После нас Волгин Юрий
– Когда тронемся, опусти защитный экран. На нем раньше разная информация выводилась для водителя, когда шлем подключался к бортовому компьютеру. Но сейчас все сломалось, и никакой другой функции, кроме как уберечь твою рожу и глаза, он не выполняет, – сказал Семен.
Густав опустил тонированный экран, и внутри шлема стало еще тише, как будто кто-то захлопнул дверь. Но на видимости через экран это никак не отразилось, поэтому опасаться за себя не следовало. По крайней мере, пока они не добрались до мутов. А уж там, как предчувствовал странник, придется включить все свое умение, чтобы не подпустить мутов со спины или не оказаться еще в какой-нибудь глупой ситуации. Осталось только решить, как он будет сообщаться с напарником.
Но когда Семен надел шлем, его голос прозвучал в ушах Густава настолько громко, что он вздрогнул.
– Привет, привет еще раз. В нижней части шлема передатчик, – сказал Семен. – А слева, у виска, регулятор громкости. Скажи мне что-нибудь, странник, не молчи! До тебя этот шлем надевал один парень, который страдает глухотой после контузии. Как слышишь? Ау!
Густав, морщась от грохочущего внутри шлема голоса, нашел регулятор и снизил громкость почти до минимума.
– Теперь нормально, – сказал он.
– Это радует.
– А так?! – Густав напряг легкие и рявкнул что было силы.
Семен подпрыгнул в седле квадроцикла и тут же рассмеялся:
– Придурок ты, странник.
– Ну, не больше, чем ты.
– Ладно. Поехали.
Семен тронулся, с пробуксовкой выбросил из-под колес струю комьев земли, травы и песка. Густав стартовал более аккуратно и уже через несколько минут езды по пересеченной местности понял суть управления квадроциклом.
Примерно километров пять они ехали по бездорожью, находясь между жилыми постройками справа и полосой леса слева. Сиденье и амортизаторы прекрасно справлялись с неровностями почвы и довольно глубокими ямами, но иногда Густаву приходилось все же приподниматься на ноги, чтобы не отбить себе спину на особо крутых препятствиях.
Семен вел его за собой уверенно, иногда отпуская шутки по поводу манеры езды странника, но не уходил далеко вперед. В этом мире следовало быть предельно осторожным, любая невинная шалость грозила обернуться смертельным исходом.
Наконец они выехали на дорогу, по которой когда-то брели на запад Густав с Марковым. С тех пор она ничуть не изменилась, и ныне странник глядел на нее с чувством превосходства. Теперь эта штука не могла заставить его пить собственную мочу и размышлять, за какое количество времени сойдет он с ума от пота, который разъедает лицо и выжигает воспаленные глаза?
Сейчас Густав наслаждался ездой по ровному полотну асфальта. И разве нельзя было называть это счастьем?
Сильный встречный ветер раздувал куртку, словно небольшой парашют, иногда проникая внутрь через ворот холодными короткими порывами, но Густав чувствовал себя комфортно, и все из-за шлема. Благодаря ему голове было тепло и уютно и тело реагировало на это с большим воодушевлением, веря, что и ему вот-вот станет так же хорошо. Великая сила – убеждение!
Они свернули теперь на другую дорогу, которая была уже не такой ровной – попадались ямы, а в некоторых местах так и вовсе отсутствовали целые куски асфальта, скалясь впрессованным в землю гравием. Многоэтажные дома сменились обычными, двух– и одноэтажными, и Густав понял, что они вернулись в старый центр города.
Еще поворот, и еще один.
– Осторожнее, – сказал Семен, показывая вперед.
Посреди дороги лежал старый железнодорожный вагон. Судя по тому, что слой асфальта под ним был выбит, словно в него ударил кулак разгневанного великана, вагон сюда выбросило с большой высоты. Густав посмотрел вправо и влево, когда они объезжали препятствие, и увидел, что все дома вокруг разрушены, а деревья сломаны или согнуты в одну сторону, а заборы повалены.
– Большой Взрыв? – спросил странник.
– А что кроме? Я ездил вдоль этой линии, там стоит на рельсах поезд. И у него ровно посередине не хватает одного вагона. Догадайся с трех раз, где он теперь.
– Странно.
– Не страннее того, где мы с тобой живем, Густав. Никто ведь не знает, что произошло в момент Большого Взрыва. Может, и не взрыв это был вовсе.
– Что же тогда?
– Не знаю. Что-то связанное с Легионом, как мне кажется.
Они выехали на дорогу, оставив позади покореженный символ нового мира, и молча поехали дальше. Из разбитого окошка вагона высунулась лысая морда какого-то существа, отдаленно напоминающего собаку, и гавкнула вслед уезжающим нарушителям ее покоя. Но они этого не заметили.
По прикидкам Густава, путь их занял не меньше сорока минут. Они больше не съезжали на бездорожье, а двигались практически по прямой дороге, которая тянулась вдоль города и в конце концов упиралась в место Семенова прикорма. Густав вертел головой по сторонам, стремясь прочитать надписи на изредка встречающихся блеклых рекламных щитах, ровно до того момента, когда Семен поднял руку с ружьем вверх и тихо сказал в микрофон:
– Стоп.
Странник чересчур резко нажал на тормоз, и квадроцикл на долю секунды резво дернуло, немного повело вбок, а затем включился стабилизатор устойчивости, выправивший положение.
Семен выключил двигатель, и его квадроцикл медленно покатился своим ходом. Охотник слегка жал на тормоза, так как дорога шла под уклон. Он показал куда-то вперед и сказал:
– Смотри.
В его голосе слышалось восхищение, перемешанное со страхом. И Густав этому не удивился. Потому что то, что он увидел, было по-своему грандиозно.
Чем дальше уходила вниз дорога, тем круче становился уклон, но затем она выправлялась и шла ровной линией куда-то вперед и вправо, за холмы. Но главное располагалось прямо перед глазами охотников, лежа перед ними как на ладони.
Муты.
Десятки мутов копошились большим разномастным пятном возле дороги, внизу. Их было не меньше пятидесяти, но Густав сознавал, что их может набраться и целая сотня. Они дрались, визжали и ругались, копаясь в куче отходов, которые привозил сюда Семен в течение месяца.
Охотники спускались все ниже, и все больше деталей различалось в этом месиве пародий на человеческие тела.
Тут были совсем крохотные муты. Они сидели на спинах матерей, держась за их сальные спутавшиеся волосы, и тоже что-то пищали, вторя многоголосью взрослых. Когда им доставались пережеванные куски пищи от их матерей, они умолкали. Поодаль располагалась стая собак, и нельзя было понять, обычная ли это дикая стая или сборище уродов. Густаву не нравился ни один вариант. Если к человеческим мутам он относился равнодушно, то возможность избавить мир от мутов-собак действительно его порадовала.
Эти муты не собирали еду и не запасались. Они просто ели, отбирая друг у друга вкусные куски, стараясь проглотить как можно больше, давясь и кашляя. Им не приходило в голову забрать все к себе домой и наслаждаться едой там, в безопасности. Скорее всего, у них и дома-то не было.
– Какие же они мерзкие, – сказал Семен. – А сегодня они особенно противные. Тебе так не кажется, Густав?
– Не знаю. Они для меня все на одно лицо. А вот собаки действительно отвратительные, – сказал странник. – Что мы будем делать?
– Все просто. Спускаемся и начинаем веселиться. Если что – прикрываем друг друга, но эти выродки настолько тупы, что тебе не придется напрягаться – они даже не поймут, что случилось.
– Уверен? Когда-то они устроили засаду.
– Эти… они не эти, – запнулся Семен.
– Ладно, поверю тебе на слово. Я берусь за собак, а потом подключусь к тебе.
– Твой пунктик? – сухо рассмеялся в микрофон Семен.
– Не понял, о чем ты?
– Собаки – это твой пунктик, да? Мой – муты, а твой – эти лающие бесполезные штуковины.
– Угадал.
– Я даже не буду спрашивать почему, странник. Потому что мне сейчас интересно лишь одно – увидеть кровь этих тварей. Так что вперед!
Семен передернул затвор дробовика, оттолкнулся ногой и, ускорившись, покатился вниз. На полпути он завел двигатель, выжав газ на полную мощность, и этот резонанс в выхлопной трубе (тумблер «Бензин» на сто процентов уже был включен, Густав понял это абсолютно точно) заставил мутов наконец-то обратить внимание на то, что они тут не в полном одиночестве.
Немного помешкав, странник бросился вслед за охотником, подруливая одной рукой, а другой доставая пистолет. Ружье ему пока что не понадобится, так он решил для себя.
Со всего размаха Семен врезался в группу мутов, затормозив лишь в последний момент и развернув квадроцикл боком. Колеса прошлись по ногам ничего не понимающих существ. Один из мутов упал, воя от боли и пытаясь схватиться короткими зачатками рук за переломанные нижние конечности.
Густав услышал, как засмеялся Семен, и ему стало не по себе. Голос охотника звучал слишком уж истерично и в то же время ужасно холодно. Можно было сослаться на микрофон и на то, что тот искажает голос, но Густав подумал, что никакой микрофон не сможет в точности передать настоящий восторг, бушующий в голове Семена.
Охотник развернулся и объехал по дуге толкающихся и ревущих от страха и непонимания мутов. Направил дробовик в лицо ближайшего из них и выстрелил. Голова мута разлетелась на куски, блеснули кости в развороченной ключице, и он повалился навзничь, увлекая за собой своих товарищей.
Муты поняли, что обед закончился и пришло время сматывать удочки. Некоторые попытались убежать, нелепо ковыляя, но Семен сразу же пресек попытку бегства. Взревел движок квадроцикла, и еще один мут, получив удар в бок, перелетел через ветровое стекло и рухнул на землю, сухо хрустнув худосочным, измученным телом.
Густав отвернулся и направил свой квадроцикл в сторону собак. Они пока не собирались убегать, лишь отошли подальше и оттуда наблюдали за происходящим. Теперь было видно, что это обычная собачья стая, и на душе у Густава стало еще поганее. Они стояли, поджав хвосты и подняв уши, и глядели то на кровавое месиво, в котором кружил на своем аппарате Семен, то на приближающегося странника.
Густав замедлил ход и прицелился. Квадроцикл слегка потряхивало на неровной почве, когда он съехал с дороги, но это не могло помешать выстрелу. Густав не хотел стрелять, но еще больше он не хотел принимать участие в убийстве мутов. Эти чертовы создания кричали совсем как люди, отчаянно и тоскливо. Их возгласы эхом отдавались в ушах Густава – что-то он слышал сам, что-то приходило через микрофон Семена. Он хотел убавить звук, но потом понял, что вовсе потеряет связь с охотником, а этого допускать не следовало.
Когда Густав оказался за десять-пятнадцать метров от стаи, она, словно единый организм, зарычала, оскалив длинные и потенциально опасные клыки.
Странник аккуратно прицелился, чувствуя, как струйки пота стекают по шее и щекочут спину.
Квадроцикл теперь двигался совсем уж с черепашьей скоростью. Густав нажал на курок, но в этот момент колесо машины заехало на обломок кирпича, соскочило с него, и рука странника непроизвольно дернулась. Пуля по касательной угодила одной из собак в хвост, и стая, взвизгнув, развернулась и бросилась наутек. Чертыхнувшись, Густав выжал газ и ринулся вслед за ними.
Собаки бежали быстро, и было очевидно, что они хотят скрыться в жилом массиве. Бежать до него оставалось еще далеко, а квадроцикл догнал стаю в какие-то секунды, пристроившись за этим ковром из полностью однотипных пегих спин, под шкурами которых отчаянно шевелились лопатки и мускулы, неся своих обладателей подальше от нежданного преследователя.
Густав прицелился снова, на этот раз не раздумывая и не сомневаясь. Он знал, что стрелять нужно сразу после того, как прицелишься. Отпускать собак он не хотел, нужен был хотя бы один труп этих гавкающих тварей, чтобы не потерять авторитет в глазах Семена. От общей массы собак отстали трое вислоухих щенков, но Густаву требовалась крупная особь.
Щенков уже почти затянуло под колеса, они отчаянно загребали короткими лапами, вытаращив расширившиеся от ужаса глаза. Еще немного, и их размолотят грубые внедорожные покрышки.
Странник привстал, выпрямил руку и нажал на курок. В этот момент одновременно произошло два события: раздался выстрел и странник краем глаза заметил какой-то темный объект, несущийся на него справа.
В следующий миг все перемешалось. Густава выбило из седла, а квадроцикл ушел своим ходом в свободное плаванье. Пистолет вылетел из рук и, описав дугу, отскочил куда-то вбок. Сам же Густав, стараясь успеть сгруппироваться, покатился по пыльной земле, про себя благодаря Семена за то, что тот дал ему шлем и крепкую кожаную куртку. Иначе он просто разбил бы себе голову и исцарапал все тело.
Уже лежа на спине, странник облегченно вздохнул. Поднял защитный экран, но тот покрылся пылью и через него ничего не было видно. Отстегнул замок ремешка под подбородком и стянул шлем с головы, положив его рядом.
Над Густавом мелко тряслось, в такт ударам сердца, безоблачное ясное небо, мелькали черные точки, и он явственно слышал шум двигателя квадроцикла, работающего на максимальных оборотах. Судя по всему, машина остановилась, но что-то зажало газ, и теперь она либо зарывалась в землю, либо просто работала вхолостую, если соскочила передача.
Странник попытался подняться, но тут же на грудь ему приземлилось что-то тяжелое. Он со свистом выдохнул, почувствовав боль в шее, и с ужасом обнаружил, что на груди у него сидит огромный пес с оскаленными клыками и вздыбленной шерстью.
Густав почувствовал зловонный запах, исходящий из пасти зверя. «Зачем я снял этот чертов шлем?» – подумал он, и перед глазами возникла картинка из детства.
Ему было тогда лет десять. Они с отцом остановились, чтобы перекусить. Отец никогда не любил есть на ходу, в машине, говорил, что это плохо сказывается на пищеварении. Они находились в пригороде Берлина, отец сидел в кабине, жевал вяленое мясо и рассматривал навигатор, выбирая кратчайший путь в объезд бывшей столицы Германии. Там им делать было нечего, большие города таят в себе большие опасности, это аксиома.
Мама лежала под вентилятором на кушетке, у нее болела голова. В последнее время такое случалось с ней довольно часто, но маленький Густав не обращал на это внимания.
Он сидел на порожке корабля и ел сухари с кусочками вяленого мяса, запивая все это чистой холодной водой из мятой жестяной кружки. Ему было хорошо. Наверное, так хорошо, как еще никогда не бывало и уже никогда не будет. Семья, корабль, вкусная еда, красивый пейзаж.
Столбы линии электропередач, шедшие вдоль дороги, уцелели, кроме одного, который упал, но не порвал провода, а лишь потянул их за собой. И вот Густав смотрел на ровные черные линии, прочерчивающие небо, и как они затем плавно уходят вниз и снова поднимаются вверх, словно график средней скорости из отцовского бортового компьютера.
Птицы, круглые нахохлившееся жирные точки, сидели на проводах, и Густав размышлял о том, что будет, если они так же усядутся на «кривые», идущие под углом к земле провода. Упадут? Заскользят вниз? И вообще – смогут ли сесть на них?
Собака появилась неожиданно. Она вышла откуда-то из-за корабля, задумчиво посмотрела на Густава, понюхала правое заднее колесо, затем задрала ногу и помочилась на него.
Мальчик хихикнул и коротко свистнул, подзывая к себе эту довольно большую псину грязно-белого цвета.
Собака села возле ног Густава и преданно посмотрела ему в глаза, осклабившись и высунув длинный язык. Ее хвост дружелюбно махал из стороны в сторону, кач-кач, подметая дорогу.
– Держи, – сказал Густав и бросил ей кусочек вяленого мяса.
Собака жадно подхватила его на лету, хлопнув пастью, мгновенно проглотила и опять замерла, выжидающе смотря на мальчика.
– Больше нет, – сказал Густав, разводя руками.
Но собака не хотела этого понимать. Она, не вставая, прямо на заднице подползла ближе и ткнулась горячим носом в руку мальчика.
Густав отломил половинку сухаря и кинул ей. И этот кусок еды исчез в пасти собаки с такой быстротой, словно его никогда и не было.
– Вот теперь точно все, – сказал Густав, поднимаясь.
Он хотел уже войти в корабль, чтобы избавиться от назойливой попрошайки, но собака вдруг взялась зубами за его штанину и тихонько зарычала.
– Эй, – сказал мальчик, – отпусти меня.
Он дернул ногой, но собака не отпускала. Только расставила лапы пошире, для устойчивости, и потянула Густава на себя.
Сначала он даже не понял, что происходит. Ему казалось, что пес играет с ним, так как с его морды не сходило какое-то дружелюбно-заискивающее выражение, а глаза, смотревшие на мальчика, не выражали никакой агрессии, просто тупое упрямство.
Собака дернула изо всех сил, и мальчик упал лицом вниз, выставив вперед руки, чтобы хоть как-то смягчить удар, но ему все еще казалось, что ситуация находится под контролем. Локти ломило, сбитый подбородок саднил, но он все еще думал, что это игра.
И лишь когда собака потащила его в сторону от корабля, Густав начал кричать и брыкаться. Псу это не понравилось, и он решил угомонить крикливую… еду.
Запах. Густав до сих пор помнил запах из этой пасти. Долгое время он представлял себе, что именно так пахнут переваренные, съеденные люди. Гнилостно и тошнотворно. Он успел подставить руку, и на его запястье сомкнулись мощные челюсти собаки. Она порвала ему кожу и тряхнула мордой, досадуя, что это не шея Густава, а всего лишь рука. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сломать тонкую кость неокрепшего мальчика.
Густав закричал, и скорее от страха, чем от боли, и только тогда к нему на помощь пришел его отец. Спустя годы странник осознал, что борьба с собакой не заняла и минуты и что отец чисто физически не смог среагировать быстрее. Но тогда он решил, что родители бросили его.
Предательство.
И он заплакал от горя, мгновенно переполнившего его больше, чем боль и ужасная вонь, исходившая от белой собаки, весело виляющей хвостом и активно грызущей его руку.
Отец выстрелил точно в лоб собаки и пинком отбросил ее обмякшее тело. Оно плюхнулось в пыль, все еще дергая хвостом. Отец поднял Густава на руки и понес его в корабль, говоря что-то успокаивающее. Что именно – странник не помнил, но запомнил его тон. Сильный и ласковый.
Затем они на огромной скорости полетели в Берлин, чтобы найти там болеутоляющее и, если получится, вакцину от бешенства, так как их запас анальгина не помог маленькому страннику избавиться от неприятных чувств. Отец всю дорогу рассказывал разные веселые истории, а Густав лежал на коленях матери, корчась от ноющей боли в руке. И улыбался.
Ему тогда было почему-то хорошо, да, так хорошо, как никогда не было прежде. И как никогда больше не будет. Теперь он знал это точно. Не будет, да. Потому что тогда у него была семья.
И эта гавкающая тварь, восседающая сейчас на его груди, являлась прямым тому подтверждением.
Густав медленно повернул голову, ища глазами пистолет, но в серой траве его никак не удавалось разглядеть. Он пошевелился, и собака зарычала, ткнувшись в его шею и не сводя с него глаз. «Только не это, только не это», – беспокойно подумал странник. Если она вцепится ему в кадык или начнет рвать яремную вену, то ему ничего не останется, как выдавить ей глаза большими пальцами руки и побыстрее добраться до мозга. Но на все это потребуется время, а его, при плохом раскладе, будет слишком мало.
Странник вытянулся в струнку, следя за движениями собаки и готовясь к своевременному ответу. Но она не спешила грызть его или кусать. Она пока просто его нюхала. Твердые подушечки лап и когти больно давили на грудь и живот Густава, но он был этому даже рад. Все лучше, чем клыки, чавкающие у тебя в районе глотки.
Собака зарычала и оглянулась. Коротко гавкнула и снова внимательно посмотрела на Густава карими глазами. Ему вдруг показалось, что она сейчас что-то скажет на иньере, потому что ее взгляд был настолько осознанным, что…
Но собака молчала. Она оглянулась еще раз и спрыгнула с груди странника.
Он осторожно приподнялся, садясь и не выпуская ее из виду. В шее стрельнула мерзкая вспышка обжигающей боли, означающая, что он либо прищемил себе нерв, либо потянул что-то весьма серьезное. Но обращать на это внимание сейчас не было времени.
Он видел, как собака подбежала к трем щенкам, подпихнула их носом, и они потрусили в сторону домов. Прошмыгнули под забором через явно не случайный подкоп. Качнулась высокая трава, и больше здесь никого не осталось, кроме Густава и ворчащего на все лады квадроцикла, валяющегося вверх колесами.
Мать.
Эта собака была матерью тех щенков, и она спасла их, выбив Густава из седла квадроцикла. И сделала это, рискуя своей жизнью.
Все перевернулось. Мир перевернулся вместе с квадроциклом. Сегодня странник был той большой белой собакой, которая хотела убить маленького человеческого детеныша. О нет, он не хотел специально убивать этих щенят, просто мимоходом размазал бы их колесами, а затем убил бы кого-нибудь из стаи, может быть даже эту мать с двумя рядами разбухших сосков. Бах и нет. Не ради пропитания, не томимый голодом, нет, а просто так, ради развлечения.
Густав положил руки на ноющую шею.
Из шлема доносились какое-то бульканье. Он поднял его и прислушался.
– Ты где, странник? Эй, Густав, где ты, ответь! Алло! – кричал из микрофона Семен.
Густав перевернул шлем и, не надевая его, как можно спокойнее сказал охотнику:
– Я тут, все в порядке. Поезжай прямо по дороге, только чуть дальше, за поворот, мне нужна небольшая помощь.
Глава 20
Первое, что увидел Густав, был кусок окровавленной кожи со спутанными черными волосами, прилипший к плащу Семена с левой стороны, почти под лацканом. Он подъехал, гордо выпрямив спину, словно вместо позвоночника у него был титановый стержень, и подняв забрызганный кровью же защитный экран шлема, как забрало.
Одно крыло его аппарата треснуло, и в нем застряло тоже что-то малоприятное, кровоточащее – Густав не стал уточнять, что именно.
– Все нормально? – спросил Семен, спрыгивая с машины.
Амортизаторы квадроцикла мягко качнулись с сочным звуком, все же, что ни говори, охотники содержали их в идеальном порядке.
– Да. Просто попал тут в историю, с собаками этими, и не смог удержать квадроцикл.
– Споткнулся что ли? – усмехнулся охотник. Он только сейчас заметил на себе кусочек мута и щелчком попытался сбросить его. Это получилось с третьего раза.
– Вроде того. Не поможешь с квадроциклом?
Густав заглушил двигатель, и вместе они поставили машину на все четыре колеса. Странник мельком осмотрел квадроцикл, но никаких повреждений, кроме отлетевшего, но целого, благо оно было сделано из пластика, ветрового стекла не обнаружил.
Семен с хрустом расправил плечи и снял шлем. Его волосы оказались мокрыми от пота, взъерошенными, но вот глаза счастливо блестели. Если бы Густав не знал точно, то подумал бы, что охотник где-то выпил не меньше бутылки крепкого алкоголя. Но, судя по всему, Семену было хорошо и без этого. Мутов день подарил ему ни с чем не сравнимое наслаждение.
«Интересно, а что бы он сделал, окажись в моей ситуации с собакой? – подумал Густав. – Убил бы ее, не задумываясь? Вцепился бы в глотку? Или нет, нет, все не так. Семен вообще не допустил бы подобной ситуации. В первую очередь он застрелил бы двух, а то и трех кобелей. Потом мимоходом задавил бы щенят и вряд ли после этого встретился с их мамашей на незабываемом свидании. Он просто прикончил бы ее, вот и все, никаких тебе вопросов, обжигающего взгляда и длинных клыков. Мертвые не умеют скалиться».
– Значит, все у тебя в норме? – еще раз спросил Семен.
– Да. Ты закончил с мутами?
– Почти, – сказал Семен.
– Почти? Это уж точно, ты только посмотри!
Густав показал на дорогу. По ней, размахивая руками, к ним бежал мут. Небольшого роста, плотный, но с очень тонкими и непропорциональными конечностями. Он родился с чересчур развитой заячьей губой, и щель, которая шла ровно посередине его лица, уходила далеко вверх, расщепляя передние зубы, десну и нос почти до бровей.
Он был одет в какие-то тряпки, а на каждом его запястье болталось по галстуку. Мут что-то кричал и всем своим видом показывал, что настроен очень серьезно.
– С ними никогда не закончить, – резюмировал Семен.
Он подскочил к квадроциклу, вытащил винтовку и быстро прицелился, ведя мушку вслед за бегущей фигурой. На мгновение он ускорил свое движение, опередив бег мута, и выстрелил. Пуля попала точно в цель, бесцеремонно прервав траекторию направления мута, вошла ему в шею и с багровым фонтаном вышла сзади. Мут подскочил на месте, ноги, еще продолжавшие бежать, ушли вперед, а туловище отбросило назад.
Густав поморщился.
– Настойчивый, да? – сказал Семен, поднимая еще дымящуюся гильзу с асфальта.
– Агрессивный какой-то.
– Я убил его жену.
– Кого? – изумленно спросил Густав.
– Жену. Тварь с вытянутыми сиськами. Он ее прикрывал, а я его пожалел, дурак, ей же прямо промеж сисек засадил из дробовика. Видимо, любил он ее.
– Думаешь?
Семен внимательно посмотрел на странника, а потом вдруг расхохотался:
– Да ладно, не делай вид, что поверил мне! Ну какая любовь! Это же муты, они хуже животных, твари без души и дома! У них нет никаких чувств.
Густав кивнул. То же самое ему говорил отец, да и все странники, с которыми он общался, держались того же мнения. Только речь шла жителях городов. Дикари для странников были тем же, чем и муты для дикарей. Интересно, а существует ли подобное отношение у мутов к кому-нибудь? Может, к собакам? А у собак?
Семен покровительственно потрепал Густава по мокрому затылку:
– Веселье еще не закончилось, мой друг. Там осталась пара десятков дебилов, которые не поняли, что к чему, или подумали, что я уехал навсегда. И на твою долю хватит. Надевай шлем и погнали. И не грусти! Праздник же!
Охотник подкинул шлем высоко вверх и ловко поймал его. Затем, поправляя ремешок крепления и весело посвистывая, пошел к квадроциклу. В этот момент раздался писк портативной сотовой станции. До этого мерно мигавший красный огонек превратился в постоянно горящий синий.
Семен снял с крепления «ухо» с микрофоном, надел его и запрыгнул с ногами на квадроцикл, чтобы быть повыше и лучше ловить сигнал.
Густав не мог слышать, что там говорили охотнику, но, судя по все более и более мрачневшему лицу Семена, ничего хорошего. Разговор длился минут пять, причем за это время охотник сказал лишь два слова: «Прием» и «Отбой». Когда он слез с квадроцикла и со щелчком вставил гарнитуру в крепление, то от его веселья в честь Мутова дня не осталось и следа.
– Отец Захарий говорил с Богом, – сказал он Густаву.
– И? У него же это вроде как постоянные контакты. Или на этот раз ваш бог сказал, сколько ему осталось жить, и Захарий устраивает небольшой праздник в эту честь? – спросил странник.
– Нет. Он сказал, что случилась беда и наш брат в опасности.
– Кто же это, какой еще брат?
– Андрей.
– И кто он? – спросил Густав, запнувшись на полуслове. Он надеялся, что Семен не заметит этой его запинки, потому что полученные из двора известия добра не сулили.
Но охотник не проронил ни слова по этому поводу. Сощурившись, он смотрел куда-то в сторону.
Андрей. У них пропал Андрей. Неужели тот самый?.. «Но ведь людей с таким именем немало, вдруг повезет?» – подумал Густав. Но параноидальная мысль, пришедшая к нему без спроса и разрешения, прочно засела в мозгу и требовала ответа.
– Он наш брат. Волей случая он пошел не по той дорожке. Стал пить. И отец Захарий выгнал его из семьи, так как у нас запрещено употреблять все, что меняет сознание. А Андрей, его нельзя остановить, в последний раз он нашел неподалеку в чьем-то погребе винный склад и пил круглые сутки. Это стало последней каплей, в фигуральном смысле, ведь он пил целыми стаканами.
Да, определенно это он, решил странник. Эндрю. Андрей. Спившийся дикарь с бензозаправки. Густав пошевелил пальцами ноги – там, под стелькой, лежал ключ, добытый из головы заблудшей овцы не очень-то гуманным способом.
– И что с ним случилось?
– Со мной связался дозорный с крыши. Говорит, что Бог сообщил отцу Захарию, что с Андреем беда. И нужно его срочно найти. Где и что с ним конкретно, Бог не сказал. Святой отец очень расстроен, и матушка тоже, она считает его своим сыном. Во дворе уже собрался отряд добровольцев, нам приказали исследовать эту часть города, потому что слишком далеко он уйти от двора не мог. Так сказал отец Захарий.
– Он это узнал со слов бога? – спросил Густав.
– Нет. Вроде нет. Или да. Не знаю, в общем, – задумчиво сказал Семен.
«А я знаю, что он ушел очень далеко, – подумал Густав. – Даже слишком. Почти через весь город, на другой край. Видимо, не так уж ему и хорошо жилось в этой вашей семье, если он, спившийся алкаш, без видимых последствий прошагал весь этот отрезок, на котором они с Марковым чуть не умерли от жажды».
– Когда же вы его выгнали?
– Прошлым летом.
Густав присвистнул.
– И теперь вдруг отец Захарий обеспокоился его судьбой. Тебе не кажется, что это немного странно, Семен?
– Нет. – Охотник яростно тряхнул головой. – Бог сказал так, значит, так и будет. Если бы Он не сказал про Андрея отцу Захарию, то я, как ты вот сейчас говоришь, и дальше думал бы, что его нет в живых. Но это не так, нам нужно его спасти. Как можно скорее, понимаешь? Ты со мной или как?
– Конечно с тобой, только погоди. – Густав потрогал уже почти зажившую нижнюю губу. – Тебе что, конкретно сказали: Андрей жив и находится в какой-то неведомой опасности, а нам его нужно найти и спасти?
– Да, именно так.
Лгущий бог. Просто отлично, господин охотник, просто прекрасно. Если бы ты знал, как манипулирует вашим сознанием Захарий!
– А почему ваш бог, открыв такую ценную и неожиданную информацию, не уточнил, не сказал, где искать, куда идти? – спросил Густав вкрадчиво.
– Потому что, – Семен тяжело вздохнул, – это наше испытание. И мы должны его с честью выдержать, понимаешь?
– Я ничего не понимаю, если честно. Вот поставь себя или меня на его место. Чтобы я не сказал, где найти человека, находящегося в опасности?! Да я даже представить себе такого не могу.
– Ты не Бог, – устало сказал Семен. – Поэтому просто надень этот чертов шлем, сядь в этот чертов квадроцикл и поехали.
– Куда мы поедем-то?
– Наверх. А там пройдемся по всем домам, которые идут вдоль главной дороги. Нужно постараться осмотреть как можно больше до вечера.
– Ты смеешься? – Густав надел шлем. На сей раз это было не столь приятно – внутренняя обивка пропиталась потом и не слишком хорошо пахла, отдавая чем-то затхлым.
– Разве похоже, что я шучу? – спросил Семен.
– Нет, но проверять все дома подряд – это полный бред. Может, он там есть, а может, и нет. Это все равно что искать кузнечика на посевном поле. Нереально.
– А ты откуда знаешь, есть он там или нет?
Семен тоже надел шлем и сел в квадроцикл. Антенна мерно покачивалась за его спиной, словно хвост. Дружелюбный хвост собаки. Вот только вопрос прозвучал не совсем невинно, как показалось Густаву. Или действительно показалось? А если все это одна большая игра и Семену сообщили по радио, что именно странник убил Андрея? Неважно, как они это узнали, важно, что узнали. Что делать тогда? Делать вид, что отчаянно пытаешься найти Эндрю, который в такой жаре быстро протух и нынче разлагается на заднем дворе заправки?
Что, если это проверка и нужно ответить на вопрос максимально честно? Клянетесь ли вы? Клянусь. Правда и ничего, кроме правды! Такое Густав пару раз читал в старых и потрепанных книжках. Раньше людей судило множество других людей, и все это порой тянулось годами. Смешно и нелепо.
Странник опустил защитный экран шлема и оттер его тыльной стороной ладони.
– Я ничего не знаю, Семен, просто предположил. Я ведь не бог.
– Это точно.
Квадроциклы вздрогнули практически одновременно, оживая и готовясь нести своих хозяев куда угодно, пусть и на поиски мертвеца. Густав провел пальцем по тумблеру переключения топлива. Стоит сейчас его нажать, и включится полная мощность двигателя квадроцикла. На нем можно уехать из этого города, и вряд ли Семен погонится за ним. И даже если совершит подобную глупость, то ему придется об этом пожалеть. Ради свободы странник готов убивать, он уже подошел к самому краю самоистязания. Еще немного, и его «Я» взорвется.
Но оставался еще какой-то резерв. Запас терпения и толика смирения. На них Густав и полагался. Сегодня отыграть роль усердного поисковика, завтра сходить на службу, а послезавтра поставить Семену ультиматум – или они идут в гости к Бояру, или… Густав идет один.
Густав убрал палец с тумблера и поехал вслед за Семеном, который уже вырулил с бездорожья на асфальт.
Они опять выехали за поворот, и странник увидел на том месте, где кормились муты, огромное мокрое пятно, как от раздавленной на белой футболке черешни. Трупы мутов валялись тут и там, но были и выжившие: одни ползли по земле, таща за собой либо переломанные, либо отстреленные ноги. Других волокли их товарищи. Густав увидел, как вокруг одного мута, бездыханно лежащего на спине с рваной дырой в районе живота, собралось слишком уж большое количество мутов. Сперва он подумал, что они решили съесть его, но нет.
Они сидели кружком и раскачивались из стороны в сторону. Среди них затесался совсем еще маленький ребенок-мут – крохотное рахитичное тельце, огромная голова. Он смотрел на старших и громко ревел. Плакал. Густав понял, что если он закроет глаза, то плач этого мута ничем не будет отличаться от слез обычного ребенка. Да даже от его собственных всхлипов в этом возрасте.
Если это не настоящие чувства, тогда что такое чувства? Странник уже тысячу раз пожалел, что заехал в Тиски: этот город поменял его мировоззрение, бесцеремонно влез в душу и потоптался на непреложных устоях – от отношения к дикарям до мнения о мутах.
Густав нажал на газ, и квадроцикл услужливо выстрелил ускорением, заставив странника покрепче вцепиться в руль. Он решил обогнать Семена, чтобы поскорее оставить за спиной грустные последствия Мутова дня, которыми охотник откровенно любовался, но не успел.
Один из мутов, сидевших в кружке, вскочил и бросился наперерез квадроциклу Семена. Нельзя было точно определить, женщина это или мужчина, но уж точно не ребенок. Остальные муты протяжно завыли ему вслед, а ребенок расплакался еще сильнее.
Густав хотел предупредить Семена по микрофону, уже открыл рот для окрика, но не успел – тот сам все увидел, выхватил дробовик из пристежной кобуры, но не стал целиться, а взялся за ствол, словно держал биту. И когда отчаявшийся в своем горе или гневе мут поравнялся с ним, Семен нанес мощный удар. Его дернуло, квадроцикл повело в сторону, но ненадолго. Цевье дробовика размозжило голову мута, словно подгнивший арбуз. Череп сплющился и лопнул сверху, выплескивая через спутанные волосы выдавленный ударом мозг.
Мут волчком крутанулся в воздухе, рухнул, раскинув руки-ноги, и остался лежать, распластавшись крестом на дороге.
Странник осторожно объехал его и посмотрел назад: муты встали и медленно брели к своему погибшему другу. Ребенок плелся за ними, перебирая тоненькими ножками и держась за кусок грязной одежды одного из взрослых.
Густав прибавил газу и обогнал Семена. Тот торжественно махнул ему дробовиком, с приклада которого капала кровь. Солнце вошло в зенит. Оставшиеся в живых муты, не обремененные горечью потери, потянулись к водопою.
Глава 21
Становилось жарко. Так жарко, что не замечать этого было уже нельзя. Густав успел проклясть свой черный матовый шлем и позавидовать Семену, у которого был белый, с красными полосками. Но неприятные ощущения от жары сейчас являлись единственной его возможностью не чувствовать себя виноватым перед семьей.
Читать бесплатно другие книги:
