Разборки третьего уровня Головачев Василий

ЗАКАЗ НА ЛИКВИДАЦИЮ

Несмотря на разгром киллер-клуба «Чистилищем» полтора года назад, эта организация наемных убийц выжила, хотя и несколько сократила объем своей «работы». А для прикрытия она приняла на вооружение методы контрразведки, разработанные светлыми умами еще во времена НКВД и усовершенствованные теоретиками Федеральной службы безопасности. Каким образом киллерам-аналитикам удалось приобрести пакет секретной информации, история умалчивает, но теперь вычислить местонахождение киллер-центров стало для органов правосудия задачей почти неразрешимой. Так, для связи с высокопоставленными заказчиками «генералы» киллер-центров использовали исключительно компьютерную сеть, что резко увеличило их «коэффициент полезного действия». Правда, истины ради стоит добавить, что точно такими же методами, разве что более утонченными, пользовались и «чистильщики» «ККК» — «Команды контркрим».

Однажды после майских праздников «генерал» одного из киллер-центров Ахмет Мухамадиев по кличке Шах получил через компьютер заказ на ликвидацию скромного на первый взгляд по своему политическому весу деятеля — заместителя помощника президента по общим вопросам Забодыко. Убедившись, что деньги за операцию устранения на счет организации перечислены — также с помощью компьютерной сети «Интернет», — Шах вызвал бригадира, начальника оперативной группы ликвидации Макашина по кличке Столяр. Кивнув на стул, вывел на экран сведения о Забодыко; центр имел свой банк данных о политиках высшего эшелона власти, но заказчик прислал целое досье с перечислением привычек и слабостей Забодыко. Было видно, что охотились за этим человеком основательно.

— Ну, с ним у нас хлопот не будет, — сказал Столяр, высокий, лысый, с бледным лошадиным лицом, на котором выделялись туфлеобразный нос, бачки, бородка и круглые очки, прочитав на экране дисплея данные будущей жертвы. — Этот Забодыко явно не ходит в фаворитах, раз передвигается без охраны и не носит оружия.

— Ты в позу чемпиона по бодибилдингу не становись, — буркнул Шах. — Никаких показательных стрельб с использованием крутых средств — автоматов, «помпушек» и гранатометов! Убрать объект надо быстро, чисто и аккуратно. Заказчик платит большие бабки.

— Кто заказчик?

«Генерал» посмотрел на бригадира, как на заговоривший на русском языке пистолет.

— Хочешь жить — таких вопросов больше не задавай. Даже я не знаю имен многих клиентов. Даю два дня на подготовку.

Столяр почесал лысину, снял и протер очки, снова водрузил на свой утиный нос.

— Два дня мало. Надо походить вокруг, посмотреть…

— Я сказал: два дня! Исполнение — в пятницу, в крайнем случае в субботу, восемнадцатого. Половину работы за нас уже, как видишь, сделали, изучили все повадки мишени.

— А экзотику применить можно?

Начальник киллер-центра поморщился, зная, что речь идет о новом оружии, которым их снабдил неизвестный доброжелатель, — «глушаке», генераторе пси-излучения, подавляющего волю.

— Найди способ попроще.

— Самый простой — граната в лифте, — проворчал Столяр, вставая. — Завтра после обеда будет готов экшн-план, давайте распечатку.

Шах включил принтер и через минуту вручил бригадиру стопку листов — данные по мишени.

Столяр принес план ликвидации объекта даже раньше, чем обещал.

Забодыко Николай Трофимович, пятидесятипятилетний холостяк, жил на Арбате, имел дачу в Лианозове и ездил на работу в скромном «форде» выпуска девяносто третьего года. Его можно было убрать в любом из этих пунктов или же взорвать вместе с машиной, но бригадир киллер-центра, изучавший досье подопечного, предложил другое решение проблемы. Решено было заминировать дачу в Лианозове: телевизор, телефон и туалет. Поскольку Забодыко жил один, лишь изредка привозя очередную любовницу, обслуживал дачу управляющий, он же сторож, а соседи-дачники в гости к нему ходили редко, то шанс, что одна из мин сработает точно по адресату, был весьма высок.

«Генерал» выслушал соображения подчиненного и признал, что план хорош.

— Но ты все-таки проследи, чтобы объект ликвидирован был стопроцентно, а на месте акции оставьте вот это. — Шах вложил в ладонь Столяра квадратик из плотного белого картона со словами: «Привет из „Чистилища“».

БУНТ ТРОИХ ИЗ ДЕВЯТИ

Сигнал «Свернутая змея» Рыков получил рано утром в среду, пятнадцатого мая. Сигнал предписывал в два дня свернуть деятельность личного «манипула», подчиненного кардиналу, в данном случае непосредственно Рыкову Герману Довлатовичу, и явиться на чрезвычайный сход Союза Девяти в Храм Гаутамы на Алтае.

Однако, получив сигнал, Рыков не стал спешить со свертыванием своих программ. К этому времени — а прошло уже полтора года с момента последнего схода — он сумел упрочить свое положение как среди Девяти, так и в сфере мирских интересов, сохранить влияние и власть. Из скромного начальника бюро Информационно-аналитического управления ФСБ он переместился на должность советника президента по национальной безопасности, потеснив самого Юрьева Юрия Бенедиктовича, также одного из Девяти, казавшегося непотопляемым дредноутом при любой смене властных структур.

Впрочем, удивляться этому не приходилось. Люди, входящие в Союз Девяти Неизвестных, при всех режимах и правительствах умудрялись сохранять свои кресла советников президентов, помощников премьер-министров, экспертов генсеков любых партий.

Эти люди являли собой реальное правительство страны, о существовании которого не догадывались даже такие силовые структуры, как Федеральная служба безопасности, внешняя разведка и военная контрразведка, имеющие высокопрофессиональные бюро анализа и прогноза. А если кто и начинал догадываться, то в скором времени исчезал с политического горизонта, уходил в отставку, переводился на другую работу, а то и вообще «случайно» погибал в авто — или авиакатастрофе.

Кардиналы Союза Девяти влияли на любые серьезные события, хотя непосредственно в них и не участвовали. Эти «серые кардиналы» предпочитали управлять царями, королями и президентами, а не быть ими. Наконец, эти люди корректировали ход истории так, как считали нужным, и власть их была почти безгранична.

Рыков Герман Довлатович, Посвященный в тайны Внутреннего Круга человечества, новоиспеченный советник президента, был одним из них.

О причинах ухода Юрьева с поста советника президента судачили многие в кулуарах Думы и в кабинетах правительства, но лишь Рыков знал подлинные причины, ну и сам Юрий Бенедиктович, добровольно покинувший пост. Правда, влияние свое на президента он в принципе сохранил, так как перешел не куда-нибудь, а на место руководителя его администрации.

Рыков же к моменту описываемых событий, помимо крутого повышения властного статуса — он оказался в кресле советника, — оставался комиссаром «Чистилища», что давало ему дополнительные возможности контроля над ситуацией и гарантии безопасности. Однако амбиции его шли еще дальше, и в перспективе он надеялся иметь контроль над всеми сферами жизни общества: политики, экономики, культуры, а также искусства и спорта. А для этого следовало подняться еще на одну ступеньку в иерархии Союза Девяти — стать его координатором.

Кроме Рыкова и Юрьева, в Союз Девяти входили: директор Национального банка Грушин; один из боссов Сверхсистемы, он же начальник информационной службы президента Носовой; главный военный эксперт при правительстве, курирующий Институт новых военных технологий, он же секретарь Совета безопасности Мурашов; член-корреспондент Академии наук Блохинцев; заместитель директора Международного института стратегических исследований Головань; отец Мефодий — помощник премьер-министра по связям с религиозными конфессиями и Православной Церковью — и настоятель Храма Гаутамы Бабуу-Сэнгэ, много Лет занимавший пост координатора Союза Девяти.

Внутренний Круг человечества[1], к которому принадлежали все Девять, делился на касты, как и все человечество, независимо от непризнания этого факта ортодоксальной наукой и сложившимися социальными отношениями. Низший уровень Внутреннего Круга образовывала каста Посвященных I ступени; второй уровень — Посвященные II ступени, или Знающие; высший уровень Внутреннего Круга поддерживали собственно Хранители, Посвященные III ступени, веками и тысячелетиями хранившие знания, добытые человечеством, в том числе эзотерические, утерянные людьми во времена революций, упадка, войн, регресса, физического вымирания и психической деградации.

Девять Неизвестных — их настоящие имена знали только они сами — принадлежали к касте Посвященных II ступени, обладающих Знанием тысячелетий, способных применить их в повседневной жизни. Все они владели в той или иной степени ясновидением, гипнотической волей, гипервидением, искусством изменять температуру тела в широких пределах, органолептикой — то есть способностью изменять облик, могли долго обходиться без воды, пищи и кислорода, изменять вес тела, его химизм — для увеличения быстроты реакции; но главное — они умели волевым усилием уходить в измененные состояния для проникновения в общее информационное поле Земли, образованное эгрегорами всех социальных групп. Наука называла это поле астралом или менталом, хотя и то и другое на самом деле всего лишь подуровни всеобщего информационного континуума наравне с двумя другими — универсумом и логосом.

Внутренний Круг человечества был образован очень давно, еще во времена Инсектов, предков людей. Создавался он именно в целях хранения, сбережения знаний для грядущих поколений в надежде на то, что поколения эти, преодолевшие болезни социального роста — войны, угнетение одних разумных существ другими, подавление и ограничение свободы, насилие и ложь, — смогут употребить сохраненную информацию во благо человечества. Однако шли годы, века, тысячелетия, но жизнь общества практически не изменялась к лучшему, борьба за власть продолжала вестись с тем же ожесточением, разве что средства достижения власти менялись сообразно темпу жизни и прогрессу науки и техники. Реальность Земли оставалась запретной для существ высших планов бытия, потому что эволюция жизни, приведшая однажды к расколу единого принципа на две ветви — материального благополучия и духовного упадка, — продолжала усугублять этот кризис: прогресс науки и техники увеличивал материальные возможности человека, но процесс утраты духовных ценностей и нравственных норм вел цивилизацию к гибели.

Союзы Неизвестных, управляющие социумом в разных странах на протяжении всей истории человечества, изначально были призваны любой ценой уберечь человечество от гибели и деградации, регулировать отношения таким образом, чтобы сохранялся шанс на выход реальности в другие подпланы Вселенной. Однако и Союзы иногда не справлялись с этим, в результате чего с лица Земли исчезали великие памятники культуры, оставались невостребованными и забывались достижения науки, редких ремесел и искусств, а из памяти истории стирались племена, нации и целые народы. Изменялись и сами Союзы, нередко переходя зыбкую границу целесообразности корректировки в том или ином социуме и подменяя регулятивные функции решением задачи достижения абсолютной власти, не заботясь о последствиях своих действий.

Союз Девяти Неизвестных, регулирующий социум сначала СССР, а потом России, достиг как раз такого порога. Создание Рыковым «СК» — организации «Стоп-крим», а потом «ККК» — «Команды контркрим», то есть «Чистилища», бросившего вызов мафии и коррумпированным структурам государственной власти, — было в принципе реализацией более жестокого варианта Закона возмездия, или Закона обратной связи, регулирующего отношения людей в запрещенной реальности. Но благие намерения, как всегда, оказались материалом для дороги в ад, и деятельность «Чистилища» в конечном счете способствовала развязыванию негласной войны властных структур, что привело к дестабилизации обстановки в стране в целом. Развал Союза ССР, штурм Белого дома, войны в Чечне, Абхазии, Дагестане, Таджикистане стали жестокой иллюстрацией деятельности Союза Девяти, хотя кардиналы так не считали. Власть — отнюдь не обязательно мудрость, а в Российском государстве этот постулат почти всегда решался в предельно тираническом варианте. Поэтому, как сказал философ[2], претендентам на роль ангелов следует знать, что, если они смогут воплотить в жизнь свои амбиции, сразу появятся толпы дьяволов, призванные восстановить нарушенный баланс.

Неизвестно, когда начал меняться характер воздействия Союза Девяти в России: во времена ли «Великой» Октябрьской революции, сталинского режима, брежневского «болота» или последующих «великих социальных потрясений», — однако регулирующие функции Союза стали приобретать личностно-эгоистические акценты, приводящие к устранению мешающих фигур все чаще и все более жестоким образом. Задумал ли изменить характер этой деятельности координатор Союза Бабуу-Сэнгэ или нет, но внеочередной чрезвычайный сход Девяти наверняка не мог не коснуться этой темы, и Рыков решил предпринять кое-какие контрмеры, не дожидаясь, пока ему навяжут чужие правила игры.

Лишь трое из Девяти кардиналов Союза жили вдали от столицы: отец Мефодий — в Ярославле, Блохинцев Дмитрий Феоктистович — в Новосибирске, и Бабуу-Сэнгэ — на Алтае; остальные имели дома и квартиры в Москве, а также дачи в Подмосковье, на юге страны и в других странах. Рыков тоже владел четырехкомнатной квартирой на Пречистенке и четырьмя дачами, две из которых были оформлены на подставных лиц: под Москвой — в Орехове-Борисове, в Коктебеле, на Рижском взморье и в Швейцарии, в Санкт-Морице. Но никто из Девяти никогда не бывал в его доме, равно как и на дачах. Герман Довлатович жил настолько замкнуто и обособленно, что о его семье кардиналы Союза почти ничего не знали, кроме самого факта ее существования. Было известно, что он женат и что у него есть дочь. Остальные родственники скрывались за завесой секретности, недомолвок, намеков и легенд.

Получив «Свернутую змею», Рыков тем не менее свою деятельность свертывать не собирался, а сразу позвонил Кириллу Даниловичу Голованю, координирующему деятельность Союза Девяти в период между сходами, и договорился о встрече на одной из конспиративных квартир, принадлежавшей сети Внутреннего Круга. Располагалась квартира на Новом Арбате в доме-«книжке», на двенадцатом этаже. Обстановка ее с момента последней встречи кардиналов полтора года назад не претерпела изменений — оставалась спартанской, лишь в одной из комнат появился персональный компьютер из серии «Большой дока».

Кроме Голованя, Рыков пригласил на встречу и Мурашова, зная его возможности и могущество. Если Головань опирался на информационную базу Института стратегических исследований, финансовую помощь западных инвесторов, оказывая влияние на лоббистские структуры Госдумы, то Мурашов принадлежал к мощной властно-силовой группировке Министерства обороны и военно-промышленного комплекса, в зоне ответственности которого ничего нельзя было решить, а тем более предпринять без его санкции. Среди Девяти считалось, что и деятельность «Чистилища», комиссаром которого, а с недавних пор — вторым руководителем стал Рыков, находилась под контролем Мурашова, однако сам Герман Довлатович был иного мнения на этот счет.

Конечно, бывший советник президента по безопасности Юрий Бенедиктович Юрьев опирался на более мощные структуры — нефтегазовый комплекс и добывающую важное стратегическое сырье промышленность, но среди Девяти кардиналов Юрий Бенедиктович не пользовался популярностью, всегда имея свое особое мнение, как в силу характера, так и достижения подуровня, возвышавшего его над остальными Посвященными. Поговаривали, что в скором времени он перейдет в касту Хранителей, и Юрьев подтверждал это мнение спецификой своей деятельности, направленной на стабилизацию сложившихся в социуме отношений, а также на увеличение «максимума» морали. И все же, несмотря на то, что времена, когда Юрьева и Бабуу-Сэнгэ поддерживал пентарх — одна из наиболее сильных фигур среди иерархов, — прошли, Юрий Бенедиктович продолжал оставаться влиятельнейшим лицом в государстве и среди кардиналов Союза Девяти.

В отличие от Рыкова, с недавних пор начавшего прикрывать спину обоймой телохранителей, Мурашов и Головань прибыли в одиночку. Они были чем-то похожи, профессор права, академик Российской академии наук и многих зарубежных академий, и заместитель директора Международного института стратегических исследований, главный военный эксперт правительства, генерал-лейтенант, секретарь Совета безопасности, хотя по возрасту значительно отличались: Головань разменял восьмой десяток — официально, по документам (неофициально его возраст не поддавался учету), а Мурашову пошел всего сорок девятый. Оба носили печать «арийской породы» — холеные надменные лица, прозрачно-голубые глаза, крутые подбородки, твердые узкие губы, волнистые светлые волосы без единого седого волоска, оба имели крупные плечистые фигуры, изящные, но сильные руки с ухоженными ногтями. Правда, на встречу Головань прибыл в камуфляже: бородка, усики, очки, плешь на голове вместо роскошной шевелюры. В отличие от Мурашова он носил неброские темно-серые костюмы, в то время как Виктор Викторович предпочитал темно-синие, тем не менее их вполне можно было принять за братьев. Отличала лишь манера поведения: Головань никогда ни на кого не смотрел прямо, а Мурашов, наоборот, норовил вонзить в собеседника прямой, холодный, взвешивающий взгляд.

Квартира охранялась разного рода системами электронной защиты, но кардиналам защита, в общем-то, была не нужна, они сами могли контролировать состояние среды в широком диапазоне волн и были в состоянии вычислить любого наблюдателя за километр от места встречи.

Как обычно, до начала беседы Рыков приготовил чай, и несколько минут трое кардиналов молча смаковали «элит» с запахом и вкусом чабреца, поглядывая друг на друга. Потом Головань отставил чашку из тончайшего китайского фарфора.

— Мы вас слушаем, Герман.

Рыков, по обыкновению устроившийся в уголке кресла, тихий и незаметный, разительно отличавшийся от собеседников, не торопясь допил свою чашку. Он понимал, что рискует, но, с другой стороны, риск был вполне оправдан: двое кардиналов Союза Девяти пришли на встречу не зря, они тоже знали, чем грозит им роспуск Союза, который затеял Бабуу-Сэнгэ. Знали они и причины, толкнувшие настоятеля Храма Гаутамы на этот шаг.

— Все мы хорошо представляем ситуацию, — заговорил Герман Довлатович ровным тусклым голосом на русском языке, чуть позже перейдя на метаязык. — Но я хотел бы обратить ваше внимание на один из самых важных аспектов возникшей проблемы. Ликвидация Союза будет означать начало войны между Девятью за создание нового Союза, как бы дико это ни звучало. Жест координатора говорит не о необходимости свертывания Союза, а о слабости самого координатора. Он не в состоянии контролировать деятельность Союза.

Собеседники Рыкова отлично поняли подтекст его речи, но и они не собирались сворачивать свои программы по сигналу «Змея».

— Кого же вы видите на месте Бабуу? — поджал губы Головань.

— Вас, — с ходу ответил Рыков.

В комнате повисла тишина. Мурашов ничем не выдал своих чувств, и Герман Довлатович затаил дыхание, сжимая в кармане брюк рукоять суггестора «удав».

— А вы хитрец, Герман, — проговорил через минуту Кирилл Данилович с холодной усмешкой. — Одним выстрелом норовите ухлопать двух зайцев: сместить координатора и приобрести союзника. Ваше мнение, Виктор?

— Герман не сказал всего, что хотел, — скривил губы Мурашов. — Я предпочел бы знать весь пакет информации.

Рыков, помедлив, кивнул, расслабился. Реакция Мурашова говорила о том, что он не отвергает идею, но ищет оправдание будущих действий и свое место в иерархии Союза.

— Нынешний чрезвычайный сход ничего не решит, только расколет Союз, это очевидно. Против нашего предложения наверняка выступит Юрьев… Кстати, это с его подачи свернуты программы по дальнейшему совершенствованию гипноиндуктора «удав» и генератора боли «пламя». Так вот, против будут Юрьев и Носовой. Но мы можем противопоставить их аргументам не только логику коррелята реальности, но и силу.

— Что вы имеете в виду? — поднял бровь Головань.

— Я потратил год на то, чтобы найти координаты одного человека.

— Соболева! — догадался Мурашов. — Зачем?

— Поскольку именно он закрыл доступ ко всем МИРам Инсектов, он может и открыть его. А это, как вы сами понимаете, прямой выход на известные вам Великие Вещи Инсектов — саркофаг власти и «Иглу Пара-брахмы», то есть корректор реальности. Завладев ими, мы…

— Мы? — перебил Рыков Мурашова с любопытством. — Герман, ты меня удивляешь! Никогда не думал, что ты предложишь работать по какому-то проекту совместно. Однако идея мне… — он повернул голову к заместителю директора Института стратегических исследований, — нравится. А вам, Кирилл Данилович?

Головань рассмеялся.

— Я же сказал, Герман — хитрец! Он отлично знает, что все мы, каждый втайне от других, искали подступы к МИРам. Такова уж этика коррелирования запрещенной реальности, и нет смысла давать ей эмоциональную оценку. Герман прав и в том, что Бабуу перестал справляться с обязанностями координатора, его надо заменить. Другой вопрос — кем и как.

— Кем — я уже сказал…

— Как — тоже понятно, — пробормотал задумавшийся Мурашов. — Но у нас мало времени. Вы действительно нашли того человека, Соболева, реализовавшего блокировку реальности?

— Нет, я его не нашел. Он перестал светиться и прямой пеленгации не боится, но зато я вычислил кое-кого из его друзей и уже предпринял определенные шаги.

— И все же это длительный процесс.

— А мы никуда не торопимся. Игра стоит свеч, если цель — возврат Союзу абсолютной власти над всей реальностью.

— Тогда учтите один момент. Я знаю, что Соболев стал Посвященным I ступени Внутреннего Круга и способен защититься от физического и психологического воздействия. Если он не захочет помочь…

— Если он не захочет, мы найдем способ его устранить.

— Но вы однажды уже пытались организовать «волну выключения».

— Если вы помните обстоятельства, мне помешали известные нам трансцендентные силы…

— Не стоит выяснять истинность суждений на словах, — остановил Рыкова Головань. — Соболев сильный противник, но уровень его пока ниже нашего, и особыми знаниями он не владеет, в том числе и Знаниями Бездн. Появится нужда — мы его выключим.

— И все же вы его явно недооцениваете, — вздохнул Мурашов, тряхнув головой. — Впрочем, к чему эти споры, в самом-то деле. Поживем — увидим. У вас есть план, Герман? Хотя вы и хитрец, по словам Кирилла Даниловича, одной хитрости для реализации ваших идей будет маловато, требуется кое-что посущественней.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Головань.

— Мудрость, например.

В комнате раздался тихий кашель, — это смеялся Рыков. Заметив взгляды собеседников, проговорил, не стирая с лица специфической, едва заметной улыбки:

— Не обращайте внимания, коллеги, я просто подумал… по-еврейски «мудрость» звучит как «хохма», а это слово в русском языке имеет прямо противоположный смысл. А план у меня есть…

СОЮЗЫ ДОЛГО НЕ ЖИВУТ

Сход Союза Девяти Неизвестных, истинных правителей государства, состоялся на территории буддийского монастыря, расположенного в Горном Алтае на перевале Куг-Багач, недалеко от городка Кош-Агач.

По форме встреча кардиналов Союза ничем не отличалась от предыдущих, но содержание ее было иным, а напряжение, владевшее всеми, хотя и тщательно скрываемое, было на порядок выше.

На сей раз Бабуу-Сэнгэ, настоятель Храма Гаутамы, координатор Союза Девяти, характером и обликом похожий на живое воплощение Будды, принимал гостей не в молельне, а в своем рабочем кабинете, запрятанном в недрах монастыря. Кабинет, смахивающий деловой роскошью и отделкой на малый зал заседаний ЮНЕСКО, с кольцевым столом, опоясывающим мини-бассейн с голубой водой, с множеством бра из золота и хрусталя в форме лотоса на мраморных стенах, с четырьмя золотыми статуэтками Будды по углам, обладал современнейшей системой охраны тайны, делавшей недоступными не только любые методы прослушивания и съемки, но и несанкционированный физический доступ. В принципе в охране, состоящей из живых людей, он не нуждался.

Бабуу-Сэнгэ появился в зале позже всех, в пурпурной мантии, с массивной золотой цепью на груди, несущей квадратный медальон. На одной стороне медальона была выгравирована Тайдзокай-мандала, структура и символика которой считались дорогой к просветлению, на другой стороне — Конгокай-мандала[3], обозначающая схематический «Мир Алмазов», символ ясности, прозрачности, благородства и твердости. В разговорной речи кардиналов медальон имел слегка игривое ироническое название «нагрудник справедливости». Он вручался избранному координатору и, по легенде, обладал таинственной силой, удушая тех, кто лгал.

Вопреки обычаю, Бабуу-Сэнгэ повел речь сразу на метаязыке, богатство оттенков которого не шло ни в какое сравнение ни с одним из языков Земли:

— Господа Посвященные, пришло время перемен. Вы прекрасно знаете причины, по которым мы собрались здесь, но я также отлично знаю, что ни один из вас не послушался и не свернул рабочие программы. И все же я попытаюсь доказать свою точку зрения на происходящие события.

Голос настоятеля был ровен и звучен, и тем не менее в нем явственно проступало зловещее предупреждение.

— Все вы полтора года назад были свидетелями вмешательства в коррелят-схему реальности непосвященного по имени Матвей Соболев, в результате которого оказались заблокированными границы реальности и мы потеряли связь с иерархами. Мало того, из-за повышения порога выхода в астрал и другие подуровни информационного континуума стал невозможен и переход сознания из одной реальности в другую, что резко сузило диапазон нашего вмешательства.

— Нельзя ли покороче, господин координатор? — не выдержал самый молодой из кардиналов, Петр Адамович Грушин. — Я ценю свое время выше воспоминаний. Еще Прутков говорил: бойтесь объяснений, объясняющих объясненные вещи.

— Я постараюсь, — кротко согласился Бабуу-Сэнгэ. — Предлагаю на какое-то время законсервировать Союз, ограничить его деятельность наблюдением и анализом происходящих перемен. За прошедшие полтора года с момента капсулирования реальности произошла определенная стабилизация социума по всем параметрам: уменьшилось количество конфликтов, закончилось наконец противостояние в Чечне, наметились сдвиги в урегулировании таджикского конфликта.

— И резко поднялась вверх волна терроризма, — угрюмо добавил Грушин. — Возросла преступность… А если бы не деятельность «Чистилища», которую мы контролируем?

— Будьте добры, Петр Адамович, — посмотрел на Грушина Юрьев, сидевший напротив, — не перебивайте настоятеля!

Он не сказал — координатора, и кардиналы Союза переглянулись, оценив этот момент. Оценил его и Бабуу-Сэнгэ, по губам которого скользнула презрительная усмешка.

— Благодарю вас, Юрий Бенедиктович. К аргументам уже привычным могу добавить следующее. Деятельность криминализированных систем «ККК» и «СС» также ограничена в настоящее время до приемлемого предела, так как они уравновешивают друг друга и не требуют особого контроля. Расползание психотропного оружия по планете остановлено, мало того, все разработки в этом направлении у нас в стране и за рубежом прекращены. Я полагаю, перечисленных мной аргументов достаточно, чтобы наш Союз временно ушел в тень.

Координатор умолк и застыл, полуприкрыв глаза веками, и сразу же стал похожим на бронзовую статую. Некоторое время по залу кружила пугливая тишина, первым дернулся Юрьев, собираясь что-то сказать, но его опередил Рыков:

— Посвященные, картина, нарисованная нашим уважаемым координатором, не совсем верна. Настоятель лукавит, он устал, и ему пора уйти на покой. Да, времена, когда нас поддерживали иерархи, прошли, но у нас достаточно сил и знания, чтобы и дальше корректировать социум реальности в нужном направлении. Граница реальности закрыта не навсегда. Предлагаю…

— Подождите, Герман, — вмешался Хейно Яанович Носовой, остающийся одним из боссов Сверхсистемы. — В словах координатора есть резон. У вас имеются контраргументы, позволяющие считать деятельность Союза незаконченной?

— Извольте. Несмотря на то, что каналы передачи информации из «розы реальностей» в нашу запрещенную реальность перекрыты, есть свидетельства того, что непосвященные продолжают ими пользоваться. Разве это не угроза социуму? Нашему Союзу? Кто поддерживает эти каналы? Зачем? Не потворствуют ли этому Хранители? Далее. Я имею доказательства того, что некоторые из Посвященных I ступени вместе с Идущими пытаются овладеть Великими Вещами Инсектов — саркофагами власти, «Иглой Парабрахмы» и другими. Разве это не прямая угроза реальности?! И, наконец, последнее. — Рыков напил стакан воды, сделал глоток. — В нашу реальность снова дышит Монарх. И я точно знаю, кто ему не только потворствует, но и помогает. — Рыков исподлобья глянул на Бабуу-Сэнгэ, на лице которого не дрогнула ни одна жилка.

— Кто? — спросил в наступившей тишине Кирилл Данилович Головань.

Настоятель Храма Гаутамы встал. Головы всех присутствующих повернулись к нему. По твердым губам Бабуу-Сэнгэ скользнула та же презрительная улыбка.

— Герман, я давно заметил ваше стремление к власти, причем власти неограниченной, но не думал, что вы зайдете так далеко. — Координатор обвел взглядом лица собравшихся. — Я знал, что мне не удастся убедить вас, но не мог не сделать попытки. Я сам, лично, снимаю с вас ответственность за выбор и покидаю Союз.

Бабуу-Сэнгэ снял с себя цепь с «нагрудником справедливости», взвесил на ладони и бросил в бассейн с водой. Зашипев, как раскаленная сковорода, медальон потемнел и медленно опустился на дно, влекомый цепью.

— Теперь я отвечу на выпад Германа Довлатовича. Да, я имел связь с Монархом Тьмы, а точнее, с Аморфом по имени Конкере, но только лишь для того, чтобы получить информацию. Вот вам новость: в «розе реальностей» началась междуусобица между иерархами за передел Мироздания. Конечно, в человеческом понимании эту междуусобицу трудно назвать войной, ведется она на ином уровне, на уровне изменения законов и принципов, но если при этом количество жертв увеличивается… — Бабуу-Сэнгэ взглянул на сжавшегося в уголке кресла Рыкова. — Герман, а ведь о моем контакте с Конкере мог знать только тот, кто сам контактирует с подобными ему. Не так ли?

— Погодите, координатор… э-э, настоятель, — включился молчавший до сих пор Мурашов. — Если даже информация о событиях в абсолютных планах бытия правдива… э-э, извините, я не хотел обидеть… нас должно касаться лишь то, что происходит на Земле. Союз должен работать и дальше, чтобы уберечь… э-э…

— Власть?

— Реальность от… э-э… распада.

— Что ж, благое дело, — кивнул Бабуу-Сэнгэ. — Кого же вы прочите на мое место? Германа Довлатовича?

— Кирилла Даниловича.

— О! — Бабуу-Сэнгэ с удивлением глянул на Голованя, ни разу не посмотревшего в его сторону. — Поздравляем, Кирилл Данилович. А так как я до конца схода являюсь его председателем, прошу подтвердить ваше решение.

— Это еще не решение, — капризно заметил Носовой, переглядываясь с Грушиным. — Я против этой кандидатуры и предлагаю свою: Петр Адамович.

— А я предлагаю Юрия Бенедиктовича, — скрипучим голосом возразил Блохинцев.

Все замолчали, и взгляды снова скрестились на невозмутимом Бабуу-Сэнгэ. Тот развел руками.

— Боюсь, ни одна кандидатура не наберет необходимого количества голосов. Я воздерживаюсь от голосования.

— Я тоже, — вставил слово отец Мефодий.

— В итоге ни одна кандидатура не может быть утверждена. Предлагаю после перерыва на обед продолжить совещание и попытаться найти консенсус. Стол уже накрыт.

Настоятель Храма вышел. Некоторое время за столом заседаний Царило напряженное молчание. Потом встал Юрьев:

— Действительно, надо подумать.

Он никому не угрожал, но Рыкову показалось, что в его сторону подул ледяной ветер.

За Юрьевым покинули стол заседаний Носовой, Грушин и Блохинцев, помявшись, вышел и отец Мефодий. Остались трое «реформаторов» — Мурашов, Головань и Рыков.

— Ничего мы сегодня не решим, — сказал Мурашов, глядя на золотую цепь с пластиной медальона на дне бассейна. — К тому же здесь мы во власти хозяина.

Трое обменялись взглядами, хорошо понимая подоплеку сказанного. Чтобы реально сместить Бабуу-Сэнгэ с поста координатора, мало было его скомпрометировать, требовалось уничтожить его. Театральный жест с «нагрудником справедливости» ни о чем не говорил: стать координатором можно было только после обряда инициации людьми Внутреннего Круга, хотя бы Посвященными II ступени.

Мурашов оказался прав. Самоустранение Бабуу-Сэнгэ не решило проблемы выбора его преемника, и Союз Девяти раскололся на три «фракции». В одной оказались Рыков, Головань и Мурашов, в другой — Юрьев и Блохинцев, в третьей — Носовой и Грушин. Отец Мефодий отказался участвовать в распрях на любом уровне, призвав всех кардиналов вести себя «конституционно» и через два-три месяца вернуться к выборам. Но члены Союза Девяти понимали, что раскол в их рядах мирно не закончится. Абсолютную монархическую власть надо завоевывать, устраняя претендентов.

«ККК» НА ТРОПЕ ВОЙНЫ

Как советник президента по национальной безопасности, Рыков имел свой кабинет в здании правительства, в «Черно-белом доме» на Краснопресненской набережной, однако у него были кабинеты и в других районах города, как у комиссара «Чистилища». В частности, один из них располагался в здании-башне на Сенной площади, о чем знали всего пять человек: четыре комиссара «ККК» и начальник службы безопасности «Чистилища».

В девять утра семнадцатого мая Рыков появился именно в этом кабинете, оборудованном компьютерным комплексом с выходами во все сети страны.

За полтора года, истекшие с момента последнего боя, в котором участвовали все лидеры властно-силовых структур и в котором почти все они погибли, в том числе маршал Сверхсистемы Лобанов и координатор «Чистилища» Громов, деятельность «ККК» претерпела некоторые изменения. Место Громова занял комиссар-2 Прохор Петрович Бородкин, главный консультант управляющего администрацией президента. Ушел из комиссариата комиссар-4 Боханов, и его заменил молодой, но перспективный кибернетик из центра информатизации Зайцев. Также отказался от работы в «ККК» бывший начальник военной контрразведки Никушин, которого сменил его заместитель полковник Холин, став комиссаром-3. Начальником службы безопасности и комиссаром-5 соответственно был назначен инструктор Центра боевых искусств Темир Жанболатов, казах по национальности. Рыков таким образом остался комиссаром-2, однако фактически именно он являлся настоящим руководителем «Чистилища», умело направляя комиссара-1 по нужному пути.

Полгода назад, в декабре, изменились и «должности» комиссаров, теперь они стали называться Судьями, а глава «Чистилища» получил статус Генерального Судьи. Все они имели собственных телохранителей, но командовать сетями исполнителей, гранд-операторов и спикеров могли только сообща, после принятия совместного решения. Выход на сеть грандов имел лишь Судья-5 Жанболатов и сам Генеральный Судья. Плюс Судья-2 Герман Довлатович Рыков, о чем он, разумеется, не докладывал никому.

Историческое решение прежнего «Чистилища» об уничтожении всех коррумпированных чиновников высшего эшелона власти до сих пор оставалось в силе, хотя треть «работы» по этому разделу деятельности «ККК» была уже выполнена. Однако списки кандидатов на ликвидацию, опубликованные полтора года назад в центральных газетах, настала пора подкорректировать. Кое-кто из смертников подал в отставку, некоторые резко сменили род занятий и явно «почестнели», двое-трое умерли естественной смертью. И все же по мере работы новой Государственной Думы выявлялись новые депутаты, жаждущие любой ценой власти, богатства, привилегий и безмерных прав. Многие из них начинали работать на мафиозные структуры, на Сверхсистему, их надо было останавливать. И «Чистилище» понемногу расчищало авгиевы конюшни коррупционеров, нацеливаясь на главных действующих лиц, засевших в аппаратах президента и правительства. Правда, в деле чистки рядов общества возникали и провалы — контрразведка Сверхсистемы не дремала, да и органы МВД не сидели сложа руки. Наметилось некое странное равновесие в этой войне, не имеющей конца, ведущейся почти незаметно для рядового гражданина страны. В принципе уровень, на котором работало «Чистилище» — институты власти: Дума, силовые министерства, — был недоступен не только общественности, но и журналистам.

Неизвестно, были ли удовлетворены результатом деятельности «ККК» остальные Судьи, но Рыков доволен бывал редко. К тому же цель его отличалась от постулированной цели «Чистилища»: справедливое воздаяние! Целью, сверхзадачей Германа Довлатовича была Единоличная Власть здесь, в запрещенной реальности Земли, и там — в «розе реальностей», на уровнях, абсолютно недоступных воображению обыкновенного человека.

В рабочем кабинете на Сенной площади Герман Довлатович появлялся два раза в неделю. Во вторник он работал с аналитической группой «Чистилища», руководимой Судьей-4, знакомился с развединформацией, проверял и корректировал выполнение планов, а в пятницу принимал отчеты гранд-операторов о подготовке акций — «чистильщики» называли акции бандликами, соединив два слова: «бандит» и «ликвидация». Кроме того, Рыков подключал к исполнению группы подготовки и держал связь со своими фликами — агентами-информаторами, наблюдателями и экспертами. Все это — через компьютерную сеть, естественно, с умопомрачительной системой кодово-опознавательной защиты. Зато подобная схема управления исключала прямые контакты с исполнителями и сводила почти к нулю возможность провала. Исключение Герман Довлатович делал лишь для руководителя службы безопасности Темира Жанболатова, которого знал уже двенадцать лет.

Начинал свою карьеру Жанболатов штатным информатором КГБ, затем по совету Рыкова перешел в военную контрразведку, проработал там до известных событий 1993 года. Потом ушел в коммерческую структуру, где в качестве начальника охраны продержался два года, одновременно тренируя частных предпринимателей в одной из школ рукопашного боя. Там его заметил директор Российского центра боевых искусств и предложил работу инструктора в одном из клубов Центра. Темир согласился. К тому времени ему исполнилось тридцать пять лет и он был в отличной физической и психической форме. Предложение Рыкова работать на «Чистилище» Жанболатов принял без колебаний.

Судьи «ККК» сперва косились на «азиата», но потом привыкли. Манера Жанболатова держаться, по-восточному вежливая и вкрадчивая, при всем том, что он был умен и образован — окончил Казахский университет, — не могла не располагать к себе самых разных людей. Да и школу он прошел хорошую, прекрасно научился использовать слабые струнки собеседника, зная методы работы контор подобных безопасности, контрразведке и Министерству внутренних дел. Более ценный кадр Рыкову найти было трудно, хотя он и старался. Герману Довлатовичу не хватало профессионалов класса «абсолют». Заменить таких профи не могла даже целая зомби-команда, прикрывающая спины Судей во время совещаний и особо важных бандликов.

В пятницу семнадцатого мая Рыков появился в кабинете в девять утра и тут же сросся с пультом компьютера в единое целое. К обеду он почти закончил работу, и тут в кабинете, пройдя тройной контроль, возник Жанболатов. Рыков почувствовал его приближение еще до выхода из машины, но решил не отвлекаться. Не стал торопить босса и Темир, усевшись за спиной Германа Довлатовича в своем любимом кожаном кресле. На экран дисплея он глянул всего два раза, но и этого было достаточно, чтобы понять, с кем и зачем вел диалог Судья-2.

Через минуту Рыков закончил работу, провел привычную нроцедуру проверки на утечку секретной информации и развернул свое вращающееся кресло, теперь он сидел лицом к гостю. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Жанболатов, сощурив черные глаза, кивнул на потухший экран:

— Вы не боитесь работать с такими людьми?

Рыков покачал головой. Он только что дал заказ президенту киллер-клуба на ликвидацию конкретного человека, предварительно переведя сумму заказа со счета «ККК» на счет Клуба.

— Почему вы не действуете обычным путем? — продолжал Жанболатов. — Дайте команду, и мой тревер ликвидирует любого человека.

Герман Довлатович снова покачал головой.

— Твой тревер и мейдеры поддержки должны быть чистыми как слеза. Дело же, которое я поручаю киллеру, грязное. Надо убрать депутата… хорошего депутата, помощника президента. А потом ты со своей командой уберешь исполнителей. Громко, чтобы все узнали, как мы караем убийц. Тебе все ясно?

— Это называется — стратегическая провокация. Цель — создание нестабильности вокруг президента?

— Ты слишком умен, Темир, иногда это меня пугает. Да, цель — подготовить президента к принятию решения. Какого — узнаешь позже. Готовь свою обойму, ликвидировать киллеров надо будет в течение суток после акции. И второе задание, по важности оно даже первое: съезди во Владимир, с двумя-тремя фликами, возьмешь ай-профи[4] и попаси одного знакомого. Только пасти надо очень тонко, на грани призрака и тени, и еще надо выявить круг его знакомых, друзей, родственников. Он мне очень нужен.

— Кто этот человек?

— Василий Котов. Во всяком случае, так он сейчас себя называет. Полтора года назад его звали Василий Никифорович Балуев.

В субботу восемнадцатого мая, в десять часов вечера, был убит на своей даче депутат Государственной Думы Забодыко. В телефонный аппарат, которым пользовался депутат для связи с президентом, была вмонтирована мина, и, когда Забодыко по звонку поднял трубку, прогремел взрыв. Бывшему секретарю райкома, потом мэру, затем главе информационного агентства, заместителю председателя Совета директоров Бизнесцентра, депутату Госдумы, давнему приятелю нынешнего президента оторвало руку, и он истек кровью, прежде чем приехала «скорая».

В тот же вечер в Кремль были вызваны президентом начальник службы безопасности генерал Коржанов, советник по национальной безопасности Рыков и секретарь Совета безопасности Мурашов. Все трое, прибыв одновременно в половине двенадцатого ночи, вошли в рабочий кабинет президента.

Илья Ильич, одетый по-рабочему, в белую рубашку с галстуком и светлые летние брюки, меривший шагами мраморный пол комнаты, покрытый коврами, поглядел на вошедших и снял очки.

— Прошу извинить, господа, что собрал вас на ночь глядя, но дело не терпит отлагательств. Только что от меня ушли директор СБ и министр внутренних дел… Вы в курсе произошедшего?

— Погиб Николай Трофимович Забодыко, — тихо сказал Рыков.

— Вы, как всегда, все узнаете первым, — холодно сказал президент. — Кто, по-вашему, это сделал?

— Киллер… — Коржанов откашлялся.

— Я знаю, что киллер! Имеется в виду организация. «Чистилище»? Мафия? Личные враги? Кому понадобилось убирать Колю… Николая Трофимовича? Милейшего человека? Ни Бондарь, ни Глухарь мне на этот простой вопрос не ответили. Кто теперь следующий? За два месяца убиты три депутата…

Голос президента снизился до шепота. Он подошел к столу, отпил из бокала минеральной воды, снова повернулся к молчавшим гостям.

— Все мы знаем, — голос Ильи Ильича окреп, — что многие депутаты кичливы, спесивы, чванливы, некультурны, агрессивны и меркантильны. Но не каждый же второй! — Президент как-то сник, волоча ноги, добрался до стула с мягким сиденьем, сел, махнув рукой. — Садитесь… пока. — Покачал головой. — По большому счету, общество до сих пор находится в состоянии войны, и люди привыкли. Понимаете? Привыкли к каждодневным сводкам погибших, воспринимая их на уровне статистического отчета! Вот чему я поражаюсь больше всего. Может быть, все же виновата система, которую мы претворяем в жизнь?

Трое молчали, неслышно рассевшись по стульям в стиле ампир. Президент оглядел их сосредоточенные лица, усмехнулся бледными губами.

— Что молчите? Нечего сказать? Посоветуйте, что делать. Только учтите, указ об усилении борьбы с преступностью не поможет. Предыдущий президент таких указов издал с десяток, и ни один из них никак не повлиял на снижение преступности.

— На месте преступления ничего не нашли? — поинтересовался Рыков.

— Нашли. — Илья Ильич фыркнул. — Карточку со знаменитой печатью «Чистилища». Но мне мало верится, что это убийство — дело рук «чистильщиков». Коля… Николай Трофимович не был замешан ни в одной из криминальных операций, а «ККК» очень щепетильна в этом вопросе. Кто-то сработал под «Чистилище», чтобы лишний раз подставить его и замести следы. Но кто?

Рыков обменялся взглядом с Мурашовым, но промолчал. Заговорил Коржанов:

— Я утверждал и еще раз повторяю: нас отстреливают, как оленей, на выбор, а мы все стесняемся принять адекватные меры. Неужели надо взойти на эшафот, чтобы признать: конституционные методы борьбы с преступностью не срабатывают! Требуются иные, более действенные.

Президент нахмурился, пожевал губами, хотел возразить своему главному гаранту безопасности, но задумался. По его глазам было видно, что он не уверен в том, насколько отвечает принципам нравственности это предложение.

— Какие методы вы предлагаете, Николай Владимирович?

— Под вывеской фельдъегерской службы создать подразделение для особых поручений.

— И чем оно будет заниматься?

— Всем, что пойдет на благо Отечества.

— Конкретнее, пожалуйста.

Коржанов покосился на Рыкова, с которым сутки назад имел разговор на эту тему.

— Секретная связь, контроль продуктов для Кремля, выявление неблагонадежных в правительственных кругах, контроль за исполнением приказов и распоряжений, надзор за органами, исполняющими особо важные указы президента…

Мурашов, деликатно улыбнувшись при упоминании Коржаковым функции «контроля за продуктами», посмотрел на недовольное лицо президента.

— Илья Ильич, вы все прекрасно понимаете. Функции команды, перечисленные уважаемым Николаем Владимировичем, не главные, хотя и важные. Основной задачей формируемой команды должно быть устранение! Устранение факторов, мешающих управлять государством, которое во все времена было аппаратом насилия, какие бы благие намерения при этом ни преследовались.

— У вас же есть целых две команды, «Туз» и эта ваша… «Бэта». Зачем создавать еще и третью?

Коржаков покрутил головой, глянул на Рыкова.

— «Туз» обеспечивает вашу личную безопасность физически, а «Бэта» психически, ни на что другое они не годятся.

— Так, может быть, они вообще ни на что не годятся?! Особенно хваленая «Бэта» — что толкового она сделала с момента создания?

Коржаков тоже не видел особой надобности в «Бэте», но она была создана еще при Брежневе, и ни один последующий президент ее не расформировал.

Команды типа «Бэты» — группы биоэтиков и экстрасенсов, охраняющих ауру президента от «энергетического пробоя» и прочих негативных воздействий, начали создаваться в США при Рейгане. У самого Рональда Рейгана было двенадцать биоэтиков, у Буша — шесть, у Клинтона — двадцать один, У Ельцина — пятнадцать. Команда Ильи Ильича насчитывала восемь человек, но и этого, по его мнению, было слишком много.

— Что еще вы мне скажете, господа профессионалы? — более примирительно спросил Илья Ильич.

— Необходимо создать секретность вокруг работы команды, — продолжил Коржаков, — знать о ней будем только мы да командир группы. Рядовые бойцы не должны даже догадываться, чьи приказы и во имя чего они выполняют.

Президент откинулся на спинку стула, включил кондиционер: ему вдруг стало жарко. Но было видно, что колеблется он не потому, что отвергает идею создания спецотряда, а по причинам иного свойства. Он явно боялся последствий действий отряда, боялся не меньше, чем информации о его существовании.

— Эта команда — единственная сила, которая способна защитить нас и наших друзей от «ККК», — привел убойный аргумент Коржаков, видя колебания президента.

— Кто будет управлять ею?

— Вы. Мы втроем будем готовить предложения по мере поступления проблем, вы же утверждаете конкретную программу. Непосредственное руководство группой я беру на себя, планы удобнее обсуждать при личной встрече, но не втроем, как сегодня, — это вызовет лишь подозрения. Будем комбинировать.

— Почему вы хотите подчинить команду фельдъегерской службе?

— Потому что легче всего ее спрятать именно там, среди профессионалов, разъезжающих по стране, подчиняющихся только непосредственно вам. А поручения все они получают индивидуально и секретно. Способы связи, сборов, получения заданий мы разработаем в рабочем порядке.

— Вы представляете, что будет, если произойдет утечка информации о наших… намерениях?

— Этого мы не допустим, — бесстрастно ответил Рыков.

Президент заинтересованно посмотрел на него, однако развивать тему не стал.

— Найдите мне убийц Николая. И дайте знать, когда ваша КОП-команда будет сформирована.

— Как вы сказали? КОП-команда? — поднял голову Мурашов.

— Как-то же ее надо называть? КОП — аббревиатура. Команда для особых поручений. Или не нравится?

— Напротив, подходит, копами американцы называют полицейских. Пусть будет КОП.

Президент сделал жест, означающий конец аудиенции, и трое его самых близких помощников неслышно удалились из кабинета.

ВСЕМУ ЕСТЬ ПРЕДЕЛ (ОЖИДАНИЮ ТОЖЕ)

Проснувшись, он лежал с открытыми глазами, втянул в себя воздух, ощущая все запахи: цветущего луга, аромат свежего кофе, долетевший с кухни, пряный дух шалфея, пропитавший простыни, запах валерьянки, исходящий от ящика с медикаментами в серванте, совсем тонкие оттенки запахов лаванды, миндаля, лимона, боярышника и фиалки, а также свежий, едва уловимый аромат ландыша — так пахли духи Наташи. Лежа в постели, Василий еще с минуту исследовал запахи квартиры и обнаружил, что их палитра значительно расширилась. Раньше он, например, не отличал нюансы запаха от своих рук — правой и левой, — теперь же чувствовал разницу.

Закрыв глаза, чтобы лучше уловить это весьма своеобразное ощущение и запомнить его, Василий стал исследовать телевизор, столик возле кровати с журналами, карандашами и зажигалкой, ковры на полу, стены, окно. Сосредоточившись, «вышел» из дома и ярко представил лесопарковую полосу, начинавшуюся прямо за двором и тянувшуюся до Клязьмы. «Подышал» свежестью утра, глубоко втягивая воздух в легкие, выпятив живот, производя выдох через нос, до полного вытеснения воздуха из легких, и «вернулся» в спальню.

Бесшумно встал, выглянул на кухню, где хлопотала у плиты Наташа, Наталья Петровна Янина, женщина двадцати восьми лет от роду, по профессии мануальный терапевт, мастер рэйки[5], стройная, милая, улыбчивая. На Наташе был милый халатик в мелкую полоску. Мгновение Василий смотрел на нее, затем бесшумно вернулся в спальню и присел на край кровати.

С Наташей он познакомился полгода назад, зимой, с тоски пригласив незнакомую девушку, в одиночестве прогуливавшуюся по набережной, покататься на лыжах. Девушка неожиданно согласилась, и Новый год они спустя две недели встретили вместе.

Наташа оказалась обаятельной, мягкой, уступчивой, милой — и в общем, красивой женщиной, понимающей души людей и вещей. У нее была необратимая потребность целиком посвящать себя чему-то — какому-то делу, человеку, но человеку мечты, претворяющему ее в жизнь. Делом являлась ее лечебная практика целителя, мастера рэйки, а «человеком мечты» неожиданно для него самого стал Василий Балуев, живущий нынче под фамилией Котов в древнерусском городе Владимире. Наталья легко понимала глубоко сокрытые тайны окружающих, знала она, наверное, и отношение Василия к той, которая была до нее, к Ульяне Митиной, но держать себя в руках умела и никогда не спрашивала у своего друга причин его редких приступов тоски. Она верила, что все это пройдет. Лишь сам Василий знал, что не пройдет, не забудется, не залечится.

Расставшись с Ульяной полтора года назад, Вася не выдержал и через месяц приехал в Рязань, где девушка училась в мединституте, но из этого ничего не получилось. Митина, студентка второго курса, была еще и Посвященной в тайны Внутреннего Круга, чьи дела и помыслы мог понять далеко не каждый обычный гражданин Земли. К Василию она отнеслась дружески, понимая его чувства, но помочь ничем не могла. Котов не стал ее идеалом, не мог дать больше того, что предлагал идущий по Пути Посвящения, не пробудил особого интереса и не затронул нежных чувств. Идеалом Ульяны оставался Матвей Соболев, бывший ганфайтер, контрразведчик, мастер боя и перехвата, который стал первым Посвященным, миновавшим промежуточные этапы Пути благодаря своему врожденному дару духовной чистоты. И Василий уехал, не попрощавшись, выбрав местом жительства Владимир, город, где жила когда-то его мать и родственники по женской линии. Мать умерла давно, еще до событий, в результате которых Балуев познакомился с Матвеем Соболевым и жизнь его круто изменилась, но квартира ее осталась за сыном, хранимая теткой Ксеньей, сестрой мамы.

Надо признаться, Василий ездил в Рязань еще раз, зимой, и даже видел Ульяну, выходящую с подругами из здания института, однако подойти не решился и тут же уехал обратно, поклявшись забыть ее и никогда не вспоминать. Не вышло с клятвой. Какая-то тонюсенькая ниточка ментальной связи соединяла их и не давала сердцу покоя. Если бы не это, Василий давно бы женился на Наталье и был счастлив.

«Прости, Натали, — сказал он про себя, — я не виноват. Пока есть на свете Уля Митина — нет другой женщины, способной заставить меня прыгнуть выше себя».

Посидев немного в позе лотоса, Василии начал обычную утреннюю разминку по китайской системе чигонг-о[6], которой его обучил Соболев. Система позволяла за считанные минуты переводить организм на уровень высокой активности, делать мышцы эластичными, готовыми к взрывному действию и растягивать суставно-сухожильный аппарат до состояния «резинового каркаса».

Вася занимался рукопашным боем уже четверть века, начав Путь воина в додзё карате и закончив школу Куки-Синдэнрю-Хагаку-Хи-Кэн (тайное искусство владения оружием). Прошел он и другие школы — айкидо и русбоя, проповедующего стиль реального боя в условиях, максимально приближенных к жизни. Но основную закалку дала Балуеву школа ниндзюцу, которую он одолел на Дальнем Востоке, под Приморском, где прожил одиннадцать лет (отец был офицером-ракетчиком и служил в зенитно-ракетных войсках), под руководством японского мастера Хатсуми, владевшего стилем то-гакурэ-рю («спрятанное за дверью»).

Балуев, конечно, не стал «японцем» — по ощущению мира, но воспитан все-таки был в традициях ниндзюцу и не только довел до совершенства искусство рукопашного боя, но и достиг гармонического отражения окружающей действительности, в основе которого лежало интуитивное ощущение опасности и непрерывное определение текущих событий с анализом угрозы на уровне рефлексов, тонких движений полей и излучений.