Дальше самых далеких звезд Ахманов Михаил
– Дружеская услуга… – повторил он. – Теперь я понимаю… Но позволь спросить о людях, прилетевших в речное гнездо. Их убили, но почему? Сартак об этом говорил?
– Да. Они попытались войти в Пещеры и были растерзаны. Не смогли принять неизбежное, то, что ждет наш мир… Так сказал мой родич. – Вождь глядел на Калеба со странным выражением жалости и грусти. – Вы, люди с небес, прилетели к нам в плохие времена. Я не имею власти над вами и не могу указывать… Желаете, останьтесь здесь, но лучше бы вам вернуться обратно.
Вастар поднялся. В своем хитоне из темной ткани он походил на изваяние, на одну из сотен статуй, заполнявших галереи. Но их лица искажали ярость, страх, безумие, а старый вождь был спокоен. Спокоен, как человек, примирившийся с судьбой.
– Теперь иди, Калеб, сын Рагнара. Иди и помни, что сказали предки. У нас есть лишь то, что мы боимся потерять – женщина, друг и собственная жизнь… И потому храни, что имеешь.
Он вернулся голодным и слишком усталым, чтобы сразу говорить с Аригато. Велел подать еду в сад, уселся на циновке под деревьями и принялся за жареную рыбу и лепешки, запивая их темным густым вином. Вино было не хуже, чем у Вастара.
Служили ему Ситра и Фейла. Ситра подливала Калебу вина и сладко улыбалась – должно быть, предвкушая ночь любви и будущие радости. Фейла молча таскала с кухни лепешки и рыбу. Эта угрюмая женщина казалась погруженной в вечную печаль, и теперь, побывав в Доме Памяти, Охотник знал, что основания к этому были. Фейла выглядела молодой или, как и другие борги, не старой, но шрам на щеке, у левого уха, сильно ее уродовал. Рана зажила, но Калеб, понимавший толк в таких вещах, мог поклясться, что нанесли ее дубинкой с шипами, месяцев пять-шесть назад.
Он ел, стараясь не смотреть на Ситру, да и на Фейлу тоже. При взгляде на них вспоминалась одна из картин – возможно, самая выразительная: нагая девушка с искаженным мукой лицом в пасти какой-то хищной твари. Тварь изображалась без подробностей, клыки и выкаченные глаза, а вот девицу нарисовали так, что в дрожь бросало. Она была очень похожа на Дайану Кхан.
Калеб закончил с едой и отослал женщин, буркнув, что эту ночь он проведет один. Ситру это не обрадовало, но возражать она не стала; вероятно, вспомнился ей собственный визит в Дом Памяти. После него не всякий мог уснуть – тем более предаться любовным утехам. К тому же звучал в голове Калеба совет предков: храни, что имеешь. Этот мир, как и Ситра с Зарайей, не относился к главным его сокровищам.
Он лежал под деревьями, наблюдая, как садится в море солнце, как темнеет небосвод и выплывают звезды, словно очнувшиеся от дневного сна. Крылья тихой мирной ночи раскинулись над побережьем. Шелестела листва, смолк город, залитый звездным светом, и только где-то вдалеке, в горах, протяжно и жалобно вскрикивали птицы. Ничего не кончилось, ничего не завершилось, вспомнил Калеб. Птица умирает, но остается гнездо и в нем – птенцы…
В такую ночь было нелегко поверить, что мир боргов движется к гибели. Как и другие миры, он мнился Калебу живым – не горы и долины, не реки и моря, а то, что их населяет, что растет на земле и в водах, ловит солнечный свет, дышит, борется за жизнь, стремится продлить себя в потомстве. Любой Охотник его бы понял. Члены этого Братства имели дело с живыми существами, пусть даже с монстрами и чудищами.
Когда совсем стемнело, Калеб вернулся в дом, извлек из сундука переговорное устройство и вызвал корабль. На этот раз Аригато казался не хмурым, а утомленным – видимо, исследования продвигались семимильными шагами.
– Вы посетили вождя, Охотник? Надеюсь, обошлось без эксцессов?
– Вполне мирно, сьон. Я побывал у Вастара в Доме Памяти. Думаю, вы его видели – самый крупный комплекс в городском центре.
– Там, где площадь? Кольцевое здание с арками?
– Да.
– Их святилище?
– В каком-то смысле. – Калеб на мгновение задумался. – Галереи, залы, коридоры, и всюду изображения… сотни изображений… на стенах – фрески, мозаичные картины, барельефы… статуи… много статуй… я бы сказал, очень выразительных. Не один век это делали и, должно быть, продолжают делать. Места там еще много.
– Эти картины изображают их богов?
– Нет, конец света, происходивший здесь не раз. На одних картинах – сражения, такие же, как битва, которую я наблюдал. На других – чудовища, пожирающие людей, и толпы безумцев. Представлено очень реалистично… Мужчины, женщины… рвут друг друга в клочья… раздирают тела, топчут внутренности… кто с оружием, а кто действует зубами… Неприятное зрелище, сьон, неприятное и странное. Эти борги – вполне дружелюбный народ. Конечно, если не наступать им на горло.
Брови доктора Аригато приподнялись. Помолчав недолгое время, он спросил:
– Ваши соображения? Вы можете как-то интерпретировать эти… гмм… визуальные объекты?
Калеб пожал плечами.
– Массовое помешательство, сьон. Случается здесь каждую тысячу лет или десять тысяч, и мы угодили в критический момент. Седьмое Пекло! Люди сходят с ума, режут друг друга, гибнут, и все отправляются в Яму! Нет, не все… малая толика выживает в этой заварухе… Иначе как продлилась бы жизнь в их городах? Значит, кто-то остается.
– Вполне вероятно, – пробормотал дуайен. – Подъем цивилизации, ее упадок и снова возрождение, обычный циклический процесс… Такое бывало в Великих Галактиках, но у нас поводы к концу света чаще всего социальные или космические – скажем, близкий взрыв сверхновой или падение крупного астероида… А что здесь? Особенности биологии? Или катастрофы все же связаны с их светилом? Цикличность наводит на мысль… – Он смолк и после паузы поинтересовался: – Что с гибелью первой экспедиции? Вам удалось выяснить причину?
– Да, сьон доктор. Они полезли в Пещеры, а это, должно быть, место священное.
– Подробнее, Охотник. Что известно этому вождю?.. как его… Вастару?..
Калеб пересказал подробнее – все, что услышал от говорящего с предками. Как и Дома Памяти, Пещеры были во всех городах боргов и, вероятно, считались запретной территорией. Запретной настолько, что в речном городе растерзали пришельцев, не дождавшись Дней Безумия.
– Еще один объект для исследования, – бодро прокомментировал Аригато Оэ. – Еще один, но не самый первоочередный. Узнайте, есть ли в Парао кладбище и где оно. Нам, Охотник, понадобятся образцы. Кости, зубы, волосы и, желательно, мягкие ткани.
– У вас намечается пир некромантов? – с усмешкой спросил Калеб, но дуайен шутку не поддержал.
– Нет, очередной этап исследований, которые будут проводиться здесь, в городе. Мы обнаружили некий энзим, выделяемый гипофизом…
– Энзим?
– Фермент, гормон, фактор Х… в общем, неважно. То, что есть у них и чего нет у нас. Данный продукт существенно влияет на метаболизм боргов и, как я считаю, связан с их долголетием. Мы выделили это вещество и сегодня днем ввели его крысам. Особая партия животных-модификантов, подвергнутых искусственному старению… проще говоря, жить им оставалось от трех до пяти часов.
– И что же?
– Прошла половина стандартных суток, на борту сейчас ночь, но они живы, Охотник. Более того, мы наблюдаем активную регенерацию тканей. – Доктор с усталым видом прищурил глаза. – Думаю, если опыт с крысами завершится успешно, мы покинем корабль через пару дней. Здесь уже нечего делать.
Аригато исчез с экрана. Калеб уже хотел отключить связь, но тут раздался тонкий мальчишеский голос:
– Ты совсем забыл про меня. Я скучаю.
– Я тоже, Людвиг.
Тишина. Затем:
– Расскажи, что ты сегодня делал.
– Был в городе у вождя Вастара. Мы прошлись по галереям Дома Памяти и… Впрочем, не уверен, что это интересно. Не хочу вспоминать.
– Не надо. Я слышал твой разговор с доктором. Но, быть может, ты не все ему рассказал?
– Не все, – согласился Калеб. Лицо безумца Ниркауна мелькнуло перед ним, но он прогнал это видение. Потом негромко вымолвил: – Этот Вастар… знаешь, он способен видеть прошлое и будущее… так он утверждает, и я готов ему поверить. Настоящий чародей, клянусь Великими Галактиками! Провидец!
– Вот как! Что между вами произошло?
– Он передал мне слова предков, моих предков, Людвиг. Извлек их из наследственной памяти.
В голосе Людвига послышалось сомнение.
– В некоторых мирах, где я побывал, встречались люди, способные это делать. То есть они так утверждают… Но капитан говорит, что все они – чокнутые невежды. Это в лучшем случае, а в худшем – мошенники.
– Вастар не мошенник. Я знаю, о чем говорю. Он… – Калеб коснулся виска, – он владеет таким даром, какой не снился братцу Хакко. И он не пытался меня обмануть или испугать.
– Испугать тебя нелегко и обмануть тоже, – заметил Людвиг. – Так о чем сказали тебе предки?
Охотник усмехнулся.
– Ты слишком любопытен, малыш. Сказанное ими – только для меня. Лучше соедини меня с Дайаной.
– На борту ночь, она спит. Но скоро ты ее увидишь – сьон Аригато велел готовиться к высадке.
– Я хочу увидеть сейчас.
Экран мигнул, словно призывая его к вниманию. Возникла каюта, погруженная в полутьму, отсек с синими стенами и имитацией ночного солнца Авалона, застывшего на потолке. Затем изображение сместилось, и Калеб увидел лицо девушки. Ее волосы падали на обнаженное плечо, ресницы чуть заметно трепетали, губы улыбались – должно быть, ей снился счастливый сон. Он смотрел на нее минуту, другую, третью… Потом прошептал: «Храни, что имеешь…» – и выключил связь.
Глава 13
Дайана Кхан
Катер приземлился через два дня, в час дневной трапезы, когда улицы Парао Ульфи были заполнены людьми и по дорогам вдоль морского берега катились телеги с плодами, рыбой, мясом и вином. Сначала в зените возникла крохотная серебряная стрелка, начавшая расти неторопливо и бесшумно – катер спускался на гравидвижках, и не было слышно ни гула, ни свиста рассекаемого воздуха. Вскоре стрелка превратилась в конусовидный аппарат, круживший в небе между горами и морем; затем локаторы нащупали дом на скале с тысячей ступеней, и управлявший корабликом Людвиг подвел его к горному склону, опустив вниз словно невесомую пушинку. Скрипнули камни под посадочными опорами, раскрылись люки трюма и пассажирской кабины, змеями скользнули пандусы, и четыре робота сошли на землю. Стволы разрядников над их плечами повернулись и уставились на кучку испуганных людей, жавшихся к стене здания, на Ситру, Зарайю и семерых слуг и служанок.
– Не надо бояться, они не живые и ничего вам не сделают, – промолвил Калеб. – Идите в дом, займитесь работой, готовьте еду. Прилетевшие с неба тоже люди и скоро захотят есть.
Слуги исчезли, за ними – Ситра, но Зарайя осталась. Калеб заметил, что она смотрит на роботов без страха – даже, пожалуй, с любопытством.
В проеме пассажирской кабины возникли четверо. Десмонд спускался первым, его огромная массивная фигура заслонила Аригато Оэ и брата Хакко. Дайана шла за мужчинами – глаза широко распахнуты, волосы вьются на ветру, ноздри подрагивают, словно она хотела окинуть единым взором весь этот новый прекрасный мир, ощутить все его запахи и ароматы. На мгновение Калебу почудилось, что она его не видит или не желает замечать; потом их взгляды встретились, и на губах Дайаны солнечным бликом расцвела улыбка. Ничего не забыто, ничего не кончилось, понял Калеб; все только начинается.
Десмонд похлопал его по плечу.
– Прекрасное место, Охотник. Море, горы и масса свежего чистого воздуха… Я в этом разбираюсь, хоть легкие у меня из синтетики.
– Добрались, хвала Святым Бозонам! – произнес брат Хакко в свой черед. – Соизволением и милостью творящей силы да будет приобщена эта юдоль земная к вере истинной… – Положив ладонь на алый кристалл, он забормотал молитву.
Доктор Аригато Оэ уже распоряжался.
– Десмонд, пусть роботы-универсалы займутся разгрузкой. В первую очередь задействуйте генератор, чтобы во всех помещениях были энергия и свет. Брат Хакко, на вас хлопоты с транспортом. Краулеры расконсервировать и спустить со скалы вниз, авиетки поставить рядом с катером… Проследите! Охотник, займитесь боевыми роботами. Каждому указать позицию, сектор наблюдения и действия в случае тревоги… Доктор Кхан, поговорите с персоналом, надо успокоить боргов. Крайне желательно, чтобы они остались здесь, мы нуждаемся в объектах для исследований… Я буду координировать работы, но сначала осмотрю дом и выберу место для полевой лаборатории. Приступайте!
Он махнул рукой и направился к дверям. Десмонд исчез в проеме грузового люка, монах, закончив молиться, последовал за ксенобиологом. Дайана, все еще улыбаясь, смотрела на Калеба. Потом взгляд ее переместился на Зарайю, и улыбку словно стерли с лица девушки. Нахмурившись, она спросила:
– Это кто?
– Одна местная сьона преклонных лет, – промолвил Калеб в некотором смущении. – Ее зовут Зарайя, и она раз в десять постарше тебя.
– Для старушки выглядит совсем неплохо. – Доктор Кхан выпрямилась, вздернула подбородок и шагнула к Зарайе. Потом перешла на язык боргов. – Женщина, что ты делаешь в этом доме? В чем твои обязанности? Ты служанка?
– Я приказываю слугам. – Зарайя говорила спокойно, но ее глаза потемнели. – Не только слугам. Многие в Парао Ульфи М ‘ айт слушают меня с почтением.
Несколько секунд они мерялись взглядами. Они вели себя так, словно здесь не было никого и ничего, ни аппарата, в чреве которого возились Десмонд и священник, ни роботов, застывших стальными глыбами, ни Потомственного Охотника Калеба, сына Рагнара. «Словно две тигрицы», – подумал он.
– Ты не хочешь меня приветствовать? – наконец промолвила Дайана. – Не хочешь сказать, что свет в твоих глазах стал ярким? Что ты готова есть с моей руки, пока в этом мире сияют солнце и звезды?
– Я ем из рук вождя. Из рук Калеба с южных островов, – послышалось в ответ.
– Что еще ты делаешь?
– Сплю в постели вождя, когда он призовет.
Брови Дайаны сдвинулись, гневным жестом она отбросила волосы с лица. Прежде Калеб такой ее не видел. Она изменилась – должно быть, почувствовала силу.
– Теперь в этом нет нужды! Занимайся слугами, а не вождем!
– Женщина с неба слишком молода, чтобы указывать мне. Женщина с неба еще не выносила дитя. – В словах Зарайи звучали насмешка и явный вызов. – Женщина с неба даже не знает…
Дайана шагнула к ней, схватила за плечи и резким движением свалила наземь. Затем наклонилась и промолвила – негромко, но внятно:
– Что я знаю и чего не знаю, судить не тебе. Женщина с неба говорит: оставь в покое моего мужчину, или я сброшу тебя со скалы. А сейчас убирайся!
Зарайя, ошеломленная и испуганная, вскочила и бросилась в дом. Доктор Кхан повернулась к Калебу. Лицо ее было спокойным.
– Вижу, вождь зря времени не терял. Но вождь – в прошлом. Теперь ты снова Калеб, мой Калеб. И если кто-то не поймет, я… – Брови Дайаны снова сдвинулись, и на миг она опять превратилась в тигрицу.
«Когда-то я собирался дать ей пару уроков самозащиты, – подумал Охотник. – Похоже, в этом нет необходимости. Моя сьона антрополог повзрослела».
Из трюма друг за другом выплыли авиетки, за ними – два краулера на гравиплатформах. Появился брат Хакко, бросил на Дайану и Калеба косой взгляд. Вылез многоногий робот с большим блестящим цилиндром в суставчатых лапах, потом остальные грузчики. Один из них тащил знакомые контейнеры, в которых хранилось оружие Калеба.
– Идем. – Он взял Дайану за руку, ощутив, как нежна и прохладна ее кожа. – С персоналом ты уже поговорила и, можно сказать, успокоила… Идем, я покажу тебе сад и лестницу с тысячей ступеней – вид оттуда великолепный. А после надо выбрать для тебя комнату. Я присмотрел подходящую рядом с моей… Кстати, хотел спросить: крысы живы?
Она тихо рассмеялась.
– Живы. Аригато и Десмонд в восторге. Велели Людвигу синтезировать это вещество.
– Фактор Х?
– Да. У него еще нет названия.
Калеб повлек девушку к двери, но, вспомнив о роботах, свернул в сад – боевые машины были слишком тяжелыми, пол в доме мог их не выдержать. Он произнес пароль, и роботы ответили вспышками зеленых огоньков.
– Первый!
– Готов к действию! – раздался гулкий голос.
– Останешься здесь, во дворе. Второй, Третий и Четвертый – за мной!
Сень деревьев раскинулась над ними. Сжимая руку Дайаны, Калеб чувствовал, как душу его наполняет покой. Храни, что имеешь, сказал он себе. Храни и помни: у нас есть лишь то, что мы боимся потерять.
Сзади грохотали шаги роботов.
Световой шар висел у потолка, распространяя ровное мягкое сияние. В этой комнате с деревянной мебелью и стенами, сложенными из камня, он казался предметом инородным, таким же, как инструменты и кристаллы с записями на столе, как брошенная на сундук одежда и спрятанный у изголовья игломет. Постель, если не считать игломета, принадлежала архаическому веку: деревянная рама, матрас и подушки, набитые сухими водорослями, покрывало из грубого полотна. Нет ласкающего кожу потока воздуха, нет регулировки тяготения и прибора цветных снов, нет плавного покачивания и усыпляющих мелодий, плеска воды в фонтане или шелеста волн. Странная постель! Но удобная и очень, очень большая.
Она прикоснулась щекой к игломету, заряженному красными стрелками – его рукоять выглядывала из-под подушки. Много ночей она хранила свое оружие на расстоянии протянутой руки, опасаясь монаха или, возможно, Аригато, хотя проход между их спальнями исчез, а дверь отсека была несокрушима. Людвиг не открыл бы дверь без ее приказа, и все же она не расставалась с иглометом. Сегодня, казалось бы, нет нужды в оружии – в этой комнате, в этой постели она не одинока. Охотник – ее Охотник! – вот защита от любой опасности… Но игломет все равно под рукой. Символ независимости, знак того, что и она способна изменить чужую жизнь, прервать ее или оставить…
Дайана едва слышно вздохнула, стараясь не разбудить Калеба. Он спал чутко, и мнилось, что в любой момент он может соскользнуть с кровати, метнуться к окну в стремительном прыжке и исчезнуть в ночи, словно вспугнутая птица. Но в любви он был нетороплив, он умел наслаждаться и дарить наслаждение. Такого счастья она не знала никогда, такого слияния с душой и плотью другого человека, такой отчаянной всепоглощающей страсти… Люди, мужчина и женщина, могли одарить друг друга с безмерной щедростью, и этот дар был полон не только радостей тела – забвение, которое несла любовь, утоляло печали, смывало горечь унижений, позволяя забыть о прошлых бедах. Это стало для нее открытием – невероятным, ошеломляющим!
Снова вздохнув, Дайана покосилась на игломет. Символ перемены, что случилась с ней?.. Нет, игрушка. Свою жизнь она изменила сама, свою собственную, жизнь Аригато Оэ и жизнь Калеба, сына Рагнара. Изменила сейчас и будет менять снова и снова, но не при помощи смертельных стрелок. Есть так много всяких возможностей… Та женщина сказала: ты еще не выносила дитя… Что же тут сложного?.. Здесь, на Борге, может быть… Здесь ребенок растет в чреве матери много дней, родовые муки неизбежны, и любая случайность грозит сепсисом и смертью. Но Авалон – не Борг. Если они с Калебом захотят дитя…
Вдруг она ощутила сладкое томление внизу живота, словно там шевельнулся еще не рожденный малыш. Она лежала в полутьме, под световым шаром, заменявшим ночное солнце Авалона, и думала, каким он будет. Сероглазым, как Охотник?.. С такой же смугловатой кожей и упрямо сжатыми губами?.. Для мальчика подойдет, и все это можно запрограммировать на генетическом уровне. Но если они захотят девочку или двойню…
Девочка пусть будет похожа на меня, решила Дайана, похожа на предков авалл ‘ тагрим. Ее глаза закрылись, но чуть заметный свет пробивался сквозь веки, создавая иллюзию авалонской ночи. Вместе со светом пришли смутные картины, что видятся при погружении в сон, когда находишься между забытьем и явью. Она снова очутилась на Авалоне, сидела в цветущем саду, и два малыша играли у ее ног. У мальчика были серые глаза, у девочки – с янтарной радужкой, и в ее волосах темные пряди мешались со светлыми.
Лабораторию оборудовали в большом зале второго этажа. Этаж был просторен; нашлись здесь комнаты для трех членов экспедиции, для генератора и склада оборудования, для стерильных боксов и прочих нужд. Лестницу, что вела наверх, перекрыли силовым щитом, другие щиты занавесили окна, у дальней стены разместился терминал для связи в кораблем. Место еще оставалось, и доктор Кхан устроила в одном из помещений кабинет, чтобы вплотную заняться антропологией боргов. Но поселилась она в южном крыле, рядом с опочивальней Охотника, в комнатах, что выходили в сад, выдворив из них Зарайю и Ситру. Дуайен не возразил ни слова против ее решения, лишь вздохнул с тоскливым видом и посоветовал прикрыть все окна силовой завесой.
Прошел день, за ним другой; суета с разгрузкой улеглась, в доме вспыхнул свет, Десмонд извлек приборы из контейнеров и завершил их наладку, роботы-стражи устроились на краю утеса, и слуги, минуя их, уже не трепетали в ужасе. После вечерней трапезы Аригато Оэ собрал свой штат в лаборатории. Здесь перемигивались огоньками полевой анализатор, сканеры и центрифуга для подготовки образцов, тихо рокотали кондиционеры, а с висевшего у стены экрана мрачно взирал на собравшихся капитан Ковальский.
– С завтрашнего дня приступаем к исследованиям, – произнес дуайен. – Доктор Кхан и доктор Десмонд в курсе текущих работ. Остальным я предложу занятия, исходя из их возможностей и знаний.
– Мне тоже? – спросил Ковальский, вцепившись в бороду и помрачнев еще больше.
– Вам, капитан, в первую очередь.
– Я закончил монтаж синтезатора. Чего еще вам надо?
– Чтобы вы проверили некую гипотезу. Население планеты вымирает, и нам известно, что такие бедствия уже случались в минувших веках. Иными словами, действует регулярный фактор, и я могу предположить, что он связан с циклическими процессами в звездной системе. Сближение с другим небесным телом, губительное для всего живого, пылевое облако, метеоритная бомбардировка и, наконец, перемены в светимости звезды… Все это вам и Людвигу нужно проверить.
– Полагаете, их светило – цефеида? Но в таких системах нет обитаемых миров, – буркнул капитан.
– Как правило, нет, но существуют исключения, – вступил в разговор Десмонд. – Полярная, родина брата Хакко… Колебания светимости незначительны, но все же их солнце, несомненно, цефеида. Здесь может быть что-то подобное. – Он поднял глаза к потолку и расплылся в привычной улыбке. – Удивительно… Приспособляемость жизни так велика, но при нехватке энергии, каких-то трех-четырех процентов, высшие формы обречены на гибель… все, кроме глубоководных рыб…
– Ладно, я проверю, – сказал Ковальский. – Что-то еще?
– Пока ограничимся этим. Буду обязан, если вы проинформируете меня через декаду, а лучше через пять-шесть дней. – С этими словами доктор Аригато Оэ повернулся к Калебу. – Скажите, Охотник… вы тут уже довольно долго, и вы вступили в контакт с вождями… Стоит ли поднести им дары? В знак искренней дружбы и благодарности за гостеприимство?
– Все любят подарки, – отозвался Калеб. – Подарок – лучший путь к сердцу ближнего.
– Они для нас не ближние, – прошелестел голос брата Хакко. – Не ближние, пока не осенит их благодать Святых Бозонов.
– С этим придется потерпеть. Не исключаю, что у них свои бозоны, такие же священные, как ваши, – с иронией заметил доктор Аригато. – Я пошлю вас в город, брат, поднести подарки их вождям и установить полезные контакты. Общение с людьми – ваша специальность, не так ли? Нет возражений?
– Я готов. – Священник склонил голову. – Нести дикарям слово истинной веры – мой долг.
Аригато Оэ поморщился.
– Только не нужно увлекаться и сразу вербовать прозелитов! Пусть их вера не истинная, но мы о ней не знаем ровным счетом ничего. Помните о судьбе первой экспедиции и постарайтесь не оскорбить их религиозные чувства. Лично я не спешу в мученики.
– Не тревожьтесь, сьон, я умею убеждать, – молвил брат Хакко. – Оскорбленных и обиженных не будет.
– Вот и отлично. Теперь о вашем задании, Охотник… Вы узнали, где у боргов кладбище?
Тайны в этом не было, и еще пять дней назад Калеб все выведал у слуг. Правда, таких слов, как «кладбище» или «место захоронения», в языке боргов не нашлось; они не питали почтения к смерти, не воздвигали усыпальниц, ибо жилищем предков, средоточием их мыслей и душ был Дом Памяти, а не погост с гниющими телами. Кладбище находилось в одном из ущелий в горах, и называли его просто Ямой. Подобные свалки, где оставляли мертвецов, имелись в каждом городе – ущелья, овраги или рукотворные углубления, где кости лежали на костях, заваленные сверху телами недавних покойников. Сообщив об этом дуайену, Калеб прибавил, что Яму посещают лишь по необходимости – дух там жуткий, ползают черви и кормятся мелкие хищники да птицы-трупоеды.
– Значит, эта территория не считается запретной и ее не охраняют, – с довольным видом произнес глава экспедиции. – Навестите Яму, Охотник, и желательно, не откладывая. Скажем, завтра.
– С какой целью, сьон?
– Я уже говорил вам, что нужны образцы, кости тех, кто умер сто, двести, триста лет назад. Возможно, вы докопаетесь до скелетов тысячелетней давности… Это позволит развернуть картину в максимально длительной временной шкале.
Брат Хакко тут же навострил уши.
– Какую картину, сьон доктор? Что вы имеете в виду?
– Картину исследований, что же еще, – отозвался дуайен. – Завтра, Охотник, я дам вам подробные инструкции. Возьмете авиетку, двух универсальных роботов и…
– Я не желаю копаться в трупах и скелетах, в моем договоре такого пункта нет, – прервал его Калеб. – Со всем уважением, сьон, но моя обязанность – защита членов экспедиции. Так что пошлите в Яму братца Хакко, а я готов преподнести дары. В Яме одни покойники, там точно не будет оскорбленных и обиженных.
Адепт стиснул тонкие губы, его глаза потемнели, ладонь легла на алый молитвенный кристалл.
– На что ты намекаешь, Охотник? Я кого-то здесь обидел или оскорбил? Я принес кому-то горе? Я был несправедлив? Бозон Творец! Разве я не…
– Хватит, святой брат! Успокойтесь! – Доктор Аригато вскинул руку в жесте примирения. – Мы за Краем Распада, в невероятной дали от нашей Вселенной… Не нужно ссориться, и пусть каждый делает свое дело. Без принуждения, Охотник. В конце концов, вы уже оказали экспедиции немалые услуги… первый контакт с туземцами и этот дом, отличное место для полевого лагеря… Я ценю ваши старания и полагаю, что Яму мы обследуем без вас. – Посмотрев в сторону окна, Аригато закончил: – Стемнело, сьоны, пора отдыхать. Я вас больше не задерживаю.
Десмонд кивнул, растянул губы в привычной улыбке и, проворно шагая, направился к выходу. Вслед за ним Калеб и Дайана покинули лабораторию. Связь с кораблем не прервалась, но Ковальский исчез, и теперь на большом дисплее маячила лишь опустевшая рубка. Окинув ее взглядом, Аригато Оэ устало потер лоб, присел к терминалу и коснулся сенсорных клавиш. Световые шары погасли. Только огоньки приборов да экран, висевший у стены, освещали лабораторию. В этой полутьме лицо священника казалось особенно бледным.
– Вы задержались, брат Хакко. Желаете что-то сказать?
– Да, сьон доктор.
– Что-то об Охотнике?
Монах скривил в усмешке тонкие губы.
– Пусть простят его дерзость Святые Бозоны… Нет, я говорю не о нем. Я подумал, что мог бы принести больше пользы не в качестве дарителя бус и зеркалец вождям туземцев. Если скажете, я отнесу им целый ворох побрякушек, но будет ли это достойным вкладом в наши труды? Хоть я всего лишь наблюдатель, однако…
Он смолк.
– Вы хотите принять активное участие в исследованиях? – спросил дуайен.
– Речь именно об этом. – Брат Хакко снова сделал паузу. – Нужны не только кости мертвецов, но и живые объекты, о чем не раз упоминалось вами. Но как вы станете изучать жителей города – ну, хотя бы слуг этого дома? Они придут сюда, в лабораторию, и будут подвергнуты всяким непонятным процедурам… множество измерений, манипуляции с кровью, сканирование мозга, генетические исследования… Колдовство?.. Бесспорно, с точки зрения дикарей! Как отнесутся к этому их старшины? Здесь не одни слуги и служанки, есть и женщина знатного рода, Зарайя… я с ней говорил, она из семьи вождя Дерама – возможно, его дочь. Не думаю, что эта женщина с радостью ляжет под сканер, как и все остальные.
Доктор Аригато слушал, задумчиво глядя на священника. Потом произнес:
– Трудности такого рода неизбежны на любой планете, где общество не слишком продвинулось по пути цивилизации. Обычно мы действуем с помощью убеждения. Уговоры, гарантия безопасности плюс некоторые материальные блага и седативные препараты… Иногда – гипноизлучатель.
– Гипноизлучатель! – Священник пренебрежительно скривил губы. – Зачем? Я способен на большее, сьон. Придут, сделают все, что вы пожелаете, и забудут… Не просто забудут, но уверятся в том, что подметали двор, а после стряхивали пыль с волос. Волосы, их волосы! – Теперь брат Хакко всплеснул руками и уставился в потолок. – Можно расчесывать их целый день! То есть не сомневаться, что занимался этим! Или занималась… Как вам будет угодно, сьон. Помнится, для ваших экспериментов необходимы женщины?.. Их будет столько, сколько захотите.
Взгляд Аригато оживился, следы усталости сползли с его лица словно отброшенная маска. Теперь он взирал на брата Хакко хоть не очень доброжелательно, но с явным интересом.
– Готов признать, что вас посещают хорошие мысли… просто отличные… – пробормотал дуайен. – Вы не стремились демонстрировать свой дар, и я как-то о нем позабыл… Зачем гипноизлучатель? Резонный вопрос! Зачем, если в экспедиции есть священник-экзорцист высшего посвящения!
– Мой дар – благословение Святых Бозонов, – скромно заметил брат Хакко. На миг его зрачки потемнели и расширились, занавесив глаза черной пеленой, но в помещении царил полумрак, и эта странная метаморфоза осталась незамеченной. Шагнув ближе к сидевшему у терминала Аригато, он произнес: – Благословенный дар нужно использовать к пользе дела. Вы согласны, сьон?
– Разумеется. Мы проведем эксперимент… не позднее, чем завтра… вы, я и Десмонд… Вы уже выбрали объект? Возможно, эта женщина… как ее имя?.. Зарайя?..
– Лучше не трогать знатных, – шепнул священник, склонившись к уху Аригато Оэ. – Это совсем ни к чему, когда есть слуги и служанки, крестьяне, рыбаки, а еще дочери и жены крестьян и рыбаков. Вы сказали – завтра?.. Так и сделаем. А сейчас пора на покой. Идите, сьон, и ни о чем не тревожьтесь.
Доктор Аригато Оэ поднялся и, механически переставляя ноги, зашагал к выходу, точно сомнамбула или оживший манекен. Священник глядел ему в след. Губы брата Хакко шевельнулись. Он прошептал:
– Завтра… завтра ты получишь свои игрушки.
Что-то разбудило Калеба. Пару минут он лежал неподвижно, раскрыв глаза и пытаясь уяснить причину: было ли это звуком, запахом или просто сонным видением?.. Дайана спала, ее волосы расплескались на подушке, и от нее тянуло сладким и уже таким знакомым ароматом. Ноздри Калеба дрогнули. Он ощущал благоухание сада, запахи листьев и земли, камня и дерева, и еще едва заметно пахло морем, соленой водой и гниющими водорослями.
Нет, это не запах, решил он, запахи те же, что всегда. Те же и Дайана… море, сад и женщина… мелодия флейты, которой подыгрывают небеса и мир, что раскинулся под ними… Значит, не запах его потревожил и не сновидение; сны приходили к Калебу редко, и он их не забывал – во всяком случае, не сразу. Сна не было. Точно, не было!
Звук?..
Он спал так, как спят Охотники, в ауре запахов и звуков, воспринимавшихся как привычные, не угрожающие ему и тем, кто находился под его защитой. Сознание фильтровало звуки даже во сне – шелест деревьев, птичий вскрик, дыхание Дайаны и чуть заметный рокот волн у прибрежных утесов. Все это, как и скрипы, шорохи, потрескивания, наполнявшие дом, не сулило опасности. Однако он проснулся. Что бы его ни встревожило, надо быть готовым.
Покинув постель и неслышно ступая, Калеб перебрался в соседнюю комнату. Здесь, в большом сундуке, лежали не только шлем, броня и клинки, теперь тут хранилось все его оружие и снаряжение, два контейнера, доставленных с орбиты. Смертоносный арсенал, не для чужих рук и глаз! Поэтому окна были прикрыты силовыми щитами и, при нужде, еще один щит опускался над дверью.
Закрепив инъектор с зельем над коленом, он стал облачаться в доспехи, действуя без поспешности, но с привычной сноровкой. Закрепил клинки в магнитной подвеске, натянул броню и шлем, защелкнул пояс с гранатами и потянулся к лучемету. Ладонь легла на приклад «гаррисона», и Калеб вдруг замер, вслушиваясь в ночные шорохи. Что-то заскрежетало, будто по камню провели железным острием – звук далекий и тихий, но вполне отчетливый. Прошла минута, затем другая. Скрежет не повторился, но теперь он знал, что его разбудило.
В окнах, за туманным барьером силового щита, маячили звезды, но небо уже начинало светлеть. Кроме небосклона, Калеб не видел ничего – густая листва скрывала берег моря, здания в ближних поместьях и дорогу к городу. Звук, услышанный им, долетел издалека, не из сада и не со двора, и роботы-стражи не подняли тревоги. Это означало, что к дому никто не пытается подобраться.
Калеб уставился в окно, сжимая холодный ствол излучателя. Названия десятка городов всплыли в его памяти – Окатро Куао, Сатро Т ‘ айма, Ирим Лаа Туан, Уан Бо… Вастар сказал, что его гнездо с ними не враждует, и битвы, в которых гибнут тысячи, – лишь дружеская услуга в Пору Заката… Вдруг кто-то решил услужить Парао, и сейчас там, внизу, шагает по дороге целая армия, крадется в предрассветной тишине, чтобы атаковать с восходом солнца… атаковать и вырезать все население города…
Охотник покачал головой. Нелепая мысль! Войско не может передвигаться беззвучно и тихо! Даже сто бойцов, даже пять десятков! Он бы услышал! Но нет ни топота, ни шарканья башмаков, ни звона оружия, ни скрипа тележных колес… Только этот звук, этот негромкий скрежет…
Вернувшись в опочивальню, он шагнул к кровати и склонился над девушкой. Она проснулась мгновенно.
– Калеб! – Ее глаза округлились. – Ты в своих доспехах и с оружием? Почему?
– Мне нужно уйти. Что-то случилось или случится совсем скоро.
– Здесь, в доме?
– Там. – Он вытянул руку к окну, за которым гасли в сереющем небе звезды.
Она выскользнула из постели.
– Я с тобой!
– Нет. В доме вы под надежной защитой. Склоны утеса неприступны, лестница крутая, у роботов мощные разрядники… Что угодно сметут, пыли не останется.
– Седьмое Пекло! С тобой, я сказала!
Дайана уже натягивала комбинезон. Похоже, спорить с ней бесполезно, решил Калеб. Он повернулся к выходу, сделал шаг, и в это мгновение где-то вдали, в городе или на побережье, ударили в бронзовые щиты. Звенящие резкие звуки докатились до гор, отозвавшихся слабым эхом.
Дайана схватила игломет.
– Оставь свою игрушку и возьми это, – бросил Калеб, протягивая ей «гаррисон». Он вернулся в арсенал, выбрал другой излучатель, проверил заряд. Потом сказал: – Идем! Нам нужна авиетка – та, что поменьше.
Они бросились во двор. Звуки набата плыли над берегом, и теперь к ним добавились панический рев буа и крики людей. Звезды меркли, небо над горами стало розоветь, но солнце еще не взошло. Дом просыпался – Калеб услышал, как завопили служанки, потом раздался скрип половиц, грохот перевернутого ложа и властный голос Зарайи. Она велела слугам успокоиться, напомнив, что лестница крута и чудищам не подобраться к дому.
«Чудищам! Прямо по моей части», – подумал Калеб, залезая в авиетку. Это был четырехместный аппарат на гравидвижках, небольшой, легкий и маневренный. Дайана устроилась рядом, стиснув ствол излучателя с такой силой, что побелели костяшки.
Он нажал клавишу старта. На крохотном пульте перемигнулись огоньки, закрылся фонарь кабины, и авиетка бесшумно взмыла в воздух. Дом, сад и стоявший за домом катер словно рухнули в пропасть; взгляду открылся вид на море, потом на городские строения и северную дорогу. Край светила вспыхнул над хребтом, и сразу же длинные густые тени гор пролегли на запад, к морю, накрыв дома, деревья и прибрежные утесы. Лестница с тысячей ступеней тоже утонула в сумраке, но у ее подножия Калеб разглядел три темных угловатых пятнышка. Там стояли краулеры, бронированные наземные машины. Пара краулеров и что-то еще?..
Он послал авиетку вниз. Два пятна были неподвижны, третье вдруг приподнялось, придвинулось к ступенькам, выпустило из-под панциря длинную шею, хвост и лапы, и Калеб услышал знакомый скрежет – видно, тварь пыталась забраться на лестницу, и ее когти царапали камень. Он смотрел на чудище сверху, но и в таком ракурсе было нетрудно его узнать – одна из тех огромных черепах с шипастыми хвостами, что высились на дамбе у морского берега.
– Животное, – прошептала Дайана, – животное, хищник… Откуда он выполз?
– Думаю, из моря. – Калеб сдвинул фонарь, и в кабину ворвался ветер. Авиетка зависла метрах в двадцати над землей. Направив ствол лучемета вниз, он разглядывал чудовище. Тварь была велика, почти с краулер размером, и хоть выглядела неуклюжей, двигалась довольно резво. Опыт Охотника подсказывал, что этот хищник живуч и очень опасен – особенно для людей, вооруженных мечами, секирами и копьями. Вряд ли его удалось бы прикончить из лука или арбалета.
– Морское чудище, – повторил он, – не с гор и не из леса. Ему трудно передвигаться среди деревьев и камней. Шатшар… Так его называют борги.
Калеб прицелился, и беззвучная молния разметала череп твари. Шея ткнулась в основание лестницы, но обезглавленный зверь еще шевелился, скреб когтями по камням, дергал хвостом. Сдвинув рычаг мощности, Калеб выстрелил снова. Полетели осколки костей и клочья мяса, вверх поднялся едкий дым, нижняя ступенька растеклась огненной лужицей. Шатшар замер. В его панцире зияла огромная дыра.
Развернув свой легкий аппарат, Калеб направил его к городу. Внезапно ожило переговорное устройство, и Аригато Оэ осведомился напряженным хриплым голосом:
– Охотник, где вы? Что происходит?
– Двигаюсь в Парао. Слышите грохот? Там бьют в щиты. Сигнал тревоги, я полагаю. Нашествие каких-то морских тварей. Хищные амфибии, похожи на гигантских черепах.
Пауза. Прошли две-три секунды.
– Где доктор Кхан?
– Здесь, со мной. Пожелала отправиться в город.
– Это, Охотник, мне не нравится. Вы должны защищать нас, а не туземцев. И я не хочу, чтобы доктор Кхан подвергалась риску. Она…
– Я уже не играю в куклы! – резко вымолвила Дайана. – Я взрослый человек!
Снова молчание. Затем:
– Вернитесь, Охотник. Это мой приказ.
– Нет. Там, наверху, вы в полной безопасности. А я… – Калеб усмехнулся, – я, сьон, истребитель чудовищ. Мне нужна практика.
Протянув руку, Дайана отключила связь. На ее лбу пролегла упрямая морщинка, сверкнули янтарные зрачки.
– Ты, конечно, великий истребитель чудовищ… Но теперь я буду за тобой присматривать.
– В самом деле? – осведомился Калеб.
Она вздернула подбородок.
– Каждая женщина должна присматривать за своим мужчиной! Чтобы не наделал глупостей!
– Верная мысль, – сказал Охотник и покосился на «гаррисон» в ее руках. – Присматривай! Опять же два ствола лучше, чем один.
Они промчались над рыбачьей деревушкой. Ее единственная улица была пуста, дым не вился над домами, у маленькой бухты, стесненной скалами, валялись сети, паруса и весла, прибой раскачивал брошенные лодки. Две твари неторопливо ползали у воды, изгибали шеи, подбирая что-то с окровавленного песка.
Калеб повел авиетку к берегу. Дайана, вдруг побледнев, вскрикнула:
– Святой Бозон! Там люди! Их останки! Они растерзали людей!
– У тебя излучатель. Снеси им головы.
Сдвинулся фонарь кабины, ветер ударил в лицо, растрепал волосы девушки. Она подняла оружие. Ее губы дрожали от ярости.