Открыватели Трищенко Сергей

– Понятно! – нестройно отозвались новички.

– А раз понятно – кругом! Шагом марш на полигон! Будем показывать новую секретную технику!

Мальчишки шли, заинтересованные. Что-то они увидят? Особенно ждал предстоящего показа Пантелеймон: ему, знакомому почти со всей современной военной техникой, знакомство с техникой параллельного мира обещало новые впечатления: было с чем сравнивать.

Хотя больших потрясений, судя по всему, ожидать не приходилось.

Полигон удивил Пантелеймона. Он привык, что полигон – это относительно чистая площадка, пусть и с всякими построенными на ней укреплениями и препятствиями.

Но чтобы повсюду валялись камни, ветки, обломки кирпичей и досок, полуошкуренные брёвна, хворост и вообще невообразимый мусор – такого он представить не мог.

И что могут означать вон те груды мусора, наваленные вдали? Неужели укрепления и укрытия? Да не может быть!

Или не успели убрать после испытаний новой боевой техники?

На полигоне появилось полтора десятка крепких молодых парней, среди которых Пантелеймон заметил и ту пятерку, которую захватили вместе с ними в таверне. Их также постригли, однако оставили в старой «гражданской» одежде. Должно быть, формы на всех не хватило.

Подъехали огромные телеги, запряжённые здоровенными битюгами, и парни принялись разгружать большие круглые камни-булыжники, и раскладывать аккуратными кучечками поодаль друг от друга.

Никакой системы в расположении каменьев Пантелеймон уловить не смог. Камни лежали «строго как попало». Либо система подчинялась требованиям иной логики.

Обломки деревьев, остатки брёвен, досок и веток также потревожили, сорвав с насиженных мест. Но из них соорудили нечто более узнаваемое: подобия домов, блиндажей и укрытий.

Закончив запланированные работы, «подготовительная команда» удалилась.

Новобранцев загнали в окоп и выдали металлические каски. Но не блестящие, как на солдатах, а поцарапанные. А кое-кому досталась и помятая.

– Смотрите, ребята, берегите головы! – басил начальник полигона, прохаживаясь перед окопом. – Каски касками, но шеи могут не выдержать! Случалось, ломались, – «обрадовал» он новобранцев.

– А что, по нам стрелять будут? – спросил Пантелеймон.

– По вам не будут, – успокоил начальник полигона. – Но могут быть случайные попадания и рикошеты… Так что смотрите внимательнее: откуда и куда будут лететь камни!

Он удалился в свой блиндаж. Новобранцы притихли в окопе.

И вот издали послышалось металлическое щёлканье, перестукивание, топот многочисленных тяжёлых ног – и из-за вершины ближайшего холма показались жуткого вида металлические фигуры. Высокие – в полтора, а то и в два человеческих роста – трёхголовые, напоминающие Змеев-Горынычей, они шли странной подпрыгивающе-пружинистой походкой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

Из окопа новобранцев послышались сдавленные крики ужаса. Кто-то завопил во весь голос, попытался выскочить из окопа и убежать. Но был схвачен поставленными позади старослужащими, скручен и ткнут лицом в землю – в качестве лекарства против страха. Ничего не видя вокруг себя, паникёр затих, и лишь глубже вгрызался в землю, слыша приближающийся металлический лязг.

– Как боевые треножники марсиан в «Войне миров» Уэллса!» – прошептал Серёжка.

– Трёхголовники, – поправил Пантелеймон. – Но двуножники…

Ему тоже стало не по себе. Вот тебе и недоразвитый мир! Вот тебе и сабли-копья-пики-арбалеты вместо оружия. А тут – настоящие боевые роботы! Или как называть этих металлических чудовищ?

Самыми странными у железных монстров выглядели ноги. Если у человека ноги сгибаются в коленях вперёд, у животных, в основном, колени направлены назад, то у этих кошмарных существ имелось две пары коленей. Верхняя пара смотрела вперёд, а нижняя – назад. И выглядело это настолько противоестественно, что любому нормальному человеку становилось жутковато.

Пантелеймон скосил глаза на Лессчика. Тот стоял бледный, с расширенными от страха глазами, изо всех сил вцепившись в бруствер окопа, и из-под его пальцев осыпалась земля.

– Не бойся! – бросил Пантелеймон. – Ничего страшного тут нет!

Хотя сам пока не был уверен в своих словах.

И перевёл взгляд на Серёжку. Тот выглядел намного лучше, и на его лице со сдвинутыми бровями отражалась явная работа мысли.

Пантелеймон снова посмотрел на приближающихся монстров. Вслушался в лязгающую походку. И ему стало казаться, что тут что-то не так. Во-первых, полное отсутствие верхних конечностей. У Змеев-Горынычей, по крайней мере, и лапы верхние есть, и крылья имеются. А у этих три головы и ноги – и больше ничего. Ни рук, ни крыльев, ни щупалец.

И, чем дольше смотрел на железные фигуры Пантелеймон, и чем ближе они подходили, тем больше ему начинало казаться, что перед ним – люди в шлемах наподобие петушиных голов. А на руках – железные перчатки в виде клюва. Крайние-то «головы» значительно меньше средней.

Как только Пантелеймон подумал об этом, всё встало на свои места: ну, идут пешком рыцари в латах. Ну, на руках у них оружие типа боевых топоров или, скорее, боевых мотыг – а что тут страшного? Да, на ногах не совсем привычная обувка, но когда «рыцари» подошли поближе, стали заметны витые пружины по обе стороны нижней части ног.

И сразу исчезли остатки страха, появилась ясность и понимание обстановки.

А когда старшина хриплым срывающимся голосом произнёс:

– Вот они какие – наши железные боевые петухи! – Пантелеймону стало просто смешно, и он уткнулся в бруствер лицом, чтобы не расхохотаться. Пусть лучше думают, что ему стало страшно.

– Ты чего? – недоумевающе спросил Серёжка. – Испугался? Это же люди… в железных латах. Лессчик, слышишь? Это люди в железных… одеждах! Не бойся!

Пантелеймон повернул к нему смеющееся лицо, и Серёжка заулыбался тоже.

– Чего скалитесь! – заметил улыбки старшина. – Сейчас начнётся самое ужасное…

«Боевые петухи» подошли к насыпанным кучам камней, повернулись к ним задом… и принялись усиленно грести ногами, захватывая когтистыми ступнями булыжники и швыряя в импровизированные укрепления. В воздух взмыла туча каменных ядер.

Точность попадания получалась, разумеется, невысокой. Камни летели куда попало. Но их было много! «Боевые петухи» старались так, что буквально рыли землю. И она также летела в разные стороны. Но не очень далеко.

– В боевых условиях «петухи» способны отрыть окоп полного профиля за пятнадцать минут! – провозгласил старшина.

И всё же укрепления разрушались. Два полностью сровняло с землей, остальные получили значительные повреждения. Правда, Пантелеймон сомневался: смогут ли каменные ядра разрушить не наваленную кучу дров, а добротно построенные бастионы?

Несколько камней упали в окрестностях окопа – то ли случайно, то ли специально, для запугивания новобранцев. Новобранцы сильнее вжались в землю.

«Да, такой камушек долбанёт по каске – вряд ли она спасёт! – подумал Пантелеймон, внимательно отслеживая траектории полёта камней. – Сотрясение мозга обеспечено, как минимум. Тут следовало бы отрыть «лисьи норы»!»

– Прекратить обстрел! – послышалась команда издалека.

И, надо сказать, команда прозвучала вовремя: «боевые петухи» устали. Это стало заметно невооружённым глазом: камни стали лететь всё ниже и ниже, падать всё ближе и ближе, совсем не долетая до обстреливаемых укреплений.

– Перейти к имитации рукопашного боя! – прозвучала вторая команда.

«Боевые петухи» разобрались попарно, и принялись наносить друг другу клюющие удары то руками в остроклювых перчатках, а то и головой в петушином шлеме.

– Данная амуниция позволяет вести эффективный бой с противником, не обладающим подобной защитой, – пояснил старшина. – Незащищённое тело проклёвывается с одного удара! Защищённое – с двух. И лишь панцирь способен выдерживать удары неограниченно долгое количество времени.

– Закончить тренировочные действия! – прозвучала новая команда. – Построиться!

«Петухи» с трудом образовали шатающийся строй.

– От лица службы объявляю вам благодарность! – послышался зычный голос.

Если «петухи» что и ответили, из-за шлемов никто не услышал.

– Снять шлемы и облачение! – приказал тот же голос.

Удивлённый Пантелеймон потянул ремешок каски. Серёжка последовал его примеру. Остальные новобранцы-пацаны предпочли остаться в касках. И, как оказалось, поступили правильно. Потому что команда предназначалась для «боевых петухов».

Те с видимым облегчением принялись снимать с рук клювастые перчатки, стаскивать шлемы и отстёгивать пружинные конечности.

Под шлемами Лессчик с облегчением увидел нормальные человеческие лица. А то, несмотря на поддержку друзей, чувствовал себя не в своей тарелке.

– Разойдись! – послышалась новая команда.

Тяжело дыша, со слипшимися от пота волосами, «боевые петухи» разбрелись в разные стороны и повалились на траву, громыхнув доспехами.

Пантелеймон с Серёжкой подошли к оставленным «петухами» остроносым шлемам, клювастым перчаткам и подпружиненным ходулям. И принялись рассматривать конструкцию. Кто знает: а вдруг пригодится?

– И нам так придётся? – без особого энтузиазма спросил подошедший Лессчик, взвешивая на руке тяжёлый булыжник. Он с сочувствием глядел на взмокших от пота бойцов. А у тех даже сил не хватало, чтобы выбраться из лат.

– Если останемся тут, то придётся, – усмехнулся Пантелеймон и забрал камень у Лессчика. Чем-то этот булыжник отличался от остальных, лежащих рядом на бруствере. Должно быть, тем, что его пересекала тонкая трещина. Очень необычная трещина. Едва взглянув на неё, Пантелеймон понял: проход. Но кто пройдёт в него? Разве что кошка…

И всё же чуть раздвинул края трещины и заглянул внутрь.

В лицо ему повеяло пустыней. Он словно выглянул в форточку окна, выходящего на Сахару. Жёлтые пески вздымались и опускались барханами, подобными океанским волнам. Нестерпимо пекло солнце.

Серёжка толкнул его в бок. Пантелеймон захлопнул проход в камне.

И оказался лицом к лицу с начальником полигона. Тот подошёл, когда Пантелеймон рассматривал пустыню.

Рядом с офицером стоял старшина.

– Так что, вашбродь, поймал трёх алказийских шпионов! Один смеялся над «боевыми петухами», второй внимательно осматривал их амуницию, задавал разведывательные вопросы… А третий хотел вот этим самым камнем убить командира спецчасти…

– Камушек изучаем? – начальник полигона взял булыжник из рук оторопевшего Пантелеймона, осмотрел со всех сторон и… вернул обратно.

– Положи в вещмешок! – приказал он. И повернулся к старшине: – Камень предъявишь офицеру! И передашь ему мои соображения. Сдаётся мне, что шпион по этому камушку может получить сведения о новом оружии…

– Это как же? – выпучил глаза старшина.

Начальник полигона подумал немного и добавил:

– А вот так! Убивать командира он бы не стал: сам не сумел бы уйти после убийства: кругом солдаты. А вот получить информацию о дальности стрельбы и поражающей способности нашей техники, прикинув по весу камня – смог бы. Увести! Всех троих!

И указал на Пантелеймона, Серёжку и Лессчика.

– Они недаром держатся вместе, – добавил он.

Ребят привели в расположение части. Здесь старшина повторил свои подозрения в шпионаже и добавил умозаключение начальника полигона. К его чести надо сказать, что запомнил он все слова буквально.

– Так. Шпионы, значит, – офицер почесал подбородок. – С одной стороны, это хорошо: за поимку шпионов можно получить награду. С другой – лишнее беспокойство: зачем нам шпионы?

Он наклонился к Лессчику:

– Признавайся: ты шпион?

– Нет, я – Лессчик! – замотал тот головой.

– Впрочем, этот, похоже, наш парнишка, – задумчиво произнёс офицер. – Только его купили. Или запугали. Или охмурили… то есть одурачили. Что, впрочем, одно и то же.

И повернулся к Пантелеймону и Серёжке:

– Я изучил вашу одежду. Ту, в которой вас привезли сюда. У нас таких штанов нет. И рубашек нет. Признавайтесь: вы алказийские шпионы?

– Нет! – замотал головой Серёжка. – Мы не знаем, кто такие алказийцы, и вообще где находится Алказия!

– Ага! А про саму Алказию, значит, слышали?

– Нет. Откуда? Мы вообще мало чего знаем об этом мире…

Самое главное, что Серёжка говорил абсолютно искренне.

Но офицер не поверил.

– Так, – скучающе произнёс он и побарабанил пальцами по рукоятке сабли. – Сейчас мы устроим небольшое испытание. Плавать умеешь? – снова наклонился он к Серёжке.

– Нет, – честно признался тот. – Не научился ещё.

– И не научишься… – пробормотал офицер. – Если не сознаешься. А ты?

Вопрос был обращён к Лессчику.

– Нет, – помотал тот головой. – У нас речки нет, у нас горы…

– Очень хорошо! А ты? – офицер повернулся к Пантелеймону.

– Умею, – кивнул тот головой.

– Хм… – офицер нахмурился. Но затем его лицо вновь посветлело. – Ты говоришь, он камень рассматривал?

– Так точно? – старшина вытянулся во фрунт.

– Где камушек-то?

– В его вещмешке… вот он… – старшина с готовностью подал камень, сорвав вещмешок с Пантелеймона.

– Верните ему вещмешок! – распорядился офицер. – С камнем. И ведите всех на полосу препятствий!

Полоса препятствий представляла собой отдалённое подобие полигона, с теми же завалами, заборами, полуразрушенными стенами. С единственным отличием: между двумя кучами бурелома был устроен довольно широкий и глубокий бассейн. А точнее – котлован, заполненный водой.

– Бросьте их в воду! – распорядился офицер. – Если захотят жить, то всё расскажут о своей шпионской деятельности.

– А если не расскажут? – осторожно уточнил старшина.

– Значит, утонут, – пожал плечами офицер. – Такие шпионы нам не нужны. И такие солдаты – тоже.

Ребят столкнули в воду. Но если вещмешки Лессчика и Серёжки были почти пусты – там лежала всего-навсего смена одежды, – и, пока не намокли, могли какое-то время поддерживать хозяев на плаву, то мешок Пантелеймона оттягивал тяжёлый камень. И сразу потянул на дно.

Пантелеймон предполагал это, и успел набрать воздуха в лёгкие. А затем – нырнуть, обгоняя камень. Но со стороны выглядело так, будто он утонул.

Солдаты разочарованно взвыли: если барахтанье Лессчика и Серёжки можно долго комментировать, спорить и держать пари, кто дольше продержится на плаву, то утонувший шпион лишал их удовольствия хоть как-то развлечься.

Пантелеймон хотел, извернувшись, сбросить вещмешок в воде, чтобы тот не утащил его на самую глубину. Но неожиданно ударился пятками о землю: здесь оказалось относительно неглубоко, всего метра полтора. Поэтому снимал он мешок, стоя на дне.

Но, избавившись от тяжести и всплыв на поверхность, Пантелеймон увидел испуганно барахтающихся Лессчика и Серёжку, и понял, что долго они не продержатся. А также понял, как именно следует поступить…

Он снова набрал полные лёгкие воздуха и нырнул.

Солдаты, радостно взревевшие, когда Пантелеймон всплыл, недоумённо примолкли, когда он снова ушёл под воду.

А Пантелеймон, нащупав под водой мешок, развязал завязки, и, определив на ощупь края трещины, и не думая о возможных последствиях, раздвинул створки прохода…

После чего постарался подальше оттолкнуть камень от себя и снова всплыть на поверхность.

Солдаты встретили его появление новым обрадованным рёвом.

А Пантелеймон продолжал невозмутимо плавать, приветствуя собравшихся на берегу взмахами руки, и лишь с опаской поглядывал на судорожно бьющих руками Серёжку и Лессчика, чтобы успеть прийти к ним на помощь, когда они окончательно выдохнутся.

Впрочем, Серёжка уже немного освоился в воде – он ведь пытался учиться плаванию и раньше, но у него до сих пор ничего не получалось – и даже начал немного выгребать к берегу. И если бы не тянущая вниз намокшая одежда, то, несомненно, научился бы плавать. Даже в столь неподходящих обстоятельствах.

Вскоре он уже стоял по пояс в воде, почти добравшись до берега, и боялся выйти лишь потому, что на него нацелились острые копья стоящих вдоль берега солдат.

Лессчику приходилось немного хуже, но он также барахтался на поверхности, поддерживаемый полупустым вещмешком.

А раскрытый проход в камне продолжал работать: уровень воды в котловане заметно понижался.

Подбадривающие возгласы солдат сменились на недоумевающие.

Вот и Лессчик перестал барахтаться, и твёрдо встал на ноги.

Ещё несколько минут – и дно котлована полностью обнажилось. Остались лишь небольшие лужицы да озерки жидкой грязи, из которой торчали самые различные предметы, когда-либо ушедшие под воду. А те, что не торчали, валялись на дне осушенного котлована.

По рядам солдат пронёсся гул удивления. А затем послышались радостные крики и весёлые подначки:

– Смотри, Палуш, вон твой арбалет, что ты утопил позавчера!

– А вон твоя пика, Матул! Как ты на неё тогда не напоролся?

– Глядите, да тут оружия на целый арсенал!

Солдаты веселились так, будто сами осушили котлован. А что им? Удивление от того, что вода ушла, они один раз проявили. А теперь ситуация поменялась. И можно удивляться чему-то другому – скажем, найденному оружию.

Офицер живо прекратил бесконтрольные выкрики. Он приказал организовать очистку дна с целью сбора утерянного оружия и возврата в место дислокации части. А также выделил особую команду для вылавливания шпионов из грязи и конвоирования в специальное помещение с надёжными стенами и крепкими решётками. Он понял, что на этот раз ему попались не вполне обычные шпионы. И уж наверняка один из них – владеющий Силой. А с Силой следовало обращаться осторожнее.

Удрать ребята не могли. Вернее, могли, но лишь в двух случаях: первый – если бы у них действительно имелась Сила, и они умели с ней обращаться. А второй – если бы поглотивший воду камень был побольше размерами, и через проход удалось пролезть хотя бы ползком. Но в этом случае Пантелеймон не смог бы его поднять.

Сейчас и Серёжка и Пантелеймон согласились бы даже на уход в пустыню. И не только в пустыню, а куда угодно, лишь бы убежать от несправедливого обвинения в шпионаже и от неведомых последствий этого.

Но пришлось выбираться на берег – бредя по колено в грязи, прямо на нацеленные в грудь острые пики. Ощущения были не из приятных. А впереди предстояло ещё более неприятное и неизвестное.

Проходя мимо раскрытого камня, Пантелеймон, словно случайно, запнулся и упал на колени в грязь. Солдаты заржали. Но Пантелеймон хотел лишь одного: закрыть проход. Чтобы никто не заинтересовался таинственным камнем. Но, закрывая, ненароком взглянул в приоткрытое отверстие.

Между жёлтыми песчаными барханами зеленел небольшой оазис…

«Пустыня только называется пустыней, – вспомнил Пантелеймон слова отца. – Под песком прячутся семена и корни растений. Им не хватает лишь небольшого количества воды, чтобы выбраться на поверхность и распуститься. Но такое бывает лишь ранней весной. Тогда пустыня расцветает…»

Пантелеймон предоставил растениям возможность ещё раз пережить весну: дал им воду.

– Вот как! – опасливо произнёс офицер, сторонясь вытаскиваемых на берег ребятишек. – Силой, значит, обладаете? Обыскать их! Обмундирование отдельно, их – отдельно!

С мальчиков сорвали всю одежду и перещупали каждый сантиметр кожи – помня о том, как сбежал мальчишка из фуры.

Но ничего не обнаружили. Ну, то, что ни у Пантелеймона, ни у Лессчика ничего не нашли – в этом нет ничего удивительного: у них ничего и не имелось. Самое странное, что у Серёжки не оказалось в карманах ни Воздушного, ни Водного, ни Земляного существ.

Серёжка больше переживал, кажется, именно из-за их пропажи. Дракончик-то – он видел – упорхнул с его головы и спрятался на дереве, едва их бросили в котлован. Ну, не любил он воды, как истинный сын огня.

А вот куда делись остальные детёныши?

Хотя Серёжка успокаивал себя мыслью, что Водный мог остаться в одной из луж – переждать мутные времена. Всё равно котлован когда-нибудь наполнят водой: полоса-то препятствий должна существовать. Воздушный, должно быть, упорхнул одновременно с Дракончиком, выскользнув из кармана. А вот куда делся Земляной? Неужели закопался в землю, рядом с Водяным?

Как бы то ни было, никого и ничего у Серёжки не оказалось. А, значит, и обвинять ребят в шпионаже не осталось причин.

Но, как ни странно, на них стали смотреть с ещё большей подозрительностью: значит, они настолько ловкие шпионы, что даже ничего шпионского с собой не носят!

Как иначе можно осушить котлован? Только при помощи Силы. А если Силу не обнаружили, значит, её спрятали в недоступное для обнаружения место.

Не поверив в тщательность обыска, офицер второй раз самолично обыскал каждого. Но, разочарованный, приказал одеваться.

Натягивать мокрую и грязную форму было не очень приятно, но пришлось подчиниться. Не оставаться же голыми?

К чести офицера следует сказать, что, приведя задержанных в расположение части, он распорядился, во-первых, отвести их в душевую, а во-вторых, выдать сухую одежду.

Однако одежду выдали старую, потрёпанную, видимо, посчитав, что не стоит тратиться на шпионов и выдавать новенькое обмундирование. Но и за то следовало сказать спасибо.

А дальше начались испытания: ребят сразу поместили в тюрьму – отдельно стоящее одноэтажное здание – и приставили к дверям двойную охрану. И прямо от котлована офицер послал нарочного с донесением к герцогу Варгонону о поимке странных шпионов, несомненно, обладающих Силой. И потому офицер особо просил помощи, ибо у него возможностей применения Силы не имелось, ввиду отсутствия последней…

Очутившись в камере тюрьмы, Пантелеймон первым делом обследовал пол, потолок и стены. Но нигде не смог обнаружить ни одного прохода в иные миры.

– Значит, уйти не удастся, – сделал он вывод, садясь на топчан и закидывая руки за голову. – Придётся ждать другого момента.

– Да, влипли, – согласился Серёжка. – А так хорошо всё начиналось…

– Жалеешь? – спросил Пантелеймон.

– Да нет, не очень… Или совсем немножко. Если в нашем мире действительно время не движется, то не всё ли равно, когда мы вернёмся? Хотя… если мы вернёмся по здешнему времени через десять лет, когда нам станет по двадцать, то как нас узнают родители?

– Ладно! – Пантелеймон сорвался с места. – В следующий раз уйдём в любой мир, который удастся открыть – лишь бы избавиться от этого. И попробуем из другого мира пробраться в наш.

– Так можно заблудиться, – покачал головой Серёжка.

– А что ты предлагаешь?

– Да есть у меня один план… Только сейчас придумал! – Серёжка даже вскочил с топчана и запрыгал по камере. – Здорово будет, если получится!

– Ну, говори!

– А нас никто не подслушивает? Нет потайных микрофонов?

– До этого здесь пока не додумались. У них со шпионами, вероятно, совсем другое обращение, чем у нас. А микрофонов тут вообще никаких нет! Ни спрятанных, ни открытых.

Лессчик сидел молча, безучастно переводя взгляд то на Серёжку, то на Пантелеймона.

Пантелеймон обошёл камеру, прислушался у двери и узенького окошка почти под потолком – и подошёл к Серёжке.

– Ладно, рассказывай… Но тихо, чтобы и в самом деле кто-нибудь не подслушал.

– Так вот. Я предлагаю, – понизив голос, начал Серёжка, – сознаться в том, что мы действительно шпионы…

– Ты что! – не выдержал Пантелеймон. – Сдурел?

– Ты слушай дальше! Сознаться, и сказать, что наши… э-э-э… шпионские вещи и прочие штучки спрятаны в горах – в том месте, где мы вышли в этот мир. А когда нас привезут туда, ты откроешь проход – и мы смотаемся, домой!

– Ловко! – Пантелеймон задумался. – Во всяком случае, у нас есть шанс! Потому что, честно признаться… я не знаю, можно ли попасть из другого мира в наш? А вдруг мы больше ни из какого не сможем попасть домой? А если путешествовать из одного в другой, из другого в третий, из третьего в четвёртый – можно реально заблудиться. И навсегда.

– Хорошо! Так и порешили!

Но сегодня сознаваться в шпионаже было уже поздно: вечерело. Да их никто и не спрашивал: офицер и так находился в полной уверенности, что они шпионы, и ждал дальнейших распоряжений от герцога. А ответ мог прийти только на следующий день, не раньше.

Принесли ужин – из той же солдатской столовой, в которой им довелось поесть всего один раз.

Изголодавшиеся ребята набросились на еду.

– Интересно получается, – произнёс Серёжка, доскребая с тарелки остатки каши. – Дома и есть не стал бы такое, а тут…

– Дома таких приключений не бывает.

– Да, приключения, чтоб их… – пробурчал до того молчавший Лессчик. – Лучше бы я ходил в горы, собирал Силу…

– Отдавал её чёрным карликам… – в тон ему продолжил Пантелеймон. Лессчик замолчал, пристыженный.

– Слушайте, ребята, – произнёс Серёжка, откладывая миску. – А мне почему-то кажется, что всё кончится нормально.

– Почему кажется?

Серёжка пожал плечами:

– Не знаю. Кажется – и всё тут.

– Ну, пусть кажется и дальше. Лишь бы сбылось.

Тарелки с ложками унесли – чтобы ночью арестованные не могли сделать подкоп – и погасили свет. То есть задули свечу.

Но когда за тюремщиком снаружи захлопнулась дверь камеры, в зарешёченное окошко влетел маленький язычок пламени.

Это вернулся Дракончик.

Сразу стало веселее. Потому что упоминание о чёрных карликах никому веселья не добавило – чуть стоило вспомнить злобные рожи со сверкающими в полутьме глазами, вытянутые вперёд руки с растопыренными крючковатыми пальцами и оскаленные зубы, – как сразу мурашки начинали неприятно бегать по спине, а душа принималась сползать в сторону пяток.

– Теперь и спать можно! – вырвалось у Серёжки.

– Подожди спать! – строго сказал Пантелеймон. – Отпусти-ка Дракончика. Хватит его гладить! Пусть он облетит стены. Может, найдётся хоть один проход. Вдруг я просто не вижу?

Дракончик, словно поняв, чего от него хотят – а может, так оно и было – сорвался с места и запорхал вдоль стен. И вдруг остановился у одной, противоположной входу.

Присвистнув, Пантелеймон подошёл поближе и осмотрел стену. Никаких трещин на ней не наблюдалось. Может, под свежей штукатуркой?

Он попробовал приложить руки прямо под тем местом, над которым порхал Дракончик, и развести их в стороны, прижимая к стене – как делал всегда, раскрывая проход в параллельный мир.

Внезапно повеяло вечерним холодом, и в стене образовалось прямоугольное отверстие, высотой в человеческий рост.

Пантелеймон чуть не выпал наружу, но вовремя удержался за края.

– Здорово! – едва не выкрикнул Серёжка. И тут же зажал себе рот ладонью – чтобы стражники не услышали.

Пантелеймон и сам был ошарашен случившимся. Неужели он научился открывать проходы к иным мирам в любом месте? А не только там, где они обозначены трещинами?

Он отошёл в сторону, чтобы друзья выбрались из камеры. Сам собирался выйти последним, чтобы попытался закрыть проход снаружи. Оставлять его открытым Пантелеймон не хотел. Кстати, а куда он их приведёт? Надо хотя бы посмотреть…

Но тут из-за стены послышался шёпот:

– Выходите скорее!

– А кто ты такой? – недоверчиво спросил Лессчик, оказавшийся ближе всех к отверстию.

– Нет, если хочешь, можешь оставаться, – усмехнулся чей-то очень знакомый голос. – Но тогда ты уж точно никогда не научишься владеть Силой…

– Этирст! – ахнул Лессчик. – Это ты?

– А то кто же? Я никогда не забываю тех, кто мне нужен. Выходите быстрее!