Дикие карты Желязны Роджер

Розмари вдруг поняла, что Ползуна рядом с ней нет. Он клянчил деньги у какого-то хорошо одетого бизнесмена, который решил поразмяться и дойти до работы пешком. Девушка покачала головой со смешанным неодобрением и покорностью судьбе, а когда снова повернулась к Вонищенке, ни голубей, ни белки не было. «Что-то воображение у меня разыгралось», — подумала она, направляясь к бездомной женщине.

— Привет, Вонищенка.

Старая женщина со слипшимися сальными волосами отвернулась и устремила взгляд куда-то в парк.

— Меня зовут Розмари. Я уже говорила с вами. Я хотела найти вам хорошее место, где можно было бы жить. Помните?

Девушка присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с Вонищенкой.

Черный кот, которого она уже видела, подошел к бродяжке и принялся тереться о нее головой. Она почесала его между ушами и пробормотала что-то нечленораздельное.

— Пожалуйста, поговорите со мной. Я хочу, чтобы у вас была еда. Я хочу, чтобы у вас был кров.

Розмари протянула руку. На безымянном пальце блеснуло кольцо.

Женщина прижала колени к груди и подтянула к себе полиэтиленовый пакет, набитый ее сокровищами. Потом принялась раскачиваться взад-вперед и что-то напевать. Черный кот повернул голову к Розмари, от такого взгляда захотелось съежиться.

— Поговорим в другой раз. Я вернусь и разыщу вас.

Розмари поднялась, распрямила затекшие ноги. Лицо у нее одеревенело, и на миг ей захотелось разрыдаться с досады. Она ведь только хотела помочь — кому-нибудь, всем. Ощутить себя полезной.

Она зашагала обратно к Централ-Парк-Уэст и входу в метро. Военный совет, который затеял ее отец, напугал ее. Ей никогда не нравилось то, чем он занимался, и вся ее жизнь была попыткой вырваться из его мира, загладить все то, что он сделал, найти искупление. Грехи отцов. Розмари хотелось покоя, но каждый раз, когда ей начинало казаться, что она вот-вот обретет его, это состояние снова оказывалось недостижимым. Сиси была ее последней надеждой. Как и каждый из бродяг, которому она не смогла помочь. Должен же быть какой-то ключ к душе Вонищенки. Его не может не быть.

Розмари спустилась по ступеням, помедлила, бросила жетон в прорезь турникета, в задумчивости сошла по второй лестнице. Следом за пригородным «АА» на станцию ворвался холодный воздух. Розмари, все так же уставившись в пол, двинулась к вагону.

Когда она была уже перед самой дверью, ее глаза расширились, и она отступила на шаг назад, чем вызвала шквал недовольных взглядов и несколько ругательств в свой адрес из потока пассажиров. Последний вагон. На его стене, написанное кроваво-красной краской, горело еще одно стихотворение Сиси. Она всегда была склонна к депрессии, и Розмари безошибочно угадывала ее настроение по тому, что она писала или пела. Та Сиси, что написала эти слова, была близка к отчаянию.

  • Плоть и кровь,
  • Отвезите меня домой.
  • Люди в моем чреве
  • Отправятся вместе со мной.
  • Вместе со мною в ад.
  • Вместе со мною в ад.

Розмари подошла к вагону и увидела слова, которых — она была уверена в этом — еще секунду назад там не было.

  • Рози, милая Рози,
  • Беги отсюда, как от огня,
  • Рози, милая Рози,
  • Позабудь скорее меня.
  • Не плачь обо мне,
  • Рози, милая Рози.

«Я отыщу тебя, Сиси. Я спасу тебя». Розмари снова попыталась войти в вагон, который, как она только что поняла, покрывали обрывки песен Сиси: одни она помнила, другие видела в первый раз. И снова вагон не пустил ее. Тяжело дыша, с широко распахнутыми глазами, Розмари провожала взглядом уходящий в туннель поезд. И задохнулась от ужаса, когда по стенкам вагона потекли кровавые слезы.

«Пресвятая дева Мария, матерь божья…» — ни с того ни с сего всплыли в памяти откуда-то из детства слова молитвы. На краткий миг она задумалась, не грядет ли и в самом деле конец света, не предвещают ли войны и смерти, джокеры и ненависть предсказанное наступление апокалипсиса.

Стоял полдень.

Американские «Б-52» бомбили Ханой и Хайфон. Куангчи грозил пасть: вьетнамцы перешли в наступление. В Вашингтоне политики названивали друг другу и взахлеб обсуждали недавний ночной взлом. Всех занимал вопрос: туз Дональд Сегретти[80] или нет?

На Манхэттене, как обычно, все куда-то неслись сломя голову. На Гранд-Централ-Стейшн Розмари Малдун принялась оглядываться в поисках какого-нибудь оборванного силуэта, за которым можно было бы пристроиться и пробраться в темноту подземных туннелей. В дюжине кварталов к северу Джек Робичо занимался своим обычным делом: колесил в вечном мраке на своем крошечном электрокаре и туннель за туннелем проверял пути. А где-то под заброшенным ответвлением «86-й улицы», точно под южным берегом озера в Центральном парке, на грани сна и яви парила Вонищенка, согреваемая теплом тел котов и прочей своей живности.

Полдень. Война под Манхэттеном набирала обороты.

— Позвольте мне процитировать вам слова из одной речи, которую как-то произнес сам дон Карло Гамбионе, — произнес Фредерико Мачелайо по прозвищу Мясник.

Он обвел суровым взглядом группы главарей с их боевиками, собравшиеся вокруг него в зале. В тридцатые годы это громадное помещение служило подземной ремонтной мастерской для городского транспорта. Перед войной ее закрыли и запечатали, когда было решено сосредоточить все технические службы за рекой. Вскоре семья Гамбионе откупила эту площадку и стала использовать ее для хранения оружия и прочей контрабанды как перевалочный пункт, а время от времени и как кладбище.

Мясник возвысил голос, и его слова разнеслись по всему помещению.

— Что будет иметь для нас значение в этом бою, это две вещи: дисциплина и верность.

Малыш Ренальдо стоял поодаль от всех вместе с Фрэнки и Джоуи.

— Не говоря уж об автоматах и взрывчатке, — ухмыльнулся он.

Джоуи и Фрэнки переглянулись. Фрэнки пожал плечами.

— Провидение, пушки и победа, — проговорил Джоуи.

— Мне скучно, — заметил Малыш Ренальдо. — Хочется пойти пострелять.

Джоуи сказал погромче, чтобы услышал Мясник:

— Эй, мы собираемся задать перцу каким-нибудь алкашам или кому? Кого можно мочить? Только черных? Или джокеров тоже?

— Нам неизвестно, кто их союзники, — сказал Мясник. — Мы знаем, что они будут действовать не в одиночку. Среди них есть и перебежчики из наших рядов, которые помогают им ради денег.

Безумная ухмылка Малыша Ренальдо заиграла шире.

— Зона свободного огня,[81] — проговорил он. — Ух ты!

— Черт! — рявкнул Джоуи. — Ты ведь там не был.

Малыш Ренальдо прищелкнул пальцами.

— Зато смотрел киношку с Джоном Уэйном.[82]

Тонкие губы Мясника растянулись в холодной улыбке.

— Любого, кто будет вам мешать, отправляйте в расход.

Группы начали расходиться: разведчики, отделения, взводы. Люди были вооружены винтовками «М-16», несколькими пулеметами «М-60», гранатами и гранатометами, ракетами, слезоточивым газом, пистолетами и ножами, а взрывчатки «С-4» у них было столько, что хватило бы разнести в клочья что угодно.

— Эй, Джоуи, — позвал Малыш Ренальдо. — Кого стрелять будешь?

Джоуи со щелчком вставил магазин в свой «АК-47». Это оружие не принадлежало к арсеналу дона Гамбионе. То был его собственный трофей. Он погладил полированное дерево ложа.

— Наверное, аллигатора.

— Кого-кого?

— Ты что, вообще газет не читаешь? Там только и пишут что о гигантских аллигаторах, которые водятся в метро.

Малыш Ренальдо взглянул на него с сомнением и передернулся.

— Джокеры — это одно. А драться со здоровенными зубастыми ящерицами я не нанимался.

Джек совершенно потерял счет времени. Он знал, что уже очень давно перевел свой электрокар с основного пути на подъездной. Что-то было не так. Он решил проверить кое-какие редко используемые ветки. Как будто холодная льдинка покалывала в позвоночнике где-то над копчиком.

Он слышал поезда, но они проносились вдалеке. Туннели, по которым он ехал, почти не использовались — разве что в качестве объездных маршрутов в случае затора, возгорания путей или прочих неполадок на основном пути. Кроме того, до него доносились какие-то далекие отзвуки, которые очень напоминали стрельбу.

Джек запел. Он пел всякую ерунду, которую помнил еще с детства. Начал с «Кружева шантийи» «Биг Боппер» и «Эй-Тет-Фи» Клифтона Шенье, продолжил попурри из репертуара Джимми Ньюмана и «Дождя в моем сердце» Слима Харпо. Он дернул за рычаг и двинул свой электрокар на ветку, которую не проверял уже как минимум год, когда мир вдруг распорола пополам вспышка красно-рыжего пламени. Тьма раскололась на куски, и в барабанные перепонки ему ударила волна воздуха, а он и его электрокар кувырком полетели в разные стороны.

Не успел он проговорить: «Какого дья…» — как его швырнуло на камни дальней стены туннеля, и он сполз на пол. Какое-то время он пребывал в шоке от удара и вспышки. Потом заморгал и понял, что видит клубы дыма, которые освещают огни фонариков.

Послышался голос:

— Господи, Ренальдо! Мы же не на танк шли.

Другой голос произнес:

— Мне даже жаль, что так вышло. Он пел, как Чак Берри, а пришлось его убить.

— Что ж, — сказал третий, — этот, по крайней мере, должен был стать привидением.

— Сходи проверь, Ренальдо. Скорее всего, этот бедняга превратился в фарш, но лучше убедиться наверняка.

— Угу.

Огни приблизились, колеблясь в рассеивающемся дыму.

«Сейчас меня прикончат», — подумал Джек, вдруг мысленно перейдя на диалект своего детства. Сначала эта мысль была бесстрастной. Потом ее окрасил гнев. Он позволил этому чувству овладеть им. Гнев разгорался, превращаясь в ярость. Адреналиновые всплески терзали его нервные волокна. Джек ощутил ту волну, которую всегда считал предвестником превращения в loupgarou.[83]

— Эгей, похоже, я что-то заметил! Слева от тебя, Ренальдо.

Тот, кого назвали Ренальдо, приблизился.

— Да, он здесь. Сейчас я позабочусь о нем.

Он поднял ружье и прицелился, крепко прижав фонарь к ложу.

Это стало последней каплей. «Ах ты поганый сукин сын!»

Боль, долгожданная боль пронзила его тело. Мозг съежился, сознание начало нескончаемый спуск к уровню примитивной рептилии. Тело удлинялось и утолщалось; челюсти выдвинулись вперед, на них в изобилии проклюнулись клыки. Он ощутил все свое длинное, безупречно подтянутое тело, замерший в равновесии хвост, а также — невыразимую силу во всей ее полноте.

А потом увидел перед собой добычу.

— Боже правый! — вскричал Малыш Ренальдо.

Его палец, лежащий на крючке «М-16», свело. Первая трассирующая очередь заглохла. Дать вторую он не успел.

Существо, еще несколько секунд назад бывшее Джеком, бросилось вперед, сомкнуло челюсти на поясе Ренальдо, разрывая зубами его плоть. Фонарик закружился в воздухе, упал наземь и погас.

Все остальные начали палить куда попало.

Аллигатор улавливал крики и вопли. Запах ужаса. Хорошо. Охота была легче, когда жертва сама выдавала себя. Он бросил тело Ренальдо и двинулся на свет, оглашая туннель вызывающим рыком.

— Ради всего святого, Джоуи! Помоги мне!

— Держись. Я не вижу, где ты!

Коридор был узким, и, разрываясь между двумя одинаково соблазнительными целями, аллигатор вертелся на тесном пятачке. Он увидел вспышки огня, почувствовал, как что-то ужалило его, еще и еще — главным образом в хвост. Он услышал вскрик жертвы.

— Джоуи, оно сломало мне ногу!

Снова вспышки. Взрыв. Едкий дым защипал ему ноздри. С потолка полетели неровные каменные глыбы. Прогнившие балки затрещали. Цемент рухнул. Часть пола под ним подалась, и его двенадцатифутовое тело тяжело покатилось кувырком по образовавшемуся склону. Сверху повалили дым, пыль и твердые обломки.

Аллигатор с размаху рухнул на тонкий металлический люк, который никогда не был рассчитан на подобные нагрузки. Алюминий разорвался, словно холст, и он полетел в открытую шахту, пока не угодил в паутину из деревянных балок. Сверху на него посыпался дождь из обломков. Потом все утихло, как сверху, так и снизу. Когда он попытался изогнуть свое тело, у него ничего не вышло. Точно поперек носа у него лежала тяжелая деревянная балка, невозможно даже раскрыть челюсти. Он попытался взреветь, но звук получился похожим скорее на приглушенное урчание. Его силы убывали: шок брал свое.

Он не хочет умереть здесь, потому что должен испустить последний вздох в воде. Но еще сильнее аллигатору не хотелось умирать голодным.

В душе Вонищенки шелохнулось чувство, которого она не испытывала очень давно, — симпатия к Розмари Малдун. Она знала: девушка хочет помочь, но как же объяснить, что ей не нужна помощь? Озадаченная этим чувством, Вонищенка поняла вдруг еще одну вещь. Для счастья ей вполне хватает любви и компании ее друзей, пусть среди них и нет ни одного человека.

У нее было теплое место для ночлега. Ее убежище под Центральным парком располагалось неподалеку от паровых труб, и она постепенно навела там уют. Сломанное красное директорское кресло было единственным предметом мебели, но зато пол устилали тряпки и одеяла. К одной стене была прислонена картина на бархате, изображающая львов в саванне, а в углу стояла деревянная статуэтка леопарда. У леопарда, правда, недоставало одной ноги, но он все равно занимал почетное место.

Дремля в заброшенном туннеле станции «86-я улица», Вонищенка вдруг вспомнила ту, кем когда-то была, — Сюзанну Мелот. Волна боли, которая обрушилась на ее мозг, прервала воспоминания. Крик был такой силы, что черный кот застонал от боли, а затем передал женщине тот же самый образ, что и когда они искали существо, напавшее на крыс. Вонищенка мысленно согласилась. Существо походило на гигантскую ящерицу, но почему-то не производило впечатление животного. И оно было ранено.

Вонищенка со вздохом поднялась на ноги.

— Нужно разыскать его, а не то не видать нам тишины и покоя.

Черный явно не был в восторге от такого решения — пока не нахлынула новая волна муки. Он рыкнул и бросился в туннель, вход в который находился слева от их убежища. Пестрая кошка уловила лишь отзвук боли, пронзившей Вонищенку и черного, и пестрая распласталась по земле, прижав уши. В сознании Вонищенки возник образ черного кота, и пестрая метнулась в туннель следом за ним. Вонищенка приказала кошке подождать ее, и они вдвоем двинулись по следам черного кота и раненого чудища.

Нашли их они не сразу. Существо действительно больше всего напоминало великанскую ящерицу. Оно застряло под рухнувшими обломками крепежа в недостроенном туннеле. Черный устроился в нескольких футах поодаль, глядя на невиданное страшилище.

Женщина взглянула на застрявшее существо и рассмеялась.

— Выходит, в метро действительно водятся аллигаторы. — Ящерица дернула хвостом, осыпая камни. — Но ты не простой аллигатор, верно?

Ей с кошками не под силу было освободить гигантскую ящерицу. Вонищенка наклонилась и оглядела балки, зажавшие зверя, потом послала мысленный призыв своим друзьям. Она протянула руку и погладила аллигатора по голове, пытаясь успокоить его образами своего сознания: он то впадал в забытье, то снова приходил в себя.

Животные подходили постепенно. Женщина давала каждому поручение в соответствии с его возможностями, поддерживая хрупкий мир. Крысы грызли дерево, пару диких собак использовали как живую силу, опоссумы и еноты оттаскивали небольшие камни. Когда мелкий мусор расчистили, а балки и доски сдвинули или перегрызли, Вонищенка начала вытаскивать аллигатора. Она тянула его, а он сопротивлялся — в промежутках пытался высвободиться Джек. В конце концов полумертвый от усталости и ран аллигатор очутился на коленях у Вонищенки. Черный кот и пятнистая кошка сказали помогавшим, что те могут уходить.

Кошки наблюдали за тем, как женщина почесывает аллигатора под нижней челюстью, успокаивая его. У них на глазах длинная морда и хвост начали укорачиваться. Чешуйчатая шкура превратилась в гладкую бледную кожу. Короткие толстые лапы удлинились и стали руками и ногами. Несколько минут спустя они уставились на израненное обнаженное тело мужчины, которого в прошлый раз нашли в туннеле. Когда происходило это изменение, в какой-то неуловимый миг Вонищенка вдруг поняла, что больше не может управлять этим существом и читать его мысли — была упущена какая-то критическая точка на пути от зверя к человеку.

Через несколько минут он зашевелился. Потом с усилием сел. В льющемся сверху тусклом свете Джек узнал Вонищенку — это была та самая старуха, которую он видел позавчера.

— Что произошло? Я помню, как наткнулся на кучку психов с пушками, а потом все перемешалось. — Он попытался сфокусироваться на старухе, которая упорно продолжала двоиться. — Наверное, у меня сотрясение мозга.

Женщина пожала плечами и ткнула в груду рухнувших с крыши балок, сваленную рядом с ним. Джек пригляделся и различил на земле и на стенах вокруг места обвала следы сотен лап. В самом центре разрушений виднелся еще и отпечаток чудовищного хвоста.

— Господи Иисусе, только не это! — Джек обернулся к Вонищенке. — Когда вы пришли сюда, что вы увидели?

Она сидела вполоборота от него и все так же молчала. Ее губы под сальными волосами дрогнули в странной улыбке. Сумасшедшая?

— Merde! Во что же я вляпался? — Черные лапы, упершиеся ему в грудь, едва не опрокинули его навзничь. — Полегче, приятель. Ни разу еще не видел такой здоровой кошки с тех самых пор, как убрался с болот. — Черный кот со странной внимательностью смотрел ему в глаза. — Да в чем дело?

— Он хочет знать, как ты это делаешь. — Голос старой женщины совершенно не вязался с ее обликом. Он был молодым, и в нем прозвучала смешинка. — Будь осторожен. Так ты далеко не уйдешь. — Она начала снимать пальто.

— Mon Dieu. Спасибо.

Чувствуя, как пылают у него щеки, Джек кое-как натянул пальто на себя. Оно закрывало его от шеи до колен, но рукава доходили ему только до локтей.

— Где ты живешь? — Старуха смотрела на него безо всякого выражения.

Джек мысленно поблагодарил ее за тактичность.

— За Бродвеем, около станции «Сити-Холл». Мы далеко от путей? — С Джеком давно не было такого, чтобы он не понимал, где находится, и это ощущение совсем ему не понравилось.

Вонищенка в ответ двинулась ко входу в туннель. Когда она повернула направо, то даже не оглянулась, чтобы посмотреть, не отстал ли он.

— Чудная она немного, твоя хозяйка. Не в обиду ей будь сказано, — заметил Джек черному коту, который шествовал перед ним.

Кот поднял на него голову, фыркнул и дернул хвостом.

— Что, хочешь сказать: уж кто бы говорил, да?

Хотя Джек пытался не отставать от старухи, он быстро остался позади. В конце концов она обернулась на призыв кота, вернулась назад и подставила Джеку плечо.

Когда они подошли к станции «57-я улица», Джек наконец начал узнавать туннели. Его поразила та перемена, которая произошла с Вонищенкой, едва они ступили на платформу. Хотя она все еще поддерживала его, казалось, что все обстоит ровно наоборот. Теперь она не шагала, а волочила ноги, не поднимая головы. Пассажиры, столпившиеся на платформе, брезгливо посторонились.

Подъехал поезд. Последний вагон покрывали странно яркие граффити. Вонищенка потянула Джека именно к этому вагону. Джек успел на ходу прочесть кое-какие из наиболее связных фраз.

  • Ты не такой, как все?
  • Твоя душа в огне?
  • Пылаешь изнутри?
  • Пламя нас всех пожирает,
  • Но умереть не дает.
  • Пламя вечно пылает,
  • Пламя не угасает.

Джеку показалось, что некоторые строки меняются прямо у него на глазах, но это, должно быть, было последствием сотрясения мозга. Вонищенка втащила его внутрь. Двери сомкнулись, оставив несколько очень недовольных пассажиров на платформе.

— Станция?

«Старуха не слишком-то щедра на слова, если вообще их произносит», — подумалось ему.

— «Сити-Холл».

Джек обмяк, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он не заметил, что сиденье подстроилось под его тело так, чтобы ему удобнее было спать. И не обратил внимания на то, что двери не открылись больше ни разу, пока поезд не остановился на его станции.

Котам поездка на метро пришлась совсем не по вкусу. Пестрая кошка была перепугана насмерть. Прижав уши и распушив хвост трубой, она прильнула к боку Вонищенки. Черный кот яростно когтил пол вагона. Он был какой-то странный, не вполне обычный. Тепло и странный запах тоже сбивали с толку.

Вонищенка попыталась сосредоточиться на внутренности темного вагона. В нем вообще не было острых углов. Боковым зрением она заметила какие-то темные, расплывчатые тени. «Я не испытывала ничего подобного с тех пор, как завязала с кислотой», — подумала она. Ее сознание протянулось мимо котов и Джека чуть дальше. Она ощутила мимолетное прикосновение к кому-то, кого не могла назвать. Но ее затопило чувство всепоглощающего покоя, теплоты и защищенности.

Она осторожно откинулась на сиденье и погладила пеструю кошку.

— Мы дома, — объявил Джек.

Он уже пришел в себя настолько, что смог провести их крошечную процессию по станции «Сити-Холл», мимо череды технических чуланов, в другой лабиринт заброшенных туннелей. Если надо было, он включал, а потом выключал свет на том или ином участке пути к дому. Наконец он открыл последнюю дверь, отошел в сторону и сделал Вонищенке и кошкам знак входить внутрь. И гордо улыбнулся, когда они принялись оглядывать длинную комнату.

— Ничего себе.

При виде богатой обстановки Вонищенка поморщилась. Первое, что бросалось здесь в глаза, это алый бархат и разлапистые диваны.

— Ты все-таки моложе, чем кажешься. Я отреагировал точно так же. Это напомнило мне каюту капитана Немо.

— «Двадцать тысяч лье под водой».

— Верно. Ты тоже его видела. Это был один из первых фильмов, которые я посмотрел в нашем кинотеатре.

Они спустились по устланной малиновой ковровой дорожкой лестнице с позолоченными стойками, между которыми висели роскошные бархатные канаты. Обе кошки бежали перед ними, и пестрая перескакивала через викторианские кресла, как через барьеры. Кроме электрического освещения, здесь были еще и газовые рожки, придававшие комнате атмосферу прошлого века. Черный кот прошествовал по персидскому ковру до края платформы и вопросительно оглянулся на людей.

— Он хочет знать, что это такое и что находится за той дверью. — Вонищенка поддерживала Джека, помогая ему спуститься по лестнице. — Тебе нужно лечь.

— Уже скоро. Это мой дом, а за той дверью — моя спальня. — Они двинулись через комнату. — Это был первый подземный туннель в Нью-Йорке, его построил человек по имени Альфред Бич после войны между Севером и Югом. Его длина всего два квартала. Боссу Твиду[84] он не понадобился, поэтому его закрыли, а потом — просто забыли. Я наткнулся на него вскоре после того, как начал работать на Управление городского транспорта. Не знаю, почему он сохранился в таком виде, но мне здесь нравится. Пришлось только немного прибраться, и все. — Они дошли до конца комнаты, и Джек потянул за ручку богато украшенной литой бронзовой двери. Круг в центре повернулся. — Раньше здесь был вход в пневмопровод.

— Кто бы мог подумать.

Вонищенка с удивлением отметила, что этот туннель почти пуст. Его обстановка состояла из самодельной кровати, сколоченной из сосновых досок, столь же топорного книжного шкафа и простого сундука.

— Все удобства. Даже полная коллекция комиксов про Пого.[85]

Джек с невинным видом взглянул на Вонищенку, и она рассмеялась, но тут же сама себе изумилась.

— Где у тебя йод? — поискала она глазами аптечку.

— Я его не держу. Можешь передать мне парочку? — Он указал на паутины.

— Смеешься?

— Лучшая припарка на свете. Меня этому бабушка научила.

Когда Вонищенка снова повернулась к нему, он успел натянуть шорты, а рубаху держал в руке. Она передала ему комок паутины и помогла перевязать самые серьезные ссадины.

— И как же ты докатилась до подземелий?

Джек, слегка поморщившись, растянулся на кровати, а Вонищенка осторожно пристроилась на краешке.

— Несколько лет назад меня выпустили, и я снова оказалась на улице. Больше некуда было идти. Встретила черного кота, заговорила с ним, а он ответил. Потом то же самое было с многими другими животными. По крайней мере с теми, которые не были домашними. Я справляюсь. Мне не нужны люди. Мне с ними неуютно. Они всегда приносят мне одни несчастья. Знаешь, я могу говорить и с тобой тоже, когда ты в другом облике. В городе меня зовут Вонищенкой. Раньше у меня было другое имя, но я о нем не вспоминаю.

— А мое прозвище — Джек-ассенизатор.

В его голосе прозвучала горечь, резко контрастировавшая с мерным речитативом Вонищенки. В клубке охвативших его эмоций она уловила сдерживаемые крики, яркие огни, страх — и тоску по убежищу на болотах.

— Оно было там… то существо. Кто ты такой?

Вонищенка была в замешательстве; никогда прежде она не встречала такой гибрид человека с животным, с которым она могла общаться лишь время от времени.

— Я — это и я, и оно. Ты же видела.

— Ты можешь управлять этим? Можешь меняться по собственной воле?

— Ты когда-нибудь видела Лоуренса Тэлбота в роли человека-волка? Я превращаюсь, когда теряю власть над собой или когда позволяю зверю взять верх. Это проклятие преследует меня не только в полнолуние, оно преследует меня все время. Там, откуда я приехал, о loupgarou ходят легенды. Все кажёны[86] верят в него. И я тоже верил, когда был молодым. Я очень боялся, что причиню кому-нибудь вред, поэтому решил уехать как можно дальше. Нью-Йорк показался мне достаточно далеким местом. Здесь я никого не знаю, и меня никто не волнует.

Теперь его глаза были устремлены на нее, а не в прошлое.

— Зачем ты притворяешься? Тебе же не больше сорока пяти.

— Мне двадцать шесть. — Она взглянула на Джека, гадая, почему это его волнует. — Так меня меньше достают.

Сквозь открытую дверь Джек бросил взгляд на часы на противоположной стене.

— Я что-то проголодался. А ты?

Спасти Сиси. То, что поначалу казалось отличной идеей, на поверку обернулось кошмаром. Розмари пристроилась к каким-то бродягам и следом за ними вошла в лабиринт туннелей под станцией «Гранд-Централ». Сначала она пыталась расспрашивать о Сиси всех встречных. Но чем дальше в затхлые коридоры она забиралась, тем меньше было этих встречных. Свет проникал сюда лишь сквозь случайные решетки люков или от коптящих костерков бродяг. Страх и усталость уже начинали брать свое: она то и дело спотыкалась и падала в грязь, покрывавшую дно туннеля.

В какой-то кошмарный миг на нее с мерзким хохотом набросилось грязное существо. Она отбилась от него, но сумочку ей все-таки отстоять не удалось. Розмари безнадежно заблудилась. Время от времени до нее доносились звуки, похожие на выстрелы и взрывы.

«Я в аду», — подумалось ей.

Впереди вспыхнули две светящиеся точки — как маячки во тьме. Она подошла ближе, но они отступили. Переливчатые зеленые огоньки зачаровывали ее.

Точки остановились, и девушка увидела кота, сжавшегося в комочек во мраке. Отступив на несколько шагов и угрожающе рыча, он не сводил глаз с Розмари, которая приближалась к раненой кошке, его подруге. Ее грудь была раздавлена, одна лапа почти оторвана от тела — животное умирало. Охранявший ее кот не мог допустить, чтобы ей причинили новую боль. Когда Розмари услышала негромкое жалобное мяуканье, она забыла о глазах и присела на колени рядом с изувеченной кошкой. Сделать ничего было нельзя, но Розмари взяла животное на руки. Кошка замурлыкала, захрипела и испустила дух.

Охранявший ее кот поднял голову и издал протяжный прощальный вой, потом развернулся и убежал во тьму.

Розмари опустила тельце на землю, уложила голову и лапы поудобнее, уселась рядом и заплакала. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она зашагала на звук выстрелов, задыхаясь от рыданий.

Совершив набег на холодильник — Вонищенка еще могла понять, как в «Кон эд»[87] не заметили отвода электричества, но каким образом сюда удалось спустить холодильник? — Джек вернулся в спальню и уснул. Женщина со своими кошками обследовала владения Джека — помимо всего прочего, она убедилась, что они смогут открыть дверь, которую он запер на ключ, когда они входили.

Эти владения оказались не слишком обширны. Вонищенка уселась на набитый конским волосом диванчик. Черный кот последовал ее примеру, а пестрая кошка продолжила развлекаться: перебиралась через комнату так, чтобы ни разу не ступить на пол. Вонищенка погрузилась в размышления и — впервые за многие годы — не пригласила кота присоединиться к ней. Жизнь, которую вел Джек, изумила ее. Теперь ее собственное существование, блуждание от одного временного ночлега к другому, от одной кучки тряпья к другой внезапно показалось ей неправильным, полным тягот, которых она прежде не замечала.

Они с Джеком обсудили вероятность того, что они оба — тузы. Вирус разрушил жизни обоих. Ей никогда уже не стать тем невинным ребенком, каким она была до того, как кислота вкупе с инопланетным вирусом затопили ее разум восприятием животного мира. Ей-то казалось, что у нее было тяжелое детство. Именно поэтому она сбежала из дома. Но каково было Джеку — расти, считая себя чем-то вроде оборотня, существа, проклятого Богом?

С чего она вдруг так разоткровенничалась с ним? Во всем городе не было ни одной живой души, которая знала бы о ней столько, сколько знал теперь Джек. Наверное, потому, что они были похожи: оба знали, каково быть не таким, как другие, и уже перестали пытаться стать «как все».

Когтистая лапа, вцепившаяся в тыльную сторону ладони, вернула ее к реальности. Ее глаза встретились с глазами черного кота, и в ее сознание хлынули леденящие кровь образы: вот автоматные очереди прошивают крысиные гнезда; вот самка опоссума, насмерть перепуганная человеческими криками, мчится куда-то, не разбирая дороги, а детеныши цепляются за ее спину, и один из них падает и гибнет; вот коты пытаются спастись бегством; вот кошка-мать отчаянно сражается за своих котят, но граната уничтожает всех, кроме матери, у которой почти оторвана лапа; вот женщина, ужасно похожая на ту надоедливую социальную работницу, баюкает умирающую кошку. И кровь, кровь повсюду — кровь тех, которые были ее единственными друзьями.

— Котята! Как они могут!

Вонищенка вскочила и поняла, что ее колотит.

— Что случилось?

Из комнаты, разбуженный ее криком, появился сонный Джек.

— Они убивают их! Я должна их остановить.

Женщина, сжав кулаки, двинулась к лестнице, сопровождаемая кошками.

— Одну я тебя не пущу.

Джек метнулся обратно в спальню, схватил зеленое пальто Вонищенки, фонари, пару кедов и тоже взбежал по лестнице.

Кеды он надевал на ходу, поэтому нагнал своих новых знакомых только у первого разветвления туннеля.

— Не туда.

Джек остановил троицу, когда они уже свернули в правый коридор. Сунул Вонищенке ее пальто. Потом мазнул фонариком по входу в другой тоннель.

— Мы же отсюда входили. Он просто выведет тебя обратно в метро. До парка есть более короткий путь. У меня тут дрезина. Идем со мной.

Джек дождался кивка Вонищенки и стремительно нырнул в левый коридор.

Чем ближе они подходили к Центральному парку и брошенному электрокару, тем отчетливей становились картины бойни в сознании Вонищенки. Когда они оказались перед следующим разветвлением туннелей, Джек поднял голову и принюхался.

— Кто бы они ни были, пороха у них хватит на целую армию. Есть какой-нибудь план?

— Нужно выяснить, кто они такие, чтобы понять, как остановить их. Верно?

— Готов биться об заклад, что это мои старые приятели, mes amis, с ружьями, но я понятия не имею, кто этим всем заправляет.

В мозгу у нее всплыла картина: черный кот рядом с ней, а пестрая кошка — с Джеком.

— Прекрасно. — Вонищенка потрепала по голове большущего черного кота. — Хорошая мысль.

— Что еще за мысль?

— Черный считает, что нам следует разделиться, пока не выясним, что происходит. Если с каждым из нас будет по кошке, то мы сможем оставаться… э-э…

— На связи. Да. Ты хотя бы можешь видеть, что происходит. — Джек задумчиво кивнул. — Раньше я любил смотреть боевики, но тут у меня плохой прием. Идемте, сержант! — обратился он к пестрой кошке, которая поскакала впереди него. — Bon chance!

Вонищенка кивнула и зашагала в противоположном направлении.

В кромешной темноте, которую едва рассеивали мечущиеся лучи света от фонариков на касках вооруженных людей, дон Карло Гамбионе обозревал разгром, постигший его королевство.

Его помощник проговорил извиняющимся тоном:

— Дон Карло, боюсь, ребята немного переусердствовали.

Дон Карло взглянул на распростертые на земле тела в свете фонарика Мясника.

— В таких делах излишнее усердие не помешает, — заметил он.

— Мы отыскали их штаб, — доложил Мясник. — Наши ребята обнаружили его меньше часа назад. — Он ткнул пальцем в карту. — В районе «86-й улицы». Под парком. Неподалеку от озера. Судя по его виду, там постоянно кто-то живет. Тогда я вызвал вас.

— Очень признателен. Я хочу присутствовать при том, как пламя восстания наших врагов будет затушено. Я уверен, они не просто так подняли головы именно сейчас. — Дон Карло возвысил голос. Мясник смотрел на него во все глаза. — Мне нужны их головы. Мы насадим их на острия решетки на перекрестке Амстердам-стрит и 110-й улицы. — Его глаза в свете фонарей свирепо сверкнули.

Мясник осторожно коснулся запястья дона.

— Пожалуй, нам лучше подняться наверх, Padrone. Я велел ребятам подождать на месте, но они так… так рвутся в бой.

Взгляд дона Карло был устремлен на тела, усеивавшие грязный бетон, на пропитанное кровью тряпье.

— Какая трагедия! Боль, всюду боль…

Он взглянул на тело, распростертое у его ног. Это был белый мужчина с нелепо разбросанными длинными руками и ногами, как у сломанной марионетки. Изрезанное морщинами и обожженное солнцем лицо даже после смерти не было спокойным. Лишь мука отражалась в чересчур больших темных глазах. В луже крови, которая уже натекла из его головы, валялись расколотые самодельные очки. Дон Карло машинально провел носком начищенного до блеска ботинка по плечу выцветшей гимнастерки.

Страницы: «« ... 1516171819202122 »»

Читать бесплатно другие книги:

В попытке уничтожить Аморфа Конкере Стас Котов, оруженосец Воина Закона, терпит поражение и превраща...
2033 год.Весь мир лежит в руинах. Человечество почти полностью уничтожено. Москва превратилась в гор...
«… Отчаянную храбрость смыло волной страха. Он так слаб – что будет, если медведь нападет на него? О...
«Сердца трех» — жемчужина творческого наследия Лондона. ...
Чтобы оценить эту книгу, надо забыть о том, сколько раз ее называли «величайшим американским романом...
Ученый-палеонтолог, мыслитель, путешественник Иван Антонович Ефремов в литературу вошел стремительно...