Парламентеры Васильев Владимир
Парламентеры
Лес вставал впереди – огромная темная стена на фоне близкого заката. Он начинался здесь, на границе людских земель, и простирался до самого океана на северо-западе. Дикий и древний, как сама вечность.
Кардиган поправил перевязь с оружием и обернулся – три мечника и два арбалетчика выжидающе глядели на него.
– Ну что? – сказал Кардиган почти весело. – Время! Двинули!
И первым зашагал к лесу.
Мечники и арбалетчики последовали за ним.
Приминая траву, отряд пересек плоский луг, обогнул одиноко торчащий в полуфарлонге от опушки холмик и вскоре вышел к кривоватой глубокой балке, которая вклинивалась в чащобу и сразу же терялась из виду. Кардигану как-то довелось спускаться в нее, поэтому он знал, что юго-западнее балка тянется вдоль холмика с противоположной от отряда стороны и в конечном итоге сваливается к речушке Лее. На северо-восток по балке никто не ходил. В смысле – из людей не ходил. Туда, где начинался лес, люди не суются.
Потому что в лесу живут эльфы.
К ним Кардиган и шел. И вел небольшой отряд. Впервые он вел отряд сам, а не шагал за предводителем.
Что ж… Все когда-нибудь случается в первый раз.
Старое кострище совсем рядом с опушкой все еще отлично просматривалось, а вот одно из двух бревен кто-то утащил. А возможно, просто сжег.
– Стоп! – скомандовал Кардиган. – Пришли!
Дорожные мешки тут же были сброшены с плеч; добыты мех с водой, холодная телятина и все еще теплый хлеб. До заката оставалось добрых полтора часа.
Кардиган присел на бревно, поправив неловко висящие при поясе мечи. Лес равномерно шумел на слабом ветерке. С жужжанием пролетел овод, повитал над шлемом и в конечном итоге примостился на сапог Кардигану.
«Дурень, – подумал Кардиган. – Сапог хоть и яловый, но крови ты там хрен сыщешь…»
Овод потыкался хоботком в сапог еще секунд двадцать, пришел, видимо, к аналогичным выводам и с жужжанием улетел к трапезничающим ратникам. Вскоре один из мечников звонко хлопнул ладонью по шее – скорее всего, этого хлопка овод не пережил.
Жуя телятину с хлебом и запивая обыкновеннейшей водой, Кардиган мысленно готовился к переговорам с эльфами. Как-то они пройдут сегодня, переговоры? Хотелось надеяться – удачно. Хотя что значит – удачно? Скорее всего, все сложится как обычно: эльфы вежливо откажутся от всех предложений, продлят, предварительно пообсуждав, торговые соглашения и снова канут в свой загадочный лес, куда людям путь однозначно заказан.
А уж в этом сомневаться не приходится: за последние пять лет люди совались в лес лишь дважды. Сначала беглый убийца Приум, удирающий от тюремной стражи Глабстенбурга, не нашел ничего лучше, нежели свернуть с северного тракта к лесу. Его труп эльфы-дозорные выбросили из кустов на опушке уже через два часа. Горло Приума прошивала одна стрела, а из правого глаза торчала другая. А недавно какие-то заезжие торговцы древесиной с южного побережья затеяли порубку чуть севернее деревни Шелест. Зачем им понадобился свежий, а не покупной лес – никто так и не узнал. Эльфы тогда потребовали отступные за десяток сваленных сосен и дубов, причем немалые. И пришлось платить, куда деваться…
До разговора с людьми эльфы снисходили только один раз в году: а именно в день ламмас, шестого августа по человеческому исчислению. В любой другой день можно было ожидать на опушке хоть до посинения – никого из эльфов увидеть все равно не удалось бы. Да и углубись в лес – тоже, скорее всего, не удалось бы увидеть. Тихий щелчок тетивы, короткий свист оперения – и привет… Стрела в глазу. Или в шее.
Впрочем, на людские земли эльфы в свою очередь не совались. Они вообще не выходили из леса, словно могли оставаться живыми только там, под сенью вековых деревьев.
Солнце постепенно утопало в ветвях. Близилось время сумерек.
Как обычно, появление эльфов люди прозевали. Вроде только что никого не было, и вдруг р-раз – к кострищу подходят четверо. Все высокие, стройные, длинноухие, укутанные в плащи. Двое несут короткое и с виду весьма тяжелое бревно, один охапку дров, а предводитель, которого Кардиган знал, – понятное дело, налегке. В волосах предводителя торчит длинное раскрашенное перо.
Старшего – во всех смыслах – эльфа звали Иланд.
Кардиган вскочил; его примеру невольно последовали ратники.
– Рад видеть посланника людей на кромке Леса, – негромко сказал Иланд.
Кардиган затеял было цветистое приветствие на нижнем сейдхе, но эльф почти сразу перебил его:
– Не трудись, молодой посланник, я в достаточной мере владею языком людей. Извини, что прервал.
Иланд подал знаки своим сородичам – принесенное бревно упокоилось напротив того, на котором только что сидел Кардиган, а между бревнами почти мгновенно запылал небольшой костерок.
– Присядем, – предложил Иланд и, поддернув плащ, опустился на бревно.
Присел и Кардиган.
– В прошлый раз ты был в свите парламентера, – задумчиво сказал Иланд. – А где достопочтенный мэтр Брокли?
– Достопочтенный мэтр Брокли теперь наместником в Глабстенбурге, – охотно сообщил Кардиган, и это было почти правдой. – Обязанности капитана парламентеров с недавних пор возложены на меня. Кардиган, к вашим услугам, саэдде Иланд!
Произнося это, Кардиган снова встал и поклонился, отступив, впрочем, от формальной церемонии – шляпы все равно не было, а размахивать шлемом было как-то неловко. Иланд ограничился тем оскалом, который у эльфов сходит за улыбку.
Кардигана всегда поражал этот эльфийский оскал – в общем выражении лица не менялось ничего (о глазах и говорить нечего), только губы чуть искривлялись, обнажая одинаковые мелкие зубы.
– Что ж… – сказал Иланд равнодушно. – Кардиган так Кардиган. Мэтр Брокли тоже недолго приходил сюда – всего восемнадцать лет.
– С чего начнем? – поинтересовался Кардиган.
– С торговли, – Иланд чуть склонил голову, отчего его остроконечные уши стали особенно заметны. – В этом году мы намерены закупить на треть больше муки и вдвое больше овощей.
Кардиган немедленно воспользовался предоставившейся возможностью:
– Саэдде Иланд, в очередной раз осмелюсь напомнить вам, что зерно и овощи проще выращивать самостоятельно, зерно потом молоть…
– Мы не станем ничего выращивать и, тем более, молоть, капитан, – прервал эльф. – Нас вполне устраивает мука и овощи, которые мы покупаем у вас. К тому же, для земледелия и устройства мельниц требуются свободные от Леса участки, а без особых причин уничтожать Лес не в наших правилах.
– Но ведь вы продаете нам древесину! – попытался затеять полемику Кардиган. – Значит, все равно вам приходится валить деревья.
– Но не все подряд и не на одном определенном пятачке, как это делают ваши недалекие кметы, – ответил эльф не задумываясь.
Кардиган вздохнул. Он уже хотел было еще разок извиниться за дурацкую выходку купцов с юга, но Иланд принялся перечислять поправки к торговому соглашению и пришлось скрупулезно записывать каждый пункт на свитке дрянной грязно-желтой бумаги.
Это было непростое занятие – Кардиган впопыхах сломал два пера и едва не опрокинул чернильницу.
Незаметно навалились душные летние сумерки – ветер к закату совершенно улегся. Налетело комарье, однако по какой-то неведомой причине около костра их не было совершенно и не дым был тому поводом: дрова, принесенные эльфами, горели вообще без дыма.
Пока предводители занимались соглашением, ратники Кардигана и дозорные-эльфы перекинулись лишь несколькими словами. Еще будучи в свите мэтра Брокли, Кардиган пытался разговорить кого-либо из эльфов-дозорных, но тщетно: на конкретные вопросы те отвечали односложно, а поверхностный треп вообще пропускали мимо ушей. В их миндалевидных оливкового цвета глазах Кардиган не мог прочесть ничего, кроме общего равнодушия с легкой примесью не то сочувствия, не то снисходительности.
Удивительного в сочувствии или снисходительности было немного: с точки зрения эльфа, любой человек – вроде бабочки-поденки. Сегодня есть, а завтра умрет от старости. Мэтр Брокли говорил, что Иланду больше полутора тысяч лет. И по меркам эльфов он еще отнюдь не стар – в самом расцвете, который, кстати говоря, тоже неизвестно сколько длится. Может, еще полторы тысячи лет, а, может, и втрое дольше.
Наконец разобрались с соглашениями. Пора было переходить к главному – с точки зрения Кардигана.
– Саэдде Иланд! – обратился к собеседнику капитан. – Поскольку торговые дела мы уладили, не премину в очередной раз сообщить, что жители Глабстенбурга, да и вообще люди, готовы оказать вашему народу любую вообразимую помощь. Возможно, мои суждения поверхностны, но, замкнувшись в тесном мирке леса и отрезав себя от остального мира, народ эльфов невольно застыл в развитии…
– Мой юный друг, – снова прервал Кардигана Иланд. – Мы с тобой общаемся впервые, поэтому я лучше повторю то, что говорил и мэтру Брокли, и его многочисленным предшественникам и, смею заверить, стану повторять всем, кто окажется на твоем месте в ближайшие сотни лет. Запоминай крепко, капитан Кардиган.
Первое. Не вам, людям, судить о развитии и застое, ибо видите вы лишь начало ваших дел и не представляете последствий их. Любая задетая травинка неминуемо бурей отзовется в будущем, но наблюдать это способны лишь мы, да еще гномы с востока, наверное.
Второе. Тесный мирок Леса во много раз огромнее, богаче и удивительнее земель, которые вы изуродовали плугами и телегами, и мы не собираемся предавать Лес той же участи, которая постигла равнины Этельваэрнэ. Равнины мы уступили вам. Но Лес не уступим.
Третье. С чего вы, люди, взяли, будто нам нужна помощь? Мы сотни лет прекрасно жили без вашей муки и без вашей капусты. Да, выпечка и свежий салат вкусны, но не они являются основой нашего бытия. Луки наши туги, стрелы наши остры и точны, а песни Леса звучат от ваших равнин до самого океана. Народ эльфов счастлив. Нам не нужны ваши телеги и ваши мельницы, потому что нам некуда их приспособить. Некуда и, главное, незачем.
И, наконец, четвертое. Если предположить, что народ эльфов когда-нибудь настолько ослабнет и выродится, что станет нуждаться в помощи людей, кто-нибудь из нас обязательно будет ждать капитана парламентеров на этом самом месте, пока помощь не придет. Ты понял, Кардиган?
Иланд не лгал: все это Кардиган действительно уже слышал. Даже не однажды: мэтр Брокли терпеливо и размеренно предлагал помощь замкнувшимся в лесу эльфам каждый год, и Иланд неизменно отвечал так же, как и сегодня, разве что покороче.
– Я понял, саэдде Иланд. И все же знайте: люди не враги вам. Возможно, мы заняли земли, некогда принадлежавшие вам, но ведь когда пришли мы, эльфы на равнине уже не жили. И если когда-нибудь наша помощь действительно понадобится, я заверяю вас: люди не замедлят ее оказать.
– Не сомневаюсь в этом, капитан, – кивнул эльф. Лицо его оставалось застывшим, как ритуальная маска. – До встречи через год.
– До встречи, саэдде Иланд! Не беспокойтесь, костер мы погасим.
– Лучше пусть это сделают мои следопыты, – проворчал Иланд, вставая.
Эльф-дозорный, тот самый, который принес дрова и занимался костром, быстро разбросал тлеющий «домик» носком кожаного мокасина, а потом без затей помочился на угли и отступил вслед за сородичами.
В лес, который эльфы всегда называли Лесом.
Углубившись в чащобу на обязательные пол-фарлонга, Иланд с отвращением выдернул из волос дурацкое перо. Сторожка дозорных виднелась в нескольких десятках шагов впереди.
– Как же мне все это надоело, кто бы знал! – вздохнул Иланд сокрушенно.
– Да знаем мы, знаем, – с готовностью отозвался Тойдаэн. – Но тебе хотя бы не приходится ежедневно упражняться с луком, будь он неладен.
– Зато мне приходится упражняться в пустопорожнем красноречии, – Иланд снова вздохнул. – К тому же я прекрасно знаю, как вы там упражняетесь с луками. В того психа, который пытался спрятаться в Лесу, вы стреляли четверть часа и ни разу не попали. Я даже знаю, кто его в конечном итоге пристрелил из импульсника и кто руками втыкал стрелы в глаз и в шею.
Тойдаэн дипломатично промолчал: Иланд действительно рассказал все как было. Человека-нарушителя действительно долго гоняли по кустам, пока всем это не надоело. В конце концов, с мертвеца ведь не спросишь, а высоким искусством некромантии владеют только маги из книжек.
– Который час? – осведомился Иланд сварливо.
– Полдевятого, – буркнули часы у него на запястье. – Секунды интересуют?
– Не интересуют…
У сторожки делегацию встречал Атормис, одетый не в архаичный плащ-невидимку, а в нормальный комбинезон и ботинки на липучках.
– Салют переговорщикам, – весело поприветствовал он четверку сородичей. – Хотите свежий анекдот?
И, не дожидаясь ответа, начал:
– Сидят в кабаке два гнома. Один говорит: никогда не думал, что эльфы такие тупые! Второй ему – это почему же? Да, понимаешь, – первый отвечает, – вчера один следопыт уронил плащ с дерева и найти не смог!
Иланд усмехнулся, а спутники его молодые так вообще радостно заржали в голос. Юмор был, конечно, специфический, но посмеяться, тем не менее, можно. Как представишь разгильдяя-дозорного, сосланного в следопыты за прогулы или опоздания, который в панике рыщет под деревом в поисках оброненного плаща-невидимки…
Н-да.
В сторожке эльфы переоделись, по очереди вымылись в душе, заодно послушав новости по трансляции. Атормис сжалился и приготовил на всех травяного чаю, а потом даже бутерброды в печке-индукционке разогрел.
– Что-то вы сегодня на взводе, саэдде Иланд, – заметил Атормис за чаем, хитро кося на шефа.
– Да утомили меня эти дикари, – пожаловался Иланд. – Ходят в кольчугах, с кое-как коваными железяками при поясе, а все туда же: помощь норовят оказать!
Атормис с готовностью хохотнул.
– Может, они от чистого сердца, – предположил Тойдаэн.
– Дружище, а что ты с их помощью делать станешь? – спросил Иланд с некоторым изумлением. – Ну, дадут они тебе чертеж дрянного арбалета на поганой бумаге. Ты что, от импульсника откажешься и побежишь строгать себе арбалет?
– На кой мне арбалет? – в свою очередь изумился Тойдаэн. – Просто мне людей по-честному жалко. Ни пожить они толком не успевают, ничего. И тем не менее предлагают помощь и нам, и гномам… Не такие уж они плохие, наверное.
– Да кто говорит, что плохие? – отмахнулся Иланд. – Они просто дикари. Помнится, лет восемьсот назад всплывал в универе проект набрать на обучение людей. Однако встало дело на разработке программы: никто из преподов не сумел втиснуть обязательный курс меньше чем в сто двадцать лет. На том и заглохло начинание…
– Н-да, – философски протянул Атормис. – Чудна природа. Кого только ни создала.
– Ладно, сидэ студенты! Хорош чаевничать, в город пора, мне еще отчет писать в магистратуру.
– Яволь, саэдде аспирант! – тут же вскочил Тойдаэн. – Атормис, вымоешь чашки, ладно? Не в службу, а в дружбу: мы и вправду опаздываем – у людей сегодня новый капитан приходил, Иланд ему минут пятнадцать лишних по ушам ездил…
Удалившись на обязательный фарлонг, Кардиган позволил себе стащить перевязь с ненавистными мечами-ковыряльниками.
Вот же дурацкие железки!
Капитан хотел снять еще и шлем, но было нечем: одной рукой Кардиган волочил мечи за перевязь, а во второй нес сумочку с письменными принадлежностями и исписанными свитками.
Тоже дурость. Толку с тех свитков, если всю беседу с эльфами Кардиган записал на диктофон? Однако приходилось изображать из себя каллиграфа, ибо – цель… Высокая и благая…
Вездеход сопровождения поджидал у здоровенного валуна, в незапамятные времена притащенного ледником. С некоторым злорадством Кардиган подумал, что ледник в здешних местах вряд ли помнят даже спесивые долгожители-эльфы. Леса-то тогда не было, сплошная тундра, аж до южных морей.
– Ну как? – живо поинтересовался у парламентеров водила, загодя высунувшийся из топового люка.
– Кверху каком, – буркнул Кардиган, с отвращением швыряя перевязь на броню.
– Значит, как обычно, – понял водила. – Уроды они, эти эльфы, доложу я вам!
– Но-но! – с показной строгостью приструнил водилу Кардиган. – Неча тут партнеров по контакту вербально чехвостить! Пожалел бы лучше бедолаг. Живут в лесу, лучины жгут, перья в волосах таскают. В плащах, небось, вшей – аж кишит. Ты вшей когда-нибудь видел, Марик?
– Не-а! – жизнерадостно помотал головой водила.
Мечники и арбалетчики стаскивали средневековую амуницию и вяло переругивались на предмет очередности в душ. Капитан переговорщиков по давней традиции в душ попадал после всех, ибо первым делом ему вменялось в обязанность связаться с институтским начальством по радио и доложить результаты переговоров.
Увы, ничего нового Кардиган доложить сегодня не мог. Поэтому радиосеанс прошел в целом уныло и протокольно, хотя решение эльфов увеличить закупки муки и овощей вызвало у институтских некоторое оживление.
Дав начальству отбой и выключив рацию, Кардиган облегченно вздохнул. В соседнем кресле неподвижно сидел Марик, почему-то задумчивый – обычно водила выглядел куда веселее.
– Чего нос повесил? – бросил ему Кардиган, попутно делая отметку в блокноте-наладоннике. – А?
– Да удивляюсь, – протянул Марик и встрепенулся, словно разбуженный воробей. – Странные они, эльфы. Ну почему не жить цивилизованно? Чего они за свой лес цепляются?
– Вот когда поймем, – назидательно произнес Кардиган, – тогда и растормошим их, наконец. Ибо сказано в инструкции: долг наш и обязанность вывести аборигенные народы из дикости к свету прогресса и видовому процветанию.
Кардиган умолк, в который раз попытавшись представить себе свет прогресса и покачал головой.
– Кто их только пишет, эти инструкции, – проворчал Марик, поворачиваясь к водительскому пульту. – Ну, что? К гномам? Нести свет прогресса и видовое процветание?
– К гномам, – подтвердил Кардиган. – Только не гони слишком, мне еще отчет писать в деканат. Как раз на часик.
– Ага, – радостно согласился Марик, мгновенно излечившийся от нехарактерной задумчивости, и мощно рванул с места.
Из душа послышался грохот и приглушенный мат, а из салона, где дожидались своей очереди остальные практиканты, – дружное беззлобное ржание.
«Цивилизаторы, блин, – подумал Кардиган уныло. – Сколько лет бьемся, а толку? Как жили эльфы в своем лесу со вшами в накидках, так и живут. Как сидели гномы у себя в стылых горах, как тесали камень топорами, так и тешут. Где ж мы прокалываемся, а?»
Зуммер у входа тихо прожужжал. Тьёрндаллен поднял взгляд от дисплея и выжидающе замер.
Двери бесшумно отворились, и перед главой гномов предстал один из заместителей, главный инженер проекта «Горн Сандерклиффа».
– Владыка! – начал было он, но Тьёрндаллен нетерпеливо прервал его:
– Без протокола, Даугмир.
Главный инженер кивнул и перешел на обычный дваррон:
– Спутник «Шесть» готов к запуску. Если все пройдет удачно и он выйдет на стабильную орбиту, рабочее разрешение системы глобального позиционирования достигнет десяти метров. Этого должно хватить – мы наконец-то рассмотрим, что же затеяли люди в столице.
– Да что люди могут затеять, – брезгливо проворчал Тьёрндаллен. – Очередную мега-конюшню, разве что. Меня, признаться, куда больше интересует, что затеяли эльфы на северо-западном побережье. Уж больно оно смахивает на достроечный пирс. Если у эльфов появятся авианосцы, сам знаешь…
Даугмир понимающе покивал.
– Хорошо! – Тьёрндаллен решительно хлопнул широкими, как лопаты, ладонями по столешнице. – Запуск я санкционирую, секретарь потом пришлет официальную директиву. Ты там начинай, а я пока внука проинструктирую: ему на аудиенцию с людьми-парламентариями идти, сурового кузнеца с молотком изображать. Как раз от них отделаемся к твоему докладу.
– Слушаюсь, Владыка! Прикажете идти?
– Погоди, – буркнул предводитель гномов.
Грузно встал с кресла, подошел к книжным полкам у стены, нашарил на одной из полок небольшой инфракрасный пульт. Ткнул в овальную кнопочку.
Посреди декоративной книжной полки отворился небольшой со вкусом отделанный бар. Тьёрндаллен молча взял пузатую бутылку, наполнил две рюмки и жестом подозвал Даугмира.
– За удачу! Я очень надеюсь на этот спутник, дружище. Не подведи.
– За удачу, учитель! Спутники – будущее нашего народа. Я прекрасно понимаю, как нам нужен шестой.
Зуммер у двери снова запел. Спустя пару секунд в кабинет Тьёрндаллена вошел молодой гном, как и все гномы, невысокий и коренастый. Он был одет в грубо выделанную куртку и обут в столь же грубые башмаки, а плащ, небрежно накинутый на плечи и скрепленный на груди фибулой с громадным изумрудом, был украшен старинной гномьей эмблемой – двумя скрещенными молотами на фоне языков пламени.
«Надо же, какое совпадение, – подумал Тьёрндаллен, одобрительно глядя на внука. – У людей капитан парламентеров сегодня тоже дебютирует. И только старая лиса Иланд держится на контакте уже хрен знает сколько лет. Ну, ничего! Запустим позиционирование в штатном режиме, и мир будет наш!
А люди – это ненадолго…»
© Август 2007Николаев
Проснуться на Селентине
Глава первая
«Назову ее Селентиной», – решил Ник.
Планета была красивая – голубовато-зеленый шар, похожий на елочную игрушку, маленькое чудо на фоне бестелесного космоса и равнодушных далеких звезд.
Ник не любил звезды. Впрочем, звезды способны любить лишь те, кто никогда не выходил в пространство. Это только считается, что космолетчики жить не могут вдали от звезд и шалеют от расстояний: без этого не сможет жить только законченный псих. Любят обычно то, чего лишены. Лишены хотя бы частично.
Космолетчики, например, любят кислородные планеты. А что еще любить? Не метеориты же…
Рейдер переходил из маршевого режима в маневровый, потом – в орбитальный; Ник, зевая, слонялся по рубке и пялился на услужливые экраны. Желтое, словно сыр, солнце какого-то там спектрального класса, искрилось, как ему и положено, да сияло. Ника оно мало заботило – спецы будут с ним разбираться, а у него, Ника то есть, свои дела. Не заботил его и узкий серпик планеты-соседки на внешней орбите. Или, возможно, спутника Селентины – Ник не стал даже уточнять. «Сядешь – все само собой прояснится», – давно усвоил Ник. Подыскать имя луне можно и позже, внизу, через сутки-другие. Куда спешить? Вдруг луна снизу как-нибудь по-особому выглядит?
Ник ввел имя планеты в картотеку и пошел выращивать разведзонды.
Рейдер был огромен – даже по меркам дальнего флота. Идеальный цилиндр полутора километров в длину, километр в поперечнике. Летающий склад. Жилой сектор на двух человек занимал едва одну десятитысячную объема. Ник, правда, летел один, без напарника. Бурундук на огромном мешке с орехами…
По идее, он должен был испытывать какую-нибудь фобию – психологи перед вылетом голосили вовсю, предсказывая всевозможные ужасы. Однако Ник ничего подобного не испытывал, разве только раздражение, когда приходилось таскаться в дальние отсеки. Вместо привычных велосипедов в промт-ангаре обнаружились некие хромированные конструкции, абсолютно Нику не известные и вызывающие ощущения, сходные с теми, что испытываешь при виде музейной бормашины с механическим приводом. Трогать их Ник не решился и ходил пешком.
Запустив зонды, Ник отправился спать, потому что делать человеку на рейдере, как правило, нечего.
Часов через десять, взбодрившись душем и подкрепившись какой-то синтетической дрянью (ясное дело, совершенно безвкусной, но зато страшно питательной), Ник долго колебался: идти ли в рубку за данными разведки или же предаться гораздо более приятному занятию – подготовить к охоте любимую винтовку, которой Ник уделял больше внимания, чем всей аппаратуре рейдера вместе взятой.
Чувство долга победило – он поплелся в рубку. Впрочем, возможно, что победила самая заурядная лень: если на Селентине неподходящие условия, никакой посадки не будет, а значит, прощай охота и регулярно являющийся в снах шашлык по-крымски. Тогда винтовку и расконсервировать не стоит, до следующей планетной системы где-то там, в пустоте, на другом конце пути длиной в несколько десятков парсек. Но списать решение, разумеется, следует на чувство долга.
Ник даже прогудел нечто бравурное у самой перепонки: «Пам-парам-пам-пам!!»
Перепонка лопнула и тут же затянулась, уже за спиной; Ник оказался в рубке. Усевшись перед терминалом, он уткнулся в экран и стал невнимательно перелистывать поступающие данные.
Так. Кислород, азот… проценты… В картотеку все, не глядя…
И зеленая рожица в половину экрана – довольная, ухмыляющаяся.
Это означало, что вид homo sapiens sapiens, оказавшись без скафандра на поверхности Селентины, не помрет ни от удушья, ни от жары, ни от радиации; ни сразу, ни потом. Если бы рожица была красной и озадаченной – тогда Ник попросту развернулся бы и улетел. Если желтой, сомневающейся, тоже улетел бы, но сначала заставил бы лабораторию сделать все замеры, а резюме немедленно скормил бы ненасытному кристаллическому мозгу.
Цифры, по-прежнему не глядя, Ник сваливал в компьютер рейдера – они сыпались в бездонную память машины и оседали там плотными слоями, чтобы скучные спецы на Земле, Венере, Коломбине или Офелии могли в любой момент запустить туда любопытную руку и выловить необходимую информацию. А какое, к примеру, магнитное склонение на Селентине, система звезды такой-то (Ник не помнил), в точке с такими-то координатами? А такое-то!
Ник вздохнул и попытался представить себе человека, которого могло бы всерьез интересовать магнитное склонение на Селентине в какой-нибудь точке.
Ничего не вышло.
Сам он запоминал только то, что действительно понадобится там, внизу.
Полный оборот вокруг оси – 32 часа. Ровно.
«Здорово!» – обрадовался Ник. Биоритм у него перекрывал стандартные земные сутки чуть ли не в полтора раза. В результате, привыкнув в рейдах есть и спать, когда этого требовал организм, на Земле Ник бодрствовал то днем, то ночью, в самое непредсказуемое время, отчего родственники приходили в необъяснимый ужас. Почему-то они были твердо убеждены, что в темное время суток непременно нужно спать, а делами заниматься днем. Ник это утверждение с негодованием отметал, но частенько сам страдал от скачущего жизненного ритма, ведь нужные ему люди ночью, как правило, предпочитали спать. Приходилось ждать утра, а на рассвете вдруг наваливалась неодолимая сонливость и зевота, Ник падал на диван и отключался до следующей полуночи…
Два континента, площадь каждого – больше, чем у Евразии.
Гравитация – 106 % от земной. Блеск.
Климат – преимущественно тропическо-умеренный. На полюсах шапки; впрочем, обе довольно скромные.
Леса. Сплошные леса – странно. И странные какие-то леса.
Технологическая активность – ноль. Стало быть, людей нет. Точнее, разума нет – поправил себя Ник.
В целом Селентина являла собой курорт. Мечту космолетчика. Природа, сафари…
Ник скопом обрушил оставшиеся данные в картотеку, сделал себе обязательную инъекцию биоблокады, подготовил винтовку и пошел выращивать посадочный бот.
Через сутки единственный человек покинул рейдер, и гигантский цилиндр погрузился во тьму, потому что автоматы включали освещение только там, где находился кто-либо из экипажа.
Нику предстояло вырастить первый на Селентине городок. На две с половиной тысячи жителей. Настоящий городок с коттеджами, пешеходными дорожками, энергетической станцией, посадочной площадкой, лабораториями, кафешками, стадионом, детским садом, школой, парком… Что еще бывает в небольших земных городках? Грузовой отсек бота до отказа был забит механозародышами, из которых постепенно разовьются здания, дороги, машины, приборы – все, что понадобится первым поселенцам. Поскольку Ник работал в одиночку, на это уйдет около года. Через несколько месяцев, наверное, Земля пришлет еще одного человека на Селентину – биолога. Когда первые коттеджи будут выращены, кто-то ведь должен будет заняться огородиками, городским парком? К приходу поселенцев даже первому урожаю полагалось созреть.
Ник вздохнул. Здорово это все, конечно. Прилетает на Селентину, скажем, какой-нибудь абстрактный Ванька Жуков. Или Джон Смит с семьей, астроном. А здесь его уже ждет новенький, с иголочки, городок и домик, а перед крыльцом во-от такенные яблоки на ветках, прямо рви и вкушай, а за углом обсерватория, развернутая по полной программе, прямо садись и спокойно работай, не отвлекаясь на бытовые мелочи, а комп даже успел принять и высветить первое распоряжение от шефа. И кофе в чашечке на столе дымится…
Покосившись на обзорник, Ник отвлекся от мыслей о городке, который покоился, еще не разбуженный, в грузовом отсеке в виде сотен одинаковых яиц-эмбрионов.
У экватора над океаном буйствовали мощные циклоны, плотные спирали облаков казались живыми. Чуть дальше к северу простиралась широкая полоса, свободная от туч, захватывая большую часть северного континента. В южном полушарии заканчивалась осень, поэтому Ник сразу устремился к северу.
Бот быстро снижался; светился слой плазмы, в которую превращался воздух Селентины, трущийся о силовой экран. Комп рассчитал траекторию и повел бот на посадку. Всматриваясь в картинку на мониторе, Ник впервые ощутил какую-то неправильность. Потом он отвлекся – автоматы потребовали, чтобы «экипаж пристегнулся», и пришлось подгонять ремни.
Бот мягко коснулся грунта, и Ник, освободившись, побрел к выходу, даже не взглянув на экраны. Перепонка внешнего люка, слабо чмокнув, расслоилась на несколько пластов, рыхлых с краю, и лопнула, впуская в бот первые запахи Селентины.
Ник замер на пороге. Пахло цветочной пыльцой, клейкими молодыми листьями и еще чем-то растительным. Но замер Ник не от этого.
Деревья.
Они были огромны. Ник никогда в жизни не видел таких огромных деревьев. Стволы метров восьмидесяти в диаметре возносили к небесам величественные кроны, и даже задрав голову, невозможно было разглядеть верхушки.
– У! – Ник схватился за комп-анализатор, наведя визор на ближайшее дерево-исполин.
Комп немедленно выдал параметры, из которых понятны были только высота, размах ветвей и диаметр ствола у основания, все остальное – сплошная ботаника. Выходило вот что: высота 5324,75 м; размах ветвей в развертке север-юг 564,2 м; в развертке запад-восток 522 м; диаметр ствола 87,6 м.
– Елочки! – Ник с уважением глянул на дерево. – Пять километров! Биологи с ума сбесятся, точно!
Проигнорировав выращенный трап, он прыгнул прямо на почву, приятно толкнувшуюся в подошвы ботинок. Повернулся, снял бот для бортжурнала, отошел метров на десять и снова снял; не удержался и тут же скриэйтил пробные оттиски. Все получилось очень красиво, прямо как на рекламном туристском проспекте. Маленькие цветные голограммы Ник сунул в карман комбинезона.
Супердеревья росли не слишком густо: между стволами влезло бы три-четыре небольших футбольных поля. Имелись и деревья нормальных размеров, выглядевшие на таком фоне скромными кустиками. Медленно поворачиваясь, Ник снял панораму в режиме видео и сунул комп в чехол. Пора было кончать прохлаждаться и приниматься за работу, по которой он даже успел слегка соскучиться.
Выбрав подходящее место, Ник вынес несколько зародышей, разложил их на положенное расстояние друг от друга и вскрыл пакет с активаторами. В первую очередь надо вырастить коттедж – наполовину жилье, наполовину лабораторию – энергетическую станцию и вездеход. Коттедж – семь зародышей, станция – три, вездеход – один. Они лежали прямо на траве Селентины – невзрачные округлые яйца размером со страусиные.
Ник хмыкнул. Именно за такие моменты он безумно любил эмбриомеханику.
С хрустом сломалась печать на первом активаторе; из недр продолговатого темного стержня исторгся предварительный импульс, и под пальцами запульсировала упругая кнопка.
– Расти! – скомандовал Ник и нажал ее. Кнопка мягко ушла в глубину стержня и зафиксировалась.
Яйца лежали точно так же, как и до этого, но Ник знал, что внутри пробудилась сложнейшая программа. Конкретно сейчас, в данную минуту, идет перекрестное тестирование. Наличие опознанной программы роста, наличие сырья, наличие дополнительных зародышей в пределах обозначенной досягаемости, наличие сервомодулей на контроле, наличие…
– Расти!
Похожая в целом, но отличная в мелочах программа запустилась в базовом зародыше энергостанции.
– Расти!
Единственный зародыш, которому предстояло вырасти в вездеход, Ник положил ближе к боту.
– Ну-с! Поброжу, пожалуй, – довольно потирая руки и держа пакет с активаторами под мышкой, он зашагал к боту, предвкушая, как сейчас возьмет винтовку и отправится в лес Селентины, пока еще не знакомый и полный безобидных загадок.
Первый зародыш проклюнулся спустя полчаса, но Ник этого не видел – он был в лесу.
Когда Ник вернулся, вездеход уже вырос, станция затягивала двухскатную кровлю силикоидной пленкой под венскую черепицу, а коттедж гнал внешние стены. Станция, похоже, оживет под вечер, жилье же будет готово только завтра. Ник вздохнул: придется пару ночей провести в кабине посадочного бота. Не катастрофа, конечно, но кто же не тянется к комфорту?
Он бросил на траву тушу убитой косули. Косуля как косуля – только мех с зеленоватым отливом да рожки иной формы, чем у земных косуль. Даже повадки те же, Ник замучился подбираться к пасущейся добыче, ветер все время менялся, а обоняние у зверушек будь здоров… Впрочем, интеллект все равно победил инстинкты. Собственно, именно поэтому Ник прилетел на звездолете и охотился на никогда не покидавшую свой лес косулю, а не наоборот. «Хищник всегда побеждает», – подумал Ник, но тут же вспомнил, что человек, строго говоря, не хищник, человек всеяден. «Тем более, – подумал он. – Узкая специализация – враг разума. Побеждает тот, кто умеет приспосабливаться».
Сноровисто разделывая тушку, Ник насвистывал какой-то варварский мотивчик; руки его по локоть испачкались в крови, а перед этим он основательно извозился в траве, скрадывая добычу.
– Я являю собой образ кровожадного захватчика, – Ник ухмыльнулся. – Видела б меня сейчас Светка…
Требуху Ник отнес в сторону и закопал поглубже, мясо поставил замачиваться в холодильник, а шкурку растянул в кондише сушиться. Взял допотопный топорик вместо обычного лазера и, продолжая насвистывать, отправился за дровами.
– Да, – глубокомысленно сказал он кривому деревцу, отчего-то засохшему на корню. – Никогда травоядным не стать разумными. Разум – удел охотников.
Топорик взметнулся и пал. Сухая древесина брызнула желтоватыми щепочками, а отчетливое тюканье разнеслось далеко окрест.
Срубив дерево, Ник поволок его к боту.
– Все, граждане, – он на секунду повернулся к лесу. – На Селентину пришли люди. Покоя больше не будет, и не надейтесь.
И поволок дрова дальше.
Вездеход уже завершил рост, до вечера вполне можно успеть его оттестировать. Маслянисто поблескивающий металлокерам был теплым и шершавым на ощупь. В салоне пахло хвоей и свежей пластмассой. Ник пошевелил ноздрями, втягивая воздух.
– Вот он, запах цивилизации, – патетически воздел руки и плюхнулся в кресло перед пультом. Притянул клавиатуру и запустил реактор. Вездеход ожил. Ник даже не сомневался, что машина в полнейшем порядке. Вот если бы яйцо росло до утра, сожрало бы пару кубов почвы, а вездеход пах серой, тогда бы Ник погонял его как следует и, скорее всего, свернул бы в сырьевой зародыш, активировав предварительно новый. Чем быстрей вырастало его детище, тем больше уверенности в полном детища здравии. Закон эмбриомеханики.
Когда начало темнеть, Ник развел костер. Иссохшие дрова сгорали, превращаясь в жарко тлеющие угли. Близилась ночь, первая ночь на Селентине, и Ник хотел, чтобы она надолго запомнилась.
Потом он деловито вертел над жаром шампуры и поливал шашлык вином; угли сердито шипели. Ветер упруго шумел в кронах супердеревьев, звук доносился откуда-то высоко сверху, из самого поднебесья, и это было очень непривычно. У земли ветра совсем не чувствовалось, наверное, ему трудно было сюда спуститься с высот. Еще доносился многоголосый стрекот. Ник вдруг подумал, что на деревьях такого размера и цикады должны обитать соответствующие. С человека величиной. Или даже больше.
– Эге-гей, насекомые! – заорал он озорно. – Это я, Никита Капранов, хомо сапиенс сапиенс, Земля! Встречайте!
Цикады скворчали, как и раньше, – до пришельца из другого мира им совершенно не было дела.
От мяса на шампурах растекался умопомрачительный запах. Ник выпил еще вина и уселся в любимое плетеное кресло, которое всюду возил с собой, на каждый проект. Оно повидало уже шесть миров, ныне активно заселяемых. Селентина стала седьмым.