Никита Простота Богданов Александр
Владимир, все это время остававшийся в Новгороде, с тревогой наблюдал за событиями в Киеве. Участь Олега, сброшенного в ров своими воинами, заставила его задуматься о своей судьбе.
Оставаться в Новгороде было опасно. В любой момент с Владимиром могли поступить так же, как поступили с его братом.
У Ярополка было достаточно сил, с которыми он мог попытаться захватить Новгород. Но у новгородцев были деньги, хотя и не было надежной армии. Если с умом распорядиться накопленными в Новгороде богатствами, то, пожалуй, можно и побороться с киевским князем.
Летописец представляет дело так, как будто Владимир, испугавшись Ярополка, бежал из Новгорода в варяжские земли. Но для такой интерпретации заморской миссии Владимира нет никаких оснований. Если бы Владимир захотел бежать от Ярополка, то он вряд ли стал бы потом рисковать своей жизнью и возвращаться в Новгород. Скорее всего, заморская поездка Владимира была санкционирована самими новгородцами, которые дали Владимиру денег, чтобы он нанял сильное войско.
Узнав о бегстве Владимира, Ярополк направил в Новгород своего наместника. Ярополк понимал, что на этом борьба между ним и Владимиром не закончилась. Решающая схватка еще впереди. Вскоре до него дошла весть о том, что Владимир с варяжской дружиной вернулся в Новгород и стал готовиться к походу на Киев (980 г.). Владимир, подобно своему отцу, известил Ярополка о начале военных действий: «Владимир идет на тебя, выходи на битву».
Ярополк со всей серьезностью отнесся к намерениям брата. По словам Никоновской летописи, в Киев стали стекаться многое воины, готовые стать под знамена киевского князя.
Владимир не сразу пошел на Киев. Первой целью его похода стало Полоцкое княжество, которое при Игоре обрело независимость. Владимир, вероятно, не желая оставлять у себя в тылу сильного противника, решил подчинить себе кривичей и полочан. Формальным поводом для нападения на Полоцк послужил отказ Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволода, выйти замуж за Владимира. Рогнеда в ответ на предложение новгородского князя будто бы высокомерно заявила, что не будет снимать сапоги с сына рабыни, т. е. Владимира, и вместо него желает Ярополка. Такое оскорбление Владимир не стерпел. Он привел к Полоцку сильную армию, состоявшую из варягов и воинов подчиненных ему племен. Во время штурма города Рогволод и двое его сыновей были убиты. Владимир захватил Рогнеду и силой женился на ней.
В Киеве отношение к предстоящему походу Владимира поменялось. Блуду удалось убедить киевского князя, что тому ничего не угрожает и Владимир только пугает его. Блуд уговорил Ярополка прекратить сбор войск и положиться на свой авторитет старшего брата.
Разумеется, Блуд действовал в интересах Владимира, с которым вступил в переговоры за спиной киевского князя.
Владимир во главе своего войска подошел к Киеву и стал готовиться к осаде. Учитывая, что людей для штурма у Владимира было недостаточно, он отправил своих лазутчиков к Блуду, чтобы тот посодействовал ему в захвате Киева. В случае своей победы над Ярополком князь обещал чтить Блуда как родного отца. Ведь как пытался Владимир уверить Блуда, не он, а его старший брат начал братоубийственную войну. В этом, конечно, была доля правды, но разве Владимир не приложил все усилия к тому, чтобы эта война разгорелась вновь?
Блуд начинает плести тонкую интригу. Он то побуждает Владимира идти на штурм города, то нашептывает Ярополку, что киевляне за его спиной ведут переговоры с Владимиром, собираясь впустить его в город. При этом Блуд предлагал Ярополку только единственное средство, как выйти из создавшегося положения, — бегство из города.
Затеянная Блудом интрига принесла плоды. Опасаясь измены со стороны киевлян, Ярополк под покровом темноты покинул город. Вместе с ним была лишь небольшая свита. Вместе с Ярополком бежал и Блуд.
Путь беглецов лежал на юг. Они остановились в городке Родне, расположенном в устье реки Рось, чтобы иметь возможность связаться с печенегами. В 979 году Ярополк дал печенежскому хану Ильдею во владение несколько порубежных городков, а тот в свою очередь обязался верой и правдой служить киевскому князю.
Ярополк, однако, не спешил обращаться за помощью к печенегам. Он тянул время, раздумывая, как лучше поступить в создавшейся обстановке.
Пока Ярополк, снедаемый сомнениями, не знал, что предпринять, воины Владимира буквально по пятам шли за беглецами. Когда новгородцы окружили Родню, перекрыв Ярополку и его людям все пути к отступлению, Блуд стал уговаривать киевского князя помириться с Владимиром.
«И сказал Блуд Ярополку: «Видишь, сколько воинов у брата твоего? Нам их не победить. Твори мир с братом своим».
Уговоры Блуда возымели действие. Ярополк послушался его совета и в сопровождении Блуда и своих верных слуг отправился в Киев на переговоры с братом.
Ярополк не прислушался к советам еще одного своего советника, Варяжко, говорившего, что не следует доверять Владимиру и что единственный путь к спасению — это бегство к печенегам.
Блуд сообщил Владимиру: «Сбывается замысел твой: приведу к тебе Ярополка, приготовься убить его».
Ничего не подозревавший Ярополк пришел к Владимиру во дворец и был убит варягами.
После гибели Ярополка Владимир установил в Киеве идолы главных языческих божеств. Летописец с негодованием описывает языческую инициативу киевского князя:
«И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносил им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась земля русская и холм тот».
Новгородским наместником стал Добрыня. «Придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу» (980 г.).
Выходит, Владимир не только вернулся к вере своих предков, но и восстановил человеческие жертвоприношения. Трудно было бы представить нечто подобное в княжение Ольги или Ярополка.
Что же заставило Владимира пойти на такой шаг? Какую цель преследовал он, учреждая «на холме вне двора теремного» языческий пантеон?
Ответ на эти вопросы летописец не дает. Для него поступок, совершенный Владимиром, заслуживает безусловного порицания, каковы бы ни были конкретные мотивы, лежавшие в его основе. Однако для историка поиск таких мотивов может служить ключом к пониманию многих важных событий, происходивших в то время на Руси. И потом, если посмотреть на названия языческих богов, которые вошли в киевский пантеон, то сразу бросается в глаза их различное происхождение. Все они родом из разных мест, хотя зачастую своими функциями они и дублируют друг друга.
Два из них — Хорс и Симаргл — вызывают особенное удивление в первую очередь своим неславянским происхождением. Как отмечает В. Н. Топоров, «при взгляде на древнерусский пантеон, засвидетельствованный начальной летописью… поражает, что из шести или семи божеств два являются бесспорно иранскими и, как можно полагать, слабо освоенными русским этническим элементом — Хорс и Симаргл» [36].
Топоров исходит из презумпции культурной и религиозной однородности русов. Все они были язычниками и, стало быть, поклонялись одним и тем же богам.
Однако в X веке русский этнический элемент еще только складывался. Ни о какой культурной и религиозной однородности речи быть не могло.
По-видимому, Хорс и Симаргл были божествами древних иранцев, подвергшихся во второй половине X века интенсивной ассимиляции со стороны восточных славян. Кумиры этих божеств испокон веков стояли в Киеве и были уничтожены лишь после принятия христианства.
Что касается остальных четырех божеств, то их происхождение также различно. Стрибог и Даждьбог могут быть названы божествами юго-восточной группы славянских племен. Этим божествам поклонялись тиверцы, уличи и волыняне.
По своим религиозным функциям Даждьбог может быть отождествлен с Хорсом. Это так называемые «солнечные» боги. В отрывке из Хроники Иоанна Малалы, помещенном в Ипатьевской летописи под 1114 годом, Даждьбог назван сыном Сварога, еще одного главного языческого божества восточных славян. В свою очередь, Стрибог напоминает Велеса (Волоса). Последний в языческой религиозной мифологии выступает как «скотий бог» — бог богатства и покровитель домашних животных. Не случайно скот в русской традиции играл роль денег, хотя само это слово пришло к нам из кельтского языка.
Третья группа языческих божеств — Перун и Мокошь. Летописец особо подчеркивает богатое убранство Перуна. Божество это играло ведущую роль в языческом пантеоне, созданном Владимиром.
Чем можно объяснить столь высокое положение Перуна в языческой иерархии? Историки уже высказывали на этот счет мнение, согласно которому Перун был небесным покровителем князя и его дружины. Перуну поклонялась военная и административная верхушка Киевской Руси.
Но разве дело только в религиозных пристрастиях правящего класса? Ведь Перун был божеством не одних лишь князей и дружинников. В равной степени его почитали и простые люди.
Перун был главным языческим божеством Северо-Западной Руси. Стоит отметить, что Перун имеет близкие аналоги у племен балтов (ср. литовский Перкунас), а также в позднем белорусском фольклоре.
По своим функциям Перун близок к скандинавскому богу-громовержцу Тору. Однако между ними существуют заметные различия, продиктованные тем, насколько полно и глубоко разработана мифология того или иного божества. В этом плане мифология скандинавов, касавшаяся бога Тора, выглядит несравненно более богатой по своему содержанию.
Некоторые черты Перуна отразились в образе христианского Ильи-пророка.
Мокошь — единственное женское божество в пантеоне князя Владимира. Типологически она близка хеттским богиням подземного мира — пряхам, а также германским норнам, прядущим нити судьбы, и всем другим божествам подобного рода.
Предположительно Мокошь находилась в брачных отношениях с Перуном или же являлась его женским соответствием. Наряду с Перуном Мокошь была божеством северо-западной группы славян. Однако в пантеоне князя Владимира не было таких типично скандинавских божеств, как Тор и Один. «Варяжские» боги не пользовались таким влиянием, как боги восточных славян.
Таким образом, религиозные верования этносов, вошедших в состав Древнерусского государства, были далеко не однородны. По большому счету, в Киевской Руси в начале правления Владимира царило множество разнообразных верований, отражавших довольно пеструю этническую картину населения. Прав был Г. В. Вернадский, полагавший, что «русское язычество представляло скорее многообразие верований, нежели религию какого-то славянского племени, благодаря географическому фону России».
Мнение о том, что после прихода Владимира к власти в Киеве восторжествовала языческая реакция, основано лишь на сообщении древнерусского летописца, который был монахом Киево-Печерской лавры и поэтому в своих оценках деятельности Владимира в дохристианский период мог быть довольно тенденциозным. Очевидно, принимая решение создать в Киеве языческий пантеон, Владимир руководствовался в первую очередь стремлением создать квазигосударственную религию, объединяющую божества всех ведущих племенных групп, входящих в состав его державы.
Утвердившись в Киеве, Владимир первым делом избавился от многочисленных варягов, оказавших ему неоценимую помощь в победе над Ярополком. Казна киевского князя была пуста, и ему нечем было заплатить наемникам. Последние, не получив обещанной платы, принялись грабить мирных жителей. Так что Владимиру пришлось поскорее выпроводить варягов из Киева.
Варяги отправились в Константинополь, где они намеревались поступить на службу к византийскому императору. В своем письме Владимир честно предупредил императора, что наемники могут причинить грекам столько вреда, сколько они причинили его русским. Чтобы утихомирить разгулявшуюся варяжскую вольницу, Владимир настоятельно рекомендовал императору разослать явившихся к нему варягов по разным городам и не позволять им возвращаться на родину той же дорогой, какой они пришли в Византию.
Летописец сообщает о походах Владимира: на вятичей в 981–982 годах, на ятвягов — в 983 году, на радимичей — в 984 году, на камских болгар и хазар — в 985-м.
Согласно нашему летописцу, когда Владимир стал задумываться о выборе веры, которая смогла бы способствовать духовному объединению разных частей Русского государства, то он долго не мог остановить свой выбор на каком-либо одном вероисповедании. К Владимиру во дворец поочередно прибывали религиозные миссионеры, которые пытались склонить его в свою веру.
Первыми его посетили мусульмане, которые повели разговор о загробной жизни и всевозможных благах, ожидающих каждого мусульманина после смерти. Владимир сразу заинтересовался словами мусульманских проповедников. Но стоило тем сказать, что в исламе запрещено есть свинину и в особенности пить вино, его отношение к этой религии переменилось.
Затем Владимиру пришлось выслушать представителей римско-католической церкви. Узнав о том, что католики соблюдают строгий пост, князь был разочарован.
Хазарские иудеи, также пытавшиеся обратить Владимира в свою веру, были третьими по счету. Киевский князь, как и в первых двух случаях, проявил свою непреклонность, а заодно упрекнул иудеев в том, что они пытаются учить других, а сами отвергнуты Богом и рассеяны.
Последним был греческий проповедник, который подверг критике все другие религиозные учения и довольно пространно изложил Владимиру преимущества греческого вероисповедания. Слова проповедника, кажется, подействовали на Владимира. Князь во всем был согласен с ученым греком, но когда тот предложил ему креститься, сказал, что подождет еще немного.
Владимир решил сам оценить преимущества того или иного вероисповедания. В разные страны отправились киевские послы, которым было поручено лично присутствовать на богослужениях, а по возвращении домой рассказать князю о своих впечатлениях. Послы, которые отправились в Византию, были поражены увиденным великолепием церковного богослужения. Вернувшись в Киев, послы поделились с Владимиром своими восторженными чувствами по поводу увиденного. Однако Владимир продолжал сомневаться…
В 988 году Владимир осадил греческий город Корсунь (Херсонес). Осажденные долго не желали сдаваться, надеясь на помощь византийского императора. У русов, в свою очередь, не было сил, чтобы штурмом овладеть городом. Тогда какой-то изменник, либо поп Анастас, либо варяг Жедьберн (в разных списках летописи на этот счет нет единого мнения), пустил в русский лагерь стрелу с запиской, в которой советовал Владимиру перерезать трубы, снабжающие Корсунь водой из колодцев. Обрадованный неожиданной новостью, Владимир пообещал креститься, если город будет взят.
Русы лишили осажденный город доступа воды. Умирающие от жажды корсунцы сдались на милость победителя.
Владимир не спешил выполнять данное обещание. Князь решил извлечь максимальную выгоду из своего крещения. В Константинополе было получено послание Владимира, вероятно, произведшее большой переполох в императорском семействе. В своем послании Владимир требовал, чтобы соправители-императоры Василий и Константин дали ему в жены свою сестру Анну. В противном случае Владимир грозился поступить с другими греческими городами точно так же, как он поступил с Корсунем. Обеспокоенные перспективой утраты своих владений в Северном Причерноморье, императоры дали Владимиру свой ответ: киевский князь должен принять крещение, и только тогда он сможет получить руку порфирородной (т. е. рожденной в пурпуре) принцессы.
Приняв крещение, Владимир женился на Анне. Корсунь же он вернул императорам в качестве свадебного вено (символической платы за невесту).
В летописном рассказе многое вызывает сомнения. Выбор веры Владимиром удивительным образом напоминает один эпизод, который приводит в своем письме хазарский царь Иосиф. Легендарный Булан, восстановивший для своего народа обычаи предков, точно так же пытался выяснить, чья вера лучше. Видимо, совпадения сюжетов не случайны. Хазарский царь и древнерусский летописец придерживались весьма схожих взглядов на возникновение религий в своих государствах.
Происходил ли на самом деле в княжение Владимира выбор веры? Крещение Руси, как было отмечено выше, являлось продуманным шагом и подготавливалось заранее. Если выбор веры действительно имел место, то в рамках несравнимо более узкого спектра. В частности, как выбор между восточной и западной христианскими церквами.
Вспомним, что еще в 959 году княгиня Ольга пыталась договориться с римско-католической церковью об организации на Руси первой епископии. Тогда эта попытка завершилась безрезультатно. Но вполне возможно, что в княжение Владимира на Русь снова приходили католические миссионеры, которые принимали участие в диспутах с православными священнослужителями. Такие диспуты могли происходить в княжеском дворце, в присутствии князя и его приближенных. Соответственно, подобные диспуты могли послужить основой для возникновения легенды о выборе веры Владимиром. Тем более что ее сюжет можно было позаимствовать из более ранних источников.
Совсем не факт, что Владимир обязательно должен был принять греческое вероисповедание. Успехи константинопольской церкви в деле обращения язычников в христианскую веру во второй половине X века были весьма скромными и не шли ни в какое сравнение с той активностью, какую проявлял папский престол, рассылая повсюду своих миссионеров и пожиная плоды христианизации целых народов. Польша, Венгрия, Дания, Норвегия — вот далеко не полный перечень тех стран, которые стали христианскими не в последнюю очередь благодаря настойчивости римско-католических миссионеров.
Все эти страны, принимая христианство, становились под крыло римского папы, а не константинопольского патриарха. С точки зрения развития культурных и политических контактов с Западом для Владимира, конечно же, было гораздо выгоднее принять католицизм, который открывал Владимиру дорогу ко дворам западноевропейских монархов, а Киевская Русь становилась частью того «христианского мира», который начал складываться в Западной Европе под воздействием успехов папского престола. Увы, в этом мире не было места для православной Византии, которая постепенно оказывалась в духовной и политической изоляции от Запада.
Впрочем, выгода, во всех ее проявлениях, не может являться определяющим критерием при выборе веры. Если, конечно, такой выбор искренен и подчиняется зову сердца. В нашем решении принять ту или иную веру огромную роль зачастую играет то, что вообще нельзя объяснить никакими рациональными мотивами. Например, определенная духовная традиция, которая сложилась задолго до нашего рождения и присутствует в общественном сознании независимо от всяких государственных узаконений. Русам было хорошо знакомо греческое вероисповедание, которое пришло на Русь еще во второй половине IX века. В своем окружном послании патриарх Фотий с удовлетворением констатировал, что некоторые из русов переменили «нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную веру христианскую» (866 г.) [37]. Свой выдающийся успех константинопольская церковь смогла повторить почти через столетие, когда вместе с сыном крестилась княгиня Ольга.
Основываясь на этой духовной традиции, выбор православия Владимиром выглядит закономерным шагом. Однако причина, заставившая Владимира обратиться к православию, одной традицией не исчерпывается. Необходим был мощный духовный толчок, побудивший киевского князя окончательно распрощаться с язычеством. По-видимому, этот толчок следует искать в обстоятельствах гибели братьев Владимира. Осознание всей тяжести содеянного и стремление не допустить нечто подобное в будущем в конечном итоге заставило Владимира порвать с языческими богами и языческой моралью, допускавшими, хотя и не явно, такие злодеяния.
Но оставался народ, который также должен был принять крещение. И он принял его, правда, не весь и не сразу. Киев был крещен в 988 году, Новгород — в 989 году, Чернигов — в 992-м, Смоленск — в 1013 году.
Глава третья. Королевства викингов
1
Тем временем в скандинавских странах происходили важные перемены. В Норвегии вследствие вспыхнувшей междоусобицы Хакон Добрый был убит сыновьями Эйрика Кровавая Секира. Харальд Серый Плащ — один из сыновей Эйрика — стал конунгом Норвегии. Новый правитель действовал крайне жестоко, расправляясь с неугодными ему лицами. Вообще, в сагах сыновья Эйрика Кровавая Секира выставлены в крайне невыгодном свете.
В Дании положение было не менее сложным. В конце IX века датские викинги потерпели ряд серьезных поражений в Бретани и во Фландрии. Датчане не смогли противостоять экспансии шведов. Шведский конунг Олав захватил южную часть Ютландии, а затем он и его преемники утвердились в Хедебю на несколько десятилетий. Наконец, к власти в Дании в 40-х годах X века пришла новая династия. Первым из известных нам представителей этой династии был Горм Старый. Своей резиденцией он выбрал Еллинг, расположенный в средней части Ютландского полуострова. Наследником Горма был Харальд Синезубый. Оба датских конунга были язычниками. Но под давлением германского короля Оттона I Харальд принял христианство (около 960 г.). Ко времени правления Харальда Синезубого относится его попытка подчинить своей власти Норвегию. Первая попытка был отбита норвежцами. Преследуя датчан, они перешли в наступление и вторглись в Данию. Разграблению норвежцев подверглись Ютландия, Сконе и острова.
Но около 970 года Харальд Синезубый достиг своей цели. Воспользовавшись непопулярностью сыновей Эйрика Кровавая Секира в Норвегии, он захватил власть в этой северной стране и был провозглашен конунгом как Дании, так и Норвегии. Война между тем продолжалась. Далеко не все в Норвегии согласились признать власть нового конунга. Датчане нанесли норвежцам еще ряд поражений и отчасти сломили их сопротивление. Несмотря на это, Харальду так и не удалось распространить свою власть на все норвежские земли.
Больше десяти лет Харальд Синезубый правил Норвегией. Власть его оказалась весьма непрочной. Норвежцы снова восстали. Против Харальда выступил и его сын Свен Вилобородый. В одной из битв Харальд был ранен и бежал из Дании. Он укрылся в Йомсборге — крепости, по преданию, основанной им самим.
В Дании конунгом был провозглашен Свен Вилобородый. В противоположность своему отцу он был язычником и в этом смысле как нельзя лучше соответствовал умонастроениям своих подданных. В правление Свейна язычество в Дании обрело второе дыхание. Христианским миссионерам пришлось на некоторое время отложить свои планы крещения датчан.
Подобно своим предшественникам на датском престоле, Свейн очень скоро обратил внимание на Англию. Именно ее подчинение власти датских конунгов очень скоро стало смыслом всей жизни Свена Вилобородого и его потомков. Однако на первых порах Свейну пришлось действовать заодно с норвежцами, которые тоже стремились закрепиться в Англии и ревниво наблюдали за всеми военными приготовлениями датчан. Традиционное соперничество между датчанами и норвежцами опять проявилось в полной мере. Но как ни странно, именно оно способствовало объединению их усилий в войнах с англосаксами в конце X в.
Викинги выбрали подходящий момент для своих набегов на Англию. Под властью Этельреда II, заслужившего прозвище Неспособного (978—1016 гг.), королевство переживало не самые лучшие времена. Крупные феодалы время от времени отказывались повиноваться королю. Сходную позицию занимало скандинавское население восточных и северо-восточных областей Англии, добивавшееся полной независимости от англосаксов.
Следует уточнить, что набеги викингов на Англию возобновились еще до вступления на датский престол Свена Вилобородого. Но они носили разобщенный характер и осуществлялись малочисленными шайками грабителей, не желавших принимать христианство, которое вводил в Дании и Норвегии Харальд Синезубый, и признать над собой его власть.
Иным оказалось войско, высадившееся осенью 991 года на юго-восточном побережье Англии. Большая и организованная конная армия норманнов произвела угнетающее впечатление на англосаксов. Давно они не видели столько викингов, да еще на конях. В битве при Мэлдоне, севернее Лондона, норманны наголову разгромили англосаксонское войско. К концу года английскому королю пришлось заключить договор с вождями викингов: им было обещано содержание в обмен на обязательство соблюдать мир и защищать Англию от новых нападений. Среди вождей норманнов, одержавших победу в этой битве, выделялся Олав Трюггвасон, потомок Харальда Прекрасноволосого.
Через четыре года он станет конунгом Норвегии, совершит много славных дел и погибнет в морском сражении в проливе Эрессун. А пока он вместе со Свейном Вилобородым и другими предводителями викингов делил награбленную добычу. 22 тысячи фунтов золота и серебра, выплаченных из королевской казны, должны были заставить завоевателей сменить гнев на милость. Если бы англосаксы знали, что в течение последующих нескольких десятилетий им придется регулярно выплачивать викингам громадные контрибуции, они вряд ли согласились бы с подобной перспективой. Во всяком случае, их сопротивление викингам было бы гораздо более упорным.
Получив возможность выкачивать деньги из Англии, викинги не остановились на достигнутом. Вскоре они продолжили заниматься привычным ремеслом — грабить и убивать англосаксов. В 994 году Олав сын Трюггви возглавил новый поход на Англию. К нему присоединился Свейн Вилобородый, не желавший ни в чем уступать своему норвежскому союзнику. Нельзя не признать, что вдвоем они добились впечатляющих успехов в деле покорения Англии. И смогли бы сделать больше, если бы союз между ними оказался более прочным.
Викинги явились в Англию на 94 кораблях. Большое войско, превосходившее по численности все силы скандинавов, которые вторгались в страну за минувшие полвека, со знанием дела приступило к захвату земель и имущества англосаксов. Неожиданно викинги натолкнулись на стойкое сопротивление жителей Лондона. Вдобавок между вождями викингов возникли разногласия. Они никак не могли решить, как следует продолжать военную кампанию. И следует ли ее продолжать вообще. Но, конечно же, это не могло остановить огромный людской поток, в своем движении сметающий любые препятствия. Королю англосаксов пришлось выискивать новые способы, чтобы выплатить викингам очередную сумму отступных. 16 тысяч фунтов золота и серебра пополнили состояние норманнов.
Получив выкуп, Олав сын Трюггви и Свейн Вилобородый отправились по домам. Каждый из них полагал, что добился желаемого. Вдобавок Олав, принявший крещение в Англии, стремился как можно скорее занять норвежский престол.
Стоит подробнее остановиться на личности этого норвежского конунга, ибо личность эта была в высшей степени незаурядной.
Еще до рождения Олава сына Трюггви, некоторые сверхъестественные явления указывали на то, что в мир придет выдающийся человек.
Согласно древнескандинавским преданиям, мать конунга Вальдамара [38], наделенная даром предвидения, напророчествовала не только рождение Олава, но и его скорое прибытие в Гардарики [39]. А позднее некие прорицатели обнаружили появление на Руси ангелов-хранителей юного Олава [40]. Воистину в то время в далеком восточном королевстве было много людей, обладавших духом фитона! [41]
В жилах Олава текла кровь еще одного знаменитого норвежского конунга — Харальда Прекрасноволосого. Наш герой приходился ему правнуком.
В правление Хакона Доброго отец Олава [42] владел землями в Ослофьорде и по праву рассматривался как наиболее вероятный претендент на норвежский престол. Однако стать конунгом ему так и не довелось. Незадолго до рождения Олава [43] он был предательски убит сыновьями Эйрика Кровавая Секира. Согласно легенде, мать будущего конунга Астрид, чудом спасшаяся от рук своих убийц, убежала на маленький остров посреди озера. Через некоторое время у нее родился сын, которого нарекли Олавом. На этом острове Астрид провела лето. Злобная колдунья Гуннхильд, прозванная Матерью конунгов, не оставляла своих попыток погубить несчастную Астрид и ее сына. Чтобы спастись самой и спасти сына, Астрид вместе с воспитателем Олава и еще несколькими женщинами пришлось прятаться от ее гнева на востоке Норвегии и в Швеции.
Осенью Астрид отправилась в Опростадир к своему отцу Эйрику. Оттуда она перебралась в Швецию к Хакону Старому. Шведский конунг довольно радушно отнесся к беглянке и ее спутникам. В Швеции они пробыли два года. Однако оставаться здесь дальше было опасно. Когда Олаву исполнилось три года, Астрид решила отправиться в далекое и опасное путешествие на восток, к своему брату Сигурду в Гардарики. Только там она и ее близкие могли чувствовать себя в безопасности. Хакон с честью собрал их в дорогу. Попутчиками их были купцы, отправлявшиеся по торговым делам в Гардарики.
Но судьба явно не благоволила к Астрид и ее близким. Когда они плыли через Балтийское море, на них напали эсты, промышлявшие морским разбоем. Корабль и все находившиеся на нем люди были захвачены в плен. Воспитателя Олава эсты убили. Кому нужен старик, неспособный трудиться в полную силу?! Остальные были увезены в земли эстов в рабство. Маленького Олава разлучили с матерью. Как повествуется в сагах, ее продавали затем из страны в страну. Подобно другим пленникам, Олав тоже был продан в рабство и сменил трех хозяев в этом плену. Первым его хозяином был Клеркон — человек, убивший воспитателя Олава у него на глазах. Позднее он продал юного пленника другому владельцу, Клерку, взяв за него необычайно хорошего козла. В свою очередь Клерк продал Олава третьему, последнему хозяину, Эресу. И тоже не продешевил, получив за него дорогой плащ. Вместе с Олавом Эрес приобрел и его брата, по воспитанию, которого звали Торгильс сын Торольва. Он был старше, чем Олав. Монах Одд, автор «Саги об Олаве Трюггвассоне», не забыл упомянуть, что вместе мальчики пробыли в этой беде шесть лет. В противоположность прежним хозяевам Эрес хорошо относился к пленникам, дозволяя им играть с другими мальчиками и ни в чем им не отказывая.
Тем временем Сигурд Эйрикссон, ничего не знавший об участи своей сестры и ее сына, по поручению князя приехал к эстам. По стечению обстоятельств Сигурд вместе со своими спутниками и многими воинами оказался в том же месте, в котором жил Олав. Въехав в селение, Сигурд обратил внимание на мальчиков, игравших на улице. Мальчики тоже заметили множество вооруженных людей, въехавших в селение. Олав радушно приветствовал гостей. Сигурд, в свою очередь, обратил внимание на то, что Олав не похож на местных жителей ни внешностью, ни речью. Он поинтересовался у Олава, откуда он родом и кто его родители. Услышав от мальчика ответ на свой вопросы, Сигурд признал в нем своего племянника и предложил выкупить его из плена. Олав попросил своего дядю, чтобы вместе с ним из плена он выкупил и его товарища по несчастью Торгильса. Вернувшийся домой бонд Эрес долго не хотел уступать своих пленников Сигурду. Однако затем он поддался на настойчивые просьбы знатного норвежца и уступил ему пленников. Сигурд отдал за Олава девять марок золота, а за его спутника — одну марку.
Заплатив за пленников причитавшуюся сумму, Сигурд вместе с ними вернулся ко двору конунга Вальдамара в Хольмгард [44].
Здесь в Хольмгарде Олав совершил свой первый юношеский подвиг, поставивший его вровень с другими легендарными конунгами. Совершенно случайно Олав встретил на городском торгу мужчину, убившего его воспитателя, а его самого и его близких обратившего в рабство. В сагах он фигурирует под именем Клеркон. Недолго думая, Олав выхватил свой топор и одним ударом отрубил голову своему обидчику. Авторы скандинавских саг не могут скрыть своего восхищения перед таким «славным ударом». Однако расправившись с Клерконом, Олав тем самым нарушил законы Хольмгарда, согласно которым тот, кто убьет неосужденного человека, сам подлежит смерти.
Сигурд вновь спас Олава. Они укрылись во дворце княгини Аллогии, жены конунга Вальдамара, и попросили ее о защите. Княгиня была тронута красотой Олава. Она сказала, что «нельзя убивать такого красивого мальчика». Также она распорядилась позвать к себе людей в полном вооружении, которые должны были охранять дворец.
Тем временем весть о поступке Олава разнеслась по всему городу. Со всех сторон к дворцу княгини стала стекаться вооруженная толпа, требующая сурово наказать преступника.
О беспорядках в городе доложили конунгу. Взяв с собой дружину, Вальдамар отправился во дворец. Это и спасло положение. Конунгу удалось примирить враждующие стороны. После чего он в соответствии с нормами обычного права назначил за убитого виру, «а княгиня заплатила».
Было ли так на самом деле, или это только выдумка автора саги, стремившегося лишний раз подчеркнуть мужество Олава? Слишком многое говорит о том, что данный эпизод является вымышленным от начала и до конца. Мы встречаем его, правда, в несколько измененном виде, в других сагах, в которых описываются подвиги норвежских конунгов, совершенные ими еще в малых летах. Возьмем хотя бы Магнуса, сына Олава Харальдссона, убившего на пиру одного из дружинников конунга Ярицлейва [45].
Вообще надо отметить, что рассказ об убийстве Клеркона существует в пяти редакциях, отличающихся друг от друга целым рядом существенных деталей.
2
Чем же занимался Олав после счастливого избавления от смертельной угрозы, нависшей над ним? В «Саге об Олаве Трюггвасоне» говорится, что Олав жил при дворе конунга Вальдамара, имел большую дружину и воевал с язычниками. Когда Олаву исполнилось восемнацать лет, он вступил на тот путь, которым шли его отцы и деды. Под его предводительством викинги напали на Борнхольм, желая поправить свое благосостояние за счет его жителей. Потом шторм отнес корабли Олава к берегам Венланда, в котором правил король Болеслав. Красивый юноша влюбился в дочь короля Гейру. Принцесса согласилась стать его женой. Однако их брак не продлился долго. Через три года Гейра заболела и умерла. Олав снова стал викингом. Теперь он сосредоточил все свое внимание на том, что происходило на западе. Он сражался в рядах норманнов в битве при Мэлдоне и показал себя отважным воином. Уже в сравнительно молодом возрасте Олав пользовался вполне заслуженной славой среди своих земляков.
В 90-е годы X века Олав стал союзником датского конунга Свена Вилобородого. Вместе с ним он совершал набеги на западные страны. География походов с его участием достаточно широка: Нортумбрия, Уэльс, Шотландия, Камберленд, Гебриды, остров Мэн и Франция.
Неизвестно, что заставило Олава принять христианство. Был ли его выбор вполне осознанным или же он был продиктован соображениями политической конъюнктуры? Возможно, после неудачной попытки викингов захватить Лондон Олав решил улучшить свои взаимоотношения с королем англосаксов, чтобы в будущем воспользоваться его поддержкой. Так или иначе, после своего крещения Олав ни разу не нападал на Англию, выполнив свое обещание, данное королю и зафиксированное «Англосаксонской хроникой».
Вернувшись в Норвегию, Олав наконец-то одолел своего соперника ярла Хакона и был провозглашен конунгом на тинге в Трандхейме.
Ничего хорошего современникам правление Олава сына Трюггви не принесло. В XIII веке авторы саг предпримут поистине титанические усилия, чтобы представить этого конунга в образе легендарного героя, пекущегося о благе своих подданных и торжестве христианской религии в языческих странах. Правда, от непредвзятых наблюдателей не смогла укрыться некая двойственность его натуры — натуры человека, только недавно принявшего христианство и еще не вполне освободившегося от языческих заблуждений.
Не жалея своего красноречия, Адам Бременский изобличает Олава в увлечении оккультными науками. Норвежский конунг был знатоком магии и колдовства. В частности, он умел гадать по птицам. Неспроста его называли Кракабен, что значит Воронья Кость. Одним словом, если верить Адаму, Олав своими заблуждениями вверг страну, т. е. Норвегию, в ничтожество и вообще был крайне несимпатичным типом. Адам имел все основания недолюбливать Олава сына Трюггви хотя бы потому, что последний отдавал явное предпочтение англосаксонским клирикам, а не епископам гамбургско-бременской епархии, считавшейся оплотом папской курии в скандинавских странах. Впрочем, на фоне безудержных восхвалений Олава Трюггвасона со стороны норвежских и исландских авторов обвинения Адама подобны гласу вопиющего в пустыне.
Все мы не без греха. И если Олав время от времени прибегал к услугам прорицателей и колдунов, то это вовсе не означает, что он окончательно запродал свою душу дьяволу и отрекся от христианства. Подобное явление наблюдалось и на Руси. Там оно получило название двоеверия. В сознании людей подчас довольно причудливым образом переплетались старые и новые верования, правила благочестия, устанавливаемые христианской церковью, и традиции, доставшиеся в наследство от далеких предков. Совершенно очевидно, Адам просто несправедлив к Олаву сыну Трюггви и поступает так исключительно для того, чтобы выставить в более выгодном свете данов, к которым он испытывает симпатии.
Скорее, на основе широкого сопоставления фактов можно сделать вывод, прямо противоположный тому, который изложен в сочинении Адама Бременского. В годы своего правления в Норвегии Олав проявил себя как ревностный христианин. Его деятельность по насаждению новой религии вызывала все большее недовольство со стороны тех, для кого христианство являлось синонимом всего чуждого и враждебного. Коротко говоря, Олав сын Трюггви многими воспринимался как чужак, явившийся в Норвегию, чтобы искоренить старые обычаи. Чувство самосохранения должно было заставить этих людей объединиться и создать против Олава мощную коалицию как внутри самой Норвегии, так и за ее пределами.
Все, что сообщают англосаксонские и германские источники об Олаве, не совпадает с тем, что пишут о нем скандинавские саги. В совершенно ином свете предстает история обращения молодого конунга, которая больше напоминает фрагмент из жизнеописания какого-нибудь праведника, нежели закосневшего в своих грехах язычника. Для монаха Одда, автора «Саги об Олаве Трюггвассоне», благочестие и божественная избранность этого норвежского конунга — вопрос, не требующий обсуждений.
Одд приводит такой рассказ, нисколько не сомневаясь в достоверности своих слов. Однажды Олаву приснился пророческий сон. Если конунг Вальдамар, княгиня и многие люди, поклоняющиеся языческим божествам, не станут христианами, то они обречены на мучение. Проснувшись, Олав со всей серьезностью отнесся к увиденному им сну. Конунг решил во что бы ни стало избавить население Гардарики от языческих суеверий. Он велел своему войску собираться в Гиркланд (т. е. в Грецию) и, воспользовавшись попутным ветром, отправился в дорогу. В Греции молодой варяг встретил славных проповедников, которые обучили его той вере, которую он видел во сне. Затем он встретил одного епископа, который крестил его. Олав попросил епископа отправиться на Русь, чтобы распространить новую веру среди ее жителей. Епископ согласился, но с условием, что Олав поедет вместе с ним и будет способствовать ему в его начинаниях.
Олав вернулся на Русь и стал убеждать Вальдамара и его супругу принять христианство. В своих речах Олав выступает как поднаторевший в богословских вопросах проповедник. Сразу видно, что за этим образом стоял ученый монах Одд, вложивший в уста Олава мысли, почерпнутые им из богословских трактатов и проповедей его современников.
Конунг сопротивлялся до последнего, в то время как княгиня была более склонна обратиться в новую веру. Она встала на сторону Олава, приложив все свое красноречие к тому, чтобы убедить Вальдамара и его подданных стать христианами. В конечном счете Вальдамар и его приближенные уступили настойчивым призывам Олава и княгини и приняли крещение. После чего был крещен весь народ [46].
Можно много рассуждать о том, насколько достоверна версия Одда, но нельзя отказать ученому монаху в чувстве историзма, глубоком и точном восприятии исторических реалий. Одд нисколько не сомневается в том, что Олав, довольно продолжительное время находившийся при дворе князя Владимира, мог быть крещен кем-то из греческих епископов. Надо признать, что его точка зрения выглядит гораздо более предпочтительной, чем вышеупомянутое сообщение англосаксонской хроники. Конец X века был временем распространения православия на Руси. Знатный варяг, чтобы заслужить расположение великого князя и продвинуться вверх по служебной лестнице, должен был принять христианство. Такое предположение вовсе не кажется обоснованным, особенно в свете того обстоятельства, что в то время сам факт принятия христианства имел огромное моральное и политическое значение. Церковь нуждалась во все большем количестве последователей, принадлежавших к знати, и Владимир как ревностный поборник христианства должен был помогать епископам в деле обращения своих приближенных.
Одд уверяет читателей, что Олав принял христианство не на западе, в Англии, а в далекой Греции. Таким образом, не исключено, что Олав, совершая свои набеги на Англию, уже не был язычником. Все рассказы о его крещении в англосаксонской письменной традиции не более чем красивая легенда. Впрочем, возможен и другой вариант. Олав вторично принял крещение в Англии, руководствуясь чисто политическими соображениями, о чем мы говорили выше.
Успехи Олава в самой Норвегии были более скромными. Предпринимаемые им усилия по христианизации норвежских земель наталкивались на упорное сопротивление его врагов. В числе тех, кто выступал против Олава, были не только закоренелые язычники, но и христиане. Ведь речь шла не столько о мерах конунга, направленных на распространение христианства в Норвегии, сколько о том, что благодаря этим мерам Олав сможет значительно укрепить свою власть. В свою очередь, это угрожало положению норвежской знати, привыкшей бесконтрольно распоряжаться в своих владениях.
Если бы лагерь врагов Олава ограничивался лишь одними норвежцами, недовольными правлением своего конунга, вряд ли тогда судьба Олава завершилась бы столь драматично, как об этом повествуется в сагах. Все обстояло гораздо сложнее и запутаннее. Похоже, к 1000 году против Олава сложилась международная коалиция, в которую вошли такие могущественные властители, как датский конунг Свейн Вилобородый и шведский конунг Олав Шетконунг. К ним примкнул ярл Эйрик. Что могло объединить этих столь разных по складу характера и жизненному опыту людей? Неужели только ненависть к Олаву сыну Трюггви? Личная неприязнь, скорее всего, здесь ни при чем. Многое, если не все, диктовали конкретные политические интересы каждого из членов коалиции. Разумеется, эти интересы были тесно связаны с территориальными приобретениями, которые можно будет сделать в случае победы над Олавом. Так что положение, в котором оказался Олав в описываемое нами время, позволяло думать, что между ним и его врагами очень скоро разразится война, которая решит судьбу Норвегии.
В 1000 году Олав предпринял военно-морскую экспедицию, относительно целей которой в источниках нет единого мнения. Создается впечатление, что Олав до самого последнего момента тщательно скрывал свои истинные намерения. И все же ему не удалось перехитрить своих врагов, которые разгадали его замысел и подготовили ему «встречу». По версии Снорри Стурлусона, силы коалиции многократно превосходили флот Олава. Предательство балтийских викингов, в последний момент оставивших норвежского конунга, явно не добавило боевого духа его воинам. Норвежцы были разгромлены в морской битве в узком проливе Эресунн. Потеряв всякую надежду на спасение, Олав прыгнул в море с борта своего корабля, носившего громкое имя — «Великий змей».
Версия Снорри не единственная. Адам Бременский говорит, что Олав по наущению своей супруги Тюри собрал флот и пошел войной на данов. Во время морского похода он был встречен своими врагами и вступил с ними в сражение, завершившееся поражением норвежцев. Чтобы не сдаваться своим врагам, Олав бросился в море и нашел свою смерть в его водах.
В этом мнения Адама Бременского и Снорри Стурлусона сходятся.
Гибель Олава сына Трюггви вернула Норвегию в прежнее незавидное положение. Страна была разделена между тремя независимыми властителями, подобно тому, как это было в давние времена.
Норвежцам на целых пятнадцать лет пришлось забыть о своем единстве. Свейну Вилобородому достался Вик, Олаву Шетконунгу — юго-восточные земли, а также восточные области. Ярл Эйрик получил в качестве лена все западное побережье. Однако влияние каждого из трех правителей в Норвегии было неравноценным. Вне всякого сомнения, первенство принадлежало Свейну, который в союзе с Эйриком контролировал большую часть Норвегии. Шведский конунг должен был удовольствоваться тем, что было получено им по договору со своими могущественными союзниками, и оставить всякую надежду прибавить что-нибудь к своим владениям.
3
Теперь, когда с опасным соперником было покончено, Свейн Вилобородый приступил к осуществлению своей давней мечты — завоеванию Англии. Собственно, он никогда не прекращал своих попыток утвердиться в Англии, несмотря на то, что ему периодически приходилось отвлекать свое внимание на происходившее по соседству с его владениями.
Очередное нашествие данов на Англию случилось незадолго до смерти Олава сына Трюггви. В 997–999 годах даны обрушились на побережье Уэссекса. По-видимому, англосаксам просто не хватило смелости, чтобы организовать достойный отпор захватчикам, и даны в течение целых двух лет беспрепятственно предавались своим излюбленным занятиям — грабежам и насилиям. Затем они решили немного изменить географию своих набегов и перекинулись на Кент. Но и тут они столкнулись лишь со слабым подобием сопротивления. Нестройные ряды ополченцев, оторванных от своих привычных мирных занятий, оказались плохим подспорьем в деле защиты страны. Даны без труда справились с выставленным против них войском.
В конце концов король англосаксов Этельред II, выведенный из себя выходками данов, решил проучить их. Он собрал большое войско, которое при умелом руководстве вполне могло бы противостоять врагам. По непонятным причинам поход день за днем откладывался. Простые люди, собранные под королевскими знаменами, терпели большие лишения. Впоследствии королевские военачальники действовали столь медленно и неэффективно, что было бы лучше, если бы это войско не собиралось вовсе. Тем временем даны продолжали грабить земли англосаксов, и кажется, самому королю в итоге стало ясно, что его затея провалилась.
Летом 1000 года активность данов пошла на спад. Устав от грабежей и насилий, они переправились через канал в Нормандию. Здесь, в «королевстве» Ричарда I, они смогли отдохнуть от своих забот и обдумать планы на будущее. Примечательно, что герцог нормандский Ричард, вроде бы являвшийся союзником англосаксонского короля Этельреда, радушно принял у себя врагов.
В 1001 году Этельред, устрашенный перспективой вновь встретиться с данами, вынужден был заплатить им в качестве отступного 24 000 фунтов. Сумма по тем временам огромная. Но пройдет всего несколько лет, и ставки в этой игре возрастут на порядок.
Ничего хорошего постоянные набеги данов королю и его подданным не сулили. Необходимость постоянно выплачивать данам большие суммы и содержать многочисленное ополчение и флот для отражения их атак рано или поздно привела бы к полному оскудению королевской казны. Однако Этельред был достаточно труслив, чтобы сразиться с викингами.
Он предпочел отыграться на мирных жителях, отцы и деды которых когда-то прибыли из Дании и поселились вместе с англосаксами.
Эти даны были такими же подданными короля, как и коренные жители его королевства. По сведениям «Англосаксонской хроники», Этельреду сообщили, что даны будто бы собираются умертвить его самого и его советников, а также захватить все королевство. Предлог для массовой резни был более чем абсурдный, но и такого, как видно, оказалось вполне достаточно, чтобы Этельред совершил очередную роковую ошибку. По приказу короля в Англии началось всеобщее избиение данов. Не совсем понятно, каковы были масштабы этого избиения и к какому количеству жертв оно привело. Достоверно известно, что в ряде мест англосаксы проявили неслыханное усердие, выполняя королевский приказ. Так было, к примеру, в Оксфорде, когда во время кровопролития, учиненного англосаксами, погибла леди Гуннхильд, приходившаяся сестрой самому датскому конунгу.
Вскоре Этельреду II и его подданным пришлось пожалеть о содеянном. Уже на следующий год жители этой островной страны пришли в отчаяние, увидев темнеющие на море корабли данов.
Свен вел себя как хозяин. В сущности, смерть леди Гуннхильд была только предлогом для очередного набега. Безвольный король и на этот раз не решился выступить против данов. Они довольно быстро проникли в глубь Англии, повсюду давая волю своей жестокости. Видимо, зверства данов и бессилие королевской власти заставили англосаксов задуматься о том, чтобы самостоятельно организовать оборону своей родины. Ополчение возглавил некий Ульвкютель, принадлежавший к восточноанглийской знати. Под его командованием англосаксы атаковали данов и чуть было не разгромили их.
В 1005 году, когда в Англии случился голод, даны покинули эту вконец разоренную и обескровленную страну. Впрочем, ненадолго. После того как природное бедствие отступило и англосаксы смогли вздохнуть спокойно, на них снова обрушились их враги — датские викинги.
Каждый такой набег обходился королевской казне в довольно круглую сумму, которая к тому же постоянно росла. Ведь Этельред II не видел другой возможности умилостивить Свена, кроме той, чтобы щедро оделять викингов деньгами и провизией. В 1007 году, получив очередную мзду, даны ушли. В Англии их не было два года. Воспользовавшись передышкой, Этельред попытался провести военные реформы, чтобы на следующий раз встретить данов во всеоружии. Не платить же им вечно позорные отступные!
Для обороны прибрежных вод прежде всего нужен был флот. Желательно такой же сильный, как у данов. С каждых трехсот гайд по повелению короля было необходимо выставить один военный корабль, а с каждых восьми — шлем и кольчугу. Прибавим к этому расходы, связанные с выплатой «даннегельда», и мы поймем, что налоговое бремя в правление Этельреда возросло во много раз по сравнению с его предшественниками. Фактически население было обескровлено постоянными набегами викингов и неподъемными расходами на содержание флота, который, как очень скоро выяснилось, проявил свою полнейшую неэффективность в войне с данами.
В 1009 году «результаты» военной реформы сказались в полной мере. Собранный в Сандвиче флот англосаксов был сожжен данами. Уничтожено 80 кораблей, остальные в спешном порядке были уведены в Лондон. Даны праздновали победу. Первое же морское сражение с участием кораблей англосаксов завершилось полным разгромом последних. Высадившись 1 августа в Сандвиче, даны приступили к планомерному опустошению страны и, надо признать, всего за год весьма преуспели в этом деле.
В битве при Рингмере (1010 г.) англосаксы потерпели еще одно жестокое поражение. Предательство одного из предводителей войска англосаксов решило исход этой битвы в пользу данов. Многие англосаксы сложили свои головы в этом сражении. Победа отдала в руки данов Восточную Англию. Они тут же воспользовались предоставившимся случаем и разорили земли, лежавшие на их пути. Ну а нам остается только добавить, что в рядах победоносного войска данов в этой битве сражался молодой плотный норвежец — будущий норвежский конунг и будущий святой Олав Харальдссон.
Сопротивление англосаксов было сломлено, и они больше не помышляли о том, чтобы дать отпор захватчикам.
Осень 1011 года принесла англосаксам новые неприятности. Даны вошли в Кентербери и захватили архиепископа Кентерберийского Эльфхеаха, который считался главой английской церкви. Попав в плен, Эльфхеах повел себя мужественно. Он наотрез отказался платить данам за себя какой-либо выкуп и запретил кому бы то ни было делать это. Дальнейшая судьба архиепископа была печальной. После того как даны и англосаксы заключили очередное перемирие и предводители викингов получили из королевской казны 48 000 фунтов, даны засобирались домой. Местом сбора датских воинов был назначен Гринвич, где они должны были погрузиться на корабли и отплыть в Данию. Поскольку Эльфхеах упорно отказывался платить деньги данам, его взяли с собой в качестве военного трофея.
В Гринвиче по случаю своей победы даны устроили пир. Вино, привезенное с юга Англии, лилось рекой. Столы были завалены всякой дичью. Ну что еще нужно для приятного времяпровождения! Однако захмелевшим данам этого показалось мало. Они стали избивать архиепископа, которого они заставили присутствовать на этой попойке, всем, что было у них под рукой. В ход пошли оставшиеся от пира кости и головы зарезанных животных. Напрасно один из предводителей данов Торкель Длинный пробовал уговорить своих товарищей прекратить это безобразие, обещая щедро вознаградить их, если они проявят милосердие к Эльфхеаху. Раззадоренные видом крови, даны были неумолимы. В конце концов один из присутствовавших на пиру прекратил мучения старика, размозжив ему голову своей секирой. Это ли событие заставило Торкеля предать Свена Вилобородого и перейти на сторону Этельреда II или он давно готовился к такому шагу? Вопрос скорее риторический. Однако вскоре после этого случая Торкель вместе со своими 45 кораблями перешел на службу к Этельреду.
Король англосаксов, оказавшись в непростой ситуации, вынужден был играть по правилам, навязанным ему Свеном. У него просто не было возможности предринять какие-либо действия, которые смогли бы остановить данов. Этельред платил Свену громадные суммы, но даны приходили снова и снова. Это был замкнутый круг, разорвать который у Этельреда не было сил.
Сорок восемь тысяч фунтов, выплаченных королевской казной данам, уже ничего не могли решить. Свен, давно решивший, что гораздо выгоднее отобрать у Этельреда его королевство, чем каждый год собирать морские экспедиции, неумолимо шел к своей цели. Остается загадкой, понимал ли Этельред II, что замыслил датский конунг? И если понимал, то почему не пытался помешать ему?
Даны вернулись на удивление быстро. В 1013 году их корабли вновь показались в прибрежных водах Англии. Выходит, Свену потребовалось меньше года, чтобы собрать большой флот. В этом отношении нам только остается довериться источникам. Свен действовал как всегда грамотно и четко. Первым делом он заручился поддержкой данов, живших в Англии и отлично помнивших, как обошелся с ними Этельред. Затем, опираясь на них, он приступил к завоеванию английских земель.
Повсюду Свена признавали своим королем жители тех мест, которые оказывались в руках данов. Англосаксы, утомленные практически непрекращавшимися набегами данов, стремились обрести хоть какое-то спокойствие, пусть даже ценой утраты своей независимости. Единственными, кто ожесточенно сражался с данами, были жители Лондона. Они проявили удивительное мужество в, казалось бы, безвыходных условиях, и даны так и не смогли взять город. Но Свен проявил благоразумие и не стал тратить время на осаду Лондона, пойдя дальше на запад. Это и предопределило дальнейший успех данов. Покорив большую часть страны, Свен поставил лондонцев перед дилеммой: либо они обрекают на смерть себя и своих близких, либо признают над собой его власть и тем самым оказываются в лучшем положении. Понимая, что помощи им ждать больше неоткуда, оборонявшиеся выбрали второе.
А что же Этельред II? Человек, на протяжении стольких лет демонстрировавший свою беспомощность и заслуживший от своего народа позорное прозвище Неспособный, теперь остался совсем один. Его придворные отвернулись от него и поспешили изъявить свою преданность конунгу Свену. Пожалуй, только один Торкель Длинный и еще два-три человека в окружении короля безуспешно пытались переломить ход войны в пользу англосаксов. Но и они вскоре должны были понять, что дело Этельреда проиграно.
Потеряв всякую надежду отстоять престол, король отправил жену и сына в Нормандию, а после Рождества и сам последовал за ними.
Свен Вилобородый правил в Англии всего пять недель. 3 февраля 1014 года он умер, оставив в наследство своим сыновьям — Харальду и Кнуту — страну, на завоевание которой он потратил два десятка лет.
Свену удалось сделать то, чего не удавалось ни одному из его предшественников. Если бы мы вели реестр его дел, то с удивлением заметили бы, что Дания в его правление из крошечного государства превратилась в могущественную державу, с которой были вынуждены считаться и на Востоке, и на Западе.
Но Свен так и не развязал до конца запутанный узел противоречий, накопившихся за годы его пребывания у власти. Добавим к этому тот груз внешних и внутренних проблем, которые достались ему от его предшественников на датском престоле. Так что его сыновья получили весьма непростое наследство.
Ко времени смерти отца Кнуту исполнилось пятнадцать лет. Возраст правителя, конечно, не играл в то время такую важную роль, как сейчас, поскольку все решения за него принимали его советники — люди, умудренные опытом государственного управления.
В первые годы своего правления Кнут, как и большинство его сверстников, вступивших на престол в ранней молодости, руководствовался советами своих приближенных. Только достигнув определенной зрелости, Кнут стал самостоятельно править государством.
Будучи в очень молодом возрасте, Кнут вряд ли отдавал себе отчет в том, насколько тяжела та ноша, которую ему пришлось взвалить на свои плечи после смерти отца. Начатое Свеном дело не было завершено. Пребывавший в относительной безопасности при дворе нормандского герцога Этельред лелеял надежду на близкое возвращение в Англию. Учитывая, что волна народного сопротивления датчанам нарастала по мере того, как они пытались вводить свои порядки в Англии, планы Этельреда вовсе не были такими иллюзорными.
Этельред мог рассчитывать на поддержку англосаксов. Народ был готов простить своему королю старые обиды и прегрешения, лишь бы тот снова встал во главе государства.
Воспользовавшись тем, что Свена уже не было в живых, а датский и английский престолы занимали его сыновья, представители английской знати решили действовать незамедлительно. В Нормандию отправился гонец с посланием, в котором они просили Этельреда вернуться на родину и править своими подданными более разумно и мудро, чем прежде. Уловив в словах послания желание знати снова видеть его своим королем, изгнанник воспрял духом. Возможно, в его голове возникли некоторые идеи относительно того, как он устроит свое правление в будущем. Но вряд ли Этельред, прочтя это послание, в одночасье стал более разумным и мудрым. Если, конечно, он вообще услышал этот призыв своих подданных.
В апреле 1014 года Этельред вернулся в Англию, где его уже ждало войско англосаксов, готовое вступить в схватку с данами. Ввиду численного превосходства неприятеля советники Кнута решили не ввязываться в бой, а отступить к своим кораблям, стоявшим в Сандвиче. Даны проявили совсем не лишнюю осмотрительность, сохранив флот и войско для будущих сражений. В Сандвиче Кнут напоследок отомстил своему врагу, предав жестокой казни заложников, находившихся в руках данов. Эта бесчеловечная мера не добавила симпатий Кнуту со стороны англосаксов. После чего молодой правитель, не дожидаясь, пока Сандвич займут войска Этельреда II, отплыл в Данию.
Нельзя сказать, чтобы Кнута на родине приняли с распростертыми объятиями. В Дании правил его брат Харальд, который не собирался делить престол со своим братом. Поэтому конунг и его приближенные весьма настороженно отнеслись к прибывшим из Англии. Дания была бы слишком мала для двух правителей.
Харальду, опасавшемуся своего брата, пришлось приложить максимум усилий к тому, чтобы спровадить Кнута обратно в Англию. Оставшийся без своего государства Кнут в первую очередь думал о том, как вернуть утраченное.
Вернувшись на родину, Кнут приступил к воплощению своих замыслов. К нему отовсюду стекались викинги, готовые поучаствовать в очередном походе на Англию, сулившем им большие выгоды. Представители древних знатных родов приводили под знамена молодого конунга свои вооруженные отряды. Полным ходом шла работа по строительству новых кораблей. Флот, который Кнут собирался привести в Англию, не должен был оставить противнику никаких шансов на победу. Одним словом, конунг, несмотря на свою молодость, вполне серьезно отнесся к предстоящему завоеванию Англии и в короткие сроки сумел собрать для этого все необходимое.
У Этельреда II еще было время, чтобы успеть подготовиться к достойной встрече своего врага. Для этого требовалось лишь проявить необходимую волю, заставив жителей своего королевства объединиться во имя общей цели. Но вместо того чтобы провести реформы, направленные на повышение боеспособности армии и флота, король сосредоточился на внутренних дрязгах, охвативших Англию.
Возможно, печальный опыт проведения предыдущих военных преобразований навсегда отбил у короля охоту вообще к каким-либо переменам в этой области. Возможно, Этельред успокаивал себя тем, что в худшем случае ему удастся договориться с данами, выплатив им очередные отступные. Возможно, он предчувствовал скорое приближение смерти, а потому уже не надеялся отразить предстоящее вторжение данов. Вдобавок ряды сторонников Этельреда заметно поредели. Одним из первых, кто покинул Этельреда, был Торкель Длинный. Старый воин был в курсе важных событий, происходивших на его родине. Предстоящее вторжение данов не могло не внести серьезные коррективы в его планы. Перспектива снова оказаться в изгнании вряд ли могла устраивать его.
Кажется все же странным, что Торкель покинул своего короля. После своего возвращения в Англию Этельред II щедро вознаградил Торкеля и его людей. Они получили из королевской казны 21 000 фунтов. После такого подарка Торкель должен был бы еще более ревностно охранять интересы своего господина. Но последующие события показали, что Торкель вовсе не был намерен и дальше рисковать своей головой ради Этельреда. Получив известия о приготовлениях Кнута, он вместе со своими девятью кораблями поспешил в Данию, чтобы присоединиться к военно-морской армаде, собиравшейся нанести сокрушительный удар по королевству англосаксов. Черная неблагодарность? Нет, скорее трезвый политический расчет. Торкель осознал, что дело Этельреда проиграно еще до вторжения Кнута в Англию. Теперь самое время позаботиться о собственном благополучии. Кроме того, человек, из-за ссоры с которым он перешел на сторону англосаксов, Свен Вилобородый, лежал в могиле. С его сыном у Торкеля не было никаких разногласий. Взвесив все «за» и «против», Торкель решил присоединиться к своим недавним врагам. Кнут по достоинству оценил расторопность Торкеля, сделав его своим приближенным и впоследствии доверив ему одну из самых важных должностей в своем королевстве.
4
Надежда на сплочение англосаксов перед лицом угрозы датского вторжения с каждым днем становилась все более призрачной. Между Этельредом II и его сыном Эдмундом по прозвищу Железный Бок (по замечанию «Англосаксонской хроники», прозванным так «за свой корабль») вспыхнула вражда. Эдмунд женился на вдове Сиверта, убитого, судя по всему, с ведома короля, и явочным порядком присоединил его владения к своим. Обитатели этих земель поддержали молодого и энергичного наследника престола в его противостоянии со своим отцом. Таким образом, на севере страны возникло небольшое королевство, не подчинявшееся центральной власти. Как дальше развивался бы этот конфликт между отцом и сыном, остается только догадываться. Ни Этельред, ни Эдмунд не желали уступать друг другу. Но в сентябре 1015 года случилось то, что заставило их обоих забыть о прежних раздорах. Даны высадились на английском побережье и стали стремительно продвигаться в глубь страны. Первыми их жертвами стали Уэссекс и Уорикшир, а затем, после целого ряда побед, они подошли к Лондону. Старый король, оказавшийся не в силах остановить продвижение врагов, умер (1016 г.). Смерть Этельреда, разумеется, еще больше укрепила Кнута в его желании во что бы ни стало овладеть столицей королевства. Но Лондон был хорошо укрепленным городом, взять его с первого приступа даны не смогли бы. Кнут и его военачальники прекрасно отдавали себе отчет, с какими трудностями им придется столкнуться при осуществлении своих планов. Они весьма основательно подготовились к предстоящей осаде. Даны даже прорыли канал на южном берегу Темзы, позволявший кораблям вплотную подходить к городу. Лондонцы были явно не в восторге, наблюдая за полчищами данов, со всех сторон окружившими город. И тем не менее они не собирались сдаваться и были полны решимости отразить натиск неприятеля. Натолкнувшись на неожиданную преграду, даны впервые с начала этой военной кампании почувствовали себя уязвимыми. Выяснилось, что их доблести и воинского мастерства еще недостаточно для того, чтобы взять Лондон. Необходимо сломить ожесточенное сопротивление его жителей. А вот это данам поначалу оказалось не по силам.
В лагерь Кнута одно за другим приходили тревожные известия о победах Эдмунда Железнобокого, планомерно вытеснявшего данов со всех захваченных ими территорий. Молодой король был полной противоположностью своему покойному отцу, слабому и нерешительному Этельреду. Вскоре данам, осаждавшим Лондон, пришлось воочию увидеть, с кем они имеют дело. Эдмунд привел свое войско к Лондону и предпринял попытку разорвать кольцо осады. Даны ожесточенно сопротивлялись, но все же им пришлось отступить. Что стоило горожанам теперь провозгласить Эдмунда своим освободителем от ненавистных данов и, раскрыв городские ворота, встретить короля и его воинов со всеми почестями и ликованием?! Но, думается, ничего подобного на самом деле не произошло. Потери, понесенные королевским войском в этой схватке, были настолько большими, что не позволяли надеяться на окончательное избавление города от данов. Эдмунд предпочел не дожидаться новой схватки с данами, в которой он, вполне возможно, потерял бы все оставшееся у него войско и отступил на безопасное расстояние, предоставив лондонцев их участи.
Даны возобновили осаду Лондона. Потерявшие надежду на помощь извне, горожане постепенно приходили в отчаяние. Сколько еще дней и ночей продлится эта осада? Сколько еще крови будет пролито, прежде чем Кнут убедится в бесплодности своих замыслов?
Вероятно, Кнут начал осознавать, что его стояние под Лондоном не приведет ни к чему, кроме напрасной траты времени и сил. Его войско испытывало недостаток продовольствия, которое приходилось добывать с большим трудом в разоренных войной окрестностях осажденного города. Кнуту пришлось отказаться от своей затеи овладеть Лондоном. Конунг изменил тактику. Во главе своего войска он направился в Восточную Англию и Мерсию. Здесь даны смогли получить необходимое продовольствие. Воспрянув духом, они принялись разорять то, что еще не было разорено. Часть данов на конях отправилась в Кент. Это было ошибкой. Англосаксы пристально следили за перемещениями своего противника и, естественно, не упустили предоставившейся возможности нанести удар. У Отфорда данов ждало жестокое поражение. Казалось бы, оно должно было развеять последние надежды Кнута на близкую победу. Дела наследника Свена обстояли хуже некуда. Самое время было задуматься о наиболее неблагоприятном для конунга сценарии развития событий. Что ждало его в случае проигрыша в этой военной кампании? Возвращение на родину. А дальше? Клеймо неудачника, которое не так-то просто смыть. Жизнь при дворе его брата в надежде, что когда-нибудь Харальд умрет и место датского конунга станет вакантным. Вряд ли честолюбивого юношу могло устраивать подобное положение вещей. Следовательно, у него оставался только один выход. Во что бы то ни стало вернуть себе английскую корону.
Сражение, принесшее окончательную победу Кнуту, произошло у Ашингдона в Эссексе. Эдмунд привел войско, собранное из всех областей Англии, рассчитывая нанести поражение данам. Для этого требовалось совсем не многое: мудрость и преданность военачальников, стойкость простых воинов. Но как показал ход сражения, именно этих качеств не хватило англосаксам. В решающий момент боя Эадрик Жадный и его люди обратились в бегство и подали пример остальным. Армия Эдмунда рассыпалась, превратившись в толпу бегущих людей. В результате англосаксы, преследуемые своими врагами, понесли большие потери. Множество представителей англосаксонской знати, не говоря о тех, кого они привели с собой, остались лежать на поле битвы.
Отчаявшись выстоять в войне с данами, Эдмунд укрылся в Глостершире. Видимо, он располагал еще кое-какими силами. Кнут, не желая дальше искушать судьбу, предпочел заключить с ним некое подобие мира. С мирными предложениями датского конунга в Глостершир прискакал все тот же Эадрик Жадный. Теперь он находился на службе у Кнута. Статус посла, должно быть, надежно оберегал его от заслуженной виселицы. По договору, заключенному между двумя правителями, Уэссекс оставался во власти Эдмунда. Вся остальная Англия переходила к Кнуту. О дальнейших планах Эдмунда, скорее всего, не удовлетворенного своим положением, остается только догадываться. В День святого Андрея, 30 ноября 1016 года, в возрасте двадцати двух лет Эдмунд Железнобокий отошел в мир иной. Адам Бременский в своей «Хронике» говорит, что Эдмунд, «муж воинственный, был в угоду победителю отравлен ядом, а сыновья его осуждены на изгнание в Русь».
Снова упоминание о Руси. Однако мы не стали бы безоговорочно соглашаться с вышеприведенным сообщением. В самом деле, в средневековых западноевропейских источниках нет единодушного мнения относительно места изгнания сыновей Эдмунда. В частности, в ряде источников названа Венгрия, но не Русь. Английский хронист Флоренций Вустерский довольно обстоятельно повествует о том, что Кнуту советовали убить сыновей своего покойного врага, Эдуарда и Эдмунда. Однако Кнут счел для себя большим позором, если бы они были убиты в Англии. Через некоторое время детей отправили к королю шведов, чтобы их казнили там. Высшая степень гуманизма, проявленная Кнутом! Шведский правитель хотя и находился в союзе с Кнутом, но не счел для себя возможным удовлетворить его просьбу. Вместо этого он распорядился отправить детей в Венгрию. Эдуард скончался там. Эдмунд женился на Агате, дочери брата императора Генриха III. От этого брака у него были дети Маргарита, королева Шотландии, монахиня Христина и принц Эдгар.
В «Истории англов», написанной Жеффреем Гаймаром, вероятно, в 30-е годы XII века, приводится рассказ, позаимствованный из более ранних источников. Воспитателем сыновей Эдмунда Железнобокого был некий датчанин по имени Вальгар. Узнав о том, что Кнут замыслил отравить его воспитанников, датчанин бежал с детьми из ставшей негостеприимной Англии. Всего за пять дней они прошли Русь и прибыли в Венгрию. Конечно, за пять дней пройти Русь было невозможно.
Видимо, Ярослав, связанный союзническими обязательствами с датским конунгом, также не решился оставлять у себя детей его врага и отправил их в Венгрию.
В 1019 году умер Харальд. Кнут был провозглашен конунгом Дании. Титул властителя, после того как он присоединил к своим владениям еще и Норвегию и некоторые другие земли, звучал следующим образом: «Король всей Англии, и Дании, и Норвегии, и части Швеции» («Rex totium Angliae, et Dennemarchiae, et Norregiae, et partio Suavorum») [47].
Как же Кнуту удавалось удерживать такую большую державу в повиновении? Кнут разделил свои владения на четыре части. Во главе каждой из них были поставлены самые близкие к нему люди, доказавшие свою преданность. Не забыл Кнут и о других своих соратниках, принимавших участие в покорении Англии. Они получили земельные владения в различных частях страны. Некоторые из них стали править от его имени целыми областями. С этого времени в Англии утверждается титул эрла (ярла). Так называли наместника конунга в скандинавских странах. Населению вновь пришлось выплатить завоевателям «даннегельд» (около 80 тыс. фунтов). Отныне выплаты датских денег стали ежегодным налогом на содержание датской армии и флота. Англосаксам пришлось выплачивать его вплоть до 1051 года. Однако Кнут не слишком полагался на преданность своих военачальников. Конунг окружил себя особой дружиной, которая должна была охранять его персону и пресекать попытки недовольных свергнуть его с трона. Воины, входившие в дружину (хускерлы), соблюдали строжайшую дисциплину и подчинялись особым правилам, что превращало их в некое подобие замкнутой военной корпорации.
Вместе с тем Кнут нуждался в поддержке местного населения, понимая, что одной лишь вооруженной силой ему в завоеванных землях не удержаться. Начиная свое царствование, Кнут торжественно обещал англосаксам, что будет соблюдать старинные законы. Действительно, в изданном им кодексе нашли отражение многие законы английских королей, принятые в предыдущие годы. Чтобы обеспечить любовь простого народа, Кнут стремился ограничить произвол крупных феодалов. Удавалось ему это далеко не всегда. Вероятно, столкнувшись с необходимостью уравновесить множество подчас противоположных интересов, конунг начал осознавать, что его власть отнюдь не безгранична. Во всяком случае, к моменту смерти Кнута англосаксы по-прежнему были беззащитны перед лицом крупных магнатов. Разница состояла лишь в том, что теперь к местному игу добавилось еще и чужеземное.
В царствование Кнута большое развитие получила торговля. Английские купцы сполна воспользовались преимуществами своего нового положения. Ведь датский флот безраздельно господствовал на морях, и пираты, ранее сильно мешавшие морской торговле, теперь не решались нападать на английские и датские торговые суда, опасаясь неминуемого возмездия. Осознавая важность развития торговли, Кнуту удалось добиться льгот для купцов и паломников, направлявшихся из стран Севера в Италию. Большое внимание Кнут уделял положению английской церкви. Высшее духовенство было обласкано новым монархом. Влияние церкви на государственные и общественные дела значительно возросло. Такое внимание Кнута к церковным вопросам кажется необычным, учитывая, что его отец, Свейн Вилобородый, был закоренелым язычником. Возможно, сын был просто умнее и дальновиднее своего отца. Вдобавок ему пришлось решать несоизмеримо более сложные вопросы государственного управления. Кнут озаботился установлением прочных связей с римско-католическим престолом. В 1027 году Кнут побывал в Риме. Здесь он встречался с римским папой, который, судя по всему, весьма благосклонно отнесся к английско-датскому правителю. Во время своего визита Кнут присутствовал на коронации германского императора. Появление молодого человека, триумфально завершившего покорение англосаксов, на столь важном мероприятии не могло пройти незамеченным. Очевидно, это было первым шагом на пути установления дипломатических отношений между английско-датской державой Кнута и Германской империей. Все это должно было способствовать упрочению власти Кнута в завоеванных землях.
В Дании положение Кнута было более шатким. Власть Кнута признали не все хевдинги. Сильное государство и широкая свобода, к которой привыкли военные вожди, были вещами несовместимыми. Тем более что в Дании правил всего лишь наместник Кнута, и народу было трудно объяснить, почему конунг обосновался в заморской стране, которую датчане считали своей добычей. Разве Дания чем-нибудь хуже Англии?
Привыкшие к грабительским набегам на земли англосаксов, датские викинги должны были умерить свой аппетит. Мечи и копья хускерлов служили действенным напоминанием того, что отныне вольнице викингов пришел конец. Поток золота и серебра из Англии значительно иссяк. Вернее, в значительной мере теперь оно сосредоточивалось в казне английско-датского правителя, а не становилось общей добычей викингов, как в былые времена.
Глава четвертая. Преодоление разлома
1
В древнерусской летописи помещены две росписи княжений сыновей князя Владимира I. Согласно первой из них, Вышеслав как самый старший сын великого князя правил в Новгороде, Изяслав в Полоцке, Святополк в Турове, Ярослав в Ростове.
Судя по всему, Ярослав и Святополк занимали второе и третье места соответственно в иерархии старшинства сыновей Владимира. А Изяслав был самым младшим из братьев, удостоившихся княжения. Только вышеперечисленные Владимировичи к моменту составления росписи княжений достигли совершеннолетия. Остальные сыновья Владимира были слишком малы и не занимали никаких княжений. Сыновья Владимира, как мы видим из летописи, по достижении совершеннолетия становились наместниками в наиболее крупных политических и торговых центрах Руси. Возможно, таким образом Владимир пытался упрочить свой контроль над различными землями, входившими в состав его обширной державы.
Если мы сопоставим первую роспись княжений со второй, заметим весьма существенные изменения. Вместо Вышеслава, умершего около 1013 года, в Новгороде стал править Ярослав, к которому теперь перешло старшинство среди братьев, в Ростове — Борис, в Муроме — Глеб, в Древлянской земле — Святослав, во Владимире — Всеволод, в Тмутаракани — Мстислав. Возможно, вплоть до совершеннолетия сыновей Владимира Муром, Древлянская земля и Тмутаракань управлялись наместниками, не принадлежавшими к княжескому роду.
Указание второй росписи княжений на то, что в Ростове правил Борис, наводит на мысль, что само понятие старшинства не было связано исключительно с физическим возрастом сыновей Владимира. Оно определялось еще и волей отца. В самом деле, если бы Владимир строго соотносил все свои назначения с возрастом сыновей, то он отдал бы Ростов Святополку, а в Турове сделал наместником Изяслава. Но этого не произошло. Почему?
Сообщение Титмара Мерзебургского проливает некоторый свет на причины такого решения Владимира. Как говорит хронист, Владимир женил своего сына Святополка на дочери польского князя Болеслава, вместе с которой в Киевскую Русь поляками был прислан Рейнберн, епископ Колобжегский. Владимир, «узнав, что его сын по наущению Болеславову намерен тайно против него выступить, схватил того [епископа] вместе с этим [своим сыном] и [его] женой и заключил каждого в отдельную темницу. В ней святой отец, прилежно восхваляя Господа, свершил втайне то, чего не мог открыто: по слезам его и усердной молитве, исторгнутой из кающегося сердца, [как] по причастии, отпущены были ему грехи Высшим Священником; [душа] его, вырвавшись из узилища тела, ликуя, перешла в свободу вечной славы» [48].
Титмар отмечает, что в этом деле не обошлось без подстрекательства польского князя. К чему же конкретно Болеслав мог подстрекать своего зятя? Очевидно, к тому, чтобы тот оказал полякам поддержку в их войне с Русью, о которой сообщает все тот же хронист. Никакой другой вывод, основываясь на вышеприведенном сообщении Титмара, сделать невозможно. Но в таком случае все, что сделал (или собирался сделать) Святополк, являлось не чем иным, как государственной изменой — заговором против великокняжеской власти, в котором, помимо туровского князя, принимали участие его жена и ее духовник.
Поступок Святополка заслуживал самого сурового наказания. Вне всякого сомнения, если бы в государственной измене оказался уличен человек, не принадлежавший к княжескому роду, Владимир, без лишних сомнений, распорядился бы казнить его. Но здесь речь шла о сыне, хотя и не родном. По-видимому, киевский князь не хотел отягощать свою совесть убийством Святополка [49], памятуя о том, как он поступил с его отцом. В глазах Владимира и его советников оставление Святополка в живых было проявлением милосердия, которого тот явно не заслуживал. Пройдет семь веков, и другой великий человек, уличив своего сына в государственной измене, уже не остановится перед тем, чтобы предать его смертной казни.
Что бы мы ни говорили о мотивах, заставивших Владимира пощадить Святополка, нельзя не отметить того весьма важного факта, что еще один участник этой драмы, польский князь Болеслав, лишился предоставившегося ему шанса добиться путем интриг того, чего он не смог сделать с помощью вооруженной силы. Следуя сообщению Титмара, большая часть Руси во время польского вторжения была разорена, но… не захвачена. Владимиру удалось отстоять свои владения от хищного соседа, который в конечном счете был вынужден удовлетвориться мирным договором, восстанавливавшим «статус-кво» между двумя государствами. Если бы Святополк продолжал оставаться на свободе, кто знает, каким был бы исход этой войны и не оказался бы самый западный удел Киевской Руси в руках поляков.
По своему духовному складу Святополк был западником. Любовь эта возникла не на пустом месте, а была привита князю его женой и ее духовником. Собственно, западный мир для туровского князя был не какой-то далекой абстракцией; вполне реальным воплощением Запада служили Польша и ее князь Болеслав. Тем более что общий ход древнерусской истории, а также конкретные обстоятельства жизни Святополка совсем не оставили ему выбора. Епископ Рейнберн, как и всякий миссионер, отличавшийся большим красноречием, вполне мог доходчиво растолковать Святополку, в чем состояли преимущества католической церкви и западной цивилизации. Эти преимущества в глазах высокопоставленного клирика, разумеется, не ограничивались чисто богословскими вопросами. Католическая церковь уже тогда претендовала на цивилизационную роль, на духовное и политическое первенство в тогдашнем мире.
Видимо, на рубеже 1012–1013 годов симпатии Святополка к Западу переросли в план конкретных действий. Когда Болеслав пошел войной на Русь, туровский князь решил оказать поддержку врагу своего отца. Разгневанный Владимир, узнав о планах сына, а также о том, кто входит в число участников заговора, принял необходимые меры. Именно такой представляется скрытая канва события, приведшего к нарушению порядка старшинства среди сыновей Владимира.
Что мы знаем о войне между Владимиром и Болеславом, которая, помимо прочего, была вызвана стремлением польского князя освободить из заключения свою дочь и ее мужа? Следует признать, совсем не много. Из «Хроники» Титмара известно, что в 1013 году польский князь в союзе с печенегами напал на Русь и разорил большую часть этой страны. Когда между его воинами и теми печенегами, которые были в его войске, случился раздор [50], Болеслав приказал перебить последних [51]. Вот, собственно, и все сведения, оставленные нам современниками этого похода.
В 1014 году воле отца, киевского князя, отказался покоряться еще один его сын. Ярослав не стал платить отцу две трети дани, собираемой с новгородцев [52]. Владимир был оскорблен поведением своего сына и собирался преподать ему суровый урок. Он вызвал Бориса из Ростова и поручил ему возглавить поход против новгородцев. Киевское войско расположилось лагерем на реке Альта. Очевидно, именно сюда должны были подойти подкрепления из разных городов, подвластных Владимиру, после чего Борис собирался продолжить поход. Но этим планам не суждено было сбыться.
15 июля 1015 года Владимир скончался в своей загородной резиденции в Берестове. Как говорит Титмар, киевский князь «умер в преклонных летах, оставив все свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в темнице; впоследствии сам ускользнув, но оставив там жену, он бежал к тестю» [53]. Насколько соответствует действительности эта версия хрониста и можем ли мы опираться на нее в своем дальнейшем повествовании?
Прежде всего зададимся вопросом, зачем Святополку было бежать к своему тестю Болеславу, когда в Киеве не было никого из братьев и он вполне мог захватить великокняжеский престол? Судя по всему, в Киеве была мощная партия, ориентировавшаяся на поляков. Именно ее представители в 1018 году встречали с почестями Болеслава и Святополка. Не исключено, что духовным вождем этой партии был киевский митрополит Иоанн I. В то же время, как видно из последующих событий, ни Борис, ни Ярослав не пользовались поддержкой киевлян. Следовательно, у Святополка было больше шансов занять киевский престол, чем у его братьев. Для этого ему незачем было бежать к Болеславу. Сторонники туровского князя могли без посторонней помощи привести его к власти в Киеве.
Вступив на престол, Святополк первым делом постарался избавиться от родных сыновей Владимира, в которых он видел своих врагов.
Мы оставили Бориса с войском на Альте. Посмотрим, что делал он, получив известие о смерти отца.
Борис созвал своих воевод на военный совет. Вместе с князем они должны были решить, как быть в создавшейся ситуации. Стоит ли продолжать поход или необходимо возвращаться в Киев? Узнав о том, что Святополк вступил на великокняжеский престол, воеводы стали настаивать на немедленном возвращении в стольный город. По словам летописца, они призывали Бориса самому занять престол, опираясь на вооруженную силу, находившуюся в его распоряжении. Необходимо признать, что это был вполне осуществимый вариант. Ведь у Святополка не было столько войска, чтобы защищать Киев.
Борис отверг это предложение. Он заявил собравшимся, что не может поднять руку на старшего брата и готов признать его вместо отца. Слова Бориса в создавшейся ситуации могли означать только одно. Он добровольно отказывался от борьбы за отцовское наследство. Весть о решении Бориса очень скоро разнеслась по всему лагерю. Деморализованное войско, не желавшее и дальше продолжать бессмысленное стояние на Альте, стало расходиться по домам. Воеводы направились в Киев присягать новому великому князю. Вместе с Борисом осталась лишь его свита.
Почему Борис сразу же не последовал в свой удел или вслед за своими воеводами не отправился в Киев, летописец не сообщает. Довольно сложно найти сколько-нибудь удовлетворительное объяснение этому поступку князя. Возможно, Святополку удалось усыпить его бдительность ничего не значащими заверениями о том, что он желает жить с ним в любви и мире и даже готов придать кое-что к его владениям. А Борис, в свою очередь, дожидался послов киевского князя, чтобы окончательно прояснить ситуацию.
Однако Святополк не собирался вести никаких переговоров с Борисом. Мысленно он давно уже вынес смертный приговор своему брату, который оставалось только привести в исполнение. Но кто возьмется за это черное дело? В Киеве найти исполнителей было не так-то просто. Да и Святополк не доверял киевлянам, среди которых он чувствовал себя чужаком.
Надежные люди находились в Турове. Эти всем были обязаны своему князю и могли пойти на что угодно, лишь бы заслужить его расположение.
Святополк отправился из Киева в Вышгород, куда вызвал своих бояр. Князь не ошибся. После того как он поведал боярам о своем замысле, те изъявили готовность выполнить любой его приказ. Летописец совершенно справедливо замечает по этому поводу, что Святополк «исполнился беззакония и принял образ Каина».
Поручение Святополка взялся исполнить боярин Путьша. Под покровом темноты вместе со своими людьми он отправился в лагерь Бориса. На рассвете они уже были на месте.
Появление в лагере вооруженных людей не прошло незамеченным. Борису доложили об их прибытии. Князь, погруженный в молитву, не придал этому особого значения. Вероятно, он пребывал в уверенности, что в его лагерь явились послы Святополка, чтобы позвать его в Киев.
Нет, в Киев его никто звать не собирался. С Борисом решили расправиться вдали от множества людских глаз, так, чтобы было как можно меньше свидетелей. Все-таки Святополк опасался общественного мнения и не хотел войти в историю как убийца своих братьев.
Закончив молиться, Борис прилег на ложе. Перед тем как разговаривать с послами Святополка, он должен собраться с мыслями.
Убийцы, ворвавшиеся в княжеский шатер, не теряли времени на раздумья. Они ударили копьем Бориса и, решив, что он мертв, вступили в схватку с его слугами. Княжский слуга Георгий по прозвищу Угрин погиб одним из первых, защищая своего господина. После убийцы никак не могли снять с его шеи золотую гривну. Не найдя другого способа завладеть драгоценным украшением, они отрубили несчастному голову. Были убиты и другие княжеские отроки.