Кто посеял ветер Нойхаус Неле

— Привет, — сказала Кирххоф и выдавила из себя улыбку. Она не собиралась подавать руку Боденштайну. Между ними опять возникла дистанция. В большей степени, чем когда-либо, он был ее шефом, а отнюдь не другом семьи, которого приветствуют поцелуем в щеку.

— Привет, Пия. — Улыбка Боденштайна тоже выглядела вымученной. В его лице явственно читалось напряжение. И хотя она видела в его взгляде прежнее доверие к ней, сегодня он был для нее чужим человеком. — Разреши представить тебе: это Анника. Анника, это моя коллега Пия Кирххоф.

Женщины кивнули друг другу. Кристоф налил в бокал вино и протянул его Пии. Она заранее проинформировала его о причине визита Боденштайна.

— Вам нужно кое-что обсудить, — сказал он. — Не буду вам мешать. Я пока позабочусь о мясе и колбасках.

— Прошу. — Пия сделала жест рукой в сторону стола.

Она рассчитывала побеседовать с Боденштайном с глазу на глаз, а теперь, вместо этого, ей придется говорить с ними двумя. Они сели на скамью из тикового дерева, она расположилась напротив них на стуле. В кустах, рядом с террасой, дрались два дрозда. Из-за дома доносился едва слышный монотонный гул автобана.

— Сначала я хотел бы поблагодарить тебя, Пия, за то, что ты пожертвовала ради нас субботним вечером, — начал Боденштайн, и его слова мгновенно вызвали у Пии приступ гнева.

— Не нужно благодарить меня, — резко сказала Пия. — Ты всегда желанный гость в моем доме. И сидеть с тобой здесь, за столом, для меня вовсе не жертва. Однако перейдем к делу.

Она сознательно избегала смотреть на спутницу своего шефа и обращаться к ней. Боденштайн откашлялся.

— Последние дни я вел себя довольно странно и очень сожалею по этому поводу. Я испытал шок, узнав, что Людвиг оставил в наследство моему отцу большой земельный участок. И это… происшествие в среду вечером не прошло для меня бесследно.

Ему было тяжело признавать свои слабости, Пия знала об этом. Но она не собиралась помогать ему, а просто выжидающе смотрела на него, пока он с трудом подбирал подходящие слова.

— Это наследство легло на плечи моего отца тяжким бременем, — продолжил он наконец после паузы. — В пятницу я был у Радемахера, сразу после того, как отец рассказал мне об оглашении завещания. Я хотел спросить у него, зачем он приезжал во вторник вечером к Хиртрайтеру. Он не ответил мне, и вместо этого заговорил о завещании и луге. Меня удивило, что ему было уже обо всем известно. Он сказал, что сделал моему отцу то же самое предложение о продаже луга, что и Хитрайтеру. Когда я посоветовал ему отказаться от этой затеи, он стал угрожать мне.

— Угрожать? Чем же?

— Он в курсе финансового положения моего брата и знает, что главным источником его доходов является ресторан. Если я не уговорю отца принять его предложение, может произойти скандал, который поставит крест на репутации заведения.

— Это похоже на шантаж, — заметила Пия.

— Я ему так и сказал. Но Радемахер долго не церемонился. В тот же день он и Ральф Глокнер заявились в поместье моих родителей. Когда я приехал вечером домой, родители забаррикадировались в доме и сидели в темноте. Они реально боялись за свою жизнь!

— И Энгель отправила тебя в отпуск по той причине, что твой отец получил в наследство луг?

— Нет. Радемахер сказал мне, что я получу сто пятьдесят тысяч евро, если уговорю отца продать луг «ВиндПро». Он подал заявление, в котором обвиняет меня в шантаже, вымогательстве и еще бог знает в чем.

Боденштайн печально улыбнулся. Пия повертела пальцами бокал из стороны в сторону и поставила его на стол.

— Почему ты не рассказал мне все это? — спросила она.

— Я хотел. Но это не так просто было сделать на лестничной клетке. В пятницу вечером я позвонил тебе и оставил в голосовой почте сообщение с просьбой перезвонить мне.

— Я перезвонила, но твой мобильник опять был отключен.

— У меня была причина отключить его. Мы сидели с родителями в кухне — Квентин, Мария-Луиза и я — и советовались, что делать. Раздался стук в дверь, и оказалось, что это Анника.

Своим непроницаемым выражением лица он мог обмануть кого угодно, только не Пию. Она достаточно хорошо знала его, чтобы по изменившемуся тону понять, насколько серьезно относится он к этой женщине.

— Радемахер и завещание — это только одна проблема, о которой я хотел тебе рассказать, — продолжал Боденштайн, понизив голос. — Вторая… несколько сложнее. Ты помнишь троих мужчин, сидевших вчера утром в кабинете доктора Энгель?

— Разумеется.

— Двое из них — сотрудники Федерального ведомства уголовной полиции. Третий — профессор Дирк Айзенхут, руководитель Немецкого климатологического института. Бывший шеф Анники.

Испытывая сильное раздражение, Пия переводила взгляд с Боденштайна на женщину. Она ничего не понимала. При чем здесь Федеральное ведомство уголовной полиции и Немецкий климатологический институт?

Прежде чем Боденштайн успел продолжить, слово взяла женщина, которую Пия до сих пор принимала за продавщицу зоомагазина.

— Я являюсь выпускницей Института химии моря в Гамбурге и специалистом по биогеохимии. С 1995 года я работала у профессора Айзенхута в Берлине и специализировалась в климатологических исследованиях. Мое полное имя доктор Анника Зоммерфельд.

Пия с недоверием смотрела на гладкое, бледное лицо женщины, затем бросила взгляд Боденштайна. Неужели он верил ей? Этой лживой мыши, выдающей себя за исследователя-климатолога?

— Некоторое время назад произошли события, вынудившие меня скрываться и найти приют у Рики Францен. Я здесь выросла, и мы с Рики были в детстве и юности лучшими подругами. Я знала, что она не будет задавать мне никаких вопросов.

— Понятно, — только и сказала Пия. Ее ничуть не интересовало, где выросла Анника Зоммерфельд, но, возможно, та знала, кто убил Людвига Хиртрайтера. Может быть, именно по этой причине Боденштайн привез ее с собой?

Она ощутила аппетитный запах жареного мяса, напомнивший ей о том, что за весь день у нее не было крошки во рту.

— Рики поверила, будто мне просто требуется время, чтобы прийти в себя после сильного переутомления на работе. Но Янис проявил чрезмерное любопытство и в конце концов выяснил правду обо мне, — продолжала Анника Зоммерфельд. — В пятницу мой бывший шеф Дирк Айзенхут читал в Фалькенштайне лекцию. Янис упомянул мое имя в связи со сфальсифицированными результатами экспертиз, проведенных по заказу «ВиндПро», хотя я перед этим умоляла его не делать этого.

— Почему?

— Я располагаю документами, представляющими большую опасность для Айзенхута. Они содержат доказательства того, что он и другие видные климатологи, с ведома политиков, на протяжении многих лет систематически утаивали данные исследований и выдавали ООН ложные климатологические прогнозы. Если эти документы станут достоянием общественности, будут подорваны основы всемирной климатологической политики и полностью утратят доверие климатологические исследовательские учреждения. Это станет катастрофой для Айзенхута, его коллег и политиков, использующих страх людей перед климатическими изменениями в своих корыстных интересах. Поэтому Айзенхут не остановится ни перед чем, чтобы заполучить эти документы.

Пия покачала головой. Какое отношение имеет это к делам, которые она расследует? Она бросила на Боденштайна исполненный скепсиса взгляд, но его вниманием безраздельно владела Анника.

— Мое имя имеет вес в сфере климатологических исследований, — продолжала Зоммерфельд. — Некоторое время назад ко мне обратился один противник климатологической политики и высказал свои подозрения. Я поняла, что они вполне обоснованны. Однако, встав на его сторону, я противопоставила себя видным климатологам и могущественному климатологическому лобби в политике. Человек, который передал мне документы, был убит, и…

— Одну минуту, — прервала ее Пия. — Зачем вы рассказываете мне все это?

Она ощутила на себе взгляд Боденштайна, но проигнорировала его. По всей очевидности, он просто потерял от любви голову, раз принимает всерьез подобные бредовые истории.

— Вы знаете, кто убил Рольфа Гроссмана или Людвига Хиртрайтера? — спросила Пия.

Анника Зоммерфельд покачала головой.

— Тогда я искренне не понимаю, зачем мы здесь сидим, — холодно произнесла Пия и поднялась со стула. — Я расследую два убийства, и мне приходится чрезвычайно много работать. Все остальное в данный момент меня мало интересует. А теперь я очень хочу есть.

Ему пришло эсэмэс-сообщение от сестры. Его разыскивали полицейские и отец. Рики предложила ему переночевать вместе в пустовавшем помещении приюта для животных. По ее словам, после нападения она испытывала дискомфорт, находясь в доме. Но Марк знал, что она делает это ради него.

Он поклялся себе защищать ее. Никто больше не сможет тронуть ее, пока он рядом с ней. После вечернего обхода приюта они поужинали теплой пиццей, которую запили красным вином. Весь вечер Марк ощущал себя взрослым мужчиной. Рики обращалась с ним не как с мальчиком, она воспринимала его всерьез, и от этого ему было очень хорошо. Впервые за долгое время у него не болела голова.

Марк расположился на матрасе рядом с раскладным диваном, на котором спала Рики. Сон не шел к нему, и он лежал, всматриваясь в темноту. Это был полный волнений, поистине сумасшедший день. Сначала безумный страх, испытанный им, когда он нашел в ванне Рики, затем ружье в конюшне. Фрауке со своими глупыми лживыми историями. И Янис, попавший в больницу после несчастного случая. Все это было просто невероятно!

— Марк!

Он думал, что Рики уже давно спит. Она все же выпила почти целую бутылку вина.

— Да?

— Как же хорошо, что ты здесь. Без тебя я умерла бы от страха.

Услышав эти слова, он улыбнулся, и по его телу прокатилась теплая волна счастья.

— Ты замечательный, — тихо произнесла она. — Это просто здорово, что я всегда могу положиться на тебя…

— Мне это только в радость, — отозвался он хриплым голосом. Рики даже не представляла, наскольков радость. Так много она значила для него, гораздо больше, чем любой другой человек на всем белом свете. Когда он был рядом с ней, все было хорошо.

В низком длинном здании, где наряду с вольерами располагались также офис и кухня для приготовления корма, царила тишина. До слуха Марка доносилось ровное дыхание Рики. Она рассказала, что Янису изрядно досталось. Автомобиль переехал ему ногу. Поделом этому лживому мерзавцу! Хоть бы его не было подольше, а лучше больше вообще никогда.

Старый диван тихо заскрипел.

— Марк!

— Да?

— Можно я приду к тебе?

Его сердце заколотилось барабанной дробью. Мог ли он об этом мечтать? Можно я приду к тебе?Однажды ему уже задавали этот вопрос. Тебе не составит труда дотронуться до меня? Совсем немножко. Это так здорово.

Марк судорожно сглотнул.

— Да, конечно, — едва слышно ответил он.

Пружины дивана вновь скрипнули, и его матрас прогнулся под ее весом. Он лег на бок, отвернувшись от нее. Рики юркнула под одеяло и плотно прижалась к нему. Тепло ее тела взволновало Марка и невольно пробудило в нем воспоминания о другом теплом теле, тоже когда-то прижимавшемся к нему. Стоп, подумал он. Рики — это не Миша. Она не причинит ему боли. Она просто хочет быть рядом с ним потому, что боится оставаться одна.

Он слышал ее дыхание вблизи своего уха. Ощущал ее руку на своем бедре. По его коже побежали мурашки. Она тихо вздыхала и не переставала гладить его. Марк закрыл глаза и сжал губы. Красный бюстгальтер. Тонкие светлые волоски на ее коже. Ее дыхание участилось. Пожалуйста, убери руку, хотел сказать он ей, пожалуйста! Но это было так здорово… После Миши никто не прикасался к нему с такой нежностью. Рука Рики скользнула по его животу, пальцы проникли под резинку трусов. Он лежал, словно парализованный. Все истории, которые он слышал на школьном дворе от своих одноклассников, молнией пронеслись в его голове. Они говорили на эту тему насмешливым, почти презрительным тоном. Употреблявшиеся ими слова звучали грязно и отвратительно. Точно так же отвратительно, как совокуплялись на террасе Янис и Рики. это не имело ничего общего с любовью. Для него же любовь была самым важным на свете. Марк не имел представления, что ожидала от него Рики. Его сердце по-прежнему бешено билось в груди. Во рту пересохло. Миша повесился, потому что его привлекли за эток суду.

— Нет, — прошептал он. — Не нужно.

— Почему не нужно? — прошептала в ответ Рики. — Повернись же ко мне.

Немного поколебавшись, он подчинился, но затем повернулся на спину. Неожиданно она оседлала его. Ее дыхание опалило его лицо. Ее губы коснулись его губ. Ее язык осторожными, нежными движениями исследовал его рот. У него возникло ощущение, что он вот-вот взорвется изнутри.

Ну, давай же,кричало его тело, которое уже давно реагировало на брошенный ему недвусмысленный вызов. Не тяни!

Однако Марк уперся ладонями ей в плечи и слегка отстранил ее от себя.

— Ты меня любишь? — спросил он дрожащим голосом.

— Да, конечно, — ответила Рики, возвышавшаяся над ним в темноте. Их бедра соприкасались. Ему казалось, что ее горячая кожа обжигает его.

— Скажи это! — потребовал он. Все его тело лихорадочно содрогалось от возбуждения. — Скажи, что ты меня любишь!

— Я люблю тебя, — пробормотала Рики и с тихим стоном опустилась на него.

Марк тяжело дышал. Он закрыл глаза и полностью отдался на волю ее все более ускорявшимся ритмичным движениям. Все заботы и тревоги сделались крошечными и рассеялись, как будто их никогда и не было. Он больше не думал ни о Янисе, ни о родителях, которые не знали, где он находится. Были забыты ярость и страх, боль и разочарование. Его тело билось в конвульсиях невыразимого блаженства. Во всем мире не было больше никого, кроме них, и то, чем они занимались, представляло собой воплощение в реальность всех его тайных грез. Это была любовь.

Она испытывала злость, смешанную с разочарованием. Вот чем, оказывается, занимался Боденштайн, в то время как она ломала голову, не зная, что делать! Всемирный заговор климатологов — полный бред! Какую цель преследовала эта Анника, рассказав свою фантастическую историю Боденштайну?

Кристоф положил ей на тарелку кусок мяса.

— Ты что такая мрачная? — спросил он.

— Как тебе нравится то, что она тут рассказывает? — Пия встряхнула головой. — Не понимаю, как Оливер мог попасться на эту удочку.

— Но климатолог-исследователь по имени Анника Зоммерфельд реально существует. — Кристоф перевернул вилкой кусок мяса. С него упало вниз несколько капель жира и поднялось облачко дыма. — Мне неоднократно попадалось это имя.

Пия посмотрела на него так, будто он собирался заколоть ее сзади.

— Неужели ты ей поверил? — чуть ли не обиженно спросила она.

Кристоф ничего не ответил, поскольку Боденштайн встал из-за стола и подошел к ним.

— Пия, все это действительно правда, — начал он. — Я знаю, ты терпеть Аннику не можешь, но…

— Мое отношение к ней не имеет никакого значения, — бесцеремонно перебила она его. — У меня масса других забот, а ты бросил меня на произвол судьбы. Тебе не хватает двух убийств в Таунусе? Ты решил еще поиграть в Джеймса Бонда?

Кристоф, видя, что напряжение между ними нарастает, счел за лучшее удалиться. Он пошел к столу, чтобы составить компанию Аннике Зоммерфельд. Боденштайн сунул руки в карманы джинсов и тяжело вздохнул.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты послушала эту историю с начала до конца и сказала, что думаешь об этом. Мне важно знать твое мнение.

— Могу сказать прямо сейчас, что я об этом думаю, — резко сказала Пия. — Ничего.

Некоторое время Оливер молча смотрел на нее.

— Анника подозревается в убийстве, хотя она совершенно невиновна, — сказал он после паузы. — Я решил ей помочь. Мы заберем эти документы из банковской ячейки в Цюрихе, куда их положили О’Салливан и Беннетт, прежде чем ее убьют. Я поговорю со Шторхом из Федерального ведомства уголовной полиции и позабочусь о том, чтобы с Анникой поступили по справедливости, когда она отдаст себя в руки закона.

— Оливер, ты окончательно сошел с ума! — Пия поставила тарелку на стол рядом с грилем. — Давай говорить откровенно. Ты давно знаком с этой женщиной? Откуда тебе известно, что она невиновна? А что, если она тебя всего лишь использует?

Уже стемнело. Висевшая на террасе лампа отбрасывала тусклые отблески на лицо Боденштайна.

— Ты помнишь, как познакомилась с Кристофом? — спросил он ее негромко.

— Разумеется. С того момента прошло не так уж много времени.

— Я имею в виду не обстоятельства, а твои… чувства.

— Какое значение это имеет в данный момент? — Пия продолжала упорствовать, делая вид, будто не понимает его, хотя догадывалась, к чему он клонит.

— Огромное. Ты едва его знала, но, тем не менее, поверила ему, хотя я тогда был твердо убежден в том, что это он убил Паули. Я пытался убедить в этом и тебя, но ты с самого начала не сомневалась в его невиновности[38].

Пия скрестила руки на груди и двинулась через темный сад к деревянной скамье, стоявшей под аркой из роз. Тогда все было иначе. Или нет? Они стояли и смотрели во тьму. Лишь над грядой Таунуса виднелась узкая красноватая полоска. На черном небе зажглись первые звезды. От цветущих кустов и роз исходил пьянящий аромат. Пахло сырой землей и весной.

Со стороны Боденштайна было нечестно и несправедливо перекладывать на нее всю ответственность. Если бы он сразу рассказал об этом наследстве, дело не зашло бы так далеко. И отпуск пришелся ему очень кстати. Теперь он мог посвятить все свое время Аннике.

— У нас с Козимой все было хорошо, — сказал Боденштайн. — Целых двадцать шесть лет. И вдруг я понял, что никогда толком не знал ее. С Хайди это было похоже на вспышку. Все прошло очень быстро. Но Анника… Ты права, я вообще ее не знаю. Мне о ней известно только то, что ей угрожает смертельная опасность. Возможно, в данный момент мне недостает объективности. Но я должен ей помочь.

Кирххоф повернулась к нему спиной. Как донести до его сознания, что это может стоить ему головы, если что-то пойдет не так?

— Может быть, это прозвучит высокопарно, Пия, но ты послужила мне надежной опорой, когда все вокруг меня начало рушиться. Попробуй все-таки понять меня. Для меня это очень важно.

Злость на Оливера у нее уже прошла. Никто не мог лучше ее понять сложность ситуации, в которой он оказался. Ей было известно, сколько всего в последние дни обрушилось на него. Сначала его потрясло убийство Хиртрайтера. Далее последовала трагедия в Даттенбаххалле, едва не стоившая ему жизни. Затем появилась проблема наследства, полученного его отцом. И наконец, Анника. Неожиданно у него возникло чувство, на что он никак не рассчитывал. Такое испытание и для человека, пребывающего в состоянии душевного равновесия, было бы весьма непростым, а с момента развода с Козимой Боденштайну об этом состоянии приходилось только мечтать.

Пия вздохнула и повернулась к нему.

— Извини меня за такую реакцию, — сказала она примирительно. — Очевидно, это результат стресса. К тому же я беспокоюсь за тебя.

Они смотрели друг на друга. В темноте она могла лишь угадывать черты его лица.

— Я знаю, — отозвался Боденштайн. — Ты тоже извини меня за то, что я переложил на тебя всю работу.

— Как-нибудь справлюсь. — Пия задумалась, прикусив нижнюю губу. — Что я могу сделать?

— Да, собственно говоря, ничего. С моей стороны было бы некрасиво впутывать тебя в это дело. Я должен все сделать сам. Мне просто хочется, чтобы ты знала, что происходит.

— Ты все поставил на карту. Смотри, не ошибись.

— Не так давно ты сделала то же самое в отношении Кристофа.

Она улыбнулась, склонив голову набок.

— Ну, тогда, по крайней мере, будь осторожен, — сказала она. — Мне очень не хочется, чтобы у меня появился новый шеф.

24 декабря 2008 года

— Анна! — Он радостно улыбнулся, когда она вошла в его кабинет, и поднялся из-за стола. — Как здорово, что ты уже все закончила. Для меня это было бы не Рождество, если бы мы по крайней мере не выпили по бокалу.

Она была твердо убеждена в том, что полностью владеет собой, иначе не пришла бы. Добродушие, излучаемое его глазами, заставило ее внутренне содрогнуться. Он не догадывался, какой властью над ним она обладала. Она наблюдала за тем, как он достал из холодильника, поставил на стол и откупорил бутылку шампанского. Это было настоящее дежа-вю, повторение того вечера десятилетней давности, когда все началось. Шампанское предваряло их первую ночь, первую из множества последующих. Хотя она пыталась бороться с этим чувством, ее сердце пронзила острая, застарелая тоска. Почему он так и не полюбил ее?

В окнах до пола отражался интерьер просторного кабинета. Она видела его, почти не изменившегося за все эти годы, и себя, уже давно не юную, амбициозную ученую. Теперь она представляла собой женщину в годах, со складками горечи в уголках губ, утратившую привлекательность, серую мышь, старую деву, растратившую попусту свою жизнь, поскольку влюбилась не в того мужчину.

— Счастливого Рождества! — произнес он с улыбкой, протягивая ей бокал.

Нет, вблизи он уже не выглядел молодым, энергичным директором института, каким был когда-то. Волосы его поредели, под глазами висели синие мешки. В порыве злорадства она отметила отчетливо наметившийся живот и неприятный запах изо рта. Эта Беттина вышла замуж за откровенного старика.

— Счастливого Рождества!

Она улыбнулась в ответ и чокнулась с ним. Сделала глоток. Шампанское было безвкусным. Она с удовольствием выплеснула бы содержимое бокала ему в лицо и накричала бы на него. Как ты мог причинить мне такую боль? Почему ты меня обманул? Почему женился на другой?

— Что с тобой? — спросил он. — Ты выглядишь такой несчастной.

Сочувствие в его голосе пронзило ее сердце, словно нож. Она едва сдержала слезы. Бокал шампанского в его кабинете — вот и все, на что она могла рассчитывать. Рождественскую елку в его доме наряжала другая женщина, Беттина, с которой он завтра поедет к своим родителям праздновать Рождество. С которой он живет в своем доме. Эти мысли причиняли ей мучительную душевную боль, но, с другой стороны, это было хорошо. Только если она будет помнить о том, как подло он с ней поступил, ей удастся осуществить задуманное. У нее закружилась голова. Наверное, ей нужно было что-нибудь съесть, прежде чем пить шампанское.

— Анника! Что с тобой? Тебе нехорошо?

Голос Дирка звучал как будто откуда-то издалека. Черты его озабоченного лица слились в расплывчатое пятно. Она схватилась рукой за голову. Он осторожно забрал у нее бокал, и она оказалась в его объятиях. Его лицо находилось прямо перед ее глазами, и в то же время очень далеко. Ее тело сделалось ватным. Неожиданно у нее подкосились ноги. До ее слуха донесся дребезжащий звук. Где Дирк? Что происходит?

Она лежала на полу. Дирк стоял сзади своего стола. Одной рукой он держал у уха телефонную трубку, а другую прижимал к голове. Что это у него на щеке? Кровь? В его голосе звучало раздражение. Анника сощурила глаза и попыталась понять, что он говорит, но до ее затуманенного сознания доходили только обрывки фраз.

…напала на меня, — услышала она. — Я получил травму! Да, поторопитесь. Она совершенно обезумела… набросилась на меня с осколком бутылки…

Она больше не ощущала своего тела. Из уголка ее рта текла слюна.

— Дирк, — пробормотала она полубессознательно. И тут все погрузилось во тьму.

Воскресенье, 17 мая 2009 года

Марка разбудил звонок мобильного телефона. Он открыл глаза и зажмурился от яркого солнечного света. В течение нескольких секунд он не мог понять, где находится, потом все вспомнил и тут же окончательно проснулся. Рики не было, он лежал на матрасе один. Итак, это была их первая ночь. Он чувствовал себя совершенно счастливым.

Спустя некоторое время Марк поднялся и направился в маленькую ванную комнату. Подняв сиденье унитаза, помочился. Затем подошел к умывальнику и критически рассмотрел себя в зеркале. Ему почему-то казалось, что эта ночь должна была изменить его и внешне, но выглядел он, как и прежде.

Рики была в кухне. Она стояла у окна, спиной к нему, и курила. В тот самый момент, когда он хотел обнять ее сзади, зазвонил мобильный телефон, и она взяла трубку.

— Привет, мое сокровище, — тихо проворковала она. — Как твои дела? Тебе удалось хотя бы немного поспать или не давала боль?

Марк отступил на несколько шагов назад. Мое сокровище?Вчера вечером она называла Яниса совсем по-другому!

— Да. У меня все в порядке. Марк ночевал здесь… А, глупости! Он спал на кушетке. — Она рассмеялась, и в ее смехе Марку послышалось пренебрежение. — Как ты можешь говорить такое?.. Да, я знаю… естественно… Сейчас приеду. Тебе что-нибудь нужно?.. Ладно. Да, сделаю. Я люблю тебя, мое сокровище. Скучаю по тебе. Без тебя мне как-то не по себе.

У Марка вдруг закружилась голова. Вспыхнувший на границе поля зрения огонек возвестил о надвигавшейся головной боли. Он наклонился вперед и сжал ладонями виски. Разве Рики всего несколько часов назад не сказала, что любит его?А теперь она говорит то же самое Янису! Как такое может быть?

— Привет, Марк. — Рики закончила разговор. — Ты уже проснулся?

Марк поднял голову и уставился на нее.

— Зачем ты только что солгала Янису? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты дала ему понять, что мы находимся в доме. И сказала, будто я спал на кушетке. Но это же неправда!

— Ну и что? — Рики с улыбкой пожала плечами. — Ему в его состоянии не следует волноваться.

Марку показалось, что он ослышался.

— Выходит… выходит, для тебя ничего не значит, что ты со мной… — с трудом выдавил он из себя. — Ты же сказала, что любишь меня. Так что, ты сказала это просто так? Или ты просто так сказала это Янису?

Улыбка сползла с лица Рики.

— Мне кажется, ты слегка спятил, Марк, — сказала она. — Янис мой друг. Тебя совершенно не касается то, что я ему говорю. И вообще, подслушивать нехорошо.

Она прошла мимо него, направляясь в ванную. Марк последовал за ней.

— Но… почему ты тогда… спала со мной?

— Ты ведь всегда хотел этого. — Она посмотрела на него с усмешкой. — И я решила доставить тебе удовольствие. Ты же получил удовольствие, не так ли?

Он лишился дара речи. Его лицо залила краска. Всего несколькими словами Рики придала единственному в своем роде событию обыденный смысл. Для нее ничего не значило то, что она переспала с ним.

— Янис больше не любит тебя, — выдавил он из себя. — В пятницу он обжимал в кухне Нику! Если бы я не вернулся в этот момент с собаками, этим бы не ограничилось. Он давно пялился на эту бабу!

Лицо Рики окаменело.

— Ты только что это придумал, — сказала она недоверчиво.

— Нет, — возразил Марк, стараясь не обращать внимания на колющую боль за глазами. Ему ужасно не нравился его обиженный тон, но он ничего не мог с этим поделать. Постепенно нараставшая боль в висках грозила свести его с ума. Если он в течение четверти часа не примет свои таблетки, дело может кончиться плохо. — Он говорил совершенно безумные вещи, а потом залез Нике под юбку. Думаю, поэтому она и сбежала.

Рики смотрела на него с мрачным видом, уперев руки в бока.

— Зачем ты мне сейчас все это говоришь? — спросила она.

— Я люблю тебя, — неуверенно произнес Марк. Он ожидал совсем другой реакции. А именно слез. Чтобы он мог бы утешить ее и заверить в своей преданности и любви. — Мы принадлежим друг другу, Рики. И у нас есть тайна, разве не так?

Ее лицо превратилось в маску ярости.

— Если ты думаешь, что сможешь теперь шантажировать меня, — прошипела она, тыча в его сторону пальцем, — то я тоже про тебя кое-что знаю!

Марка потрясла холодная злость, с которой она произнесла эти слова. От эйфории, охватившей его после пробуждения, не осталось и следа. Он все испортил!

— Я не собираюсь шантажировать тебя! — крикнул он в отчаянии.

Она пристально смотрела на него, прищурившись.

— Рики, пожалуйста, не сердись на меня, — умолял он. — Ведь я… я люблю тебя! Ради тебя я готов на все!

Она отвернулась от него резким движением.

— Я должна сейчас ехать в больницу к Янису, а тебе лучше отправляться домой, пока твой отец не появился здесь с полицией, — сказала она. — Позже мы обо всем поговорим. А теперь иди. Мне нужно в туалет.

Он подчинился. Она сказала, что поговорит с ним. Позже. Это означало, что не все потеряно. Подавленный, Марк пошел в спальню и принялся одеваться. Он дал себе слово никогда больше не подслушивать ее телефонные разговоры. Зайдя в кухню, открыл свой рюкзак, который вчера небрежно бросил на стул. К счастью, таблетки оказались там. Проглотив две штуки, он запил их водой из-под крана. Его взгляд упал на мобильный телефон Рики, который она оставила на кухонном столе. Интересно, с кем она разговаривала перед тем, как ей позвонил Янис?

Некоторое время Марк колебался, задумчиво массируя пальцами болезненно пульсировавшие виски. В конце концов любопытство взяло верх. Он вызвал список входящих звонков и обомлел. Что могло понадобиться его отцу от Рики в десять минут восьмого утра в воскресенье? Если речь шла о нем, она сказала бы ему… Или нет? Он в недоумении смотрел на дисплей телефона. Неожиданно в его душе зародилось страшное подозрение, и у него сразу ослабли колени. Раздался шум воды сливного бачка. Он быстро положил мобильный телефон обратно на стол.

В вольерах начали лаять собаки. Наверное, пришла Рози, всегда дежурившая по воскресеньям в первую смену. В кухню вошла Рики.

— Поторопись, — сказала она. — Не надо, чтобы Рози увидела нас здесь вместе.

Ему не терпелось спросить, о чем она говорила с его отцом, но он очень боялся услышать ответ.

— Что с тобой? — Рики с удивлением взглянула на него.

Он молча смотрел на нее. От боли в голове на глаза у него навернулись слезы. Она обняла его и поцеловала в щеку.

— Ах, Марк, прости меня, — прошептала она ему на ухо. — Я была слишком резка с тобой. Но у меня много забот. Мы действительно провели с тобой замечательную ночь. Увидимся позже, договорились?

Она отпустила его, повернулась и пошла к двери. У него заколотилось сердце, и к нему опять вернулось ощущение счастья. Рики причинила ему боль вовсе не умышленно. Все опять было хорошо.

— Договорились, — смущенно пробормотал он, хотя она уже не слышала его. — Договорились.

Размышления, навеянные разговором с Пией, не давали ему покоя. За всю ночь Оливер так и не сомкнул глаз. И впервые за несколько месяцев причиной его бессонницы была не Козима. Боденштайн поднялся — тихо, чтобы не разбудить Аннику, которая спала на другой стороне кровати. Ты послужила мне надежной опорой, когда все вокруг меня начало рушиться.Он сказал эти слова Пие спонтанно, и чем больше теперь думал, тем больше склонялся к мнению, что это действительно так. Со временем она превратилась из хорошего, надежного коллеги в одного из главных людей в его жизни. И именно ее он так обидел своим поведением, которому сам не мог найти объяснения.

Боденштайн босиком спустился по скрипучей деревянной лестнице и прошел в кухню. Высказанные Пией сомнения несколько отрезвили его. После разговора с ней он стал мыслить более здраво. Она была совершенно права в том, что он подвергает опасности свою профессиональную карьеру, помогая Аннике, поскольку ему, возможно, придется столкнуться с законом. Должно существовать какое-то иное решение, а не только то, которое предложила Анника. Его отпуск скоро закончится. Заявление Радемахера и так не возымело бы никакого эффекта, ибо без согласия его отца продать этот злосчастный луг «ВиндПро» миллионное предложение имело не большую ценность, чем прошлогодний снег.

Вероятно, ему следовало позвонить Николя. Его мучили угрызения совести из-за того, что он переложил на плечи Пии всю ответственность за расследование двух дел. Кроме того, требовалось выяснить подробности обоих убийств, которые инкриминировались Аннике. Николя имела возможность получить соответствующую информацию.

Зевая, Боденштайн насыпал ложкой кофе в кофеварку. Было всего лишь двадцать минут восьмого. Он посмотрел в окно. Сегодняшний день обещал быть столь же чудесным, что и вчерашний, о чем свидетельствовало ярко-синее небо над прозрачной пеленой тумана, покрывавшей луг. Предвкушая долгую прогулку с Анникой, во время которой можно будет спокойно поговорить, он включил кофеварку и вдруг застыл на месте.

Два темных лимузина подкатили к пока еще пустой парковочной площадке и остановились прямо перед воротами. Четверо мужчин в костюмах вышли из них и огляделись. Боденштайн невольно отпрянул назад. Его сердце забилось, когда он увидел среди нежданных гостей Хейко Шторха и Добермана. Что они здесь делают ранним воскресным утром? Может быть, им стало известно, что Анника скрывается у него? Но как они могли узнать об этом? Единственным человеком, знавшим об этом, была Пия. Ему стало не по себе. Он поспешил в гостиную, схватил мобильный телефон, оставленный на тумбочке возле кушетки, и дрожащими пальцами набрал номер родителей.

Четверо мужчин продолжали стоять возле своих автомобилей и, судя по всему, совещались. Шторх разговаривал по телефону. Интересно, с кем?

— Ну, давай уже, бери трубку, в конце концов, — прошептал он, стиснув зубы, и принялся нетерпеливо мерить шагами маленькую комнатку. Наконец отец отозвался.

— Папа! — негромко произнес Оливер. — Только что к поместью подъехали четыре человека из Федерального ведомства уголовной полиции. Я уверен, что они будут спрашивать об Аннике. Ты должен сказать им, что знаком с ней по общественному инициативному комитету, но не более того. Ее здесь нет. Сможешь сделать это?

В течение нескольких секунд он слышал в трубке лишь дыхание отца, и только сейчас до него дошло, что его родители не знают, где в действительности находится Анника и в чем ее обвиняют.

— Я должен лгать полиции? — спросил после паузы отец. — Твоим коллегам?

— Папа, пожалуйста, сделай это, — попросил его Боденштайн. — Потом я все тебе объясню! Анника попала в очень трудное положение, и ей требуется помощь.

Боденштайн догадывался, насколько это не нравится его прямолинейному, законопослушному отцу, и одновременно с этим задавался вопросом: что потом он ему объяснит? Что Аннику разыскивают по подозрению в убийстве? Боже милостивый! Во что он ввязался!

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Оливер. — В голосе отца отчетливо слышалось неудовольствие. — Но одобрить подобное я не могу.

Четверо мужчин, стоявшие на парковочной площадке, сориентировались и направились к воротам, которые вели во внутренний двор.

— Я сейчас приду и возьму все на себя, — сказал Оливер. — Но я прошу тебя, папа…

В трубке раздались короткие гудки. Отец положил трубку.

Боденштайн-младший плюхнулся на кушетку и закрыл ладонями лицо. Обещая помочь Аннике, он не думал о возможных последствиях, о том, что из-за него в это дело могут оказаться втянутыми посторонние люди — его родители или Пия. До дверей дома было всего пять шагов. Ему нужно всего лишь встать, выйти из дома и сказать Шторху, что Анника лежит в его постели, на втором этаже. Они увезут ее, и он избавится от всех проблем. Почему бы ему не поступить так?

Раздался какой-то шум. Оливер поднял голову и увидел через приоткрытую дверь Аннику, стоявшую на нижней ступеньке лестницы.

— Я все слышала, — тихо сказала она. — Они нашли меня. Мне не нужно было сюда приходить. Я только осложнила жизнь всем вам.

Боденштайн молча смотрел на нее. Может быть, Пия все-таки была права? И он действительно совершил ошибку, поверив ей? Анника тоже смотрела на него. Ее глаза на бледном, худом лице казались огромными — как у испуганной лани, которую неожиданно осветили автомобильные фары. В эту секунду у него созрело окончательное решение. Оставалось только надеяться, что ему никогда не придется потом раскаиваться.

— Они тебя еще не нашли, — произнес он хриплым голосом. — И я позабочусь о том, чтобы им не удалось сделать это.

— Я сегодня ночью все еще раз обдумала, — сказала Фрауке Хиртрайтер, садясь на стул перед письменным столом. — Почти не спала. Эти узкие нары не очень-то удобны.

Как показалось Пии, после ночи, проведенной в камере следственного изолятора, она ыглядела не лучшим образом.

— Это точно, что отца застрелили из ружья, найденного в моем шкафу?

— Да, результаты баллистической экспертизы свидетельствуют об этом однозначно, — ответила Пия. Она испытывала странное чувство, сидя за столом Боденштайна. Вид из-за него был непривычен, и она не могла избавиться от чувства, что что-то не так. — Почему вы спрашиваете об этом?

Страницы: «« ... 1415161718192021 »»

Читать бесплатно другие книги:

Тринадцатилетняя Женя воспитывалась у тети в Англии. Возвращение в Россию, в родную семью, производи...
О русском масонстве известно немного. Но это было духовное движение, оказавшее существенное влияние ...
Такие разные девочки – добросовестные отличницы (парфетки) и бесшабашные озорницы (мовешки) – пережи...
Максим Горький – писатель, творчество которого, казалось бы, всем знакомо хотя бы по школьной програ...
Полная хрестоматия составлена в соответствии с программой по литературе для начальных классов общеоб...
Домашняя и институтская жизнь девочек дореволюционной России предстает перед современным читателем в...