Большая книга ужасов – 56 Воронова Анна
Сегодня не последний, но решительный бой.
Спасибо лейтенанту, познакомил меня с театром военных действий.
Дом придется сразу сдать на милость победителя. Засяду в дяди-Сашином кабинете с компом; бронированную дверь в мансарду Дрюньке не взломать, а остальное пускай громит. За полчаса он успеет сунуть нос во все комнаты и что-нибудь разбить. Минут пять поплачет, чтоб не ругали. Морской свин, мой союзник, займет его еще на полчаса. Потом братец вырвется на простор и увидит сад.
Заросли тут серьезные, настоящие джунгли. Старые яблони так и просят на них влезть. Да еще детский домик… Шестилетний мальчишка мог бы играть все лето. Если бы взрослые со свойственной им предусмотрительностью не рассказали про полигон и яхту под обрывом.
Полигон у меня с фронта, яхта в тылу, за домом, садовые джунгли между ними. Дрюнька уйдет от погони в заросли, а куда потом его ноги понесут, он и сам не знает. Полигон запретный и с танками – то и другое звучит для мальчишки как музыка. На яхте захочет покататься свин, он же морской…
Я не смогу перекрыть оба направления. Тут сто солдат поставь цепью, и то Дрюнька проскользнет между ног…
М-да… Это не план операции у меня получается, а план капитуляции… А не сплавить ли Дрюню папе? Ну и что же, что у него дела в городе. Пускай берет сына с собой! Посидят в очередях, поедят мороженое в кафе, поближе узнают друг друга… А у меня своих дел полно. Пошарить в дяди-Сашином компе, сходить на огород и посмотреть, что за штуку закрывал от меня Пороховницын, поискать ключ от гаража-мастерской…
Когда на крыльцо вышел сонный папа, мой план окончательно созрел. Главное, я нашла железобетонную причину, по которой Дрюню нужно взять в город.
– Наслаждаешься, Натаха? – сладко зевнув, поинтересовался папа.
А то ж! Сижу тут с мокрой попой и наслаждаюсь (плюхнулась в росу, не посмотрев, а теперь без толку вставать). На голове копна, изящно украшенная сучками от яблонь. В памяти еще бродят кошмары с тараканами. На душе тоска, потому что один лейтенант ушел разминировать полигон и может погибнуть, как дядя Саша, а в доме вот-вот проснется маленькое чудовище.
– Конечно, наслаждаюсь, – поддакнула я. – Еще бы!
– Да, в Москве этого нет! Солнышко – как умытое! Разве в Москве такое солнышко?! А воздух?! Ножом резать этот воздух и продавать вместо мармелада! – сиял папа. Много ли взрослым надо?
Не хотелось спускать его с небес на землю, но делать нечего. Я вздохнула и начала грузить предка.
Первое. Сейчас проснется чудовище и потребует жрать (Конечно, я сказала: «Андрюшу надо покормить»). Лично я в этом тараканьем царстве не побрезгаю только яйцами вкрутую и консервами, если они еще остались. (Папина улыбка поблекла. Ясно: консервы они с Пороховницыным уговорили подчистую.) У чудовища аллергия на яйца, продолжала я, стало быть, на завтрак его надо везти в город.
Второе. Пороховницын еще вчера собирался вызвать тараканьего морильщика, но при мне никуда не звонил. Наверное, рано еще. В котором часу морильщик выходит на работу, когда доберется до нас, неизвестно, поэтому я останусь его дожидаться.
И третье – а вы с Дрюней делайте в городе свои мужские дела и подольше не возвращайтесь. Нечего тут ребенку тараканьей отравой дышать.
– А как же ты? – дрогнувшим голосом спросил папа. – Натаха, я не могу тебя бросить голодную, да еще с каким-то чужим дядькой.
Я была готова и загрузила второй вагон.
У меня в огороде редиска и латук-салат, а в холодильнике десяток яиц. Продержусь до вечера.
Морильщик – не чужой дядька, а знакомый Пороховницына. Если что не так, лейтенант его порвет на игрушки для киндер-сюрпризов. Да и, скорее всего, он сам появится к приезду морильщика. Лейтенант на полигоне главный, никто ему слова не скажет, если отойдет на час.
– Тогда ты здесь не нужна! Поедем в город все вместе! – обрадовался папа.
Упс! Это что же я, переборщила, успокаивая родителя?! Пришлось на ходу сочинять третий вагон.
– Па, ну ты сам-то понял, что говоришь?!
– А что?
(Ничего, я просто время тянула… Соображала, что сказать.)
– Па, мы должны исключить все случайности!
(Сама не знаю, какие могут быть случайности в морении тараканов. Пускай папа думает. Он большой и умный.)
И папа задумался.
– А пожалуй, ты права, Натаха! – объявил он, поразмыслив. – Мало ли что Антон главный на полигоне. Его могут не отпустить дела. Человек он ответственный, обязательно заглянет в дом проконтролировать этого тараканщика. Но, может, у него будет всего пять минут свободных… Значит, за старшего остаешься ты! Покажешь тараканщику, где что…
Так меня второй раз оставили за старшего.
Закрыв ворота за пепелацем, увозящим всех троих мужчин, включая свина, я побежала на кухню. Не могу думать на голодный желудок.
Яиц осталось не десяток, а пять штук – полкоробки навернул Пороховницын. В мойке лежала брошенная им сковородка, и дюжина тараканов уже завтракала остатками лейтенантской яичницы. Я смыла их с наслаждением, мстя за вчерашний кошмар. Поставила на самый слабый огонь кастрюльку с яйцами и пошла на огород. Посмотрим, что скрывал от меня лейтенант!
…Посмотрела. Ни-че-го!
Прошлась по грядкам, посмотрела еще раз. Лучок. Укропчик. Редиска. Латук-салат (по мне, так просто листовой салат). Морковка. Еще пять грядок пустые, хоть и вскопанные, а дальше до самой Волги никто и не копал – прошлогодние грядки оплыли и заросли одуванчиками… Из-за этого Пороховницын играл со мной в обнимашки? Стыдился бесхозяйственность свою показать? «Позор на мою голову, что мало редиски посадил!» – так, что ли?
Я прошла по дорожке, вспоминая, где Пороховницын меня обнял, где отпустил. Так и есть: лейтенант старался, чтобы мне из-под мышки было не видно пустых грядок.
Что в них такого – странного?
Странно, что на вскопанной земле даже одуванчики не растут (вон их сколько рядом, а семена-парашютики летят далеко)… Хотя и это не странно, если Пороховницын только на днях вскопал грядки. Может, хотел еще редиски посадить к нашему приезду… Переборщил он с конспирацией. Если бы не пытался скрыть от меня неизвестно что, я бы это и не искала…
Я присела над грядкой, и ноздри защекотал запах сгоревшего бензина. Вот оно, странное! Здесь что-то недавно сожгли, а землю перекопали.
Полицейские жгут плантации мака, я по телику видела. Пороховницын тут ни при чем, а то бы его арестовали. А кто при чем? Наркоманы, конечно. Лейтенант, небось, засеял огород и с тех пор сюда не заглядывал – пропадал у себя на полигоне. А нарики решили, что это местечко для них подходящее: и от города недалеко, и посторонние не сунутся за дяди-Сашин забор… Ясно, почему Пороховницын скрывал от меня опустевшие грядки. Стыдно ему, что прозевал у себя под носом преступников.
Выдернув из грядки какой-то грязный колышек, я стала разгребать землю. Гарью уже не пахло, а воняло, в почве попадались угольки. Колышек вывернул обугленный шарик с остатками колючек. Не мак, точно. И на репейник не очень похоже. Да и зачем было сжигать репейник?
В азарте я опустилась на колени (плевать, джинсы отстираю) и стала руками отбрасывать наковырянную колышком землю. Под пальцами хрупали и рассыпались головешки. Неужели не осталось травы поцелее?! Я загребла поглубже… И в руки мне вонзилось не меньше десятка острейших колючек!
Оцепенев от боли и ужаса, я смотрела, как сквозь черную грязь на коже проступают капельки крови. Доигралась, Натаха. Это же верный столбняк! Надо в поликлинику, прививку колоть!
Больше всего досталось правой руке: здоровенная колючка торчала из-под ногтя большого пальца, еще одна глубоко вошла под кожу на ладони. Как же я с мышкой буду работать?! Остальные ранки казались не такими опасными – просто уколы, хотя в глубине могли засесть обломанные кончики. Где были мои мозги, видела же шарик с колючками и все равно полезла голыми руками!
Заноза в ладони сидела глубоко, уцепиться не за что. Колючка под ногтем выглядела жутко. Болело так, что, казалось, острие пронзило палец на всю длину, как шампур сосиску. Содрогаясь, я вцепилась в колючку зубами, зажмурилась и дернула. Боль плеснулась и стала утихать. Я пососала палец, сплюнула. Под розовым облизанным ногтем стала видна не такая уж глубокая ранка. Кровь побежала частыми каплями, это хорошо, пускай вымоет заразу… Где та дрянь, на которую я напоролась?!
Дрянь виднелась из-под углей – почти целое растение, как мне хотелось. Колючих шариков на нем было, как игрушек на елке. А вдруг они ядовитые?! Одну ранку я высосала, но что делать, когда все руки исколоты?!
Я прислушалась к себе. Больно… Страшно… Голова не кружится, в глазах не плывет. Если в колючках и есть яд, он действует не сразу. Или огнем его убило… Без паники, Натаха! Включай, наконец, голову и действуй разумно.
Разумно – это как? Бежать в дом, руки мыть, прижигать ранки? Или звонить в «Скорую»? Ага, чтобы они приехали через час, помыли мне руки и прижгли ранки… Нет, сначала сама разберусь. Мыть-прижигать – само собой. Потом узнаю в Интернете насчет колючек и столбняка, тогда и решу, что делать дальше. Растение возьму с собой, сравню с картинками в Сети.
Я разрыхлила колышком слежавшиеся угли вокруг растения. Оно так сильно обгорело, что, казалось, рассыплется в руках. На пробу я потыкала колышком стебель. Выглядел он сплошной головешкой, но когда верхний обугленный слой отвалился, показалась зеленая сочная мякоть. Под нажимом колышка мякоть разошлась и вдруг, словно клинок выкидного ножа, выбросила полупрозрачный росток. Пока я смотрела, разинув рот, росток загрубел и превратился в глянцевый шип. Я потрогала ногтем – твердый.
Брать руками это диво расхотелось, и я прихватила стебель двумя колышками, как щипцами.
Нести его было неудобно: колышки соскальзывали, растение падало, теряя мертвые листья и черешки. На месте отвалившейся части с мультяшной скоростью появлялся то шип, то сморщенный молодой листок. Похоже, что они давно проросли под обгорелой коркой, а теперь только распрямлялись, как складной букет, выдернутый из тросточки фокусника.
Выкопала я головешку, а домой принесла живую, хотя и поврежденную огнем не то матерую траву, не то маленький кустарник.
В доме по-банному пахло сыростью, откуда-то доносился негромкий частый стук. Барабашка завелся? Или тараканы устроили джаз-банд?.. Яйца на плите!
Я кинулась в кухню. Прозрачная крышка на кастрюльке подпрыгивала и барабанила, изнутри ее залепило белым. Воды осталось на два пальца, яйца полопались. Растение вместе с колышками полетело в мойку; освободив руки, я выключила газ и без сил плюхнулась на табуретку. Вовремя успела, еще бы чуть, и вся вода выкипела. Свернувшийся яичный белок облепил стенки кастрюльки и дедморозовскими бородами вылез из трещин в скорлупе. А я-то надеялась, что этих пяти яиц хватит на весь день… И салата с редиской забыла нарвать. Доскребу остатки яиц, а там посмотрю, тащиться ли в огород или отложить это дело до обеда. Есть пока что не хочется. И мыться не хочется. Руки грязнее грязи, исколотые места зудят, а столбняка уже не боюсь почему-то. Ничего не боюсь, я спать хочу… Похоже, в колючках все-таки есть яд, и он уже действует…
В глазах стало быстро темнеть. Как в кино перед сеансом. Сейчас увижу 3D, только проснусь ли потом?..
Фиговая из меня старшая. На час осталась одна и уже, кажется, умираю…
Глава VII. Колючки
И снилось мне, что я заснула. Под коленку больно давил край сиденья, не давая совсем забыть, что я криво сижу на табуретке, нога висит, другая только носком достает до пола. Тут навернуться – пара пустяков, а пол на кухне выложен плиткой… Я пыталась хотя бы сесть поудобнее, а лучше куда-нибудь лечь, но проваливалась в другой сон. Там у большого зеркала в ванной я расчесывала копну на голове. Гребешок больно дергал волосы; добытая из них маленькая зеленая гусеница смешно перебирала короткими лапками, а когда я выбросила ее в форточку, по лицу скользнул сквознячок, пахнущий яблоневым садом. Картинка в 3D с полным эффектом присутствия. Но вторым слоем из-под нее проступала кухня, и край сиденья все давил под коленку.
Принимать ванну я побоялась – еще чего доброго засну и попаду в третий сон внутри второго. Встала под душ и мылась, мылась, драла кожу мочалкой, выдавливала кровь из ранок. Меня не надо учить гигиене. Я любую медсестру перегигиеню!
Наша классручка – учительница биологии объясняла эти вещи очень доходчиво. Мокрой ваткой мы протирали собственные руки, ватку бросали в пробирку с бульоном, и через неделю каждый смотрел под микроскопом, что выросло из его ручных микробов. С тех пор я как иду мимо ванной, так заверну помыть руки. Потому что чистых рук не бывает. Бывают грязные и очень грязные.
Занозу из ладони я вынула, вспоров кожу иголкой. Развела марганцовку до густо-розового цвета и долго держала исколотые руки. И йодом прижгла ранки, и бактерицидным пластырем залепила. (Аптечка в ванной серьезная – видно, часто Пороховницын ранится на своем полигоне.)
Следующая картинка в 3D – я из чайника обдаю кипятком ложечку и кружку (вдруг по ним тараканы бегали? Противно). Руки в наклейках пластыря – ага, сон продолжается. Брызги кипятка попадают на растение, оно вместе с колышками так и валяется в мойке, как я бросила. По кухне плывет пряный сладковатый аромат. Может, из растения заваривают мате? Я видела только молотый: сушеные листья вперемешку с белыми спичечными обломками… Но тогда зачем Пороховницын сжег весь урожай?
Опять криво сижу на табуретке. Сползаю… сползаю… Вскидываюсь, хочу выпрямиться – и оказываюсь во дворе.
Растение воткнуто в землю, я фотаю его смартфоном. Пластырь на пальцах мешает, наклейки задираются и липнут к экрану. Надеваю новенькие садовые перчатки с оранжевыми резиновыми пупырышками. Откуда взялись, не задумываюсь, это же сон. Фотаю растение целиком и колючки крупным планом. Что за трава такая, ни огонь ей, ни кипяток нипочем?! Остатки копоти и грязи смыты, листья играют оттенками изумрудной зелени, у колючек тревожный цвет крови…
Прихожу в себя на полу в кухне, и это уже явно не 3D. Голова раскалывается, как будто ее надувают сжатым воздухом, и череп вот-вот лопнет. Поднимаюсь на колени, цепляюсь за кухонный столик и встаю. Пол качается, как палуба корабля. Футболка на мне свежая, вместо испачканных джинсов шорты, а на руках садовые перчатки из сна. Неожиданно резко для моих испорченных у компа глаз вижу за окном растение. Кажется, побегов на нем прибавилось, хотя вряд ли – скорее оно расправилось навстречу солнцу. Живучее.
Устав удивляться, беру со столика поднос с приготовленным завтраком: яйца на блюдечке, солонка, ложечка, заваренный в кружке чай и пять крутобоких редисок на влажных листьях салата. Когда сорвала? Наверное, в третьем сне, который не запомнился.
Завтракать пойду в кабинет к дяде Саше, туда тараканы еще не добрались.
Дяди-Сашин комп был запаролен, это я еще вчера выяснила. Не теряя времени на взлом, я вошла в Интернет со смартфона, законнектив его с ноутом.
Инфу про столбняк украшала картинка оскаленного человека, выгнутого болезнью в дугу. Жуть! Меня аж потом прошибло. «В России регистрируется в среднем 30—35 случаев столбняка человека в год» – а вот это хорошо. «Большинство заболевших – лица старше 65 лет (70 % случаев)». Надо бабушке сказать. А для меня, Дрюни и папы с мамой остается примерно десять случаев на сто сорок миллионов населения (ведь каждый хотя бы раз в год порежет палец или загонит занозу – и, значит, рискует заболеть столбняком). С такими шансами можно не париться. Скорее на меня упадет цветочный горшок с чьего-нибудь подоконника.
Повеселев, я сметелила яйца, салат и редиску. Крепкий чай выгнал из головы остатки дурмана. Растение меня травануло, точно. Не то ядом из колючек, не то одним запахом… Набрала я в поисковике «ядовитые колючки», стала смотреть картинки. Рыбы, дикобразы, кактусы, снова рыбы… А вот это похоже: Поркупинский томат с Мадагаскара. Колючки на стеблях точно такие же, как у моего растения: длинные, красные, будто крови напились. Но у томата листья другой формы и нет колючих шариков. И потом, где Мадагаскар, а где Нижние Мели?!
Я вывела на ноут картинки со смартфона, которые нафотала во сне, оказавшемся явью. Первые кадры были сняты на кухне, когда растение валялось в мойке. На листьях капли воды (это, что ли, когда я кипятком кружку обдавала? Совсем не помню, как фотала). В кадр попал колышек. Проступая из-под плохо смытой грязи, на нем краснел непонятный значок-паучок. Где-то я такой видела…
Пришлось идти на кухню, колышки мыть.
Обыкновенные были колышки, разве что грязные. Мы по таким размечаем грядки у бабушки на даче, чтобы ровно получилось. Но когда я отскоблила щеткой втертую в дерево глину, открылись значки, аккуратно вырезанные и раскрашенные одни в черный, другие в красный цвет. Сотни по две на каждом колышке поместилось – ровными колонками сверху вниз (или снизу вверх, а может, читать значки надо по спирали). Это кто ж такой старательный и сколько времени он убил на вырезание-раскрашивание – недели, месяцы? А в огороде остались еще колышки, по четыре на грядку.
Я положила колышки рядом, повертела с боку на бок. Надписи не повторялись: на каждом колышке свое заклинание.
Значки-паучки я узнала – в мансарде такие вписаны в звезду под сушеной головой.
Колдовские значки на грядке с несуществующим растением.
Пока я завтракала и серфила по Интернету, оно вымахало в мой рост и наполовину закрыло вид из окна в кухне. Какой там помидор мадагаскарский! Ничто не растет с такой скоростью. Как в сказке… В сказке?!
Я бросилась в дяди-Сашин кабинет, схватила с полки «Урфина Джюса»…
Вот оно! Название главки тонко подчеркнуто простым карандашом:
Однажды вечером разразилась сильная буря…
Помню, и семена занесло в огород Урфина… Вот еще карандашная пометка:
Вернувшись домой, Джюс ахнул от удивления. На салатной грядке поднимались в рост человека мощные ярко-зеленые растения с продолговатыми мясистыми листьями.
Непохоже. У моего листья тонкие, но крепкие, кожистые.
Он подошел к грядке и дернул одно из растений, чтобы вытащить его с корнем. Не тут-то было! Растение даже не подалось, а Урфин Джюс занозил себе руки мелкими острыми колючками, покрывавшими ствол и листья.
А вот это точно: и ствол с колючками, и листья… Шарики на растениях Урфина могли еще не созреть, это же семена. Как у репейника: колючки вцепляются в собачью шерсть и ездят, пока собака их не выгрызет, уже на новом месте… О чем я размышляю?! Это же выдумка!
Для кого выдумка, а для дяди Саши идея. Прочитал и вывел растение Урфина. Сейчас ученые без всякого колдовства добавляют в картошку гены жуков. Люди едят, а жуки уже не могут, для них картошка «свой парень»… Но это кто на что учился – ученые с генами химичили, дядя Саша значки на колышках вырезал. А результат – во дворе под окном кухни: растение, которого нет в Интернете, а значит, нет в природе.
Что там дальше в книжке?
…Тогда Джюс вооружился топором и принялся рубить растения под корень.
«Хряк, хряк, хряк», – врубался топор в сочные стебли, и растения падали на землю.
– Так, так, так! – торжествовал Урфин Джюс. Он воевал с сорняками, как с живыми врагами.
Ага, и Пороховницын воевал. И бензином их жег, и колышки колдовские втыкал (или колышки, наоборот, подгоняют рост?).
…Жизненная сила незнакомых растений оказалась необычайной. Неплодородная земля пустыря была сплошь покрыта молодой порослью.
Когда Урфин накануне в ярости разбрасывал зеленое крошево, его брызги попадали на столбы забора, на стволы деревьев: эти брызги пустили там корни, и оттуда выглядывали молодые растеньица.
Пораженный внезапной догадкой, Урфин сбросил с себя сапоги. На их подошвах густо зеленели крошечные ростки. Росточки выглядывали из швов одежды. Чурбак для колки дров весь ощетинился побегами. Джюс бросился в чулан: рукоятка топора тоже была покрыта молодой порослью.
Последнюю строчку кто-то отчеркнул тем же простым карандашом. Не «кто-то», а дядя Саша – вот и карандаши у него в стаканчике, заточенные тоненько и остро, в журавлиный клюв. Точилкой так не сделаешь, тут потрудился старый инженер, учившийся чертить еще карандашами на ватмане. Я бы, да и папа сунули книжку в сканер, прочли файнридером[2] и скопировали в файл нужные строчки. Нет способа фастей, чем копи и пасте[3].
Я полистала книжку – дальше пометок не было… Значит, дядю Сашу не интересовал бурый порошок, ожививший деревянных солдат. А интересовал его колючий ядовитый сорняк необычайной жизненной силы.
Почему? Или надо спрашивать зачем?!
Ранки на руках чесались, особенно под ногтем, где вонзилась колючка. Как я ни береглась от воды, когда мыла колышки, а намочила и перчатки, и пластырь. Надо заново прижечь ранки, а то как бы с водой в них не попала зараза.
Я захлопнула книжку, потянулась поставить ее на полку… И окоченела от ужаса. Как будто ледяная лапа обхватила затылок, и по спине побежали холодные талые капли. Большой палец у меня на руке раздулся вдвое. Проколов ткань перчатки, на месте ногтя рос толстый налитый кровью шип.
Глава VIII. Превращаюсь
Какой-то галлюциноген эта пакость выделяла, точно. Стоит вспомнить мои сны-не-сны. Да и боль от ранок я переносила легче обычного. А сейчас, когда растение пустило в меня корни (представить жутко), все ощущения окончательно притупились. Стекло на ощупь было не гладким и холодным, ткань шортов – не шершавой и теплой. Пальцы просто утыкались в них, не чувствуя никакой разницы. Здоровой рукой я до синяков исщипала кожу на предплечье и добилась только зуда легче, чем от комариного укуса.
Я могла бы, как дуболомы Урфина Джюса, для забавы отрубить себе пальцы. И собиралась это сделать.
То есть не для забавы и не все пальцы, конечно, а только большой, из которого выросла колючка. Хотелось бы рубить не весь, но тут – кто кого перегонит. Колючка вырастала на глазах, а я теряла время. Минуты две профукала только потому, что не решалась снять перчатки. Очень страшно было: вдруг сниму, а из-под пластыря везде листики вылезают?.. Не вылезали, зато шип на пальце показался во всей красе, и с этого момента я видела, как он в меня прорастает. Мой собственный ноготь предательски одеревенел, налился красным и стал основанием шипа. Подушечка пальца раздулась и позеленела, на ней появилась крохотная родинка. Кажется, это была почка, готовая подрасти и выпустить побег.
Может, если ничего не делать, я не умру, а превращусь в дуболома?
Проверять не хотелось. Я как сумасшедшая металась по дому, собирая все нужное для операции. Из своей сумки – иголку с ниткой. Из аптечки в ванной – йод и бинты. Операцию буду делать на кухне. Найду топорик для мяса или нож побольше, ошпарю доску кипятком…
На кухне тараканы.
Пойти в ванную? Там столик маленький, неудобно. И от кого-то я слышала, что ванная – самое грязное место в доме. Хотя глупость, конечно. Грязно не там, где моются, а там, где не убираются. Так что, в ванную?
Из сна-не-сна всплыла картинка: я под душем выдавливаю кровь из ранок, по ногам бегут красные ручьи… Прямо фильм ужасов, хотя кровь просто разбавилась водой, вот и казалось, что течет потоком. Но из отрубленного пальца она должна хлынуть. А если я не смогу остановить кровь?
Был случай, я напоролась на осколок бутылки в реке. Папа перетянул порезанную ногу ремнем, и все равно, пока доехали до травмпункта, я уделала кровью все заднее сиденье. А хуже того – мне стало дурно. Тогда это была просто неприятность, пришла в себя – медсестра водит у носа ваткой с нашатырем, врач уже колет в ногу обезболивающее… А сейчас, если испугаюсь крови и брыкнусь в обморок, никто меня не спасет.
Думай, Натаха! Цигель, цигель, ай лю-лю! Промешкаешь, и придется рубить не палец, а всю руку!
Чтобы не испугаться крови, надо, чтобы ее не было!.. Вот это я ляпнула… Хотя рану можно прижечь! Обезболивание у меня халявное. Раскалю нож на конфорке и – хрясь!
Значит, все-таки на кухню!
Больше я не медлила ни секунды. Набрала в подол футболки бинтов, пузырек с йодом в руку, иголка с ниткой не нужны – рану мне в больнице зашьют. Ссыпалась про лестнице, шуганула тараканов, зажгла конфорку. Ножи красовались на магнитной держалке, все размеры на выбор. Я сцапала самый огромный, как у Людоеда в первой части «Изумрудного города». Ба-га-ра! Ух, и хрястну сейчас!
Было так страшно, что меня пробило на смех.
Шип между тем немного загнулся и потемнел, став похожим на коготь какой-то нечисти. Подушечка пальца покрылась глянцевой травяной корочкой, а вздутие на ней выросло в недвусмысленную почку.
Нож на конфорке раскалился докрасна и стал наливаться оранжевым.
Я подержала над огнем кухонную доску – некогда шпарить кипятком, будем считать, что и так стерильно.
Положила палец.
Взяла нож.
Примерилась… Ох, как бы не промазать!
Замахнулась, зажмурилась… Так не годится. Смотри, Натаха! Без руки ведь останешься!
Замахнулась еще…
– Отставить! – гаркнул Пороховницын.
Он стоял на пороге в своей заношенной камуфляжной куртке, куда там тысяче принцев на табуне белых коней, куда всем вместе взятым данилам козловским! Принцы – сказочные, артисты всего лишь играют таких, как Пороховницын. А лейтенант настоящий. Он меня спасет!
Глава IX. Гаражные кошмарики
– Не смотри. Не смотри, я сказал! – колдовавший над моей шипастой рукой Пороховницын бесцеремонно схватил меня за челюсть и повернул голову, как лампочку. – Еще раз попытаешься, завяжу глаза!
Я вздохнула и стала смотреть в другую сторону. Тоже интересно. Вон старинные книги на полке, вон заготовки для колышков – есть чистые, есть с начатой значкасто-паучкастой резьбой. Приятно, что я угадала: в гараже у дяди Саши была мастерская колдовских штучек. Пороховницын все знал и помалкивал, даже ключ от ворот спрятал.
А вот насчет «большой тайны» я ошиблась. Хотя как сказать? Дядя Саша на самом деле продал машину, чтобы освободить место в гараже. Но делал не большую штуку, а множество маленьких и накупил для них инструментов, каких не увидишь ни в одной автомобильной мастерской. Пинцеты, лопаточки или скальпели, смахивающие на хирургические, огромная лупа на специальном столике, крохотные тисочки и станочки, на которых лепреконы могли бы вытачивать детали для своих часов…
В крышу было врезано мансардное окно с недавними потеками строительной пены по краям. Под окном, придавая гаражу обжитой вид, стоял диван-раскладушка. Пороховницын сказал, что у дяди Саши в последние годы болели ноги, и он старался прилечь где только можно.
Сейчас на диване лежала я, протянув руку на столик с лупой, и Пороховницын ковырял мой палец при шестикратном увеличении. Иногда он дергал и крутил руку, укладывая, как ему удобней, иногда звякал инструментами, а один раз со стороны лейтенанта явственно потянуло дымком. Угадать, что там творится, было невозможно, я ведь совсем не чувствовала боли. А Пороховницын возился так долго, что у меня разыгрывалось воображение. За прошедшее время можно было все пальцы порубить на монетки!.. А вдруг он так и делает? Отрезает кусочек, видит, что растение пустило корни еще глубже, отрезает другой… Так и нашинковал полруки и теперь, добравшись до локтя, красиво зашивает культяпку!
Я пыталась подсмотреть, а лейтенант не позволял и сердился. А раз он считал, что зрелище не для девочки, то мои фантазии становились только мрачней. Скосив глаза, я могла видеть пока целое плечо. Это немного успокаивало.
– Задала ты мне работку, Наталья, – вздохнул Пороховницын. И вдруг замычал: – М-м-м-а-а-а-м-м-м-у-у-у-м-м-м…
С перепугу я попыталась выдернуть руку, но лейтенант не дал. Перед глазами у меня замаячил кулачище размером с дыньку, мол, не мешай. А концерт для обитателей коровника продолжался: – М-м-м-ы-ы-ы-м-м-м-а-а-а-м-м-м…
Я извернулась посмотреть, что там спятивший лейтенант натворил с рукой. Кулачище немедленно раскрылся и повернул мою голову носом к стенке. Все же я успела заметить, что в руку от пострадавшего пальца до самого локтя воткнуты сотни обычных портняжных булавок с головками шариком, а между ними натянуты нитки. Не обошлось и без дяди-Сашиных значков-паучков: лейтенант нарисовал их прямо на коже черной и красной ручкой… И что тут такого, на что мне смотреть нельзя? Только страху нагнал своей конспирацией.
– М-м-м-э-э-э-м-м-м, – перешел с коровьего на козий язык Пороховницын.
Я поудобнее устроилась на диване. Пускай мычит, лишь бы руку сохранил. Она у меня одна. Есть вторая, но левая, а эта правая, «мышиная». Без мышки невозможно работать в фотошопе.
Дяди-Сашины колдовские изделия занимали целый стеллаж на длинной стене гаража. Или не колдовские – откуда мне знать, почему здесь оказался, например, аквариум с засохшими на стеклах зелеными водорослями и какими-то бурыми комками на дне? А булыжник по виду – выковырянный из мостовой на нижнемеленском Бродвее?
Между прочим, я открыла, каким способом дядя Саша покрывал колышки значками-паучками: сделал железные штампики в форме значков и ударом молотка впечатывал их в деревяшку. Штампики хранились в коробке с ячейками, наверное, разложенные по алфавиту, которого я никогда не узнаю. Может, аквариум и булыжник вроде них – не колдовские инструменты для колдовства?
Пороховницын между тем намычался и заговорил по-человечески:
– Знаешь пословицу «Любопытство кошку сгубило»?
Я только вздохнула в ответ.
– На два часа тебя оставили за старшего, а ты смотри что наворотила, – продолжал Пороховницын. – Сама чуть не погибла, колышки из грядки выдернула, траву посадила под окном, а она часа через два даст семена…
«Колышки-то почему нельзя?» – хотела спросить я, и вдруг руку дернуло! Резко, больно. Показалось, что Пороховницын вырвал ноготь. Ага, он меня нарочно болтовней отвлекал!.. На глаза навернулись слезы, я сама не поняла, от боли или от радости. Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ! Я БОЛЬШЕ НЕ ДУБОЛОМ!!
– Готово, – будничным тоном сказал Пороховницын. – Смотри, и давай забинтовывать. Не совсем чисто получилось.
Я посмотрела и бросилась ему на шею. Лейтенант отворачивался и бурчал, что ничего особенного не произошло. Вот если бы я успела отрубить палец, тогда была бы история.
Палец был как новенький, с тончайшей розовой кожицей на подушечке. А ведь совсем было превратился в растение, даже почку выпустил. Только ноготь Пороховницын срезал до мяса, открывая незажившую ранку от шипа.
– Новый шип не вырастет? – спросила я, глядя, как лейтенант щедро заматывает палец бинтом. (Надо будет снять повязку и заклеить ранку пластырем, чтобы папу не пугать.)
– Нет, я там паяльником прижег на всякий случай.
– Ну и зачем?
– Что – зачем?
– Все. – Я обвела свободной рукой дяди-Сашины штуки.
Пороховницын отрезал бинт, завязал кончики… Было заметно, что ему не хочется отвечать.
– Это вува! – наконец выдавил он.
– Что?!
– Вундерваффе – чудо-оружие… Идея в том, что, если ты слабее противника, надо придумать что-то совершенно неожиданное, с чем никто не знает, как бороться. Необязательно в прямом смысле оружие. В древности маленькая Македония покорила Персидскую империю благодаря тому, что македонцы умели ходить строем. Персы нападали толпой и не могли даже подступиться к противнику: македонские копейщики накалывали их, как жуков на булавки.
– А дядя Саша, значит, изобрел чудо-сорняк с колючками? Интересно, как таким оружием воевать?! Сажать на поле и просить, чтобы враги разулись и наступали босиком?
– Ты Александра Григорьевича дураком не выставляй, – буркнул Пороховницын. – Он тебе дед, хотя и двоюродный. И в оружии разбирался получше многих! Другое дело, что…
Лейтенант осекся и смерил меня изучающим взглядом. Показалось, что сейчас он отломает лупу от столика и начнет меня рассматривать с увеличением. А он вдруг замямлил, как первоклассник:
– Раз вы не продаете дом… Видишь ли… Эх, все равно придется сказать! – решился Пороховницын. – Раз вы не продаете дом, ты будешь приезжать сюда на лето, заведешь друзей. А полковника Войтова знал весь город. Тебя обязательно спросят о нем.
– Пускай себе спрашивают. Я ж не знала его. Так и отвечу.
– Но ты будешь жить в его доме, видеть странные вещи…
– Уже видела, – перебила я. – Антон, вы боитесь, что я стану болтать об этом направо и налево? О колдовской траве, о голове сушеной?
– Боюсь, – легко согласился Пороховницын, – потому что знаю, что из этого выйдет. Возьми хоть мою бабусю. Александра Григорьевича она обожала, скатерку ему вышила, пирожки пекла. А дойдут до нее слухи про сушеную голову? Она же решит, что спятил Григорьич на старости лет! Еще и другим бабкам расскажет по простоте душевной. Будут жалеть его, свечечки ставить за упокой… И на вас тень упадет: станете родственниками чокнутого полковника. Оно тебе надо?
– Никому не скажу. Могила! – поклялась я. – А вы-то как считаете, он вправду чокнулся? Псих командовал секретным полигоном, и никто ничего не заметил?
– Так рассекретили его. Был военный полигон, стал гражданский лесопарк. И Александр Григорьевич был начальник, стал директор, – уточнил Пороховницын. Он сильно тяготился этим разговором.
– Тогда совсем другое дело! – сказала я. – Директору лесопарка можно быть психом. Раз он гражданский!
Лейтенант подобрался и сказал, не повышая голоса, но твердо, как, наверное, разговаривал со своими солдатами:
– Александр Григорьевич не мог перенести, что у нас оружие, считай, на двадцать лет устарело, а денег на новое не дают. Сейчас-то с этим порядок. А тогда он места себе не находил. Я пацаном был, моложе тебя. Торчал у него целыми днями, книжки военные читал. Все началось на моих глазах. Ему позвонил какой-то генерал из Москвы, разговаривали этак на басах, Александр Григорьевич даже покрикивал: «Средств не даете, а от меня ждете чуда? Так не бывает чудес!..» Брякнул трубку и вдруг повеселел. Взял с полки «Урфина Джюса», листает и карандашик точит. В общем, он буквально понял «чудо-оружие». Начал сказки делать былью.
– А ведь получилось, – сказала я. – Трава Урфина Джюса, как в книжке. Конечно, не танк и не атомная бомба, но дрянь страшная…
– Пострашней и танков, и бомб, – возразил Пороховницын. – Тайком разбросай семена, и страна без урожая. Некому работать, учиться, воевать – все население колючки выжигает.
– Значит, это и есть вува?
Пороховницын покачал головой.
– Слишком опасно. Если оружие можно вырастить на грядке, то его не удержишь в арсеналах. Попадет не в те руки, и будет мировая катастрофа. Тут даже террористы не нужны, хватит любопытного дурака. Посадит семечко, чтобы посмотреть, и через сутки вырастет взрослая трава, которая даст тысячу семян. В городе прорастут сотни две – им достаточно нескольких капель воды, горстки пыли, трещины в асфальте. В лесу или в поле прорастут все. На вторые сутки будет миллион растений, на третьи – миллиард… Александр Григорьевич один раз не уследил, а после четыре года выжигал эту травушку-муравушку, и еще мне осталось. А ведь он знал заклинание… Ты про колышки-то поняла?
– Поняла, что они то ли не дают расти траве, то ли наоборот.
– Они расползтись ей не дают. Где вбит колышек, там граница, за нее трава корни не пустит. Я и твой шип так выгнал из пальца. Теснил его, пока он сам не убрался. И поэтому, – Пороховницын заговорил холодно и властно, – мы сейчас пойдем в огород и вобьем колышки на место. А потом я буду очищать землю от дряни, а ты мне будешь помогать и помалкивать!
– А то что? Вы меня убьете? – ляпнула я.
И поняла, что убить любопытную девчонку – самое нормальное дело, когда надо сохранить такую опасную тайну.
Глава X. Секретоноситель
– Умная ты, Наталья, – тем же холодным голосом заметил Пороховницын. У меня мурашки побежали по спине: правда убьет! А он, выдержав паузу, добавил: – Но дура большая!
– Это почему?
– Умная, потому что понимаешь: секретоноситель из тебя – как из чайника паровоз. Везти еще не можешь, только свистеть. А тайны такого уровня доверяют людям, которые готовы покончить с собой, чтобы под пытками не проговориться… А дура, потому что задаешь дурацкие вопросы. Я офицер и присягу давал защищать народ и Отечество. Народ, если не поняла, это ты.
– Значит, не убьете. Уже легче, – нарочно подначила я.
– Ты сама себя угробишь, если не научишься держать язык за зубами, – отчеканил Пороховницын. – Здесь этих вундервафель хватит, чтобы полмира поставить на колени. Вдумайся: целый арсенал в простом гараже, который навылет пробьет пистолетная пуля!
Я вдумалась. Для наглядности представила на стеллажах автоматы, гранаты. В углу пулемет на колесиках… А Пороховницын как будто ушел на полигон. Я за старшего, колечки не дергаю, курки не нажимаю. Мне что автоматы, что дрова, никакого интереса. Могу с этим сто лет жить.
Если рассказать об арсенале Дрюне, тут все взлетит на воздух.
Если рассказать папе, он, как разумный и ответственный человек, предупредит Дрюню, что к гаражу и близко подходить нельзя. Ни за что! Даже не смотреть в ту сторону! Тогда все взлетит на воздух немного раньше. Знаем, проходили уже.
– Папе и Дрюньке не скажу, – пообещала я. – А больше у меня здесь никого нет.
– А подружки в Москве? Телефон, Интернет? – стал докапываться Пороховницын. – «Муся Люсина что-то написала на вашей стене», «Привет, Натаха, как отдыхаешь?»
Я молча достала смартфон и показала свою переписку:
– Пипл, на SSD кулер нужен?
– У меня SSD уже больше года стоит, дополнительное охлаждение не нужно! В комп засунул его и забыл. Комп с SSD летает, загрузка 45 секунд (Винда 7), выключение 6 секунд…
Вряд ли Пороховницын знал, что такое SSD, но рацвел, как майская роза.
– Наталья Сергеевна! Я с тобой как с девочкой, а ты солидный человек!.. Теперь точно не убью! – Лейтенант посерьезнел и добавил: – Знала б ты, как я мечтал все рассказать кому-то… Нельзя, чтобы такой тайной владел один человек. А если бы я погиб на разминировании? Или хоть со сломанной ногой попал в госпиталь? Сейчас ты уже вся могла колючками прорасти.
– А военным разве нельзя сказать? – удивилась я. – У вас друзей нет, что ли?
– Здесь у меня только подчиненные. Мы же прикомандированные к полигону, один мой взвод. Солдаты – срочники, уйдут на дембель, и еще неизвестно, не свяжутся ли с бандитами. Есть еще прапорщик Тертычный – мелкий коммерсант, как все прапорщики. Этот устроит бизнес на траве Урфина Джюса, да такой, что нам с тобой в голову не придет: варенье из нее варить или поросят кормить… Короче, я злился, что ты сунула нос не в свое дело, но теперь даже рад! – Пороховницын встал и протянул мне руку. – Подъем, Наталья! Пошли мир спасать!
И мы пошли спасать мир.
Грязное это дело и тяжелое, теперь-то я знаю! Растение, которое я не подумав воткнула под окном, выжигали газовой горелкой, от кончика каждого листа к стеблю. Если недожженный кусочек упадет и затеряется среди углей, он потом прорастет, и начинай все сначала…
Мы выжгли эту пакость до голой земли, землю прокалили, собрав на лист железа, и отнесли на грядку, под охрану колышков с заклинаниями. Надышались гарью, извазюкались, как черти, и даже не сразу поверили, что вся работа на сегодня сделана.
Потом отмокали в ванных и перекрикивались через тонкую стенку (хорошо, когда дом свой. Дядя Саша захотел две ванные и сделал).
Пороховницын ушел в военный городок, сказав, что должен посмотреть, как солдаты отбиваются (от кого, интересно?). А я стащила из стиральной машины его влажный камуфляж и устроилась в гамаке под яблонями. Зашивала дырки и воображала себя взрослой.
Когда во двор въехал пепелац с моими мужчинами, я уставилась на них, как будто не видела год, и теперь надо сравнивать, не отличаются ли чем настоящие папа и Дрюня от тех, которых я помню.