Фарамунд Никитин Юрий
Справа деловито стучит молоточек, за ним послушно бухают тяжелые молоты. Фарамунд ощутил запах горящего железа, древесного угля, а ветерок донес вкусный аромат свежего хлеба. Мимо простучала копытами удивительно грациозная лошадь, на Фарамунда взглянули ее коричневые глаза, не по-лошажьи умные. Тащил ее за повод заспанный парнишка, толстый и настолько грязный, что у Фарамунда зачесались руки выхватить повод, вскочить в седло и…
Он вздохнул, опустил голову и постарался сгорбиться. Тарант шаркал ногами, лицо делал глупое. Возле оружейника остановились, раскрыли рты. Притворяться не пришлось: таких мечей, что стоят в углу, как простые палки, нет даже у Свена.
Трое подмастерьев накручивали на стержень проволоку, чтобы получилась длинная спираль, еще один разрубывал по одной стороне. Разомкнутые кольца ссыпали в деревянное ведро, мальчишка бегом, перекосившись в другую сторону, тащил через двор напротив. Там тоже гремели молотки. Фарамунд понял, что именно там кольца собирают в кольчуги, хозяин здешней крепости готовится к серьезной войне.
Фарамунд спросил Таранта шепотом:
– Сколько здесь человек на воротах?
Лицо Таранта тоже было потрясенное, а челюсть отвисла.
– Не меньше двадцати. А то и тридцать.
– Они там и живут в башенках?
– Нет, в схолах.
– В схолах?
– Ну, многие так называют бараки для воинов. Это по-римски.
К ним присматривались настороженно и злобно. Любой человек несет опасность, Тарант старался все время улыбаться, всем кланялся. Двое мужчин загородили дорогу:
– Чем торгуешь, чужак?
– Принесли орехи, масло, – затараторил Тарант, – Благородному Лаурсу должно понравится!
– Будет вами Лаурс заниматься, – буркнул один.
Второй шагнул мимо, потеряв интерес к деревенщине, первый поспешил за ним.
Тихохонько прошли к другой лавке, Тарант показал на здание с соломенной крышей, плотно примыкающее к главному дому.
– Стражи спят здесь. Но ворота охраняют круглосуточно. Головорезы, каких свет не видывал.
Фарамунд затаил дыхание. Дверь в дом чуть приоткрыта, в щель даже виден пустой холл. Он оглянулся по сторонам, народу полно, но все заняты своими делами, никто, вроде бы, не смотрит…
Он выбрал удобный момент, быстро приоткрыл, юркнул вовнутрь, а когда протянул руку, чтобы закрыть, попал пальцами в раскрытый рот Таранта.
Тот прошептал разъяренно:
– Ты что? Могли заметить! Тогда нас тут разорвут на части…
– Здесь, охраны, надеюсь, нет?
– Зря надеешься. Здесь не спивающийся Свен!..
Сверху послышались шаги. Они юркнули под лестницу. Над головой заскрипели ступеньки. Кто-то спускался спокойно, небрежно. Слышался легкий металлический звон, привычный для носящих кольчугу или латы.
Тарант шепнул одними губами прямо в ухо Фарамунду:
– Это один из близких к Лаурсу.
– Тогда пусть идет…
Человек спустился в холл, Фарамунд ожидал, что тот пойдет на улицу, однако тот зачем-то повернул налево, сделал пару шагов и тут краем глаза заметил под лестницей две скорчившиеся фигуры. Он ахнул, одна рука торопливо метнулась к рукояти меча, глаза выпучились, а грудь начала подниматься, захватывая воздух для мощного вопля.
Фарамунд выметнулся, как прыгающий на добычу волк. Человек рухнул на спину. Фарамунд двумя ударами оглушил, с подоспевшим Тарантом затащили под лестницу. Фарамунд быстро огляделся по сторонам: куча досок, бочки, старые колеса с присохшей грязью… быстро завалил тело всем, что попалось под руку.
– А когда очнется? – прошептал Тарант.
– Уже не очнется, – ответил Фарамунд угрюмо. – Но нам надо спешить.
– Еще бы…
Фарамунд быстро обогнул лестницу, сверху донесся мужской голос, удалился, затих. За спиной шумно дышал Тарант. Глаза были испуганные, нервно облизывал губы. Ступеньки привели на второй этаж. С одной стороны длинного коридора были узкие бойницы окон, с другой – массивные добротные двери, четыре в ряд. В стенах через равные промежутки вбиты пустые держаки для факелов.
Тарант оглядел пустой коридор, голос упал до свистящего шепота:
– Теперь куда?
– Знать бы… давай начнем с первой.
Дверь подалась без скрипа. Они очутились в просторной комнате, мебели мало, везде пусто, но пахнет той же сосновой смолой, словно и здесь все вытесали только что. На другой стене Фарамунд заметил еще дверь, на цыпочках перебежал, потянул за ручку.
Снова без скрипа, а там, у окна стоял к ним спиной широкий детина, рассматривал кого-то во дворе. Голова не пролезала в узкое окно, он прижался лбом, даже привстал на цыпочки.
Тарант жестом показал Фарамунду, что он справится, Фарамунд кивнул. Тарант подошел неслышно, похлопал по плечу. Человек вздрогнул начал поворачиваться. Фарамунд успел увидеть выражение сильнейшего недоумения.
Рука Таранта метнулась вперед. Человек покачнулся, захрипел разбитой гортанью. Тарант ударил еще раз, ухватил и бросил на пол, в руке блеснул нож. Фарамунд не стал смотреть, как он перережет горло, Пробежался по комнате, заглядывая в сундуки, шкафы, бочки.
– Нет, не то…
Тарант вытер нож, глаза блестели.
– Ну, как я его?
– Умеешь, – похвалил Фарамунд.
– Еще бы! Да я их столько… да я их…
Фарамунд вернулся в предыдущую комнату, выглянул в коридор. Все еще пусто, быстро перебежал к другой двери, рывком распахнул, влетел, меч в руке, следом ворвался Тарант.
В комнате за столом сидели два человека. На столе расстеленный пергамент, края придавлены камнями размером с кулак. Один человек сидел спиной к двери, но вскочил первым, едва заметил изумление в глазах второго, который сидел лицом к вбежавшему Фарамунду. Меч Фарамунда ударил его наискось, рассек череп от уха и до нижней челюсти.
Второй попятился, выдернул меч. Тарант обогнул стол, а Фарамунд прыгнул прямо через стол, на лету всадил меч в горло. На миг позже лезвие меча Таранта вонзилось под левое ребро.
– Оба!
– Здесь, – велел Фарамунд с облегчением. – Давай скорее.
Вдоль стены темнели пузатые кувшины с маслом. Их было около трех десятков, и Фарамунд сразу представил, как потекут горящие струи вниз, как вспыхнет дерево, как люди начнут метаться в дыму и огне, уже не пытаясь погасить, а только бы успеть унести свои вещи…
Тарант торопливо высекал огонь. В коридоре за дверью послышались шаги. Кто-то за дверью чихнул, выругался, сказал сиплым простуженным голосом:
– Гельгард, ты там?
На миг Фарамунд и Тарант застыли, не зная, что делать, наконец Фарамунд ответил угрюмо:
– Да.
– Тебе пора. Пойдем.
– Еще не закончил, – ответил Фарамунд.
– Что не закончил? – в голосе спрашивающего было недоумение.
Дверь приоткрылась, человек шагнул через порог. Одна рука терла слезящиеся глаза, словно только что чистил лук, другая тянула за собой дверь. Тарант ударил, человек отшатнулся, стукнулся головой о дверь. Фарамунд схватил со стола камень, швырнул. Послышался сухой треск. Человек охнул, камень наполовину погрузился в проломленный лоб.
– И не пикнул, – сказал Тарант с облегчением.
Снизу раздался крик. Его подхватили голоса, донеслось металлическое звяканье.
– Другие пикнули.
– Нас же не слышно! – вскрикнул Тарант с отчаянием.
– Нашли труп под лестницей, – сказал Фарамунд зло.
Сердце колотилось, он часто дышал. Руки сами переворачивали кувшины, наконец он просто пробежался вдоль ряда, бил мечом, темное масло вытекало толстыми жирными волнами, устремлялось ко всем щелям, неспешно продавливалось на этажи ниже.
Тарант торопливо щелкал кресалом. Искры летели снопом, но в масле тонули как в темной поверхности болота, а в разлохмаченном труте лишь слабо поблескивали, тут же гасли. В коридоре послышался топот бегущих людей.
Фарамунд встал у двери, крикнул:
– Беги в ту комнатку! Там окно шире. Пролезешь…
Тарант тут же перестал колотить огнивом, спросил торопливо:
– А как же ты?
– Видно будет, – ответил Фарамунд.
Он чувствовал, что как-то повысил свой статус, теперь распоряжается он, а опытный Тарант слушается беспрекословно. Дверь распахнулась, через порог полезли орущие, перекошенные, с мечами и топорами. Фарамунд быстро ударил крест-накрест, крикнул: – Беги! Они все сейчас будут ломиться через эту дверь!
Тарант выскочил, как заяц. Фарамунд рубил быстро и сильно, он готовился отступать, его вот-вот оттеснят, вторую линию обороны займет в узких дверях внутренней комнатки, а пока держался здесь…
Люди падали под его ударами, как спелые груши с дерева. Разъярившись, он сам шагнул навстречу. От его страшного облика шарахнулись, он видел ужас в их глазах, заревел страшным голосом, бросился с поднятым мечом. Они отступили, он сам напал, двое упали с раскроенными головами. Остальные повернулись и… бежали.
Он закричал весело и страшно. Даже не он, в нем закричало нечто веселое и страшное, ликующее при виде разрубленных тел, брызг крови на стенах, от вкуса соленой крови врага на губах, а тело распирала дикая мощь.
Преследуя убегающих, он пронесся по каким-то мелким комнатушкам, чуланам. Кто-то исчез по дороге, кого-то догнал и зарубил, над последним трупом остановился, двумя ударами отрубил голову, дал пинка, так что покатилась через всю комнату, вертясь и разбрызгивая тонкие алые струйки.
Ступеньки под ногами узкие, скрипучие. Хотя все блещет только что выструганным деревом, воздух пропитан запахом древесной смолы. Строили торопливо, не дожидаясь, когда доски высохнут, из-за чего все скрипит, прогибается, а укоротившиеся ступеньки вот-вот под его весом выскользнут из пазов.
Он спускался, держа меч наготове. Изредка кто-нибудь выскакивал, орал, завидя его, затем всех уносило как ветром. Только дважды навстречу бросились с топорами, но он перешагнул через их трупы, даже не успев рассмотреть лица.
Кровь гулко стучала в виски. В ушах шумело, а по всему телу перекатывалась гремящая мощь. Сразив тех с топорами, он двумя ударами обрушил перила лестницы, а потом еще и с маху, просто от избытка силы, ударил по стене, оставив глубокую зарубку.
Снизу раздавались крики. Во дворе заржали кони, звенело железо. Он свирепо улыбнулся, чувствуя себя неуязвимым, несокрушимым. Сердце бухало, как молот, грудь раздувалась.
Впереди вырастала дверь. Он набежал на нее, ударил плечом, влетел с грохотом. В комнате были люди с мечами и топорами. Он упал, перевернулся через голову. Еще не вставая, ударом меча подсек ноги двух ближайших, а когда вскочил, его меч заблистал, как молния, в полумраке широкого помещения.
На него бросались тупо, как огромные быки на маленького человека, но он сам не маленький, в руках меч, и они падают, падают, стены трясутся от ударов падающих тел, воплей, стонов, горячая кровь брызгает, как вода…
Сзади на спину обрушился тяжелый удар. Он шатнулся, обернулся, уже замахиваясь мечом, когда второй удар обрушился на голову. Он успел, выронив меч, ухватить кого-то за горло. Под пальцами хрустнуло, будто раздавил крупное гусиное яйцо, затем его ударило об пол.
В голове шум мельничных жерновов стал оглушающим. Смутно чувствовал, как победители, сопя и хакая, с наслаждением били ногами в тяжелых сапогах.
Глава 7
Голоса он начал различать почти сразу, но они плавали, как комья тумана, он не скоро начал вычленять смысл, угадывать. В голове все еще стоял грохот, он уже стихал с каждым мгновением, зато мучительно ныло все тело. При каждом вздохе остро кололо в боку.
Он попробовал открыть глаза, но даже поднять веки оказалось неимоверно тяжко. Пол поскрипывает, но, похоже, ходят по ту сторону тонкой дощатой стены. Сильно пахнет смолой.
В груди холодно и мертво. Избитое тело ныло, он боялся даже подумать о том, чтобы пошевелиться. Впервые его подвело тело… или не тело, а его растущая уверенность, что все будет удаваться, что все получается почти само собой.
И вот сейчас он схвачен, избит и… связан. Да, руки стянуты толстым ремнем, ноги тоже…
Под опущенными веками появился слабый свет. Он увидел, как из тумана выступило бесконечно милое прекрасное лицо. Тонкие брови взлетели, а глаза взглянули с укором: как, ты решил умереть?
Нет, прошептал он, не двигая губами. Нет, Лютеция. Я не умру, я выживу… И не только выживу! Как бы ни казалось тебе надежно и защищенно у Свена, но только я по-настоящему готов тебя защищать…
Распухший язык осторожно прошелся по деснам. Во рту солоно, а губы стали толстыми, как колоды. С огромным усилием он раскрыл глаза.
Да, он лежит на полу, туго связанный. Стены из толстых неструганых досок, везде чувствуется спешка, окно без решетки, но узкое, даже голова не пролезет, хотя в высоту почти в половину роста взрослого человека. Голоса все еще раздаются из-за стены.
Между неплотно пригнанными досками мелькнуло, он пытался вычленить что-то знакомое, но человек прошел слишком быстро, зато в комнатку потянуло сильным запахом старого эля. Сцепив зубы, чтобы не выдать себя стоном, он начал проверять мышцы по всему телу, напрягая их по очереди. Ремни впились еще туже, никакой силач не порвет…
По ту сторону голоса стали громче, звякнуло железо. Послышались тяжелые шаги уверенного в себе человека.
Дверь распахнулась, в проеме возник огромный грузный человек с падающими на грудь усами. Подбородок оставался выбрит до синевы, Фарамунд оценил его размеры – больше похож на каменную глыбу. Чем-то он напомнил Свена, та же несокрушимая мощь, но этот помоложе, сильнее и… живучее. Если и пьет, то не спивается.
Человек смотрел на пленника сверху, и Фарамунду казалось, что ноги гораздо толще и длиннее, чем они на самом деле, а голова чуть ли не под потолком.
– Ну, – сказал он гулко, – ты, сволочь, оказался крепок! Столько народу перебил… Но посмотрим теперь, такая ли у тебя шея крепкая, как руки?
Он подошел ближе, пнул его в бок. Боль хлестнула по всему телу. Фарамунд понял, что концы сломанных ребер уперлись в поврежденные внутренности.
Видно, он изменился в лице – человек злобно захохотал:
– Что, не нравится?.. Ты, червяк, попал к Лаурсу, которого не зря прозвали Багровым. Так что это только начало. Эй, позвать сюда палача!
За спиной Фарамунда затопали. Заскрипело дерево, снова топот, все это время Лаурс со злым наслаждением рассматривал Фарамунда. Дважды пнул, стараясь угодить в голову. Фарамунд в последний момент отдергивал или поворачивался, чтобы удары только скользили, не разбивая кости. Но все равно голова загудела, из ссадин потекла кровь.
За спиной хозяина появился еще один, в полтора раза шире, огромный, с толстыми, как бревна, руками. Голова, размером с пивной котел, медленно повернулась в сторону связанного пленника, маленькие глазки пробежали по нему с головы до ног.
– Звали, хозяин?
Голос его был тяжелым, грохочущим, словно огромная неторопливая туча приближалась к бургу.
Лаурс с силой ударил Фарамунда ногой:
– Громыхало! Разделай его так, чтобы орал, не переставая. Когда сломишь, кликни! А потом мы снимем с него… живого, ха-ха!.. шкуру и набьем чучело. Моим лучникам надо на чем-то упражняться.
Громыхало спросил тем же гулким грохочущим голосом:
– А что… вы не останетесь?
В голосе палача звучало удивление. Фарамунд понял, что хозяин любит наблюдать за пытками. А то и сам берет в руки клещи.
– Сперва разберусь там, – ответил Лаурс зло. – Слишком много убитых… Почему, кто прозевал? Ты заставь говорить этого, а я – тех лодырей, что как-то пропустили этих сволочей. Наверное, и выпустили…
– Он был не один?
Лаурс вместо ответа лишь ударил пленника под ребра, но теперь Фарамунд лежал другим боком. Удар отозвался болезненно, однако Фарамунд заставил себя не повести и бровью. Он понял, чего хочет хозяин бурга, значит – надо растянуть пытку как можно дольше.
– Стойкий, – усмехнулся Лаурс недобро. – Ничего, Громыхало и не таких ломал!.. Как только начнет орать, тут же кликни!
– Слушаюсь, хозяин, – ответил палач, которого тот назвал Громыхало. – С виду он крепкий, но до вечера вряд ли дотерпит.
Когда шаги хозяина затихли, Фарамунд сказал негромко:
– Да ты и сам крепкий… Был воином? А то и десятником?
– Довелось, – ответил Громыхало довольно. – У тебя наметан глаз… Ты сам тоже… того. Говорят, ты дрался, чтобы дать сбежать своему дружку? Мог бы и сам, но задерживал?
– Да, – ответил он. – Настоящий вожак должен заботиться о своих людях, верно?
Громыхало положил на раскаленные угли щипцы, острые штыри. Широкое лицо было деловитым, задумчивым.
– Это верно. Но так мало кто делает.
– Как видишь, я делаю.
– Ну, ты… Вот и попался.
Он гулко хохотнул, довольный своим умозаключением. Толстые щеки затряслись. Фарамунд сказал, стараясь придать голосу как можно больше убедительности:
– Да, но мои люди ушли. И сейчас делят добычу. А мы взяли немало золота! И камешков. На них можно хоть такую крепость построить, хоть еще больше.
Громыхало кивнул в задумчивости.
– Да, это ты… гм… за таким, понятно, люди идут. Сейчас мало кому можно доверять.
Он рывком поднял Фарамунда, крякнул, вскинул его на широкий стол. В глазах палача Фарамунд уловил некоторое одобрение. То ли его немалого веса, то ли вздутых мышц воина.
Освободив правую ногу, он умело привязал ее на угол стола, левую – на другой. И только убедившись, что пленник привязан крепко, поочередно развязывал и закреплял руки.
Фарамунд оказался распятым, он скосил глаза на жаровню. Железные прутья накалялись на глазах. Кончики стали темно-вишневого цвета, медленно, но неотступно превращались в алые. А темно-вишневый поднимался выше.
Громыхало надел кожаный передник, широкий, от которого пахло засохшей кровью, так же неспешно натянул толстые кожаные рукавицы. Фарамунд заставил себя дышать ровнее. Сердце колотилось, как схваченный воробей.
– Ты мог бы уйти со мной, – проговорил он как можно небрежнее. – У меня вдоволь припрятано золота. Ты уже знаешь, что я держу слово.
Широкое лицо палача расплылось еще шире, он тихонько ржанул, как огромный сытый жеребец:
– Уйти?.. Да отсюда комар не вылетит!
– Но мои люди вылетели, – напомнил Фарамунд.
– Их спины прикрывал ты! – возразил Громыхало.
– Но сейчас нас будет двое…
Громыхало вместо ответа ухватил прут. Раскаленный конец стал почти оранжевым, а из толстой рукавицы пошел пар. Громыхало приблизился к пленнику, сказал благожелательно:
– Лучше начинай орать, вот тебе добрый совет. Все равно кончится одним. Тебя убьют. Ну, разве что шкуру сдерут для потехи. Так чего терпеть зря?
Раскаленный конец приблизился к груди. Жар опалил кожу. Фарамунд скосил глаза на алую головку прута. Там вспыхивали искорки, словно внутри железа бродили такие же призрачные существа, что появляются в пурпурных углях костра. Жар приблизился, Громыхало внезапно ткнул прутом в тело, Фарамунд успел задержать дыхание, стиснул челюсти. Боль хлестнула в мозг, едва не разорвала череп. В воздухе запахло горелым мясом.
Громыхало с интересом всматривался в лицо пленника:
– Ну, как?
– Терпимо, – ответил Фарамунд сквозь зубы. Он чувствовал, что второй раз может не выдержать такого прикосновения. Запах горелого мяса, его собственной плоти, вызывал тошноту и подленький страх. – Этим меня кричать не заставишь. Можешь сразу пробовать что-то другое.
– Попробую, – согласился Громыхало. – Вон у меня сколько всего! Тут и щипцы, и крючья, и пилы, и спицы… Все перепробую.
– Дурак, – сказал Фарамунд внятно.
– Почему? – спросил Громыхало мирно. Похоже, он всегда разговаривал с теми, кого пытал. – Разве я дурак, а не ты? Кто из нас лежит на пыточном столе?.. Ты лучше давай рассказывай, какой ты добрый и что тебя нельзя… ха-ха… обижать! Расскажи, что тебя послал сам конунг и что за тобой явится целая армия!.. Или начинай обращать меня в веру этого… Христа!.. Были и такие.
– И что же?
Громыхало заботливо перевернул щипцы на углях, а прут снова сунул в алую россыпь, лопаткой сгреб угли, присыпав сверху.
– А то же, – буркнул он гулко. – Все одно и то же!.. В какого бы бога ни верил, а в петле все одинаковые. Или на колу. Мой хозяин страсть как любит на кол сажать. Или же бросает живьем в яму собакам… У нас здесь знаешь какие собаки? Так что это ты дурак, дружище.
– Я предлагал, – выдохнул Фарамунд страстно, – тебе достойную жизнь! Кем ты стал здесь? Ты уже не видишь вольного леса, не слышишь шум ветвей! А горячий конь под седлом?.. А золото, которое швыряешь в таверне, а хозяин спешит навстречу – угодливый, как раб?.. Ты можешь жить богато и вольно, а ты… что будет завтра? Кем умрешь? Дряхлым беззубым старцем, которому начнут сниться все те, кого замучил?
Громыхало с щипцами подошел вплотную, глаза высматривали место, где вырвать клок мяса. Лицо помрачнело, Фарамунд ощутил, что, возможно, он первым из пленников угодил в больное место.
– Да и нужен ли будет старик здешнему хозяину? – спросил он безжалостно. – Как только из твоих пальцев начнет выскальзывать рукоять топора, он тебя вышвырнет умирать за порог. А подыхать медленно в грязи от холода и голода… это совсем не то, что на скаку, на стене чужой крепости, захлебнувшись вином, или даже вот так – на столе палача!
Щипцы опустились на грудь Фарамунда. Громыхало сопел, брови сдвигались, наконец обратил взор на лицо пленника:
– Ты в самом деле не брешешь, насчет припрятанного золота?
– Что припрятанное, – ответил Фарамунд уклончиво. – У нас золота будет намного больше!
Громыхало раздвинул щипцы, зловещие зубья сомкнулись на клочке мяса в боку, но рукояти пока не сводил, все еще двигал бровями, складками на лбу.
– Ты не сможешь идти, – буркнул он наконец. – А я не смогу тебя вынести.
– Ты только ослабь мне ремни, – сказал Фарамунд быстро. – А то руки и ноги затекли. Еще немного, и они уже станут ногами мертвеца.
Громыхало кивнул, но с места не двигался. Затаив дыхание, Фарамунд следил, как палач то поглядывает на него оценивающе, то начинает прислушиваться к крикам и конскому ржанию во дворе.
Наконец огромная фигура качнулась, клещи звякнули о пыточный стол. Ремни он ослабил чуть-чуть, дабы, если хозяин вернется, ничего не заметил, но Фарамунд тут же начал напрягать мышцы рук и ног, усиленно гоняя кровь, пробуждая застывшие мускулы, жилы, заставляя готовиться к новым схваткам.
Лаурс не утерпел, пришел к вечеру. Фарамунд лежал на столе распятый, весь залитый кровью. На полу растекалась красная лужа, тут же стояло ведро с колодезной водой.
– Ну что? – спросил Лаурс.
– Осталось чуть, – сообщил Громыхало. Громадная фигура палача словно бы усохла, сам он выглядел бледным, изнуренным, глаза бегали по сторонам. – Уже стонет!.. Еще чуть… и начнет вопить, как недорезанный поросенок!
Лаурс оглядел Фарамунда с головы до ног:
– Ладно. Я буду в оружейной. Сразу же пошли за мной мальчишку, понял?
– Сделаю, хозяин!
Лаурс ушел, а Громыхало опасливо прислушался к шагам, сказал тихо:
– Да, вид у тебя…
– Бывало и хуже, – ответил Фарамунд хрипло, хотя не думал, что такое с ним бывало. Такое достаточно пережить раз в жизни. – Пора…
Громыхало осторожно освободил ему руки. Ремень на ногах Фарамунд перерезал сам. Лицо его было страшным в застывшей корочке собственной крови. Час назад он сам указал Громыхало, где надрезать кожу так, чтобы выступившая кровь создавала облик как можно более жуткий. Такие же надрезы были и по телу. Громыхало еще удивлялся, откуда он знает, где и как надо надрезать, не был ли сам раньше палачом?
Они ушли достаточно легко. Самое трудное было снова двигаться, не привлекая внимания. Громыхало зазвал в пыточную одного из проходивших по двору воинов, сам оглушил, раздел, а из пыточной вышли, пользуясь вечерней полутьмой и пряча лица от факелов.
К лесу шли в темноте, Фарамунд факел взять не разрешил. Громыхало удивлялся, как его нынешний вожак чувствует в полной темноте тропку, ведь даже звезд не видать, однако Фарамунд вел, руководствуясь странным, почти звериным чутьем.
Темные деревья раздвинулись, Громыхало рычал, ругался, наконец взмолился:
– Мне сучьями всю рожу раскровянило! Как еще глаза целы?..
– Тогда соснем до рассвета, – донесся из темноты мертвый голос. Громыхало ощутил, насколько бывший пленник измучен. – Утром… все… решим…
Послышалось падение тяжелого тела, хруст ветвей кустарника. Громыхало на ощупь опустился на траву. На листьях уже скапливалась холодная гадкая роса. Одежда быстро отсыревала, по телу пробежала дрожь. На миг ощутил себя дураком, что ушел с этим… В бурге сидел бы перед горящим очагом, грел бы уже не молодые кости.
И только сверкающий сундук с золотом позволил заснуть с неуверенной улыбкой.
Дрожь сотрясала все тело так, что стучали кости. Мокрая одежда прилипла, снизу гадостно воняло. Оказывается, ночью опустился в россыпь гниющих грибов, теперь все тело зудело, щипало и чесалось, а ядовитая слизь, казалось, проникла во внутренности.
– Ну, – выговорил он с трудом, – где… твое… запрятанное… золото?
Тусклый рассвет уже окрасил верхушки деревьев в цвет старого серебра. Небо оставалось серым, затянутым плотным слоем туч. В ветвях перекликались птицы. Фарамунд лежал под стволом могучего дуба, под ним прогибался толстый слой веток. Лицо его вспухло и покрылось кровоподтеками, один глаз едва проглядывал сквозь вздутые веки.
– Золото? – переспросил он.
Одним прыжком оказался на ногах, напряг и распустил мышцы. Громыхало раскрыл глаза шире. Еще вечером этот разбойник выглядел как умирающий, а сейчас будто заново родился, сильный и злой, как дикий кот.
– Да, золото, – повторил он. – Которое у тебя где-то закопано.
Фарамунд развел руками:
– Да нет у меня никакого золота. Погоди, погоди!.. Не вскидывайся. Да, я тебя обманул. Но обманул… по мелочи. Это не обман, а… военная хитрость. Понял? Военные тайны нельзя доверять даже своим.
Дрожь тряхнула Громыхало сильнее. Внутренности свело, он ощутил боль в печени. В глазах вспыхнули белые искры.
– Ты… все соврал?
– Да, но…
Огромное тяжелое тело ринулось, как будто сквозь кусты на полном скаку метнулся громадный тур. Фарамунд не успел отстраниться, могучие пальцы ухватили его за горло. Они грохнулись, дыхание вылетели из груди Фарамунда со стоном: в спину больно ударил корень дерева.
Он хрипел, задыхался, в глазах потемнело, а в ушах послышался нарастающий шум. Не помня себя, он бил руками, куда-то тыкал сведенными судорогой пальцами. Когда уже совсем начал задыхаться, хватка на горле ослабела.
Руки удалось оторвать не сразу, но потом двумя свирепыми ударами сбил палача на землю, навалился сверху.
Из разбитого рта Громыхало текла струйка крови. Он попытался схватить его снова, Фарамунд снова ударил, сильно и жестоко. Руки палача бессильно упали вдоль тела на землю.
Фарамунд слез, прислонился спиной к дереву. Огромное тело палача лежало рядом, кровь медленно вытекала изо рта. Потом глаза медленно открылись, налитые кровью глазные яблоки повернулись, зрачки сузились, отыскали врага.
– Не спеши, – выдохнул Фарамунд хрипло. – Я мог бы тебя сейчас убить… Но я тебе говорю… Послушай меня!
Громыхало закрыл глаза. Лицо медленно старело, на глазах появлялись морщины, резче выступили широкие, как у гунна, скулы.
– Убей, – прошептал он. – Ты победил… Теперь убей!
– Не я победил, – ответил Фарамунд. – Мы оба победили!
Лицо Громыхало было серым, как пепел на пожарище.
– Никакого золота… нет. А там у меня были хотя бы кров и постель, кусок хлеба…
Читать бесплатно другие книги:
