Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник) Рыбаков Артем
Пришлось тихонечко напеть ему остальные куплеты, для вдохновения поглядывая на деревенских красоток.
– Хорошая, рабочая песня! – неожиданно заявил военврач, после того как я спел:
- Я обожгу тебя горячим адским пламенем,
- Я подниму тебя на небеса,
- А ты будешь выть, стонать в моих объятиях,
- Как фреза по 30 ХГСА.
От такого вывода я даже поперхнулся!
– Тьфу, с чего ты взял? Мне кажется, что она все-таки про баб.
– А то по тексту не видно, что писал рабочий человек? Но талантливо! Хотя в Доме культуры такое не споешь, конечно…
Тут с ним спорить я и не собирался. Вообще с какого-то момента подходить к выбору репертуара для общественного, так сказать, исполнения я стал намного осторожнее. А то ведь придет на ум строчка из, к примеру, «Монгол Шуудана», промычишь ее, а дальше нельзя – к Гражданской тут отношение совсем другое. За что-нибудь вроде «Врежем залпом из обрезов. Был чекист – и нет чекиста» голову свои же проломят, невзирая на должность и звание. Впрочем, вдруг с полицаями контакты налаживать придется? Тогда такая галиматья вполне в тему будет. А пока дальше отдельных песен из «Бумбараша» я не заходил.
– Шандец как прикольно вы, тыловики, устроились! – Док оставил попытки незаметно подкрасться ко мне еще месяц назад и теперь предпочитал просто подкалывать издалека.
«Тыловиками» он дразнил всех без исключения и в чем-то, конечно, был прав – до передовой нам еще топать и топать.
– Ты чего разорался, служитель смерти? Не видишь, что ли, – мы за гражданским населением наблюдаем?
– Это население не наблюдать, а обыскивать надо! – заявил Серега, устраиваясь рядом. – Вон ту шатеночку я бы обыскал… Раза три как минимум.
– Ага, и Саня тебя потом столько же раз обыщет… С особым цинизмом.
– Какая же сволочь меня заложит? – Наш медик щелкнул крышкой щегольского портсигара. – Не один ли знакомый мне старлей, взращенный в подвалах кровавой гэбни?
Сему мы не стеснялись – одессит сам, похоже, любил побалагурить в таком стиле. По крайней мере, в ответ на Серегины подначки за словом в карман не лазил. И многие наши конструкции, вроде той же «кровавой гэбни», воспринимал нормально, в отличие от, скажем, Дымова. Хоть и любил Советскую власть Приходько со всем пылом своей широкой малороссийской души (а как не любить-то, если при старом режиме ему, сыну портового грузчика, не то что врачебная, но и никакая другая приличная карьера не светила?), но тем не менее врожденное чувство юмора ему никогда не изменяло.
– Да ты сам запалишься. Как удовлетворишь свое «чуйство прекрасного», так и примешься довольной рожей светить. А командир у нас, ой, чуткой! Ой, хваткой!
– Значит, со мной по феминам не пойдешь? – выпустив в воздух пару красивых колечек дыма, спросил Серый. Причем спросил серьезно – это я, несмотря на всю буффонаду, разглядел.
– Не, мне своя рубашка ближе к телу, да и от тащ майора огребать желания нет.
– Ну как знаешь… Казак вон сходил и пока еще не огреб.
– А ты откуда знаешь?
– Про клятву Гиппократа слышал? – напустил на себя таинственный вид Кураев.
– А то! И про то, что она не эквивалентна тайне исповеди, тоже знаю.
– Вообще-то Викторович добро дал, – с ленцой сообщил Док. – Так что я не просто так в компаньоны зову.
– Когда Саня разрешил?! – Последнее, во что я был готов поверить, – это команда на загул в устах командира. По эту сторону фронта – точно.
– Да вот только что. Сказал, что как с выезда вернемся, так можно будет. Но только по взаимному согласию. Ладно, я почапал. И ты подходи, кое-что для тайника передам. – Аккуратно затоптав окурок, Сережка встал и зашагал к школе, оставив нас с Семой подбирать челюсти.
Из приказа начальника Железнодорожного управления «Восток» оберста Герица[90]
1) Обязательно учитывать все имеющиеся в наличии запасы материалов для ремонта путей и подвижного состава с составлением подробных ведомостей. При необходимости определять возможность производства этих материалов на местах.
2) Строжайшим образом, вплоть до немедленного применения оружия, пресекать попытки расхищения этих материалов местным населением.
3) В случае наличия излишков рельсов, и в особенности шпал, организовать их вывоз в Рейх.
4) Ведомости о наличии деталей для ремонта подвижного состава в обязательном порядке передавать в Управление.
Из рапорта генералу пехоты фон Шенкендорфу, начальнику тыла группы армий «Центр»
Методы действия диверсантов противника:
1. Дезорганизация связи.
За отчетный период увеличилось количество повреждений проводных линий связи, причем если в прошлом месяце противник просто перерезал провода или уничтожал опоры, то в последние две недели в большинстве случаев обрывки проводов диверсанты уносят с собой, что затрудняет восстановление. Так, в районе юго-западнее Могилева на разных участках похищено около 1500 метров телефонного и телеграфного кабеля, из-за чего на восстановление связи потрачено около трех суток.
В двух случаях вредители минировали поваленные опоры, что привело к потерям среди связистов.
Нападения на радиоузлы.
Кроме атаки большой группы диверсантов на центр связи 7-й танковой дивизии, других подобных случаев не зафиксировано, что связано в первую очередь с хорошо организованной охраной этих объектов войсковыми подразделениями. Тем не менее многие радиостанции получают повреждения в результате обстрелов и подрывов на минах, из-за чего уже ощущается недостаток средств радийной связи в тыловых подразделениях, поскольку большинство средств связи направляется в боевые подразделения.
2. Новые формы борьбы на путях снабжения.
Помимо знакомых способов нападения, как то: минирования дорог, разрушения мостов и инженерных сооружений, обстрела транспортных и маршевых колонн, создания завалов на второстепенных дорогах, в последнее время противник применяет новые способы.
Так, на отдельных участках отмечены случаи подбрасывания на проезжую часть шоссейных дорог металлических шипов, повреждающих покрышки автотранспорта. Из-за малой заметности этих диверсионных средств обнаружение их водителями транспортных средств практически невозможно. В то же время солдатами маршевых колонн эти шипы обнаруживаются без труда. Соответственно, следует обязать личный состав этих колонн сообщать обо всех случаях обнаружения подобных препятствий. Возможно также использование местных добровольцев как для поиска, так и для очистки дорог от подобных шипов.
3. Минная опасность.
А) Основными объектами минных атак противника являются мосты и инженерные сооружения.
При обеспечении подобных сооружений охраной минная опасность существенно снижается. Однако из-за того, что выделить в настоящий момент достаточные силы для выставления постов у всех мостов не представляется возможным, в отдельных случаях следует заменить стационарные посты на патрули, обслуживающие, в зависимости от характера местности, от 3 до 10 объектов. Целесообразно привлечение для решения этих задач отрядов сил местной самообороны.
Б) В течение последних двух недель отмечено увеличение количества атак на транспортные колонны с помощью управляемых и неуправляемых фугасов, размещенных на обочине дороги или даже в нескольких метрах от нее.
Первая такая атака зафиксирована 10 июля северо-западнее Минска. В дальнейшем этот метод применялся противником от случая к случаю в разных районах Вайсрутении.
Но примерно с начала августа зафиксирован взрывной рост подобных случаев, только в районе севернее Минска отмечено 27 случаев подобных атак. В районе Слуцк – Барановичи – 18, Молодечно – 7. Столь широкое распространение этого метода среди диверсионных отрядов противника можно объяснить его повышенной безопасностью для диверсантов при относительно высокой эффективности.
В качестве мер борьбы рекомендуем вырубание деревьев и подлеска вдоль дорог в тех местах, где к ним есть удобные для противника подходы. Следует отметить, что одновременно снижается опасность обстрелов транспорта. В качестве рабочей силы при проведении этих мероприятий можно использовать местное население и военнопленных.
8 и 9.09.41, ночь;
0.09.41, полдень, вечер и ночь.
«Волчье логово»[91]
Английское самосознание зародилось в Индии. 400 лет тому назад англичане не имели даже представления о нем. Управлять миллионами приходилось с помощью лишь небольшой кучки людей. К этому их вынудили гигантские пространства Индии. При этом большую роль сыграла необходимость снабжать крупные опорные пункты европейцев продуктами и предметами потребления.
Имея в своем распоряжении только эту кучку людей, англичанам и в голову не могло прийти регламентировать жизнь новых континентов; англиканская церковь также не направляла сюда миссионеров. Это имело свою положительную сторону, ибо жители дальних континентов видели, что никто не покушается на их святыни.
Немец же повсюду в мире возбуждал к себе ненависть, так как, где бы он ни появлялся, везде начинал всех поучать. Но народам это не приносило ни малейшей пользы; ведь ценности, которые он пытался им привить, не являлись таковыми в их глазах. В России отсутствует категория долга в нашем понимании. Зачем же нам воспитывать это чувство в русских?
При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях – губернаторских дворцах. Вокруг них будут выращивать все необходимое для жизни немцев.
Вокруг города в радиусе 30–40 километров раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами. Возникнет другой мир, в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их города, и дело сделано. А раз в год проведем группу киргизов по столице Рейха, чтобы они прониклись сознанием мощи и величия ее архитектурных памятников.
Восточные пространства станут для нас тем, чем была для Англии Индия. Если бы я мог втолковать немецкому народу, как они важны для будущего!
Колонии – весьма сомнительное приобретение. На здешней земле мы себя чувствуем гораздо увереннее. Европа – это не географическое понятие. Это проблема кровной близости.
Теперь понятно, как китайцам пришла в голову мысль окружить себя стеной для защиты от постоянных вторжений монголов. И как не пожелать, чтобы гигантский вал защищал бы новый Восток от среднеазиатских полчищ. Вопреки всем урокам истории, которые гласят, что на хорошо защищенном пространстве начинается упадок сил. В конце концов, по-прежнему лучшая стена – это живая стена.
Если какая-либо страна и имеет право переселять своих граждан, то это именно наша, поскольку нам неоднократно приходилось проводить эвакуацию своих собственных сыновей: из одной только Восточной Пруссии было выселено 800 000 человек. Насколько мы, немцы, чувствительны, видно хотя бы из того, что пределом жестокости для нас было освобождение нашей страны от 600 000 евреев, в то время как мы со спокойной душой восприняли как нормальное явление выселение наших братьев.
Мы не позволим больше германцам эмигрировать в Америку. Норвежцев, шведов, датчан, голландцев – всех их мы направим на восточные земли; они станут провинциями Рейха. Нам предстоит великая задача – во имя будущего планомерно проводить расовую политику. Мы должны это делать хотя бы ради борьбы с инцухтом, получившим у нас широкое распространение. Швейцарцы будут у нас трактирщиками, не более.
Болота мы не будем осушать. Мы возьмем только лучшие земли и в первую очередь обоснуемся там, где самая лучшая почва. В болотистой местности мы устроим гигантский полигон протяженностью 350–400 километров с водными преградами и всевозможными препятствиями, которые природа воздвигает на пути войск.
Само собой разумеется, что наши закаленные в боях дивизии без труда справились бы с английскими сухопутными силами. Англичане хотя бы уже потому слабее нас, что не имеют в своей стране условий для проведения учений; если бы они захотели освоить соответствующие обширные пространства, им бы пришлось снести слишком много замков.
Пока что мировая история знает лишь три битвы на уничтожение: Канны, Седан и Танненберг. Мы можем гордиться тем, что в двух из них победу одержали немецкие войска. Теперь к ним следует отнести наши сражения в Польше, на Западе и, в данный момент, на Востоке. Целью всех остальных битв было вынудить врага отступить. Ватерлоо не исключение. О битве в Тевтобургском лесу у нас совершенно неверное представление; вина за это лежит на наших историках-романтиках: как тогда, так и в наши дни в лесу невозможно вести бои.
Что же касается Русской кампании, то здесь столкнулись два взгляда. Одни считали, что Сталин изберет отступательную тактику 1812 года; другие – что мы встретим ожесточенное сопротивление.
Я, как представитель второй точки зрения, почти не встретил поддержки. Я сказал себе, что сдача таких промышленных центров, как Петербург и Харьков, равносильна капитуляции, что отступать в таких условиях – значит обречь себя на уничтожение, и поэтому русские будут при любых обстоятельствах пытаться удержать эти позиции. Затем мы бросили наши силы в бой, и развитие событий подтвердило мою правоту. Даже если американцы будут как безумные трудиться не покладая рук четыре года, им все равно не возместить потерь русской армии.
Если Америка и оказывает Англии помощь, то лишь затем, чтобы приблизить тот миг, когда она окажется в состоянии стать ее наследником.
Мне уже не суждено дожить до этого, но я рад за немецкий народ, который однажды увидит, как Англия и Германия плечом к плечу выступят против Америки. Германия и Англия будут знать, чего можно ожидать друг от друга. У нас будет надежный союзник; они жуткие наглецы, и все же я восхищаюсь ими: нам еще нужно многому у них научиться.
Если кто и молится о победе нашего оружия, то это персидский шах: рядом с нами он может не бояться Англии.
Первое, что мы сделаем, – это подпишем с Турцией договор о дружбе, основывающийся на том, что ей будет поручена защита Дарданелл. Другим державам там делать нечего.
Что касается планового хозяйства, то оно у нас еще только в зародыше, и я представляю себе, какая это великолепная вещь – единый экономический порядок, охватывающий всю Германию и Европу.
Польза, к примеру, будет уже от того, что нам удастся использовать выделяемые при получении газов водяные пары, не нашедшие пока своего применения в системе теплоснабжения, для обогрева теплиц, и наши города всю зиму будут обеспечены свежими овощами и фруктами. Нет ничего прекраснее сада и огорода. Я всегда считал, что Вермахту без мяса не обойтись. Но теперь я знаю, что в античные времена воинам лишь в случае крайней нужды выдавали мясо и римскую армию снабжали в основном хлебом.
Если собрать воедино все творческие преобразовательные силы, которые пока еще дремлют на всем европейском пространстве – в Германии, Англии, северных странах, Франции, Италии, – то можно лишь сказать: «Что по сравнению с ними американский потенциал?»
Англия гордится готовностью доминионов встать на защиту империи. Замечательно, но такая готовность существует лишь до тех пор, пока власти в центре в состоянии их к этому принудить.
Огромную роль играет то, что вся территория нового Рейха находится под контролем единого Вермахта, единых войск СС и единого административного аппарата!
Подобно тому как композиция стиснутой в стенах старой части города отличается от композиции современных окраинных кварталов, так и наши методы управления новыми пространствами отличаются от методов управления старого Рейха. Решающее значение имеет то, что все необходимые меры проводятся в общеимперском масштабе.
В отношении территории Остмарка самое правильное было бы лишить Вену роли центра и возродить законы короны. Разом можно ликвидировать все территориальные споры. Любой гау[92] будет счастлив, став сам себе хозяином.
Оружие будущего? В первую очередь сухопутные войска, затем военно-воздушные силы и лишь на третьем месте военно-морской флот.
Будь у нас летом 1918 года четыреста танков, мы бы выиграли мировую войну. Наше несчастье в том, что тогдашнее руководство не сумело своевременно распознать значение боевой техники. Военно-воздушные силы – самый молодой род войск. Но всего лишь за несколько десятилетий они достигли огромного прогресса в развитии, и пока еще нельзя сказать, что они на пределе своих возможностей. Военно-морской флот, напротив, со времен мировой войны не претерпел каких-либо изменений.
Есть нечто трагическое в том, что линкор – этот символ свершений человека в деле преодоления сопротивления металла – в условиях развития авиации утратил свое значение. Его можно сравнить с таким чудом древней техники, как великолепное вооружение закованного в броню рыцаря конца Средневековья. При этом на постройку линкора уходит столько же средств, сколько идет на производство 1000 бомбардировщиков. А сколько времени требует постройка одного линейного корабля! Стоит лишь изобрести бесшумные торпеды, и 100 самолетов будут означать гибель линкора. Уже теперь ни один большой боевой корабль не может находиться в гавани.
Глава 14
24.07.41
ИНСТРУКЦИЯ
УПРАВЛЯЮЩЕМУ БЫВШЕГО КОЛХОЗА
1. Управляющий, ты несешь ответственность за организованное управление твоим предприятием, прежде всего за сбор всего урожая.
2. Собери находящиеся вблизи хозяйства машины и по возможности восстанови их. Так как машин для сбора урожая не хватит, раздобудь косы и грабли.
3. Все бывшие колхозники, их жены и дети обязаны работать в хозяйстве. Назначь надзирателей, но только минимально необходимое количество, прежде всего для подростков. В твоем хозяйстве никто не должен бездельничать.
4. Так как машин и закромов не хватает, свози спелое и сухое зерно в копны прямо на поле. Немецкие власти позже (в другое время года) помогут тебе обмолотить его.
5. Собери ничейный скот и обеспечь за ним уход.
6. Ранее розданный бывшим колхозникам тягловый скот необходимо снова собрать в хозяйство. Молочный скот, свиньи и куры, если были розданы работникам, могут у них оставаться. Они, однако, несут обязанность по уходу за ним, и им нужно сказать, что, возможно, придется позже возвратить скот, а расходы по уходу за ним и стоимость корма им будут возмещены.
7. Объясни своим товарищам по работе, что саботаж будет караться смертью.
8. Немецкое правительство создаст украинским земледельцам за их усердие лучшее будущее.
Командующий немецкими войсками[93]
Абвергруппа 1
3-я танковая группа
от 23.08.41.
Допрос пленного
Вчера вечером я допросил одного из захваченных нашими войсками во время нападения на расположение батальона связи 7-й ТД военнослужащего так называемых «танко-истребительных батальонов».
По заявлению пленного, назвавшегося рядовым 166-го артиллерийского полка Можиным, он не относится к постоянному составу этих частей, а был отправлен в них для усиления. По его словам, в постоянный состав отправляют только членов коммунистической партии или коммунистической молодежной организации, а он беспартийный. Исключение делается только для сотрудников НКВД, но они, как нам известно, и так все члены партии большевиков.
В связи с тем, что бойцы этих подразделений при выходе на операции в наш тыл все документы оставляют в штабе, подтвердить или опровергнуть заявления Можина не представляется возможным.
Вкратце излагаю результаты допроса:
1. Личный состав.
В эти подразделения набирают, как правило, добровольцев. В основном из войск НКВД, пограничной стражи или подразделений армейской разведки. Командный состав состоит из людей, знакомых с действиями в тяжелых условиях (леса, болота, сильнопересеченная местность) и фанатично преданных коммунистической идеологии. Так, командиром отряда, к которому был приписан Можин, был обер-лейтенант пограничной стражи Восковски (или Вотовски), поляк, очевидно, служивший на западной границе России. Как сообщил пленный, на счету этого отряда числится как минимум 20 германских танков.
Существует ли приказ о недопустимости попадания бойцов истребительных отрядов в плен или они кончают с собой в силу фанатичности, пленный не знает.
Численность того отряда, к которому его приписали, Можин оценивает в 50–60 человек.
2. Вооружение.
В основном эти отряды вооружены легким стрелковым оружием и гранатами. Противотанковые возможности усиливаются за счет инженерных мин и зажигательных средств. В частности, пленный описывал полукустарные заряды на основе термитной смеси, когда с их помощью уничтожали строения и технику во время атаки на подразделения 7-й ТД.
Широко распространены в отрядах истребителей снайперские винтовки и трофейное оружие.
В последнее время многим группам придают минометы и ракетные снаряды наподобие состоящих на вооружении русских ВВС, запуск которых осуществляется с примитивных разборных станков. Можина с несколькими другими солдатами как раз и передали группе «истребителей» для помощи в переноске таких снарядов. Один военнослужащий в походе переносит две такие ракеты в специальном мешке. Эти данные находят подтверждение в штабах многих частей 3-й ТГ и 9-й армии. Так, при обстреле расположения батарей 8-го и 44-го артиллерийских полков (8-я ПД) отмечено падение снарядов и мин орудий мелких калибров, чьей дальности совершенно недостаточно, чтобы обстрел велся из-за линии боевого соприкосновения.
Широко, если принимать во внимание характер ранений военнослужащих вермахта, используется холодное оружие, однако пленный ни разу не был свидетелем его применения.
3. Тактика.
В отличие от зафиксированных ранее нападений на походные колонны и пункты дислокации боевых частей, в настоящий момент танко-истребительные группы противника все чаще совершают атаки на тыловые подразделения и центры. Примером подобных действий могут служить нападение на хлебопекарный взвод в 161-й ПД, многочисленные обстрелы колонн снабжения, перечислять которые нет нужды, поскольку они происходят не только в полосе ответственности 3-й ТГ, но и по всей линии боевого соприкосновения группы армий, недавняя атака на центр радиосвязи 7-й ТД, в ходе которой как раз и был захвачен пленный.
Смену приоритетов можно объяснить, во-первых, широко предпринимаемыми мерами по борьбе с атаками противника в ближних тылах, а во-вторых, с гораздо меньшей стойкостью тыловых подразделений к подобным действиям противника.
Кличевский район Могилевской области, БССР. 24 августа 1941 года, 9.38
Выехали мы «по холодку» и вот уже второй час трясемся по ухабам этих, с позволения сказать, дорог. Впрочем, привередничать не стоит совершенно, поскольку пока (тьфу-тьфу через левое плечо три раза) не пришлось машину ни разу толкать, что по местным правилам приравнивает это направление почти к автобану. Тем более что ночью по закону вселенской подлости прошел дождь, и отдельные участки заметно развезло. Но за рулем нашего мотоцикла Люк, а «блиц» ведет командир, так что пока мастерство успешно перебарывает бездорожье. Состав экспедиции меня, надо сказать, немного удивил – никого из «местных» с собой Саша не взял, но спорить с командиром дураков нема. Так что, если бы не присутствие всех наших, кроме снятых по медицинским показаниям Антона и Сергеича, выезд можно было назвать рутинным. С другой стороны, недаром есть поговорка, что постоянство – признак мастерства! Мы даже места в наших таратайках заняли на автомате – я плюхнулся в коляску мотоцикла, Док залез в кабину к командиру, а Ванька пристроил пулемет на задний борт грузовика.
Поначалу, правда, мне было несколько непривычно от малочисленности команды, однако ж спустя четверть часа я успокоился и даже стал находить некоторое удовольствие в неспешном путешествии в коляске переваливающегося с боку на бок «БМВ». Единственное, что не давало окончательно погрузиться в созерцательную нирвану – необходимость придерживать пулемет. Штатного крепления на затрофеенном нами трехколесном средстве передвижения не оказалось, а импровизированное не внушало мне особого доверия. Как показала практика – на местных колдобинах даже надежно прикрученные детали имеют поганое обыкновение откручиваться и отваливаться в самый неподходящий момент. Фермер с Тохой иногда по нескольку часов в день под машинами проводят, при том, что машины у нас из категории «самые надежные». Все вспоминавшие «блиц» и «передок Круппа» хвалили эти образчики германского автопрома именно за надежность.
Погода стояла приятная – тот самый идеальный для войны вариант, когда ни жарко ни холодно, ветер практически незаметен, а осадков не ожидается. Я, конечно, против яркого солнышка ничегошеньки не имею, но уж больно форма середины века для жары не приспособлена. Потеешь, чешешься, а в теньке в засаду прилег – и подмерзать начинаешь в пропитанном потом насквозь шерстяном наряде. А выхода другого нет – мы сейчас почти все время на виду. Понятно, что крестьянам или там железнодорожникам наш бундесверовский «комок» по барабану, но случайно забредший немец обязательно бы напрягся, увидев в одном подразделении две разные униформы. Уж я их педантичную натуру знаю! Настоящим же партизанам или, к примеру, окруженцам в случае нечаянной встречи, что на нас надето, будет, как и в случае с гражданскими, плоскопараллельно. «Жахнем залпом из обрезов! Был чекист – и нет чекиста!» – так, кажется, пелось в одной популярной в мои студенческие годы песенке.
Есть и еще одна проблема, связанная с одеждой. Белье! Ехали мы в Белоруссию ненадолго, так что исподнего взяли мало. От пяти смен у меня, до двух у Казачины. С носками еще хуже! Если их с сапогами носить, они истираются очень быстро, так что те из нас, кто поопытнее, еще на второй неделе пребывания здесь на портянки перешли, благо мотать их умели. Мне же с Серегой и Ванькой пришлось в экстренном порядке осваивать эту науку. В общем, в результате мы почти все сейчас щеголяем в хлопковых кальсонах и бязевых портянках. Тем не менее и с добычей этих деталей туалета свои проблемы. Как-никак кальсоны – не китель и не галифе – с трупа не снимешь. Так что и их приходится беречь. Хорошо еще, что, когда эсэсовцев в Налибоках прижали, у многих в багаже оказались вполне себе нормальные трусы и майки, а из багажа – оно как-то легче.
Мотоцикл выскочил из леса на открытое пространство, впереди показалась насыпь «железки», и стало не до отвлеченных размышлений о фасонах. Усевшись поудобнее, я перехватил приклад «тридцать четвертого», готовясь встретить потоком свинца любого ворога, а Сашка остановил наше транспортное средство, встал на подножках и принялся изучать окрестности в бинокль. Ничего подозрительного я пока не заметил, но у Люка и глаз опытней, и оптика мощнее.
– Всё тихо, только колхозники вон там пашут! – сообщил он мне после непродолжительного молчания и показал рукой куда-то направо. – Свяжись с нашими – можно двигаться.
Грузовик с ребятами стоял метрах в двухстах позади. Процедура давно отработана. Мотоцикл в здешних лесах куда маневреннее машины, так что избегнуть нежелательной встречи у нас шансов больше. Опять же – еще один в запасе имеется, и если нас с Люком все-таки прижмут, то мы просто бросим «БМВ» и будем выбираться на своих двоих.
– Седьмой – Третьему!
– Седьмой здесь! – без промедления откликнулся Фермер.
– Чисто! Двигаемся вперед!
– Добро!
Рации, а точнее – аккумуляторы для них, мы тоже экономим, потому с командиром говорю я, а не сам Люк. Его станция пока отдыхает, да и антенна у моей длиннее. С базой связь тоже есть, но совсем не такая хорошая, как нам бы хотелось. Все-таки, несмотря на всю крутизну наших «вертексов», эти станции для коротких расстояний. Что-то там с длиной волны. А потому нашим радистам Бродяге и Казачине пришлось в очередной раз «творить, выдумывать, пробовать». Ухищрения вроде подъема высокой антенны и перехода в другие, более низкие диапазоны помогали, конечно, но не сильно. То есть вместо пяти километров удавалось достичь устойчивой связи на пятнадцати, а в отдельных случаях – и двадцати километрах, но порядок не менялся. В кузове «Опеля» стоит, на всякий пожарный случай, одна из трофейных станций, но панацеей и она не является: во-первых, потому что работает на тех частотах, которые стопроцентно прослушиваются немцами, а во-вторых, ни у кого из участников нашей экспедиции нет уверенности, что он сможет совладать с этим допотопным монстром! А уж с учетом того, что передачу этого «гроба с лампочками», как нелицеприятно называет телефункеновский аппарат Ваня, может слушать не только функабвер, но и, при достаточном желании, какой-нибудь английский мистер Бонд, на произведение промышленности середины века никто не рассчитывает.
На то, чтобы пересечь поле, у нас ушло едва ли больше десяти минут. Могли бы в принципе и быстрее, но здесь дорога, несмотря на недавний дождь, была такой пыльной, что Люк сбросил скорость, опасаясь влететь в какую-нибудь глубокую рытвину.
Наконец, рыкнув мотором, «БМВ» взобрался по накатанному подъему на железнодорожную насыпь, и впереди я разглядел строения, даже на первый взгляд отличающиеся от деревенских хат. Похоже, мы таки добрались до полигона.
Кремль, Смоленск, РСФСР. 24 августа 1941 года. 11.20
– Вортлоф! Вортлоф! Почему ящики еще не погрузили?! – Любой, хоть сколько-нибудь послуживший в германской армии, мог сразу сказать, что так, с такими характерными интонациями, может кричать лишь представитель славной когорты фельдфебелей – этого костяка любой нормальной армии. Было в этом голосе и недовольство задержкой с выполнением приказа, и обещание немедленной расправы нерадивому подчиненному, и многое-многое, что мало-мальски опытный солдат, в отличие от какого-нибудь шпака, улавливал сразу.
«Интересно, а у русских есть фельдфебели? – подумал унтер-офицер Добиц. – Не по званию, а именно такие, как старина Андреас, – громогласные и надежные?»
Сам он грозного начальника не боялся, поскольку командовал дежурным расчетом, и внезапная суматоха, начавшаяся с полчаса назад, его никак не касалась. Если сейчас прилетят русские самолеты, то именно ему, унтер-офицеру Курту Добицу, предстоит первым их встретить.
«Прилетайте, есть чем вас угостить!» – Курт ласково погладил ствол своего «флака», украшенный тремя белыми кольцами – отметками об одержанных победах. Первое он самолично нарисовал еще весной, когда они сражались в Греции, а два других добавились уже здесь, в России. И это при том, что их батарею перевели сюда всего две недели назад!
Несмотря на то что город, как знал Добиц, захвачен германскими войсками еще в июле, красные не оставляли попыток отбить его. Впрочем, все их попытки разбивались о надежную оборону еще на дальних подступах.
– Курт! Иди сюда!
«Ну вот, помяни черта…» – подумал унтер-офицер и, кивнув наводчику, мол, остаешься за старшего, отправился на зов начальства.
Голос фельдфебеля доносился из-за крепостной стены, и Добиц, обогнув штабель ящиков с 3,7-сантиметровыми снарядами для его зенитки, зашагал по пологому спуску, мощенному крупным булыжником. Фельдфебель обнаружился неподалеку от подбитого русского «Виккерса», на который практичные солдаты вермахта уже понавешали табличек-указателей. «Дулаг 240», «ОТ техвзвод», «полевая комендатура» – гласили наиболее крупные из них. Табличку их батареи, насколько Курт знал, фельдфебель уже приготовил, но руки пока не доходили повесить. Круче всех выпендрились парни из транспортного батальона NSKK, разворотив мостовую и вкопав трехметровый обломок телеграфного столба, на самой верхушке которого и был прибит стилизованный под стрелу указатель.
Вообще русские оставили в городе довольно много своих танков. Понятно, что, когда отступаешь в спешке, вытаскивать поврежденную технику особо некогда. Впрочем, у германской армии до них руки тоже пока не дошли. Ремонтные подразделения с трудом справлялись с восстановлением собственных танков, где уж с чужими возиться… Опять же, сам Курт слышал от знакомых ребят из Панцерваффе, что на русских машинах они согласятся воевать только под страхом расстрела… Вот и стояли разнообразнейшие боевые машины противника на площадях, перекрестках и даже во дворах. Двухбашенные и однобашенные, тяжелые, средние и легкие. Всякие… Унтер-офицер видел даже несколько бронированных ромбовидных чудовищ времен Великой войны, вроде тех, что англичане применили на Сомме. Сейчас их стащили к большому собору неподалеку, и фотографирование на их фоне входило в «обязательную программу» для всех вновь прибывших.
– Курт! – фельдфебель призывно помахал рукой.
– Слушаю вас! – Несмотря на всю суровость, у «старины Андреаса» были любимчики, и Добиц входил в их число, так что уставные требования в данном случае можно было и не соблюдать.
– Значит, так – поступил приказ часть орудий перебросить на южную окраину. Командование опасается прорыва русских танков, и наши «тридцать шестые» могут быть там полезны. По секрету скажу, что даже новейшие тяжелые танки русских, о которых ты наверняка уже слышал всякие страшилки, можно остановить. Есть информация: у них слабые гусеницы.
«Ага, слабые, – мысленно согласился Добиц. – А вот все остальное не то что наша зенитка, но и пятисантиметровая противотанковая не пробьет. То есть мы им гусеницы будем портить, а они нас на небеса отправлять».
– Ваш взвод я оставляю здесь – надо и за небом следить, сам понимаешь, – продолжал объяснять фельдфебель. – Но на твоем месте я бы передвинул одно из орудий так, чтобы держать под присмотром и эту площадь. Понял меня?
– Так точно, господин фельдфебель! – Несмотря на форму, это был прямой приказ, и тут уж следовало соответствовать Уставу. – Разрешите спросить?!
– Давай.
– Откуда здесь взяться русским танкам, господин фельдфебель? До фронта ведь полсотни километров. Да и оборона у нас…
– Честно? Не знаю, унтер-офицер! Но поступила информация, что отдельные группы русских вчера прорвались к Кардымово, а это, Курт, уже двадцать километров от нас. За сколько танки проедут это расстояние? Мне кажется – часа за два, и то если на каждом перекрестке будут останавливаться, чтобы отлить. И учти – командованию виднее! Но все! Выполнять!
Учетчику
Информация о контакте «Кавалерист» принята к сведению. Подтвердите его знакомство с Фермером и сообщите возможные опознавательные знаки.
Просим максимально усилить разведработу в вашем районе. Данные о передислокации частей и интенсивности перевозок крайне важны.
Рейс в ближайшее время организовать не имеем возможности. С добычей взрывчатки не рискуйте – информация сейчас важнее.
Андрей
Деревня Палик Борисовского района Минской области, БССР. 24 августа 1941 года. 11.23
– Раз! Два! Взяли! – под эту традиционную «помогалку» грузчиков и скрип деревянных катков «бэтэшка» тронулась с места и проползла еще пару метров.
Затея, сперва показавшаяся Вячеславу дурацкой, все-таки имела все шансы реализоваться во что-то путное! А ведь поначалу лишь авторитет Белобородько заставил его согласиться.
План был прост, как мычание, – показать противнику то, что тот желает увидеть. А если не желает, то заставить посмотреть именно в это место! Два покосившихся сарая разобрали на запчасти, из коих как раз сейчас заканчивали сборку уже пятого «танка».
Ну кто бы мог подумать, что поручневую антенну можно сделать из ивового прута? Слава как раз заканчивал инспектировать очередное творение плотников. На память пришел сказанный как-то одним из членов спецгруппы оборот – «памятник деревянного зодчества». «Бэтэшка» была как живая! «Даже ходовую воспроизвели, черти! – оценил фантазию и умение бойцов командир отряда. – Ни за что бы не поверил, что из днищ старых бочек и обрезков досок можно такое сотворить!» Впрочем, далеко не все «боевые машины» могли похвастаться такой деталировкой – этой предстояло засветиться на открытой местности, а две другие, к примеру, представляли собой грубые копии башен на невысоком помосте из досок. «Тем не менее для массовости сойдет. Все одно, эти мы только тем, кто в воздухе, покажем».
– Товарищ майор! – перед Славой остановился один из бойцов. – «Выхлопнушку» проверили – минут тридцать дымить будет точно! Может, и дольше.
– Добро!
Постояв у «танков» еще пару минут и дав очередные ценные указания по «маскировке», Трошин поспешил к месту, где должны были развернуться главные события предстоящей операции – точке, в которой лесную дорогу, идущую от Хоново на Осовины, под прямым углом пересекала просека. Полтора километра он преодолел меньше чем за четверть часа. Бойцам же потребовались вся ночь и большая часть утра, чтобы доволочь единственный настоящий танк к месту его «последнего упокоения», как цинично пошутил комиссар отряда. Лейтенант Скороспелый, конечно, тешил себя надеждой, что «семерке» еще предстоят большие дела, но никто из командования партизан его оптимизма не разделял.
– Да ему хотя бы полчаса выдержать! – заявил представитель Центра, когда Слава подошел к спорщикам. – А потому нечего вам, товарищ лейтенант, геройствовать понапрасну!
– Да выдержит он, выдержит! У немцев нечем его подбить! Не потащат же они пушки в лес! Вы только пехотное прикрытие обеспечьте, чтоб гранату не сунули! – Танкист, которому как раз и предстояло воевать на бронеинвалиде, потряс в воздухе рукой, сжатой в кулак. – Товарищи командиры! У нас целых пятнадцать снарядов есть!
Ага, и из них шесть – бронебойные, которые в этом бою на хрен не нужны! Слава пока вообще не понимал, зачем сажать в приманку людей. Точнее – до настоящего момента он считал, что достаточно выпустить пару снарядов да расстрелять диск пулемета – и все: ноги в руки, гранату в боеукладку и бежать!
– Во-первых, лейтенант, наша задача в том и состоит, чтобы противник в лес пушки потащил! Во-вторых, они могут лес поджечь, и тогда вы сами вылезете. Потому ставлю вам боевую задачу: дождаться прихода автомашин, не выдавая своего присутствия пропустить их и уничтожить максимально возможное число. Для нас главное, товарищ Скороспелый, чтобы у противника уцелела хотя бы одна радиостанция! Желательно также, чтобы уничтоженные машины стояли одной кучей, блокируя проезд по дороге. Сигнал для обязательного, я повторяю: обязательного отхода – три ракеты черного дыма. Вы, товарищ лейтенант, конечно, можете со своим комсомольским задором приказ на отход проигнорировать, но группа прикрытия не будет ждать ни одной лишней минуты. И не надо морщиться! Цена геройства – чья-то ошибка! Мы же должны выполнить задачу! С минимальными потерями, дабы сохранить силы для дальнейших действий! Задача ясна? Выполнять! – Резко развернувшись, Слава зашагал вдоль по просеке.
Обернулся он только один раз – когда дошел до дороги. Лейтенанта нигде видно не было, очевидно, уже залез в столь любимую им «коробку», вокруг которой суетились бойцы, прикрывая неподвижный танк маскировочными сетями (в поселке на берегу огромного озера нашлось столько сетей и переметов, что отряд был обеспечен средствами маскировки для танкового батальона, а не то что для пяти машин). Еще с десяток бойцов споро оттаскивали в кусты бревна-катки, в то время как четыре человека, вооружившись срубленными елочками, в прямом смысле этого слова заметали следы. Буквально на глазах «бэтэшка» превратилась в невысокий холмик, а просека приобрела вид если и не первозданный, то по крайней мере натуральный, если так можно выразиться. А следы тележных колес вещь в этих краях настолько обыденная, что может вызвать подозрение лишь у законченного параноика.
Деревня Хоново Борисовского района Минской области, БССР. 24 августа 1941 года. 13.33
– Господин гауптман! Полицейские уже выдвигаются! – Перед машиной командира сводного батальона остановился запыхавшийся солдат.
– Черт знает что! – прошипел сквозь зубы офицер, бросив короткий взгляд на часы, – эти якобы солдаты начали движение на семь минут раньше назначенного срока.
Вообще неразбериха, творившаяся в последние несколько дней, раздражала гауптмана Беккельна с каждой минутой все больше и больше. Началось все с того, что маршевую роту под его командованием остановили в Борисове распоряжением командующего армией и в экстренном порядке вернули назад к шоссе, по которому они прошли буквально за сутки до этого. Вот только шагать пришлось совсем не по дороге, а пробираться по местным тропкам – большая часть мостов на шоссе оказалась взорвана русскими диверсантами. Большая масса войск, вынужденная ночевать в поле вместо того чтобы двигаться к фронту, вызвала тогда у гауптмана приступ острой мизантропии.
После марша его солдаты то горбатились на переправах, помогая тем немногим саперам, что сумели прорваться через заторы, то стояли в охранении – командование отчего-то опасалось новых атак, хотя любому здравомыслящему офицеру, пусть даже и необремененному учебой в Академии Генерального штаба, было понятно, что русские сделали все, что от них требовалось, – шоссе было заблокировано надолго.
Сегодня же с утра все двести человек личного состава погрузили в разномастные машины, собранные, скорее всего, по принципу «мелочь к мелочи»[94], добавили два расчета легких пехотных пушек – эти, слава богу, прибыли на своих машинах. Затем отряд, который Беккельн называл про себя не иначе как «цирком», отправили сюда в качестве средства усиления для двух рот полицейских. По прибытии оказалось, что кроме полицейских здесь присутствует моторизованный охранный взвод армейского подчинения, который прислали в эти края аж из Жодино, располагавшегося пятьюдесятью километрами южнее, и группа фельджандармерии в составе восьми человек, командированная надзирать за «цирковыми гастролями» прямо из штаба группы армий. Командир полицейских был в том же, что и Беккельн, звании, а лейтенант из «цепных» напирал на особые полномочия, обусловленные особым статусом фельджандармерии, так что о едином командовании речь даже не шла. Тем более что никому из присутствовавших офицеров их собственное начальство никаких точных указаний не дало. Зачем тут пушки, гауптман, например, узнал всего лишь полчаса назад, когда наконец пришла радиограмма из штаба, в которой было сказано, что авиаразведка все-таки подтвердила наличие сил противника в трех поселках на восточном берегу озера, а также о том, что есть вероятность наличия у этого самого противника бронетехники. О точных силах русских информации, конечно, не было, но опыт есть опыт, и, немного подумав, гауптман пришел к выводу, что раз уж здесь собрали силы, приблизительно (очень и очень приблизительно, господа!) равные пехотному батальону, то русских примерно столько же.
Зачем кому-то пришло в голову тащить в эти болота бронеавтомобили, а тем более танки, Беккельн понять не мог. Точнее – не понимал. Размеренное движение по разбитым дорогам оставляло массу времени для размышлений, и чуть позже он пришел к выводу, что никто ничего никуда не тащил, а перед ними – остатки разбитых русских частей. Причем, как подсказывал ему собственный опыт, частей далеко не худших, раз они ухитрились не бросить тяжелую технику, отступая по здешним чащобам. Однако бронетехникой штабные вполне могут обозвать какой-нибудь бронеавтомобиль, которых у русских хватало. Даром, что ли, стоят они брошенные по обочинам дорог? Впрочем, русских он в целом, как нацию, понимал плохо. В каких-то случаях убегают, забыв уничтожить совершенно секретные документы, в других, как здесь, тащат многотонные машины через леса и болота. То сдаются толпами, то ходят в самоубийственные атаки, а то и вообще сами себя взрывают гранатами. Сплошная дикость и полное отсутствие логики! А приятель Беккельна, знакомый ему еще по довоенной службе в Мюнстере, недавно рассказал историю, как их послали на заготовки где-то западнее Минска и на их команду вышли два русских окруженца. Безоружные, в изношенной форме. Ну и знакомец решил развлечь своих солдат. Они попрятались в домах, а затем вместе с «добровольными помощниками» из местных жителей окружили русских и предложили им сдаться. «Представляешь, Георг, те два ивана подняли руки, а потом набросились на моих солдат?! – с искренним изумлением рассказывал приятель. – Вдвоем на взвод! Одного, правда, быстро застрелили, а вот второй оказался шустрее и даже добежал до кустов. Но мои парни не сплоховали и послали ему вдогон с пяток гранат. Впрочем, этот шустрик ухитрился-таки зашибить насмерть двоих местных полицейских и одного моего, а уж синяков сколько они понаставили…» Беккельн тогда одобрительно покивал, но уже несколько раз, вспоминая этот рассказ, снова и снова приходил к неутешительному выводу, что трое убитых, несколько раненых и пять гранат – это слишком большая цена за двух отставших от своей части солдат. Тут он понял, что слишком увлекся воспоминаниями:
– Выдвигаемся!
Водитель включил передачу, и тупоносый грузовичок, трофей французской кампании, рыкнул мотором и покатился по лесной дороге. Засад пока не опасались – разведку, памятуя о недавнем разгроме полицейского батальона, выслали загодя. Да и вдоль всего пути движения расставили посты. К тому же на этот раз наступать решили не напрямую, извилистой лесной дорогой, тем более что, как показала разведка, ни одного моста на ней не имелось, а через соседнюю деревню, от которой к месту вероятного нахождения противника вела, как сказали местные жители, «хорошая дорога», проложенная по гати. Опять же, если судить по карте, там по крайней мере подходы нормально просматриваются – о судьбе полицейского подразделения, недавно почти поголовно погибшего во время устроенной русскими засады, Беккельн был уже наслышан.
Артиллеристы по карте заранее наметили себе места, подходящие для развертывания пушек, а с серьезной огневой поддержкой воевать значительно веселее.
«Жаль, минометов всего два, – подумал Беккельн, разглядывая шагающих рядом солдат своего батальона. – Можно было бы издалека разнести эту деревушку на бревнышки и заставить русских вылезти или отступить. С другой стороны, и пехотные орудия могут стрелять навесом, а снаряд у них как-никак в шесть раз больше минометной мины весит…»
Наконец, спустя час, их колонна дотащилась до Клетного.
– Ну что, гауптман, ваши готовы? – бодрым голосом окликнул Беккельна командир полицейских.
– Дам им четверть часа передохнуть, и можно начинать, – соскочив с подножки, ответил пехотинец. – От разведки есть что-нибудь новое?
– Ничего. Дозоры русских на прежних местах. Засекли две замаскированные машины, но какие, определить не удалось. Возле них никакого движения. Похоже, нас не ждут, гауптман.
– Вы все-таки не согласны выслать демонстрационную группу с юга?
– Зачем? Ударим единым кулаком! Русских около полуроты, максимум – рота. Прижмем их к озеру, тем более что лодок в поселке мало, а уходить они смогут только через него – севернее поселка болота сплошняком. Если вам интересно мое мнение, то мне кажется, они просто отсиживаются в здешних чащобах.
– Да? – с сомнением покачал головой армеец. – А судьба вашего коллеги говорит обратное.
Полицейский скривился:
– Там все делали в спешке… Если вы не в курсе, то это была реакция на множественный радиообмен. Как раз из этого поселка. А шпионы, если вы не забыли, большими толпами не ходят.
«Ну да, а у нас просто тщательнейшая подготовка…» – мелькнула у Беккельна мысль, впрочем, свой сарказм он решил не демонстрировать – операция, как он понял, проходит под эгидой специальных служб, портить отношения с которыми ему совершенно не с руки.
От разговора их отвлек радист, высунувшийся из-под тента командирского «штевера»:
– Господин криминальрат, головной дозор вышел на позиции!
– Противник?
– Криминальассистант Шмидт сообщил, что они заметили еще два поста. Итого – четыре. Есть один пулемет, ручной. Он стоит на чердаке одного из сараев, при нем один солдат. Еще около десяти человек занимаются хозяйственными работами.
– Видите, гауптман, нас действительно не ждут. Вам придется поторопиться, чтобы успеть к началу веселья! – и полицейский рассмеялся.
«Веселись, веселись, – зло подумал Беккельн, возвращаясь к своей машине. – Если русских там окажется больше, и они нормально подготовлены, то мы с твоими полицейскими и моими новобранцами можем вляпаться ничуть не хуже, чем тот эсдэшный лейтенант. У меня на сто с лишним человек едва наберется тридцать обстрелянных ветеранов. Что у твоих полицейских с подготовкой, я наверняка не знаю, но вряд ли они так подкованы в том, как вести правильный бой против пулеметов и танков».
Спустя час выяснилось, что наступательный порыв разбился о «местные трудности», и большая часть сил все еще пыталась достичь исходных позиций для атаки. Дорога, проложенная по гати, наверное, неплохо переносила крестьянские телеги и наиболее распространенные у русских легкие грузовики, но вот на использование более тяжелых машин была не рассчитана. Под пятитонным «бюссингом», в котором ехали минометчики и в котором везли некоторый запас боеприпасов на случай затяжного боя, бревенчатое полотно разъехалось, и грузовик провалился в густую жижу по ступицы задних колес. Попытки вытолкать трехосную махину ни к чему не привели. Хорошо еще, что минометчики двигались почти в хвосте колонны, так что за ней остались только фургон связистов и русский полуторатонный грузовик. Основная же масса машин могла следовать дальше к своей цели.
«Без тягача или трактора выдернуть «Бюссинг» не получится, – думал гауптман, наблюдая, как минометчики выбираются на землю, перелезая через кабину, – по сторонам места едва бы хватило для одного человека, а минометы, даже пятисантиметровые, – штука не самая легкая и ухватистая. – Впрочем, если мы раскатаем русских достаточно быстро, есть шанс управиться дотемна. А нет – так отдохнем в деревне у озера. Всегда можно будет отговориться тяжелыми дорожными условиями, а солдаты наконец-то поспят нормально».
Беккельн посмотрел вперед – колонна уже до половины втянулась под сень леса. Тут его взгляд зацепился за взлетевшую над верхушками деревьев сигнальную ракету.
«Одна красная? Вроде мы договорились все команды подавать парами ракет? Или…» Сообразить, что же это все значит, он не успел. Впереди и чуть правее затрещал пулемет, а спустя мгновение к нему добавились частые хлопки винтовочных выстрелов.
– Русские! – заорал кто-то впереди. Аккомпанементом крику стал пронзительный визг, и в десятке метров от дороги встал всплеск от упавшей мины.
«Восьмисантиметровый!» – несколько отстраненно отметил про себя гауптман.
– Ложись! – Команда была подана с некоторой задержкой, поскольку сначала Беккельн хотел крикнуть «С дороги!», но вовремя сообразил, что вокруг болото, которое никто, по большому счету, тщательно не обследовал. Для себя он решил, что уж лучше осколок мины, чем захлебнуться в болотной жиже.
Как всегда во время сильной и внезапной опасности, со временем начали происходить чудеса! Гауптман попадал в подобные передряги всего несколько раз в жизни, но уже отметил эту странность. Для него время переставало течь плавно и размеренно, словно Рейн в низовьях. Нет, оно то неслось, подобно воде в весеннем ручье, то застывало, как в запруде у заброшенной мельницы. Так, падая на бревенчатый настил, офицер успел увидеть и запомнить сразу так много вещей, что, скажи ему кто-нибудь про такое в спокойной обстановке, он ни за что бы не поверил. Два новых столба воды и болотной жижи от падения мин, встающих на этот раз в непосредственной близости от гати; перекошенное от боли лицо незнакомого гефрайтера (надо же, даже лычки рассмотрел!), неудачно упавшего на бок; косая полоса, появившаяся на ноге не успевшего залечь солдата, – чуть выше голенища запыленного сапога серо-грязная материя медленно-медленно раскрылась, и из-под нее так же медленно стала сочиться темно-красная жидкость. Даже влажные бревна настила, на которые Беккельн рухнул, он рассмотрел во всех подробностях. Каждый сучок, каждую царапину на потемневшем от времени и непогоды дереве…
Удар! И время потекло, как обычно. Появились звуки – в окружающей какофонии Георг четко различал шелест мин, частые выстрелы из винтовок и пистолетов, длинные пулеметные очереди… Вполне знакомая звуковая картина боя. Некоторое время он еще полежал, прислушиваясь, затем поднялся:
– Фельдфебель! Немедленно двигайтесь вперед! Там, по крайней мере, можно с этой дороги сойти.
– Нельзя, господин гауптман, – то, что вы считаете травой, – болото! Двое соскочили туда, так еле вытащили.
Читать бесплатно другие книги:
