Последнее действие спектакля Адлер Ирэн
– Ты многого ещё не знаешь и никогда не узнаешь, мой юный ангел, – сказала она наконец. – Тут есть один секрет… секрет, который Барцини никому не хотел открывать…
Я ожидала, что сейчас она признается в тайной связи с Санти и в том, что их отношения вызывали безудержную ревность маэстро Барцини. Но Офелия произнесла только одну фразу, которая тотчас открыла мне совсем другую историю и настоящую причину поступка итальянского композитора.
– Надобно тебе знать, Ирэн, что последние оперы Барцини – не его сочинения. И возможно, поэтому они самые лучшие из всего, что он написал когда-либо.
И тут я вспомнила слова князя Голицына о втором дыхании Барцини, и у меня округлились глаза от удивления.
– Музыка… Две последние оперы, которые выдавались за сочинения Барцини, написал не он… а мой бедный Альфред, – едва ли не рыдая произнесла Офелия.
Я взяла её за руку и заглянула в глаза.
– Если это так мучительно для вас, не нужно… – попросила я.
– Напротив, – ответила Офелия, смахивая слёзы. – Напротив, Ирэн… мне легче оттого, что рассказываю тебе всё это.
Я крепче сжала её руку и она продолжала:
– Поначалу Альфреду оказали честь, позволив работать рядом со знаменитым Барцини, великим маэстро! Кто не почёл бы это за честь… Но со временем стало ясно, что композитор использует его. Собственное вдохновение уже угасло, и он воспользовался работами Санти, который понял, что в таком случае его талант никогда не получит признания. Он начал протестовать, и тогда Барцини стал обещать, что имя Санти как автора оперы тоже появится на афише рядом с его именем. Но он ни разу не сдержал обещания. Потом негодяй взял на работу это ничтожество Анри Дюваля, и только для того, чтоб напугать Альфреда, мол, на его место уже есть другой человек. И это сработало… Однако Альфред понял, что Барцини по-прежнему нуждается в нём, и наконец нашёл в себе силы восстать. Он отказался передать ему своё последнее сочинение – оперу «Семирамида».
Вот почему он был всё время такой мрачный и сердитый, подумала я, слушая рассказ Офелии. Он уже был на ножах с Барцини.
– И тут маэстро опять обманул Альфреда, – продолжала Офелия. – Он заверил его, что время пришло: теперь его имя тоже появится на афишах всех великих театров Европы. Альфред поверил, надеясь, что на этот раз Барцини сдержит обещание. – Тут Офелия горько улыбнулась. – Только маэстро и не собирался этого делать. Однажды он признался мне в этом, когда выпил за ужином лишний бокал вина.
Он говорил об Альфреде как о неблагодарном человеке, который всему научился у него. Говорил в свой обычной презрительной манере, с какой отзывался обо всех, с кем работал. Какая уж тут честь! Он обращался с ними как с рабами. Так, будто он неоспоримый король оперы. – Офелия тяжело вздохнула. – И это стало его ошибкой. Он был так ослеплён самим собой и своей славой, что даже не понял, что мы с Альфредом со временем стали больше чем друзья. Мы полюбили друг друга. И хотя сердце моё не такое уж молодое, я любила его бесконечно, я даже не представляла, что способна так любить. Я любила его, Ирэн… И поэтому предостерегла о намерениях Барцини. Я посоветовала ему не отдавать итальянцу свою последнюю оперу, стоять на своём и, если понадобится, спрятать партитуру в надёжном месте.
– И он это сделал? – с волнением спросила я.
– Санти действительно спрятал свою последнюю оперу, прежде чем… прежде чем… – Офелия опустила голову. – Да, он передал её мне. А я… Когда Альфреда нашли мёртвым в гостинице и Скотланд-Ярд арестовал того француза, я думала, что сойду с ума. Всё казалось мне таким абсурдным и ужасным… Мне хотелось только одного – спрятаться, исчезнуть, и я не представляла, что Барцини способен… К счастью, я передала оперу Альфреда одному надёжному человеку, который хранит её до сих пор.
– Вот почему номер Санти в гостинице был так перевёрнут и дом вашей тётушки в Бетнел-Грин тоже! – воскликнула я. – Барцини искал там последнюю оперу Альфреда Санти!
– Совершенно верно, Ирэн! Именно этой детали тебе недоставало, чтобы понять всю эту печальную историю.
Я посмотрела на неё, ожидая, что ещё она скажет. И когда поняла, что больше она ничего говорить не будет, прямо спросила её:
– И где же вы спрятали оперу?
Глава 22. Последняя чашка горячего шоколада
Люпен влетел в кафе «Шеклтон», едва не сбив с места Шерлока с его любимой чашкой шоколада.
– Мой отец спасён! – вскричал он, устремляясь к нам. – Мой отец спасён!
Мы вскочили и обняли его, а потом, усевшись за стол, с интересом выслушали его рассказ во всех подробностях.
– После ареста Барцини обвинения с Теофраста были немедленно сняты, почти все, по крайней мере… Осталось только намерение украсть, – признался Люпен. – Но тут дело обойдётся парой дней заключения и… – Люпен, похоже, хотел что-то добавить, но, заметив, что его с интересом слушают и посетители за соседними столиками, растерялся.
– Может, пойдём прогуляемся? – очень вовремя предложил Шерлок Холмс, бросив на стол пару монет.
Прогуливаясь по тенистым аллеям Гайд-парка, мы узнали последние, всё ещё остававшиеся неясными подробности этой истории.
Если, по словам Офелии, Барцини не знал о её любви к Санти, рассудила я, то не должен был бы заподозрить, что партитура «Семирамиды» находится у неё. Но ведь он набросился на неё как разъярённый зверь!
Шерлок, естественно, обдумав и это обстоятельство, поделился с нами плодами своих размышлений.
– Устроив этот спектакль в гостинице «Альбион», – сказал Шерлок, – и обыскав комнату Санти, Барцини не нашёл партитуру новой оперы, как ожидал. Зато, я готов спорить, он нашёл другое – письма и записки, в которых узнал почерк Меридью.
– Ну конечно! – согласилась я. – Письма возлюбленных.
– Совершенно верно, – подтвердил Шерлок. – И тут он как бы открыл для себя нового противника, от которого следовало срочно избавиться.
– Но не в этом случае… – задумчиво произнёс Люпен.
– И тут бедная Офелия, должно быть, очень растерялась, – продолжал Шерлок. – Она предупредила Санти о Барцини и уже начала подозревать его. С другой стороны, у Скотланд-Ярда уже имелся виновник – французский акробат, который не имел ничего общего с Барцини, и это сильно смутило Меридью.
Мы прошли дальше вглубь парка, постепенно оставив позади городской шум, и опустились на лужайке у старого дуба, продолжая обдумывать события. Я размышляла над тем, что сказал Шерлок.
– Да, это убедительно, – согласилась я наконец. – Инстинкт, должно быть, подсказал Офелии, что нужно спрятать «Семирамиду», чтобы Барцини не завладел последней оперой, которую сочинил её любимый Альфред. К несчастью, она не знала, насколько опасен этот человек…
– А он уже дышал ей в затылок! – добавил Шерлок. – Барцини следил за ней и проводил до Бетнел-Грин, к дому тётушки… А что случилось потом, мы уже хорошо знаем.
– Кстати… – сказал Люпен, – а что слышно про тётушку Бетти?
– Газеты писали, что она уже несколько месяцев в больнице… – ответила я.
– И когда Меридью почувствовала себя одинокой и в опасности, пустой дом тётушки, должно быть, показался ей отличным укрытием и для неё самой, и для рукописи Санти.
– Никому ведь и в голову не пришло бы, что божественная Меридью прячется в жалком доме в Бетнел-Грин, – рассудил Шерлок.
– Это верно. Но певице не повезло, потому что за нею по пятам уже следовал… дьявол! – произнёс Люпен. – Однако… – продолжал он, почесав затылок, – я совершенно не понимаю другого: как мог мой отец поверить, что Барцини – испанец?
Шерлок улыбнулся ему своей загадочной улыбкой. Я не представляла, как он найдёт ответ на этот вопрос. Но уже через мгновение он извлёк его из кармана своей куртки, словно фокусник кролика из цилиндра. Это оказался номер «Британской музыкальной газеты», в которой приводилась биография музыканта.
– Как тут написано, Джузеппе Барцини с девяти до шестнадцати лет жил с родителями в Севилье, а значит, владел испанским языком. Надо полагать, это и помогло ему обмануть твоего отца, и мне кажется, он сумел сделать это превосходно…
Но главный вопрос, который я уже задавала Меридью лично, оставался без ответа.
– Как, по-вашему, что случилось с рукописью последней оперы Альфреда Санти? – спросила я, покусывая травинку.
– А что сказала тебе Меридью? – поинтересовался Люпен.
– Я уже говорила вам: она отдала её человеку, которому полностью доверяет и который никогда не откроет эту тайну. – Я с грустью посмотрела на друзей. – Ни для того, чтобы исправить ошибку, ни даже для того, чтобы после смерти воздать Санти заслуженную почесть.
– А почему, как ты думаешь? – спросил Люпен.
– Офелия считает, что эта опера проклята, и говорит, что после случившегося никто никогда не решится поставить её на сцене.
– Обычное суеверие, – сердито возразил Шерлок. – Подобные предрассудки очень живучи, особенно в театральном мире.
– Так значит, отказываемся? – спросил Люпен.
В ответ Шерлок только уклончиво развёл руками.
И оба посмотрели на меня.
– А ты что скажешь?
– Скажу, что у нас хватает и других забот. Твой отец спасён, а мой приедет через несколько часов. Да, чуть не забыла сказать вам, что Лондон теперь станет на некоторое время моим новым городом.
Мы распрощались, договорившись увидеться на обычном месте на следующий день.
Шерлок проводил меня довольно далеко, а потом свернул к библиотеке, где хотел посмотреть, не помню уж теперь, какую книгу.
Я уже стала ориентироваться в городе и почти подошла к моей гостинице, как вдруг увидела Люпена. Но это оказалась не случайная встреча. Арсен ожидал меня в явном смущении.
Я тоже смутилась, но скорее из-за огромного волнения, какое читалось на его лице.
– Послушай, Люпен… – проговорила я, когда увидела, как он мнётся, не решаясь заговорить.
– Знаю, – произнёс он. – И понимаю тебя.
Удивившись, я приподняла бровь.
– Объясни, что ты имеешь в виду? О чём речь?
Он посмотрел на небо, потом на кончики своих ботинок, запрокинул руки за голову и наконец обхватил себя за плечи. Короче, сделал всё, чтобы не смотреть на меня, пока отвечал на мой вопрос.
– Я понимаю тебя, конечно, ты не хочешь больше иметь со мной дело, потому что я – сын вора.
Я посмотрела на него, открыв рот, побледнев, спешно подыскивая какие-то нужные слова, чтобы объяснить ему, как он ужасно ошибается.
Нужные слова я так и не нашла и решила обойтись первыми и самыми искренними, какие сорвались с языка.
– Скажи мне, Арсен, ты что, сдурел? – спросила я, уставив руки в бока. – Будь ты хоть сыном жестокого Саладина, для меня это не имело бы никакого значения и нисколько не помешало бы нашей дружбе.
Вот, подумала, в чём проблема. И в самом деле серьёзная. Это верно, что я всегда считала нашу дружбу само собой разумеющейся и никогда не собиралась целовать его по-настоящему, по крайней мере, до тех пор, пока мы не оказалась в объятиях друг друга под кроватью Дюваля.
Он молча посмотрел на меня, и мне показалось, он подумал о том же.
Но я ошиблась.
Люпен улыбнулся мне своей обезоруживающей улыбкой и просто сказал:
– Спасибо, Ирэн. Надеюсь, скоро увидимся.
В завершение этого моего первого лондонского приключения, которое, будь я повнимательнее, позволило бы мне понять очень многое и о себе самой, и о моей семье, хочу добавить ещё пару строк.
Мои родители действительно в тот же вечер приехали в гостиницу «Клариджиз», а на следующее утро мы осмотрели нашу будущую квартиру – совершенно пустая, никакой мебели, только на стенах следы от картин, увезённых прежними владельцами. Но отсюда открывался чудесный вид на крыши города и далёкий Биг-Бен. Увидев его, я воскликнула:
– Да! Мне тут нравится!
Мистер Нельсон отлично подобрал квартиру. Предназначенная мне комната имела выход на чёрную лестницу, по которой можно было подняться на этаж выше, к комнате мистера Нельсона, и спуститься прямо во двор, а значит, можно было куда проще, чем прежде, удирать из дома без разрешения.
Но не воспоминанием об этом новом доме и не о том, как мама опять постепенно повеселела, занявшись мебелью, безделушками, шторами, хотела бы я завершить этот рассказ, который и спустя много лет заставляет сильно биться моё сердце от волнения.
Скорее мне хотелось бы вспомнить тот день, когда почтальон принёс в этот новый дом загадочный пакет, адресованный мне.
На одной стороне его стояло имя отправителя: «ПРИДУМЫВАЮ ЗАГАДКУ!». Открыв его, я подумала, что это одна из обычных шуток Шерлока Холмса, но в конверте оказалась партитура, на титульном листе которой значилось – «Семирамида», опера Альфреда Санти, а также записка, написанная рукой моего друга детектива, который, выходит, не прекратил поиски последней детали, недостающей в этой истории. Он писал:
Если хочешь узнать, где и как я нашёл рукопись, встретимся завтра в кафе «Шеклтон» в двенадцать часов.
И явно лишь для того, чтобы ещё больше разжечь любопытство.
Я и в самом деле провела бессонную ночь, ломая голову над тем, как и где он нашёл рукопись и кому же доверила её Офелия Меридью.
И на следующий день за столиком в кафе «Шеклтон» Шерлок Холмс открыл мне наконец эту тайну.
– Помнишь тётушку Бетти? – улыбнулся он и в волнении от своего открытия даже тронул меня за руку. – Мы все думали, что она в больнице? Так нет же, вовсе нет. Просто она была немного странной такой, чудачкой. Дело в том, что однажды она пережила землетрясение, и после этого у неё развилась клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Она не могла находиться в доме, боясь, что на неё рухнут стены и крыша, а уехать куда-нибудь тоже не смогла. Поэтому она просто-напросто переселилась на тротуар возле своего дома.
У меня округлились глаза.
– Ты хочешь сказать, что та… нищенка?
Шерлок посмотрел на меня с довольным видом.
– Нищенка, что сидела на углу, – повторил он почти шёпотом и повертел пальцем у виска, – это она!
Я улыбнулась и вдохнула чудесный аромат шоколада.
Теперь наша история получила завершение.
И тут я вспомнила о Люпене, который опять уехал куда-то с отцом и цирком Ароновского. Увидимся ли мы когда-нибудь снова все трое? Или на том закончатся наши приключения?
Чтобы ответить на эти вопросы, мне пришлось немного подождать, пока судьба моя не повела меня дальше.
Читать бесплатно другие книги:
