Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник) Рыбаков Артем

Глава 13

Разъезд Милое Кличевского района Могилевской области, БССР. 23 августа 1941 года. 10.03

Разговор с обходчиком радости нам не принес – мало того что немцы обещали регулярный осмотр путей, так еще и Тотен оказался прав по поводу неподходящего профиля дороги. То есть для строителей-то в свое время все устроилось просто замечательно – ни особых перепадов высот, ни крутых поворотов на этой ветке не было. Но диверсантам-то другое нужно! И некоторое количество мостов ситуацию нисколько не улучшало – взрывчатки у нас оставалось с гулькин нос, а руками такую штуку, как железнодорожный мост, не очень и сломаешь.

– Получается, ребята, что на этом фронте мы особо выступить не можем, – задумчиво сказал Саша, а я покосился на сидевшего напротив нас Кондрата. Очень интересно мне было, как он прореагирует. Несмотря на то что он меня официально простил и сотрудничал с «органами разведки» со всем прилежанием, все-таки сейчас мы планировали устроить бяку на участке, за который он нес личную ответственность. А ну как немцы его расстреляют после наших безобразий?

Понятно, что после многих наших «проказ» у местных жителей возникали проблемы, но одно дело – какие-то абстрактные селяне, и совсем другое – те, кого ты знаешь сам. Это свойство психики такое… По крайней мере моей – точно. Я тех, с кем познакомился, воспринимаю немного не так, и смерть прибитого колышками к стене деда комсомолки Лиды воспринимал куда острее, чем тех, кого мы нашли в колодце в Налибоках. Наверное, я тогда поэтому и полез полицаев добивать, не обращая внимания на простреленную ляжку и усталость.

Однако никаких терзаний на лице обходчика засечь не удалось, наоборот, он улыбнулся, потер шею и заявил:

– Так, может, у меня есть чем помочь Красной Армии, товарищи командиры?

– Излагайте, Кондрат Васильевич. – Саша, когда нужно, может быть неимоверно политесным.

– Так полигон же здесь до войны был! Для пушек. К северу от Друти.

– Для пушек? – недоверчиво переспросил наш командир.

– Ну да. И для тяжелых тоже, таких, на гусеницах, как трактора.

– Ёпрст! – единственное, чем я смог прокомментировать эту новость.

– Знаешь, про что Василич говорит? – развернулся ко мне Фермер.

– Ну, дык… – От неожиданности обычное мое красноречие куда-то подевалось.

– А яснее?

– На гусеничном лафете только две артсистемы знаю – Бр-два и Б-четыре.

– Что за звери?

– Первая – «шестидюймовка» большой мощности. Снаряд под полцентнера. Вторая – еще лучше. Гаубица особой мощности. Калибр – двести три миллиметра.

– ОФС[81] небось под сотню весит? – «врубился» Саня.

– Где-то так… Только у этих артсистем фугасные в боекомплекте… – Я совсем было собрался добавить, что эти орудия он мог видеть во дворе Центрального музея Вооруженных сил, но вовремя одернул себя.

– Зашибись! – Фермер немедленно полез в сумку за картой. – Покажите, Кондрат Васильевич, где эта самая Друть?

– А чего показывать-то? Тут и десяти верст не будет. Прям по рельсам и придете, ежели в сторону Могилева потопаете. А там точнехонько на север еще километра три. Только вот точно насчет снарядов не скажу, сами понимаете. Может, когда с немчурой у Могилева бились, все и вывезли.

– Ну, это мы будем посмотреть… кто там и чего вывез… – пробормотал Саша, было похоже, он уже вовсю обкатывает в голове варианты похода за взрывчаткой.

– А что вы, товарищ, можете нам по поводу инфраструктуры сказать? – решил заполнить паузу Алик.

– В каком смысле, товарищ командир? – вместо ответа переспросил обходчик, видимо, с «инфраструктурой» Тотен слегка перемудрил.

– Где и чем мы еще можем немцам подгадить, – пришлось перевести на «рабоче-крестьянский».

– А… вы, товарищи, как паровоз устроен, знаете?

– В общих чертах… – тактично признался я в «технической безграмотности». – Тендер от котла отличим, но это, наверное, все.

– Паровоз, товарищи, машина хоть и могучая, но нежная, как барышня, – улыбнувшись, сообщил нам Кондрат Васильевич. – Вот возьмем для примера… – он поскреб пятерней в затылке, – да самое начало – как пары развести.

– А что тут сложного? Накидал угольку и поджег! – На мой взгляд, процесс выглядел примерно так.

– Щаз! – усмехнулся железнодорожник. – Так он и загорелся! Сначала котел до половины водой заполнить надобно, иначе он медленно прогреваться будет. Потом на колосники растопочку положить – щепочки, бересту там. Потом дровишки, потому как от растопки уголек хрен зажжешь. А уж когда разгорится – тогда и кидать можно, но аккуратно, чтоб пламя не завалить. Часика три-четыре покидаешь – вот тебе и пар!

– Сколько? – не поверил я своим ушам. Три часа только чтобы завестись – это же поседеть можно, пока поедешь!

– Не, в депо, под вентилятором и когда к котлу насос подключен – тогда, конечно, быстрее. Часа за полтора можно управиться. Или там сразу если пар с другой машины подавать… Так что, ежели котел погасите, – возни много будет.

– А если взрыв в топке устроить? – Я вспомнил про партизанские мины, которые маскировали под куски угля.

– У-у-у, товарищ командир, – покачал головой Кондрат, – мороки столько! И ремонт, и переборка… После этого разведение паров игрушками дитячими покажется. Да только как вы мину-то в топку сунете?

– Дурное дело не хитрое, Кондрат Васильевич! – Тотен закончил конспектировать откровения обходчика и даже опередил меня с ответом. – Было бы что сунуть, а как – придумаем. Сами говорили, что паровоз – как барышня. А уж барышням-то мы совать умеем.

«Ни фига себе! Перл солдатского юмору в исполнении интеллигентного тихони Тотена! – Я чуть рот от удивления не открыл. – Не, что-то в плане морально-политического воспитания упускаем, однозначно! Стоп, стоп, стоп, братец! – одернул я себя. – С каких это пор ты сам ханжой стал и матом ругаться перестал? Вот как курить бросишь – тогда получишь моральное право Алика воспитывать…» За этим насыщенным внутренним диалогом я чуть не потерял нить беседы.

– Вы уж сделайте, товарищи, – отсмеявшись казарменной шутке, с просительными интонациями заявил дядька Кондрат.

– А может, обождете? Как на полигон этот ваш сходим, так и сделаем! – Саша уже оторвался от разглядывания карты.

– Да мне бы хоть парочку, товарищ командир! Хоть одну! Вы пока туда, пока сюда… А вдруг немчура танки повезет или что еще?! А я им тихонечко в тендер и подкину. Надо только подгадать, чтоб бригада ихняя была, не наша. А то ведь как в топке шарахнет – в будке мало никому не покажется! Особенно если подбрасывать или шуровать будут.

– Ладно, Кондрат Васильевич, уговорили! – сдался Фермер. – Сегодня ребят попрошу сварганить для вас мину.

– Вот и ладненько, – приободрился обходчик. – А кусман какой быть должен? Я бы подобрал, да и с племяшкой прислал ввечеру.

– А какие кидают, не раскалывая?

– Да вот иде-то такие, – и железнодорожник ладонями показал.

– Пятнадцать на пятнадцать, стало быть? А высота? Тоже с ладонь? Если с умом выдолбить, полкило тола засунуть можно. Мы сейчас на пробу кусочков пять прихватим и попробуем, хорошо?

– Да хоть десять! Только я мешок вам сейчас дам, а то изгваздаетесь в угольке-то! – И Кондрат Васильевич вылез из-за стола.

У приличных размеров угольной кучи, накрытой для защиты от непогоды соломенными матами, Сашка не поленился и, присев на корточки, перебрал несколько десятков кусков угля подходящих размеров. Некоторые он с силой бросал на землю, другие вертел в руках, парочку даже попробовал поковырять кончиком ножа.

– Хренотень! – вынес он свой вердикт, встав и отряхнув ладони. – Хрупкий! Не выдолбить – расколется на хрен!

– Стой! – крикнул я ему, поняв, что он собирается вытереть пот со лба. Судя по насыщенному цвету его ладоней, отряхиванием тут не обойтись. – Руки как у негра!

– Тьфу ты! Проваль! Василич, у тебя мыло есть?

– Найдется чутка, – откликнулся обходчик. – Пойдем к бочке, Викторыч.

Пока командир занимался гигиеной, я почти в точности повторил его манипуляции с углем, вот только лапал «черное золото», предварительно натянув перчатку.

«Что ж я Саню предупредить-то забыл, что отмыться сложно будет?» – с легким сожалением подумал я, запоздало припомнив детский опыт общения с «твердым минеральным топливом». Году в восемьдесят втором или третьем, сейчас, за давностью, вспомнить точнее не получалось, мы с родителями поехали на майские праздники в Сочи. Остановились, как обычно, в гостинице при местном цирке – мама по своим каналам номера забронировала. А мы с ребятами обнаружили на заднем дворе огромную кучу угля для местной котельной и не нашли ничего лучше, как устроить на ней игру в «царя горы». Отмывали нас потом, как говорится, всем миром. А часть вещей, из тех, что посветлее, пришлось просто выбросить, поскольку даже на тряпки для пыли они не годились – мазались. «Золотые» воспоминания детства – это, безусловно, хорошо, но что нам с минами делать-то? А если… – Вдохновленный новой идеей, я стартовал с низкой позиции.

– Командир! Смотри, что я придумал!

– Излагай! – откликнулся Саша, не прерывая, впрочем, помывки.

– Обмазываем шашку глиной, вставляем детонатор и примазываем его так, чтобы его покрывал слой миллиметра в три – он должен сработать до того, как тротил плавиться начнет. На сырую глину лепим плоские пластины угля и остальное вываливаем в крошке. Малая шашка у нас десять на пять на два с половиной – так? Так что «кусочек» получится хоть и большой, но в пределах допустимого. Кондрат Васильевич, его колоть не станут?

– А кто ж эту немчуру знает? Но не должны, с такими обычно не возятся. Больше, бывает, и колют.

– Нормальная идея, – подхватил Фермер. – Стоит попробовать.

– Ну тогда вы тут домывайтесь, а я пойду пластинок вам наберу.

– Да мы сами… – попытался отговорить обходчика Тотен.

– Ага, и на трубочистов снова похожи станете, – хохотнул Василич. – А с мылом у меня не очень, товарищи! Уж лучше я сам.

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР. 23 августа 1941 года. 11.03

«Не выходит каменный цветок!» – и анекдот дурацкий, и фразочка не ахти, но именно она лучше всего описывала результаты процесса создания автоматизированного ключа. Ванька – компьютерщик еще тот, хоть и лучше меня в этом деле понимает. Но приспособить тотеновский наладонник к рации никак не удавалось. Ни «гребенка», ни удобнейшая для нас функция использования микрофона как ключа не компенсировали необходимости применять свои невеликие навыки для передачи. Вот Ванька и предложил снимать сигнал с выхода «палма» и отправлять его напрямую в нашу «вумную» станцию. И это уже пятый подход к снаряду. Что-то там с сигналом не вытанцовывалось, а ничего, кроме китайского мультиметра для измерений, под рукой не было. Сам уж и забыл, сколько раз за последние месяцы проклинал решение не выделываться и полный комплект в братскую Белоруссию не брать. А ведь в том элегантном чемоданчике и ноутбук был, и кабель для его привязки к станции. Сидишь, печатаешь как белый человек на клавиатуре, а программулечка всю твою писанину в точки и тире сама переделывает. Впрочем, там и программа для пакетной отправки была – файл загрузил, а умная машинка сама с указанным темпом передает…

Суета по поводу паровоза нас пока не касалась – приказ Сани был четким: «Не кипешиться и не нервничать!» И понятно почему. Немцам вряд ли в деревне что-нибудь понадобится, а от забредших по случайности мы отобьемся.

– Вань, погуляй пару минут! – Шаги за дверью я услышал чуть раньше, чем дверь распахнулась, и даже машинально положил руку на моего любимого «поляка». Но больше для проформы. Внизу караулил Люк, а во дворе паслись «трофейные». Да и мотоцикл не зря протрещал пять минут назад.

– Ну что там?

– Все в норме. Ремонтный поезд. С Кондратом договорились насчет подсовывания гадам угольных мин.

– Как делать будем?

– Тоха допетрил в глине обваливать.

– Подожди, Заслонов просто из тола делал, без детонатора!

– Только у него плавленый тротил был, из которого и лепили. Предлагаешь имеющиеся у нас шашки переплавить?

– Не, я бы не стал. Просто с плавленым проще. Но и так сойдет. А без обмазки хреново выйдет – тол гореть раньше начнет, чем детонатор сработает. Да еще и потечет. Ты ему, кстати, не подсказывал?

– Я ж говорю – сам сообразил.

– Чем еще порадуешь?

– Обходчик сказал, тут в десяти километрах полигон артиллерийский до войны был…

– Когда поедем?

– Ты не едешь!

– С хрена ли?

– С Тохой в лавке останетесь. – Саня цапнул забытую Казачиной кружку с чуть теплым чаем и залпом выпил. – Не с твоим давлением грузчиком на старости лет калымить! Не обсуждается! Лучше скажи, что пробивка «трофейных» дала – с вами их оставить хочу.

– Повторюсь – все в норме с мужиками. Не «подсадные» точно. Обстоятельства попадания в плен разные. Перекрестно проверял – познакомились только в лагере. Да и после знакомства с нами настрой у парней изменился. И плен этому тоже поспособствовал…

– Ну и замечательно! С рацией получилось?

Вместо ответа я пожал плечами.

– Ну и фиг с ней – терпит пока. Пойду ребят подготовлю. После обеда выдвинемся.

– На «круппе»?

– «Опель» возьмем, там могут снарядики под центнер весом быть. Тяжелый гаубичный артполк в тех местах тренировался.

– Хм, может, подождем, пока вы вернетесь? Тола наплавим и тогда…

– На фига откладывать? Может, там и нет ничего, а поезда не сегодня-завтра уже поедут.

Когда за Фермером захлопнулась дверь, я встал, сунул «ВиС» в кобуру и вышел – если уж нам тут придется в половинном составе куковать, надо на деревню глянуть. А ну как шпион какой завелся?

Гродкен, Восточная Пруссия. 23 августа 1941 года. 10.27

Пылящий по сельской дороге автомобиль если и привлек внимание местных, то лишь тем, что сама машина была для здешних краев нехарактерной. Не жаловали жители этого городка, что стоял у бывшей границы двух империй, кабриолеты. Впрочем, единственному пассажиру «Опель» нравился. Он даже пошутил как-то в кругу друзей: «На чем еще ездить адмиралу, как не на «Адмирале»?»

Проехав вдоль невысокой живой изгороди, машина свернула в распахнутые настежь ворота.

– Генерал-фельдмаршал ожидает вас, господин адмирал! – От слуги, встретившего гостя у массивных дверей, за версту несло прусским служакой.

Отдав перчатки и фуражку, Канарис пригладил перед зеркалом волосы и пошел к кабинету владельца усадьбы. Несмотря на то что в этом доме он ни разу не бывал, расположение комнат он хорошо знал.

– Доброе утро! – намеренно опустив все титулы, поздоровался он.

– Действительно доброе, господин адмирал! – Поднявшись из кресла и обойдя стол, бывший командующий группой армий «Центр» протянул гостю руку. – Кофе?

– Пожалуй! – Начальник абвера ответил на крепкое рукопожатие. – Если можно – со сливками.

Расположившись в массивном кресле, он наблюдал, как генерал-фельдмаршал самолично налил ему кофе в маленькую чашечку мейсенского фарфора, украшенную гербом фон Боков.

– Спасибо, Федор! – Пробный шар, похоже, прошел – опальный военачальник ни словом, ни движением брови не показал своего неудовольствия от обращения по имени и, даже более того, подхватил предложенную тональность:

– Итак, Вильгельм, что привело вас в нашу глушь? Я, признаться, был несколько удивлен вашим вчерашним звонком.

– Дело в том, Федор, что мне крайне важно поговорить с человеком, способным взглянуть на вещи отстраненно, но в то же время обладающим достаточной информацией…

– Простите, что перебиваю, Вильгельм, но мне хотелось бы сразу уяснить, о какой сфере идет речь.

– Исключительно о военной! Я знаю, вы от политики далеки.

– Если о военной, тогда я к вашим услугам, Вильгельм. – Генерал-фельдмаршал сделал глоток кофе, и Канарису, чтобы скрасить паузу, пришлось последовать его примеру. – Что вас интересует конкретно?

– Мне интересна ваша оценка положения на фронте.

– Откуда же мне ее знать? – Тонкие губы фон Бока раздвинулись в подобие улыбки. – Мне, как вам должно быть известно, ее не докладывают.

– И тем не менее…

– Раз вы настаиваете… За все группы армий я говорить, естественно, не могу, но в центре… Я бы назвал это шатким равновесием – без пополнения или какого-нибудь интересного маневра мы прорвать оборону русских не в состоянии. А маневр, опять же, зависит от снабжения. По последним имеющимся у меня данным, моему преемнику удалось отвести часть подвижных соединений для отдыха. А вот цели, заявленные в последней директиве Верховного командования, с моей точки зрения, достижимы только при определенных условиях. Слишком наши фланги отстают от центра. И вместо того чтобы подстегнуть Рундштедта[82] и Лееба[83], они решили раздергать мою группировку.

– Возможно, командование просто приняло наиболее простое решение? – спросил Канарис.

– Именно что самое простое! И этим они напрочь убили наступательный потенциал центра!

– И что, эти разногласия стали причиной вашей отставки? – осторожно поинтересовался адмирал.

– О нет! Совсем не это! Мне всего-навсего предложили перерубить сук, на котором я сижу. Как вам идея своими руками уничтожить основную базу снабжения у себя в тылу?

– То есть? – непонимающе мотнул головой Канарис.

– Фюрер, – разведчик заметил, как фон Бок дернул щекой – скорее всего он собирался назвать Гитлера по-другому, – приказал мне разрушить Минск за семьдесят два часа. Полностью!

– Как так?! – На этот раз удивление Канариса было не наигранным.

– А вот так! В память о погибшем соратнике! Хорошо еще не предложил солью все засыпать, как было принято у Чингисхана.

– Но ведь Клюге, похоже, удалось отстоять вашу точку зрения, Федор. Минск пока еще стоит.

– Как бы не так! Разрушение города всего лишь отложено – служба снабжения не успевает подвезти потребное количество взрывчатки. А вот команды подрывников уже прибыли. И эта информация достоверна – есть, знаете ли, у меня свои источники.

– Но ведь это безумие! Насколько мне известно, буквально на днях удалось наладить железнодорожное сообщение со столицей Вайсрутении, а тут такое!

– Не на днях, а почти две недели назад, – поправил разведчика фельдмаршал. – Но мои чувства вы теперь понимаете. Добавлю лишь, что от меня потребовали снять войска с фронта для сплошного прочесывания лесов в районе покушения. Грейфенберг подсчитал, что потребный наряд сил составляет три пехотные дивизии! Вы представляете?! Чтобы поймать горстку бандитов, мне приказали снять три дивизии с фронта! В то время как для парирования прорыва русской кавалерии двумя неделями раньше мне пришлось тоже использовать три дивизии из резерва. Но там-то был кавалерийский корпус в составе минимум трех дивизий!

– Однако же прочесывания проводились. – Адмирал снова нацепил на лицо маску внимательного, но равнодушного слушателя.

– Совершенно верно, но для этого пришлось перебрасывать полицейских. Клюге тоже не согласился снимать войска с фронта. Исключение, как мне сказали, он сделал только для эсэсовцев – дивизия Хауссера[84] выделила три батальона, но в основном задействовали армейские маршевые пополнения. Что тоже, признаться, обстановку на фронте не улучшило.

– Ясно. Моих «айнце» тоже втянули в эту чехарду.

– И каковы успехи?

– Пока без результатов, если, конечно, не считать отлов большого количества отставших от своих частей русских, выходящих к линии фронта поодиночке и мелкими группами. Так сказать: Much Ado About Nothing[85].

Англофильство Канариса не составляло особого секрета для высших военачальников Рейха, а потому фон Бок на подобную эскападу никак не отреагировал.

– Можно сказать и так, Вильгельм. Я, еще в бытность командующим, рекомендовал не проводить специальных мер против подобных элементов. Рано или поздно голод заставляет остатки разбитых частей выйти из чащоб, тут-то их и надо брать. Опять же, если им и удается перейти линию фронта и соединиться с основными силами русских, в большинстве случаев они деморализованы, и использовать их сразу противнику не представляется возможным. А учитывал ли кто-нибудь эффект от той паники и упаднических настроений, которые эти бедолаги приносят с собой на ту сторону?

– Ну, наша служба собирает подобную информацию, – «скромно» заметил Канарис.

– Значит, вы со мной согласитесь, что от операций, проводимых Службой безопасности, вреда больше, нежели пользы.

– Пожалуй, да.

– Отрадно слышать. – Тень улыбки снова мелькнула на губах опального фельдмаршала. – Если вы готовы поскучать с часок, я могу покопаться в своих записях и предоставить вам более развернутый отчет по интересующему вас вопросу, Вильгельм.

– Буду вам обязан, Федор. И еще… – «Хитрый Грек» сделал паузу. – Есть неподтвержденная пока информация, что Рейхсхейни пал от германского оружия.

ЗАПИСЬ ПЕРЕГОВОРОВ ПО ПРЯМОМУ ПРОВОДУ Б. М. ШАПОШНИКОВА С ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ ВОЙСК ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЯ

У аппарата Шапошников.

ШАПОШНИКОВ. Здравствуйте! Сообщите, как идет наступление. Все[86].

ТИМОШЕНКО. В целом успешно. Передовые части 19-й армии вышли к Духовщине. Духовщина серьезно разрушена артогнем и горит. Противник контратакует с использованием танков. Конев выдвинул 166-ю и 91-ю дивизии в направлении Спас-Углы с целью охвата Духовщины с севера, но они были остановлены контратакой танками из глубины обороны. Я приказал Хоменко оказать ему помощь ударом от Городно на Шиловичи.

Рокоссовский уверенно продвигается вдоль железной дороги на Кардымово. Штаб немецкого 8-го корпуса спешно эвакуировался из Залесово, где базировался до нашего наступления. Есть интересная информация от пленных: 9-й армией немцев сейчас вместо Штрауса командует Гот.

ШАПОШНИКОВ. Как далеко продвинулся Рокоссовский и нет ли опасности, что его части отсекут? Информация про Гота крайне интересна. Обеспечьте отправку пленных в Москву. Что у Доватора?

ТИМОШЕНКО. Радиостанции не добивают. Сегодня отправили к нему самолет для связи «кошкой»[87]. Он обещает передать важные документы, захваченные в штабе 129-й дивизии. По последним данным, его группа действует в районе между Земцово и Слободой к северо-востоку от Рибшево. В последнем обнаружен крупный немецкий штаб – вероятно, корпусной. В Земцово – штаб дивизии. Доватор пока не решил, какой будет атаковать.

ШАПОШНИКОВ. Что под Ельней? Не пора ли Жукову начать шевелиться?

ТИМОШЕНКО. Жуков настаивает на продолжении артнаступления. По его мнению, потери немцев еще недостаточны. Просит еще два дня. Все.

ШАПОШНИКОВ. У вас есть вопросы, просьбы?

ТИМОШЕНКО. Очень высок расход боеприпасов. Прошу выделить еще из резервов Ставки. Особенно крупнокалиберные снаряды. Жесточайшая нехватка запасных частей для танков, из-за чего восстановление подбитых машин во фронтовых мастерских идет очень медленно. Нельзя ли прислать еще РСов? Очень помогают. И самолетов.

ШАПОШНИКОВ. Авиация очень нужна на юге, я бы просил вас уступить южанам, а к вам направят полк Як-1. Очень хорошие самолеты. А через день – полк бомбардировщиков.

К сожалению, у нас нет пока резервов PC. Когда будут – дадим. РСы получите в первую очередь. Малые снаряды берите на авиаскладах.

С Жуковым я поговорю сам. Да, и хотел бы рекомендовать вам в донесениях сообщать достоверные данные. 16-, 18-, 19-, 20-я танковые дивизии немцев живы и здравствуют, в то время как вы сообщили об их полном уничтожении. Просьба впредь такого не допускать. До свидания. Все.

ТИМОШЕНКО. До свидания.

23 августа 1941 года. 14 часов 18 минут

Москва, Кремль, здание Сената. 23 августа 1941 года. 17.03

– Таким образом, товарищи, в случае задействования войск Еременко в ближайшее время мы не получим того преимущества, которое бы возникло после более глубокого втягивания подвижных соединений Гудериана. – Докладчик сделал паузу, и тут его перебили:

– Борис Михайлович, а вы предусмотрели, что произойдет, если Гудериан решит не втягиваться? – Сталин подошел к начальнику Генштаба и остановился, разглядывая расстеленную на столе карту, испещренную отметками. – Развернет свои танки фронтом на север и ударит во фланг Рокоссовскому? Вы такую возможность сами описывали совсем недавно. Или начнет атаку против Жукова? Достанет ли у них сил?

– Иосиф Виссарионович, такие планы мы прорабатывали. И если ситуация сложится, как вы сказали, обстановка на фронте существенно усложнится, отрицать не буду. Впрочем, есть одно решение, как этого можно будет избежать.

– Мы слушаем, Борис Михайлович. – Главнокомандующий вытащил из кармана френча пачку папирос и, достав одну, принялся набивать трубку.

– Можно заманить танки Гудериана – сделать так, чтобы он поверил, что успех близок. Ведь, как доносит наша разведка, основной целью его группы сейчас является выход во фланг Юго-Западного фронта.

– Совершенно верно. Данные разведки говорят именно об этом. И их, эти данные, многократно проверяли.

– Если имитировать отход наших войск с позиций между Гомелем и Новозыбковым, то устоит ли немецкое командование от соблазна?

– А получится ли у наших командиров сделать такую перегруппировку без того, чтобы фронт не рухнул? – сварливым голосом спросил со своего места Маленков. – Не выльется это все просто в отступление, а то и бегство?

– Товарищ Маленков, вы так не уверены в наших кадрах? – Сталин быстро развернулся к члену Оргбюро ЦК. – Почему сразу бегство? Мне кажется, товарищ Шапошников предусмотрел что-нибудь для страховки при таком развитии событий.

– Совершенно верно, Иосиф Виссарионович! Уже сейчас отдан приказ об инженерном обеспечении в полосе Новозыбков – Стародуб. Почти все мосты там минируются, а при одновременном их уничтожении мобильность германских частей существенно снизится, что позволит нам вывести войска из соприкосновения с противником и отвести на заранее подготовленные позиции. Есть также возможность создать резервную линию обороны по линии Елино – Семеновка – Буда-Северная, с опорой на водные рубежи. Для заполнения этой полосы обороны мы можем задействовать три стрелковые дивизии из резерва Ставки. Переброска их через Бахмач – дело трех-четырех дней.

– Кто-нибудь еще выскажет свои соображения по этому вопросу, товарищи? – спросил Сталин и, давая возможность участникам совещания собраться с мыслями, принялся раскуривать трубку.

– А если одновременно с отводом войск нанести удар кавалерийскими дивизиями от Гомеля на Шатилки и далее на Любань? – первым выступил начальник Оперативного отдела Генштаба Василевский. – Это заставит немцев направить часть сил своей 2-й армии на парирование угрозы и ослабит давление собственно на Гомель. Гудериан – личность увлекающаяся, поэтому весьма высока вероятность отрыва его правого фланга от пехотных дивизий, наступающих с севера на войска Ефремова, которые, в свою очередь, будут работать наковальней в случае наступления Еременко.

– Александр Михайлович, вы предлагаете послать остатки подвижных сил Ефремова тем же путем, что раньше наступала группа Бацкилевича? Вы не боитесь, что их постигнет та же судьба? – маршал всем корпусом повернулся к оппоненту.

– Но ведь 2-й кавкорпус вскорости должен прибыть на Центральный фронт! Так что говорить об «остатках» сейчас несколько неправомерно, Борис Михайлович! – Пока в спор начальника и подчиненного никто не вмешивался. – Опять же, Ефремову удалось создать достаточно прочную оборону по восточному берегу Сожи, да и противостоят ему пехотные части. А при удачном вводе маневренной группы мы создадим «зеркальное отражение» группы Доватора, что еще больше дезориентирует немцев. Места там непроезжие – болота кругом, так что механизация немцам не поможет. А пехота… А пехота пусть побегает за нашими конниками! К тому же в сообщении, которое вы мне показывали с утра, как раз и говорится об отсутствии крупных боевых подразделений в районе к югу от Могилева.

– Товарищи, – негромко прервал спорщиков Сталин, – насколько я понимаю, необходимо дать вам еще немного времени для окончательного рассмотрения всех вариантов?

– Нет, Иосиф Виссарионович, – в ту же секунду ответил маршал Шапошников, отлично знавший, как не любил вождь недостаточно подготовившихся докладчиков, – товарищ Василевский отлично разбирается в оперативной обстановке и, возможно, сейчас добавит детали, поясняющие его позицию.

– Спасибо, товарищ маршал! Действительно, согласно свежей информации, немцы перевели в район Могилева крупные подразделения вспомогательных сил – так называемой Трудовой службы. При этом никакое крупное строительство в том районе не ведется. Проведя анализ, я пришел к выводу, что эти части замещают собой войсковые подразделения, которые с большой долей вероятности перебрасываются на фронт. Соответственно, те силы немцев, что остановили Бацкилевича, сейчас нам помешать не смогут. – Генерал-майор встал со своего места и подошел к начальнику Генштаба и Сталину. – С учетом того, что информация поступила из района, находящегося достаточно близко к району предполагаемого рейда и, как заверил меня Фитин, от источника, пользующегося доверием, я и высказал эту идею. Поделиться ею с вами до совещания, товарищ маршал, я просто не успел, за что прошу извинить.

– Борис Михайлович, теперь я вижу, что зря грешил на непроработанность вопроса. – Сталин пыхнул трубкой, на секунду окутавшись ароматным дымом. – Но все-таки буду настаивать на более тщательном обсуждении предложенного вами маневра. Отступление – штука такая… Пока же предлагаю послушать товарища Берию.

Нарком внутренних дел откликнулся практически в тот же миг:

– Сегодня, товарищи, я обращу ваше внимание на некоторые вопросы, вставшие перед нами за последний месяц. Один из них – танко-истребительные группы, товарищи. Все мы знаем, что нередко эти отряды достигают весьма серьезных результатов. Основой здесь является продуманное использование этих частей общевойсковыми командирами. Смена названия с «истребительных батальонов» на «танко-истребительные отряды» это не только замена одного названия на другое, но и переход от тактики оборонительной к тактике наступательной! Не отбивать врага, на тебя нападающего, а идти на территорию, временно занятую противником, и громить его там, в его логове, товарищи, – вот суть!

В то же время хочется отметить и некоторые недостатки во взаимодействии частей Красной Армии и «истребителей». Так, постоянно происходят задержки с выделением материальной части и боеприпасов по заявкам этих групп. К сожалению, наш Наркомат самостоятельно может обеспечить снабжение «истребителей» далеко не всеми видами боевых средств. И если органы отправляют запрос о чем-нибудь, это не просто так, по прихоти, а для общего дела, для победы над врагом. Потому предупреждаю вас, товарищи. С передачей во все низовые звенья! Имеющиеся случаи саботажа будут рассматриваться, невзирая на лица. В частности, некоторые авиационные начальники отказываются передавать в диверсионные группы столь необходимый им термит. И если в 16-, 19-, 20-й и 24-й армиях с этим все в порядке, то в 21-, 28– и 50-й армиях дела обстоят не так радужно! Что же, «истребителям» у немцев термит теперь воровать? – нарком обвел взглядом присутствующих. – Еще хуже обстоят дела со средствами связи! Многие воинские начальники отказываются снабжать группы не только рациями, но даже и телефонами! Рокоссовский, Конев и Ракутин, наоборот, своей волей добились передачи нескольких радиостанций диверсантам и что получили взамен? Правильно! Очень хорошую разведку! Кроме того, что танко-истребительные отряды привязаны к моторизованным частям немцев, как говорится, «по должности» и, соответственно, очень помогают отслеживать перемещения этих, без преувеличения, самых опасных для нас врагов, есть и еще один момент, о котором хочу напомнить! Не знаю, поступили ли вам уже доклады об эффективности сегодняшних артобстрелов, но, по имеющимся у меня данным, на некоторых участках за счет грамотной корректировки и тщательной разведки целей удается достигать исключительных результатов. Так, к моменту начала наступления 16-й армии до половины артиллерийских средств противника было подавлено в результате предыдущих артналетов и диверсионных атак! Не мне вам объяснять, товарищи, насколько это облегчило жизнь нашим войскам с началом наступления! – Берия взял со стола стакан и сделал большой глоток. – Я полагаю, товарищи, что если повторить опыт генерал-майора Рокоссовского и включить в диверсионные группы артнаблюдателей, то результаты порадуют всех, кроме немцев!

После такого эмоционального выступления Лаврентий Павлович умело выдержал паузу и, еще раз освежив горло глотком воды, продолжал:

– Хотелось бы обратить ваше внимание еще на один неприятный момент, товарищи! – Никто не заметил, как в его руках оказался листок бумаги. – Как известно, за последнее время разработано несколько весьма эффективных средств для борьбы с фашистскими оккупантами. Кроме уже упомянутых термитных зажигательных зарядов мне хотелось бы упомянуть ФОНДы – фугасы осколочного действия, которые с одинаковым успехом можно применять как в тылу врага, так и непосредственно на фронте. Средство очень хорошее, товарищи. Иной раз заменяет собой тяжелый гаубичный снаряд. И именно поэтому его выпуск начат по заказу Наркомата внутренних дел до принятия на вооружение РККА. – Судя по тому, что в голосе наркомвнудела стал заметен кавказский акцент, Берия не на шутку разволновался. – За месяц только в Москве их изготовлено более пяти тысяч. И все они немедленно были направлены на фронты! А там с ними происходят очень странные вещи. Я бы сказал – недопустимые! Вот у меня в руках, товарищи, – нарком потряс зажатым в кулаке листком, – отказ! Отказ принять на хранение на армейский склад триста ФОНДов и двадцать больших шрапнельных фугасов. Подписана сия бумаженция военинженером второго ранга Пронским. И знаете, на каком основании отказ, товарищи? Для первых он отмазался тем, что они не приняты на вооружение, а для вторых – что устарели и сняты со снабжения! Вот так – и старому, и малому!

– Спасибо, товарищ Берия! – остановил чекиста Сталин. – Мне кажется, что товарищи поняли вашу мысль. Думаю, уже к завтрашнему дню вы совместно с представителями Наркомата обороны сможете выработать необходимые требования для улучшения взаимопонимания между вашими ведомствами. У меня к вам другой вопрос есть. Почему, как вы сказали, крайне эффективные средства диверсионной войны не выпускаются по линии НКБ[88]? Вы, товарищ Горемыкин[89], что на это ответите?

Молодой, еще и сорока не исполнилось, нарком попытался встать, но Сталин жестом остановил его.

– Нам заказа на подобные изделия не поступало, насколько я знаю, товарищ Сталин.

– Совершенно верно! – пришел на выручку «боеприпаснику» Берия. – Учитывая существующую загрузку наркоматов вооружений и боеприпасов, а также идущую сейчас переброску многих предприятий на восток, наш наркомат решил не загружать людей лишней работой, и мы организовали производство диверсионных средств на местных предприятиях. ФОНДы делают артели московского общества инвалидов, ученики ремесленных училищ и спецконтингент. От НКБ мы получаем только взрывчатку и взрыватели. Впрочем, взрывчатку стараемся брать на складах – все равно ФОНДы не предполагают длительного хранения.

– Понятно. – Сталин затянулся. – Ну что ж, перейдем к другим вопросам, товарищи.

В предпоходной суете я участия не принимал: во-первых, в силу калечности, а во-вторых, не мое это дело, чай, не детишки в школу собираются. Вот и сижу на завалинке, причем в прямом смысле этого слова.

– Не помешаю? – Сема Приходько остановился в паре шагов от меня.

– Присаживайся. – В отличие от летчика, я говорил по-немецки, так что пришлось сопроводить ответ и соответствующим жестом.

– Что, притомился? – Это уже по-русски, вполголоса.

– Не, еще потопаю. – Вообще-то я не просто задницу отсиживаю, а военврач не из праздности по пыльной деревенской улице мотается из конца в конец. Мы – на посту. Я, соответственно, на стационарном, а он – в патрулировании. Большая часть ребят сейчас пакуются, и численность караульных пришлось сократить. На обороноспособности отряда это, по расчетам Фермера, сказаться не должно. При малейшем шухере нас поддержат огоньком со второго этажа школы, для чего и выставили пулеметы в буквальном смысле слова на все четыре стороны. – Частить не хочу, – продолжил после паузы Сема. – Деревенские – не дураки, а я уже до сельсовета и обратно три раза протопал. Девки втихую уже смеются.

– Какие девки?

– А вот эти.

Я поднял глаза и увидел трех барышень комсомольского возраста, стоявших у дома, что был наискосок от школы. Девчонки были что надо – кровь с молоком… и скипидаром, так как они непрерывно о чем-то шушукались, поминутно кидая игривые взгляды в нашу сторону.

– Ну да… Глаза твои блестят, глаза твои холодные. Хитрые звериные пропащие глаза. Белые с зеленым, как маркировка стали номер тридцать ХГСА, – процитировал я строки популярного во времена моей армейской службы металлического шлягера.

– Ух ты! – В силу горячего южного характера Приходько всегда живо реагировал на рифмованную продукцию, выдаваемую моей памятью. – А дальше?

– Дальше тоже весело… Но местами пошло, – предупредил я благодарного слушателя – все-таки творчество Сагадеева не очень соответствовало моим представлениям о морали сороковых.

– Да ладно, – махнул рукой собеседник.