Дальше самых далеких звезд Ахманов Михаил

– Ты заметил, как составлены смены? Он взял с собой монаха, а девушка будет дежурить с Охотником. Кажется, наш доктор не ревнив.

– На Авалоне нет такого понятия, – послышалось в ответ. – Мужчины и женщины свободны в своих желаниях. Неважно, состоят они в браке или нет.

Капитан усмехнулся.

– Рассказать бы, парень, об этом моей Марте… тут же сковородой по черепу или вилкой в ребра! Но Марте уже ни о чем не расскажешь… – Некоторое время он сидел молча, потом заметил: – Девушка могла уйти от него еще раньше, на Авалоне, но, думаю, даже не пыталась. Как считаешь, почему?

– Тонкие человеческие отношения, очень тонкие и деликатные, капитан, – сообщил Людвиг. – Я не совсем в этом разбираюсь, но, анализируя ситуацию, все же пришел к определенным выводам. Да, пришел.

– Ну-ну… Любопытно послушать.

– Она не ощущала себя взрослой сложившейся личностью, даже сомневалась, что она – человек. Так она мне говорила. Ее типичные эмоции – чувство потерянности, отчаяние, фрустрация подростка, и в то же время внутренний бунт, присущий юному возрасту. К этим ее фобиям добавилось явное несоответствие между психикой и физическим обличьем. Она помышляла об эвтаназии, даже о самоубийстве.

– Очень уж мудрено, – сказал капитан. – Хотя, если вспомнить моих дочерей… Юлишке стукнуло пятнадцать… большая девка была, а ума – что наперсток…

Он тяжело вздохнул и уставился на экран. Роботы собрали часть нижней полусферы и теперь возились по ее периметру словно команда трудолюбивых бобров. Сверкали синеватые вспышки лазерной сварки, иногда монтажники парами мчались к транспортному кораблю и, ухватив очередную деталь, тащили ее к решетчатой конструкции. Она росла прямо на глазах.

– Охотник появился очень кстати. Молодой, видный… – промолвил наконец капитан. – Теперь есть к кому прислониться. Можно жить, не думая об эвтаназии и суициде.

– Надеюсь. Любовь меняет людей, и эти перемены отрадны.

Ковальский снова вздохнул.

– Любовь, любовь… Что ты знаешь о любви, паренек? Сперва она несет счастье, но кончается всегда горем. Всегда! Это неизбежно!

– Почему, капитан?

– Проходят годы, и ты теряешь любимых людей, – раздалось в ответ. – Или они теряют тебя…

Дайана улыбалась, гладила Калеба по щеке, и ее ладони были теплыми, словно эти быстрые ласковые прикосновения навсегда изгнали холод и даже память о нем. Улыбка красила ее необычайно – сияли глаза цвета янтаря, изящными арками приподнимались брови, манили губы, подобные лепесткам тюльпана. Калеб вдруг заметил, как она высока – почти не откидывает голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Она уже не выглядела юной, беспомощной, беззащитной; что-то в ней изменилось, словно за несколько декад холодного сна она повзрослела на годы – может быть, на целое десятилетие. Очертания губ стали тверже, золотистые глаза смотрели уверенно, движения – то, как она поднимала руку, как отбрасывала волосы с лица – были исполнены скрытой силы.

– Что тебе снилось? – спросил он.

– Море Авалона. Теплое синее море, облака и птицы, что кружат над водой… Мы, босые, шли вдоль линии прибоя, волны гладили ноги, и ты вдруг остановился и сказал, сказал… – Дайана задумалась на секунду. – Сказал, что мы вместе уже много лет. Сказал, что я должна подарить тебе дочь и сына. Сказал, что, когда они подрастут, мы отправимся на Землю, в Стокгольм, и ты покажешь им свой инкубатор. Чтобы они понимали, как хорошо, когда есть мать… настоящая, живая…

– Великие Галактики! – воскликнул Калеб. – Все это возможно, все, море, дети и даже полет на Землю! Нынче я авалонский гражданин с пожизненным обеспечением. Гляди, я уже весь в золоте! – Он хлопнул по рукаву своего комбинезона. Потом спросил: – Ты в самом деле это видела?

Тень грусти скользнула по ее лицу.

– Нет, милый, нет… Я только вообразила… сейчас, когда я рядом с тобой… В холодном сне не бывает видений. При гипотермии мозг полностью отключен.

– Ты уверена? Вдруг совсем наоборот – ты видишь то, что будет?

– Я ученый, Калеб. Я знаю, что грядущее не является в снах, а зависит от нас. От нас и внешних обстоятельств.

Они стояли в коридоре у ее отсека, держались за руки, глядели друг на друга. «Словно ребятишки, – подумал Калеб. – Ребятишки, не наигравшиеся за день и не желающие расставаться».

– Твой доктор Аригато понимает, что произошло?

– Догадывается. Я больше не сплю в его постели.

– Он пожелал, чтобы мы дежурили вместе. Это была твоя идея?

Пальцы Дайаны коснулись пояса. Там, в кармане под широкой синей лентой, что-то лежало – небольшой и легкий предмет, почти не оттягивающий ткань комбинезона. Оружие, понял Калеб. Игломет или лазерный хлыст.

– Я сказала, что монах мне неприятен, и я не хочу сидеть с ним рядом несколько часов. Никто меня не заставит! Никто и никогда! Аригато удивился, но возражать не рискнул. Он очень предан делу, и главное для него, чтобы экспедиция благополучно завершилась. – Лицо Дайаны стало задумчивым. – Я знаю, он искренне любил жену, ту, прежнюю, Дайану Кхан, но его наука все-таки была на первом месте. Всегда, все прожитые ими годы. Возможно, поэтому она…

Ее голос стих.

– Поэтому она не захотела продлять жизнь? – вымолвил Калеб. – Или из-за душевной болезни, о которой ты говорила? Впрочем, что вспоминать об этом… ее нет, а есть ты. Надеюсь, ты не боишься реверсии? Не считаешь, что, вернув молодость, станешь другой?

– Я уже другая, – сказала Дайана и потянулась к его губам.

Луны у Борга не имелось, тяготение и сутки были близки к стандарту, площадь поверхности – на восемь-десять процентов больше, чем на Земле и Авалоне. Пять материков группировались около экватора, в тропической и субтропической зонах, разделяя Мировой океан на две почти равные половины; ледяные шапки на полюсах тоже выглядели одинаковыми. Атмосферное давление, солнечная активность, состав вод и воздуха, радиационный фон, соотношение суши и океанов – все колебалось около средних значений, типичных для обитаемых планет. Чем больше информации доставляли зонды, облетавшие Борг по экватору и от полюса к полюсу, тем яснее становилось, что этот мир отлично подходит для гоминидов – может быть, даже лучше, чем благословенный Авалон.

Обширные речные долины, предгорья, а также берега океанов и внутренних морей, лежавших между континентами, были заселены – здесь стояли малые и большие города, соединенные сетью дорог, на реках имелись мосты или паромные переправы, а окружающие земли выглядели заботливо возделанными. Области, тяготеющие к самым крупным городам, разделялись почти необитаемыми ареалами, иногда пространствами джунглей, саванн и пустынь, но чаще – массивами горных хребтов и плато, что поднимались на высоту от трех-четырех до восьми километров. Вероятно, аборигены еще не использовали сушу с той интенсивностью, которая обычна для развитой планетарной цивилизации, где нет иных свободных земель, кроме заповедников. Здесь явно царил мир архаики – в лучшем случае Средневековья, и наблюдения это подтверждали: механический транспорт отсутствует, нет летательных аппаратов и крупных морских кораблей, ночное освещение в городах – факелы и костры, и во всем электромагнитном диапазоне – лишь треск атмосферных разрядов.

Но поселений оказалось немало – только крупных больше сотни. Каждый город занимал территорию в десять-двадцать квадратных километров, не был окружен стеной, не имел никаких укреплений, но обладал четкой планировкой, обычно радиального типа, с хорошо различимым ядром, застроенным самыми высокими сооружениями. Судя по данным, поступавшим с зондов, число их жителей могло исчисляться десятками тысяч. Несомненно, города были средоточием власти и центрами местной культуры, но борги обитали и в более мелких поселениях, даже на островах северного и южного океанов. Часть островов покрывал ледяной панцирь, но встречались довольно обширные архипелаги, расположенные в умеренной зоне.

В дополнение к первой сбросили вторую визуальную станцию. Их объективы позволяли пересчитать все волоски на головах туземцев, и доктор Кхан, накопив более тысячи наблюдений, принялась за важную работу – портрет типичного туземца-борга. Она утверждала, что их черты несколько гипертрофированы: огромные, глубоко запавшие глаза под мощными надбровными дугами, крупный рот с очень яркими губами, у мужчин – раздвоенный подбородок и выступающие скулы, волосы на голове пышные и торчат, как львиная грива. Шеи у боргов были тонкими и гибкими, плечи – покатыми, и потому руки казались длиннее; кисть узкая, пальцы на руках и ногах тоже длинные. Нашлось еще с десяток внешних отличий, но не приходилось сомневаться, что эти существа принадлежат к роду людскому, только не к гомо сапиенс, а к другой его разновидности. Впрочем, доктор Аригато Оэ считал, что внешний вид обманчив и разница в генетике, обмене веществ и вообще в наследственной основе организма может оказаться весьма значительной. Чтобы это подтвердить, были нужны образцы живых тканей и тщательные исследования на планете – желательно с согласия туземцев.

В один из дней Дайана закончила свои труды, и в рубке – запасной, которую она делила с Калебом, – повисли два объемных изображения. Борги, мужчина и женщина… Мужчина с резкими чертами: грозное лицо воина в обрамлении смоляной гривы, пронзительный взгляд, орлиный нос, густые кустистые брови… Ни бороды, ни усов, и потому странный раздвоенный подбородок приковал на минуту внимание Охотника. Облик женщины был мягче и нежнее: надбровные дуги не выступают слишком заметно, рот не так велик, губы полные, яркие, на подбородке – ямочка, стройная длинная шея поддерживает изящную головку с темным водопадом волос. Ее красота была диковатой, тревожной, неожиданной и в то же время словно бы знакомой Калебу; он перевел взгляд на Дайану, всмотрелся в ее лицо и с удивлением воскликнул:

– Во имя Жизни и Света! Вы похожи!.. Ты знаешь, что вы похожи?

Девушка улыбнулась. Теперь улыбка была ее частой гостьей – но только для Калеба.

– Я заметила. Однако сходство – не моя фантазия. Я сделала реконструкцию по сотням изображений женщин. Получился обобщенный облик, модель, типичная для их расы.

– Это наводит на размышления, – заметил Калеб. – Ты – Д ‘ Анат ‘ кхани, Дар Южного Ветра… Может быть, пращуры авалл ‘ тагрим, исконных авалонцев, прилетели из этой Вселенной?

Дайана показала на экран с участком дороги, взбегавшей на крутой мост. По мосту тащилась рогатая тварь, запряженная в повозку, и два борга подгоняли ее бичами.

– У них нет космических кораблей, нет даже парового двигателя. Они варвары, Калеб.

– Бозон с ними, милая. Но эта Вселенная столь же огромна, как наша, и в ней есть другие люди. Не варвары, а вполне цивилизованные существа, внешне похожие на боргов, как похожи все мы, увидевшие свет в Старых Галактиках. Вот они-то и могли прилететь на Авалон!

– Сожалею, но это не так, – раздался голос Людвига. – Авалл ‘ тагрим смешались с переселенцами с Офира и Земли и дали общее потомство, а это признак людей, порожденных одними и теми же семенами жизни. У обитателей этой Вселенной другой генетический аппарат. Вряд ли вы и они способны к взаимному оплодотворению.

Это стоит проверить, подумал Калеб, поглядывая то на Дайану, то на созданный ею портрет инопланетной красавицы. Долгое воздержание начинало тяготить его, хотя любой Охотник умел обуздывать подобные эмоции. Дороги Охотников не очень подходили для женщин, даже для сладких снов о женской плоти, ибо спящий слишком крепко мог оказаться в жвалах бикварского паука, в пасти саблезубой крысы или в клыках тираннозавра с Пятой Кехны. Но Дайана была рядом, была так близко, что это нарушало привычное равновесие. Впрочем, оба они понимали, что тесный мирок корабля и взор вездесущего Людвига не располагают к нежной страсти.

Девушка тоже рассматривала модельные изображения, пристально глядела на боргов, как если бы их обличья явились ей в первый раз. Окна-экраны, открытые в рубке, бросали свет на ее лицо; по одним неслись строчки цифр и непонятных Калебу символов, на других мерцали карты планетарной поверхности, изменяясь по мере движения зондов, третьи, те, что были связаны с наблюдательными станциями, показывали город и дорогу с мостом. Многолюдный город, в котором нашли смерть три участника первой экспедиции… Он лежал на равнине у реки, и его отделяли от внутреннего моря саванна и прибрежная горная гряда.

– Знаешь, о чем я думаю? – тихо промолвила Дайана. – В нашей Вселенной нет иного разума, кроме человеческого. Семена жизни породили мириады тварей в тысячах миров, но только мы владеем разумом, самым мощным оружием в борьбе за выживание… Так у нас, а как у них? Как сложились игры вероятности в этом Мироздании? Мы обнаружили здесь людей, и те, что пойдут по нашим следам, тоже станут их искать… искать у других солнц, на других планетах… экспедиции Архивов, Лиги, Галактической Академии, Транспортного Союза… Будут искать и вдруг найдут совсем не то, что собирались. Может быть, удивительное, даже чудесное… А если страшное? Разумных монстров, подобных гидре, о которой ты рассказывал?

– У гидры нет разума, ею руководит инстинкт, – заметил Калеб. – Но я понимаю твои опасения: то, чего мы не знаем и даже не в силах представить, пугает больше всего. Так говорил мой отец. – Снова взглянув на изображения боргов, он сменил тему: – Мне кажется, твоя работа не закончена. Есть мужчина, есть женщина, а где ребенок?

Дайана пожала плечами.

– Нет данных для обобщения. Выводы первой экспедиции подтверждаются: на Борге только взрослые. Их на планете сто тридцать миллионов, и, хотя их век долог, через двести-триста лет планета опустеет. Они вымирают, Калеб.

– Но почему?

– Это мы и должны выяснить. Узнать и спасти их.

Она повела рукой, и в воздухе раскрылся экран внешнего обзора. Там, над выпуклым зеленовато-голубым диском планеты, висел транспортный корабль, а чуть выше круглилась сфера синтезатора. Его корпус был уже собран, и роботы монтировали приемную камеру, кольца с широкими соплами инжекторов и насосов и гравитационный двигатель. Транспорт нес контейнеры с десятками веществ – с их помощью можно было справиться с общепланетной пандемией, уничтожить вредные примеси в атмосфере и океане, окутать Борг защитным покрывалом ионизированных облаков и регулировать толщину озонового слоя. В непредвиденной ситуации любой продукт, биологический реагент, лекарственное средство предполагалось синтезировать на месте из атмосферных газов, льда, воды, камней, из всего, что найдется на Борге и в его космических окрестностях. Борг не имел естественного спутника, но в этой звездной системе были еще три планеты, не считая множества астероидов.

– Мы их спасем, непременно спасем! – сказала Дайана, глядя на экран.

– Если они нам позволят, – пробормотал Калеб.

Он не знал, что эти слова были пророческими.

Прошли сутки, и доктор Аригато Оэ внезапно вызвал экипаж в запасную рубку, на пост наблюдения. Это случилось во время дежурства брата Хакко, утром по бортовому времени. В рубке были открыты только два окна, передача шла с визуальных станций, дрейфовавших в километре от поверхности планеты. На одном экране – город около реки, на другом – скалистые горы у морского берега. Калебу почудилось, что к горному перевалу ползет змея – гибкая, блестящая и неимоверно длинная.

– Вот поселение, которое мы постоянно наблюдаем, – Аригато Оэ кивнул на первый экран. – Город, где приземлилась первая экспедиция.

– Город Окатро Куао, – уточнил Десмонд. – Теперь, изучив их язык, мы понимаем, что это значит. Речная Колыбель, сьоны. Очень поэтично, не так ли?

– Там убили троих и изуродовали их тела, – с угрюмым видом напомнил капитан.

– Да. И поэтому я решил, что такое место не подходит для нашей базы. Возможно, в Окатро Куао туземцы особенно враждебны к пришельцам, и для нас это лишний риск. Я выбрал точку на побережье, примерно здесь. – Дуайен повернулся ко второму окну. – Здесь, у гор, буферная зона между владениями трех-четырех городов. До ближайшего – двадцать два километра. Кстати, Десмонд, как он называется?

– Парао Ульфи М ‘ айт, Морская Пена Средь Камней, – сообщил ксенобиолог. – Тоже поэтично.

– Парао будет достаточно, – сухо произнес глава экспедиции. – Прошлой ночью – нашей ночью, в Парао было утро – из города выступила армия. Брат Хакко заметил это, едва приступив к наблюдениям.

– Именно так, – подтвердил монах. – И второе воинство скоро покинет речной город. Там суматоха, на улицах солдаты и множество каких-то зверей с длинными шеями. Кажется, дикари собрались воевать.

– Воевать? – Дайана бросила на священника неприязненный взгляд. – В материалах первой экспедиции нет ничего о войнах. Ваши выводы преждевременны.

– Сомневаюсь, дочь моя… то есть доктор Кхан… – пробормотал брат Хакко. – Увидим… А вот, кстати, и вторая армия. Уже выходит в путь, и в голове колонны – всадники на каких-то тварях, вроде огромных лошадей.

В молчании они следили за двумя сверкающими змейками – одна, изгибаясь, неторопливо ползла в горах, другая, ровная, как древко стрелы, устремилась на равнину. «Воины в доспехах, – подумал Калеб, – и доспехи у них отличные – блестят, как зеркало. Вероятно, сталь… Ни одного бойца без шлема и кирасы – значит, профессионалы, хорошо вооруженные пехотинцы и всадники…» Война? Что ж, в примитивных обществах войны случались постоянно, да и миры Великих Галактик тоже не обходятся без войн…

Брат Хакко увеличил изображение на мониторах. Сверкающая змеиная кожа распалась на чешуйки; стали видны плюмажи на шлемах, прикрытые панцирями плечи и лес мерно колыхавшихся пик с длинными остриями.

Монах прикоснулся к мочке, потер ее и с едва заметной насмешкой вымолвил:

– Считаете, доктор Кхан, они несут друг другу подарки?

Дайана нахмурилась, но смолчала.

– Я хочу знать, где и когда они встретятся, – сказал Аригато Оэ. – Что бы ни случилось, нужно эти события заснять. Желательно с нескольких точек и со звуковым сопровождением.

– Будет исполнено, сьон, – отозвался Людвиг. – С учетом рельефа местности, расстояния между армиями и скорости их движения, я уверен, что они дважды встанут на ночной привал. Встреча произойдет послезавтра, около полудня, на равнине за горным хребтом. Переместить станцию в эту точку?

– Да, – произнес дуайен.

Снова наступила тишина. Один экран по-прежнему показывал поселение у реки, на другом стремительно мелькали ущелья, осыпи и вершины гор. Но вскоре изображение замерло, и Людвиг промолвил:

– Здесь, сьон доктор. Примерно тут они встретятся.

Под станцией лежали предгорья, холмистая равнина, пересеченная ручьями и оврагами. На западе виднелась горная цепь, остальные три стороны света были открыты небу и солнцу. То была саванна, поросшая кустарником и травой, с редкими купами деревьев, с множеством рек и речек, разливавшихся кое-где небольшими озерами. Много свободного пространства, подумалось Калебу. Отличное место для схватки!

Он взглянул на город Окатро Куао, прищурился и внезапно понял, что в этой войне не так. Те древние развалины на Опеншо, где они с Весли Кингом выслеживали одержимого… С ними все было в порядке – город окружала стена, над ней когда-то возносились башни, и враг мог прорваться внутрь лишь после штурма, разбив ворота и оставив под стеной тысячи погибших воинов. Всякий город должен иметь защитные стены – такой была одна из первых аксиом войны. А вторая гласила: если нет стен, город разграбят, а жителей перебьют.

Но ни одно поселение на Борге не имело стен, не защищалось от врага эскарпами, валами, рвами или равелинами. «Что же случится после битвы?.. – размышлял Калеб, наблюдая, как войско покидает город. – Будут победители и побежденные, проигравших порубят в куски, а потом одержавшие победу ринутся за добычей – либо в Окатро, либо в Парао… Жителям не позавидуешь!»

– Грмм… – Капитан прочистил горло и покосился на экран с видом саванны. – Если тут у нас все, я пойду в рубку. Надо приглядеть за роботами. Они, конечно, не бездельники, но туповаты. Как бы ни приварили насос на место инжектора.

– Я контролирую их, капитан, – сообщил Людвиг.

– Это не значит, что я должен остаться без работы, – буркнул Ковальский и исчез.

– Вернуть вторую станцию в горы, – распорядился доктор Аригато. – Первая пусть следит за армией Окатро.

– Выполняю, сьон.

Некоторое время они наблюдали, как ползут навстречу друг другу две колонны, сверкающие стальными доспехами. Зрелище было не очень занимательным.

– Десмонд, возвращайтесь в трюм, – сказал наконец Аригато Оэ. Потом, скользнув взглядом по лицу Калеба, добавил: – Смените нас через четыре часа. Отдыхайте.

На пороге рубки Калеб обернулся, словно его толкнули в спину. Монах смотрел на него, поглаживая висевший на груди кристалл. Его глаза были темны и словно говорили: я еще не проиграл, Охотник. Ничего не кончено, ничего!

Вечером, закончив дневные труды, Калеб направился в оранжерею, к бассейну. Там, в потоках теплого воздуха, шелестела листва, свет был приглушен, и у сводчатого потолка плавало тусклое розоватое пятнышко, имитация ночного солнца Авалона. В его лучах вода в бассейне тоже казалась розовой, как вина, которые Калеб пил на Опеншо. По местному обычаю в бокал бросали апельсиновые дольки, но здесь их, конечно, не было. Зато присутствовал сьон Аригато – лежал в воде, откинув голову на бортик и полузакрыв глаза.

Калеб разделся и полез в бассейн, буркнув:

– Доброго вечера, сьон.

– Вам тоже, Охотник.

Голос доктора звучал тихо, лицо осунулось – похоже, он был утомлен или не совсем восстановился после гибернации. В принципе, холодный сон не причинял вреда, но несколько дней после пробуждения ощущались усталость и вялость.

– Желаете что-нибудь выпить? – заботливо поинтересовался Людвиг. – Кофе, сок, фруктовый коктейль, молоко?

– Нет, пожалуй, нет. А вы, Охотник?

– Вина. Сухого, с Авалона Амо.

На бортике бассейна раскрылась щель, поднялся бокал с вином. Калеб сделал пару глотков. Затем произнес:

– К вечеру обе армии разбили лагеря, сьон доктор. Та, что идет по равнине, движется быстрее, чем войско в горах. Людвиг измерил дистанцию между ними и подтвердил, что они столкнутся послезавтра, около полудня.

– Мы не пропустим этот момент, – по-прежнему тихо вымолвил дуайен.

Калеб отхлебнул вина. Оно было кисловато-терпким, бодрящим.

– Я мог бы отправиться на Борг, прямо к месту сражения. В орбитальном челноке. Конечно, если вы не возражаете.

– Нет необходимости, Охотник. Мы все заснимем с помощью визуальных станций.

– Заснимем, – согласился Калеб. – Однако не узнаем причины столкновения.

Глаза доктора приоткрылись шире.

– Полагаете, вы могли бы об этом спросить?

– Почему же нет? Десмонд сказал, что накопился изрядный объем фонетических данных, и их язык расшифрован. Если пройти импринтинг, я буду говорить не хуже любого борга.

– Это верно, но все же риск слишком велик. Битва варварских армий… Вы представляете, что это такое? Реки крови и горы трупов… Вы наверняка погибнете.

– Не думаю, сьон доктор. Эти парни не очень ловки в обращении с оружием. Мне казалось, что они – профессиональные солдаты, но я ошибся. Сегодня я наблюдал за ними шесть часов. Есть опытные воины, но в основном это ополченцы.

– Откуда такая уверенность, Охотник?

Калеб пожал плечами.

– Я вижу, как они двигаются, как держат копья, как несут тяжесть доспеха, как склоняют голову в шлеме… Все это, плюс интуиция.

Секунду-другую Аригато Оэ размышлял, потом вздохнул с явным сожалением.

– Пусть так, но все равно ваша затея опасна. Ополченцы… И что с того? Их много, вы один.

– Я быстро бегаю, – усмехнувшись, сказал Калеб.

– У боргов есть всадники. Сегодня я тоже наблюдал за ними. По-моему, эти звери, похожие на лошадей, довольно резвые.

– Вы зря беспокоитесь, сьон доктор. И вы еще не оценили все выгоды прямого наблюдения.

– Например?

– Вы сказали, что битва варварских армий – это реки крови и горы трупов… – Калеб не спеша допил вино. – Хотите получить труп? Даже десяток свежих покойников?

Глава экспедиции внезапно оживился. Веки его поднялись, голос стал громким, жесты – энергичными.

– Покойники, хмм… мертвые тела… скелет, анатомия, образцы внутренних органов… Я как раз думал, где и как все это раздобыть… Мы ведь не можем охотиться на аборигенов, хватать их и резать лазерным скальпелем, это антигуманно… В то же время вскрытие дает массу информации, которую невозможно получить другим путем… Трупы! Дельная мысль, Охотник!

– Потомственный, – уточнил Калеб. – Так что я имею опыт и обширную практику по части трупов. Вы получите их столько, сколько пожелаете.

– Хорошо, я согласен. Берите челнок и спускайтесь. – Аригато Оэ резко выпрямился, плеснув водой. – Робот вам пригодится? На всякий случай?

– Обойдусь. Незачем пугать боргов. Я возьму свое обычное снаряжение.

Они замолчали. Ночное солнце Авалона висело над вершиной сосны, и ее смолистый аромат смешивался с запахом цветущего жасмина. Гул вентиляторов смолк, листья больше не трепетали на ветру, не шелестели, и тишина нарушалась только чуть слышным плеском воды. В воздухе вдруг раскрылся экран с изображением планеты – возможно, Людвиг решил их развлечь или напомнить, где они находятся. Линия терминатора делила Борг пополам, и облака, пересекая эту границу, превращались из снежно-белых покровов в неясные темные массы.

– Охотник, – вдруг промолвил Аригато Оэ, – послушай меня, Охотник… – Его голос был снова тихим и непривычно хриплым, будто он выдавливал слова с трудом. – Будь осторожен и непременно вернись. Без тебя она умрет.

Пораженный, Калеб замер.

– Я виноват, я причинил ей много горя… Если ты погибнешь, она подумает, что это я отправил тебя на планету, отправил на верную смерть… Понимаешь?

– Да, – выдохнул Калеб, – да!

– Мы расстались, и это было нелегкое решение… нелегкое, но неизбежное. Лучше так. По крайней мере, мы избежим трагедии… Если бы она ушла из жизни, я бы себе не простил… – Пауза. Затем Аригато Оэ заговорил снова: – В моем возрасте полагается проявлять терпение и мудрость, а я слишком поторопился с клонированием, пожелав иметь не ребенка, а взрослую копию. Я был в отчаянии, Охотник, был в отчаянии, когда умерла Д ‘ Анат ‘ кхани… та, настоящая Д ‘ Анат ‘ кхани…

– Эта тоже настоящая, – сказал Калеб, справившись с изумлением. – Я сочувствую вам, сьон доктор – вы потеряли женщину и не нашли ей замены. Что вы будете делать?

– Попробую еще раз, ведь ткани моей супруги сохранились, – послышалось в ответ. – Я не собираюсь торопиться, не буду нарушать закон и выращу это дитя. А через двадцать лет, когда она станет взрослой, пусть решает сама, как меня назвать, возлюбленным или отцом.

– Ну, сестрица у нее во всяком случае будет, – пробормотал Калеб и вылез из бассейна. – Приятных снов, доктор. И не тревожьтесь, я скажу ей, что лечу по собственной воле.

Он оделся и вышел в коридор. Мигнули потолочные панели, и Людвиг молвил с печалью в голосе:

– Летишь… Больше, Калеб, я не смогу за тобой присматривать. И скоро все меня покинут…

– Капитан останется, а мы вернемся, закончив дела. Не скучай, малыш.

Переступив порог каюты, он вытащил из шкафа контейнеры, открыл их и начал выкладывать нужное. Шлем, броня, ножи, клинки, фризерные гранаты, плащ-хамелеон… Разрядник Калеб решил не брать.

Глава 10

Сражение

Челнок опустился в теснине меж холмов, заваленной камнями. То было узкое извилистое ущелье с крутыми склонами, выходившее к ровной, как стол, степи; другой его конец терялся в предгорьях, среди осыпей, огромных глыб и утесов причудливых очертаний. «Надежное укрытие, – решил Калеб, – с равнины челнок не заметить, и вряд ли кто-то сунется сюда – плацдарм для битвы неподходящий, пеший строй не развернешь и в конном не атакуешь».

Его маленький летательный аппарат управлялся с корабля до самого момента приземления. Собственно, земля, вода или другая опора челноку не требовалась – он повис над дном ущелья, и Калеб оттащил невесомое суденышко к ближайшей скале. Потом закрыл кабину, активировал автоматику шлема и произнес:

– Я на месте, Людвиг. Подключи меня к станции.

– Сделано.

Над левым запястьем вспыхнул крохотный экран. Визуальная станция дрейфовала в трехстах метрах над равниной, обзор был широким, и Калеб видел обе колонны – ту, что шла по равнине, и ту, что спустилась с гор. Блестящие змейки неуклонно ползли и ползли вперед. Он прикинул, что армии Окатро и Парао столкнутся через час-полтора, и, цепляясь за трещины и камни, полез на ближайший склон.

Вид с вершины холма был отличный: внизу лежала бескрайняя саванна, зеленели травы, поблескивали реки и ручьи, вдоль западного горизонта тянулась горная цепь, и над ней висело белое стадо облаков. Небо Борга отличалось от небес Земли и Авалона – не синее, а скорее фиолетового оттенка, напоминающего аметист. Солнечный диск выглядел совсем небольшим, но взглянуть на него даже искоса было невозможно. Солнце Борга, жаркая голубая звезда, торчало в зените как раскаленный гвоздь, заливая саванну светом и зноем. Того и другого хватало с избытком, хотя Борг находился втрое дальше от светила, чем Земля.

Воздух был горячим, сухим, солнце палило, нагревая шлем и броню. Калеб отключил магнитную подвеску, снял клинки и закутался в плащ, спрятав голову под капюшоном. Стало полегче; плащ-хамелеон отражал световые лучи, не пропуская их к снаряжению и телу. Выбрав место среди камней, он сел, скрестив ноги и озирая равнину. Миновала секунда-другая, плащ сделался темно-коричневым, спрятав фигуру Охотника; теперь он казался такой же каменной глыбой, как те, что валялись на вершине холма.

– Сьон доктор спрашивает, что ты видишь, – сказал Людвиг.

– Пока ничего интересного, – отозвался Калеб и добавил на языке боргов: – Т ‘ айма фар ‘ уао ун нейхан, что означало: солнце здесь очень жаркое.

Вчера он провел почти весь день под гипноизлучателем, впитывая сотни слов, певучих, протяжных, свистящих, раскатистых и, к счастью, вполне доступных для человеческого горла. Хотя планета была велика, ее обитатели не отличались по языку и очень мало – по внешности. Десмонд усматривал в этом знак стабильности и древности местной культуры, предположив, что интеграция на Борге шла много тысячелетий, перемешивая народы и расы, если они когда-то здесь существовали. Но в этом случае оставался загадкой медленный темп развития цивилизации – ведь борги не имели иных источников энергии, кроме огня и текучей воды, и иной тягловой силы, кроме домашнего скота. Возможно, это было связано с долгим сроком жизни каждого индивидуума, с тем, что новые поколения с новыми идеями вступали в жизнь не через двадцать-тридцать лет, а гораздо реже.

Теперь Калеб понимал, почему Аригато Оэ ограничился двумя помощниками, а не взял с собой десяток ассистентов – Десмонд, с его бездонной памятью и огромной силой, мог заменить и большее число. К тому же брат Хакко вряд ли сумел бы внушить киборгу неподобающие мысли или устроить сердечный припадок.

Обе армии боргов уже находились в прямой видимости. Походные колонны начали разворачиваться, готовясь к схватке: в центре – плотный строй пеших воинов, на флангах – всадники, в тылу – более мелкие отряды и большие крытые возы, груженные, вероятно, палатками, снаряжением и продовольствием. Теперь до Калеба доносились резкие выкрики командиров, звон металла, слитный топот множества ног и протяжные трубные звуки – кажется, рев животных, заменявших боргам лошадей. Трава была вытоптана за считаные минуты, мелкие ручьи превратились в жидкую грязь, на сухих местах взмыли к небесам клубы пыли. Тридцать или сорок тысяч человек шли друг на друга с воинственным кличем, грозили оружием, вопили и рычали, вгоняя себя в ярость, и Калеб внезапно почувствовал, как закипает его кровь. Жар этот был не от Охотников – наоборот, в Братстве учили спокойствию и выдержке, повторяя заповедь: лучше не ударить, чем промахнуться. Но род Эриксонов тянулся в прошлое гораздо дальше, чем на сорок поколений, дальше, чем мог представить Потомственный Охотник Калеб, сын Рагнара, внук Херлуфа, правнук Ольгерда, сына Хакона.

Он откинул плащ и включил запись – маленькая камера была закреплена на плечевом щитке. У подножия холма, прямо под ним, шла в атаку пехота Парао – в первых рядах копьеносцы, за ними – воины с короткими мечами и секирами. Шеренги не очень ровные и шагают вразнобой, но, кажется, полны энтузиазма, отметил Калеб. Теперь он мог разглядеть если не лица, то шлемы и доспехи бойцов. То были настоящие произведения искусства: забрала – личины хищных зверей, клювастых птиц и жутких демонов, кованые панцири с выбитым по металлу узором, с нагрудными бляхами и дисками, и от плеч до локтей – ряды широких звенящих браслетов. Даже на вид доспехи казались тяжелыми; бегать в этой сбруе и драться под жарким солнцем было наверняка нелегко.

Но они побежали. Опустив пики, первые шеренги с оглушительным ревом бросились вперед, увлекая за собой меченосцев. Воины Окатро тоже взревели и перешли на бег, топча кустарник и траву, расплескивая грязь и воду. Две толпы, ощетинившись стальными остриями, столкнулись с грохотом и звоном, первая кровь оросила землю, первые трупы повисли на копьях, завопили первые раненые. Всякое подобие строя и порядка разом исчезло, теперь воины дрались один на один, кололи врага и били древками, а сзади напирала масса меченосцев – они расталкивали своих копейщиков, спеша сцепиться с любым бойцом противной стороны. Нелепость этой схватки и ее ожесточение поразили Калеба, но кровавый хаос только начинался – в толпы пехотинцев врезались всадники.

Под ними были огромные мощные звери с гибкими шеями, напомнившие Калебу земных лошадей. Узкие вытянутые морды, широкий круп, серая безволосая кожа в черных разводах, длинные ноги, тяжелые копыта… Выглядели животные устрашающе, и на мгновение их слитный рев перекрыл все звуки битвы.

Наездники из Парао Ульфи – их было сотни две или три – проложили кровавую просеку в толпе пехотинцев и ударили на такой же отряд Окатро. Бойцы, оседлавшие скакунов, двигались плотной массой и рубили вражеских всадников длинными изогнутыми мечами. В первый момент их яростная атака казалась успешной, даже сокрушительной, но к противнику подходили все новые и новые отряды, и постепенно воинов Парао стали оттеснять с равнины. Прошло недолгое время, и схватка уже кипела у холма, где затаился Калеб. Склон, обращенный к саванне, был скалистым и почти отвесным; ни люди, ни животные не могли одолеть эту кручу. Но похоже, никто из бойцов не искал спасения и не пытался забраться на скалу – они сражались, убивали и погибали сами. Калеб не мог уловить разницы между врагами, пока несколько воинов не сцепились прямо под ним, в двадцати или двадцати пяти метрах. На кирасах бойцов Парао виднелся знак, подобный изогнувшейся волне; шлемы людей из Окатро украшали рога, и такой же символ был отчеканен на доспехах. Видимо, этого хватало, чтобы отличить своих от чужих.

Передатчик в шлеме ожил. По голосу было ясно, что Аригато Оэ раздражен или как минимум обескуражен.

– Охотник, что там происходит? Я не понимаю, что у нас на экранах… Мы видим лишь озверевшую толпу! Это битва или бойня?

– Скорее бойня, сьон, – промолвил Калеб. – Кажется, этим парням жизнь не дорога, и дерутся они не ради победы. Тут что-то другое.

– Очень странная ситуация! Десмонд еще раз просмотрел все записи первой разведки… Никаких сообщений о массовых побоищах! Непонятно!

– Я попробую разобраться, сьон доктор, – откликнулся Калеб. – Скоро они перебьют друг друга, но двое-трое наверняка останутся в живых. Я их поспрашиваю.

– Хорошо, Охотник. И не забудьте про образцы, – сказал дуайен и отключился.

Калеб оглядел поле битвы – треть бойцов уже валялась на земле, кто мертвый, кто корчился в предсмертных судорогах.

– С образцами проблем не будет, – сообщил он самому себе. – Покойников как пауков на Бикваре.

Под его холмом трое воинов Парао бились с пятью молодцами в рогатых шлемах. Звенели клинки, мелькали топорики с короткими рукоятями, кто-то, потеряв оружие, действовал кулаками. Этого прикончили первым, но, умирая, он сбросил шлем и вцепился зубами в щиколотку врага. Укушенный взвыл, принялся вырываться и получил секирой по хребту. Шлемы и доспехи не очень прочные, отметил Калеб, наблюдая, как один за другим падают воины; очевидно, сталь была тонкой или низкого качества, раз клинки и секиры ее пробивали.

Схватка завершилась. Воин Окатро, оставшийся в живых, деловито добил раненого с волной на кирасе и исчез в дерущейся толпе. За нею, затмевая солнце, тучей стояла пыль, и в этой пелене тоже звенел металл, вопили люди и хрипло трубили верховые животные – там сошлись всадники. Битва продолжалась с прежней яростью, но уже было понятно, что воинство речного города теснит армию Парао Ульфи. Плотная масса сражавшейся пехоты откатывалась все дальше к западу, к предгорьям, и Калеб разглядел, как сотни три меченосцев Окатро Куао бегом догоняют толпу. Вот и свежее подкрепление, подумал он. Вероятно, стратеги в Звездной Колыбели были получше, чем в Морской Пене Средь Камней.

Сзади раздались топот и лязг металла. Обернувшись, он увидел, что по ущелью движется колонна пехотинцев и всадников Парао числом в пару тысяч; несмотря на камни, кое-где загромождавшие путь, шли они довольно быстро, почти бежали. Отряд заполнял теснину от края до края, впереди ехала плотная группа всадников, и их скакуны мчались прямо на суденышко Калеба, висевшее у скалы.

– Похоже, со стратегами я ошибся, эти тоже хитрецы, – буркнул он, направляя камеру вниз. – Людвиг, ты видишь, что происходит? Мой корабль в опасности. Подними его в воздух.

– Вижу, но ничего не могу сделать, он в недоступной зоне. Толкни его к середине ущелья… А лучше вообще не трогай и не спускайся туда! Пусть топчут. Я пришлю другой челнок.

– У нас их не так много, – возразил Калеб. Он сбросил плащ, схватил клинки и начал спускаться.

Челнок, шестиметровая вытянутая капля под прозрачным колпаком, был прочен, как всякий космический аппарат. Возможно, верховые твари ничем не повредили бы ему, но наверняка вытолкнули из ущелья на равнину, перевернув пару сотен раз и протащив по камням. В обезвешенном состоянии челнок был легче пуха.

Калеб успел до него добраться и вытолкнуть из-под скалы. Аппарат тут же взлетел на сотню метров, Людвиг что-то произнес, но расслышать его не удалось – мимо Охотника, прижавшегося к каменной стене утеса, пронеслись воины на длинноногих скакунах, а в следующий миг навалилась толпа пеших и увлекла его с собой. Бойцы Парао шли плечо к плечу, то и дело спотыкались – в ущелье хватало камней, однако не падали; со всех сторон – тела соратников, головы в глухих шлемах, спины и груди, закрытые сталью. Слышались только топот ног, лязг панциря о панцирь и шумное возбужденное дыхание. Возможно, восемь-десять боргов заметили Калеба, но только один, тот, кто шел сзади и мог разглядеть его странный доспех, стукнул по наплечнику и спросил: «Уаку бар?» – «Кто ты?»

Не отозвавшись, Калеб дернул плечом и сбросил его руку. Через минуту или две возглавлявшие колонну всадники выбрались из ущелья, вскинули оружие и навалились на меченосцев Окатро. Пехота, глотая пыль, бежала следом – не беспорядочная толпа, но воинский отряд, соблюдавший равнение в шеренгах и заданную скорость. Шесть всадников скакали рядом, выкрикивали команды, тянули руки с клинками, направляя солдат в тыл огромного скопища своих и чужих бойцов. Там еще продолжалась резня – пятнадцать или двадцать тысяч человек топтались на залитой кровью земле, среди изрубленных тел и трупов животных.

«Фланговый обход, – подумал Калеб, опуская лицевой щиток. – Фланговый обход с ударом в тыл, причем ударят лучшие воины. Эти наверняка лучшие – по крайней мере, равнение держат…»

Он двигался с легкостью – его снаряжение было много удобнее стального доспеха. Он слышал тяжелое дыхание воинов, ощущал их запах – вполне человеческий, ибо разило от них потом, нагретым металлом и смрадом кожаных ремней и обуви. Он видел звероподобные личины шлемов, оскаленные пасти, бивни и шипы, видел волну, отчеканенную на кирасах, блеск клинков, секир и панцирей, размеренные движения рук и плеч бежавших впереди, видел всадников, что скакали по бокам строя, и повелительные взмахи их мечей. Один из них, воин в высоком шлеме с гребнем, что-то выкрикнул, и бойцы Парао взревели в ответ.

Спустя секунду они обрушились на толпу сцепившихся в схватке пехотинцев. Вражеские солдаты, стоявшие в задних ее рядах, успели развернуться и встретить атакующих лицом к лицу, но их боевой порядок был мгновенно смят. Заработали мечи и топоры, лязг и грохот взмыли над равниной, сотня людей Окатро, обливаясь кровью, рухнула наземь. Ни раненых, ни живых – удары в грудь, живот и шею были смертельны, шлемы разрублены, и в треснувших черепах осколки костей мешались с сероватой массой мозга.

Опрокинув передовой заслон, атакующие с воинственным кличем ринулись на противника. В руках Калеба плясали клинки, он рубил и колол, почти не встречая сопротивления – среди этих бойцов он был самым умелым, самым стремительным и смертоносным. Прошло недолгое время, и он вырвался вперед; теперь его окружали воины в рогатых шлемах, но ни один не мог к нему приблизиться. Его длинные клинки из нитридной стали разили солдат Окатро, и все же казалось, что смерть их не страшит – они надвигались на Калеба снова и снова, на место убитого вставал живой, маски с ликами зверей и птиц маячили перед ним, сменяясь словно в бесконечном хороводе. Ни меч, ни топор не коснулись его брони – он убивал раньше, чем противник делал шаг, чтобы нанести удар, раньше, чем поднималась рука с оружием. Позади него оставались только мертвые – лежали, уткнувшись в истоптанную землю или обратив личины шлемов к небесам.

Солдаты Парао бросились за ним, расширяя кровавую просеку. Толпа сражавшихся всколыхнулась, раздалась, и внезапно он услышал, как грохочут копыта и оглушительно трубят верховые животные. Миг, и жуткая тварь возникла перед Калебом: оскаленная морда в хлопьях пены, бешеные глаза, и на спине – всадник в рогатом шлеме. Он отскочил в сторону и нанес удар: правый клинок прорезал бедро воина и погрузился в бок скакуна, левый подсек его ногу. Зверь с ревом упал, придавив наездника, но за ним, топча и разбрасывая пехотинцев, мчались другие твари, десятка три или четыре.

За спиной Калеба вырос всадник Парао, тот, что носил высокий шлем, и с ним еще пятеро. Вероятно, они были вождями отряда, посланного в тыл врагу – это ощущалось по властной осанке и резким командным голосам. На шее каждого висел медальон, сверкающий так ярко, что рассмотреть изображение не удавалось.

Шестеро! Слишком мало, атаку им не сдержать, подумал Калеб, видя, как разбегаются пешие воины. Эта мысль мелькнула и исчезла; забыв о ней, он прыгнул на круп издыхающей твари и рассек хребет промчавшегося мимо скакуна. Пронзительно затрубив, животное ткнулось мордой в землю, всадника вышвырнуло из седла – прямо под меч воина Парао. Зверь, бежавший следом, налетел на скакуна с перерубленным хребтом – тот пытался встать, опираясь на передние ноги. Калеб снова прыгнул, сбросил наездника и вонзил клинок в гибкую шею животного.

Он действовал стремительно и ловко. Эти огромные твари пугали его не больше, чем саблезубые крысы с Сервантеса, чудища Пятой Кехны или бикварские пауки. Все, что бегает по земле, не являлось проблемой для Охотника; горы, степи, леса – обитель множества живых существ, но человек среди них самый безжалостный и сильный. В воде иначе, это другая среда, более древняя, чем суша, и там водились поистине жуткие монстры вроде левиафанов с Макато. Но при известном умении и с ними удавалось справиться, прожечь их панцирь излучателем или забросить фризер в гигантскую пасть. Что до сухопутных тварей, иметь с ними дело было проще, чем, например, с пиявками в болотах Пьяной Топи.

Воины Окатро, боясь наткнуться на издыхающих животных, в нерешительности замедлили ход и стали поворачивать. Это был удобный момент для контратаки, и предводитель в высоком шлеме его не пропустил, выкрикнул команду, вскинул свой изогнутый клинок, и пехотинцы тотчас ринулись к вражеским наездникам. Взметнулись секиры и мечи, трубный визг скакунов смешался с людскими воплями, треском костей и скрежетом металла; звери падали, обливаясь кровью, всадников стаскивали с седел, рубили, разбивали панцири и шлемы, стараясь попасть в уязвимое место. Все было кончено в несколько минут; теперь на земле валялись лишь обломки доспехов, неподвижные туши животных да растерзанные тела людей.

Калеб осмотрелся. Многотысячная толпа изрядно поредела, тех, кто выжил, осталось не более трети – почти все в кирасах с отчеканенной волной. Солдаты Парао бродили тут и там, искали уцелевших в рогатых шлемах, резали их, стаскивали своих и чужих мертвецов в огромные кучи, снимали с них шлемы и панцири, собирали оружие. Маленькое жгучее солнце перевалило зенит, жара стояла страшная, истомившиеся люди пили мутную воду ручьев, смешанную с грязью и кровью. Кажется, это не смущало боргов – напившись, они продолжали таскать трупы и добивать раненых. Очевидно, понятие о милосердии было здесь не очень популярным.

Пора возвращаться в небеса, решил Калеб, вытер клинки, вложил их в магнитные захваты и зашагал к ущелью. Он надеялся, что борги уже покинули теснину, и значит, его челнок мог опуститься в этом скрытном месте без помех. По дороге он присматривал пару не слишком изуродованных трупов, которые стоило бы забрать на корабль. Солдаты Парао больших опасений ему не внушали – он не походил на воина Окатро. К тому же уставшие борги двигались медленно, а Калеб был полон сил; не каждый всадник смог бы за ним угнаться.

Передатчик снова ожил.

– Сьон Аригато Оэ желает получить отчет, – сообщил Людвиг.

– Не мешай, я выбираю образцы, – отозвался Калеб.

Молчание. Потом:

– Он настаивает.

– Настаивает, Бозон Творец! Ну, скажи, что бойня кончилась, и на равнине тысяч тридцать трупов. Изрублены до костей… В небе висит станция, он должен видеть, что тут случилось.

– Я вижу, – раздался голос дуайена. – Меня интересует, что вы делали, Охотник. Вмешались в конфликт? Плохо, очень плохо! Это может испортить наши отношения с туземцами!

Топот за спиной заставил Калеба обернуться. К нему приближался знакомый всадник, вождь в высоком шлеме. Его лицо было прикрыто забралом, изображавшим какую-то хищную тварь; только глаза поблескивали в круглых прорезях.

– У меня гости. Прекращаю связь, – негромко молвил Калеб и положил ладонь на рукоять клинка.

Подъехав, борг спрыгнул на землю и, повозившись с застежками, снял шлем. Лицо в обрамлении смоляной гривы, резкие черты, огромные глаза под выступающим надбровьем, орлиный нос, густые ровные брови, раздвоенный подбородок… Калеб сдержал возглас удивления – этот воин казался точной копией модели Дайаны. Пожалуй, лишь скулы чуть пошире и рот не так велик, мелькнула мысль. Его плечи были покатыми, как у всех туземцев, и, когда он опустил руки, пальцы едва не коснулись коленей. С длинной шеи борга свисала цепь с золотым диском – на нем отчеканили того же зверя, что украшал забрало.

Воин гулко стукнул ладонью о панцирь – по-видимому, то был знак приветствия. Калеб убрал руку с меча.

– Лабат. Я быть-есть Лабат из гнезда Парао Ульфи М ‘ айт. Лабат, избранный вести в битву воинов. – Он произносил слова отрывисто, но четко, и его речь была понятна Калебу. – Кто ты?

– Тоже воин. Быть-есть Калеб.

Эта форма представления являлась здесь обычной – она как бы подтверждала существование личности в прошлом и в настоящем. Что до гнезда, то у этого слова был целый ряд значений: дом, поселение, город, родина.

– Ты не из гнезд равнины и побережья. Откуда?

– С острова в северном океане.

Вождь окинул его цепким пристальным взглядом, осмотрел шлем и броню, клинки и пояс с ножами. Затем промолвил:

– Ты не похож на людей с северных островов.

Страницы: «« « 4567891011 » »»