Шестерки умирают первыми Маринина Александра
– Да черт с ним, пусть надует, – беззаботно откликнулась Настя. – Иначе я в обморок свалюсь, я же духоту не переношу.
– Интересно, а как же ты летом на юг ездишь?
– Никак, – пожала она плечами.
– Как это – никак?
– А я не езжу летом на юг.
– А когда ездишь? Осенью, в бархатный сезон?
– Не-а. Я вообще никуда не езжу. Во время отпуска сижу дома, деньги зарабатываю переводами.
– А дача?
– Да бог с тобой, – она испуганно всплеснула руками. – В нашей семье сроду дачи не было.
– Интересно, почему? Сейчас мало людей найдется, у которых дачи нет или участка садового. В основном у всех есть какой-никакой сад-огород.
– Трудно сказать, Андрюша. Сколько я себя помню, этот вопрос даже и не поднимался. Мама много работала, в выходные тоже все время что-то писала, на компьютере работала. Какая ей дача? Папа в уголовном розыске трубил, ему бы на сон пять часов в неделю урвать – уже радость. Ну и я с детства к природе не приучена, выросла городским ребенком, у меня и тяги такой нет, чтобы в лес выехать или там на полянку какую-нибудь. Стыдно признаться, но меня это раздражает. Обязательно что-то колется, что-то кусается, воды горячей нет, мягкого дивана нет, телефона нет. Ну и так далее.
– Хорошо, что ты в городском управлении работаешь, а не в областном, как я, – философски заметил Андрей. – А то как преступление – так природа. Даже если оно совершено в доме, так до него пока доедешь – в машине укачает. И опять же, ехать через ту самую природу, которую ты не любишь. – Не передергивай, я не сказала, что не люблю, я сказала, что я к ней равнодушна.
Некоторое время они ехали молча, не произнося ни слова.
– Андрюша, не тяни, – наконец сказала Настя. – Выкладывай.
– Да нечего особенно рассказывать, – вздохнул Чернышев. – Опять та же самая история. Выстрел в затылок, револьвер девятимиллиметровый. Труп в лесополосе, недалеко от дороги. Молодой мужик. Я надеялся, что ты до чего-нибудь додумалась.
– А связи?
– Ничего. Никаких связей с другими потерпевшими. По крайней мере, на первый взгляд. Конечно, там еще копать и копать. Я уже, честно признаться, стал понедельников бояться. Как приду на работу – так убийство. Их по выходным дням отстреливают, что ли?
– Похоже. Получается одно из двух: либо потерпевшие – люди, до которых добраться можно только в выходные дни, потому что по будним дням они всегда на людях или под охраной, либо преступник у нас такой специфический. Сумасшедший, например. Или тоже занят полную рабочую неделю. Как ты на это смотришь?
– Я подумаю, – отозвался Чернышев. – Из четырех погибших один – студент, один – коммерсант, двое нигде постоянно не работают. Может быть, дело действительно в их образе жизни. Но где они могли пересечься? Почему их убивает один и тот же человек?
– Стоп, стоп, Андрюша, не один и тот же человек, а из одного и того же оружия. Ну и, если угодно, одним и тем же способом. Но в том, что убийца тот же самый, мы не можем быть уверены.
– Да ладно тебе. Судя по заключению экспертов, во всех четырех случаях выстрел произведен с расстояния 22 – 24 метра человеком, имеющим рост примерно 168 сантиметров. Если убийцы разные, то их что, по-твоему, по росту подбирали? Тебе не кажется, что это маловероятно?
– Я не знаю такого слова, – пожала плечами Настя.
– То есть?
– Мы в своей работе не должны заниматься оценкой вероятности. Это одна из самых больших наших ошибок. Мы должны предусмотреть все, понимаешь, все без исключения. У большинства из нас мышление организовано неправильно.
– Интересно ты рассуждаешь. А как же правильно?
– А правильно – это как у компьютера. Ты когда-нибудь играл с компьютером в преферанс?
– Приходилось, – хмыкнул Андрей.
– Тогда ты должен помнить, что, если на одних руках, к примеру, семерка, десятка и туз, машина очень долго думает, какую карту снести. Человек просто помнит, что семерка меньше, туз – больше, и бросает карту не задумываясь, а машина, прежде чем сделать ход, каждый раз просчитывает расстояние от семерки до десятки и дальше до туза и только после этого делает ход. Она не может запомнить, что семерка всегда меньше десятки, она эту истину открывает каждый раз заново. Кстати, я это всегда учитываю, когда играю. По тому, сколько времени машина думает, можно примерно определить, какие карты на руках у противника. Если сброс карты идет сразу, значит, она в данной масти либо вообще единственная, либо там лежат две подряд, например, семерка с восьмеркой или дама с королем. Если долго думает, значит, либо карт много, либо между ними расстояние большое. Так и мы с тобой: в каждом преступлении мы должны все истины открывать заново, а не оценивать степень вероятности каждой из них. Другое дело, что планировать работу мы начинаем с проверки наиболее вероятных версий, но держать в голове мы должны все, даже самые невероятные.
К Настиному дому они подъехали около десяти вечера.
– Может, на завтра перенесем? – осторожно предложил Чернышев. – Поздно уже, неудобно.
– Почему неудобно? – удивилась она. – Нормально. Пошли, не выдумывай.
Войдя в квартиру, Настя первым делом кинулась на кухню ставить чайник на огонь. Ей никак не удавалось нормально работать без чашки крепкого кофе.
– Извини, у меня еды никакой нет, могу предложить только бутерброд с сыром. Будешь?
– Буду. Аська, скорей бы ты уже замуж вышла, что ли. У тебя холодильник – как у старого холостяка.
– Думаешь, я после свадьбы готовить начну? – засмеялась она. – Не обольщайся. Мне скоро тридцать пять, меня уже не переделать.
– Как же ты своего Чистякова кормить собираешься?
– А он сам себя прокормит. И меня заодно.
Она включила компьютер и разложила перед собой записи, которые Чернышев сделал, работая по четырем убийствам.
– Начнем с места преступления. Говори точные координаты.
На мониторе появилась карта Московской области, на которую Настя аккуратно нанесла четыре точки, обозначающие места, где были найдены четыре трупа с огнестрельными ранениями в затылок. Все точки находились на разном расстоянии от центра Москвы, самая ближняя – в сорока километрах, самая дальняя – в ста десяти.
– Пока ничего не видно, – задумчиво прокомментировала она. – Единственное, что можно сказать: все эти точки находятся примерно в одинаковом удалении от Хорошевского района. Об этом имеет смысл подумать, если исходить из того, что все дело в преступнике. Может быть, он живет где-то в этом районе. Знаешь, люди очень подвержены привычкам. Если человек выбирает из двух-трех маршрутов в первый раз какой-то один и на этом маршруте с ним не происходит ничего плохого, в девяти случаях из десяти он остальные маршруты и пробовать не станет. Убийца в первый раз завез свою жертву на расстояние примерно в семьдесят километров. Убедившись, что все прошло благополучно и его в течение недели не поймали, он автоматически начинает считать семьдесят километров оптимальным безопасным расстоянием. Ближе – рискованно, дальше – нет необходимости. Ведь такое может быть?
– Может, – согласился Андрей. – Только не очень похоже, что убийца специально увозил будущую жертву за семьдесят километров от города. Родственники погибших в трех случаях из четырех знают, куда и зачем ехали эти люди. Студент – на дачу к родителям, коммерсант – на завод, выпускающий телевизоры, это в Талдомском районе, из двоих неработающих один ехал к друзьям.
– А четвертый?
– Вот четвертый совершенно непонятно зачем отправился за город. Те, кто его знает, говорят, что никогда не слышали от него ни о каких знакомых, живущих в районе Истры. Чего он туда потащился? На свою голову…
Настя стала быстро записывать в компьютер информацию о четырех убийствах. Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая только мягким пощелкиванием клавиш и звонкими сигналами, которые издавала машина, когда набиралось незнакомое ей слово.
– Попробуй поискать в Хорошевском районе какого-нибудь сумасшедшего, – посоветовала Настя. – Планомерный отстрел молодых мужчин сильно смахивает на нарушения психики. Ведь у нас все потерпевшие – молодые, верно?
– Верно, от девятнадцати до двадцати пяти.
– И все – по выходным дням?
– Все.
– Черт знает что… – устало вздохнула она. – Ну, будем пробовать.
– Аська, сегодня уже четверг. А вдруг в понедельник опять? Я с ума сойду, ей-богу. На тебя вся надежда.
– Не надо взваливать на меня ответственность, Андрюша. Ты сам прекрасно знаешь, что больная психика ведет к случайному отбору жертв, а при случайном отборе преступления никогда сразу не раскрываются. Приготовься к тому, что тебе придется пережить еще не одно убийство, пока ты этого психа поймаешь. Если вообще поймаешь.
– Да тьфу на тебя! – взвился Чернышев. – Что ты такое говоришь?! Я и так сон потерял.
– Что ж делать, миленький, – Настя сочувственно погладила его по плечу. – Работа такая. Розы бывают раз в десять лет, зато дерьма – навалом и каждый день.
5
Проводив Чернышева, Настя быстро скинула джинсы и свитер и залезла под горячий душ. У нее были не очень хорошие сосуды, и от этого всегда мерзли руки и ноги. Она не могла заснуть, не согревшись предварительно в горячей воде.
Стоя в ванне и прислушиваясь к тому, как упругие струи воды шуршат, попадая на пластик купальной шапочки, она приводила в порядок полученную за день информацию. Слова Юры Короткова, произнесенные им в понедельник, оказались пророческими. Убийство в Совинцентре, похоже, доставит им немало головной боли. Мало того, вчера совершено убийство работника милиции, приехавшего из Уральска-18, Вячеслава Агаева. Все бы ничего, да беда в том, что Агаев обслуживал предприятия, входящие в систему Министерства среднего машиностроения. Того самого министерства, в котором так долго работал Юрий Ефимович Тарасов. И такое милое сочетание Анастасии Каменской почему-то совершенно не нравилось.
Глава 4
1
Когда полковника Мукиенко вызвал к себе генерал, Артур Эльдарович приготовился к худшему. В том, что Платонов провел его, как мальчишку, и смылся в неизвестном направлении, полковник винил только себя, поэтому, идя по покрытому мягкой ковровой дорожкой коридору к кабинету генерала Заточного, даже не пытался придумать оправдания своей оплошности, а просто мужественно нес повинную голову.
Генерала он знал давно, но близко знаком с ним не был, поэтому на дружеское снисхождение особо не рассчитывал. Однако была у Мукиенко одна слабость, маленькая совсем, незначительная слабость, но на слабости этой его легко можно было взять, что называется, голыми руками. Артур Эльдарович не переносил, когда на него повышают голос. Он сразу терялся, краснел, подмышки и ладони мгновенно делались влажными, и вообще он начинал чувствовать себя плохо, не мог легко и быстро найти ответ и от сознания своей беспомощности и уязвимости делался агрессивным. Полковник мог достойно вынести любой, самый неприятный разговор и сгладить любой конфликт, но только лишь в том случае, когда собеседник его бывал вежлив и сдержан. К сожалению, случалось такое нечасто.
Но на этот раз Артуру Эльдаровичу повезло. Генерал Заточный пришел в министерский кабинет из сыскарей-экономистов, имел большой опыт общения с внешне приличными работниками хозяйственно-производственной сферы, директорами, ревизорами, главбухами, иными словами – людьми, которых глоткой и нахрапом не возьмешь, с ними можно было разговаривать только тихонько, интеллигентно, с мягким юморком, едва заметными легкими толчками подбивая их к случайным проговоркам и завуалированным признаниям. Когда он был еще капитаном и старшим опером в районном управлении, один остряк скаламбурил: «Чем тише Заточный разговаривает, тем ближе перспектива заточения в камеру».
Было у генерала еще одно «секретное» оружие. Знали о нем все, кто был с ним знаком, но уберечься почти никому не удавалось. Иван Алексеевич Заточный умел улыбаться. Да не абы как, дежурно раздвигая губы, когда глаза остаются пустыми и равнодушными, а искренне, радостно, сверкая безупречно ровными зубами. Его желтые тигриные глаза в такую минуту, казалось, излучали свет, как два маленьких солнышка, обогревая собеседника неожиданным ласковым теплом, а лицо выражало такую приязнь и добродушие, что устоять было невозможно. Не счесть людей, попавшихся на эту знаменитую улыбку и забывших в самый ответственный момент об осторожности и о том, каким опасным и непредсказуемым может быть Заточный.
– Заходи, Артур, – приветливо произнес генерал, выходя из-за стола и шагая навстречу Мукиенко с протянутой рукой.
Полковник ответил на крепкое рукопожатие и настороженно взглянул на начальника. «Уж лучше сразу, чем тянуть», – решил полковник и спросил:
– Бить будете?
– Сначала разберусь, – улыбнулся Заточный. – Присаживайся. Я люблю новости из первых рук принимать, а не подержанные, как на барахолке. Когда вещь через десятки рук пройдет, разве поймешь, как она выглядела, когда ее на фабрике сделали?
– С самого начала рассказывать?
– С самого что ни на есть, – подтвердил Иван Алексеевич.
– На прошлой неделе поступил сигнал от сотрудника финансово-планового отдела одного из заводов, расположенных в Уральске-18, – начал Мукиенко, стараясь излагать последовательно, чтобы генералу было понятно, но не слишком подробно, чтобы не затягивать. – Фамилия этого человека Сыпко. Он восемь месяцев назад обращался в инстанции по поводу нарушений, связанных со списанием электронной и иной техники, содержащей драгметаллы. Проверка была поручена подполковнику Платонову. Сейчас Сыпко снова обратился к нам в связи с тем, что по его сигналу ничего не предпринимается, нарушения не вскрываются и виновные не наказаны. В Уральске по поручению Платонова этим заводом должен был заниматься капитан Агаев. Два дня назад Агаев прибыл в Москву по вызову Платонова, имея при себе документы по этим приборам. Позавчера, в среду, Агаев встречался с Платоновым. В тот же день вечером Агаев был убит. Документов на приборы при нем не обнаружено, зато нашлись две любопытные бумажки. Одна – телетайпограмма, которой Платонов вызвал его в Москву. Вторая – полоска бумаги с реквизитами банковского счета и датой. Проверка показала, что это счет фирмы «Натали», на который в указанный день была переведена сумма в двести пятьдесят тысяч долларов. Деньги пришли со счета фирмы «Артэкс», которая в прошлом месяце заявила о своей ликвидации. Фокус состоит в том, что «Артэкс» проходит по материалам Платонова как фирма, через которую в нарушение всех правил реализовывались подлежащие списанию приборы с уральского завода. А в фирме «Натали» работает жена Платонова. Когда я попросил Платонова представить мне все материалы по заводу в Уральске, он вышел якобы к себе за документами и исчез. Вот, собственно, и все.
Мукиенко перевел дыхание и приготовился к разносу.
– Да нет, Артур, не все, – вздохнул Заточный. – Далеко не все. Ты подозреваешь, что деньги, которые «Артэкс» отстегнул фирме «Натали», – это взятка самому Платонову. Так?
– Ну, в общем, – замялся полковник, – примерно так.
– И за что же, по-твоему, ему дали эту взятку?
– За то, чтобы он замарафетил улики и смазал дело о злоупотреблениях. Недаром же за восемь месяцев дело с мертвой точки не сдвинулось.
– А ты уверен, что оно не сдвинулось?
– У меня нет доказательств обратного, – возразил Мукиенко. – Платонов мог бы представить мне все документы, я дал ему такую возможность. А он вместо этого сбежал. Как я должен это понимать?
– Ну, каждый понимает в меру своей испорченности, – усмехнулся генерал. – Этой истине нас еще в детстве учили. Ты его и в убийстве небось обвинил? Да ладно, не стесняйся, говори. Ведь обвинил?
– Впрямую – нет. Я только сказал, что через полчаса после того, как его видели вместе с Агаевым, капитана нашли мертвым.
– А он что?
– Ничего. За сердце схватился.
– Понятно. Значит, так, Артур, попали мы с тобой в нехорошую историю. Давай думать, как выбираться будем. Ты, вот лично ты, не как большой начальник, а как человек, ты веришь в то, что Платонов виновен во взяточничестве и убийстве?
– Нет, товарищ генерал. Не верю, – твердо ответил Мукиенко.
– И я не верю. Так на хрена ж ты его пугал своими обвинениями?
Мукиенко стало заметно легче. Он даже сумел улыбнуться, уж очень детским показался ему вопрос генерала.
– Хотел добиться, чтобы он мне материалы показал. Вы же сами знаете, Иван Алексеевич, ни один порядочный опер свои материалы никому зазря не покажет. Единственный способ в них заглянуть – припугнуть как следует.
– И зачем тебе занадобилось в них смотреть, в материалы эти? Чего ты там увидеть хотел?
– Я, товарищ генерал, хотел убедиться, что Платонов действительно работал по уральскому заводу, а не валял восемь месяцев дурака.
– Зачем, Артур? – с тоской спросил Заточный. – Зачем тебе в этом убеждаться? Откуда у тебя сомнения-то появились? Какой-то малахольный Сыпко написал кляузу, и ты уже готов поставить под сомнение честность своего подчиненного? Артур, дорогой, нельзя так, пойми. Мы все по лезвию ножа ходим. Ты посмотри вокруг, посмотри, как мало нас осталось. Ведь за что работаем, за что задницу-то рвем? Не за деньги, не за регалии, за идею да за честь мундира. И то не все. Деньгами нашими, которые мы за свою работу получаем, только подтереться и можно, больше они ни на что не годятся. Среди нас троечников уже не осталось, это тебе не прежние времена. Все троечники и «хорошисты» давно в коммерцию пристроились. Остались только сумасшедшие идеалисты и сволочи. Первых, заметь себе, намного меньше, чем вторых. Поэтому каждый раз, когда в тебе червячок зашевелится, думай в первую очередь о том, что если человек из первой категории – ты его смертельно обидишь и потеряешь как сотрудника и соратника, а если он из второй категории – ты его просто-напросто спугнешь своими прямыми вопросами и обвинениями. И так нехорошо, и эдак неладно. Ты Платонова своего совсем не знаешь, работаешь всего три месяца, где уж тебе определить с первого взгляда, к какой он категории относится. Не надо было сразу в бой кидаться, пришел бы ко мне, посоветовался, мы бы вместе чего-нибудь сообразили. А ты…
Он горестно махнул рукой. Говорил генерал Заточный совсем тихо, еле слышно, и от этого казалось, что он не сердится, а сокрушается и вот-вот заплачет. Мукиенко даже на какое-то мгновение стало неловко, мол, как же так, расстроил человека, чуть не до слез довел. Но в следующее мгновение он спохватился, сообразив, что генерал просто использует очередное «секретное» оружие, о котором тоже знали все и все равно попадались. И он, Мукиенко, чуть не попался.
– Кто ведет дело об убийстве Агаева? – спросил генерал.
– Петровка забрала. Но поскольку Агаев не москвич, наверное, создадут группу, кого-нибудь из главка привлекут. Тем более что там фигурирует наш Платонов.
– Я вот что думаю, Артур, – по-прежнему тихо продолжал Заточный. – Если Платонов действительно продался, это, конечно, плохо, это мы с тобой проморгали, но знать об этом всем окружающим совершенно необязательно. Тяжелые болячки надо пересиживать в карантине. Согласен?
Читать бесплатно другие книги:
