Любовь без репетиции Ребер Тина

Эпилог. Заслуженные награды

«Дыши, просто дыши… Нет, лучше задержать дыхание.

Ладно, ладно… Я справлюсь. Сейчас еще ничего. Дыши дальше, медленно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Надеюсь, это не затянется. Не знаю, сколько у меня времени, пока не станет поздно по правилам.

Надо же, узорные занавески. Да, с потолка свисает изрядно материи. А почему так жарко – из-за ламп?

Поверить не могу – прямо за мной сидит Джонни Депп. Помещение буквально ломится от людей, что-то значащих в этом бизнесе. А где устроились Билл и Эллен? Хорошо, что они где-то здесь. Меньше придется кататься.

О черт, опять! Держись. Ох, как больно! Передыши это – вдох-выдох. Тысяча один, тысяча два, тысяча три…

Почему сейчас? Не мог подождать еще день… даже несколько часов? Нетерпеливый засранец – вылитый папаша.

Тарин, дыши ртом. Никто не заметит, если исподтишка.

Сказать ему или нет?

Наверное, нужно сказать.

Если я что-нибудь брякну, он сойдет с ума. Уже сходит. Нет, не говори ничего – не сейчас. Но дойду ли я до машины?

Считай. Нужно считать. Почему я пошла без часов? О, на мне же браслет из проката – от Гарри Уинстона, бриллиантовый, за сто тысяч долларов. Подсчитаем стоимость моих бриллиантов: браслет – сто тысяч; ожерелье с кулоном – еще сто тысяч; тяжелые серьги, оттягивающие мочки, – вот уже триста тысяч… Дыши.

Так, они сливаются. Пауза между последними двумя была меньше трех минут. Скажи ему».

– Райан? – выдавила я. – Милый, долго еще?

Я села поудобнее.

Он посмотрел на часы – мой подарок на Рождество.

– Может, еще минут десять. Волнуешься?

– Нет, – выдохнула я с притворной улыбкой. – Никакого волнения.

– Тар, ты вспотела. Хорошо себя чувствуешь? – Он вернулся ко мне всем телом.

Я выдохнула сквозь стиснутые зубы:

– Не вовремя…

Он широко распахнул глаза:

– Не вовремя?

– Да, на несколько дней раньше срока.

– Ты хочешь сказать, что уже? То есть сию секунду?

– Я потерплю. Но после оглашения… уй-й-й!

«Дыши часто и неглубоко. О черт, ну и боль! Хорошо бы не испортить платье за четыре тысячи».

– А когда началось? – спросил Райан, тщетно пытаясь сохранять спокойствие.

– Раньше, – ответила я.

– На красной дорожке?

– Еще до того, – прошептала я, стараясь не застонать от боли. – Когда меня причесывали и красили.

– Тарин! Это же было почти пять часов назад! Нам лучше уйти. Тебе же нужно? Скажи, если пора! – Райан начал паниковать и уже привстал с места.

– Успокойся, – выдохнула я между схватками и вцепилась в рукав его смокинга, чтобы усадить обратно. – С нами все хорошо. Но предлагаю не задерживаться.

Едва я заговорила, живот мой пронзило очередным приступом жесточайшей боли. Я перестала дышать и зажмурилась. Схватки учащались и усиливались.

– Тарин, если нужно уйти, мы уйдем. Мне все равно ничего не дадут. Незачем подвергать вас обоих риску.

– Неизвестно!

Меня бесил его пессимизм, Райан был великолепен.

– Мы можем уйти, если тебе надо, – повторил он, уже сдаваясь. – Ничего страшного.

– Нет, – отрезала я и скрипнула зубами. – Мы никуда не уйдем, пока не услышим, как вскроют конверт и назовут твое имя. Это твой звездный час. Такой бывает раз в жизни. Я выдержу.

Я задышала сквозь сомкнутые губы.

– Но не будет бедой признать, что мы с тигренком против банкета, – сказала я, стараясь чуть разрядить ситуацию.

– Милая… – Райан хотел было возразить.

– Прекрати. Нет такой силы, что заставит нас упустить момент истины, – прошептала я. – Время есть.

Мне пришлось солгать – Райан психовал за двоих. Я взяла его за руку. Мы справимся и с этим, как справлялись со всем… единой командой.

На сцену опустился огромный занавес: презентация награды за жизненные достижения завершилась.

– На нас направят камеру, когда объявят имена, – прошептал мне на ухо Райан, подавшись ближе, и незаметно смахнул с моей шеи бусинку пота. – Просто для сведения.

– Знаю. На нас уже направляли камеру. Я увижу красную лампочку и улыбнусь, как положено, честное слово. – Моя улыбка уже приклеилась к лицу. – Но только еще шире.

– Ты уверена, что хочешь подождать?

– Да, заткнись уже. – Я осклабилась на него. – Этого зрелища я не пропущу ни за что на свете. Ты меня понял.

Его блескучая кожаная туфля чиркнула по полу и бережно стукнулась о мою, на низком каблуке.

Зазвучала музыка.

– Прошу поприветствовать двукратных лауреатов премии «Лучший актер»! Дэниел Дэй-Льюис, Том Хэнкс, Шон Пенн, Джек Николсон и Дастин Хоффман!

Райан стиснул мне руку и тоже, как я заметила, затаил дыхание. Он взял меня за локоть и помог встать, чтобы поаплодировать выходившим на сцену актерам. Каждый из этой выдающейся пятерки называл по одному из пяти актеров, номинированных на приз за лучшую главную роль.

Когда произнесли имя Райана, я гордо улыбнулась. Джек пошутил: он, дескать, был бы не прочь разделить с ним статус секс-символа. Все рассмеялись, когда он заявил, что если кто-то не знает Райана Кристенсена, достаточно обратиться к любой особе в возрасте от шести до девяноста шести – и та непременно ответит.

Улыбаясь, Райан, естественно, потирал лоб.

Моя гордость за него оправдывала нестерпимую боль.

Теперь неважно, как сложится его карьера, – отныне Райан официально является номинантом на премию «Оскар».

Он крепко сжал мою руку и поднес ее к губам. Мы уставились в пол, секунды превратились в минуты.

– И «Оскар» получает…

Я перестала дышать, изнемогая от волнения и схваток.

Райан держал меня так цепко, что онемели пальцы.

– Райан Кристенсен – «Ислетин»! [19]

По-моему, я вскрикнула.

Все встали, гремя аплодисментами, – все до единого. Знаменитые режиссеры, звезды, композиторы – ему рукоплескал весь зал.

Райан, казалось, получил удар под дых. Он склонился ко мне и поцеловал. Я улыбалась без устали – от волнения проглотила смешинку. Он повторил поцелуй, погладил по животу и устремился на сцену. У меня выступили слезы радости.

По его растерянности было видно, что он шокирован победой. Я надеялась, что этот головокружительный момент не лишит его дара речи. Он был потрясен – мне, во всяком случае, это было очевидно. Челюсть отвисла в неверии, рука нервно потирала лоб – он поднимался по ступеням.

Я стояла и аплодировала, мужественно перенося схватку за схваткой, пока мое тело готовилось к рождению нашего ребенка.

Я благоговейно смотрела, как пятеро самых культовых актеров нашего времени поочередно пожимают Райану руку, поздравляют, обнимают и хлопают по спине. Его кумиры, наставники – люди, которых он обожал, почитал и на которых стремился походить, – приветствовали его, принимая в свои ряды.

Райан стоял на подиуме с золотой статуэткой в руках, все еще сраженный осознанием того, что его мечта сбылась. Он наконец добился своей главной цели. Его актерская карьера достигла вершины.

– Спасибо, – повторил Райан в микрофон, и глаза его в это мгновение были прикованы ко мне.

Все сели в предвкушении его посленаградной речи.

Он извелся, готовя этот спич, пока накануне я не заставила его все записать на случай победы.

– Спасибо, – сказал он снова. – Я крайне смущен возможностью стоять здесь, перед такой аудиторией.

Райан потер лоб, отчаянно нервничая.

«Дыши, милый, просто дыши».

– Я никогда не думал, что эта цель достижима, но кое-кто убедил меня в обратном и сказал, что мечты сбываются, если двигаться в их направлении. – Он подмигнул мне. – Этот человек – моя любимая жена Тарин, и этим моментом я целиком обязан ей. Два года назад она сказала, что этот сценарий достоин «Оскара», и я счастлив, что прислушался к ней.

Он выдохнул и нервно хохотнул, потрясая призом в знак доказательства.

Я послала ему воздушный поцелуй и погладила живот, призывая угомониться крохотную ножку. Нашему чаду не терпелось отпраздновать день рождения.

Райан полез за клочком бумаги, спрятанным во внутреннем кармане пиджака. Там были записаны имена людей, которых он хотел поблагодарить. Хорошо, что к черному смокингу и белой сорочке Райан надел серебристый галстук – он выглядел сногсшибательно.

Еще одна сильная схватка. Я вцепилась в подлокотник, потом обхватила себя, чтобы унять боль. Она была такой, что улыбаться удавалось с трудом.

Райан смотрел поверх толпы.

– Я буду краток, ибо считаные минуты назад моя жена призналось, что у нее вот уже пять часов как начались схватки, и мне совершенно не хочется, чтобы наш первенец родился прямо в первом ряду.

Аудитория зааплодировала и разразилась смехом.

Он продолжал возиться с бумажкой, нервно пытаясь ее развернуть.

– Милая, вели ему обождать, я буду через минуту.

Зал снова развеселился.

Райан почесал бровь.

– Вырвалось просто, – пробормотал он под нос, но все услышали.

Он пожал плечами и оглянулся на пятерых мужчин, стоявших позади.

– Ну что же, теперь таблоидам не придется гадать, а папарацци – спрашивать. Это мальчик! – Он взглянул на собравшихся и гордо ухмыльнулся.

Аудитория ревела и хлопала.

– Не знаю, какой момент нынешнего вечера для меня грандиознее – награда или рождение сына, но я благодарен за то, что оба события произошли одновременно, а потому искренне говорю, что сегодняшний день – лучший в моей жизни! – Он сделал несколько быстрых вдохов, пытаясь успокоиться. – Хочу поблагодарить моих маму и папу, которые тоже где-то здесь. Папа! Крикни, покажись!

Я услышала, как его отец завопил «Здесь!». Голос донесся сзади, из правого угла кинотеатра, и я не сдержала улыбки.

Райан продолжал говорить, расточая благодарности режиссеру, съемочной бригаде, звездным партнерам и выражая признательность остальным четверым номинантам.

Мне полегчало, когда он закончил, и я улыбнулась при виде того, как суперзвезды, стоявшие справа и слева, похлопали Райана по плечам, когда он пошел к краю сцены.

– Миссис Кристенсен, вам нужен врач? – спросила местная сотрудница, помогая мне встать.

– Нет, – выдохнула я между схватками. – Только мой муж, его родители и наш лимузин.

Через четыре часа, в одиннадцать сорок вечера девятого марта, на свет явился Митчелл Райан Кристенсен. Семь фунтов и десять унций, двадцать дюймов в длину – безупречная миниатюрная копия отца: голубые глаза и все остальное.

– Как же дома-то хорошо! – вздохнул Райан, когда мы вошли в парадные двери нашего предельно вычурного бревенчатого дома общей площадью шесть тысяч квадратных футов.

Наш пятидневный сын был завернут в уютное шерстяное одеяло с наклеенной собачкой в ногах. Надежно закрепленный на заднем сиденье, он проспал всю дорогу от аэропорта до дома.

Я немедленно принялась высвобождать его, чтобы скорее взять на руки.

– Позвони нашим – дай знать, что мы вернулись. Пит и Тэмми помчатся сюда сломя голову, чтобы взглянуть на него, – усмехнулся Райан, волоча через порог наши сумки.

– Попозже. Когда обустроимся.

Райан извлек своего «Оскара» из фетрового мешочка.

– Поставлю в кабинете!

– Нет! – сразу вскинулась я. – Поставь на каминную полку, чтобы любоваться.

Он глупо ухмыльнулся:

– В твой кабинет, милый, вообще никто не заходит. Поставь сюда.

Я передвинула свадебные фотографии, освобождая место. Затем присела с младенцем на диван и показала ему наше общее фото в момент торжества.

Райан, когда снимали, улыбнулся во весь рот. Для Пита и Тэмми поездка стала вторым медовым месяцем, и на той же неделе Тэмми забеременела. Сейчас их дочери Мэдисон шесть месяцев.

Мы шутили, что, может быть, в один прекрасный день наш сын и их дочь сойдутся. Неизвестно, как сложится жизнь. Всяко бывает.

Я постоянно тревожилась о моем будущем, пока не пустила все на самотек. Жена, мать, партнер, любовница… впечатлений было выше крыши.

Райан присоединился ко мне и сыну на застекленной террасе с солнечной стороны, выходившей на озеро. Он возложил ноги на кофейный столик и бросил на пол коробку, которую держал в руках.

– Дай его мне, – шепнул Райан, принимая нашего малютку. – Иди сюда, карапуз. Иди к папочке, – заворковал он.

Я исполнилась счастья при виде такой любви мужа к ребенку.

– А что в коробке? – поинтересовалась я, наблюдая за солнцем поверх вечнозеленого леса.

– Сценарии, – хохотнул Райан. – Новые.

– Ну так у тебя же всего один «Оскар». Было бы два, у нас получились бы двойняшки.

– Нет, у меня уже есть, – усмехнулся Райан. – Может, второй заработаешь ты?

Я закатила глаза.

– Маловероятно. Да я и не актриса.

– Но можешь стать, если постараешься. В конце концов, это ты твердишь, что все возможно, если нацелиться в правильном направлении.

Значит, он все же прислушивается к моим словам.

Я сняла ногу со столика и стукнула его по ступне.

Дополнительная глава

Работая над сюжетной линией романа «Любовь без репетиций», я поместила в начало нижеследующий эпизод – как продолжение сновидения. А после изъяла, ибо не хотела забегать вперед. Удочерение Тарин должно было стать неожиданностью.

Трудясь над образом героини, я задумалась: какое воспоминание о Джо, порождавшее кошмары о «черноволосом юноше», сохранилось у Тарин и чем было вызвано отторжение ее родственников с материнской стороны?

Я вспоминаю с любовью собственного отца, который выступал «подавальщиком пива», когда остальные родственники-мужчины играли в «подковки», а потому эта сцена отчасти уходит корнями в мое собственное детство. Из года в год мы устраивали семейные пикники в одном и том же месте, а температура в сером шлакобетонном гараже всегда, казалось, была на несколько градусов ниже, чем снаружи.

Белокурая девочка с куклой Барби, ворующая кубики льда, – это я.

Вкушайте.

Дедушкина рыбачья хижина. 4 июля 1986 года

– Тпру! Милая, осторожно!

Папочкины ручищи подхватили меня под мышки, подняли в воздух. Большая металлическая подковка, брошенная дядюшкой Элом, приземлилась сразу позади папы – упала мягко, как будто зашептала трава.

– Тарин, ты же знаешь: я не хочу, чтобы тебя стукнуло подковкой. Будет больно.

Его нижняя губа выпятилась и стала похожей на толстенного червяка. Мне хотелось схватить ее и сдавить.

Я сидела у папы на руках, будто на насесте, и смотрела, как гримасничает дядюшка Эл: замахивается и целится в ржавый штырь, торчащий из земли. Звякающий звук немного пугал. Мне казалось, что лошади, носившие такие здоровенные подковы, должны быть огромными. Как слоны. А то и больше. Как дома! Хотела бы я прокатиться на таком.

– Пап, у тебя щеки красные.

Он расцеловал меня:

– И у тебя, малышка. Мама пожадничала с лосьоном. А кто это у тебя? Что за бродяга?

Я помахала куклой, будто та говорила: «Привет».

– Это Кен. Он мой бойфренд.

– Ах, бойфренд? – Папуля прищурил глаз. – А где же его штаны?

Я указала на мой крошечный бассейн, где те и плавали. Барби еще была в воде.

– Может, мне потолковать с ним, чтобы не показывал попу?

– А ты возьмешь меня к большой воде? – хихикнула я.

– У нас два очка, – гордо изрек папа и сдвинул меня, чтобы подобрать металлическую подковку.

Я шлепнула его по щеке.

– Папа!

Он оскалился, и я поняла, что победила.

– Одну минутку, милая. Сначала папочке и дядюшке Элу придется разобраться с дядей Энди и Фасолем-Супергероем [20]. Тебе нельзя ходить к озеру без мамы или папы. Поняла? Будь здесь, чтобы я видел.

Я смотрела, как дядюшка Эл пьет из коричневой стеклянной бутылки и запрокидывает ее донышком в небеса, чтобы не упустить ни капли.

– Эй, Тарин! – позвал дядюшка Эл. – Не окажешь ли мне большую-пребольшую услугу? Брось это, пожалуйста, в помойку, а мне и твоему… мм… папуле принеси еще две из гаража. Ты будешь у нас особой помощницей.

Я помчалась со всех ног, вне себя от счастья. Мне хотелось быть лучшей в мире особой помощницей.

В большом сером гараже было прохладнее, чем на солнцепеке. Я погрузила руки в мелкие кубики льда, что хранился в ведерке, и сунула один в рот, как делал папа. Зубы заныли, но языку стало приятно. Будто секретные конфеты, которые превращаются в воду! И у меня их была целая куча.

– Эй? Что ты там делаешь?

Я вздрогнула и быстро бросила кубик. Меня застукали. Я была готова расплакаться.

Джо. Я сразу узнала его, хотя окрика все-таки испугалась. Его волосы цвета моей спальни ночью падали на глаза, зато зубы сверкали ослепительной белизной. Знаком ли он с чудовищами, которые жили у меня под кроватью?

– Ты еще слишком мала, чтобы пить, юная леди, – сказал он строго.

Джо ходил немного забавно, как будто у него пошаливала правая нога. Он отобрал у меня коричневую бутылку и сунул обратно в лед. Мне хотелось спросить, красит ли его мама ногти в такой же черный цвет. Я думала, что мальчики не делают маникюр.

Он сел передо мной на корточки, отвел с моего глаза влажную прядь волос и заправил за ухо.

– Ну ты и красавица, – вздохнул Джо. Его глаза лучились счастьем. – Вылитая мама.

Я просияла от гордости. Мама была красивой.

– Гляди-ка – у тебя уже зубки выпадают. Сколько тебе сейчас лет?

Я подняла руку и растопырила пальцы, не забыв согнуть большой.

Джо уселся на пол и скрестил ноги.

– Вау! Четыре! Ты уже совсем большая и умная. Эх, видела бы тебя мама! Она была бы так рада! У тебя ее волосы, да и вообще…

Я невольно прищурилась. У мамы были каштановые волосы, как карандаш, которым я раскрашивала землю и деревья, а вовсе не цвета лютиков, как у меня.

Он придвинулся ближе:

– Умеешь хранить тайны? Только между нами?

Может быть, тайны бывают и у особых секретных помощниц?

– У нас с тобой глаза одинакового цвета. Видишь?

У Джо были темно-синие глаза – как небо над пушистыми ватными облаками.

Он погрустнел, я тоже пригорюнилась.

– Мне хочется, чтобы ты еще раз увидела маму. Но это, к сожалению, невозможно.

Мне это не понравилось. Я захотела побежать к ней сию секунду.

– Почему?

– Потому что, – тяжко вздохнул Джо, – твоя настоящая мама живет на небесах, среди ангелов.

Теперь мне по-настоящему захотелось плакать. И беситься.

– Нет! Моя мама здесь!

Джо смотрел мне в глаза:

– Послушай меня. Твою маму зовут… звали… Келси. И она тебя очень любила. Но…

Небеса – это которое облако?

– Черт, было бы у меня побольше времени… Я хочу… Не знаю, когда увижу тебя снова, – тихо произнес Джо.

– Почему?

– Ты знаешь, что такое армия?

Я кивнула и почесала нос.

– Тебя раскрасят в зеленый?

Зеленый пошел бы ему больше, чем черный. Это цвет травы.

Джо улыбнулся и рассмеялся:

– Нет. Но мне придется носить специальную одежду, а это все состригут. – Он провел рукой по своей темной шевелюре. – Может, напишешь мне, когда я уеду, и нарисуешь картинок?