Кто-то из вас должен умереть! Непридуманные рассказы Звягинцев Александр
– Вообще я на вас, гражданин прокурор, не в обиде, – ободряюще улыбнулся ему Литягин. – Ну, за то, что вы меня сюда определили. У вас служба такая. Не вы, так другой меня бы сюда уконтрапупил… И хотя, как я вам говорил, тяжко мне тут было сначала во всем дерьме обживаться, но главное не это…
– А что?
– А то, что я тут писать стал сильнее!
Литягин даже не выдержал и вскочил со стула.
– Я тут такое пережил!.. И это все, пережитое, душу мне перевернувшее, в искусство ушло… Туда, туда все пошло… И мои нынешние картины тем ранним работам, что я до зоны писал, не чета. Потому что тогда я ничего не пережил, в бездну не падал и из нее не выкарабкивался, отдирая ногти… А теперь я сам чувствую, как от моих картин пережитое, настоящее прет… И люди это чувствуют. Вот видите, как оно в жизни бывает?
Весь обратный путь Вязалов думал об этом художнике, о том, что прав был, наверное, Кони, когда говорил, что только в творчестве есть радость – все остальное прах и суета. Думал также о том, что вот этот разговор со странным человеком, с которым у него вроде бы ничего общего не было и быть не могло, оказался за последнее время для него самым интересным и важным. И что-то он во время этого общения понял то, что не понимал раньше, – такое, что в дальнейшей его жизни, как бы она ни сложилась, ему обязательно поможет.
1989 г.
Во имя отца
В открытое окно тесного прокурорского кабинета с улицы врывался детский гомон, залетал, словно снег, тополиный пух.
Сидящая за столом немолодая женщина, а звали ее Галина Семеновна Лесновская, больше всего походила не на сотрудника такого грозного учреждения как прокуратура, а на уставшую от назойливых посетителей работницу какого-нибудь жэка.
– Ну вот, Виктор Викторович, – вздохнула она, – все документы по реабилитации вашего отца, Виктора Николаевича Шилова, готовы, подписаны…
Художник Шилов кивнул. Он не знал, как себя вести. Благодарить? Вроде бы как-то неуместно. Несколько лет назад, после смерти батюшки, он сказал себе, что будет биться за его честное имя, будет бороться за него столько, сколько потребуется, и не остановится, чего бы это ему ни стоило. Ведь сколько раз ему, его братьям и сестрам при заполнении анкеты на вопрос: «Были ли судимы его ближайшие родственники?» – приходилось отвечать утвердительно. На приставания детей: «Почему он не добивается реабилитации?» – Виктор Николаевич только отмахивался и говорил, что хотя и оклеветали его, но жаловаться он никуда не будет, поскольку это дело пустое. Вместо того чтобы пороги госорганов зря обивать и время на это тратить, ему надо деньги на жизнь семьи зарабатывать и детей уму-разуму учить. А с властью бодаться – себе дороже будет. Не любит наша власть своих ошибок признавать. Ох, как не любит. И вот…
Виктор Викторович снял с темных брюк несколько сцепившихся тополиных пушинок и как-то рассеянно посмотрел в окно.
Вдруг ясно вспомнилось, как он приехал домой навестить больного родителя. Тот уже долгое время практически не вставал, почти не говорил. Шилов тогда маялся с дипломной работой в институте – картиной на тему из русской истории, которая никак не складывалась, не придумывалась. Он сидел у постели отца и думал, как ему помочь. Но мысли скакали и периодически все равно возвращали его к диплому.
И как он ни пытался скрыть от отца свои тяжелые думы, тот все же вычислил его. Виктору ничего не оставалось, как рассказать отцу о своих страданиях. Тот шире обычного открыл глаза, очень проникновенно посмотрел на сына, потом куда-то мимо него и, повернувшись, спокойным, тихим, но абсолютно уверенным голосом, чуть улыбнувшись уголками рта, тихо сказал: «Сынок, взгляни вон туда – мороз какие картины рисует. Поэтому не суши зря мозги. Природа она совершенна. Окунись поглубже в нее, в нашу жизнь, присмотрись вокруг, и я уверен, найдешь нужное решение».
Шилов пытаясь понять, куда смотрит отец, бросил быстрый взгляд на унылые, выблекшие серо-зеленые больничные стены, затем на окно и замер. Он увидел на заиндевелом стекле необычный по красоте и совершенный по композиции узор.
Шилов смотрел на него жадно, как художник на натуру, запоминая его, буквально впитывая в себя, еще, правда, не зная зачем и для чего.
Вскоре он вернулся в Москву к своим творческим мучениям, а через несколько дней позвонила мать и сказала: «Папа умер». Сразу нахлынули мысли об отце. Виктор вспомнил, как последний раз сидел молча и бессильно у его постели, как смотрел на замороженное студеными январскими морозами окно, и почему-то в памяти всплыли все хитросплетения того узора… И вдруг он понял, что герой картины должен быть изображен именно на фоне этих вечных российских зимних узоров. И все тут же сложилось – он увидел будущую работу целиком и в мельчайших деталях. Словно пелена спала с глаз. Вот так родилось масштабное полотно – «Есенин в Англетере».
Дипломную работу оценили очень высоко, преподаватели института говорили, что благодаря удачно найденному решению, картина приобрела такую выразительность и достоверность, будто автор своими глазами видел тот трагический момент жизни поэта. А Шилов думал о том, что все случилось благодаря отцу, что он, уже беспомощный и немощный, тем не менее пришел на помощь сыну. Наверное, тогда он и решил про себя, что будет добиваться его реабилитации…
А жизнь отца была верченой и тяжкой. До войны он был партийным работником и в деле партии никогда не сомневался. И кто его знает, как бы все пошло, но его жена, у которой был любовник, решила его погубить и завладеть квартирой. Это было время свирепых партийных чисток, и она написала донос в органы, что муж ее хранит дома пистолет и якобы готовит покушение на самого товарища Сталина. Пистолет действительно был, лежал в столе – его подарил Шилову отчим, сотрудник тех же самых органов в отставке. Виктора Николаевича арестовали и быстро дали десять лет. Кстати, потом загребли и его жену-доносчицу – посчитали, что она не могла не участвовать в заговоре…
Отец попал на Соловки, сразу понял, что десять лет он там не протянет, и потому, когда началась война, попросился на фронт, хоть в штрафбат, а уж там как получится… Немцы тогда катили по стране, как на параде, и брали пленных несчётно. Среди них оказался и Шилов.
В это же время будущую мать Шилова, уроженку Украины Марию Михайловну Богиню, немцы угнали в фашистское рабство, но не в Германию, а в Польшу. Жили они там в небольшой деревушке. Работали на износ. Но деваться было некуда – куда убежишь? Рядом был концлагерь для военнопленных. Каждый день Мария вместе с другими такими же как она страдальцами ходила мимо него на работу и часто слышала доносящиеся оттуда выстрелы.
Однажды мать шла с подругой мимо оврага и до нее донеслись слабые-слабые стоны, идущие словно из-под земли. Сначала она не поверила своим ушам, испугалась, а потом сообразила – видимо, это кто-то из расстрелянных накануне пленных остался в живых. Ведь тела уничтоженных узников сваливали в овраг и присыпали землей. Она бросилась на голос, а перепуганная подруга убежала. Как мать откопала уже в потемках отца – а это был он – она и сама потом рассказать не могла. Но откопала. И как-то одна дотащила его поближе к деревушке. А по дороге – влюбилась. Хотя выглядел спасенный страшно, только все время просил воды… И все-таки именно тогда Мария Михайловна поняла: мой Николаевич, мой…
В общем, спрятала она его недалеко от барака, в котором жила и выходила, и дотерпели они до победы, а потом отправились на Украину. Там отец, как бывший зэк и военнопленный, смог устроиться только комбайнером. С такой анкетой на работу его больше никуда и не принимали. Через несколько лет случилась еще одна беда. Во время аварии отец потерял ногу, так что до конца жизни ходил на протезе с палочкой… Зато детей у них с матерью было десять, и матушку наградили Золотой звездой «Мать-героиня»… Вот такая судьба.
– Да, – непонятно усмехнулся Шилов, – судьба… Странная у вас у прокуроров служба – сначала сажаете, потом реабилитируете, а у человека вся жизнь к черту… Ладно, все равно спасибо вам за всё. До свидания…
Лесновская кивнула и ничего не сказала. А что она могла сказать Шилову? Что она лично к аресту его отца никакого отношения не имеет? Что сама из семьи раскулаченных, и родители ее скитались по всей стране с тремя детьми, спасаясь от ареста? Она уже привыкла к такой реакции и самих реабилитированных, и их близких.
Галина Ивановна вздохнула, придвинула к себе и раскрыла очередное дело. С фотографии на нее доверчиво глядела совсем молоденькая девчушка. История была тягостная. Девчонку вместе с двумя колхозницами постарше отправили на работу в поле в какой-то православный праздник. И уже в поле она сказала, что работать в такой день грех и того в Москве, кто это делает, Бог еще накажет… Рядом с ней никого не было – только они трое, слышать их никто не мог. Но тем же вечером девушку арестовали – на нее донесли обе женщины, работавшие с ней. Почему они это сделали? Из особой сознательности? Или просто из страха? За себя, за своих детей?.. Поди теперь разбери. А девушка так и сгинула в лагерях… В отличие от отца художника Шилова, который несмотря на все, что ему выпало, дал жизнь и вырастил десять прекрасных детишек.
«Из нынешнего дня, – который уже раз подумала Лесновская, – понять и почувствовать то время уже невозможно. То были совсем другие люди, и чувства, и мысли их были совсем иными, которые мы сегодня верно представить себе просто не способны… Хотя мы и жили рядом, и знали их долгие годы. Время уходит вместе с ними, и даже те, кто остаются, в новых условиях превращаются совсем в иных людей, а некоторые просто истлевают падью листопада».
Художник Шилов под пронзительные и радостные детские крики шел по улице, отгоняя ладонью от лица тополиный пух. Виктор Викторович только сейчас почувствовал, что печать вечной ущербности, долгие годы тяжелым камнем лежащая на душе, вдруг исчезла. От этого ему стало легко и благостно. И это состояние еще более усиливалось от сознания того, что данный себе обет он выполнил. Казалось, еще мгновение, и воспарит он к бескрайним небесным просторам майской голубени, и зальется в лазоревой выси беззаботным весенним жаворонком.
– Эх, жаль, что нет рядом батюшки. Уж он-то бы вместе со всей нашей многочисленной семьей, ох, как возрадовался этой весточке, – подумал Шилов, будучи абсолютно уверенным – это известие долетело до отца, ведь он оттуда, из-под небес, все видит и слышит. А что родитель был именно там, сын нисколько не сомневался, он считал его чистым и святым человеком…
2004 г.
Современная готика
«По причинам, о которых не время теперь говорить подробно…»
Вот так просто и гениально начал один свой рассказ Чехов. И не вижу причин, почему бы почтительно не последовать его примеру.
Так вот, по причинам, о которых не время теперь говорить подробно, я оказался недавно в Лондоне. Случилось это во времена, когда вся Англия билась в истерике по поводу отравления полонием бывшего сотрудника КГБ Литвиненко. И поскольку день был выходной, позвонил старому знакомому Крейгу Вудгейту, бывшему ответственному сотруднику Скотленд-Ярда, с которым мы в начале девяностых вместе работали по делам о нацистских преступниках. Я хорошо знал, что Вудгейт настоящий полицейский, политическая истерика на него не действует, он верит только фактам и конкретным доказательствам. А еще он не считает всех русских с пеленок агентами КГБ, что для нынешней Англии, судя по всему, что там творится, большая редкость. При этом я ясно понимал, что Крейг не станет обращаться за содействием к бывшим коллегам по Скотленд-Ярду, так как речь идет о деле неофициальном. Профессиональная этика у таких джентльменов, как он, даже не вторая, а первая натура.
Мы встретились в старинном пабе. Вудгейт сидел за столиком в самом углу, откуда ему был виден весь зал, и читал газету. Я помнил его высоким прямым, несколько скованным в движениях, как потом выяснилось, от хронических болей в колене. Настоящий английский офицер со щеточкой усов. В нем было обаяние доброжелательного, ироничного, но несколько печального джентльмена, много повидавшего в своей жизни.
– Добрый день, мистер Вудгейт, – отвлек я его от чтения.
Он отложил газету в сторону.
– А-а, это вы, Александр… Рад встрече. Извините, что не встаю, но мое колено сегодня совсем ни к черту. Присаживайтесь.
– Может, вам не стоило выбираться из дома? Я бы приехал к вам…
– Ну, не такая я уж старая развалина, – засмеялся Вудгейт.
Я поставил на столик подарок – коробку с самой лучшей водкой, которую нашел перед отлетом в Елисеевском.
– Ого, – почтительно оглядел бутылку Вудгейт, – серьезная штука. Насколько я понимаю, вам пришлось попробовать нашего полицейского хлеба?
– Пришлось, мистер Вудгейт… Правда не совсем полицейского…
– Крейг, – перебил Вудгейт, – зови меня просто Крейг. Давай без лишних церемоний.
Когда я рассказал ему о своем деле, он задумался.
– Хочу вас сразу предупредить, Александр… У нас тут иметь дело с лордами – радость небольшая. Особенно с теми, которые по ходатайству однопартийцев совсем недавно были осчастливлены этой монаршей милостью. Слишком много привходящих обстоятельств и соображений. Это, во-первых.
– А во-вторых?
– А во-вторых, это специфические люди.
– С голубой кровью?
– Нет, кровь у них обычная, красная. Но у них все-таки свое, особое восприятие жизни. И когда имеешь с ними дело, надо это не забывать.
– Я так понимаю, вам приходилось садиться в свое время какому-то лорду на хвост?
Вудгейт посмотрел на меня со снисходительной улыбкой:
– Я занимался делом лорда Лугана.
– Ничего себе! – не сразу поверил я. – Всемирно известный лорд-убийца, бесследно исчезнувший… Ведь это было тридцать лет назад?
– Тридцать три. Мне тогда тоже было тридцать три – какое забавное совпадение…
– Крейг, мне бы было страшно интересно поговорить с вами о деле Лугана. Я сейчас пишу роман, в котором будет присутствовать этот самый лорд, и у меня есть куча вопросов и сомнений… Кстати, недавно в Новой Зеландии его опять «видели»!
– Ну да, это, кажется, уже семидесятый случай после его исчезновения. По два случая на год.
– И все-таки там, в деле Лугана, есть о чем поговорить, – не унимался я.
– Хорошо-хорошо, – согласился Вудгейт и посмотрел на часы. – Раз вы такой упрямый… Только давайте тогда при следующей встрече за кружкой эля…
– Ради этого я согласен даже на эль, который, честно говоря, терпеть не могу… У меня есть своя версия.
– Я так и знал! Уж эти мне русские!..
После того как мы расстались, я отправился в окрестности Richmond Park. Мне надо было заглянуть там на так называемое «новое кладбище» – Patney Vale Cemetry, на котором обрел вечный покой Агасфер русской революции – Александр Федорович Керенский. Именно здесь, а не за оградой «старого, старого кладбища» (как сообщается в некоторых справочниках) Puttey Lower Common Cemetry, где мне пришлось побывать тоже, я отыскал могилы Керенского, его сыновей и первой жены. И теперь решил запечатлеть их для истории, поместив сделанные фотографии в своей новой книге, повествующей о трагических судьбах известных русских юристов. С этой задачей я справился довольно быстро, ибо это было уже не первое посещение сей юдоли скорби.
Возвращаясь обратно, я почему-то больше думал не о судьбе бессильно-неумелого диктатора, а о лорде Лугане. И вдруг взгляд мой совершенно случайно остановился на холодно-красивом и величаво-безучастном лице мраморного ангела. Протянутые вперед руки как будто отталкивали проходящего мимо от могилы. Какая-то печаль ощущалась только в наклоне головы.
Их было тут много, этих ангелов, иногда они стояли целыми группами, и все – строгие, отстраненные. Не опечаленные человеческой смертью небесные создания, а суровые стражники с огромными, мощными крыльями, ограждающие покойников от живых, которым нечего делать в том мире, куда уже ушли их предшественники.
Еще раз оглядевшись по сторонам, я, зашагав быстрее, направился в сторону крематория. Готический шпиль, стрельчатые окна, башенки приземистой часовни уже виделись впереди. За ней возвышалась пристроенная позднее могучая четырехугольная башня-крематорий из светлого кирпича с зубцами, какими славились рыцарские замки, приспособленные к долгой и безжалостной осаде.
Сразу за крематорием чернела непроходимая чащоба громадного парка, напоминавшего подмосковный лес. Там, вдалеке, я увидел несколько поваленных скособочившихся надгробий, наподобие тех, которые предстали перед моим взором на «старом, старом кладбище».
Вся эта обстановка, резкие порывы холодного ветра, загадочный шум деревьев, сумрачная бессолнечная мгла, сочившаяся с неба, заставили меня вспомнить ужасы готических романов XVIII века, пользовавшихся именно здесь, в Англии немыслимой популярностью. Там и сюжет строился обычно вокруг тайны – чьего-то исчезновения, неизвестного происхождения, нераскрытого преступления, лишения наследства… Там все должно быть окутано атмосферой страха и ужаса, а местом действия обычно служил древний, заброшенный, полуразрушенный замок или монастырь, с темными коридорами, запретными помещениями, запахом тлена и сырости. Ну и, конечно, завывание ветра, бурные потоки, дремучие леса, безлюдные пустоши, разверстые могилы… И неведомый злодей, который по ходу дела становится главной фигурой всей истории. В общем, вылитый лорд Луган, этот растворившийся в небытии убийца…
Итак, тридцать три года назад дверь переполненного посетителями лондонского бара в одном из самых престижных лондонских районов Белгравия вдруг распахнулась, и насмерть перепуганная босая женщина с лицом залитым кровью застыла на пороге. В холодный ноябрьский вечер она выглядела особенно ужасно.
– Помогите! – судорожно всхлипывала она. – Помогите!.. Мои дети!.. Мои малютки!.. Он там, в доме!.. Он убил Сару!..
Пораженные ее видом, посетители бара затихли. Обезумевшая от страха женщина ничего больше объяснить не могла. В промокшем до нитки платье, босая, с окровавленным лицом она выглядела ужасно. Хозяин бара с трудом узнал в ней леди Аннабеллу Луган, живущую в пятиэтажном особняке неподалеку, бывшую жену потомка одной из старейших аристократических семей Англии лорда Ричарда Лугана, с которым она уже больше года находилась в разводе.
Хозяин бара усадил несчастную леди Аннабеллу на стул, его жена дрожащими руками намочила полотенце и стала стирать кровь с лица несчастной. Тут же вызвали «Скорую помощь» и полицию. «Скорая» увезла застывшую в ужасе леди Аннабеллу в больницу, а полиция, естественно, кинулась в дом, где жила несчастная.
Когда двое полицейских вбежали в дом леди Луган, в здании царила тьма. Включив в холле свои фонари, они сразу же заметили пятна крови на противоположной от входа стене. Полицейские осторожно поднялись по ступенькам лестницы на первый этаж и наткнулись на лужу крови у двери в столовую. На полу четко были видны следы ног. Судя по размеру – мужских.
Крадучись и оглядываясь, опасаясь нападения сзади, полицейские добрались до второго этажа. Заглянув в одну из спален, они увидели окровавленное полотенце, брошенное на двухспальную кровать.
Поднявшись на следующий этаж, полицейские наконец кое-кого обнаружили. В детской безмятежно спали двое очаровательных малышей лет четырех, мальчик и девочка, а в соседней комнате их встретила старшая дочь Луганов – одиннадцатилетняя Флоренс. Она была в одной пижаме, глаза ее были широко раскрыты от ужаса.
Успокоив девочку, полицейские спустились в полуподвал, где располагалась кухня. Там, в углу они обнаружили большой брезентовый мешок, вроде тех, что используются для перевозки почты. В нем оказалось бездыханное тело няни малышей Сары Пирс. После самого беглого осмотра нетрудно было догадаться, что она скончалась от жестоких побоев, нанесенных ей обрезком свинцовой трубы, обернутой лейкопластырем, который валялся тут же на полу…
Больше в доме никого не было.
Тем временем другие детективы отправились в больницу к леди Луган, которую врачам удалось немного привести в порядок и успокоить, и по горячим следам расспросили о том, что же произошло в ее доме. Превозмогая ужас от пережитого, боль от побоев и рваной раны на голове, она постаралась припомнить все подробности этого события.
Леди Аннабелла провела весь вечер с детьми, у которых на следующий день был день рождения. Сара, няня, которая обычно по вечерам была свободна и отправлялась по своим делам, на сей раз осталась дома, чтобы лучше приготовиться к завтрашнему торжеству.
Около девяти часов вечера Сара заглянула в зал, где хозяйка смотрела телевизор, и спросила, не приготовить ли чай? Леди Аннабелла не возражала. И Сара отправилась на кухню внизу.
Прошло полчаса, но Сара с чаем так и не появилась. Леди Аннабелла решила посмотреть, в чем дело. Она спустилась вниз. В кухне было темно, ее освещал лишь свет от уличных фонарей, пробивавшийся в окно. Леди Аннабелла хотела позвать Сару и вдруг увидела фигуру человека, который, наклонившись, возился с каким-то бесформенным предметом на полу…
И тогда леди Луган поняла, что человек пытается засунуть в брезентовый мешок безжизненное тело Сары. В ужасе она закричала. Человек обернулся, потом кинулся к ней и, что-то выкрикивая, стал ожесточенно наносить удары по голове и рукам, которыми леди Аннабелла пыталась инстинктивно закрыть лицо… В полутьме она не смогла как следует рассмотреть нападавшего, однако узнала голос – это был голос ее бывшего мужа.
От боли и страха леди Аннабелла потеряла сознание.
Когда она очнулась, оказалось, что она лежит в своей кровати в спальне на втором этаже. Рядом стоит бывший муж и, промокая полотенцем рану на голове, пытается успокоить ее. Несчастная леди Аннабелла, испугавшись, что сейчас он вновь набросится на нее, пыталась закричать, но лишь прохрипела что-то… Муж же, удостоверившись, что она пришла в себя, после некоторого размышления ушел, не говоря ни слова… И тогда леди Аннабелла бросилась за помощью на улицу…
В доме полицейские поговорили со старшей дочерью Луганов Флоренс. Она рассказала, что вместе с матерью смотрела телевизор, когда няня заглянула в комнату и предложила приготовить чай. Не дождавшись ее, мать через некоторое время спустилась вниз, а затем Фрэнсис услышала крик. Через некоторое время в дверях появилась мать с окровавленным лицом, ее поддерживал отец. Он проводил мать в спальню и вскоре ушел, сказав, что мама себя плохо чувствует и ей надо отдохнуть. Флоренс удалилась в свою спальню и постаралась заснуть, но потом услышала чьи-то шаги на лестнице. Ей стало очень страшно. Она лежала в своей комнате и не знала, что делать, но потом появились полицейские…
Разумеется, полиция тут же занялась поисками лорда Лугана. Первым делом проверили квартиру, которую он снимал в том же районе. Его «мерседес» оказался припаркованным у входа в дом. В спальне на кровати были аккуратно разложены костюм, бумажник и связка ключей. Тут же нашелся и паспорт. Ничего подозрительного обыск на квартире лорда не дал, хотя полицейские добросовестно возились там два часа. Как потом выяснилось, он в это время находился уже за пределами Лондона, направляясь в арендованном «форде-корсаре» в загородное поместье к своим друзьям Айвену Фотергилу и его супруге леди Сьюзен.
Позже леди Сьюзен расскажет полицейским, что лорд Луган был «каким-то взъерошенным». Она налила ему виски, и он торопливо рассказал друзьям об ужасных событиях того вечера в его собственном доме. По его словам, он заехал туда, чтобы по договоренности с бывшей женой оставить подарки для детей. Их отношения с леди Аннабеллой после развода были окончательно испорчены. Лорд Луган попытался стать опекуном своих детей, однако это ему не удалось. Однажды он даже ухитрился выкрасть малышей, когда они гуляли с няней, но суд заставил его вернуть детей матери. С тех пор леди Аннабелла всячески препятствовал его встречам с ними. Вот и на сей раз она сказала, что он может заехать часов в девять, когда малыши будут спать, и оставить подарки на кухне. Благо ключ от входной двери у него есть.
Подойдя к дому, он открыл входную дверь своим ключом и пошел на кухню. Включив свет, он вдруг увидел, что пол залит кровью, а в углу лежит чье-то бездыханное тело, засунутое в мешок. Решив, что это тело леди Аннабеллы, он бросился к нему, но поскользнулся в луже крови и упал рядом с трупом.
В это время свет погас, и кто-то пробежал мимо него к выходу, на бегу ударив его чем-то тяжелым по голове… Пока лорд Луган, довольно сильно ударившийся при падении, поднимался, в кухню кто-то вошел. Ему показалось, что это жена. Он поднялся и пошел к ней. Жена закричала и упала в обморок, ударившись головой об стол. Лорд Луган с трудом включил свет и увидел жену, лежащую без сознания с залитым кровью лицом. Он попытался стереть кровь полотенцем, а потом подхватил жену на руки и понес в спальню. Там он положил ее на кровать, еще раз попытался стереть кровь с лица. Но тут она пришла в себя и, забившись в истерике, стала кричать, чтобы ради детей он не убивал ее, как убил Сару…
Лорд Луган, намеревавшийся вызвать полицию и «Скорую помощь», хладнокровным умом опытного карточного игрока вдруг понял, что он в ловушке, выбраться из которой у него нет никаких шансов. Жена твердит, что он убийца, и никто не поверит, что это не так.
Когда лорд Фотергил и леди Сьюзен пытались успокоить его, убеждая, что полиция во всем разберется, он только рассеянно качал головой. Было видно, что он принял какое-то решение и отговорить его не удастся. Потом он позвонил матери, и сказал, что произошла «ужасная история», в которой могут обвинить его. Пострадала жена и убита няня. А потом попросил мать забрать детей к себе, чтобы они не чувствовали себя покинутыми. Леди Луган сказала, что немедленно едет к внукам. Было уже за полночь, но в в доме вдовствующей леди Луган как раз находились полицейские, нагрянувшие туда в надежде найти ее сына. Немного помедлив, она сказала: «У меня тут полиция. Они ищут тебя. Ты не хочешь с ними поговорить?» Лорд Луган сказал: «Скажи им, что я сам позвоню им утром… И тебе тоже». После этого повесил трубку.
– Что ты намерен делать? – спросил лорд Фотергил.
– Вернусь в Лондон, – спокойно ответил он.
– Прямо сейчас? Может, переночуешь?
– Нет. Полиция может нагрянуть сюда, а я не намерен пока попадать ей в руки.
– Но почему? – не выдержала леди Сьюзен.
– Сьюзен, дорогая, ты же видишь, в каких мерзких обстоятельствах я оказался… Напавший на няню человек скрылся, а Аннабелла считает, что это я нанял его… Обстоятельства таковы, что дают ей возможность утверждать, что все происшедшее – моих рук дело. Она давно ненавидит меня и сделает все, чтобы я оказался за решеткой… Как будут жить мои малыши и Флоренс, зная, что их отец попал на скамью подсудимых по обвинению в убийстве? А мать будет убеждать их, что это так и есть. Согласись, для детей это слишком…
– И что ты решил?
– Самое лучшее для меня сейчас – залечь где-нибудь и немного переждать. Может быть, обстоятельства переменятся. Или вскроются новые факты… Но меня очень беспокоят дети. Если бы ты смог устроить так, чтобы они пожили у моей матери! Но боюсь, что…
Незадолго до этого полицейские допросили Флоренс. Она рассказала, что вместе с матерью смотрела телевизор, когда няня ушла готовить чай. Не дождавшись няни, мать через некоторое время спустилась вниз, а затем она услышала чей-то крик. Потом она увидела мать с окровавленным лицом, которую поддерживал отец. Лорд Луган уехал из поместья Фотергилов где-то в начале второго ночи, и больше они его не видели.
А вот леди Аннабелла наутро чувствовала себя гораздо лучше и потому сообщила новые подробности нападения.
По ее словам, войдя в кухню, она в темноте позвала Сару и лишь потом увидела мужчину в углу, который бросился на нее. Нападавший пытался дотянуться до ее горла, выкрикивая проклятия. Она пыталась сопротивляться, но потом потеряла сознание. Когда же очнулась, увидела мужа, склонившегося над ней. Она стала умолять его не убивать ее ради детей, которые останутся сиротами…
Муж, который выглядел потерянным, помог ей подняться и добраться до постели. Причем она все время дрожала от страха, что он опять набросится на нее. Как только он ушел, она выскочила на улицу и подняла тревогу.
Кстати, сразу нашлось и орудие нападения – кусок свинцовой трубы, обернутый лейкопластырем. Весь в крови, он валялся среди осколков разбитой посуды. Видимо, испуганная Сара уронила поднос с чашками, когда на нее накинулись.
Полицейские, которые расследовали это дело, объявили розыск исчезнувшего лорда Лугана по всей стране. Извещение о розыске поступило на все вокзалы, в морские и воздушные порты. Детективы начали методично проверять ближайших друзей Лугана – не исключалось, что богатые приятели-аристократы могли прятать его у себя в своих необъятных поместьях. Но его нигде не было. Зато брошенная машина лорда со следами крови была впоследствии обнаружена в графстве Восточный Сассекс…
Уходя с кладбища, мы наткнулись на свежую могилу – холмик засохшей земли, три горшка с цветами и словно светящийся в сумерках оранжево-желтый деревянный православный крест. Какими судьбами занесло на днях православную душу на лондонское кладбище? Бог весть…
– А кстати, Крейг, истинное положение вещей в финансах лорда Лугана вы тогда выяснили? – спросил я.
Вудгейт обиженно посмотрел в мою сторону.
– Господи, я думал вы уже забыли об этом! Конечно, выяснили.
– Ведь он сильно увлекался картами…
– Да, был практически профессиональным игроком. Через год после женитьбы на Аннабелле скончался его отец, оставив сыну титул лорда Лугана и немалое наследство. Но карты стали его манией, каждый день до поздней ночи он проводил в карточных клубах. Долги его росли, надвигалось банкротство, которое очень пугало леди Аннабеллу. К моменту развода от его состояния уже мало что оставалось. Леди Аннабелла кое-что отсудила себе и детям, но очень боялась, что лорд Луган все пустит по ветру и дети останутся без состояния. А он во всех своих неудачах винил жену. После развода он постоянно следил за ней, искал повод, чтобы заявить, что у нее нарушена психика, и отправить в лечебницу, а детей забрать себе.
– Ваши симпатии тогда были на стороне леди?
– Ну, она выглядела потерпевшей стороной. Ей досталось.
– А вам тогда не показалось странным, что подвергшаяся нападению женщина бежит за помощью из дома, в котором спят ее дети? Хотя логичнее было бы вызвать полицию по телефону?
– Да, мы спорили об этом. Но сошлись на том, что она была в состоянии, близком к прострации. После нападения она была вне себя от ужаса. Кстати, она выскочила на улицу босая… Видимо, именно поэтому. И потом она знала, что муж никогда не причинит вреда детям, он их слишком любил. Она думала, что опасность угрожает только ей…
– А другие версии, кроме той, что поведала леди Аннабелла, у вас были?
– Разумеется. Два наших начальника, занимавшихся этим делом с самого начала до своего ухода из Скотленд-Ярда, придерживались прямо противоположных точек зрения. Один был убежден, что правду о том, что на самом деле произошло в тот вечер на кухне, знает лишь лорд Луган. Что он до сих пор жив и, как истинный картежник, продолжает играть в свою азартную игру, уверенный, что никто и никогда его не найдет. А другой считал, что он убил няню по ошибке. На самом деле он намеревался убить жену, чтобы забрать к себе детей, которых он так любил. Когда он понял, что произошло и что его ждет, покончил с собой где-то в уединенном месте как лорд и истинный джентльмен…
– Понятно. А какая вам больше по душе?
– Третья, – усмехнулся Вудгейт. – Никто не знает точно, что тогда произошло, но я все же думаю, что Луган покончил с собой. Впрочем, я вам приготовил один сюрприз. Сегодня вечером я буду занят, поэтому отвезу вас поразмять мозги к одному настоящему потомственному лорду. Хороший парень. Вам будет интересно с ним пообщаться. Уверен, что вы получите дополнительную пишу для ваших фантазий.
Вечером я действительно оказался в гостях у настоящего английского лорда. Правда, молодого. Его звали Седрик, а его родители, как вдруг выяснилось, были последними и единственными людьми, которые видели лорда Лугана после того, что случилось…
– Интересно, – сказал я, – именно тут ваши родители разговаривали последний раз с лордом Луганом, который примчался сюда сразу после убийства?
Жена Седрика, худенькая брюнетка с темными глазами и живым лицом, удивленно посмотрела на него:
– Он что действительно был тут? Дорогой, а почему ты мне об этом ничего не рассказывал?
Тот только плечами пожал:
– Повода не было. И потом прошло уже столько лет… А откуда вы знаете об этом, Александр?
– Я иду к себе домой, КГБ идет за мной! – засмеялся я. – Просто я давно интересуюсь этой историей и прочитал все, что написано и издано на эту тему. А сегодня я разговаривал с Вудгейтом, который, как вам известно, занимался расследованием этого дела, и он мне сообщил, что виконт Айвен Фотергил и его супруга леди Сьюзен – ваши родители. А теперь я вспомнил одну деталь, которая раньше представлялась мне совершенно случайной и не имеющей отношения к делу… Я вдруг вспомнил, что, как выяснила полиция, утром того дня лорд Луган отправился в книжный магазин и купил несколько книг – о греческих магнатах-судовладельцах, о судостроительном бизнесе, о самых знаменитых яхтах мира… А перед своим исчезновением он мчится к своему другу виконту Айвену Фотергилу, который является владельцем RWG – гордости английского яхтостроения. Почему?
– Я могу только рассказать то, что мне говорил отец, – сказал Седрик. – Но надо знать, что это была за семья – лорд Луган и леди Аннабелла… У него вовсе не всегда была репутация картежника и неуравновешенного типа…
– Ну да, он был и граф, и барон, и лорд.
– Да, одно из лучших семейств Англии, – спокойно сказал Седрик. – выпускник Итона…
– Самого привилегированного и недоступного учебного заведения в мире – Королевского колледжа, – не удержался я от тщеславного желания продемонстрировать свои знания. – Итон – это социальное и культурологическое понятие, олицетворяющее собой добрую старую Англию, британскую аристократию и политическую элиту.
– Да, «фабрика джентльменов», – не нашел нужным спорить и реагировать на мою иронию Седрик. – Не всякий джентльмен – итонец, но любой итонец – уж точно джентльмен в классическом, чисто британском понимании этого слова.
– Седрик тоже итонец, – чуть насмешливо улыбнулась его жена.
Реакция Седрика на мою иронию свидетельствовала, что он настоящий итонец. Он как бы и несколько смущался того, что не такой, как другие, но и одновременно понимал, что тут ничего не поделаешь.
– Мальчикам в Итоне ставят специфическое произношение, по которому можно сразу узнать выпускника. Итонский акцент – это как визитная карточка. Итонцы – совершенно особая каста. Две трети – сыновья бывших итонцев, это наследственный клуб для богатых и знатных. Варианты жизненного пути могут быть любыми, но обычно итонец никогда не покидает своей касты. Он навсегда остается в мужском мире кожаных кресел, тиковых столов и шутливых прозвищ. Кстати, у лорда Лугана было прозвище «Счастливчик Люк».
– А у тебя, милый? – разумеется, не утерпела жена.
– «Ранняя пташка», – невозмутимо ответил Седрик.
– Это в каком же смысле? Из молодых да ранних?
– Нет, просто я почему-то тогда просыпался раньше всех. Вот и все.
– А я-то уж подумала…
– Итонцев обычно не тянет к сближению с людьми иного склада и социального положения, хотя в жизни всякое бывает. Поначалу лорд Луган шел обычным для итонца путем – министерство, потом Сити, большой бизнес… Но женился он не по-итонски – Аннабелла Майлз, бойкая привлекательная блондинка, была дочерью армейского майора и крутилась в модельном бизнесе в неясной роли – то ли модели, то ли мелкого менеджера на побегушках…
– Время «Битлз», хиппи, крушения порядков и ценностей старого общества, – напомнил я.
– Да-да, возможно, атмосфера эпохи сыграла свою роль в женитьбе лорда Лугана. Многие его старые друзья были убеждены, что именно женитьба на Аннабелле Майлз послужила толчком к его падению – он бросил службу, бизнес и увлекся игрой в карты… Играл он не очень удачно, появились долги. «Дурацкая любовь», так он сам выражался, к Аннабелле Майлз испарилась, более того, он стал считать ее виновницей своих неудач. Если бы не дети, он бы давно развелся, но ради них он терпел ее… Но в конце-концов, они все-таки развелись, и, как это часто бывает, она стала всячески мешать ему видеться с детьми. И даже настраивала их против него. Луган страшно злился…
– И даже однажды выкрал малышей, но суд вернул их матери, – вспомнил я.
– В общем, он ее возненавидел. Но с ним случилась очередная метаморфоза. Он охладел к картам. Им овладела мысль, что он должен удачно распорядиться остатками состояния, чтобы обеспечить детей…
– И он решил, что самое удачное – вложить деньги в предприятие своего друга Айвена Фоторгела?
– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Седрик.
– Эта мысль пришла мне в голову, когда я узнал, что ваши родители были его друзьями, что это к ним он бросился сразу после убийства, что накануне он накупил книги про судостроение…
– Да, все так и было. Луган сказал отцу, что он продаст все, что осталось у него после развода, и вложит в RWG, которая тогда нуждалось в реконструкции и модернизации. А оставалось у него достаточно много, потому что в то время было не принято, как сегодня, после развода присуждать жене слишком много.
– И ваш отец был не против? Несмотря на дурную репутацию лорда Лугана?
– Он знал его еще по Итону… У Лугана был опыт работы и на государство, и в бизнесе. И еще у него были огромные связи, в том числе и те, что он приобрел за карточным столом. Многие его партнеры вполне могли стать серьезными клиентами…
– В общем, в тот вечер он примчался предупредить, что этим планам не суждено сбыться?
– Да. Во всяком случае предупредить, что все откладывается на неопределенный срок… Но я вижу, Александр, вас не устраивает официальная версия? Вы в нее не верите?
– Я бы сказал так: в этой истории есть масса вопросов, на которые официальная версия не дает ответа. Следствие по делу о смерти Сары Пирс после исчезновения лорда тянулось еще год, окончательный вывод – убийство. В заключении пропавший лорд Луган назван убийцей – для британской практики факт достаточно необычный…
– И что из этого следует?
– Думаю, в данном случае ими двигало желание приостановить производство по делу… Под предлогом, что обвиняемый скрылся от следствия. Собственно, и полицейские сами сознавались, что дело весьма темное и то, что произошло на кухне, загадка. Действительно, на кой черт лорду с подарками для детей набрасываться на няню? Хотел убить жену? Но почему не убил, когда она появилась там, а заботливо проводил в спальню?
– Господи, был припадок ярости, а потом прошел! – пожала плечами жена Седрика. – И ему стало совестно…
– В рамках этой версии мы будем биться как муха о стекло – ничего не складывается, а мы бьемся и бьемся. Давай попробуем зайти иначе, с другого хода… Итак, кто-то, кто не желает лорду Лугану добра, точно знает, что нынешним вечером часов около девяти он заедет в дом, откроет дверь своим ключом, спустится в кухню и положит там подарки детям… И этот кто-то решает устроить ему ловушку. В кухне лорда ждет еще теплый труп няни его детей… Луган или поднимает шум, или в смятении бежит с места преступления. В обоих случаях – он главный подозреваемый и засадить его за решетку, используя его репутацию и общеизвестную ненависть к жене, не представляется такой уж трудной задачей. Во всяком случае, одно совершенно очевидно – вложить все деньги в RWG он уже не сможет. Арест, скандал, суд – лорду будет уже не до этого…
– Но в таком случае кто-то должен был убить Сару прямо перед приходом Лугана? – задумчиво сказал Седрик.
– Да, ту самую Сару, которую хозяйка в тот вечер задержала в доме под предлогом подготовки к дню рождения… И которую за полчаса до прихода лорда Лугана отправила на кухню…
– Погодите, вы хотите сказать, что леди Аннабелла… – ошеломленно спросил Седрик.
– Я только выстраиваю установленные полицией факты в определенном порядке. И давайте забудем про леди Анабеллу и вспомним про Аннабеллу Майлз, крутившуюся в модельном бизнесе, известном своими нравами… Итак, бедняжка Сара спускается вниз, начинает готовить чай, и там на нее набрасывается с обрезком свинцовой трубы неизвестный убийца, который заранее проник в дом и знал, что Сара в половине девятого спустится вниз… Расправившись с Сарой, убийца запихивает ее тело в заранее приготовленный мешок, но так, чтобы сразу было видно, что там…
– Но зачем? – не понял Седрик.
– Для того, чтобы человек, который появится на кухне, подошел к мешку и даже попытался раскрыть его.
– Но зачем? – опять повторил Седрик.
– Потому что лорд Луган – а на кухне, как известно, должен появиться именно он! – непременно попытается заглянуть в мешок, потому что решит, что там тело его жены… И после этого судьба его будет решена. Отпечатки пальцев и все такое прочее. Он уже не сможет доказать свою непричастность. Лорд Луган сразу понимает это. Понимает, что если он сейчас убьет жену, а его арестуют, дети останутся полными сиротами… А дальше все согласно официальной версии. Бегство, отчаяние, надежды и… самоубийство. Я не думаю, что он столько лет скрывается. Все-таки не старец Федор Кузьмич…
Седрик вопросительно посмотрел на меня и в очередной раз подлил мне и себе виски в стоящие на приставном столике стаканы.
– Это еще кто такой?
– В России существовала легенда, что старец Федор Кузьмич, появившийся в Сибири после смерти императора Александра I, и был на самом деле императором, который не умер в 1825 году, а ушел от мира и скрылся в народе… Как видите, легенда о лорде Лугане – не такое уж оригинальное произведение.
– Кто был ее сообщником? Кто убивал?
– Вы сами сказали: сообщник, – улыбнулся я. – А кто именно? Я же не английский полицейский. И вообще прошло столько лет.
Седрик молча приложился к стакану и задумчиво сказал:
– Когда отец рассказывал мне, что произошло, он неодобрительно говорил о том, что у леди Аннабеллы был охранник, которого многие считали ее любовником… Это был какой-то офицер в отставке, которого она знала с детства… И все-таки мне трудно поверить в эту версию, – признался Седрик.
– Но официальная, в которую вы верите, вряд ли выглядит убедительнее, – сказал я.
– Но зачем сообщник дождался Лугана? – упрямился Седрик. – Он же мог спокойно уйти, не дожидаясь его?
– Мог, но… не смог. Поймите, Седрик, преступления совершают живые люди, и даже самые изощренные планы срываются из-за какой-нибудь ерунды. Сара Пирс должна была спуститься в кухню в половине девятого, а спустилась без двадцати, потому что у нее было расстройство желудка и пришлось посетить туалет. Сам Луган приехал не ровно в девять, а без четверти… Потому убийце пришлось срочно спасаться бегством…
– А зачем тогда Аннабелла сама спустилась вниз на кухню, – взволнованно спросил Седрик – рискуя попасть в руки Лугану?
– Да мало ли, – улыбнулся я его горячности. – Скорее всего, нервы не выдержали…
– Наверное, сообщник должен был дать сигнал, что все идет по плану, а сигнала все не было, ведь Луган спугнул его… А она этого не знала… Если она, конечно, действительно все так подстроила, то… Прямо леди Макбет какая-то!
– А может, и нет, – огорошил его я. – Возможно, все было совсем не так. Может быть, Луган просто подкупил няню, чтобы она доносила ему обо всем, что происходит в доме. А та стала требовать больше денег, стала шантажировать его тем, что расскажет обо всем хозяйке и она вообще запретит ему видеть детей… Ну, он и вспылил… Тоже сюжет, который вполне вписывается в картину…
– Так… И сколько же еще версий у вас в запасе?
– Если бы вы знали, Седрик, с какой удручающей монотонностью повторяются сюжеты и мотивы преступлений! Люди-то везде одинаковые… Отличается только фактура, детали. Ну, еще местный колорит имеет место быть. В общем, как утверждают атеисты, возможно все, что не противоречит законам физики.
– Например?
– Например, леди Аннабелла и Сара могли не поделить мужественного охранника. Такое тоже часто бывает – мужчин, связавшихся с леди, порой тянет на что-нибудь попроще, на пастушек или служанок, с которыми не надо напрягаться, а можно так, по-простому, по-солдатски… Аннабелла застала их и решила Сару убрать, подставив при этом мужа… Двух зайчишек – одним выстрелом…
Улетал я утренним рейсом и по дороге опять встретился с Вудгейтом. Мы вспомнили удачную загонную охоту в Лучкове, хлопнули по рюмке на прощание и посмеялись над сенсационным сообщением, что в Австралии очередной раз обнаружен скрывающийся там «лорд Луган», при этом нынешняя фамилия его – Вудгейт. Всего-навсего.
2006 г.
Глава II
Однажды в Лихоманске
В далекие советские, да и в «лихие девяностые», автор часто бывал в южных российских и украинских городах, где под знойным солнцем кипела и бурлила своя, особая жизнь. Здесь, по долгу службы, приходилось постоянно вникать в дела и события конфликтные, а зачастую и криминальные. Запомнилось, что местные были не то что совсем уж не похожи на жителей северной России, но все-таки были людьми с какими-то иными характерами: неклишированными, яркими, а порой и вовсе экстравагантными, – с какими-то своими совершенно незабываемыми манерами, вывертами и ухватками…
И вот из этих незабываемых отложений в памяти, однажды и возник некий виртуальный и очень славный город Лихоманск, утопающий в непроглядной зелени и продуваемый насквозь раскаленными степными ветрами. Город, в котором живут и работают видавший виды прокурор, хитромудрый и коварный адвокат, начинающий следователь-романтик, мечтающий о славе, занятный старикан с заковыристой фамилией, своевольные южные красавицы, столь рано начинающие расцветать, – прочая разудалая публика, то уморительно смешная, то необъяснимо грустная…
Месть осеменителя
«Он покончил жизнь путем погружения в воду без обратного выгружения, чего добивался и ранее, но ему чинили препятствия».
/Из материалов предварительного следствия/
Прокурор Друз смотрел в своем кабинете по телевизору новости из столицы.
В это время сотрудники прокуратуры старались его не беспокоить, потому что знали – для прокурора это святое время, когда он осмысляет происходящее в стране и мире. Конечно, не столько сами новости интересовали Друза в процессе обдумывания происходящего. Ему, старому опытному следопыту, было любопытно все – порядок освещения новостей, расставляемые дикторами акценты, детали телевизионной картинки, случайно пропущенные в эфир слова, выражение лиц высокого начальства… Все ему было важно, все им учитывалось, бралось на заметку, сопоставлялось с теми сведениями, что поступали из других источников, а потом вписывалось в общую картину творившегося вокруг. И, надо признать, Друз редко ошибался в своих умозаключениях.
Молодой сотрудник прокуратуры Егор Аверьянович Абелин заглянул в кабинет начальника именно в эти неприкосновенные минуты. Друз недовольно покосился на Абелина и только рукой махнул на стул – мол, садись да помалкивай. Новости, судя по всему, шли к концу.
На экране появилось безбрежное поле колосящейся пшеницы, колышимой порывами теплого ветра. Просто картина художника Левитана с их школьного учебника «Родная речь», подумал Егор Аверьянович. Или та самая картинка в букваре, с которой, как в песне поется, начинается родина.
И тут в кадре возник человек. Он вошел в волнующееся пшеничное море, задумчиво поглядел на далекий горизонт, потом сорвал несколько колосков и стал внимательно их изучать. Такие кадры Абелин видел по телевизору сотни раз. Телекорреспонденты не терзали себя муками творчества, выбравшись в сельскую местность. Они загоняли начальство в колхозное поле и заставляли теребить колосья. Все это называлось – «Труженики села вырастили богатый урожай зерновых».
Но с этим человеком что-то было не так, и Егор Аверьянович даже не сразу сообразил, что именно. Потом дошло. Человек был негром.
И тут диктор ликующим голосом сообщил, что сей молодой уроженец Африки после окончания института решил остаться в СССР и теперь работает агрономом в колхозе.
– Ни хрена себе агроном, – прохрипел на этих словах Друз, а Егор Аверьянович вздрогнул – Друз просто дословно угадал его мысли.
– Ладно, чего у тебя там?
Егор Аверьянович, дрожа от возбуждения, доложил что в ходе расследования одного хищения выяснилось, что преступник, прежде чем проникнуть в помещение, подслушивал за дверью, чтобы убедиться, что там никого нет…
– Ну и что? Что нам это дает? – не понял Друз радости Абелина.
– Как что? Он же ухом прямо к замочной скважине приложился!