лишь бы он не душил ее. Возможно, ночью снова придут слезы и принесут облегчение, но сейчас глаза оставались сухими, несмотря на постоянно звучавшие соболезнования, и Луиза умудрялась даже говорить с людьми. И все это время присутствие графа жгло ее, словно раскаленный клинок, прикоснувшийся к коже.
Разве он не видит, что все они смотрят на него так, будто он – самое смешное, что может произойти на траурном празднике? Разве он не понимает, что для того, чтобы стать частью окружения Грэхемов, надо вести себя совсем по-другому? Руперт умел нравиться, уж Луиза-то об этом знала. Она не сомневалась: если бы он захотел, все ее друзья ели бы у него из рук. Но граф не прилагал к этому ни малейших усилий, а иногда произносил такие глупости, что Луизе становилось стыдно. Он оказался здесь чужим и абсолютно не желал стать своим.
Среди приглашенных были и титулованные гости, однако окружение Грэхемов в Глазго все-таки сильно отличалось от лондонского. Шотландская естественность и непринужденность спорили с английской чопорностью. Говорили о том, каким человеком и предпринимателем был Майкл Грэхем и как всем будет его не хватать. В этот вечер Луизе чрезвычайно помогало общество Мортимера, который успешно уходил от прямых ответов. Всем хотелось знать подробности: что станет теперь с империей Грэхемов, кто примет бразды правления? Луиза полагала, что ответ ей известен, однако не стремилась его озвучивать. Мортимер, которого также устраивало покамест молчать о будущем, все время находился рядом с нею, и она постоянно чувствовала на себе его спокойный, утешающий взгляд. Ах, старые друзья! Для этого они и нужны, верно?
Вечер продлился дольше, чем Луиза планировала, и к концу его она чувствовала себя абсолютно выдохшейся, но все же не желала признавать, что Руперт оказался прав: сегодня общество знакомых людей не принесло ей того, что приносило раньше. Луизе срочно требовалось остаться одной, и поэтому, прервав разговор, она в какой-то момент просто развернулась и вышла из гостиной. Она поднималась по лестнице на второй этаж, когда сзади раздалось тихое:
– Луиза!
Граф шел за ней. Он остановился несколькими ступеньками ниже, и она повернулась к нему, цепляясь за перила, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Страшная усталость вдруг навалилась, словно могильная плита. Нет, нельзя думать об этом, слишком жутко…
– Что тебе нужно, Руперт?
Он не обиделся на явную грубость, сказал миролюбиво:
– Я сообщил присутствующим, что ты уходишь к себе и сегодня более не вернешься. Пойдем, я провожу тебя в спальню.
– Я разве просила тебя идти со мной? – Луиза понимала, что говорит глупость, но язык сам произносил слова.
– Идем, милая. – Руперт поднялся к ней и вдруг подхватил на руки, еле заметно выдохнув. Луиза подумала было возмутиться, но тут же обвила его шею руками и уткнулась мужу в плечо.
– Я тяжелая в этом платье, – глухо проговорила она в рыжие графские волосы.
– Ты легче облака, – шепнул в ответ Руперт.
Он без труда отнес ее в спальню, каким-то неведомым образом умудрившись открыть дверь, и уложил на кровать. Тут же появилась Мойра, а Руперт отступил в сторону, давая горничной возможность поухаживать за хозяйкой. Луиза не заметила, как он ушел. Она почувствовала себя одиноко, когда Мойра помогла ей встать, чтобы расстегнуть и снять платье и помочь переодеться в ночную рубашку. Луиза хотела позвать графа, однако не смогла произнести ни слова. Страшное горе навалилось на нее, стиснуло грудь, заставило съежиться. Впервые Луиза действительно осознала, что отца больше нет, что он лежит, мертвый, в своей спальне и вокруг горят равнодушные свечи. Несколько дней назад он был так счастлив, ведя ее к алтарю, улыбался, хохотал над шутками друзей, строил планы… а теперь он мертв, его нет и уже никогда не будет.
– Плачь… плачь, от этого легче, – прошептал Руперт ей на ухо. Луиза не заметила, как он вернулся. Граф обнимал ее, прижимая к себе, покрывал лицо жены легкими поцелуями, стирая с него слезы, и она, не переставая плакать, вдруг прижалась губами к его губам. Луиза обхватила мужа за плечи, наверное, причиняя ему боль, – но он непостижимым образом понял, чего она хочет. И его поцелуи стали яростными, по-прежнему оставаясь солеными от ее слез. Может быть, отстраненно подумала Луиза, это и неправильно – заниматься любовью в доме, куда пришла смерть. Но в этом было столько мощного торжества жизни, столько успокоения, сколько не могло содержаться в сочувствии друзей и в избитых словах утешения. В этом было все – и надежда, и ободрение, и, пожалуй, любовь. А если не она, то что-то очень похожее на нее.
Следующим днем, однако, все пошло наперекосяк.
Утром Луиза проснулась в объятиях Руперта и, прежде чем вспомнила, почему они оба находятся в ее девичьей спальне в Глазго, ощутила себя счастливой. Да, пожалуй, это одна из приятных сторон брака – просыпаться в объятиях мужа. Но затем действительность навалилась со всех сторон.
Дольше тянуть с похоронами было нельзя, и благодаря устроившему все Мортимеру погребение прошло на должном уровне. Присутствовали многие представители высшего общества Глазго, друзья Грэхемов и клиенты компании. Руперт держался отстраненно со всеми, кроме Луизы и ее тетушки, и все время находился рядом с женой. Луиза старалась не выпускать его руку.
После пышного поминального обеда присутствовавшие разъехались, и Луиза, тетя Вильгельмина, граф Рэйвенвуд и Мортимер перешли в малую гостиную. Вскоре к ним присоединился поверенный Грэхемов Джеральд Кортни.
– Ваша светлость, – обратился он к Луизе, – примите еще раз мои глубочайшие соболезнования. Но, к сожалению, я вынужден обратить ваше внимание на некоторые дела. У меня имеются подробные распоряжения вашего отца, которые вступают в силу в случае его неожиданной кончины, которая, надо признаться, застала нас всех врасплох.
Пожилого суховатого педанта, поверенного Кортни, Луиза знала с детства. Обычно он неукоснительно соблюдал правила сотрудничества, установленные между ним и семьей Грэхемов, и если он заводит подобные речи – значит, для того имеется причина. Опустившись на кушетку рядом с графом, Луиза благосклонно кивнула:
– Продолжайте, мистер Кортни.
– Видите ли, ваша светлость, – поверенный расстегнул портфель и извлек из него кипу бумаг, – мистер Грэхем всегда был реалистом. Обычно до оглашения завещания полагается выдержать некоторый уместный срок, который помогает безутешным родственникам прийти в себя. Однако мистер Грэхем полагал, что месяц держать всех в неведении по меньшей мере недальновидно. Если бы – прошу меня простить за жестокие слова! – вашего отца забрал Господь после продолжительной болезни, в течение которой он сумел бы уладить дела и отдать все необходимые распоряжения, с оглашением воли покойного можно было бы повременить. Но смерть мистера Грэхема оказалась неожиданной. В этом случае он особо просил меня как можно скорее ввести в курс дела всех заинтересованных лиц. Все они сейчас присутствуют здесь – вы, ваш супруг, леди Крайтон и мистер Фланнаган.
Граф Рэйвенвуд сидел с непроницаемым лицом, и Луиза порадовалась, что он не принимает участия в беседе. Несмотря на то что Руперт стал ее мужем, пока семейные дела его мало касались. Да он и не выказывал особого интереса – в отличие от Мортимера, подавшегося вперед после слов поверенного. Тетя Ви, необычно молчаливая, наконец заговорила:
– Вы собираетесь огласить завещание здесь и сейчас? При всем моем уважении, мистер Кортни, но я только что похоронила брата, а Луиза – отца.
– Я не собираюсь утомлять вас, зачитывая его полностью, – объяснил поверенный. – Мистер Грэхем дал указания и на этот счет. Он просил лишь, чтобы я изложил вам суть, исходя из которой вы сможете принимать решения. Точнее, не вы, леди Крайтон, при всем моем глубочайшем уважении. – Он слегка поклонился, словно извиняясь за возможную грубость. Тетя Ви лишь слабо махнула рукой – дескать, какие уж тут церемонии! – Для мистера Грэхема его компания была одной из важнейших вещей в жизни. И он хотел бы, чтобы она продолжала работать, особенно сейчас, когда, как мне известно, ведутся переговоры по поводу нового крупного контракта.
– Который мы, возможно, и не получим, – скривился Фланнаган. – Нужно иметь поистине змеиный язык, чтобы уговорить этих английских лордов…
– Мортимер, – прервала его Луиза, – я бы хотела услышать, что мистер Кортни хочет нам сообщить.
– Благодарю, ваша светлость. Итак, как я уже сказал, здесь присутствуют основные наследники имущества и прав. Ну, благотворительность нас сейчас не волнует… – Поверенный перебирал бумаги. – Начнем с вас, леди Крайтон. Ваш брат оставил вам дом в Суррее, о котором вы говорили как о месте, где хотели бы проводить свое время, десять тысяч фунтов стерлингов и пять процентов акций компании «Грэхем и Ко». Все это обеспечит вас до конца жизни.
– О, милый Майкл! – пробормотала тетушка Ви, вытирая глаза уголком батистового платочка.
– Теперь что касается непосредственного владения и управления той частью компании, что принадлежала мистеру Грэхему. Все наследует графиня Рэйвенвуд. Она же вправе либо управлять компанией сама, либо назначить поверенного, которым может стать как наемный служащий, так и ее супруг, граф Рэйвенвуд. Мистер Фланнаган, партнер, сохраняет все свои позиции в компании неизменными. Договоренности, заключенные между ним и Майклом Грэхемом, остаются в силе до тех пор, пока новый владелец не решит пересмотреть их. Все имущество, движимое и недвижимое, принадлежавшее Майклу Грэхему, переходит к его дочери, за исключением того, что особо оговорено в завещании и становится собственностью других людей или организаций. Ваш отец пожертвовал несколько зданий на благотворительные цели, ваша светлость. Также все денежные суммы и вклады, семейные драгоценности наследуете вы, за исключением, опять же, нескольких особо оговоренных случаев. Вот список.
Если для Луизы условия завещания отца сюрпризом не стали, то Мортимер удивился чрезвычайно. Это было написано на его лице – обычно суровом, а теперь растерянном. Он переводил взгляд с Кортни на Луизу и ее мужа, как будто силясь осознать произошедшее.
– Прошу прощения, мистер Кортни, я вынужден уточнить, – проговорил он как можно более спокойно. – В последнее время мистер Грэхем и я вели разговоры о том, чтобы я получил большую долю в компании и принимал большее участие в ее деятельности, чем до сих пор. Я полагал, что он внесет изменения…
– Мне известно об этой ситуации, – прервал его поверенный, – и мистер Грэхем действительно обсуждал со мной возможное изменение ваших планов. Однако я также знаю, что он намеревался принять окончательное решение лишь после заключения контракта на строительство железной дороги в Вест-Индии – полагаю, вы знаете, о чем идет речь.
– Но он дал мне понять… – Мортимер умолк, прикусив губу.
– Теперь все решения по этому поводу будет принимать новый владелец, вернее, владелица, – Кортни кивнул Луизе. – Хотя на вашем месте я бы не стал требовать от нее решения сейчас.
– Луиза! – Фланнаган повернулся к ней.
– Я все поняла, Мортимер, но мистер Кортни прав. Я должна разобраться, прежде чем дам тебе ответ. В любом случае отец желал бы, чтобы дела шли так, как идут. Дай мне время.
– Не хочешь же ты сама управлять компанией?
– О нет… не в полной мере. Для этого вокруг достаточно мужчин, и ты – один из них. Думаю, справедливо оставить все как есть, поэтому прошу тебя, занимайся пока делами «Грэхем и Ко», как раньше.
Мортимер кивнул, успокоенный и удовлетворенный. Луизе непонятно было его волнение. Если отец хотел увеличить его долю в компании, значит, у него имелись на то причины. И если эти основания будут у Луизы – она примет то же решение, которое принял бы отец. Это разумно.
Ах, отец, отец… Как же ей его не хватало!..
– Прошу прощения, – вдруг заговорил Руперт. – Вы упомянули, что все заинтересованные лица находятся здесь, однако не сказали обо мне ни слова.
– Ах да, граф Рэйвенвуд, прошу меня простить, – извинился Кортни. – Как я понимаю, вы получили сумму, оговоренную при вашем вступлении в брак с мисс Грэхем. С этого момента у нее, как у владелицы всех средств, остается исключительное право ими распоряжаться. – Поверенный задумчиво потер подбородок. – Честно говоря, мистер Грэхем заводил со мной разговор о том, чтобы внести в завещание вас и отписать значительную сумму вам лично. Однако мы решили, что на изменение завещания потребуется некоторое время, а ваша свадьба состоялась всего несколько дней назад. Нас занимали более срочные дела. Мистер Грэхем… он не планировал умирать.
Но смерть не спрашивает, подумала Луиза. Она приходит и забирает того, кто ей по нраву. Чем ее очаровал отец?..
– Я понял, что вы имеете в виду, – проговорил Руперт. – Что ж, благодарю вас.
Когда поверенный распрощался и ушел, а тетя Ви поднялась к себе, Мортимер тоже начал собираться.
– Мне хотелось бы обсудить с вами дела, – обратился он к Луизе. – Когда вы меня принять сможете?
– Завтра утром, в девять.
– Но… – начал было Руперт, однако Луиза жестом остановила его и повторила:
– В девять, мистер Фланнаган.
– Я непременно буду. – Он поклонился и вышел. Граф встал, прошелся по гостиной, а затем, повернувшись к Луизе, сказал скорее утвердительно, чем вопросительно:
– Значит, мы не едем в Лондон.
– Нам нечего делать там сейчас, – объяснила она ему, снова начиная испытывать то глухое раздражение, что уже одолевало ее вчера. – Мне нужно принять дела компании, Руперт.
– Разве этим не может заняться Фланнаган? Он, конечно, не нравится мне, однако не думаешь же ты сама управлять…
– Почему нет? – Луиза окончательно разозлилась и встала; траурные юбки колыхнулись. – Ты полагаешь, что я не смогу? Отец всему меня научил!
– Но это не женское дело. Это вообще не дело аристократов, – а ведь ты теперь аристократка.
– Ты невозможен, Руперт. Я в первую очередь дочь своего отца. Компания папы – моя компания. Я гораздо больше понимаю в этом, чем ты когда-нибудь даже захочешь понять.
Он поморщился, однако продолжил настаивать:
– Тебе нужно пережить скорбь по отцу, Луиза. Компания никуда не денется. Не сомневаюсь, что есть люди, которые смогут ею управлять, хотя бы и этот мистер Фланнаган… который, повторюсь, не вызывает у меня добрых чувств, однако твой отец, несомненно, доверял ему.
– И я доверяю, – отрезала Луиза. – Но при этом мне важно, чем будет жить компания дальше. Мне все известно о готовящейся сделке насчет железных дорог, и я хочу принять в этом участие. Это отличный шанс, и я не намерена его упускать. А ты… – Ей хотелось сказать Руперту что-нибудь обидное, чтобы он не смотрел на нее этим снисходительно-грустным взглядом. – Можешь продолжать заниматься привычными делами. То бишь читать газеты, ходить в клуб или выезжать на охоту. Мне все равно. Я намерена оправдать доверие отца.
– Луиза, ты ошибаешься…
Она не дала ему договорить:
– Это ты ошибаешься, если полагаешь, будто сможешь мне указывать. Да, ты мой муж, и я хотела выйти за тебя, но я не собираюсь превращаться в рабыню, ваша светлость. Я не желаю терять разум, сидя за вышиванием целые дни, испортить зрение и завести подруг, которые только и станут обсуждать узоры на полотне да танцы. Я с Севера, милорд, и у нас тут другие правила. Если ты не забыл, то женился на мне, чтобы получить деньги. Ты их получил, или тебе недостаточно? Поговорим позже.
Граф, ничего не ответив, развернулся и вышел из комнаты. Луиза пожала плечами. Если он хочет обижаться – пускай, у нее нет ни желания, ни времени заниматься такими глупостями. Луиза чувствовала, как что-то темное горит и ворочается в душе, и единственным способом затушить этот злой пожар было заняться делом. А потому она прямиком направилась в кабинет отца, чтобы начать разбирать бумаги.
Глава 15
Руперт злился. Он никак не мог повлиять на Луизу, которая находилась в своем доме и в своей стихии. Здесь все происходило так, как ею было заведено, а графа даже слуги почти не замечали. Том ворчал, что северяне суровы и негостеприимны. Видать, ни одна кухарка не ответила на его ухаживания. Конечно, здесь кормили отменно, а потому не было нужды использовать обаяние для добычи пропитания, однако Виггс полагал, что следует быть готовым ко всему, и переживал.
Впрочем, страдания слуги не шли ни в какое сравнение с мрачным настроением его хозяина. Граф понимал, что попал в ситуацию, где от него снова ничего не зависело. Он-то вообразил себе, что, когда женится на богатой наследнице, все проблемы будут решены одним махом. А оказалось, до их решения еще очень долгий путь.
К тому же наследница…
Руперт понимал, что выбрал Луизу не только из-за ее богатства, но и потому, что она ему нравилась. И с каждым днем это чувство становилось все больше. Только вот отношения, похоже, зашли в тупик. Когда в ночь после размолвки Руперт пришел к Луизе, дабы попытаться примириться старым добрым способом, Мойра вежливо сказала, что госпожа устала и просит передать свои извинения. Больше Руперт попыток не повторял. После ссоры Луиза стала проводить много времени с Мортимером, разбираясь в делах. Это совершенно не нравилось графу, но сказать ей об этом он не мог, поскольку молодая жена разговаривала с мужем мало.
Он не знал, чье поведение его больше выводит из себя – Луизы или Мортимера. Фланнаган ходил важный, словно объевшийся гусь, и вел себя, как хозяин дома. Руперт при всем желании не мог себе такого позволить. Этот дом ему не принадлежал. Он, конечно, не принадлежал и Фланнагану, только… это все было частью их с Луизой прежнего мира. Мира, в котором ни о каком Руперте знать не знали.
На третий день после похорон, за завтраком, граф сидел молча, так как Мортимер явился очень рано и, разумеется, был приглашен на кофе и омлет. Фланнаган уселся неподалеку от Луизы, занимавшей место хозяйки на другом конце стола, и Руперта радовало, что стол этот длиной не с железнодорожный вагон. Как выяснилось, в малой столовой семья Грэхемов любила трапезничать по-семейному. Поначалу граф полагал, что тетушка Ви также будет присоединяться к ним за завтраком, однако та поднималась гораздо позже и столь ранний прием пищи считала происками дьявола.
Никто не обсуждал свежие газетные новости, общих знакомых или планы на будущее, никто даже светскую беседу не вел – разговор о делах компании возникал сразу же, как будто долгих бесед в кабинете Фланнагану и Луизе было мало. Граф с неудовольствием отметил, что жена то и дело одаривала Мортимера короткими, быстрыми улыбками, тогда как мужу Луиза за все утро не улыбнулась ни разу.
– Я прихожу к выводу, что это дело, к сожалению, решить невозможно, – извиняющимся тоном проговорил Фланнаган, размешивая кофе ложечкой для варенья. – У нас огромное количество конкурентов. Вчера вечером, после того как я уехал от вас, я встретился еще с одним человеком, и он сказал мне, что наши претензии практически безнадежны. В первую очередь рассматриваются лондонские компании и уж затем – все остальные.
– Но у нас безупречная репутация, – возразила Луиза.
– Дело не в репутации, а в том, что необходимы связи, которых у нас нет.
Граф аккуратно сложил салфетку и поинтересовался, ни на кого ни глядя:
– Могу ли я узнать, дорогая, о чем идет речь?
Луиза и Мортимер посмотрели на него так, будто стул заговорил. Фланнаган скривил губы в улыбке:
– Милорд, это дело длинное и скучное, неужто оно вас заинтересовало?
– Мистер, я адресовал вопрос моей супруге, – произнес Руперт ровным тоном. – Ваше мнение, разумеется, ценно для нее, однако я предпочитаю выслушать ответ жены и… владелицы компании. – Он не смог отказать себе в удовольствии поддеть Мортимера. Тот только зубами скрипнул. Луиза, мимолетно улыбнувшись (на сей раз мужу!), пожала плечами и ответила:
– В этом нет никакого секрета. Планируется построить новую железную дорогу в Вест-Индии, которая соединит десяток важных городов и протянется на несколько тысяч миль. Это очень выгодный контракт для компании, которая сможет получить его. Мой отец старался заключить сделку, однако…
– Проблема состоит не в том, что мы недостаточно хороши, а в том, что дело решается в Лондоне, – нетерпеливо перебил ее Мортимер, и Луиза с неудовольствием на него взглянула. – Все эти лондонские выскочки…
– Спасибо за ремарку, – холодно сказала ему графиня и снова повернулась к мужу: – В чем-то мистер Фланнаган прав. Тут многое решает давление на нужных людей и родственные отношения. Вся эта патриархальная система! Могли бы просто выбрать лучшего.
– Так вот почему твой отец часто приезжал в Лондон!..
– Да, именно. Папа пытался заключить контракт, но до сих пор не удалось ничего решить. Мы не первые претенденты, и, к сожалению, тут начинаются тонкости. Ох уж эти твердолобые английские лорды! – скривилась Луиза. – Я не имею в виду тебя, Руперт, ты другой. Но те, что принимают решения, с виду кажутся располагающими людьми, а по ночам, наверное, пьют кровь.
Графу потребовалось совсем немного времени, чтобы оценить сказанное женой. Руперт печально усмехнулся. «Те, что принимают решения… Ты другой». Так вот что думает о нем Луиза на самом деле – она настолько твердо убеждена в сказанном, что не постеснялась произнести это при Мортимере, просто не сочла важным. Обиду, которую испытал граф, быстро вытеснила злость – на Луизу, на себя и на Фланнагана, который, кажется, тоже прекрасно осознал смысл произнесенного сейчас и ухмылялся – правда лишь уголками губ, но достаточно явно, чтобы искушенный в таких мелочах Руперт это заметил.
Граф взял чашку с блюдечка, сделал глоток кофе и поставил ее обратно. Без звука.
– А если я попрошу ввести меня в курс дел компании хотя бы поверхностно, Луиза?
Она удивилась:
– Но зачем это тебе?
– О, я хотел бы разбираться в том, что происходит вокруг, – махнул рукой граф. – Возможно, уяснив суть сделки, я смог бы навести некоторые справки…
– Вы? – снова не сдержался Фланнаган. – При всем моем уважении, ваша светлость, но я занимаюсь этим всю свою жизнь, и мой отец занимался этим, и дед. Госпожа графиня знает обо всех делах отца. Зачем вам вникать во все это?
– Всю свою жизнь, – спокойно ответил Руперт, – я не путаю столовые приборы. И мой отец не путал, и дед. Это не значит, что мне не следует учиться чему-то еще или что я не могу поделиться своими знаниями с другими.
Мортимер, как ни странно, понял намек, отложил ложечку для варенья, которой помешивал кофе, и слегка побледнел, но ничего не сказал. Руперт оценил его выдержку.
– Я, конечно, могу просветить тебя, однако не уверена, что ты заинтересуешься нашими проблемами всерьез, – сказала Луиза.
– Дорогая, твои трудности теперь стали и моими. Кажется, я клялся в этом у алтаря.
Тут он удостоился уже более душевной улыбки, Мортимер же скис окончательно, и разговор в итоге все-таки сошел с накатанной колеи и переместился на погоду, домашние дела и прочее, Фланнагана совершенно не касавшееся. Может быть, поэтому в тот день он удалился так быстро.
После обеда, проведенного графом в одиночестве (графиня сказала, что поест в своей комнате), Луиза нашла Руперта в гостиной.
– Ты всерьез просил о том, чтобы я рассказала тебе о делах компании?
Граф отложил книгу, которую листал, не вникая в ее смысл, и поднялся.
– В той мере, в какой это может меня касаться.
– Откровенно говоря, это не очень тебя касается. – За день к Луизе вернулась настороженность, с которой она относилась к графу в последнее время, и Руперт досадливо подумал, что к этому может быть причастен Мортимер. – Я не могу позволить тебе управлять моими делами, хотя в завещании предусмотрена такая возможность. Не могу позволить разрушить дело моего отца.
– Луиза, я не собираюсь ничего разрушать. Я хочу помочь.
– Как ты можешь помочь, если ничего в этом не понимаешь?