Петербург 2018. Дети закрытого города Чурсина Мария
Признаться честно, Антон не докладывал ему обо всем, и занимался ровно тем, чем считал нужным заниматься. Но Март только махнул рукой.
Он поверил, когда в кабинете раздался телефонный звонок.
— Зайдите ко мне. Оба, — привычно тихо приказал Роберт в трубку и нажал отбой.
— Ну вот, — обречённо развёл руками Антон, а Март так и не додумался, в чём всё дело.
Он сунул в ящик стола одни бумаги, схватил со стола другие. Какие-то листы из отчёта — вполне вероятно, что половина нужных так и осталась лежать на месте, а вот черновиков и изрисованных каракулями бумажек он прихватил с собой достаточно. Антон поторопился к кабинету начальства.
Роберту, должно быть, стоило сочинить кратенькое и смешное прозвище, но, во-первых, всем оказывалось не до того. А во-вторых, весь изюм прозвища в том, что оно само на ум приходит, когда видишь человека. Вот местного библиотекаря давно прозвали Скворцом за то, что он любил высунуться из окна своей каморки, и торчал оттуда день-деньской, и поплёвывал, за что каждый раз получал выговор и нагоняй от читателей, напрасно ожидающих за столом выдачи, но привычек своих не менял.
При виде Роберта все шуточные мысли быстро атрофировались и, полудохлые, расползались по оконным щелям, потому что в голом коридоре спрятаться больше было некуда. О нём вообще не хотелось шутить вслух, а в собственной квартире тянуло оглянуться в тёмный угол: не стоит ли он там, задумчиво меряя тебя взглядом.
Но никто никогда не слышал, чтобы Роберт повысил голос. Он всегда разговаривал полушёпотом. А увольнял быстро. Март этого ещё не знал, а жаль. Март, в общем-то, показался Антону неплохим парнем. Ленивым, может быть, немного. И болтливым ещё.
Он в первый же день выложил свою историю, и нельзя сказать, что Антона она слишком порадовала, ведь выходило, что во внешнем мире его не очень ждут. Сейчас Март парил в Центре на птичьих правах, но всё равно оставался беззаботным до крайности.
— Может, первым пойдёшь? — он остановился у кабинета начальника и нерешительно покачался с носка на пятку. Похоже, наконец, дошло.
Антон пожал плечами и неохотно дёрнул на себя дверь. За ним уныло тянулись ещё несколько нераскрытых убийств, но волосы на затылке ощущали, что вызвали их вовсе не из-за этого. Вряд ли парочка отчётов понадобилась Роберту так поздно вечером, когда большинство сотрудников уже разбрелись по домам, а небо накрыло город прозрачной от прожекторов ночью?
— Не слишком ли много пугал развелось на вашем участке? — поинтересовался Роберт за секунду до того, как Антон успел открыть рот.
В комнате горела единственная лампа, да и та настольная. Сказочно переливался тонкий вытянутый кристалл на подставке, сдвинутый на край стола. Пара папок лежала тут же, придавленная грузом собственной ничтожности. А так стол оставался чистым и пустым, как автостоянка перед зданием сейчас — все машины успели разъехаться, а служебные отдыхали в гараже.
— Никак нет, — произнёс Антон, перехватив поудобнее стопку бумаг. Они грозили поползти на пол шуршащим водопадом.
Роберт провёл пальцем по боку кристалла, и внутри того вспыхнул фейерверк из цветных искр. Пиджак аккуратно висел на спинке его стула, а две верхние пуговицы на рубашке оказались расстёгнуты, будто в кабинете было невыносимо жарко, только вот этой жары Антон не ощущал.
— И сколько их?
Ничего особенного в Роберте не было, ни исполинского роста, ни боевой массы, но лоснящихся мускулов, но голос гипнотизировал, и будь сотрудники Центра кобрами, они давно бы плясали, по команде раздувая капюшоны.
— Товарищ полковник, пугал нет. Они все… э, на огородах стоят, — выдал Антон, едва сдерживаясь, чтобы не расползтись в кривой улыбке. Скорее, нервной, потому что эти пугала скоро начали бы ему сниться.
По тому, как Роберт приподнял брови, стало понятно, что он услышал то, что хотел услышать. Он побарабанил пальцами по краю стола.
— Друга своего позови.
И даже не потребовал отчёта.
…Март не показывался из кабинета долго. Так долго, что Антон, едва успевший осознать, какую же ерунду брякнул пять минут назад, успел успокоиться, испугаться и снова успокоиться. Подоконник шершавился под пальцами. Антон глянул в окно: ночь. Уйти с работы пораньше — ни единого шанса. Но это ничего, пару раз он даже не спал. Караулил пугало, например.
Март показался из-за двери помятый, словно им вытирали пол, и с повисшими, как плети, руками.
— Ну? — обернулся на него Антон.
Тот выразительно пожал плечами. Точно так же пожимал уже один раз, когда рассказывал об убитом мужичке. Странно — вроде стрелял в воздух. Прошло время, и история обросла напусканным безразличием.
Хотя Антон видел, как тряслись его пальцы, когда Март рассказывал. И теперь тряслись. Поэтому расспрашивать больше не стал. Сгрёб с подоконника свои отчёты и пошёл следом — по коридору, освещённому только лампочками сигнализации.
Глава 3. Никогда не улыбайся
Завуч кусала карминовые губы. Она резко поднялась, и вдруг хрустнул остро отточенный карандаш, а в расписании осталась дырка.
— Дверь закройте.
За спиной хлопнуло. Тот, кто следом за Ветой попытался войти в кабинет, ойкнул и отскочил обратно. Завуч взяла целый карандаш и постучала им по краю стола, словно требовала тишины у шумящих за окном клёнов.
— У нас уволилась учительница. В субботу. В субботу принесла заявление. Второго сентября, да. Вам придётся взять на себя классное руководство. Понимаете…
Вета не желала понимать. Она даже не села. Бросила на стул сумку и тяжело глянула на Лилию Как-там-её-по-отчеству. В сентябрьском городском мареве оказалось жарко, и по лбу важно потекла капля пота. Вета раздражённо смахнула её.
— Я на это не подписывалась.
Лилия стянула очки на кончик носа и улыбнулась. Расписание возлегало на её столе, как карта военных действий — растёртые карандашные линии, остатки от ластика, загнутые уголки.
— Выручайте, кроме вас некому их взять, понимаете? Не могут же дети остаться без классного руководителя, как вы считаете? Ну и кого мы здесь ещё найдём?
Вета задумалась и села: ноги предательски ослабели. Она поняла, что это стало началом капитуляции. Лилия опустилась на стул напротив, и взгляд её над очками сделался розово-ласковым, а голос — елейным, слаще, чем засахаренное малиновое варенье.
— Я не…
Классное руководство. Это что же, ей придётся водить их по театрам и ловить за школой с сигаретами?! А потом её же и отчитают: почему, мол, ваши дети собрали так мало макулатуры.
— А я расписание ставлю вам удобно — во вторую смену, чтобы вы смогли к своим деткам ходить.
Её голос потянулся медовыми ниточками — от ложки до банки, из которой зачерпнули и понесли ко рту.
— Доплата, конечно же, будет.
— Я не могу…
Вета ощутила, что только что проглотила этот самый мёд, полную ложку. Во рту стало приторно, противно, на зубах заскрежетали крупинки сахара.
— Замечательные дети! Восьмой класс. Вы сразу с ними подружитесь. — Лилия расплывалась в улыбке. Ещё бы немного, и губы выползли бы за пределы лица. — Так вышло, что Жаннетте Сергеевне пришлось уйти. Понимаете, она уже пожилая. Так я готовлю документы?
Вета ощутила, как мёд течёт по горлу и падает в желудок тяжёлыми дёгтевыми каплями. Хотелось спросить, есть ли у неё выбор, но какой уж тут выбор. Она, как двоечница на контрольной, оказалась немой и жалкой.
— Да.
— Ну вот и славно, сегодня я вас познакомлю. Замечательные дети, вы не пожалеете. А если проблемы возникнут, так я всегда помогу. Всегда, вы приходите. У вас с кем первый урок?
— Сегодня с пятыми, а потом восьмыми, — неохотно выдавила из себя Вета, разглядывая смазанные пометки на расписании. Свою фамилию она там не нашла и вдруг догадалась, что её уроки записаны под фамилией той, которая уволилась. Как её? Жаннетта?
— Ах, так как раз с ними? Вот и хорошо, вот и замечательно. — Она двинула очки обратно, на переносицу и быстро накарябала что-то себе в блокнотик. — Да вы идите, осваивайтесь пока. Знаете, где кабинет биологии? Да, и подружитесь там с лаборанткой, её Роза Викторовна зовут.
…В школе бесновались останки праздника. Шарики и торжественные надписи, вырезанные из бумаги, поленились снять, и дети таскали их, кто во что горазд. Вете в коленки ткнулся первоклассник, весь обмотанный бумажной мишурой.
Она нашла кабинет биологии в углу, у самой лестницы и долго мучилась с ключом, вставляя его и так, и эдак. Он входил и выходил, и даже проворачивался, вот только дверь не открывал. Потом что-то хрустнуло, и в щели стало видно, как штыри замка отъехали.
Вета осторожно прошла внутрь, как будто за партами сидели призраки и, скрипни хоть одна половица, они все бы обернулись на неё. Но в кабинете было пусто и пахло так, как должно пахнуть в кабинете биологии: немного старыми книжками, немного — пыльными чучелами, перьями и зеленью. Подоконники были уставлены цветами, как баррикадами.
— Вы новая учительница?
Вета обернулась: у неприметной двери в углу стояла сухонькая и снежно-седая бабушка.
— Да.
— Проходите. Я тут лаборантом работаю. Цветы пока поливать буду, а потом вы сами, да? — Она исчезла за дверью так же тихо, как и появилась. Вета вошла в подсобку следом и присмотрелась: на ногах Розы были мягкие тапочки с помпонами.
Мимо деловитой трусцой пробежал рыжий таракан — мелкий и нестрашный.
— Это наглядный материал бегает, видите? — засмеялась бабуля.
В комнате царствовал стол. Он стоял в центре, и куда бы Вета не попыталась пройти, ей приходилось протискиваться мимо лакированных углов. Она ступала осторожно: тараканов здесь должно быть великое множество. Полчище. Орда.
— В самом деле, у нас тут много наглядного материала, — повела рукой Роза. Её высохшие пальцы венчал отменный маникюр. — Разные схемы, таблицы. Вы говорите мне, а я вам буду подбирать к теме урока.
Вдоль всех стен тянулись шкафы, заваленные пыльными книгами — к ним Вета не решилась бы прикоснуться даже под страхом лишения премии. В углу валялись свёрнутые трубочками листы ватмана и старые шторы. И цветы. Цветы были тут повсюду — как венки на могиле образования.
«Странно, школа вроде бы новая, а кабинет биологии такой запущенный».
Должно быть, заметив, как брезгливо Вета оглядывается по сторонам, Роза проковыляла к примостившейся в углу раковине, смочила тряпку водой и принялась протирать стол — со стороны Веты он был занесён пылью, словно снегом.
— Не нужно, я сама. — Вета протянула руку к тряпке и неосторожно махнула. На пол со стола посыпались скрепки, колпачки от ручек, какие-то шарики из пластилина. Всё, что осталось здесь от Жаннетты.
— Да, здесь не очень прибрано. Но вот начнётся учёба, и мы потихоньку тут всё уберём, — бормотала Роза, сгребая в кучу бумаги на своём столе. — Пирожков не хотите? Я принесла сегодня.
— Нет, спасибо. Может, после уроков?
— Хорошо-хорошо.
В нише стола Вета нашла старый журнал, пролистала несколько страниц. В глаза бросилось: «Работа с учениками. Дементьев Валерий — неопрятно одет. Проведена беседа». Она захлопнула журнал, от чего в воздух поднялся столб пыли, и сунула его на место.
Из угла напротив на неё пустыми глазницами таращился макет человеческого организма. Наружу торчал кишечник и бурое сердце.
— А какой у вас класс? — спросила Роза, подаваясь вперёд всем телом сразу. Гибкая, как змея, и такая же бесшумная.
— Восьмой, — пробормотала Вета, уставившись в глазницы манекена, и зачем-то уточнила: — А.
— Ну да, ну да, класс Жаннетты. Надо же, — она всплеснула тоненькими руками. — Ну надо же, какая жизнь.
С утра пронеслись пятиклашки. Одетые все, как один, в костюмы и форменные синие жилетки, они смотрели на Вету и сидели, смиренно сложив руки перед собой. На переменах рассматривали чучела. Осторожно щупали листья хойи, занявшей весь угол справа от учительского стола.
В перерыв времени Вете хватило только на то, чтобы выбежать в ближайший магазин и купить пачку печенья. Всё равно пообедать в местной столовой надежды не было: её оккупировали со всех сторон школьники.
— А я, пожалуй, пойду, — мило улыбнулась Роза, как только Вета обернулась на неё, жуя печенье. Она так и стояла в старомодном плащике и шляпе, пока на неё не обратили внимания.
— Да, конечно.
Когда Вета осталась одна, она достала из ниши, прикрытой старенькой салфеткой, журнал и принялась его листать. С её личным классом нужно было познакомиться поближе, но как? Вот войдёт она на урок и скажет: «Здравствуйте, я ваш новый классный руководитель».
Вета с особой ясностью представила себе их выжидательные взгляды.
«Не бойтесь, мы с вами как-нибудь уживёмся».
Не пойдёт. Начнут смеяться и всё перепортят.
«Так вышло, что Жаннетта — как же её там? — Сергеевна уволилась, и теперь я…»
— Что ты, ну вот что? — буркнула Вета себе под нос, не смущаясь безглазого манекена.
За окном шумели счастливые учащиеся первой смены, выпущенные на волю, под солнышко. Вета оглянулась: по пыльному подоконнику ветер гонял кусок ваты, которым, видимо, затыкали щели на зиму. Одно окно подсобки выходило на дорожку, куда её в пытницу привёз Антон, другое — на кленовую аллею.
Динозавр и ученый кот выглядывали из-за цветов, кто-то ещё прятался в глубине, за деревьями. Человеческая неподвижная фигура — новое украшение школьного сада. Можно было бы посмотреть вечером, по дороге домой, кто там такой интересный.
Вета перевела взгляд на журнал. Одиннадцать детей. Всего-то. По сравнению с пятиклашками, которых в кабинет биологии набивалось столько, что едва хватало парт, одиннадцать показалось просто ничтожно маленьким числом. Почему их до сих пор не расформировали?
Одиннадцать — это даже хорошо, у неё появился шанс их запомнить. В конце концов, единственное, что им остаётся — мирно просуществовать ещё четыре года. Четыре — это меньше, чем одиннадцать.
Она откинулась на спинку стула. До урока оставалась двадцать минут.
Вета слышала, школьники иногда проверяют новых учителей. Ну, сажают какого-нибудь оболтуса на шкаф или там игрушечную мышь на стол подбросят. Выдержки на то, чтобы со спокойным лицом подать нашкафному ученику тетрадку и ручку и Веты бы хватило. А мышей она в жизни не боялась, в институте экспериментальной биологии, где она проходила практику, были полные клетки мышей, а крыс ещё больше. Она брала их за шкирку и колола новыми препаратами.
С кроликами было сложнее. Но с восьмиклассниками оказалось куда хуже.
Она вошла, улыбаясь, и сказала:
— Жаннетта Дмитриевна ушла на пенсию, теперь я…
— Вы врёте, — усмехаясь, бросил парень с третье парты.
Все остальные зашевелились, стали переглядываться и хихикать. Вета опустилась на свой стул и раскрыла ежедневник на новой странице — на первых трёх уже красовалась полная путаница из имён и оценок пятиклассников.
— Вы, конечно же, знаете лучше меня? — Она в показном удивлении приподняла брови.
— Конечно! — Парень в ответ дёрнул плечом. Была бы Вета младше и глупее, она бы влюбилась в такого безоглядно — ведь отличницы всегда влюбляются в хулиганов.
Он смотрел на неё, как будто спрашивал: «Ну и что ты со мной будешь делать?».
— Хорошо, — легко согласилась Вета. — Тогда подойдите ко мне на перемене, мы обсудим местные сплетни. Как вас зовут?
— Меня? — фыркнул хулиган. — Ну, допустим, Валера.
— Очень приятно, Валера.
Девочки на первой парте захихикали громче, прикрываясь учебниками по биологии. Аккуратными, новенькими учебниками со скелетом на титульном листе. Солнечные зайчики прыгали по полиэтиленовым обложкам.
— Как только что нам сообщил Валера, я буду вашим классным руководителем. — Вета постучала ручкой по столу, призывая задние ряды к тишине. Там, негромко, но с завидным постоянством шептались, шуршали вещами, перетягивали друг у друга один несчастный учебник.
Девочки опять прыснули.
— В чём дело?
Одна из них — тоненькая и светловолосая — вскочила и, хохоча, потянула из рук парня, что сидел сзади, белую кофту.
— Он у меня забрал!..
— Успокойтесь немедленно, — откровенно возмутилась Вета.
Кто-то заскрипел стулом, порываясь помочь в схватке за кофту. Класс был совсем крошечный, а шуму от него получалось больше, чем от пятиклашек вместе взятых.
Со всех сторон вдруг посыпалось:
— Как вас зовут?
— А сколько вам лет?
— А вы замужем?
— Какой институт окончили?
— А давайте устроим праздник в честь нашего знакомства! — выкрикнула девочка, сидящая у самой стены. Она прямо таки излучала здоровье и жизнерадостность. И улыбалась Вете неожиданно искренне.
— Мы обсудим это на классном часе.
— Это значит — никогда! — крикнул тот самый хулиган, назвавший себя Валерой. Его хулиганская чёлка намокла от пота и прилипла ко лбу неопрятной кляксой. Вета передумала — она никогда бы не влюбилась в такого.
— Мы же должны познакомиться с новым учителем, — старательно отводя взгляд, заявила девочка в белом. Её длинные волосы разметались по спине и плечам, но кофту она уже натянула.
— Этим я и собираюсь заняться. Меня зовут Елизавета Николаевна.
— Так вы замужем? — понеслось ещё откуда-то.
Она решила не обращать на это внимания. Когда в начальной школе тебя дразнят, можно просто ничего не отвечать. Далеко, значит, ушли восьмиклассники от начальной школы.
— Ну хорошо, я согласна. Если вы так жаждете познакомиться, давайте каждый выйдет и расскажет немного о себе, — предложила она. — Ну, кто первый? Или вы только с места выкрикивать хотите?
Вопрос неуклюже повис в воздухе и с треском рухнул где-то у третьей парты. Снова зашумели на задних рядах, на стол Вете прилетела чья-то ручка. Парень с первой парты у окна глядел на неё беспомощно.
— Давайте начнём с вас.
Понимая, что стоит ей упустить ситуацию хоть на секунду, как она скатится в невообразимый хаос, Вета выразительно подняла брови.
— Выходите.
Прямо перед ней — через стол и парту — сидели две девочки. Одна очень спокойная, черноволосая, она только изредка оборачивалась назад, словно показывая одноклассникам: да, я с вами, заодно. Вторая сидела, опустив плечи и прячась под неопрятными прядями волос, спадающими прямо на лицо.
— Ну же?
Девица отчаянно покрутила головой.
— Я не кусаюсь.
Та затряслась ещё сильнее, откинувшись на спинку стула. Замахала руками. Стеснительная?
— Зато мы кусаемся, — выкрикнула девочка в белом.
Вета обернулась на неё.
— Ладно, выходите вы. Представьтесь только.
Она отбросила на спину не забранные в причёску волосы и вышла вперёд, покачивая бёдрами, как взрослая женщина.
— Меня зовут Вера Орлова.
Улыбнулась. В ответ ей зычно загоготали с задних рядов парни. Всё правильно, им бы уже пора вступить в развесёлый возраст полового созревания.
— Почему вы к нам пришли? — прямо спросила Вера, заводя прядь волос за ухо. Накрашенные — или от природы угольно-чёрные — ресницы задрожали насмешливо.
— Да, почему? — потянулось по кабинету.
Вета поднялась и встала, прижавшись бедром к краю стола. Так, ей казалось, она смогла бы удержать контроль. Из окон класса открывался вид на улочку, усаженную клёнами и кустарниками в белом цвету. На голубом здании через дорогу виднелась надпись: детская поликлиника.
В небе кружили птицы.
— Потому что я теперь здесь работаю, и я буду вашим классным руководителем. Жаннетта Сергеевна ушла на пенсию.
Тот парень, сидящий у окна, глядел в небо, подперев ладонью подбородок. Воротник его рубашки наполовину был заправлен под жилетку, вторая половина торчала дыбом.
— Почему ты не в форме, Вера?
— Жилетка в стирке, — фыркнула та и опустилась за свою парту. Она нашла себе занятие — бездумно перекладывала тетрадь и учебник то туда, то сюда. Главное — не поднимать глаз.
— Она не на пенсию ушла, — прикрывая рот ладонью, буркнула девочка с первой парты — черноволосая и очень серьёзная. Бледная. То ли так падал свет, то ли она и правда была бледнее остальных.
— Она не ушла на пенсию, хватит нам врать. Мы знаем!
Вета поймала взгляд крикуна: паренёк, которого она и не назвала бы восьмиклассником, сидел как раз сзади Веры. Маленький и очень подвижный — как обезьянка — он тут же отодвинулся в сторону, едва не навернувшись со стула.
— Отлично. С вами я тоже хочу познакомиться, выходите.
Он помялся у доски, как будто вспоминая сложную формулу.
— Марк. Эм, а, эр, кэ. Вы записываете? — Он вытянул шею, чтобы глянуть Вете через плечо — в ежедневник.
— Да. Хорошо, я готова выслушать то, что вы мне скажете. Что тут происходит, Марк?
Он скорчил уморительную рожицу, и класс грохнул хохотом.
— У нас душевная травма, — возопил с третьей парты Валера, хватаясь за сердце. — Нас бросили, как вы не можете понять? Нас просто бросили.
Вета вздохнула, чувствуя, что ещё немного, и воздуха ей перестанет хватать. Придётся открывать окна. А они пыльные и заставлены цветами под завязку.
— Валера, может быть, вы успокоитесь? Волноваться вредно. — Она встала. Угол стола больно впился в бедро.
— Вообще-то он не Валера, он Арт, — прикрываясь ладонью, буркнула девушка в первой парты. — А Валера сидит возле окна.
Тот принялся поправлять выбившийся из-под жилетки воротник. Арт корчился на парте в предсмертных муках. Открыть окно стало жизненно необходимо для Веты, она ощутила, как удушье подступает к горлу. Самую малость — на пару сантиметров, чтобы не задеть один из горшков.
— Отдай! — Это Марк снова стащил с Веры белую кофту.
— А вы от нас откажетесь теперь, да? Откажетесь? — с идиотскими смешками спрашивали с задних парт.
Вета хлопнула ладонью по столу, только на мгновение прекратив общий шум, а пальцы тут же заболели. От шума и пыли у неё начинали ныть виски.
— Арт, откройте окно.
— Почему я? — заныл он, корча из себя первоклассника.
— Потому что я вас попросила.
Он оглянулся по сторонам, чтобы все смогли увидеть недовольное лицо, и потащился к кону через незанятую парту. Загремели падающие стулья.
— Никогда не улыбайтесь нам, — сказала девочка из-за ладони. «Руслана» — прочитала Вета на обложке её тетради. — Никогда. Вас что, в институте не учили?
Глава 4. Слова и соль
Когда прозвенел звонок, Вета просто сидела на месте. Она истратила весь свой запас слов и уговоров, сердитых возгласов и упрёков. Она молчала, только барабанила ручкой по листку ежедневника, а класс жил насыщенной и яркой жизнью.
Кто-то перебрасывался учебником, Вера опять отбирала у Марка свою кофту, Валера терзал листок хойи, оторванный Артом. Тот сражался с другом на стульях. Вздох вечернего ветра бродил по классу над всем этим.
Затрезвонило в коридоре, и они бросились наружу, шумя и перекрикивая друг друга. На полу остались валяться клочки бумаги и чья-то забытая тетрадь. Вета наклонилась, чтобы поднять её. Безымянная. Бросила на стол.
Спина и плечи болели так, словно целый час она перетаскивала мешки с песком. В горле стало сухо и противно. Она слышала, что школьники имеют привычку проверять новых учителей, но то, что происходило на её уроке, уже превысило всякие рамки розыгрыша.
Ненависть. Вот что пряталось за шутовскими кривляньями Арта, за надменным взглядом Веры. Ненависть скользнула в истеричном веселии всех остальных. Вета никак не могла избавиться от этого чувства — гнетущего, чёрного.
Она ушла в лаборантскую, чтобы глотнуть чуть тёплой воды из чайника, но сухое горло по-прежнему болело.
— Они просто обижены за то, что ушла обожаемая Жаннетта, — сказала Вета, глядя на себя в зеркало. Блёклая помада стёрлась, обнажая беззащитные обветренные губы. — Они успокоятся, и всё станет хорошо.
Грохнул звонок, и в кабинете опять зашумели, задвигали стулья. У неё этим вечером в расписании стояла вся восьмая параллель. Глядя на себя в зеркало, Вета думала, выходить или нет. За окном кричали птицы. Если бы она могла спрыгнуть с подоконника прямо в клумбу на кленовой аллее и просто уйти.
Но она расправила плечи и вышла, нацепив на лицо безразличную улыбку.
— Здравствуйте, я ваш новый учитель биологии.
В ответ громко захохотали.
«Лучше бы не выходила», — мелькнуло в голове.
— А вы нам ничего не сделаете! — закричал на противной высокой ноте белобрысый паренёк. — Двойки всему классу нельзя ставить. И вы даже не знаете, как нас зовут.
Через две минуты, когда муляж сердца пролетел у неё над головой и с размаху врезался в доску, Вета поняла, что её восьмой «А» обошёлся с ней очень нежно.
В перерыв она закрыла кабинет и ушла в другое крыло, в кабинет завуча, просто надеясь, что та до сих пор сидит над расписанием. В школе стояла тишина, не совершенная, нет, но в сравнении с тем, что творилось в коридорах утром, здесь разостлала свои пески настоящая пустыня.
Лилия стояла, уперевшись ладонями в стол, и разглядывала карандашные строчки одни поверх других. Числа в столбик и фамилии в десятки столбиков. Когда скрипнула дверь, она улыбнулась.
— Ну как?
Вета опустилась на стул и сжала зубы изо всех сил, потому что надетая перед уроком улыбка быстро сползала, а под веками собиралась противная влага.
— Что? — кашлянула завуч уже привычно, по-деловому.
— Всё ужасно. — Пришлось прижать к губам пальцы, чтобы и правда не разрыдаться. У неё ещё один урок, хороша же будет учительница с красными глазами.
Учительница со срывающимся голосом тоже так себе зрелище.
— Так, без паники, — Лилия бросила карандаш. — Со всеми бывает. Ну? Они же вас проверяют. Главное — не показывайте, что испугались, иначе вообще на шею сядут. А знаете, я сейчас посижу у вас на уроке, да?
Вета всхлипнула.
— Ну же! — Лилия захлопнула дверь, чтобы не набежали любопытствующие. — Ничего страшного, говорю. У всех так. Или вы как думали, всё легко и просто будет? Нет-нет. Ничего, привыкнут к вам и успокоятся. Только не улыбайтесь им. Никогда. Договорились?
Вета судорожно кивнула.
— Вот и хорошо. А теперь успокаивайтесь и идёмте. Хотя ладно, — она глянула на то, как Вета ловит слёзы на собственных щеках. — Я пойду первая, поговорю с ними, а вы подходите потом. Умойтесь только.
Тщательно высушив лицо, она пришла после звонка. И, стоя за дверью кабинета, услышала, как Лилия вдалбливает притихшему классу что-то о том, как много работы у нового учителя — нужно же сдавать разные тематические планы и прочие бумажки. Вот Вета и опоздала, она…
— Елизавета Николаевна, — представила Лилия зашедшую Вету. — Я послушаю, как вы будете себя вести на её уроках.
Перед Ветой вдруг оказались примерные мальчики и девочки в синих жилетках, у всех учебники обернуты, как положено, и аккуратно пристроены на угол парты. У всех — живой интерес в глазах.
Вот только у Веты — дрожь в голосе и трясущиеся руки. Хорошо, руки можно убрать за спину, можно изображать на доске только что изобретённые таблицы и схемы, а с голосом что делать? Лилия, усевшаяся на последней парте, осуждающе качала головой.
Или это казалось.
Вета закончила урок на пять минут раньше, чем нужно и, заставив учеников делать заданные на дом таблицы, села. Дрожали ещё и колени. Лилия на задней парте чертила что-то. Восьмиклассники писали, изредка перешёптываясь, кидаясь записочками и передавая друг другу учебники, ручки, ластики. В общем, вели себя, как обычные дети, а не как маленькие демоны.
Вете на секунду показалось: предыдущие два урока ей приснились. Она их сама выдумала, чтобы не расслабляться. Но, глядя на растащенную по всему полу меловую пыль, она вспоминала. Нет, было, всё было взаправду. И рисовали на доске неприличные картинки, пользуясь тем, что в общем шуме Вета не слышала даже сама себя.
Она заметила вдруг: кабинет был заполнен до отказа, так что Лилии едва нашлось местечко рядом с полной девочкой на последней парте. Странное неравноправие, два класса из параллели просто скоро по швам треснут, а ещё один — едва-едва занимает первые два ряда парт.
— Всё хорошо, — сказала Лилия, зажав подмышкой стопку бумаг. Она подошла к Вете после звонка, пока та даже не сделала попытки подняться со стула — силы кончились. — Вы неплохо ведёте урок. Только всё-таки пожёстче с ними. Не улыбайтесь.
Читать бесплатно другие книги:
