Всё самое лучшее для детей (сборник) Толстой Лев

Староста посмеялся ей и сказал:

— Ну, пойдём. Ты теперь натощак, так я удержу; а после обеда и не удержать.

Староста привязал палку к верёвке, и баба верхом села на неё, взялась за верёвку и стала слезать в колодец, а староста за колесо стал спускать её. В колодце было всего шесть аршин глубины, и только на аршин стояла вода. Староста спускал за колесо потихоньку и всё спрашивал:

— Ещё, что ли?

Скотница кричала оттуда:

— Ещё немного!

Вдруг староста почувствовал, что верёвка ослабла; он окликнул скотницу, но она не отвечала. Староста поглядел в колодец и увидел, что баба лежит в воде головой и кверху ногами. Староста стал кричать и звать народ; но никого не было. Пришёл только один конюх. Староста велел ему держать колесо, а сам вытянул верёвку, сел на палку и полез в колодец.

Только что конюх спустил старосту до воды, с старостой сделалось то же самое. Он бросил верёвку и упал головой вниз на бабу. Конюх стал кричать, потом побежал в церковь за народом. Обедня отошла, и народ шёл из церкви. Все мужики и бабы побежали к колодцу. Все столпились у колодца, и всякий кричал своё, но никто не знал, что делать. Молодой плотник Иван пробился сквозь толпу к колодцу, схватил верёвку, сел на палку и велел себя спускать. Иван только привязал себя к верёвке кушаком. Двое спускали его, а другие все смотрели в колодец, что будет с Иваном. Как только он стал доходить до воды, он бросил верёвку руками и упал бы головой, но кушак держал его.

Все закричали:

— Тащи его назад! — И Ивана вытащили.

Он как мёртвый висел на кушаке, голова его тоже висела и билась о края колодца. Лицо было сине-багровое. Его вынули, сняли с верёвки и положили на землю. Думали, что он мёртвый; но он вдруг тяжело дохнул, стал перхать и ожил.

Тогда хотели лезть ещё, но один старый мужик сказал, что лазить нельзя, потому что в колодце дурной воздух и что этот дурной воздух убивает людей. Тогда мужики побежали за баграми и стали вытаскивать старосту и бабу. Старостина жена и мать голосили у колодца, другие их унимали, а мужики цепляли в колодце баграми и старались вытащить мёртвых. Раза два они дотаскивали старосту до половины колодца за его платье; но он был тяжёл, платье прорывалось, и он срывался. Наконец, зацепили его за два багра и вытащили. Потом вытащили и скотницу. Оба уже были совсем мёртвые и не ожили.

Потом, когда стали осматривать колодец, то узнали, что точно, — внизу колодца был дурной воздух.

Кристаллы

Рассуждение

Если сыпать в воду соль и мешать, то соль станет расходиться и так разойдётся в воде, что не видать будет соли; но если сыпать ещё и ещё соли, то под конец соль уж перестанет распускаться, а сколько ты её ни мешай, так и останется белым порошком в воде. Вода насытилась солью и больше уж принять не может. Но если разогреть воду, она примет ещё; и соль, та, которая не распускалась в холодной воде, распустится в горячей. Но если ещё насыпать соли, тогда уж и горячая вода не примет больше соли. А если больше станешь греть воду, то сама вода уйдёт паром, и соли ещё больше останется. Так на каждую вещь, какую вода распускает, у воды есть мера, дальше чего ей нельзя распустить. Каждой вещи вода распускает больше, когда горяча, чем когда холодна, но всё же — как насытится горячая вода, так дальше уж не принимает. Вещь останется сама по себе, а вода уйдёт паром.

Если насытить воду селитряным порошком, а потом подсыпать ещё селитры лишней, всё согреть и, не мешавши, дать остынуть, то селитра лишняя не ляжет порошком на дне воды, а соберётся вся шестигранными столбиками и сядет на дне и по бокам, столбик подле столбика. Если насытить воду селитряным порошком и поставить в тёплом месте, то вода уйдёт паром, а селитра лишняя также сложится столбиками шестигранными.

Если насытить воду простою солью, согреть и также дать уйти воде паром, то лишняя соль сложится тоже не порошком, а кубиками. Если насытить воду селитрой с солью вместе, лишняя селитра и соль не смешаются, сложатся каждая по-своему — селитра столбиками, а соль кубиками.

Если насытить воду извёсткой, или другою солью, или ещё чем-нибудь, то каждая вещь, когда вода выйдет паром, сложится по-своему: какая в трехгранные столбики, какая в восьмигранные, какая кирпичиками, какая звёздочками, — каждая по-своему. Эти-то фигуры разные бывают во всех крепких вещах. Иногда фигуры эти большие, в руку; такие находят камни в земле. Иногда фигуры эти так малы, что простым глазом не разберёшь их; но в каждой вещи есть свои фигуры.

Если, когда вода насыщена селитрой и в ней начинают складываться фигуры, отломить иголочкой край фигуры, то опять на то же место придут новые кусочки селитры и опять заделают отломанный край точно так, как ему надо быть, — шестигранными столбиками. То же самое и с солью и со всякой другой вещью. Все маленькие порошинки сами ворочаются и приставляются той стороной, какой надо.

Когда замерзает лёд, то делается то же самое.

Летит снежинка — в ней не видать никакой фигуры; но как только она сядет на что-нибудь тёмное и холодное, на сукно, на мех, в ней можно разобрать фигуру: увидишь звёздочку или шестиугольную дощечку. На окнах пар примерзает не как попало, а как он станет примерзать, так сейчас сложится в звёздочку.

Что такое лёд? Это холодная, крепкая вода. Когда из жидкой воды делается крепкая вода, она складывается в фигуры, и из неё выходит тепло. То же самое делается с селитрой: когда она из жидкой складывается в крепкие фигуры, из неё выходит тепло. То же с солью, то же с плавленым чугуном, когда он из жидкого делается крепким. Когда какая-нибудь вещь из жидкой делается крепкой, — из неё выходит тепло, и она складывается в фигуры. А когда из крепкой делается жидкая, то вещь забирает в себя тепло, и из неё выходит холод, и фигуры её распускаются.

Принеси плавленого железа и дай ему остывать; принеси теста горячего и дай ему остывать; принеси извести гашёной и дай ей остывать, — будет тепло. Принеси льду и тай его, — станет холодно. Принеси селитры, соли и всякой вещи, какая в воде расходится, и распускай её в воде, — станет холодно. Чтобы заморозить мороженое, сыплют соль в воду.

Удельный вес

История

Греческий царь Гиерон Сиракузский заказал своему золотых дел мастеру Димитрию золотую корону для идола Юпитера и дал двенадцать фунтов золота. Димитрий сделал корону, и когда царь её свесил, то в короне было ровно двенадцать фунтов.

Только царь прослышал, что Димитрий украл много золота и в корону подмешал серебра. Царю хотелось доискаться, много ли подмешано серебра в короне, и он велел её перетопить, чтобы видеть середину.

Был один умный и учёный человек, родной царю, Архимед. Он сказал царю:

— Не вели ломать корону, чтобы даром не пропала работа; а я, не ломаючи короны, узнаю, сколько в ней серебра и сколько золота.

Царь согласился с Архимедом, и Архимед сделал так: он взял фунт золота и фунт серебра и свесил их просто на весах, а потом свесил их в воде. Фунт золота в воде потянул на одну гирьку меньше, чем прежде, а фунт серебра на две гирьки меньше.

Потом Архимед всю корону свесил в воде, позвал царя и сказал:

— С фунта чистого золота, если весить в воде, остаётся гирька; а если весить серебро в воде, остаются две гирьки с фунта; стало быть, если корона вся из чистого золота и в ней двенадцать фунтов, то в двенадцати фунтах надо снять с весов двенадцать гирек. Вот смотри.

Он положил на весы одиннадцать фунтов и стал вешать корону в воде. Корона не потянула двенадцати фунтов без двенадцати гирек, а меньше.

Сняли ещё гирек, Архимед и говорит:

— Вот сколько тут снято лишних гирек, на столько Димитрий и обманул тебя.

Так Архимед верно узнал, сколько было серебра подмешано в корону.

Магнит

Описание

В старину был пастух; звали его Магнис. Пропала у Магниса овца. Он пошёл в горы искать. Пришёл на одно место, где одни голые камни. Он пошёл по этим камням и чувствует, что сапоги на нём прилипают к этим камням. Он потрогал рукой — камни сухие и к рукам не липнут. Пошёл опять, — опять сапоги прилипают. Он сел, разулся, взял сапог в руки и стал трогать им камни.

Тронет кожей и подошвой — не прилипают, а как тронет гвоздями, так прилипнет.

Была у Магниса палка с железным наконечником. Он тронул камень деревом — не прилипает; тронул железом — прилипло так, что отрывать надо.

Магнис рассмотрел камень, видит, что похож на железо, и принёс куски камня домой. С тех пор узнали этот камень и прозвали его магнитом.

Магнит находят в земле с железной рудой. Там, где есть магнит в руде, и железо самое лучшее. Из себя магнит похож на железо.

Если положить кусок железа на магнит, то и железо станет притягивать другое железо. А если положить стальную иголку на магнит да подержать подольше, то иголка сделается магнитом и станет к себе притягивать железо. Если два магнита сводить концы с концами, то одни концы будут отворачиваться друг от друга, а другие будут сцепляться.

Если одну магнитную палочку разрубить пополам, то опять каждая половинка будет с одной стороны цепляться, а с другой отворачиваться. И ещё разруби — то же будет, и ещё руби сколько хочешь, — всё то же будет: одинакие концы будут отворачиваться, разные цепляться, как будто с одного конца магнит выпирает, а с другого втягивает. И как его ни разломи, всё с одного конца он будет выпирать, а с другого втягивать. Всё равно как еловую шишку, где ни разломи, всё будет с одного конца пупом, а с другого чашечкой. С того ли, с другого ли конца, — чашечка с пупом сойдётся, а пуп с пупом и чашечка с чашечкой не сойдутся.

Если намагнитить иголку (подержать подольше с магнитом) и насадить её серединкой на шпенёк так, чтобы она ходила вольно на шпеньке, то как хочешь верти магнитную иголку, как пустишь, она станет одним концом на полдни (юг), другим — на полночь (север).

Когда не знали магнита, по морю не плавали далеко. Как выйдут далеко в море, что земли не видать, то только по солнцу и по звёздам и знали, куда плыть. А если пасмурно, не видать солнца и звёзд, то и не знают сами, куда плыть. А корабль несёт ветром и занесёт на камни и разобьёт.

Пока не знали магнита, не плавали по морям вдаль от берега; а когда узнали магнит, то сделали иголку магнитную на шпеньке, чтоб она вольно ходила. По этой иголке и стали узнавать, в какую сторону плывут. С магнитной иголкой стали ездить дальше от берегов и с тех пор много новых морей узнали.

На кораблях всегда бывает магнитная иголка (компас) и есть мерная верёвка с узлами на конце корабля. И верёвка приделана так, что она разматывается и по ней видно, сколько корабль проехал.

Так что, когда плывут на корабле, всегда знают, на каком теперь месте корабль, далеко ли от берега и в какую сторону.

ИСТОРИЯ

Волга и Вазуза

Были две сестры: Волга и Вазуза. Они стали спорить, кто из них умнее и кто лучше проживёт.

Волга сказала:

— Зачем нам спорить, — мы обе на возрасте. Давай выйдем завтра поутру из дому и пойдём каждая своей дорогой; тогда увидим, кто из двух лучше пройдёт и скорее придёт в Хвалынское царство.

Вазуза согласилась, но обманула Волгу. Только что Волга заснула, Вазуза ночью побежала прямой дорогой в Хвалынское царство.

Когда Волга встала и увидала, что сестра её ушла, она ни тихо, ни скоро пошла своей дорогой и догнала Вазузу.

Вазуза испугалась, чтоб Волга не наказала её, назвалась меньшой сестрой и попросила Волгу довести её до Хвалынского царства. Волга простила сестру и взяла с собой.

Река Волга начинается в Осташковском уезде из болот в деревне Вол го. Там есть небольшой колодезь, из него течёт Волга. А река Вазуза начинается в горах. Вазуза течёт прямо, а Волга поворачивает.

Вазуза весной раньше ломает лёд и проходит, а Волга позднее. Но когда обе реки сходятся, в Волге уже тридцать саженей ширины, а Вазуза ещё узкая и маленькая речка. Волга проходит через всю Россию на три тысячи сто шестьдесят вёрст и впадает в Хвалынское (Каспийское) море. И ширины в ней в полую воду бывает до двенадцати вёрст.

Шат и Дон

У старика Ивана было два сына: Шат Иваныч и Дон Иваныч. Шат Иваныч был старший брат; он был сильнее и больше, а Дон Иваныч был меньший и был меньше и слабее. Отец показал каждому дорогу и велел им слушаться. Шат Иваныч не послушался отца и не пошёл по показанной дороге, сбился с пути и пропал. А Дон Иваныч слушал отца и шёл туда, куда отец приказывал. Зато он прошёл всю Россию и стал славен.

В Тульской губернии, в Епифанском уезде, есть деревня Иван-озеро, и в самой деревне есть озеро. Из озера вытекают в разные стороны два ручья. Один ручей так узок, что через него перешагнуть можно. Этот ручей называют Дон. Другой ручеёк широкий, и его называют Шат.

Дон идёт всё прямо, и чем дальше он идёт, тем шире становится.

Шат вертится с одной стороны на другую. Дон прошёл через всю Россию и впал в Азовское море. В нём много рыбы, и по нём ходят барки и пароходы.

Шат зашатался, не вышел из Тульской губернии и впал в реку Упу.

Судома

В Псковской губернии, в Порховском уезде, есть речка Судома, и на берегах этой речки есть две горы, друг против дружки.

На одной горе был прежде городок Вышгород, на другой горе в прежние времена судились славяне. Старики рассказывают, что на этой горе в старину с неба висела цепь и что тот, кто был прав, до цепи доставал рукой, а кто был виноват, тот не мог достать.

Один человек занял у другого деньги и отпёрся. Привели их обоих на гору Судому и велели доставать до цепи. Тот, кто давал деньги, поднял руку и сразу достал. Пришёл черёд виноватому доставать. Он не отпирался, а только отдал свой костыль подержать тому, с кем судился, чтобы ловчее было руками достать до цепи; протянул руки и достал.

Тогда народ удивился: как, оба правы?

А у виноватого костыль был пустой, и в костыле были запрятаны те самые деньги, в каких он отпирался. Когда он отдал в руки костыль с деньгами подержать тому, кому он должен был, он с костылём отдал и деньги, и потому достал цепь.

Так он обманул всех. Но с тех пор цепь поднялась на небо и больше не спускалась. Так рассказывают старики.

Смерть Олега

Был русский князь Олег.

Он призвал к себе волхвов и спросил у них: какая его жизнь будет и какая смерть?

Волхвы сказали:

— Жизнь твоя будет счастливая, а смерть тебе будет от любимого твоего коня.

Олег и подумал: «Если мне смерть от любимой лошади, так я её отошлю и никогда на ней ездить не стану». И Олег велел отвести лошадь в дальнюю деревню.

Один раз приехал Олег в ту деревню. Время уже прошло много. Олег и спросил:

— А где лошадь моя, что я сюда прислал? Жива ли?

Ему и говорят:

— Лошадь твоя давно уже издохла.

И жалко стало Олегу лошади. Он и говорит:

— Напрасно погубил я коня. Покажите мне его.

А ему говорят:

— Он давно издох, его волки съели, одни кости остались.

Олег велел провести себя к тому месту, куда они бросили лошадь. А там только кости валялись да лошадиная голова.

Олег и подумал: «Как же мне смерть придёт от этого теперь?» И он толкнул ногой лошадиную голову. А в голове была змея. Она выползла, зашипела и ужалила Олега в ногу. От этого Олег и умер.

Как боролся русский богатырь

При князе Владимире напали на Россию печенеги. Подошли они с большим войском под Киев. Князь Владимир вышел с своим войском навстречу. Сошлись они на реке Трубеже и остановились.

Князь печенежский подъехал к реке, позвал князя Владимира и сказал:

— Зачем нам много народа убивать. А сделаем вот как: ты выпусти своего силача, а я своего выпущу, и пускай они поборются. Если твой будет сильнее моего, так я уйду, а если мой одолеет, то покорись ты со всей своей землёю.

Князь Владимир вернулся к своему войску и сказал:

— А есть ли в нашем войске такой силач, чтобы взялся бороться с печенегом?

Один старик сказал:

— Я пришёл сюда с сыновьями сам-четвёрт, а пятый, меньшой сын, Иван, остался дома. Вели послать за ним. Ему Бог дал силу большую.

Владимир сказал:

— Какая его сила?

Старик сказал:

— Его сила вот какая: однова мял воловью шкуру, мне не показалось, как он это делает, я и побрани его. Он рассердись да и разорви шкуру пополам.

Князь Владимир послал за Иваном. Когда его привели, князь Владимир сказал ему:

— Можешь ты бороться с печенегом?

Иван сказал:

— Я не знаю своей силы. Надо испытать.

Князь Владимир велел привести большого быка и сказал:

— Ну, покажи над ним свою силу.

Иван велел раздразнить быка, и когда бык набежал на него, он схватил его рукой за бок, вырвал кусок кожи с мясом, а потом кулаком ударил его между рог и убил.

Владимир послал сказать печенежскому князю, чтобы он высылал своего силача.

На другой день сошлись оба войска. В середине сделали чистое место. От русских вышел Иван. Он был невелик ростом и лицом бел. От печенегов вышел чёрный великан.

Когда печенег увидал Ивана, он сказал:

— Зачем малого привели, я раздавлю его.

Когда силачи вышли на середину, на чистое место, они схватились за кушаки, укрепились ногами и начали сжимать и ворочать друг друга. Печенежский силач хотел поднять Ивана и перекинуть через себя его, но Иван так крепко сжал печенега, что он не мог дышать и захрипел. Тогда Иван приподнял его, шмякнул об землю и расшиб до смерти.

Пётр I и мужик

Наехал царь Пётр на мужика в лесу. Мужик дрова рубит.

Царь и говорит:

— Божья помощь, мужик!

Мужик и говорит:

— И то мне нужна Божья помощь.

Царь спрашивает:

— А велика ли у тебя семья?

— У меня семьи два сына да две дочери.

— Ну, не велико твоё семейство. Куда ж ты деньги кладёшь?

— А я деньги на три части кладу: во-первых — долг плачу, в-других — в долг даю, в-третьих — в воду мечу.

Царь подумал и не знает, что это значит, что старик и долг платит, и в долг даёт, и в воду мечет.

А старик говорит:

— Долг плачу — отца-мать кормлю; в долг даю — сыновей кормлю; а в воду мечу — дочерей рощу.

Царь и говорит:

— Умная твоя голова, старичок. Теперь выведи меня из лесу в поле, я дороги не найду.

Мужик говорит:

— Найдёшь и сам дорогу: иди прямо, потом сверни вправо, а потом влево, потом опять вправо.

Царь и говорит:

— Я этой грамоты не понимаю, ты сведи меня.

— Мне, сударь, водить некогда; нам в крестьянстве день дорого стоит.

— Ну, дорого стоит, так я заплачу.

— А заплатишь, — пойдём.

Сели они на одноколку, поехали.

Стал дорогой царь мужика спрашивать:

— Далече ли ты, мужичок, бывал?

— Кое-где бывал.

— А видал ли царя?

— Царя не видал, а надо бы посмотреть.

— Так вот, как выедем в поле, — и увидишь царя.

— А как я его узнаю?

— Все без шапок будут, один царь в шапке.

Вот приехали они в поле. Увидал народ царя — все поснимали шапки. Мужик пялит глаза, а не видит царя.

Вот он и спрашивает:

— А где же царь?

Говорит ему Пётр Алексеевич:

— Видишь, только мы двое в шапках — кто-нибудь из нас да царь.

Святогор-богатырь

Выезжал ли Святогор гулять в чисто поле,
Никого-то Святогор он не нахаживал,
С кем бы силой богатырскою помериться;
А сам чует в себе силу он великую,
Чует — живчиком по жилкам разливается.
Грузно с силы Святогору, как от бремени.
И промолвил Святогор-свет похваляючись:
«По моей ли да по силе богатырской
Каб державу мне найти,
всю землю поднял бы».
С тех слов увидел Святогор прохожего —
Сдалека в степи идёт прохожий
с сумочкой, —
И поехал Святогор к тому прохожему,
Едет рысью, всё прохожий идёт передом, —
Во всю прыть не может он догнать
прохожего.
Закричал тут Святогор да громким
голосом:
«Гой, прохожий человек, пожди
немножечко.
Не могу догнать тебя я на добром коне».
Сдалека прохожий Святогора слушался,
Становился, с плеч на землю бросал
сумочку.
Наезжает Святогор на эту сумочку.
Своей плёточкой он сумочку пощуповал, —
Как у рослая, та сумочка не тронется.
Святогор с коня перстом её потрогивал, —
Не сворохнется та сумка, не шевельнется.
Святогор с коня хватал рукой, потягивал, —
Как урослая, та сумка не поднимется.
Слез с коня тут Святогор, взялся
за сумочку,
Он приладился, взялся руками обеими,
Во всю силу богатырску принатужился, —
От натуги по белу лицу ала кровь пошла,
А поднял суму от земли только на волос.
По колена ж сам он в мать сыру
землю угряз.
Взговорит ли Святогор тут громким
голосом:
«Ты скажи же мне, прохожий, правду
истинну,
А и что, скажи ты, в сумочке накладено?»
Взговорит ему прохожий да на те слова:
«Тяга в сумочке от матери сырой земли».
Взговорит тут Святогор да ко прохожему:
«А ты сам кто есть, как звать тебя
по имени?»
Взговорит ему прохожий ли на те слова:
«Я Микула есмь; мужик я Селянинович,
Я Микула, — меня любит мать сыра земля».

Микулушка Селянинович

Выезжал ли Вольга-свет с дружиною
По сёлам, городам за получкою,
С мужиков выбирать дани-выходы;
Выезжал ли сударь во чисто поле, —
Услыхал во чистом поле пахаря:
Слышно — пашет мужик да посвистывает,
Сдалека, слышно, сошка поскрипывает,
Сошники по камням, слышно, черкают, —
А не видно нигде в поле пахаря.
И поехал Вольга к тому пахарю —
Целый день ехал с утра до вечера,
А наехать не мог Вольга пахаря.
День, другой ехал с утра до вечера,
А наехать не мог Вольга пахаря.
Слышно, пашет мужик да посвистывает,
Сдалека, слышно, сошка поскрипывает,
Сошнички по камням, слышно, черкают, —
А не видно нигде в поле пахаря.
Третий день Вольга ехал до пабедья —
Наезжает Вольга в поле пахаря:
В поле пашет мужик да понукивает,
С края в край он бороздку отваливает,
Камни, корни сохой выворачивает:
Как заедет мужик-от в один конец —
Со другого конца и не виднушко.
А у пахаря сошка кленовенька,
Сошники во той сошке булатные,
Захлёстнуты гужочки шелковеньки,
А кобылка во сошке соловенька.
Взговорит ли Вольга тому пахарю:
«Гой, мужик-пахарёк!
Божья помощь те, —
Божья помощь пахать
да крестьянствовать,
Широку борозду отворачивать
Да коренья, каменья вывёртывать!»
Говорит ли мужик таковы слова:
«А спасибо, Вольга, — благодарствуем, —
Божья помощь, поди-тка, нам надобна.
Божья помощь — пахать
да крестьянствовать.
Сам далёко ль едешь со дружинушкой?
Далёко ль Бог несёт, — куда путь
держишь?»
Взговорит ли Вольга таковы слова:
«А я еду, мужик, со дружинушкой
По сёлам-городам за получкою —
Выбирать с мужиков дани-выходы.
Ай, пойдём со мной во товарищах!»

Взял мужик, воткнул сошку
в бороздочку,
Он гужочки шелковы взял выстегнул,
Взял из сошки кобылку да вывернул,
На кобылку ввалился, сел охлепью —
Со Вольгою поехал в товарищах.
Говорит ли мужик таковы слова:
«А не ладно, Вольга, я в бороздочке
Свою сошку оставил не убранну,
Как бы сошку с земельки повыдернуть,
С сошничков как бы землю
повытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитов куст…»
Посылал тут Вольга десять молодцов:
Велит сошку с земельки повыдернуть,
С сошничков велит землю повытряхнуть,
А и бросить за ракитов куст.
Подъезжали ко сошке те молодцы,
Соскочили в борозду с добрых коней,
Разом брались за сошку кленовеньку.
От земли этой сошки поднять нельзя.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут с земли сошку выдернуть,
Не могут с сошников землю вытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитов куст.
А и шлёт ли Вольга всю дружинушку:
Велит сошку с земельки повыдернуть,
С сошничков велит землю повытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитов куст.
Вот за сошку бралась вся дружинушка,
Разом бралась за сошку кленовую: —
Только сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут с земли сошку выдернуть,
Не могут с сошничков землю вытряхнуть,
А и бросить за ракитов куст
Подъезжал тут мужик деревенщина:
Он слезал со кобылки соловенькой,
Подходил к своей сошке кленовенькой,
Брался ручкой одной да попёхивал,
Из земельки он сошку выдёргивал,
С сошничков он земельку вытрёхивал,

Он палицей комлыжки соскрёбывал,
А и бросил сошку за ракитов куст.
На добрых коней сели, — поехали.
Выезжают они на дороженьку —
Мужикова кобылка ходой идёт,
А Вольгин-от конь уж поскакивает;
Мужикова кобылка рысцою пошла,
А Вольгин-от уж конь оставаться стал.
Передом мужик едет, не тряхнётся, —
Во всю прыть Вольга едет сугоною.
Мужику тут Вольга стал покрикивать,
Мужику колпаком стал помахивать:
«Ты, мужик-пахарёк, ты постой, пожди,
За тобою, мужик, не угонишься».
На Вольгу тут мужик приоглянулся,
Стал кобылку свою окорачивать, —
И поехали шагом дорожкою.
Взговорит ли Вольга таковы слова:
«У тебя ли, мужик, лошадь добрая —
Кабы лошадь твоя да коньком была, —
За лошадку цена бы пятьсот рублей».
Говорит ли мужик таковы слова:
«А и глуп ты, Вольга, глупо сказываешь.
Я кобылочку взял из-под матери.
За сосунчика дал я пятьсот рублей;
А коньком бы была — ей и сметы нет».
Взговорит ли Вольга таковы слова:
«А и как тя, мужик, звать по имени —
Величать тебя как по изотчеству?»
Говорит ли мужик таковы слова:
«А я ржи напашу, во скирды сложу,
Домой выволоку, дома вымолочу.
Да и пива сварю, мужиков сзову,
И почнут мужики тут покликивать:
Гой, Микула-свет, ты Микулушка,
Свет Микулушка да Селянинович!»

КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК

1

Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин.

Пришло раз ему письмо из дома. Пишет ему старуха-мать: «Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с Богом, поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе, может, и женишься и совсем останешься».

Жилин и раздумался: «Ив самом деле: плоха уж старуха стала; может, и не придётся увидать. Поехать; а если невеста хороша — и жениться можно».

Пошёл он к полковнику, выправил отпуск, простился с товарищами, поставил своим солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался ехать.

На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днём, ни ночью не было проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдёт от крепости, татары или убьют, или уведут в горы. И было заведено, что два раза в неделю из крепости в крепость ходили провожатые солдаты. Спереди и сзади идут солдаты, а в средине едет народ.

Дело было летом. Собрались на зорьке обозы за крепость, вышли провожатые солдаты и тронулись по дороге. Жилин ехал верхом, а телега с его вещами шла в обозе.

Ехать было двадцать пять вёрст. Обоз шёл тихо; то солдаты остановятся, то в обозе колесо у кого соскочит или лошадь станет, и все стоят — дожидаются.

Солнце уже и за полдни перешло, а обоз только половину дороги прошёл. Пыль, жара, солнце так и печёт, а укрыться негде. Голая степь, ни деревца, ни кустика по дороге.

Выехал Жилин вперёд, остановился и ждёт, пока подойдёт обоз. Слышит, сзади на рожке заиграли, — опять стоять. Жилин и подумал: «А не уехать ли одному, без солдат? Лошадь подо мной добрая, если и нападусь на татар — ускачу. Или не ездить?..»

Остановился, раздумывает. И подъезжает к нему на лошади другой офицер, Костылин, с ружьём, и говорит:

— Поедем, Жилин, одни. Мочи нет, есть хочется, да и жара. На мне рубаху хоть выжми. — А Костылин — мужчина грузный, толстый, весь красный, а пот с него так и льёт.

Подумал Жилин и говорит:

— А ружьё заряжено?

— Заряжено.

— Ну, так поедем. Только уговор — не разъезжаться.

И поехали они вперёд по дороге. Едут степью, разговаривают да поглядывают по сторонам. Кругом далеко видно.

Только кончилась степь, пошла дорога промеж двух гор в ущелье, Жилин и говорит:

— Надо выехать на гору, поглядеть, а то тут, пожалуй, выскочат из-за горы, и не увидишь.

А Костылин говорит:

— Что смотреть? Поедем вперёд.

Жилин не послушал его.

— Нет, — говорит, — ты подожди внизу, а я только взгляну.

И пустил лошадь налево, на гору. Лошадь под Жилиным была охотницкая (он за неё сто рублей заплатил в табуне жеребёнком и сам выездил); как на крыльях взнесла его на кручь. Только выскакал, глядь — а перед самым им, на десятину места, стоят татары верхами — человек тридцать.

Он увидал, стал назад поворачивать; и татары его увидали, пустились к нему, сами на скаку выхватывают ружья из чехлов. Припустил Жилин под кручь во все лошадиные ноги, кричит Костылину:

— Вынимай ружьё! — а сам думает на лошадь свою: «Матушка, вынеси, не зацепись ногой, спотыкнёшься — пропал. Доберусь до ружья, я им не дамся».

А Костылин, заместо того чтобы подождать, только увидал татар, — закатился, что есть духу, к крепости. Плетью ожаривает лошадь то с того бока, то с другого. Только в пыли видно, как лошадь хвостом вертит.

Жилин видит — дело плохо. Ружьё уехало, с одной шашкой ничего не сделаешь. Пустил он лошадь назад к солдатам — думал уйти. Видит, ему наперерез катят шестеро.

Под ним лошадь добрая, а под теми ещё добрее, да и наперерез скачут. Стал он окорачивать, хотел назад поворотить, да уж разнеслась лошадь, не удержит, прямо на них летит.

Видит — близится к нему с красной бородой татарин на сером коне. Визжит, зубы оскалил, ружьё наготове.

«Ну, — думает Жилин, — знаю вас, чертей, если живого возьмут, посадят в яму, будут плетью пороть. Не дамся же живой».

А Жилин хоть невелик ростом, а удал был. Выхватил шашку, пустил лошадь прямо на красного татарина, думает: «Либо лошадью сомну, либо срублю шашкой».

На лошадь места не доскакал Жилин, выстрелили по нём сзади из ружей и попали в лошадь. Ударилась лошадь оземь со всего маху, — навалилась Жилину на ногу.

Хотел он подняться, а уж на нём два татарина вонючие сидят, крутят ему назад руки. Рванулся он, скинул с себя татар, — да ещё соскакали с коней трое на него, начали бить прикладами по голове. Помутилось у него в глазах и зашатался. Схватили его татары, сняли с сёдел подпруги запасные, закрутили ему руки за спину, завязали татарским узлом, поволокли к седлу. Шапку с него сбили, сапоги стащили, всё обшарили, деньги, часы вынули, платье всё изорвали.

Оглянулся Жилин на свою лошадь. Она, сердечная, как упала на бок, так и лежит, только бьётся ногами, — до земли не достаёт; в голове дыра, и из дыры так и свищет кровь чёрная — на аршин кругом пыль смочила.

Один татарин подошёл к лошади, стал седло снимать. Она всё бьётся, — он вынул кинжал, прорезал ей глотку. Засвистело из горла, трепенулась — и пар вон.

Сняли татары седло, сбрую. Сел татарин с красной бородой на лошадь, а другие подсадили Жилина к нему на седло; а чтобы не упал, притянули его ремнём за пояс к татарину и повезли в горы.

Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в вонючую татарскую спину. Только и видит перед собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, да бритый затылок из-под шапки синеется. Голова у Жилина разбита, кровь запеклась над глазами. И нельзя ему ни поправиться на лошади, ни кровь обтереть. Руки так закручены, что в ключице ломит.

Ехали они долго с горы на гору, переехали вброд реку, выехали на дорогу и поехали лощиной.

Хотел Жилин примечать дорогу, куда его везут, — да глаза замазаны кровью, а повернуться нельзя.

Стало смеркаться. Переехали ещё речку, стали подниматься по каменной горе, запахло дымом, забрехали собаки.

Приехали в аул. Послезали с лошадей татары, собрались ребята татарские, окружили Жилина, пищат, радуются, стали каменьями пулять в него.

Татарин отогнал ребят, снял Жилина с лошади и кликнул работника. Пришёл ногаец скуластый, в одной рубахе. Рубаха оборванная, вся грудь голая. Приказал что-то ему татарин.

Принёс работник колодку: два чурбака дубовых на железные кольца насажены, и в одном кольце пробойчик и замок.

Развязали Жилину руки, надели колодку и повели в сарай; толкнули его туда и заперли дверь. Жилин упал на навоз. Полежал, ощупал в темноте, где помягче, и лёг.