Кто посеял ветер Нойхаус Неле

— Пару месяцев назад я сняла у Рики и Яниса комнату в их доме, — сказала Ника. — С Рики мы дружим еще со школы. Прошлой зимой у меня возникли некоторые проблемы… я немного переутомилась… Она и предложила мне пожить и поработать у нее.

— И через нее вы познакомились с моими родителями. — Это было скорее утверждение, нежели вопрос, но Ника ответила.

— Совершенно верно. Для моих друзей, кроме общественного инициативного комитета, как будто ничего больше и не существует. Янис только и говорит об этом. — Она закатила глаза и вздохнула. — И мне приходится участвовать во всем этом, чтобы не показаться невежливой.

Неожиданно Оливеру стало с ней легко и просто. Она вела себя вполне естественно и, казалось, нисколько не тушевалась в присутствии сотрудника уголовной полиции, коим он являлся. Боденштайн немного осмелел.

— Не пойти ли нам куда-нибудь выпить по чашке кофе?

Она взглянула на него с изумлением. С замиранием сердца он наблюдал за тем, как на ее лице расплывается улыбка. Точно так же, как тогда у Инки. Сначала засветились глаза, потом образовались две очаровательные ямочки на щеках, и наконец раздвинулись уголки губ.

— Почему бы и нет? Посетителей сегодня совсем мало, можно закрыть магазин и пораньше.

Спустя несколько минут они сидели в «Чибо» в пешеходной зоне. Заказав два латте маккиато, Оливер вдруг осознал, что рассказывает Нике о себе. Как он дошел до того, что стал рассказывать незнакомке о своем рухнувшем браке? Ему было свойственно очень медленно сближаться с людьми, и сразу о своей личной жизни он никогда ни с кем не говорил. Внимание, с каким слушала его Ника, чрезвычайно льстило ему. Время от времени она задавала вопросы, но не перебивала его и не приводила примеры из собственной жизни. Что именно в ней производило на него такое впечатление? Глаза, редкий цвет и необычную яркость которых ему не доводилось видеть прежде? Манера слушать, слегка склонив голову набок? Смущенная и словно чуть удивленная улыбка? Она ни разу не отвела взгляда в сторону. Ничего подобного с ним никогда еще не было. При этом Ника не принадлежала к тому типу женщин, которому он на протяжении всей своей жизни отдавал предпочтение: хрупкая, застенчивая, похожая на девочку. В ней совершенно отсутствовала выраженная уверенность в себе, так импонировавшая ему в Козиме, Николь, Инке и Хайди.

Боденштайн напрочь забыл о Фрауке Хиртрайтер, Пии и работе и вернулся в реальность только тогда, когда метрдотель вежливо, но решительно попросил их покинуть заведение, поскольку оно уже закрывалось.

— Я и не заметила, как пролетело время, — сказала Ника и смущенно улыбнулась. Они стояли на улице в пешеходной зоне, и момент расставания неуклонно приближался. — У вас… у вас наверняка есть более важные дела, нежели пить со мной кофе.

У Оливера действительно имелось много дел, но ничто не было для него сейчас важнее общения с ней. Работа, всегда стоявшая для него на первом месте, могла сегодня и подождать. За последние два часа его мобильный телефон звонил не меньше десяти раз, но он не обращал на него внимания и не испытывал при этом угрызений совести.

— К счастью, у меня есть коллеги, — небрежно заметил Боденштайн. — Если хотите, я могу отвезти вас домой.

— Это было бы замечательно. — По лицу Ники скользнула улыбка. — Правда… мне еще нужно заехать в супермаркет, а то у нас пустой холодильник.

— Неплохая идея. Мне тоже нужно кое-что купить. — Боденштайн улыбнулся. — Итак, чего мы ждем?

Следственные действия сотрудников отдела криминалистики в Рабенхофе потребовали больше усилий и времени, чем предполагалось. Кристиан Крёгер позвонил Пии, когда она проводила допрос Грегора Хиртрайтера, и попросил ее приехать в Эльхальтен. Поскольку доказательная база против братьев Хиртрайтер была тоньше листа пергамента, Пия не могла задерживать их дольше.

Боденштайн не брал трубку, Катрин была на приеме у стоматолога, а Кем уехал отмечать день рождения жены. Только она и ее личная жизнь не интересовали никого, раздраженно подумала Пия.

Хеннинг и Мирьям больше не давали о себе знать. Вероятно, это был хороший знак, но их совершенно невозможные отношения изрядно ей надоели. Когда у них возникали проблемы, они без всякого стеснения беспокоили ее в любое время дня и ночи. Когда у них все было хорошо, с их стороны воцарялась тишина.

И Боденштайн вел себя довольно странно. Когда она познакомилась с ним четыре года назад, это был вежливый, сдержанный, невозмутимый человек. Теперь же он стал витать где-то в облаках. После того, как вскрылась измена Козимы и их брак распался, шеф в корне изменился. Все чаще он перекладывал на Пию ответственность за руководство отделом и допускал ошибки, какие прежде с ним никогда не случались. Пия прекрасно понимала, что он поехал в зоомагазин в Кенигштайне вовсе не из-за Фрауке Хиртрайтер, а исключительно ради этой белокурой девицы, которая представилась ей и Кему уборщицей. Между ней и Боденштайном что-то произошло. Пия вспомнила, как они сидели рядом и смотрели друг на друга. Когда Пия предложила разузнать у нее побольше о Теодоракисе и его подруге, он явно заколебался. Кирххоф не понимала, чтоее шеф мог найти в этой серой мышке. Но, возможно, после Козимы он нуждался именно в такой женщине, чтобы вновь обрести уверенность в себе…

Пия вздохнула и нажала кнопку повторного набора. И опять ответил лишь автоответчик. Чтобы отвлечься, она позвонила Кристофу. Он тоже был временно недоступен.Черт бы его подрал. Хоть бы Крёгер действительно обнаружил что-нибудь важное. А то у нее есть занятия и получше, чем в половине восьмого вечера ехать по служебным делам.

Спустя четверть часа Кирххоф добралась до Рабенхофа. Идиллическая красота усадьбы вновь поразила ее. Небо, которое весь день было затянуто облаками, неожиданно расчистилось и теперь являло собой восхитительную палитру красок — от нежно-розовой до пурпурно-красной. Заходящее солнце заливало дом мерцающим матово-золотистым светом. Насыщенный влагой воздух стремительно рассекали ласточки, охотившиеся на насекомых. Интересно, каково жить в таком месте? Царившая вокруг тишина казалась просто невероятной, особенно Пие, уже несколько лет жившей вблизи одного из самых загруженных автобанов Германии.

Она вошла во двор и с удивлением огляделась. Ни души. Где же ее коллеги? Раздраженная, Пия достала из кармана куртки мобильный телефон и набрала номер Крёгера. Сейчас она ему кое-что скажет! Какого черта он вытащил ее сюда, если сам исчез? До ее слуха донесся звонок мобильного телефона, и в следующее мгновение из-за угла дома появился Крёгер.

— Привет, — сказал он.

— Что здесь происходит? — спросила Пия, захлопывая свой мобильный телефон.

— Я отослал своих мальчиков, чтобы они исследовали образцы крови в лаборатории. — Кристиан пожал плечами. — Подумал, ты сможешь потом отвезти меня в Хофхайм.

— Ах, вот как… Понятно. Ладно, отвезу. — Пия подавила гнев, подумав о том, что Крёгеру тоже пришлось сегодня потрудиться не меньше, чем ей. — Так что вы здесь нашли?

— Кое-что. Пойдем со мной.

Кирххоф последовала за Крёгером по тропинке, ведущей через луг к дому. Солнце скрылось за горами, и сразу резко похолодало. В фиолетово-синих сумерках носились летучие мыши. Они вошли в дом через главный вход и поднялись по лестнице.

— Кто-то был здесь, — сказал Кристоф, когда они переступили порог маленькой комнаты со стенами, отделанными деревянными панелями. — На покрытой пылью поверхности стенного шкафа имеются свежие отпечатки пальцев.

Он открыл дверцу шкафа.

— Белье с верхней полки было извлечено, а потом уложено вновь. Кто-то там что-то искал.

Пия кивнула. Похоже, Фрауке Хиртрайтер опередила своих братьев. Точно так же дерзко, как и они, проникла в опечатанный дом через задний вход. Однако, в отличие от них, она, по всей видимости, знала, где нужно искать. Но что искала Фрауке?

На лестнице она, судя по следам, упала, сломала ветхие перила и ударилась головой о дверной косяк, очевидно получив при этом серьезную травму.

— После этого, — продолжал Кристиан менторским тоном, — человек — по всей вероятности, женщина, о чем свидетельствуют длинные темные волосы в крови на косяке двери — вошел в спальню. На это опять же указывают пятна крови на полу и кровати. И сюда она принесла с собой вырезанную из дерева статую мадонны.

— Как это тебе удалось определить? — озадаченно спросила Пия.

— Не спеши. — Крёгер загадочно улыбнулся. — Затем, судя по всему, последовала ожесточенная схватка. Даже с потолочной лампы свисают птичьи перья — маленькие, пушистые, не только большие. Это вполне логично. — Он указал пальцем вверх, на потолок коридора. — На стенах всюду следы брызг крови. Я полагаю, это кровь животного. Лабораторный тест покажет.

Пия смотрела на Крёгера с недоверием, но не спорила с ним, поскольку не хотела его злить. Он был специалистом по реконструкции событий на месте преступления и, подобно многим коллегам, жаждал похвал за свою скрупулезную работу, которая, как ему казалось, сильно недооценивалась. Когда распутывалось сложное дело, все лавры присваивал себе К-2, а отдел криминалистики оставался ни с чем.

— Главное свидетельство того, что схватка с птицей произошла после падения с лестницы, находится здесь… — Крёгер вышел из дома тем же путем, каким они в него вошли, остановился рядом с дверью и указал на бочку с дождевой водой. Пия заглянула в нее.

— Где же твое главное свидетельство? — спросила она с недоумением. — Я ничего не вижу.

— На пути в лабораторию, естественно, — ответил он. — В этой бочке лежали мертвый ворон и деревянная мадонна, которая весит около двух килограммов. Преступница сначала ударила ворона о стену дома, а затем разбила ему голову древянной статуей, после чего утопила его в бочке.

— Это отвратительно. — Пию передернуло, ее лицо исказила гримаса.

— Ей мало было убить птицу, — деловито продолжал Крёгер. — Она решила уничтожить ее.

Пия перевела взгляд с бочки на него. В сгущавшихся сумерках его лицо напоминало светлое пятно. Внезапно она поняла, что он имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, это похоже на убийство Хиртрайтера? — спросила она.

Крёгер кивнул.

— Именно. Убийце было недостаточно просто застрелить его. Он потом топтал ногами или бил ружейным прикладом мертвое тело и застрелил собаку. То же самое состояние аффекта, что и в случае с вороном.

Версия профессионального киллера вызывала у Пии сомнения. Наемный убийца едва ли стал бы топтать жертву или бить ее ружейным прикладом. Он сделал бы свое дело и исчез бы как можно быстрее. Но способна ли на подобное деяние женщина?

Кирххоф сунула руки в карманы джинсов и вжала голову в плечи. Фрауке Хиртрайтер и ее мать на протяжении многих лет страдали от деспотизма их отца и мужа, о чем рассказывал старший полицейский Брадль. Обычно женщины убивают, чтобы положить конец невыносимой ситуации. Мужчины же чаще делают это из ярости, ревности или страха, что их бросят.

— Кристиан, ты просто гений, — медленно произнесла Пия. — Вполне возможно, ты прав. Но если так, мы совершили большую ошибку.

— Как это?

Пия ничего не ответила. Ей вспомнилось замечание Брадля по поводу того, что Фрауке научилась превосходно стрелять, чтобы угодить отцу. Она стремилась заслужить его признание, но Хиртрайтер с презрением относился к своей слишком полной дочери и обращался с ней самым неподобающим образом. В ночь убийства она находилась в Рабенхофе. Она умеет обращаться с оружием. И она ненавидела своего отца. Может быть, это и есть горячий след, который они до сих пор безуспешно искали? В животе у Пии урчало, но она не обращала на это внимания.

— Ты умеешь взламывать замки? — спросила она коллегу.

— Большинство, — ответил Кристиан. — А что?

— Нужно заглянуть в дом Фрауке Хиртрайтер. И если ты мне поможешь, я тебя потом чем-нибудь угощу.

— Ты все только обещаешь, — фыркнул Крёгер.

— Так что, не поможешь?

— Разумеется, помогу. Но я не могу допустить, чтобы за меня платила женщина, пусть даже и коллега, — улыбнулся он. — Поэтому ужин за мой счет.

Дождь перестал, солнце опустилось за Таунус, все вокруг окутала тьма. Вторую половину дня, с полудня до вечера, Марк провел в приюте для животных, после чего бесцельно ездил по окрестным дорогам, израсходовав весь бензин в баке. Рики не звонила, хотя он отправил ей три эсэмэски. Ему нужно было обязательно поговорить с ней. В магазине, к своему разочарованию, он обнаружил только Нику. Она сказала ему, что Рики плохо себя чувствует. Постепенно им овладела тревога.

Марк оставил мотороллер у ограды выгона для лошадей и направился в конюшню, решив подождать Рики там. Она каждый вечер заглядывала к лошадям. Из сада, расположенного по другую сторону асфальтированной проселочной дороги, доносился запах жареного мяса. То и дело Марк смотрел на дисплей мобильного телефона. Тот продолжал молчать. Он едва не сходил с ума из-за того, что сегодня еще не видел Рики и не говорил с ней, и мысленно заклинал ее позвонить ему. Он шептал ее имя, писал его на сыром песке возле конюшни. Тишина. Телепатических способностей ему явно недоставало. Чем он, собственно, занимался раньше, до знакомства с Рики и Янисом? До чего же пустой была его жизнь без них!

И вот наконец раздался звонок! Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, пальцы задрожали. Однако это была всего лишь его мать. Он решил ответить, чтобы не нервировать ее лишний раз. Ее вопросы и упреки отскакивали от него рикошетом. Невероятно, сколько вздора эта женщина может наговорить за такое короткое время!

— Сейчас я приеду домой, — пробурчал он. — Пока.

Часы показывали половину десятого. Проклятье! Больше ждать он не мог. Дом Рики находился всего в двух минутах ходьбы. Ему бы только взглянуть на нее и удостовериться в том, что у нее все в порядке. Может быть, Яниса нет дома, и тогда он опять сможет утешить ее… Марк прошел по улице, перемахнул через низкую садовую калитку и продрался сквозь кусты рододендрона в сад. Удары сердца гулко отдавались в голове. Над грилем поднимался дым, стол на террасе стоял накрытый, но рядом никого не было. Марк подкрался ближе. Вдруг из дома вышел Янис с блюдом в руке.

— Слава богу, это закончилось! — раздраженно произнес он.

Марком овладело разочарование. Янис был здесь, Рики находилась в доме. Ему не оставалось ничего другого, как ехать домой.

— Я еще не закончила! — В дверном проеме появилась Рики. — Ты по ночам отсутствуешь дома, и я по чистой случайности узнаю, что твоего отца положили в больницу. Почему ты скрываешь это от меня?

Янис закатил глаза и положил два шампура на гриль.

— Вчера ты был с Никой в магазине, а как только туда приехала я, сразу же исчез. Почему? В чем дело? — В ее голосе послышались слезы.

— Боже праведный! — Янис повернулся к ней. — Я не обязан отчитываться перед тобой! Тебя никогда не интересовали мои родители. И теперь не нужно делать из всего этого драму!

— Но это действительно драма! Ты знаешь, как я испугалась, когда нас допрашивали полицейские?

— Если бы ты держала язык за зубами, то не выглядела бы такой дурой, глупая корова! — холодно произнес Янис.

Мясо шипело, распространяя аппетитный аромат, но Марку было не до еды. Он с ужасом наблюдал за ссорой своих друзей. Прежде ему не доводилось слышать, чтобы Янис и Рики так разговаривали друг с другом.

— Ты с ума сошел? Как можешь ты говорить мне такое? — Она уперлась руками в бока. — Чем я заслужила это? Тебе вообще известно, что я делаю все только для тебя? Да мне плевать на этот дурацкий парк ветрогенераторов. Весь этот театр я устроила исключительно ради тебя — и в качестве благодарности ты меня обманываешь!

Марк судорожно проглотил слюну. Весь день он беспокоился о Рики, в то время как она пребывала в добром здравии. Вероятно, у нее просто не было ни малейшего желания звонить ему, простофиле-малолетке. По ней совершенно не было видно, что она опечалена или нездорова.

— Мне тоже нет никакого дела до этого парка! — крикнул Янис, взмахнув вилкой. — Мне нужно было отомстить Тейссену, этому засранцу! Тебе хорошо об этом известно! И что, теперь я должен каждый день целовать тебе ноги за то, что ты собрала несколько подписей? Все равно они пропали!

У Марка от изумления отвалилась челюсть. О чем они толкуют? В течение нескольких месяцев у них не было других тем, кроме парка ветрогенераторов, лжи со стороны ученых-климатологов, общественного инициативного комитета, — а сейчас они говорят, что им все это безразлично!

— Целовать ноги мне не нужно. Я хочу лишь…

— Да заткнись ты, наконец! — крикнул Янис, настолько неожиданно, что Марк вздрогнул. — Мне осточертели эти постоянные упреки и споры!

Обе собаки юркнули в дом с поджатыми хвостами.

Марка затрясло, он почувствовал боль в глазах. Весь его мир, сосредоточившийся вокруг Рики и Яниса, рухнул в одно мгновение. Он восхищался ими, преклонялся перед ними, и теперь картина их идеальных отношений, сложившаяся в его сознании, рассеялась в одну минуту, не оставив следа. Что он будет делать, если они расстанутся?

— Прекратите, прекратите, пожалуйста, — шептал он в отчаянии.

Рики упала на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась, но Янис даже не посмотрел в ее сторону. С невозмутимым видом он повернул шампуры на гриле.

Марк не мог спокойно смотреть на страдания Рики. Ему хотелось броситься к ней, обнять и утешить. Как мог Янис оказаться столь черствым и бессердечным? Марку было крайне неприятно наблюдать за этой ссорой, но он чувствовал, что совершит предательство по отношению к Рики, если сейчас уйдет. Она встала, подошла к нему сзади, обняла и принялась умолять его не злиться на нее больше. Для Марка было просто невыносимо видеть ее такой униженной и покорной!

— Отпусти, — с раздражением произнес Янис и повернулся к ней лицом. — Я не хочу сейчас… Черт возьми! Что такое?

Марк в растерянности смотрел, как Рики опустилась перед ним на колени. Казалось, сердце вот-вот выскочит у него из груди. Его бросало то в жар, то в холод. Ему давно уже следовало исчезнуть отсюда, но какая-то неведомая сила удерживала его за огромным, росшим перед террасой кедром, словно захваченного увлекательным представлением зрителя. Он едва дышал. Его пальцы впились в шершавую, клейкую кору дерева. Янис отложил вилку в сторону и, не говоря ни слова, потащил Рики к садовой кушетке. С отвращением, смешанным с любопытством, Марк смотрел, как они совокупляются, словно животные — безмолвно, обливаясь потом, без малейшего намека на ласку и нежность — в то время как на гриле подгорало мясо. Это грубое, неприглядное зрелище лишило его романтических иллюзий. Он ненавидел себя за то, что не отвернулся, и смотрел, как зачарованный. Он ненавидел Яниса за то, что тот вел себя столь мерзко и низко, и Рики за то, что она обманула его, оказавшись совсем не такой, какой ему представлялась. Она была просто дешевой шлюхой, позволявшей унижать и оскорблять себя. Он ощутил почти физическую боль в голове, на его глаза навернулись слезы.

— О боже! Как же я люблю тебя! — простонала в этот момент Рики.

Как могла она говорить такое человеку, который десять минут назад назвал ее глупой коровой? Это стало невыносимым. Марк повернулся и помчался что было сил прочь, будто за ним гнался дьявол. Его лицо заливали горячие слезы. Никогда, никогда больше он не сможет смотреть ни одному из них в глаза, не думая об этоми не испытывая чувство стыда за них! Они предали, обманули и разочаровали его. Как и все остальные.

Соседка Фрауке Хиртрайтер, домовладелица, сдававшая ей жилье, имела ключ от ее квартиры, что избавило Пию и Кристиана Крёгера от необходимости совершать взлом. Проникновение в жилище без санкции на обыск было не вполне законным, но в случае подачи жалобы Пия обосновала бы целесообразность данного следственного действия тем, что промедление могло повлечь за собой опасность. Это срабатывало всегда. Она страшно злилась на Боденштайна за то, что он все никак не брал свою проклятую трубку. После половины пятого он просто пропал, как и Кристоф, который не отзывался ни по одному телефонному номеру — ни по мобильному, ни по служебному, ни по домашнему. Если это месть за вчерашний вечер, ему не поздоровится!

— Когда вы видели госпожу Фрауке Хиртрайтер в последний раз? — Пия убрала свое удостоверение после того, как соседка — высохшая, седовласая женщина за семьдесят, с короткой стрижкой «под мальчика», распространявшая вокруг себя сильный запах чеснока, — тщательно изучила его.

— Вчера, около шести. Госпожа Францен закрыла магазин раньше обычного, поскольку собиралась на это собрание… ужасно, что там произошло, не правда ли?

— Да, действительно, — согласилась Пия, стараясь не выдать своего нетерпения.

— Дом принадлежит мне, и с тех пор, как молодые люди открыли на первом этаже зоомагазин, в нем возродилась жизнь. — Соседка улыбнулась, в ее глазах блеснули искорки. — Мой муж умер пятнадцать лет назад. Раньше мы держали там магазин электротоваров, но мне пришлось его закрыть.

В десять часов вечера история жизни женщины не интересовала Пию ни в малейшей степени, но одиноким пожилым людям нравится оказываться в центре внимания, хотя бы на короткое время.

— Фрауке пришла вскоре после того, как уехала госпожа Францен. Она сразу прошла в свою квартиру. Я хотела выразить ей свои соболезнования — госпожа Францен рассказала мне о гибели ее отца — и поэтому позвонила ей.

Соседка с недоверчивым выражением на лице вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что делает в квартире Крёгер.

— Какое впечатление произвела на вас госпожа Хиртрайтер?

— Впечатление?

— Она была печальна? Потрясена?

— Нет. — Соседка покачала головой. — Я ничего такого не заметила. Скорее… возбуждена. Она была немногословна, хотя обычно болтает без умолку.

— Что же все-таки она сказала? — Сзади до слуха Пии донесся шум возни Крёгера.

— Точно не помню. Ах, ну да! Она попросила меня поливать ее цветы, поскольку собиралась уехать на несколько дней.

Утром Фрауке Хиртрайтер узнала от графа Боденштайна о смерти отца, после чего вместе с братьями приехала в Институт судебной медицины во Франкфурте. Если в шесть часов вечера ей было известно, что находится в шкафу гостевой комнаты в отцовском доме, не замыслила ли она бегство уже тогда?

— Пия! Можешь подойти? — вполголоса крикнул Крёгер изнутри квартиры.

— Большое вам спасибо, госпожа…

— Мейер цу Швабедиссен. Ирен.

Волна чесночного запаха вынудила Пию задержать дыхание на несколько секунд. Вдыхать его на голодный желудок было особенно невыносимо.

— Ах да. — Пия протянула женщине визитную карточку и натянуто улыбнулась. — Если вы еще что-нибудь вспомните, либо госпожа Фрауке появится здесь или позвонит вам, пожалуйста, позвоните мне.

Госпожа Мейер-И-Как-То-Там-Еще с готовностью кивнула, и Пия вошла в квартиру Фрауке Хиртрайтер. «Убожество», — пронеслось у нее в голове при виде скудно меблированной комнаты. Кухня отличалась чистотой, но ее встроенное оборудование было допотопным и сильно изношенным. В гостиной стояли потертый диван, древний телевизор с антенной, ветхий стенной шкаф, который производил впечатление, будто стоит открыть его дверцы, и он тут же развалится. Голые стены без картин; ни книг, ни милых женских безделушек и украшений. Царство безнадежного уныния. Несколько цветков в вазе на подоконнике некоторым образом оживляли тягостную атмосферу тюремной камеры. Никто не согласился бы жить здесь добровольно. Фрауке Хиртрайтер было бы на что потратить деньги, полученные от «ВиндПро».

— Кристиан, ты где? — негромко произнесла Пия.

— В спальне, — раздался его голос из соседней комнаты.

Светлый ламинат без ковра, кровать и стеллаж отличались сравнительной новизной и, очевидно, были приобретены на строительном рынке.

Крёгер стоял перед открытым шкафом и фотографировал что-то, находившееся внутри его.

— Ну, у тебя и нюх, — бросил он ей через плечо. — Взгляни-ка сюда. Она даже не потрудилась спрятать это.

Пия заглянула в шкаф. Между двумя платьями, висевшими на вешалках, стояло прислоненное к задней стенке ружье.

Пятница, 15 мая 2009 года

Два трупа, одна исчезнувшая подозреваемая и сотня вопросов, пока остававшихся без ответа. Все пути вели в тупик. О Фрауке Хиртрайтер и ее автомобиле не было никаких известий, будто они сквозь землю провалились. Ее братья во время допроса запутались во лжи и в конце концов были вынуждены сознаться в том, что во вторник вечером находились вместе с сестрой в усадьбе. Они собрались там в девять часов, а разъехались в половине одиннадцатого, так и не дождавшись отца. Оба они якобы видели автомобиль — темный лимузин, «БМВ» или «Ауди». Он подъехал около десяти, постоял минут пять с включенным двигателем на углу улицы, а затем скрылся. Звучал рассказ правдоподобно, хотя это могла быть всего лишь попытка отвести от себя подозрение и пустить полицию по следу таинственного незнакомца, который никогда не будет найден, поскольку не существует в природе.

На вопрос, почему он переоделся перед тем, как вернуться на вечеринку родителей жены, Грегор Хиртрайтер ответил, что на него прыгнула собака его отца и испачкала ему костюм.

Маттиас Хиртрайтер объяснил свою задержку на три четверти часа до появления в «Ле Журналь» тем, что ему пришлось объезжать пробку на шоссе В455 между Эпштайном и Фишбахом. Никаких следов порохового дыма на руках. Никаких оснований для получения санкции на арест из опасения, что подозреваемые могут скрыться от следствия. Никаких шансов на получение разрешения на ознакомление с маршрутом перемещения их мобильных телефонов. Ни единой улики. Ничего.

Пия, которую не покидало чувство, что они лгут от начала до конца, была вынуждена отпустить их.

— Я пытался, несмотря ни на что, получить санкцию на обыск, — сказал Остерманн, заканчивая свой отчет, и в его голосе послышались нотки упрямства. — Хотя бы потому, что вначале они нам откровенно лгали.

Известия из лаборатории отдела криминалистики внушали слабую надежду. Правда, данные анализа ДНК материала разорванной латексной перчатки, как всегда, заставляли себя ждать. На одежде Хиртрайтера были обнаружены текстильные волокна, отличавшиеся от волокон на теле Гроссмана. С помощью компьютерной программы удалось довольно точно определить размеры тела взломщика.

Пия рассеянно слушала своих коллег и рисовала в своем блокноте, пребывая в глубокой задумчивости. Вчера она попала домой только к половине первого ночи, после того, как они с Крёгером заехали в мексиканский ресторан на Лимбургерштрассе и поужинали там дьявольски острыми энчиладас[23], запив их кайпириньей[24]. Она приготовилась к объяснениям с Кристофом, но обошлось без этого, поскольку его не было дома. Вместо него она нашла листок, на котором было написано: Роды у жирафихи могут задержаться.

— Рост Теодоракиса составляет примерно метр восемьдесят, — сказал Кем.

— И у него был мотив для проникновения в здание «ВиндПро», поскольку ему срочно требовались результаты этих экспертиз. — Пия зевнула и нарисовала ворона. — Он имел в своем распоряжении ключ и хорошо ориентировался в здании.

— Вчера днем я беседовал с Теодоракисом, — вмешался Боденштайн, до сих пор не принимавший участия в дискуссии.

Пия еще не простила ему вчерашнее, но не могла просто игнорировать его — в конце концов он был ее шефом. И чем бы он вчера ни занимался, это явно пошло ему на пользу, поскольку Кирххоф давно не видела его в таком хорошем расположении духа.

— Где же ты его видел? — спросила она.

— Он заезжал к нам в усадьбу, хотел поговорить с моим отцом. Я спросил его, как к нему попали результаты экспертиз, проведенных «ВиндПро».

— Вот как? И что за историю он тебе поведал? — Пия вынимала из шариковой ручки стержень и вставляла его обратно, до тех пор, пока Кай не бросил на нее раздраженный взгляд.

— Он утверждает, будто их ему передал бывший коллега по министерству охраны окружающей среды.

— Теодоракис работал в министерстве охраны окружающей среды? — удивленно спросил Кем.

— Да. В отделе возобновляемых энергий. Работая там, он свел знакомство с Тейссеном, который предложил ему хорошо оплачиваемую должность в своей фирме. Со своими связями Теодоракис был для «ВиндПро» настоящим кладом и, в свою очередь, знает многое о фирме и ее деятельности.

— И среди прочего, каким образом можно проникнуть в ее здание, — сухо заметила Пия. — Вряд ли кто-нибудь в министерстве имел в своем распоряжении результаты экспертиз!

— Я считаю это вполне возможным, — возразил Боденштайн. — В конце концов, они составляли часть предложения о создании парка ветрогенераторов. Кай, вот имя и номер телефона бывшего коллеги Теодоракиса по министерству. Пожалуйста, свяжись с ним и пригласи его сюда.

Остерманн кивнул.

— Я твердо убеждена в том, что взломщиком является Теодоракис, — упорствовала Пия. — Он хочет насолить Тейссену.

— У него есть алиби, — напомнил ей Кем.

— Оно весьма шаткое. Даже если он и работал до двенадцати в ресторане матери, что с того? После этого у него была масса времени для того, чтобы проникнуть в здание.

— И у него совершенно случайно оказался в кармане мертвый хомяк?

Хомяк! Пия несколько секунд молча смотрела на Кема.

— Его подруга владеет зоомагазином, — произнесла она, размышляя вслух. — Там продаются животные. Наверное, нам следует проверить накладные и выяснить, сколько хомяков она купила и сколько продала.

Совещание продолжалось еще некоторое время и, в конце концов было решено, что Кем и Катрин с другими коллегами отправятся в Эльхальтен и расспросят жителей домов в окрестностях «Кроне» о незнакомом мужчине. Одновременно с этим в прессе, по радио и телевидению будет объявлено о розыске Фрауке Хиртрайтер.

Он чувствовал себя больным. Больным и несчастным. Он был обманут и предан всеми в этом мире. Люди улыбались и говорили ему совсем не то, что думали. Но почему? Почему никто не может быть честным и искренним? Марк лежал на кровати, глядя в потолок. У него раскалывалась голова. Ночью боль только усилилась.

На улице светило солнце. Лучи проникали в комнату сквозь щели в рольставнях, рисуя на полу затейливые узоры. Он слышал голоса своих родителей, доносившиеся с террасы, которая располагалась под окном его комнаты. Судя по звону фарфоровой посуды, они завтракали. Мать смеялась своим неестественным смехом. Она смеялась всегда, даже когда смеяться было не над чем, и в присутствии зрителей играла роль счастливой супруги. Когда же ее никто не видел, она плакала. Или тайком пила водку стаканами. Она лгала даже самой себе. Как и я, подумал Марк и съежился.

Залаяла соседская собака.

— Закрой пасть! — прикрикнул на нее отец.

Еще неизвестно, кто из них злобнее. За его внешней веселостью клокочет ярость, которая время от времени вырывается наружу. Разумеется, только когда никто из посторонних не может ни видеть, ни слышать этого. Совсем недавно, ночью, его родители снова орали друг на друга как сумасшедшие. После этого мать, рыдая, забилась в свою мастерскую, а на следующее утро опять сияла, словно ничего не произошло. Поцелуй на прощание. До вечера, мое сокровище! Дверь закрыта. Стакан водки по поводу того, что «сокровище» наконец отвалил… Отвратительно.

— Ма-арк! — пропела снизу мать. — Поднимайся!

Нет, сегодня он не поднимется, даже если ему позвонит Рики. Рики!.. Вид их переплетенных тел, голоса, звуки, которые они издавали — все это перемешалось и вновь накатило на него волной горечи. Марк вытащил из-под головы подушку, положил ее сверху и заткнул уши, словно мог таким образом приглушить звучавшие в его ушах страстные стоны и тяжелое дыхание.

Почему вчера он не поехал сразу домой? Он хотел видеть Рики вовсе не такой — чужой, безобразной, вульгарной. Это мучило его. Из-за этого он сделался больным. Почти так же, как тогда, когда Миша бросил его на произвол судьбы. Марк тоже верил ему, а он в один прекрасный день просто исчез и ничего не сделал, чтобы помешать этим людям, превращающим все хорошее в мерзость, которые набросились на него, словно коршуны. Он не отвечал на их вопросы. Он ждал и надеялся, что Миша вернется, объяснит причину своего исчезновения и все опять будет как прежде. Но Миша так и не вернулся, как не вернулись прежние времена.

На его мобильный телефон пришло эсэмэс-сообщение. Он открыл раздел сообщений. « Привет, Марк, —писала Рики. — Извини, что вчера не смогла тебе позвонить. Мне нездоровилось. Боли в спине. Рано легла спать. Ты приедешь на собачью площадку? Рики».

Боли в спине! Ха-ха-ха! Если бы Марк не видел собственными глазами, что они творили, то, конечно же, поверил бы ей. По его желудку пробежала болезненная судорога. Интересно, как часто они ему лгали? Почему она вообще лгала? Ведь для этого не было никаких причин! Ему вдруг опять стало плохо. Он вскочил, едва успел добежать до ванной, где его вывернуло наизнанку.

— Марк! — В дверях стояла мать. В ее голосе прозвучала озабоченность. — Что случилось? Ты заболел?

— Да. — Он нажал ручку смывного бачка. — Наверное, съел что-нибудь не то. Я сегодня останусь в постели.

Он прошел мимо матери обратно в свою комнату и рухнул на кровать. Мать последовала за ним и принялась что-то говорить ему, но он закрыл глаза и ждал, когда его оставят в покое.

Черт возьми, ведь сейчас он сам солгал! Он был не лучше Рики и Яниса, этих лжецов.

Пришла еще одна эсэмэска от Рики. « Марк! Ответь же!»

Отвечать он не собирался. Разочарование глубоко проникло в его душу, и внутри у него все кипело от ярости. Ее светлый образ, сформировавшийся в его сознании, безнадежно померк. В его представлении Рики была необычным человеком, и он хотел восхищаться ею, как прежде восхищался Мишей до того самого момента, когда ему стало ясно, что тот его обманул и предал.

Пришла третья эсэмэска от Рики. На этот раз он ответил. « Я в школе. Звони».Больше ничего. Он в первый раз солгал Рики.

Кем и Катрин уехали, Остерманн собрал бумаги и скрылся в своем кабинете, Боденштайн и Пия остались сидеть за столом. После вчерашнего вечера, проведенного с отцом, в подсознании Оливера брезжило какое-то смутное воспоминание — как слово, которое вертится на языке, но никак не вспоминается.

— Мой отец может попытаться вспомнить человека, который заговорил с Хиртрайтером, — произнес он после некоторой паузы. — К сожалению, это не Тейссен и не Радемахер. Тем не менее он обладает приметной внешностью — по крайней мере, не ниже Хиртрайтера, а это метр девяносто.

— Ты все-таки думаешь, что это киллер?

Пия продолжала рисовать в блокноте, не поднимая головы. Он понимал, что она злится на него. Конечно, ему нужно было вчера взять трубку.

— Нет. Вряд ли киллер стал бы подвергать себя риску, обращаясь к Хиртрайтеру в присутствии свидетеля на парковочной площадке. — Боденштайн в задумчивости подпер кулаком подбородок. — Но этого мало для того, чтобы объявлять его в розыск.

— Давай подождем и посмотрим, что удастся выяснить Кему и Катрин, — предложила Пия, и ее пальцы принялись жонглировать шариковой ручкой.

Кольцо, которое он на днях заметил на ее пальце, блеснуло в свете потолочной лампы, и в его голове молнией пронеслось воспоминание. Но в этот момент зазвонил телефон, и воспоминание вновь погрузилось в глубины сознания. Проклятье!

— Боденштайн, — раздраженно ответил он.

— Это я. Где ты находишься? — В трубке звучал своеобразный голос его отца.

— В кабинете. А что такое? — встревоженно спросил Оливер — Что-нибудь случилось?

— Случилось. Ты можешь приехать в Кенигштайн? Я сижу в кафе «Крейнер».

— Мы сейчас приедем.

Боденштайн-младший встал со стула и хотел было закончить разговор, но отец добавил:

— Пожалуйста, приезжай один. Дело… довольно щекотливое.

— Хорошо. Я приеду. — Он закончил разговор.

— Что случилось? — спросила Пия.

— Ты же все слышала, — ответил Оливер. — Я должен ехать в Кенигштайн. К сожалению, один.

— Понятно. — Пия откинулась назад, скрестила на груди руки и воззрилась на него с непроницаемым выражением лица.

Боденштайн достаточно хорошо знал ее и понимал, что она обижается на него. Однако он не мог объяснить ей, что с ним творится с вечера среды. В конце концов, он сам не вполне это понимал. Это было совершенно не похоже на то, что было между ним и Хайди несколько месяцев назад. Она выступила в роли утешительницы, не более того. Ника же затронула потаенные струны его души, о существовании которых он до сих пор даже не подозревал. Когда он думал о ней — а делал он это почти непрерывно, — у него в животе порхали бабочки. Ничего подобного с ним никогда прежде не случалось, и это смущало его и лишало уверенности в себе. Он был не в состоянии противостоять этому чувству.

Пия смотрела на него, склонив голову набок, и ждала объяснений, которые он, к его искреннему сожалению, не мог ей дать. После короткой паузы она тоже поднялась на ноги и холодно произнесла:

— Тогда встретимся позже. И если твой путь совершенно случайноприведет тебя в зоомагазин госпожи Францен, поинтересуйся у нее хомяками.

Она закинула на плечо рюкзак и вышла из совещательной комнаты, не удостоив шефа взглядом.

У Ахима Вальдхаузена, заместителя министра охраны окружающей среды земли Гессен, не было времени для того чтобы приехать в Хофхайм, и поэтому Пия отправилась в Висбаден.

Она не знала, что делать с Боденштайном. Неужели он действительно влюбился в эту лживую мышь из зоомагазина? Пия не могла себе это представить, ибо та была совершенно не во вкусе шефа. Однако, возможно, это реакция на шок, пережитый им в среду вечером. Посттравматический синдром может проявляться в самых разных формах. Пия старалась убедить себя в том, что ей безразлична личная жизнь Боденштайна. Однако пришлось сознаться себе в том, что его поведение по отношению к ней вызывало у нее обиду. Она увеличила громкость радиоприемника, закурила сигарету и немного опустила оконное стекло. Ломать голову по поводу Боденштайна не имело никакого смысла, поэтому она отогнала мысли о нем и задумалась о предстоящем разговоре. Если ей повезет, она сможет получить свидетельства, обосновывавшие ее подозрения в отношении этого высокомерного негодяя Теодоракиса.

Вальдхаузен ждал Пию в своем кабинете и тут же, не дав сказать ей ни слова, разразился гневной речью. Да, Теодоракис когда-то был его коллегой, и даже почти другом, но теперь он показал свое истинное лицо. Перейдя с государственной службы в частный сектор, он начал беззастенчиво использовать свои связи и пытался подкупать своих бывших коллег, дабы обеспечивать своему работодателю разного рода преимущества.

— Откровенно говоря, — прервала Пия словесный поток заместителя министра, — меня не интересует, кто кого подкупал. Мы расследуем два случая гибели людей, и я хочу знать, передавали ли вы Теодоракису результаты экспертиз, проведенных по поручению фирмы «ВиндПро» с целью получения разрешения на создание парка ветрогенераторов в Эльхальтене.

— Конечно, нет! — Изумлению Вальдхаузена не было предела.

— Позавчера вечером, во время собрания общественности, он упомянул ваше имя. И утверждал, что вы являетесь источником информации Тейссена в министерстве охраны окружающей среды, что вы, вопреки здравому смыслу, санкционировали процедуру предоставления фирме «ВиндПро» разрешения на производство строительных работ.

— Это на него похоже. — Вальдхаузен зло усмехнулся. — После проведения тщательной проверки результатов всех экспертиз и исследований влияния реализации данного проекта на окружающую среду мой отдел, в соответствии с общепринятой практикой, выдал разрешение на создание парка ветрогенераторов. Для отказа не было никаких оснований.

— А что вы думаете по поводу аргументов общественного инициативного комитета? — поинтересовалась Пия.

Вальдхаузен округлил глаза.

— Видите ли, — сказал он после короткой паузы, — все стоят горой за источники регенеративной энергии, все категорически возражают против атомных электростанций. Но никто не хочет иметь рядом со своим домом парк ветрогенераторов или завод по переработке биогаза. Политика саботажа, проводимая подобными общественными инициативными комитетами, обходится в миллионы евро не только инвесторам, но, прежде всего, налогоплательщикам, поскольку она затягивает процедуру предоставления разрешения на строительство. И в большинстве случаев за ней кроются эгоистические интересы.

— В случае с парком ветрогенераторов в Эльхальтене тоже?

— О да. — Вальдхаузен закинул ногу на ногу. — Теодоракиса совершенно не интересует парк ветрогенераторов. Он просто хочет отомстить своему бывшему работодателю, и в этом его желании для него все средства хороши.

— Хм. Вы знакомы лично с доктором Тейссеном?

— Да, конечно. Это не первый парк ветротурбин, который его фирма создает в Гессене.

— Как будут развиваться события теперь, когда выяснилось, что результаты экспертиз, которые в значительной степени способствовали предоставлению разрешения на создание парка ветрогенераторов, фактически сфальсифицированы?

Вальдхаузен некоторое время молча смотрел на нее.

— А для чего нужно было фальсифицировать результаты экспертиз? — ответил он в конце концов вопросом на вопрос. — Парк ветрогенераторов, не функционирующий надлежащим образом, — это выброшенные на ветер миллионы евро.

— Для кого?

— Для заказчика.

— И кто же является заказчиком парка ветрогенераторов в Эльхальтене?

— Этого я точно не знаю. Меня не посвящали в детали данного проекта, им занимались сотрудники других отделов нашего министерства. Вообще, я не вполне понимаю, куда вы клоните.

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Тринадцатилетняя Женя воспитывалась у тети в Англии. Возвращение в Россию, в родную семью, производи...
О русском масонстве известно немного. Но это было духовное движение, оказавшее существенное влияние ...
Такие разные девочки – добросовестные отличницы (парфетки) и бесшабашные озорницы (мовешки) – пережи...
Максим Горький – писатель, творчество которого, казалось бы, всем знакомо хотя бы по школьной програ...
Полная хрестоматия составлена в соответствии с программой по литературе для начальных классов общеоб...
Домашняя и институтская жизнь девочек дореволюционной России предстает перед современным читателем в...