Юлия Карамзин Николай

Глава 26

Утром его разбудил глухой стук топора, доносившийся со двора. Татьяны рядом уже не было. Он выглянул в окно. На дворе голый до пояса Маслаченко, поигрывая мышцами, рубил дрова. На нем красовались синие шаровары в складку. Обут он был в невысокие сафьяновые сапоги.

Филатов вышел за порог.

– Сейчас будем завтракать! – крикнул ему тот. – Девчата уже печь топят. Принеси пока воды.

Филатов взял в сенях два ведра и отправился к колодцу-журавлю за водой. День намечался погожий. В низине над прудами стелился легкий туман. Поднимать из колодца воду оказалось на удивление легко, только много расплескивалось от ударов ведра о деревянные стенки. Он подумал, что патриархальная жизнь не так ужасна, как ему поначалу показалось, но долго здесь он не выдержал бы.

После завтрака Маслаченко отвез его в гостиницу, а сам поехал в мэрию, где у него были какие-то дела. Судя по его коротким репликам, он знал всех и со всеми был накоротке, но никуда не вмешивался, поэтому и сидел так долго на своем месте.

– У нас в мэрии во всех кабинетах стеклянные двери, – сообщил он.

– Зачем?

– Чтобы из коридора было видно, не берет ли чиновник взяток.

– Помогает? – усмехнулся Филатов.

– Пока не очень, – признался тот.

– А что ты делал тогда в Москве? – спросил Филатов.

– Когда?

– Когда приходил ко мне.

– В архивах ваших рылся. Там много материалов есть о запорожцах, которых не найти у нас.

– Да?

– Да. Вот ты мне объясни – почему самые лучшие и самые ценные исторические экспонаты, найденные на территории Украины, вдруг оказались в российских музеях?

– Какие, например?

– Например, скифское золото из курганов. И много другого всякого.

Филатову нечего было на это ответить.

– Не знаю.

– То-то и оно. И я не знаю.

На их пути то и дело встречались толпы сторонников обоих кандидатов со своими знаменами и символикой.

– Как ты думаешь, чем все это закончится? – спросил Филатов.

– Мы победим, конечно, чем же еще! – уверенно ответил Маслаченко. – Надоели кучмовозы.

– Кто?

– Люди Кучмы вместе с его преемником.

– А я думаю, что, кто бы ни победил, народ впоследствии будет разочарован. Это как у Сократа. У него кто-то спросил совета, жениться ему или нет. Тот ответил: «Что бы ты ни сделал, все равно потом будешь жалеть».

– Почему ты так считаешь?

– Потому что у нас это уже было, только намного раньше.

– У вас было другое. Филатов засмеялся.

– То же самое, уж поверь мне! От одних людей власть переходила к другим, вот и все.

Маслаченко промолчал.

– Через два-три года тот лидер, который сейчас одержит победу, растеряет почти всю народную любовь, – добавил Филатов.

Когда проезжали мимо мэрии на Крещатике, Маслаченко показал на высокий шест со знаменем Украины.

– Это я поднимал.

– Когда? – не понял Филатов.

– В девяносто первом году. Так и висит с тех пор.

Знамя действительно имело далеко не новый вид, но Филатову показалось, что за четырнадцать лет оно состарилось бы гораздо больше. Тем не менее приходилось верить, потому что утверждение было из разряда непроверяемых. Есть такой род заявлений, которые можно делать безо всякой опаски быть разоблаченным, например, я заложил первый камень в этот фундамент, бросил первую лопату бетона в тот котлован, первым заметил тунгусский метеорит и поднял тревогу, посадил первую голубую елку у Кремлевской стены и так далее. Некоторые еще любят в разговорах упоминать известных политиков по уменьшительно-ласкательным именам, намекая на свое с ними близкое знакомство. Пойди проверь, так ли это. Скорее всего, нет, но – не доказать.

Глава 27

Днем Филатову позвонил Лебедов.

– Ну, как у тебя там?

– Изучаю обстановку.

– Лобенко видел?

– Да.

– Говорил с ним?

– Он все отрицает. Работает, мол, на местном канале, как Шустер или Киселев.

– Ага! Пусть не п…дит! Надеюсь, ты ему не поверил?

– Нет, конечно. Мне ли его не знать?

– Что-нибудь удалось выведать?

– Фильм выйдет в эфир за два-три дня до третьего тура. Он обещал позвонить накануне и назвать точное время выхода. Я разыграл из себя большого любителя его творчества.

– Ну, творчество-то у него и в самом деле неплохое.

– Да фигня все это! Он называет себя телекиллером, а реально кого он убил? Лужок до сих пор на месте, его не сковырнуть. Скуратов был убитым с самого начала, а Примакова убили обстоятельства. Вот и все. Тоже мне, «одним махом семерых побивахом».

– Но смотреть все равно было интересно.

– Да? А ты не спрашивал себя почему?

– Нет.

– Тогда я тебе скажу – потому что он пошел дальше всех, перешагнул через барьеры, перед которыми из этических соображений остановился бы любой другой журналист.

– На это тоже нужно набраться духу.

– И денег. Лебедов хмыкнул.

– Ну, ладно тебе. Ты уж совсем низводишь его до уровня плинтуса, а это не так. Все-таки парень он талантливый. И непростой – может выкинуть любой фортель в зависимости от настроения.

– На это и надежда.

– От меня что-нибудь требуется?

– Пока нет. Я тут встретил одного знакомого – он как бы казачий генерал. Имеет, выражаясь военным языком, ресурсы по живой силе и технике.

– Не очень-то на него надейся.

– Я надеюсь только на себя.

– Вот и хорошо. Звони, если что.

Филатов нажал отбой и задумался. Лобенко – «бело-голубой». Певица – «оранжевая». На сцене она разыгрывает образ дикой пещерной кошки. Значит, характер сильный. И у Лобенко нрав крутой. Может выйти столкновение характеров. Чья возьмет? Баба с сильным характером всегда сильнее такого же мужика за счет сексуального, так сказать, ресурса. Имеет ли такое выражение право на существование? А почему нет? У каждого ведь свой ресурс. У чиновника – административный, у бабы – сексуальный. У чиновника женского пола – сексуально-административный. Страшная, надо сказать, сила – сексуальный ресурс. Много глупостей совершается из-за него.

Филатов включил телевизор. Там очередную революционную песню пела Джульетта. Она сверкала глазами и металась по сцене подобно тигрице в клетке. Нет, скорее пантере. Или леопардихе? Вон, на ней и шкура какая-то пятнистая висит. Ладно, кошка, она и есть кошка.

В номере было откровенно прохладно, батареи еле теплились. Ему захотелось принять душ после соломенных удобств. В ванной горячей воды не оказалось, зато на стене висел круглый бачок для ее подогрева. Филатов позвал горничную.

– Как им пользоваться?

– Бойлером? Очень просто – включаете вилку Алексей Митрофанов в розетку и дальше все происходит автоматически. Он у вас на пятнадцать литров, значит, нагреется минут за двадцать.

– А почему в номере так холодно?

– Холодно? У нас всегда так, мы привыкли.

Когда бойлер нагрелся, воды из него едва хватило для душа, ни о какой ванне уже и речи быть не могло.

– Черт! – пробормотал сквозь зубы Филатов. – А ведь самый центр города! За что я плачу столько денег? Надо будет найти гостиницу с горячей водой и автономным отоплением, а то это не жизнь! Но сначала нужно подобрать ключик к певичке.

Глава 28

Филатов переехал в другую гостиницу. В ней имелась горячая вода и нормальное отопление. Но главное – окна его номера выходили на Майдан и он мог видеть сцену, на которой выступали попеременно «оранжевые» ораторы и «оранжевые» артисты. Почти все номера с видом на площадь были заняты журналистами из западных телекомпаний, и ему пришлось изрядно раскошелиться, чтобы тоже получить такой номер.

До сцены было далековато, но выручал большой экран, на котором все транслировалось с увеличением. Однако экран включали не всегда. Филатов купил мощный бинокль и сразу же оценил его преимущества. Он увидел работу съемочной группы Лобенко будто бы рядом с собой. В ней не было ничего примечательного – обычное топтание возле камер, выхватывание из толпы каких-нибудь колоритных персонажей для короткого интервью, хаотичное перемещение туда-сюда.

Интереснее было другое – иногда Сергей и Джульетта уезжали куда-то на мотоциклах, из чего Филатов заключил, что роман у них в самом разгаре. Увлекательно, должно быть, мчаться по революционному Киеву на мощном японском мотоцикле вслед за подругой, упиваясь свободой и собственной лихостью, когда от выброса гормонов кружится голова. Напоминает конную игру «Догони девушку», распространенную у некоторых кочевых народов. Хотя и холодновато уже для мотоцикла, сезон закончился. Но любовь, наверное, греет. А вот если бы на девушку надеть еще фату, чтобы она развевалась на ветру, а мотоцикл ее украсить розами, было бы совсем сладенько. Революция апельсинов и роз прямо получилась бы. Как там апельсин по-украински? Померанец, кажется.

«Как же они уживаются вместе, – думал Филатов, – „оранжевая“ Джульетта и „бело-голу-бой“ Лобенко?» Он понимал, что убеждать того отказаться от съемок фильма – пустая затея. Особенно с учетом суммы, которую он уже получил. О сумме его проинформировал Лебедов, узнавший ее по каким-то своим каналам. Да и без того Лобенко отличался своевольным взрывным характером. Он называл это крутостью, но Филатов назвал бы вздорностью. Один случай с гвоздем чего стоил. Лобенко рассказывал о нем со смехом и явно гордился собой, Филатову же казалось, что лучше бы он об этом умолчал. Дело состояло в следующем. Лобенко всегда ставил машину перед телестудией на одно и то же место. Все об этом знали и старались его не занимать. Но однажды нашелся человек, который то ли по незнанию, то ли сознательно – место ведь не купленное – поставил машину именно там. Приехавший вскоре на эфир Лобенко пришел в бешенство и нацарапал гвоздем у него на капоте: «Пожалуйста, не ставьте здесь машину». Филатов не знал, как поступил потом хозяин той машины, но лично он за такое заехал бы в морду.

«Оранжевые» на площади иногда перемешивались с «бело-голубыми». Тех было намного меньше, и погоды они не делали. «Бело-голубые» ехали в Киев с востока, а «оранжевые» – с запада. К тому же почти весь Киев был «оранжевым». Как и центральные области Украины. И это представлялось странным, потому что в обычной жизни «западенцы» держались особняком. У них была своя вера, свой язык – почти равная смесь из сильно устаревшего украинского и польского, своя артикуляция звуков – довольно невнятная – и своя манера строить предложения.

Западноукраинский диалект отличался от собственно украинского языка едва ли не сильнее, чем русский. Типичный пример – песни в общем-то очень приличной группы «Море Эльзы», когда в первые минуты нельзя понять – кто это там так хорошо поет себе под нос и по-каковски? Уж не аденоиды ли у него? В обычной жизни западные украинцы не смешивались с остальными украинцами, как вода и масло не смешиваются в одном стакане. Теперь же революция явила чудо – они побратались. Надолго ли?

Филатов понимал, что наблюдает за сборно-разборной моделью революции, разработанной политтехнологами. Но все равно действие захватывало. Все новое всегда интересно. Любопытно наблюдать за ходом чужой мысли и теми ее поворотами, до которых сам не додумался. Хотя ничего принципиально нового американцы не изобрели. Главная идея – вывести на улицы как можно больше людей в надежде на то, что власть не станет в них стрелять, а потом обеспечить их постоянное присутствие в телеэфире. Но как блестяще воплощено! Даже если бы не существовало Лобенко с его фильмом, он, Филатов, как политик просто обязан был сюда приехать, чтобы посмотреть на это вблизи. Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

Филатов был уверен, что не только он один, но и многие российские политики разных рангов находятся сейчас в Киеве под различными благовидными предлогами, но с единственной целью – посмотреть на революцию вблизи. Только в отличие от него они стараются не светиться. Забавно было бы встретить их на Майдане с накладными усами и бородами.

Еще он не сомневался, что Киев просто кишит сотрудниками российских спецслужб, изучающими опыт братской страны по устройству революций с целью предотвратить такое же дома. Но тех, конечно, не узнать даже без париков и грима – они люди не публичные и никому не известные.

Глава 29

Филатов решил познакомиться с Джульеттой сам. За кулисы он, против ожидания, прошел без труда. Его узнавали и приветствовали.

– Александр Филатов, – представился он, вручая корзину с цветами, купленную в магазине неподалеку. – Почитатель вашего таланта. У вас прекрасный голос. А уж про пластику и говорить нечего.

Филатов расточал комплименты, зная, что их много не бывает.

– Спасибо! – Джульетта с удовольствием приняла цветы. – Что, уже и российские депутаты к нам поехали? – спросила она, показывая, что знает Филатова, часто мелькавшего по украинскому телевидению.

– Ваша революция – очень интересное явление, – сказал Филатов, – но в данный момент мне хотелось бы поговорить о другом. Может, выпьем кофе где-нибудь?

Джульетта посмотрела на толпу перед сценой. Лобенко там не было. Филатов, понявший ее взгляд, едва заметно улыбнулся – он и не пришел бы сюда, окажись тот на Майдане.

– У меня есть минут сорок, – сказала она.

– Этого достаточно.

Они отправились в кафе неподалеку.

– Скажите, Джульетта, – спросил Филатов, – вам не поступало предложений от российских продюсеров?

Джульетта вскинула брови.

– Пока нет.

– А вы хотели бы попасть на российский музыкальный рынок?

Она задумалась.

– Наверное, хотела бы. А почему вы спрашиваете?

– Я не только депутат, но еще и продюсер.

– Правда? – удивилась она. – Вы хотите заняться моей раскруткой?

– Я мог бы попробовать, – осторожно ответил Филатов.

– Вряд ли из этого что-нибудь получится, – сказала она.

– Почему?

– У вас в ходу другая музыка. Ваши эстрадные барышни наполнены силиконом по самое темя. Они не поют, а колышутся на сцене, как медузы в теплом море. И это считается хорошо.

Филатов хмыкнул. Наблюдение было очень верным. «Девушка не глупа», – подумал он.

– Вы ведь не за этим меня позвали? – спросила она.

Филатов кивнул.

– Тогда зачем?

– Я хотел поговорить о Лобенко. Джульетта едва заметно напряглась.

– А что Лобенко?

– Он снимает здесь фильм.

– Я знаю.

– Против Ющенко.

– Ну и что? Фильмом больше, фильмом меньше. – Она кивнула на Майдан. – Этого никаким фильмам не изменить.

– Вы видели его прежние работы?

– Не интересовалась.

– А зря. Майдан он, конечно, не разгонит, но мнение людей в регионах может изменить коренным образом.

– Неужели он так хорош? – даже с некоторой гордостью спросила Джульетта.

– Я не знаю никого лучше в этом ремесле. Если нужно кого-то уничтожить в глазах телезрителей или выжечь дотла все, чем тот занимался, – зовут Лобенко. Так что ваш Ющенко в большой опасности.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен. Сейчас, судя по первым двум турам, у вас состояние неустойчивого равновесия. Чтобы победила та или другая сторона, достаточно, чтобы пять процентов избирателей вдруг изменили свое мнение и перешли на другую сторону. И, смею вас уверить, увидев фильм Лобенко, они его изменят.

Джульетта поставила чашку, которая неприятно звякнула о блюдце.

– Неужели все так серьезно? Филатов кивнул.

– Серьезнее, чем вы думаете.

– Но что могу сделать я, слабая женщина? Филатов задумался.

– Попробуйте увлечь его вашими идеями. Расскажите, как все начиналось и почему народ вышел на площадь. Он может ими проникнуться, если правильно их подать. Но делать это надо не прямо. Вовлеките его в свой круг общения.

Она кивнула.

– Попробую, но времени осталось мало.

– Добавьте обаяния, и у вас все получится, – заверил ее Филатов.

Джульетта усмехнулась.

– Вам-то откуда знать, получится или нет?

– У нас нет другого выхода, – сказал Филатов. – Должно получиться.

– «У нас»? – переспросила она. – А ваш интерес тут где?

– Мой интерес совпадает с вашим, только в другой плоскости, – загадочно ответил он. – Я не могу пока о нем рассказать, вы же понимаете. Межгосударственная политика – дело тонкое.

Прием сработал, как и срабатывал почти всегда. Люди обычно предпочитают не переспрашивать о непонятных вещах, если говорить с ними доверительным тоном, как с посвященными. Им становится лестно, что их считают причастными к тайнам, и они боятся разрушить эту нежданно появившуюся вокруг них ауру неловким вопросом.

Главное – добавлять «вы же понимаете», и они будут согласно кивать, на самом деле не понимая ничего.

Он опять вернулся к Лобенко.

– Попробуйте убедить его стереть отснятый материал и отказаться от дальнейшей работы.

– Но он уже получил деньги. Много.

– Знаю. Пусть вернет. Чего не сделаешь ради любимой женщины?

– Думаете? – с сомнением спросила она.

– Ради такой, как вы, – вполне! – горячо сказал он. – Я бы на его месте так и сделал.

Она с благодарностью посмотрела на него и улыбнулась.

– Спасибо.

– Я думаю, он не сможет вам отказать, – забил Филатов последний гвоздь в крышку гроба Лобенко.

Сам он ни на секунду не верил, что тот поддастся уговорам певицы. И не потому, что она была нехороша. Просто Лобенко был профи, а у них нет эмоций, когда речь идет о работе. Она должна быть сделана во что бы то ни стало, других вариантов нет. Но чем черт не шутит? Надо испробовать все.

– Кстати, – спросил Филатов, – на какой студии он работает?

– На той же, что и я.

– Стало быть, вы вхожи в его аппаратную?

– Да. А это важно?

– Это может понадобиться. Если вас кто-нибудь спросит, о чем мы говорили, скажите – о продюсировании.

Обменявшись телефонами, они попрощались.

Глава 30

На следующий день приехал человек от Лебедова, которого Филатов затребовал накануне. Это был коротко стриженный парень лет двадцати семи с небольшим шрамом на правой щеке. Он привез новейший микрофон направленного действия профессионального образца.

– Вадим! – представился он.

С ним Вадимом прибыла и секретарша Филатова.

Монтировали оборудование в соседнем номере, который Филатов специально снял для этих целей.

– Как вам удалось все это провезти? – спросил Филатов, разглядывая диковинное устройство, напоминающее небольшую базуку на треноге.

– Поездом, – лаконично ответил тот.

– Не досматривали?

– Они смотрят выборочно.

– А если бы обнаружили?

Тот усмехнулся.

– Цена вопроса – тысяча рублей.

– Но ведь техника, гм, специфическая. Тот посмотрел на Филатова.

– А кто об этом знает? На нем не написано. Обычное оборудование для студии звукозаписи или концертов.

Филатов согласился – откуда простому, темному таможеннику знать, что это такое? Вспомнился анекдот, как в давние времена деревенский парень описывал самолет, впервые увиденный им на аэродроме: «Стоит такая хреновина, по бокам у нее две фиговины. Вот она мудохается-мудохается, а потом как звезданет – и нет ее».

Открыли окно и поставили штатив с микрофоном на подоконник, замаскировав его вазонами. Сразу стало холодно, пришлось одеться.

– Кого будем слушать? – спросил Вадим.

Филатов посмотрел в бинокль. Съемочная группа Лобенко была уже на месте.

– Вон тех, с телекамерой, – показал он.

Вадим навел микрофон и покрутил регуляторы на блоке управления.

– Тяжеловато будет, – предупредил он.

– Почему?

– Окружение шумное.

– Ну что же делать – хоть как-нибудь.

Через несколько минут возни Вадим показал Филатову жестом, чтобы тот взял вторую пару наушников. Филатов так и сделал, продолжая наблюдать в бинокль.

К Лобенко как раз подошел Ващенко.

– Как идет работа? – бодрым голосом поинтересовался он.

– Идет, – буркнул Лобенко.

Он высматривал, чего бы еще снять в толпе.

– Когда будет готово? – спросил Ващенко, словно не замечая настроения Сергея.