Всё самое лучшее для детей (сборник) Толстой Лев
Принесли им бумаги, написали они письма. Набили на них колодки, отвели за мечеть. Там яма была аршин пяти, и спустили их в эту яму.
6
Житьё им стало совсем дурное. Колодки не снимали и не выпускали на вольный свет. Кидали им туда тесто непечёное, как собакам, да в кувшине воду спускали. Вонь в яме, духота, мокрота. Костылин совсем разболелся, распух, и ломота во всём теле стала; и всё стонет или спит. И Жилин приуныл: видит — дело плохо. И не знает, как выдраться.
Начал он было подкапываться, да землю некуда кидать; увидал хозяин, пригрозил убить.
Сидит он раз в яме на корточках, думает о вольном житье, и скучно ему. Вдруг прямо ему на коленки лепёшка упала, другая, — и черешни посыпались. Поглядел кверху, а там Дина. Поглядела на него, посмеялась и убежала. Жилин и думает: «Не поможет ли Дина?»
Расчистил он в яме местечко, наковырял глины, стал лепить кукол. Наделал людей, лошадей, собак, думает: «Как придёт Дина, брошу ей».
Только на другой день нет Дины. А слышит Жилин — затопали лошади, проехали какие-то, и собрались татары у мечети, спорят, кричат и поминают про русских. И слышит голос старика. Хорошенько не разобрал он, а догадывается, что русские близко подошли, и боятся татары, как бы в аул не зашли, и не знают, что с пленными делать.
Поговорили и ушли. Вдруг слышит — зашуршало что-то наверху. Видит: Дина присела на корточки, коленки выше головы торчат, свесилась, монисты висят, болтаются над ямой. Глазёнки так и блестят, как звёздочки. Вынула из рукава две сырные лепёшки, бросила ему. Жилин взял и говорит:
— Что давно не бывала? А я тебе игрушек наделал. На, вот! — Стал ей швырять по одной, а она головой мотает и не смотрит.
— Не надо! — говорит. Помолчала, посидела и говорит: — Иван! тебя убить хотят. — Сама себе рукой на шею показывает.
— Кто убить хочет?
— Отец, ему старики велят, а мне тебя жалко.
Жилин и говорит:
— А коли тебе меня жалко, так ты мне палку длинную принеси.
Она головой мотает, что «нельзя». Он сложил руки, молится ей.
— Дина, пожалуйста! Динушка, принеси!
— Нельзя, — говорит, — увидят, все дома, — и ушла.
Вот сидит вечером Жилин и думает: «Что будет?» Всё поглядывает вверх. Звёзды видны, а месяц ещё не всходил. Мулла прокричал, затихло всё. Стал уже Жилин дремать, думает: «Побоится девка».
Вдруг на голову ему глина посыпалась, глянул кверху — шест длинный в тот край ямы тыкается. Потыкался, спускаться стал, ползёт в яму. Обрадовался Жилин, схватил рукой, спустил — шест здоровый. Он ещё прежде этот шест на хозяйской крыше видел.
Поглядел вверх: звёзды высоко в небе блестят; и над самой ямой, как у кошки, у Дины глаза в темноте светятся. Нагнулась она лицом на край ямы и шепчет:
— Иван, Иван! — А сама руками у лица всё машет, что «тише, мол».
— Что? — говорит Жилин.
— Уехали все, только двое дома.
Жилин и говорит:
— Ну, Костылин, пойдём, попытаемся последний раз; я тебя подсажу.
Костылин и слушать не хочет.
— Нет, — говорит, — уж мне, видно, отсюда не выйти. Куда я пойду, когда и поворотиться нет сил?
— Ну, так прощай, — не поминай лихом. — Поцеловался с Костылиным.
Ухватился за шест, велел Дине держать, полез. Раза два он обрывался — колодка мешала. Поддержал его Костылин, — выбрался кое-как наверх. Дина его тянет ручонками за рубаху изо всех сил, сама смеётся.
Взял Жилин шест и говорит:
— Снеси на место, Дина, а то хватятся, — прибьют тебя.
Потащила она шест, а Жилин под гору пошёл. Слез под кручь, взял камень вострый, стал замок с колодки выворачивать.
А замок крепкий — никак не собьёт, да и неловко. Слышит — бежит кто-то с горы, легко попрыгивает. Думает: «Верно, опять Дина». Прибежала Дина, взяла камень и говорит:
— Дай я.
Села на коленочки, начала выворачивать. Да ручонки тонкие, как прутики, — ничего силы нет. Бросила камень, заплакала. Принялся опять Жилин за замок, а Дина села подле него на корточках, за плечо его держит. Оглянулся Жилин, видит — налево за горой зарево красное загорелось, месяц встаёт. «Ну, — думает, — до месяца надо лощину пройти, до лесу добраться». Поднялся, бросил камень. Хоть в колодке, — да надо идти.
— Прощай, — говорит, — Динушка. Век тебя помнить буду.
Ухватилась за него Дина, шарит по нём руками, ищет, куда бы лепёшки ему засунуть. Взял он лепёшки.
— Спасибо, — говорит, — умница. Кто тебе без меня кукол делать будет? — И погладил её по голове.
Как заплачет Дина, закрылась руками, побежала на гору, как козочка прыгает. Только в темноте слышно — монисты в косе по спине побрякивают.
Перекрестился Жилин, подхватил рукой замок на колодке, чтобы не бренчал, пошёл по дороге — ногу волочит, а сам всё на зарево поглядывает, где месяц встаёт. Дорогу он узнал. Прямиком идти вёрст восемь. Только бы до лесу дойти прежде, чем месяц совсем выйдет. Перешёл он речку; побелел уже свет за горой. Пошёл лощиной, идёт, сам поглядывает: не видать ещё месяца. Уж зарево посветлело, и с одной стороны лощины всё светлее, светлее становится. Ползёт под гору тень, всё к нему приближается.
Идёт Жилин, всё тени держится. Он спешит, а месяц ещё скорее выбирается; уж и направо засветились макушки. Стал подходить к лесу, выбрался месяц из-за гор — бело, светло, совсем как днём. На деревах все листочки видны. Тихо, светло по горам: как вымерло всё. Только слышно, внизу речка журчит.
Дошёл до лесу — никто не попался. Выбрал Жилин местечко в лесу потемнее, сел отдыхать.
Отдохнул, лепёшку съел. Нашёл камень, принялся опять колодку сбивать. Все руки избил, а не сбил. Поднялся, пошёл по дороге. Прошёл с версту, выбился из сил — ноги ломит. Ступит шагов десять и остановится. «Нечего делать, — думает, — буду тащиться, пока сила есть. А если сесть, так и не встану. До крепости мне не дойти, а как рассветёт, лягу в лесу, переднюю, а ночью опять пойду».
Всю ночь шёл. Только попались два татарина верхами, да Жилин издалека их услыхал, схоронился за дерево.
Уж стал месяц бледнеть, роса пала, близко к свету, а Жилин до края леса не дошёл. «Ну, — думает, — ещё тридцать шагов пройду, сверну в лес и сяду». Прошёл тридцать шагов, видит — лес кончается. Вышел на край — совсем светло; как на ладонке перед ним степь и крепость, и налево, близёхонько под горой, огни горят, тухнут, дым стелется, и люди у костров.
Вгляделся — видит: ружья блестят — казаки, солдаты.
Обрадовался Жилин, собрался с последними силами, пошёл под гору. А сам думает: «Избави Бог тут, в чистом поле, увидит конный татарин; хоть близко, а не уйдёшь».
Только подумал — глядь: налево, на бугре, стоят трое татар, десятины на две. Увидали его — пустились к нему. Так сердце у него и оборвалось. Замахал руками, закричал что было духу своим:
— Братцы! выручай! братцы!
Услыхали наши. Выскочили казаки верховые. Пустились к нему — наперерез татарам. Казакам далеко, а татарам близко. Да уж и Жилин собрался с последней силой, подхватил рукой колодку, бежит к казакам, а сам себя не помнит, крестится и кричит:
— Братцы! братцы! братцы!
Казаков человек пятнадцать было.
Испугались татары — не доезжаючи, стали останавливаться. И подбежал Жилин к казакам. Окружили его казаки, спрашивают: кто он, что за человек, откуда? А Жилин сам себя не помнит, плачет и приговаривает:
— Братцы! братцы!
Выбежали солдаты, обступили Жилина; кто ему хлеба, кто каши, кто водки; кто шинелью прикрывает, кто колодку разбивает.
Узнали его офицеры, повезли в крепость. Обрадовались солдаты, товарищи собрались к Жилину.
Рассказал Жилин, как с ним всё дело было, и говорит:
— Вот я и домой съездил, женился! Нет, уж, видно, не судьба моя.
И остался служить на Кавказе. А Костылина только ещё через месяц выкупили за пять тысяч. Еле живого привезли.
Словарь
Рассказы Льва Николаевича Толстого написаны во второй половине XIX века.
В этой книге старая орфография в основном сохранена. Некоторые слова уже не используются.
Ниже мы предлагаем читателю непонятные слова в алфавитном порядке и каждому из них даём краткое объяснение.
Аршин — старая мера длины, 0,71 м.
Аул — татарская деревня. (Примеч. Л. Н. Толстого).
Берейтор — специалист, который объезжает, т. е. приручает, воспитывает лошадей и учит детей и взрослых верховой езде.
Брыла — отвислые губы у собак.
В жнитво — во время жатвы.
Великим постом — время перед Пасхой, когда православным положено поститься и молиться.
Верста — старинная мера длины, чуть больше километра.
Вершок — старая мера длины в России, около 4,6 см. «Сам с вершок», т. е. очень маленький.
Волхв — чародей, предсказатель, колдун у древних славян.
Высожары — созвездия Большой и Малой Медведицы.
Грядки — здесь: две продольные жерди сверху и снизу, образующие боковые края кузова телеги.
Гужочки — кожаные петли в хомуте, которыми прикрепляются оглобли к упряжке.
Дани-выходы — подати, налоги.
Десятина — здесь десятая часть версты, 100 метров.
До пабедья — около полудня.
Есмь — так звучал в старину глагол есть («Я есть Микула»).
Задняя рука — у обезьян четыре руки. (Примеч. Л. Н. Толстого). Речь идёт о задней лапе.
Зеленя — всходы хлебов, главным образом, озимых.
Золотник — старинная мера веса, около четырёх граммов.
Изотчество — отчество.
Иструб — (сруб) срубленная вчерне изба, без крыши.
Катит благим матом — здесь в смысле несётся напролом.
К ладушка — небольшой, круглый стожок.
Колодники — арестанты, у которых на ноги надеты деревянные колодки, чтобы они не могли убежать.
Комлыжки — комья земли.
Конник — лавка для спанья с подъёмной крышкой.
Корда — верёвка, для того чтобы по кругу гонять лошадей. (Примеч. Л. H. Толстого).
Коты — женские полусапожки, ботинки.
Кресла в санях — кузова для различной клади.
Крупорушка — мельница.
Ланчук — молодой олень. (Примеч. Л. H. Толстого.)
Ледянка — кусок льда, на котором катались с горок.
Лещиновые кусты, лещина — лесной орешник.
Лом, ломака, ломыга — так в народе прозвали медведя за то, что он мог сломать (убить) человека.
Лучина — тонкая щепа для освещения избы.
Матёрой — то же, что и матёрый, — плотный, крепкий, уже не юный, а взрослый, достигший зрелого возраста.
Машина — так называли железнодорожные поезда.
Мекка — священный город мусульман.
Мечеть — мусульманская церковь.
Миткаль — хлопчатобумажная ткань.
Молонья — молния.
Мордашка — так во времена Л. Н. Толстого называли бульдога.
Мулла — мусульманский священник.
На десятину места — здесь на расстоянии в десятую часть версты.
На лошадь места — на расстояние, равное корпусу лошади.
На Святой — имеется в виду — в дни недели Святой Пасхи. «На Святой да на Благовещенье солнышко на восходе играет», — гласила народная пословица. Время Святой приходится на весну.
Наземь — на землю, на пол.
Ногаец, ногайцы — один из народов Дагестана.
Обжи — оглобли и рукоятки у сохи.
Одноколка — двухколёсный экипаж.
Озимями — то же, что и озимые. Озимые — растения, которые высеваются осенью и зимуют под снегом до весны.
Оскрётки — обломки, щепки.
Острог — так в старину называли тюрьму.
Отдувать — вздуваться.
Охлепью — без седла.
Палица — лопаточка, которой отваливали землю, когда пахали.
Панёва — женская шерстяная юбка, которую носили крестьянки.
Паровик — то же, что и паровоз.
Перекладная — перекладные — экипажи, в которых заменяли лошадей на почтовых станциях. На перекладных путешествовали наши предки.
Перст — палец.
Петровки — Петров день, старинный русский праздник, отмечался 12 июля.
Печенеги — древние кочевые народы.
Под лытки — под коленки.
Подённая работа, подёнщина — тяжкий труд, оплачиваемый по дням.
Полу бугор — небольшой пригорок.
Праховый — рассыпчатый, от слова прах.
Пуд — старинная русская мера веса, равная 16,3 кг. «Годовичок-пудовичок» — крепкий малыш годовалого возраста.
Распояска — одежда, платье без пояса.
Распукалка — цветочная почка.
Рассолодел — распарился, расслабился.
Репица — основание, самая толстая часть хвоста.
Рушалка (от «рушать» — делать рыхлым) — мельница для обдирки крупы.
Сажень — мера длины, более двух метров. «Косая сажень в плечах» — так обычно характеризовали могучих богатырей.
Сакля — жилище в горах.
Сан-готардская собака — старинное название сенбернара.
Сворохнется — тронется с места.
Свясла — соломенные жгуты, чтобы вязать снопы. (Примеч. Л. H. Толстого).
Секач — двухгодовалый кабан с острым незагнутым клыком. (Примеч. Л. H. Толстого).
Сернички — серные спички.
Сметы нет — цены нет.
Сошник — острая, режущая часть сохи, плуга.
Субои — снежные сугробы.
Сугоною — позади, вдогонку.
Татары — во времена Л. Н. Толстого так называли все горские народности Кавказа, которые исповедовали мусульманскую веру.
Тесинка — тонкая доска.
Тюря — блюдо, которое готовится из крошёного хлеба, смешанного с квасом или водой. Тюрю подсаливали, добавляли в неё лук.
Урослая — вросшая.
Фунт — старинная русская мера веса, чуть меньше половины килограмма. В старой России было принято покупать не на килограммы, а на фунты. Фунт конфет, фунт сахара.
Четверть — здесь четверть аршина.
Чугунка — так называли железную дорогу.
Чурун — старинная женская крестьянская одежда из белого сукна в виде кафтана, перехваченного в талии.
Шепталы — персиковые деревья.