Дельфин в стеарине Романецкий Николай

21

На следующее утро вставали мы, конечно, с трудом, потому что вернулись только к часу ночи. Но чувство праздника осталось.

– Слушай, – сказал я, когда дело, наконец, дошло до завтрака. – Я, конечно, не могу ничего гарантировать, при нашей-то работе, но обещаю, что на танцах мы с тобой побывали не в последний раз. – Я намазал маслом хлеб и положил сверху кусок сыра. – И вообще мне пришла в голову мысль, что старость начинается, когда человек перестает танцевать.

– Судя по вчерашнему, нам с тобой до старости еще далеко. Ты, оказывается, даже танго умеешь танцевать. Я была просто поражена. Мне-то в школьные времена удалось в школе танцев поучиться, а ты где набрался?

– А у нас в части бывший инструктор бальных танцев контрактничал, – соврал я. – В свободное время и нас подучил. Там ведь особенно заняться нечем.

К счастью, разговор, перешедший на скользкие рельсы, Катя не продолжила: мы уже опаздывали.

Когда «забава» выкатила из гаража, я осмотрелся, делая вид, что закуриваю. Песочного цвета «ауди» стояла во дворе – среди безгаражных машин к этому времени уже появляется местечко, где можно припарковаться. Мы покатили к офису, «ауди» следовала в отдалении. Катя ничего не заметила, а я не стал ей говорить, чтобы не дергалась попусту. Мы поднялись наверх, в свой офис. Я за шел в кабинет, через окно убедился, что «ауди» припарковалась на другой стороне улицы, и «обнаружил», что у меня кончились сигареты.

– Тоже мне беда! – сказала Катя. – Сейчас позвоню в кафе, пришлют с рассыльным.

Так всегда и делалось. Но сегодня я вдруг заартачился и, пожелав не тратить деньги на рассыльного, решил смотаться за куревом сам. И даже не в кафе, с его наценкой, а в ближайший магазин.

Катя, судя по всему, поняла, что я выкидываю финты не просто так, и настаивать на своем не стала.

В принципе, соглядатай мог бы ждать меня не дома, а возле Вавилонской башни. Внизу, в холле нашего делового здания, можно познакомиться с часами работы каждой конторы, которая арендует тут помещения. Так что узнать, что мы открываемся в девять тридцать, – не проблема. Но он, видимо, боялся, что я могу сразу из дома укатить в неизвестном направлении, и решил подстраховаться.

Я вышел на улицу, сел в машину и отправился за сигаретами, но не в ближайший магазин, а на Железноводскую. Свернув за угол, я тут же остановился и вышел из машины. Когда соглядатай появился из-за угла, ему ничего не оставалось как проехать мимо, а стекла у него оказались не тонированные, и я сумел его рассмотреть.

Лицо показалось мне знакомым, где-то я этого типа видел.

Может быть, в «Бешанзерсофте»?.. Тогда это один из парней Константинова, сотрудник службы безопасности… Но там я мог его видеть только на входе в здание… Нет, не помню. Жаль у нас нет микротелекамеры, снял бы его, потом скачал картинку Полю, и пусть бы тот пошарил в Сети. Чем черт не шутит! Правда, физиономия у соглядатая из тех, что встречаются на каждом шагу, но вдруг бы нам повезло. В конце концов, всего-то требовалось бы сличить полученный снимок с фотками мужского населения города Санкт-Петербург. Не думаю, что у Поля эта работа заняла бы неделю. Потом, правда, пришлось бы мне еще просматривать информацию о тех, кого он отобрал…

Я прошел до магазина (соглядатай в это время парковался впереди), купил пачку «Верблюда» и упаковку жвачки. Вернулся в машину, и тут меня осенило. Я достал из кармана мобильник и позвонил Кате:

– Слушай, ты микротелекамеру у кого-нибудь не можешь занять?

Вот за что я люблю Катерину в роли секретарши, так это за то, что она не задает вопросов типа «А зачем тебе?» или «Прямо сейчас, что ли?»

– Подожди минут десять, – попросила она и отключилась.

Я снова вышел из машины и опять проследовал в магазин. Потолкался по отделам, поулыбался симпатичным продавщицам, даже купил коробку мюслей для Кати – иногда на нее нападает забота о размере талии, так что мюсли не пропадут.

Кажется, в нашей Вавилонской башне среди прочих контор проживает и какое-то ателье по установке спецтехники. Вполне возможно, что в отличие от меня Катя давно уже познакомилась со столь полезными соседями.

Через десять минут я вышел из магазина, чтобы шпион не задергался и не начал меня разыскивать, снова сел в машину и опять позвонил Кате.

– Я уже спускаюсь на лифте, – доложила она. – Камера со мной. Где ты?

– Ух ты, умница моя! – не удержался я. – Я без тебя – ноль без палочки! Выйди на Железноводскую, только не по проспекту, а по параллельной улочке, не помню ее названия. Там поверни налево, к магазину. Не привлекая к себе внимания, найди «ауди» песочного цвета с номером… – И я объяснил ей план действий.

Потом вышел из машины и принялся прогуливаться рядом, покуривая.

Шпион был вынужден следить за мной в зеркало заднего вида и, конечно, профукал не только появление Кати со стороны лобового стекла, но и момент, когда она его сфотографировала. Он обнаружил ее, когда она уже подходила ко мне. То есть так у нас было запланировано, но я уверен, что все по плану и получилось, тем более что Катя притопала в зеленом халате уборщицы. Наверное, у бабы Саши выпросила…

– Я его сняла, – сказала она, садясь вместе со мной в машину. Достала из кармана тюбик губной помады, подкрасилась и передала тюбик мне. – Это телекамера. Только не урони, а то с меня шкуру спустят. Штука достаточно дорогая, у нас денег не хватит, чтобы расплатиться.

Далее все было просто.

Мы вернулись в офис, я подумал пять минут, не опасно ли знакомить Поля с фотомордой шпиона. В конце концов решил, что не опасно, скормил файл ИскИну и велел произвести идентификацию по адресной базе города.

Человек бы, получив такое задание, сделал страшные глаза и заявил что-нибудь типа «Ты офонарел, парень? Это ж неделя работы!» Поль же станет сличать фото с базой без подобных комментариев – и день, и два, и месяц, если понадобится. Пока не переберет все полтора миллиона мужчин-петербуржцев от двадцати до сорока лет (именно такие возрастные рамки я ему задал). Впрочем, как оказалось, для такой работы не потребуется и недели. Когда я объяснил Кате, что мне нужно, она сказала:

– Поль уже к вечеру справится. Вот увидишь!

Я отдал ей помаду-телекамеру и отправил возвращать одолженное. А сам принялся проводить в жизнь очередной пункт плана розыскных мероприятий – вновь побывать в компании «Бешанзерсофт». Уже в новом качестве.

На этот раз я решил начать с тех, к кому не попал при прошлом посещении «Бешанзера». И первым в моем списке значился господин Громадин. Пробился я к нему уже знакомым путем – через секретаршу Елену Владимировну Пименову. Правда, начал я на сей раз со звонка по видеофону.

Все прошло как по-писанному. Когда секретарша заявила, что у Михаила Ефремовича нет ну просто никакой возможности встретиться со мной, я объявил ей, что подобное отсутствие возможности может расценивать как нежелание, а нежелание может расцениваться как злостное стремление ставить палки в колеса расследованию двух убийств, за что мой клиент никого по голове не погладит и найдет управу и на господина Громадина.

– Убийства? – переспросила Елена Владимировна, округляя глазки. – Я не ослышалась?

– Не ослышались.

– Но вы же, шустрый мальчик, всего-навсего страховой дознаватель! Какие убийства?

– Все течет, все меняется, и направления расследования конкретных дел также подвержены переменам. К примеру, страховые агенты вдруг становятся частными детективами. Казалось бы, ни с того ни с сего, а на деле закономерно, потому что они изначально были частными детективами и только прикидывались дознавателями страховой компании. – Я погрозил телекамере указательным пальцем правой руки. – Только мне бы не хотелось, чтобы об убийствах судачила вся ваша компания.

Последняя фраза прозвучала весьма двусмысленно, но уточнять я ничего не стал. Собственно, один фиг после моего очередного появления там слухи поползут, никуда от них не денешься, но предупредить секретаршу я должен – хотя бы для того, чтобы выглядеть в ее глазах профессионалом.

– Кстати, мой клиент работает в вашей фирме.

– И кто же он?

– Она. Это госпожа Шантолосова.

Елена Владимировна некоторое время разглядывала мою физиономию (надеюсь, она показалась секретарше не слишком самодовольной), а потом исчезла с дисплея, отключив оба канала: и акустический, и видео.

Я терпеливо ждал.

Так прошло минут пять. Ждать становилось бессмысленно, и я хотел было послать повторный вызов, но тут связь возобновилась.

– Я все утрясла, – сказала Елена Владимировна. – Через час Михаил Ефремович примет вас. Приезжайте.

– Мне потребуется побеседовать и с другими работниками вашей компании.

– С кем именно?

Я перечислил имена и фамилии.

Елена Владимировна опять на некоторое время исчезла. А когда появилась, сказала:

– Вы сможете встретиться со всеми, кто в данный момент окажется на месте. Приезжайте.

И я, уже в привычном сопровождении «ауди», приехал.

Прошел знакомые процедуры пропускного режима. Охранники сегодня были те же, что и позавчера, но меня, похоже, не помнили, поскольку опять предложили воспользоваться лифтами для посетителей и обычного персонала. Якобы ради хохмы я попытался воспользоваться кабиной для руководства. Не тут-то было, автоматика потребовала от меня специальный пропуск. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.

– Ну как? – сказал один из охранников. – Отсос петрович?

– Он самый.

– Вот и не суйтесь куда не следует. Вам же сказали, где лифт. В следующий раз попросту схлопочете по шее.

– Следующего раза не будет, – пообещал я.

Я поднялся на уже знакомый мне сорок восьмой этаж. На сей раз Марьяна Ванжа мне не встретилась, и я почувствовал себя обманутым. Впрочем, встречаться с нею сейчас было ни к чему, а потому можно сказать и так, что мне повезло.

– А вот и вы, шустрый мальчик! – Елена Владимировна встретила меня едва ли не как своего младшего брата. Одобрительно глянула на настенные часы. – Вы на удивление точны.

– Точность – вежливость не только королей, но и частных детективов, – сумничал я.

Секретарша не оценила – она уже общалась с интеркомом. Тот проворчал что-то, в чем я бы никогда не распознал человеческую речь, но Елена Владимировна ответила ему:

– Да, Михаил Ефремович! – И повернулась ко мне, указав на закрытую дверь в боковой стене. – Шеф ждет вас.

22

Михаил Ефремович оказался совсем не таким, каким выглядел на сетевых фотографиях. Там он был уверенным в себе и самодовольным барином, густобровым, черноволосым, а под пиджаком у него угадывались сплошные мышцы. Наяву все касающееся бровей, волос и мышц присутствовало, но вот уверенностью и самодовольством и не пахло. Более того, когда господин Громадин встал из-за стола и пожал протянутую руку, мне показалось, что в глубине его глаз стынет северный ледовитый океан, состоящий из сплошного страха. То ли из-за боязни разоблачения, то ли из-за опасения оказаться следующей жертвой…

Тем не менее, когда Громадин вернулся в кресло, вернулся и лоск.

– У вас пятнадцать минут, – сказал Михаил Ефремович, и если это не было произнесено с высокомерием, то я – баран, ни бельмеса не понимающий в людях.

Чтобы разуверить хозяина в возможности подобного ко мне отношения, я тоже решил не обращаться за помощью к церемонности:

– Послушайте, господин Громадин!.. Не хочу вас пугать, но первым на подозрении у следствия находитесь вы.

Он попытался брыкаться:

– Вы – не милиция. У вас нет права меня допрашивать.

Я усмехнулся:

– Что вы, любезнейший? Я прекрасно знаю дозволенные мне законом действия и вовсе не собираюсь вас допрашивать. Мы просто побеседуем. Что же касается милиции, то ей ничего не стоит узнать о том, что у вас нет алиби, а в деле о несчастных случаях вскрылись новые обстоятельства. Мой клиент приложит к этому все свои усилия, а его возможности поистине безграничны.

– Имя вашего клиента, разумеется, содержится в тайне.

– Обычно – да. Но не в данном случае. Мой клиент – член совета директоров вашей компании Полина Ильинична Шантолосова.

Он вздрогнул и пробормотал:

– Вот черт… А я был уверен, что это она сама своего муженька и грохнула. Впрочем… – Он хитро подмигнул. – Можно ведь самой грохнуть, самой и расследование заказать. Не так ли?

– Я не уполномочен обсуждать с вами побуждения моего клиента. Готовы вы побеседовать со мной на интересующие следствие темы?

– Еще бы не готов!.. Разумеется, она в силах устроить мне развеселую жизнь. Спрашивайте.

Давно бы так! А то раздулся, словно мыльный пузырь…

– Как считаете, кому выгодна смерть Бердникова и Зернянского?

Он задрал голову кверху – наверное, хотел взглядом разрушить бетонную плиту потолка, чтобы она грохнулась мне на черепушку. Но плита не послушалась, и он увял.

– Ну-у… Всякий скажет вам, что – мне. А я скажу, что – всякому. Но в первую очередь – Шантолосовой.

– Почему?

– Потому что в результате у нее оказался контрольный пакет акций, и она может проводить через совет директоров те решения, что ей выгодны.

– И сколько же таких решений она уже провела?

Он посмотрел на меня со странным подозрением:

– Пока ни одного, но что ей в случае необходимости помешает?

– Ну а супруга Зернянского? Что вы о ней думаете? Хватило бы у нее духу… – Я не договорил.

– Нет, эта на убийство не способна. – Он встрепенулся. – Вот видите… Если я убийца, мне выгоднее, чтобы подозреваемых было как можно больше, а я стараюсь уменьшить их количество.

Я усмехнулся, и у него вдруг задрожали пальцы. Руки тут же слетели со стола, вцепились в подлокотники кресла, будто в спасательный круг, будто в поручни трапа, ведущего с погружающейся в воду корабельной палубы на следующую, еще незатопленную.

– Послушайте, – сказал я. – Вы так трясетесь… Можно подумать, к вам пришел киллер, а не частный детектив.

И тут его прорвало. Он вскочил из кресла, вылетел из-за стола и на едва гнущихся ногах заметался по кабинету.

– Вот то-то и оно, – заговорил он. – Откуда мне знать? Может, вы – вовсе не частный детектив, а самый что ни на есть киллер… – Он в отчаянии замотал головой. – Хотя нет, будь вы киллер, вы бы сюда не пришли, вы бы подстерегли меня на улице, возле моего дома. Нет, вы не киллер… Но вы же должны соображать… Следующий – я, понимаете? Я… Да я бы сам вам приплатил, чтобы вы побыстрее нашли убийцу.

И я окончательно убедился, что передо мной никакой не раздувшийся пузырь, а смертельно перепуганный человек. В наше время и ежу понятно, что от заказанной смерти не спасет никакая охрана. Уж если президентов стран убивают, то куда деваться председателю совета директоров средней компании? Разве что бежать сломя голову, но это когда точно знаешь, что убьют, что есть причины… А бежать, когда угроза хоть и существует, но чисто теоретически… Это надо совсем голову потерять.

– Скажите, а сколько у вас акций?

– Акций? – Он смотрел непонимающе. – Немного. Я вашей клиентке не конкурент.

– Так чего же вы тогда боитесь?

Он перестал бегать по кабинету.

Вот ведь какие существуют люди! Стоило мне засомневаться в том, что его могут убить, и он ухватился за мое сомнение, оно стало ему казаться непререкаемым выводом, гарантией его безопасности. Он вернулся за стол, посмотрел на меня едва ли не с благодарностью.

– Может, вы и правы. Может, и нечего. Я же понимаю, что во главе фирмы я временно. Идут какие-то подспудные процессы, и когда все оформится, меня наверняка переизберут. Ну и пусть переизбирают, подумаешь! Нужна мне эта должность, как собаке пятая нога!.

– Так чего же вы тогда боитесь? А главное – кого?

– Не знаю. Считайте, у меня предчувствие.

Я хотел ему заявить, что от предчувствий надо лечиться. Но не стал. Потому что излечить его могла только гробовая доска, а эта штука никогда и никого не излечивает. Если же и излечивает, то без возможности что-либо изменить.

– Ладно, проехали, – сказал я. – Значит, кроме Шантолосовой, вы никого не подозреваете?

– Да я вообще никого не подозреваю. Я размышляю – кто мог? Мог, к примеру, Кавказец…

– Вы имеете в виду Георгия Карачарова?

– Его самого… И Антоша Константинов вполне мог.

– А ему-то зачем?

– Он тоже по служебной лестнице продвинулся… Но я не говорю о причинах. Я говорю о способности.

– А Брызгунов с Ромодановским?

Громадин пожал плечами:

– Способны-то оба. Но тут я тем более не вижу – зачем. Их основной бизнес вовсе не у нас. Они с металлом завязаны.

Я с трудом сдержал удивление.

Оказывается, в этом паучьем гнезде водятся экземпляры, которых можно не подозревать!.. Но нет, сразу списывать со счетов я их все-таки не стану.

– А как у вас с алиби? Что вы делали в те вечера, когда погибли Бердников и Зернянский?

Глупый все-таки в данном случае вопрос, но не задать его было бы непрофессионально. Поскольку на многих он действует, как сыворотка правды. Увы, не на всех…

Михаил Ефремович достал из кармана капэкашку и некоторое время изучал дисплей, орудуя стилетом.

– Я же не назвал вам даты.

– Они у меня зафиксированы, – сказал он. – Впрочем, что я вам пудрю мозги? Я же давно все проверил. Я в обоих случаях был в гостях, и тому есть свидетели – в первом случае пятеро, а во втором целых десять человек.

Он посмотрел на меня с таким победоносным выражением лица, что я не удержался:

– Можно подумать, я вас одного подозреваю… Ладно. Думаю, на этот раз мы можем закончить беседу.

И тут же проснулся интерком.

– Михал Ефремыч, – сказал он голосом Елены Владимировны. – Через пять минут у вас встреча с представителями заказчика.

Я встал, распрощался и покинул кабинет.

23

Следующим моим собеседником стал Кавказец.

Георгий Георгиевич Карачаров оказался ослепительной красоты мужчиной (если можно так охарактеризовать представителя сильного пола). Шикарные усы, смоляные волосы, пронзительные глаза, спортивного вида фигура… В общем, госпожу Шантолосову вполне можно было понять.

– Заходите, друг мой, заходите, – Кавказец говорил безо всякого акцента.

Видимо, родился и вырос на брегах Невы, подобно Евгению Онегину. Или в окрестностях иной русской реки, подобно миллионам других, реальных людей.

Обаяние у господина Карачарова било через край. Я был привечен, обласкан и напоен кофе. Меня уверили, что в руководстве «Бешанзерсофта» состоят (он использовал именно это выражение) вполне приличные люди и тут не могло быть никаких убийств. Когда я сумел вставить в хозяйский монолог словечко сомнения, заявив, что беседы с отдельными должностными лицами заставили меня прийти к иному мнению, обаяния у господина Карачарова сразу поубавилось.

– Знаете, – сказал он. – В любом стаде есть паршивая овца. Иногда – к счастью, крайне редко – такая овца попадает на место вожака. Но все равно она – ничто, никто и звать ее никак.

Мда-а, похоже, этот дядька определенно недолюбливал нынешнего председателя совета директоров.

– Хорошо, – сказал я. – Ну а если предположить, что убийства реальны, кого бы вы заподозрили в первую очередь?

– Ну зачем же такие предположения? – возмущенно вопросил Карачаров, но понял, что в возмущении своем перегибает палку, и принялся загибать пальцы правой руки: – Бердникова могли убить и Зернянский, и Константинов, и все остальные прочие. Кроме меня и Шантолосовой… Вы уже, наверное, слышали про нас… – Он глянул плотоядно и с вызовом, этакий мачо, готовый начистить мне физиономию при малейшей моей усмешке.

Я неопределенно пожал плечами.

– Зернянского мог убить опять же кто угодно, кроме меня и Шантолосовой. Такой расклад вас устроит?

– Меня устроит любой расклад, – заверил его я, – который приведет к преступнику. Или преступникам.

– И я бы очень хотел помочь вам в этом деле.

– Не сомневаюсь.

– Поэтому хочу сделать вам маленькое замечание. Можно?

Я снова пожал плечами:

– Разумеется.

– Вы неправильно строите следствие. Если автомобильные катастрофы, в результате которых погибли наши товарищи, были подстроены, то сомнительно, чтобы техническую сторону дела осуществляли представители руководства нашей компании. Поэтому наличие или отсутствие алиби вам ничего не даст. На момент совершения преступления у организатора вполне может быть алиби, и вы пройдете мимо него. Вам надо искать того, кто осуществил преступление технически, а уж через него нащупывать пути к заказчику.

Я даже крякнул. Правда, мысленно. Оказывается, за личиной балагура и красавчика скрывается очень неглупый человек. Возможно, Полина Шантолосова купилась вовсе не на… вернее, не только на красоту. А еще и на ум. Да и сама она далеко не дура. А два умных человека, когда они объединились, – великая сила.

В глубине глаз Карачарова таились смешинки. Еще бы – он же сразу подметил, что детектив глупо ведет следствие. Ну что ж, пусть парень остается при этом мнении…

– А ведь правы, – сказал я. – Обязательно отыщу тех, кто обслуживал машины погибших.

– Вот и правильно. А я, со своей стороны, буду приглядываться и прислушиваться. И если вдруг что узнаю, обязательно вам позвоню. Дадите визитку?

– Почему бы и не дать?

И в самом деле – почему бы? По крайней мере, после Константинова передо мной первый человек, который проявляет инициативу. Остальные-то – ни бе ни ме ни кукареку…

– Тогда будем считать контакт налаженным?

Нет, все-таки Шантолосова нашла себе подходящего… э-э… кого?.. товарища?.. любовника?.. будущего спутника жизни?.. В кресле председателя совета директоров господин Карачаров оказался бы как раз на своем месте. Мда-а, тут есть над чем поразмыслить.

Я достал из кармана визитку, протянул хозяину кабинета. Он сунул ее в ящик стола, радушно улыбнулся.

Нет, каков все-таки симпатяга! Так и просится в умные, хладнокровные, расчетливые преступники.

– Будем считать контакт налаженным, – сказал я. – Звоните, если что.

С другой стороны, если Полина Шантолосова поведала ему о том, что стала моим официальным клиентом, его поведение выглядит вполне логичным. Нет, тут и в самом деле есть над чем подумать.

– Был очень рад с вами познакомиться, – сказал я.

И мы распрощались.

24

Потом я побывал у господ Брызгунова и Ромодановского. Никаких информационных дивидендов мне беседы с ними не принесли. Это был очередной вариант «ни бе ни ме ни кукареку». Оба деловых человека были крайне немногословны и крайне осторожны в выражении собственного мнения, и единственной пользой от этих посещений стал сделанный мною вывод: Владимир Андреевич и Константин Юрьевич по психологическому типу вполне способны на убийство, однако вероятность их участия в деле «Б@З» крайне мала. Во всяком случае, на время о них можно забыть. Если не вскроются неизвестные факты…

Оставалось снова поговорить с дамами. Начать я решил с кнопки.

Госпожа Зернянская за прошедшие неполные двое суток, разумеется, не стала стройнее и выше. Да и страза за свою жизнь у нее не поубавилось. Но когда я объявил, что я вовсе не страховой агент, а частный детектив и дело веду по просьбе Полины Шантолосовой, она чуть со стула не упала.

– Как? – пролепетала она. – Вы хотите сказать, что вас наняла эта стерва?

– Именно.

Анита часто захлопала ресницами. Как взлетающая птица – крыльями…

– Ничего не понимаю.

– А я вот понимаю, – сказал я. – Старое доброе чувство по имени «зависть» – чем не причина очернить человека? Зависть да ее родная сестра ревность… Мне тут, кстати, один человек всячески советовал обратить самое пристальное внимание вовсе не на Шантолосову, а на вас. По крайней мере, в связи со смертью вашего мужа…

– Это кто же вам такое насоветовал? – вскинулась Зернянская.

Руки ее заметались по столу, пока не наткнулись на стопку фирменных календариков. Принялись тасовать их, как карточную колоду. Странно вели себя руки – можно было подумать, что мадам Анита еле сдерживается, чтобы не броситься бежать. Впрочем, как только она подняла на меня глаза, стало ясно: ее обуревает вовсе не страх, ее обуревает старое доброе чувство по имени «ненависть».

Черт возьми, какой же я осел! Создатель обделил ее красотой, стройностью и умом, и она всем сердцем ненавидела красивых, стройных и умных женщин. Только с какой стати такой мадам убивать того единственного, который обратил на нее внимание? С какой стати бабе убивать своего мужика? Разве что по принципу «так не доставайся же ты никому!»…

– Ой! – сказала мадам. – Верка Десятникова вам натрепала, да? Так это она от ревности, что ей отставку дали. Распахнула роток на чужое! Вот есть же такие стервы! Сколько мужиков вокруг болтается – бери-не-хочу. Воспитывай его, подталкивай, чтобы карьеру строил, добивайся своего. Так нет же! Проще ведь на готовенькое. Покрутить задницей, подрыгать сиськами. Мужики ж на таких падки… Врет она все! От злобы и зависти.

– Вот я о том и говорю, – сказал я. – Так что бросьте свои попытки очернить Шантолосову. Кого вы подозреваете, кроме нее?

Анита отложила календарики. Ненависть потихоньку сползала с ее круглого лица. Как талый снег с крыши – перестал морщиться лоб, прояснились глаза, прекратили дрожать губы и подбородок…

В общем-то, мне было жаль эту бабу. Жизнь дала ей не так уж и мало – мужа и обеспеченную жизнь, – но ей захотелось большего. Любви. А в результате нахлынула ненависть, это чувство переполняло мадам Зернянскую и должно было иссушать ее душу, а иссушенная душа – враг телу. Впереди Аниту ждали неврозы, гипертония, а может быть, и рак, главная болезнь людей-самоедов.

– Кроме нее, никого. Разве что господина Карачарова. Вы знаете, что он – любовник Шантолосовой?

– Слышал.

Мне стало понятно, что ничего я тут не высижу и пора уносить ноги. Я встал:

– Ладно, Анита Гербертовна. Если что вдруг вспомните, позвоните, пожалуйста. – Я наградил ее визиткой и убрался прочь.

25

Оставалось снова поговорить с Полиной Шантолосовой. Однако идти к ней совершенно не хотелось. Мне нечего было сказать моему новому официальному работодателю, кроме одной-единственной фразы: «Сударыня, детективное агентство Максима Мезенцева находится в глухом тупике».

Разумеется, по сравнению с первым днем, я знал о каждом из бешанзерсофтовских руководителей много больше. Мне было теперь известно, кто у кого ходил в любовниках и кто кого ненавидел, но все эти знания не давали ни черта. Количество подозреваемых от этого меньше не стало, а если учесть, каким способом были осуществлены предполагаемые убийства, то Кавказец-Карачаров прав: подозреваемые могли быть и вовсе не связаны с компанией «Бешанзерсофт». К примеру, когда-то в детстве господин Зернянский отобрал у соседа велосипед, и теперь выросший сосед получил вдруг возможность отомстить обидчику. Бред! Но бред не менее логичный, чем подозревать в мужеубийстве Аниту Зернянскую. Или, скажем, Антона Константинова, буде тот оказался замешанным в каких-либо комбинациях с конкурентами, направленных против родной компании, и его в этих махинациях уличили…

Вообще, если исходить не из реальных, а из гипотетических возможностей, то лучшей кандидатуры в организаторы убийств и не найти. Руководитель службы безопасности на любом предприятии – это своего рода пахан на зоне. Он сам подбирает себе людей, сам их принимает на работу и сам увольняет. И в общем-то, ему, по большому счету, никто не указ. Его люди будут выполнять только его команды. В определенном смысле, проблемы его коллектива выше проблем всех прочих подразделений фирмы. Ибо неумелая организация службы безопасности может привести к банкротству компании быстрее, чем плохая работа отдела реализации. Промышленный шпионаж никто не отменял – он неотъемлемая часть постиндустриального общества. Достаточно украсть важный секрет, и разоренный конкурент сам застрелится.

В общем, я решил, что к господину Константинову и отправлюсь. Уж он-то поймет мое бедственное положение. А заодно избежим разговоров, что я побеседовал со всеми руководителями, кроме того, кто ведает безопасностью.

Чтобы не выдавать наших особых отношений, я не стал звонить Константинову напрямую, а вновь обратился к Елене Владимировне Пименовой. Через пять минут наша встреча была организована. Апартаменты Константинова располагались на тридцать пятом этаже, то есть к народу он был ближе всех. Вместо секретарши в его приемной сидел плечистый бугай, на плечи которому так и просились погоны. У него были мягкие движения и острый пронизывающий взгляд – неотъемлемая принадлежность древней профессии.

Я доложился и был пропущен в святая святых.

Константинов поприветствовал меня так, словно мы раньше не встречались, из чего я сделал вывод, что телекамеры наблюдения стоят и в его кабинете. Что, впрочем, не удивительно. Однако отчего же тогда так вольна на язык Анита Зернянская? Ведь все ее слова вполне могут дойти до предмета разговора. Впрочем, Шантолосова – ей не начальница. А что касается откровенностей о Вере Десятниковой, так это, может, особый вид мазохизма. Есть же такие люди, что получают кайф, рассказывая о своих бедах…

Мы с Константиновым «познакомились», потом он с клавы дал какие-то команды компьютеру на столе и сказал:

– Наблюдение и запись я отключил. Можем беседовать без опаски.

Без опаски так без опаски. Я обрисовал ему ситуацию, намекая на то, что расследование зашло в тупик. О соглядатае снова решил не говорить.

– А вы не торопитесь с выводами? – спросил Антон Иваныч.

Я торопился с выводом о тупике не больше, чем с заключением о том, что солнце каждый вечер прячется за горизонтом. Ведь когда горизонт закрыт тучами, об этом знаешь, исходя из теории. Так и с розыском. Когда подозреваемых так много, что не знаешь, на ком остановить внимание, – это теоретический тупик.

– Не тороплюсь. По большому счету, у меня нет подозреваемых. И в то же время их слишком много.

– А с инспекторами дорожного движения, проводившими дознание по авариям, встречались?

– Есть ли смысл? Инспекция же признала отсутствие вины посторонних лиц в случившемся. Во всем виноваты сами погибшие.