The Телки. Повесть о ненастоящей любви Минаев Сергей
— Не ты первый, не ты последний, дружище, — излагает Антон. — Не надо так концентрироваться на проблеме. Расслабься. В кино сходи. Или в клуб.
— Да не хочу я никуда ходить… тварь какая. Не… ты понимаешь, я, главное, уже родителям сказал… ы-ы-ы… кольца там… — Вова уже почти невменяем. Антон поднимает на меня молящие глаза… и я врубаюсь, что если сейчас Вову не отцепить, остаток вечера мы проведем в транспортировке тела домой и выслушивании по десятому кругу про кольца, родителей, тварей и так далее.
— Вован, а правда, что у сотрудников отдела продаж твоей компании есть штатная инструкция, согласно которой все, кто имеет дело с клиентами, обязаны держать на своих рабочих столах надкушенные шоколадные батончики? — стараюсь я сменить тему. — Или не правда?
— Надкушенные? Ну, я слышал, раньше такое было. Теперь-то, конечно, нет. — В глазах Вовы появляется что-то человеческое. Если вы хотите привести в чувство пьяного клерка, спросите его про работу. Только название родной компании способно вернуть его к жизни, из любого состояния. — Вообще-то на этапе выхода на рынок такое вполне могло быть. Для формирования уважения к собственному бренду. Или типа того. — Взгляд Вовы снова плывет.
— Уважение, лояльность, да? Это круто, чувак! Это реально круто! Вы же еще и собачьими кормами торгуете, так?
— И собачьими, и кошачьими… а вино еще есть! Да чем мы только не торгуем! — Вовин локоть соскальзывает со стола, опрокидывая бокал с вином.
«Relax, take it ea-a-a-sy», — поет из колонок Mika. Ваня продолжает говорить по телефону.
— А на столах у сотрудников, продающих эти корма, тоже должны находиться образцы продукции? Просто распечатанные или все-таки надкушенные?
— Да кто знает, что там у них стояло! — Моя шутка оказалась слишком тонкой для Вовы. — Вань, в натуре, хорош по телефону трещать, поговори с пацанами.
«Вот и до пацанов договорились, — думаю я, — интересно, когда? Минут через десять или позже?»
— Ну что, будем разъезжаться, — включается закончивший разговор Ваня. — Считаемся?
И тут Вова выдает. Ему даже десяти минут не потребовалось.
— А поедем в караоке, а? В «Кафку». Ща столик возьмем, попоем часик, а?
— Последний раз предложение «поехать в караоке» вкупе с «пацанами» я слышал полгода назад в «Галерее», — шепотом говорю я Антону. — С тех пор я туда не хожу. Спасибо тебе за вечер, брат.
— Я, что ли, его напоил? — шипит Антон.
— Ты сделал гораздо хуже. Ты пригласил сюда меня.
— Иди к черту, я сам не знаю, как мне отсюда свалить! Если ты такой умный, отцепи его.
— Э, в натуре, хорош шептаться! — разворачивается к нам Вован. — Короче, поехали, я проставляюсь. За начало холостой жизни. — Он закатывается пьяным смехом и поднимает правую руку. — Посчитайте нас!
— Вов, давай не сегодня, — пробует приструнить его купеческую удаль Антон.
— У меня завтра встреча в девять, я не могу, — категорично выступает Ванька.
Я понимаю, что никто из этих слюнтяев не способен разрешить ситуацию, и принимаю отчаянное, но верное решение. Отваливаю к столику со знакомыми девицами. Они пьют шампанское, едят сашими и глазеют по сторонам. Картина, в целом, типична.
— Здравствуйте, девушки, как складывается вечер? Давно не виделись! — Я целую обеих в щеки. — Настя, у тебя грустные глаза, ты меня расстраиваешь!
— Скучно, Андрюша, очень скучно, — откликается Настя. — Вот сидим с Машкой, допиваем шампанское и отчаливаем.
— Как-то безрадостно все у вас, — мажу я глазами по Маше. — Как-то сложно все.
— А у тебя есть предложения? — Настя делает глоток и прищуривается. — Это твоя компания, да? — указывает она на наш столик.
— Ага. Ничего интересного. Выгуливаем сына одного угольного олигарха (только между нами, окей?). Он желает в караоке ехать, а мы хотим домой, спать. — Я делаю унылые глаза. — Завтра нас снова ждут пыльные офисы столицы.
— У вас тоже ничего веселого, как я посмотрю. Город умер, если даже ты, Андрюшечка, едешь домой в столь ранний час.
— А что за сын? — оживляется Маша.
— Сын? — Я ухмыляюсь. — Сын на самом деле спит и видит, как очутиться за вашим столиком.
— Он же пьяный в хлам, — кривится Настя. — Сейчас начнутся слюнявые приставания.
— Я тебя умоляю, зайка! Я тебя умоляю! — Я обнимаю ее за плечи. — Какие приставания?! Скрасит ваше тоскливое одиночество, и все!
— В смысле? — не врубается Маша.
— В смысле счет оплатит. Или дальше куда пригласит.
— Я дальше никуда не поеду. Я поеду домой, — мотает головой Настя.
— Ну, и не поедем, так… потрещим. — Маша стучит пальчиками по бокалу. — Андрюш, он вообще нормальный? Ты его давно знаешь?
— Господи, да десять лет уже. Какой он нормальный? В пятницу развелся и собирается оставить бывшей жене папину квартиру на Комсомольском, а сам съехать в дом на Истру. Нормальные люди так поступают?! На черта нормальному человеку жить на Истре, я вас умоляю!
Глаза Маши загораются. Настя переводит взгляд на Вована, затем на меня.
— Маш, в принципе, можно еще по бокалу. Как думаешь?
— В принципе… — Она делает паузу. — А сколько сейчас времени?
— Какая разница, зайка? — Я беру в руки щипцы для льда и кидаю в Машкин бокал пару кубиков. — Relax, take it e-e-e-e-a-a-a-sy-y, para durirum daram dara…
— Ну ладно. Веди своего холостяка, — уголками губ улыбается Настя.
— Ты точно уверен, что тебе нужно домой? — интересуется Маша, поправляя под платьем бретельку бюстгальтера.
— К сожалению, зайка. К огромному сожалению, — я прикладываю руку к груди, картинно кланяюсь и скипаю обратно к нашему столику.
Там продолжается жаркая дискуссия по поводу скоропалительного расчета. Вова настаивает на продолжении праздника.
— Брат, — я встаю у него за спиной и кладу руки ему на плечи, — брат, я только что разговаривал с двумя телками. Не оборачивайся. Он все равно делает попытку обернуться, но я удерживаю его обеими руками.
— А… чо за телки-то? — мычит Вован. Антон и Ваня с надеждой смотрят на меня.
— Хорошие, Вова, хорошие. Одна из них на тебя запала. Вторая, в принципе, тоже не прочь. Пошли, познакомлю.
— Я не знаю. — Вова обмякает на стуле. — Неудобно как-то… Ты гонишь или серьезно говоришь?
— Вова, чего ты менжуешься, а? Ты человек, а не офисная мебель! Пошли со мной! — командным голосом говорю я ему прямо в ухо.
— Вован, телки нереальные, мне отсюда хорошо видно, — кивает Ваня.
— А одна из них работает в финансах «Nestle», я ее знаю, — подзуживает Антон.
— Вова, это шанс, который судьба посылает тебе в ответ на недостойное поведение твоей бывшей. Я тебя умоляю, не упусти его. Сделай это ради своей страны, чувак!
— Почему ради страны-то? — Вова все-таки оборачивается. — Страна-то тут причем?
— Присказка такая. — Я не даю ему опомниться, хватаю за плечи и тяну вверх. Вова встает, надевает пиджак и неуверенно тащится за мной.
Мы подходим к девушкам:
— А вот и мой грустный, но прекрасный друг, сударыни. Это Владимир. Тоже скучает. Девушки смеются.
— Володя, а вы о чем скучаете? — спрашивает его Маша.
— А давайте выпьем за скуку! — перехватывает инициативу Настя.
— А потом в караоке поедем, — выдавливает из себя этот пьяный баран. Кажется, все мои усилия пошли прахом, но неожиданно меня выручает Маша:
— А что? Я, например, очень люблю петь, — похоже, она готова отправиться даже в зал игровых автоматов.
— У вас еще, оказывается, и общие интересы! Маша, ты никогда не говорила мне, что любишь петь!
— Ты никогда не спрашивал, — хмыкает она и переключается на Вову. — А куда поедем? В «Крик»? В «Чипполино»?
— Браво! — Я хлопаю в ладоши. — Ладно, друзья, я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, не хочу отсвечивать, и все такое. — А может, с нами, а? — интересуется Вовка.
— Нет, нет, нет. Наин, ноу вей, но пасаран и так далее.
— Бывай, брат. — Вова встает, обнимает меня и целует в обе щеки. — Завтра увидимся! Счет за стол пусть сюда пришлют!
— Нет проблем, старичок! — Я выскальзываю из его объятий, незаметно посылаю девушкам воздушные поцелуи и возвращаюсь к ребятам.
— Как тебе это удалось? — выпаливает Антон. — Я думал, мы сегодня попали, — кривится Ваня.
— Все зависит от того, как себя позиционировать. — Я допиваю свой виски. — Ваня, позови официантку, пусть она счет за наши посиделки этому кретину отнесет.
Ваня беззвучно, но картинно аплодирует. Антон поднимает два пальца, салютуя. Откуда-то сверху начинает играть «Smalltown Bоу»:
Run away,
Turn away,
Run away,
Run away.
Я ставлю пустой бокал на стол:
— Пора валить, они могут передумать…
ОРГАНАЙЗЕР
Кроме всех перечисленных приемов рекомендуем
взять на вооружение важнейший принцип тайм-менеджмента:
«Все может быть усовершенствовано».
Из какого-то тренинга
Я купил себе новый «Moleskine». Не в том дело, что старый закончился, а просто надоел. Кучи непонятных имен, телефонов, какие-то пометки, цифры, расчеты… Замусоленные страницы, и все такое. Когда-то я его купил, чтобы начать, наконец, писать книгу о ночной Москве. Ну, знаете, списывать портреты с живых людей, подмечать сцены, переносить увиденное на бумагу. Даже первые записи успел сделать. Однажды, сидя в кафе с какой-то компанией, достал эту записную книжку, и тут одна телка говорит: «Ты знаешь, что в таком же блокноте делал записи Хемингуэй?» Представляете? Эта глупая сука так и сказала, причем с таким видом, словно сообщила одной ей ведомое тайное знание, ибо никто, кроме нее, не читал рекламной брошюры, валяющейся на каждом стенде с элитными канцтоварами. «"Moleskine"» — такие блокноты вели Хемингуэй, Набоков и Сент-Экзюпери». Это все равно что сказать человеку с банкой «Пепси» в руках: «Ты знаешь, что это вкус победы?» Не люди, а билборды! С тех пор я при посторонних ничего не записываю в «Moleskine», чтобы не давать идиотам поводов продемонстрировать свою информированность. Эта мысль во мне еще более укрепилась, когда с такими блокнотами стали ходить не только правильные люди типа медийщиков, журналистов, пиарщиков, но и вся колхозная тусовка — от студенток педагогического до содержанок, от менеджеров среднего звена до домохозяек. Полный отстой! А новый блокнот я купил для того, чтобы записывать свои тексты. Писать на диктофон — попсово, а в блокнот — оригинально. Во всяком случае, мне кажется, так оно и есть.
Я открыл первую страницу и под титлом «In case of loss, please, return to» написал: «Рукописи горят!». Блокнот Андрея Миркина. Указал телефон, почту, ICQ. Подумав, дописал запасное мыло и адрес блога в ЖЖ — www.mirkin.livejournal.com. Оценил написанное — вроде все, на строчке as a reward $ ____________________ хотел написать 1000, но передумал и один ноль не дописал. Признаться, мне и сотки-то жалко. И потом, я никогда ничего не теряю. Вот только свитер… черт! Не будем об этом.
А утром следующего дня я сижу в кресле, скреcтив ноги по-турецки, пью растворимый кофе и пишу в «Moleskine» план действий на сегодня:
11:00 (?) — написать ресторанный рейтинг/ звонить по поводу корпоратива Шитикову.
12:00 — забрать фотографии у Марины («мастеркард» — кэш).
13:00 — Рита/ звонить Антону по поводу субботы.
15:00 — Встреча с Исаевым в «Окне»/ совместить Рита, обед.
16:30 — Редакция. Сдать фотографии, «зверинцы» подписать/ звонить уроду из «Полиграм»/ разобрать приглосы, понять, что с вечером/ звонить Лене/ звонить Кате (???)/ авансовый отчет бухгалт (??).
17:30 — Интервью Бухаров.
19:00 — Подъехать к Петрушину (??)/ заехать в «Боско» / Савинская/солярий (?).
— или
19:00 — Ужин (кто?).
Вечер: Какая-то туса (см. разобрать приглосы в редакции).
Многовато дел получается, и, главное, все в один день. Вообще, я заметил, в последнее время количество звонков, встреч, обедов и ужинов, идиотских посиделок и деловых переговоров превысило все возможные пределы. Это следствие моей сверхвовлеченности в проекты? И, самое главное, все вечно переносится, откладывается, перезванивается, согласуется попозже, сдвигается на неделю, «подвешивается на hold», не успевается в срок, замораживается — и вообще непонятно когда делается. Москва — город менеджеров на hold-e. Такое впечатление, что в этом городе все занимаются только тем, что перезабивают стрелки, переносят сроки, меняют графики и уходят от ответственности. Как-то сложно все, понимаете? Будь ты хоть тысячу раз организованным челом, эти упыри-клерки все равно не позволят тебе ничего сделать в срок. Вообще работать получается только с творческими людьми. Мы как-то по-другому чувствуем ритм, врубаетесь? Дышим в унисон, скользим по поверхности, одним словом, понимаем друг друга с полуслова. Э… какая-то левая рифма получилась. Все из-за того, что нервничаю перед этим звонком. Надо тормознуть.
Я иду на кухню, наливаю себе еще кофе, достаю мобильник и начинаю раскладывать пасьянс «Солитер». Я всегда так делаю перед важными делами. Типа, на удачу. Разложу — выгорит, не разложу — выгорит позже. Частенько совпадает. А уж если устанавливаю рекорд по времени, значит, точно поперло. Неразложенные пасьянсы тоже полезны — успокаивают нервы.
Не успеваю загрузить игру, как мобильник начинает конвульсивно дергаться в припадке режима вибрации. «Маринафото» высвечивается на экране. Сколько сейчас времени-то? Уже больше одиннадцати?!
— Марин, ты меня в дверях поймала, — вру я наугад, — хватаю такси и лечу к тебе. Соскучилась?
— Миркин, ты придурок? Время без пятнадцати двенадцать, в каких ты дверях?!! Мне нужно уезжать в половине первого, я не собираюсь тебя ждать, понял?
— Что? Тебе нужно уезжать? — говорю я голосом идиота, не понимающего, о чем идет речь. — А куда? Ты мне ничего не говорила.
— Миркин, какая разница, куда? Ты обещал приехать в двенадцать. Сейчас уже без пятнадцати, а ты еще дома.
— Марин, тут так вышло… мне еще нужно было деньги на трубку положить. — Я соображаю, как бы договориться, фотографии-то нужнее мне, а не ей. — Может, перенесем на обед или на вечер? Как тебе удобно?
— Набери меня часа в три, там посмотрим, — отвечает Марина недовольно.
— Круто! Я тебя тотально обожаю! — кричу я в трубку. — Какой же ты раздолбай! — Марина отключается.
…Без десяти двенадцать, надо же! Как время то быстро идет, а? Чувствуете ритм? Так… Марина переносится на три, значит забрать у нее фото и приехать с ними в редакцию к полпятому не выйдет. А позже без мазы — интервью с Бухаровым. Ехать в офис без фотографий ради авансового отчета и разбора пригласительных беспонтово. Я зачеркиваю Марину в 12:00 и редакцию в 16:30. Стало попросторней. Знаете это чувство? Когда зачеркнешь в ежедневнике какое-нибудь дело, возникает ощущение, словно уже сделал его, правда?
Что ж, остается набросать ресторанный рейтинг, выпить еще кофе — и вперед, к Ритке. Первая половина дня фактически сложилась. Что мне нравится в моей профессии — так это мобильность. Да честно говоря, мне моя профессия вообще нравится.
Начнем с определения. Кто такой журналист? Если на визитке у меня написано «гламур-менеджер», то в определении я пошел бы еще дальше — «провайдер духовности». Для нашей аудитории мы — носители сакрального знания. Мы развиваем и доносим до людей тренды и правильные понятия, сокращая время, которое они потратили бы на решение вопросов, что купить, куда сходить и где поесть. Мы обогащаем их лексикон и интеллектуальный багаж фразеологизмами и речевыми оборотами: большинство славных представителей московской тусовки, несмотря на проживание в окрестностях Рублевского шоссе, не умеют внятно излагать свои мысли. В силу образования/воспитания либо в силу отмирания данного навыка, за ненадобностью. Посему говорить за них приходится нам, светским хроникерам эпохи первичного накопления капитала. Они говорят фразами из наших статей, спорят нашими едкими комментариями к светской хронике, оперируют крадеными у нас шутками. Мы для них круче толкового словаря Даля для русской интеллигенции. Если общественный регресс продолжится, многим нашим персонажам, дабы отстаивать собственную позицию, придется либо носить с собой коробки с глянцевыми изданиями, либо научиться пользоваться ноутбуком и демонстрировать доказательства своей правоты с экрана монитора. Они почитают нас сильнее, чем язычники — своих деревянных богов.
Мы похожи на странствующих по пыльным дорогам средневековой Европы пилигримов, несущих на своих устах новости, предания и откровения. Реально, мы вылитые пилигримы. Мы также странствуем из издания в издание — платят унизительно мало. Даже пилигримам, я уверен, подавали больше. А какие о наших доходах слагают легенды! «Песнь о Роланде» отдыхает в сравнении с душераздирающей сагой об уходе Шахри Амирхановой из «Bazar».
Вдобавок мы торчим первыми на линии шквального огня критиков нашего порочного мира. Почему-то все хотят сделать ответственными нас (еще, может быть, рекламщиков и политтехнологов). Главный аргумент состоит в том, что глянцевые медиа отупляют аудиторию. Ха-ха-ха. Кого тут отуплять — все и так давно отупели до предела. Иначе как вы объясните, что население страны сделало своими гуру персонажей с сомнительной репутацией, страдающих алкогольной и прочими зависимостями, и с зарплатой в полторы тысячи долларов?
Мы, светские журналисты, одновременно и солдаты на первой линии гламурного фронта, и интеллектуальные боги современности. Не будет нас — система лишится связки между миром производителей и миром покупателей. Так-то вот. Ладно, чего-то я увлекся.
Я включаю ноутбук и открываю файл с ресторанным рейтингом прошлой недели. Так, кто там у нас? Ага. «GQ», «Cantinetta Antinori», «Турандот» и т. д. В общем, будем считать, что пятерка лидеров на этой неделе изменений ни претерпела. Новиков, Делос и «Ресторанный трест» пока ничего нового не открыли, пусть старые повисят. В середину пару летних площадок — «Хаятт» и «Веранду». С серединой все окей. Так, что дальше? Рекламных пауз нет, остаются малоприметные новички. Надо еще «Пушкин» из рейтинга убрать, десятую неделю висит, неудобно. И городское кафе «Окно» — я обещал им неделю, она прошла. А замыкает таблицу ресторан «Канапе» (нечего было со скидкой выпендриваться! «Мы модное место, мы модное место!» В следующий раз вообще выкину к черту. А сейчас еще в комментариях подгажу). Вот и все вроде? Главное — указать, что рейтинг составлен на основе пожеланий посетителей. Перейдем к написанию комментариев…
Про рестораны писать просто. Начнем с того, что положение ресторанного критика в Москве весьма забавное. С одной стороны, сами критики не выдерживают никакой критики (надо будет потом начитать рэп, посвященный этим людям, в сопровождении жестких гитарных рифов. Или жесткого бита. В любом случае, первая строчка уже есть, и она удивительно хороша). Так вот. Если почитать этих критиков, создается впечатление, что у нас в городе что ни ресторан — то обладатель трех звезд по «Мишлену», что ни повар — то Алан Дюкас. И любые, даже самые простые блюда начинают играть в руках российских шеф-поваров новыми, невиданными доселе красками. И винные карты составлены такими сомелье, что западные коллеги не годятся даже на то, чтобы уносить пробки, когда российский гуру откроет бутылку. А уж про создателей интерьеров российских ресторанов вообще можно не говорить. Эти люди настолько креативны и гениальны, что по ходу не наймут Филипа Старка даже маляром, предпочтя ему безымянного молдаванина. Реально, не каждый удостоится чести малевать стены по эскизам САМОГО (дальше сонм мало чего говорящих в архитектурном мире фамилий). В действительности дело обстоит несколько иначе. Гид «Мишлен» пока не оценил ни один российский ресторан ввиду того, что Россия, по мнению составителей, находится на кулинарной карте Европы где-то рядом с Антарктидой. Безусловно, в Москве есть несколько талантливых и даже гениальных поваров. Проблемка в том, что эти светочи РУССКОЙ ГАСТРОНОМИИ… итальянцы, испанцы и японцы. А в руках иных российских столпов самые простые блюда подчас взыгрывают такими красками, что диву даешься, каким образом можно умудриться испортить обычные продукты. Семгу на гриле, например…
С другой стороны, аудитория читает ресторанные обзоры только с двумя целями: узнать адрес ресторана и его ценовую политику. Поверьте, никому не интересно, каким образом шеф-повар ресторана «X» готовит оленину да какие новые вина ввел в винную карту сомелье ресторана «Z». Да-да, все эти названия вроде «конкассе», «великолепных креветок-темпура», «воздушного супа-биск» и «искрящегося десерта с дикой грушей» никому нафиг не интересны. Парадоксально, но факт. Московская публика ходит в рестораны не есть, она ходит тусовать…
И любому начинающему ресторанному критику это нужно запомнить, как «Отче наш». Тогда все становится на свои места, а гастрономические очерки оказываются делом легким и приятным. К примеру, нужно написать обзор ресторанов, посещенных за неделю. Заметки, сочиненные в качестве рекламы, понятное дело, стоят на первом месте, ибо оне есмь хлеб твой насущный (и виски тоже, не менее насущный). Затем пишем про заведения, в каковых на этой неделе ты получил/планируешь получить дисконт. Как правило, к данной категории можно отнести все рестораны, лежащие в пределах Садового кольца и Рублевки, потому что если ты не ужинал там вчера, то непременно придешь послезавтра. А хороший обзор — отличный повод для знакомства!
Итак, для начала нужно похвалить кухню в обозреваемых заведениях, жонглируя эпитетами, перечисленными выше. Ими пользуются все ресторанные критики, и в плагиате никто не обвинит, ведь они стали такой же неотъемлемой частью ресторанной критики, как словосочетания «провокационный Готье» или «хулиганы Дольче и Габбана» в обзорах фешн-показов. Хотите прослыть оригинальным? Не бойтесь экспериментов. Просто подставляйте определения к блюдам, указанным в меню. Не бойтесь ошибиться! Флорентийский стейк так же может быть воздушным, а «темпура» — искрящейся. В конце концов, это зависит от вашего авторского взгляда и степени дружеских отношений с хозяином заведения.
Если еда настолько дерьмова, что это ее качество не замажешь определениями «фьюжн», «авторская кухня» или «эклектичное меню», стоит сразу переходить к дизайну. В ресторане вполне может подаваться «неплохое» (читай, омерзительное) ризотто, но зато лаунж-зона, выдержанная в традициях парижского «Costes», или барная стойка, представляющая собой «кусок ледяного восторга», выполнены на уровне, который не часто встретишь в европейских столицах. Бывает, что и еда, и дизайн «неплохие»… Не проблема, зато в данном «настоящем городском кафе» каждый уикенд публика наслаждается сетами лучших мировых диджеев — резидентов клубов Лондона, Нью-Йорка или Ибицы (имена и названия клубов можно не уточнять. Слов «лучшие» и «резиденты» в сочетании с Ибицей вполне достаточно). Бывает, что заведение не отличается ни едой, ни интерьером, ни наличием диджеев. В таком случае рекомендую сконцентрироваться на красоте персонала. Что-что, а уж девушки в Москве реально красивы, и ошибиться тут сложно. Если все-таки описываемое вами заведение настолько ужасно, что и девушки не помогут, стоит написать про «великолепный вид из окна, напоминающий панораму, что открывается из парижского «Georges». Иногда это выручает. Помните, плохих ресторанов в Москве нет, что доказывается счетами в них. Ужин в любом заштатном кафе-шапито в центре города обойдется вам минимум долларов в пятьдесят вне зависимости от кухни, уровня шефа и отсутствия парковки.
И, наконец, основное, базовое определение. Главное — оставаться со всеми в хороших отношениях. Это по твоему сраному мнению ресторатор открыл помойку, чтобы травить своих клиентов. А может, он об этом всю жизнь мечтал? А может, он его для своей любовницы открыл? А может, он завтра откроет лучше? А может, ему просто деньги девать некуда? ТЕБЕ-ТО, КОЗЕЛ, КАКОЕ ДЕЛО? Ты чо, типа реальный критик? Типа разбираешься? Типа не знаешь, что владелец этого рая для гурманов вчера рулил бригадой пацанов? Типа у тебя два здоровья? Типа самый крутой критик с самой большой аудиторией? Типа она тебя читает? Типа разбирается? Типа делает выводы? Нет? А чо ж ты тогда написал-то, урод? Может, еще раз придешь, продегустируешь? Понравилось? Пятьдесят процентов скидки понравились, гнида, или настоящие японские суши? Суши? Так-то… Одним словом, любите московских рестораторов! Не пишите о них плохо, они кормят как умеют. Некоторые — по-настоящему великолепно, остальные — просто хорошо…
«Таким образом, мы подошли к седьмой позиции ресторанного рейтинга «Одиозного журнала». На седьмое место попадает новое заведение от создателей известного московским гурманам…»
РИТА 2.0
— И, как обычно, этим «кто-то» должна быть я, понимаешь? В целом гребаном рекламном агентстве нет никого другого, кто мог бы поехать на встречу с этими придурками из «Моторолы». Я сказала Никифорову, что я ему не волшебная палочка, и если ихние руководители…
— Их, — говорю я вполголоса.
— Вот именно! Если их боссы хотят встретиться с нашими, он должен сам поехать, понимаешь? Что он о себе возомнил? Он что, Константин Эрнст, что ли? У него нет времени лично встречаться с топовыми клиентами? И потом, для нормальных проектов есть эта коза Власова, а все геморрои — Решетниковой! Все в курсе, что он трахает Власову, ради бога, кому какая разница? Нравятся тебе кривоногие Чебурашки — твое дело, но причем тут бизнес? Почему одни должны разгребать дерьмо, а другие только сливки жрать, а? Я так ему и сказала…
Излагая все это, Рита ходит по квартире, яростно рассекая воздух ладонями. На ней короткий, до середины бедра, желтый халат, а между пальцев ног торчат мягкие распорки (педикюрша только что уехала). Она двигается, аккуратно переставляя ноги, отчего кажется мне похожей на утенка из диснеевских мультиков. Периодически она достает из кармана халата телефон и проверяет, нет ли эсэмэсок, или неотвеченных вызовов, или… впрочем, я вообще не знаю, какого черта она его постоянно достает. Я сижу на диване, листаю «Маке Up», пытаюсь ухватить суть ее эскапады, затем беру «Vogue». Иногда я говорю «да» или «нет», или «сто процентов», в зависимости от того, как Ритка заканчивает предложения. В общем-то она говорит о простых вещах, но… как-то сложно. Такое впечатление, что она рассказывает о конфликте с начальником самой себе. «Какая грудь у Скарлетт Йоханссон! Вот это я называю Голливуд. Просто интересно, своя или нет?»
— …интересно? — долетает до меня обрывок фразы, звучащей уже с кухни. Мысли мои, что ли, читает?
— Вообще-то да, а тебе нет? — машинально говорю я и поднимаю глаза.
— Мне? В каком смысле? — Рита стоит, держа какой-то промоплакат оранжевого цвета (интересно, зачем он ей?). - Ты вообще слушаешь меня? Я тебя спрашиваю: тебе что, вообще неинтересно, что у меня происходит?
Я откладываю журнал и собираюсь ответить, что мне очень интересно, но в этот момент включается музыкальный центр и начинает играть какой-то лаундж, по-моему «Mezzanine de l'Alcazar Volume 4» (я не уверен), затем звонит мобильник, а плакат выскальзывает из Риткиных рук и падает на пол. Мы оба начинаем оглядываться в поисках звонящего аппарата, я лезу в карман джинсов, а Ритка в карман халата. Мелодия звонка вроде бы моя, но, достав свой телефон, я не вижу никаких звонков, молчит и ее LG, и мы застываем с глупыми лицами, но тут Ритка будто что-то вспоминает, идет в ванную и возвращается, держа у уха такую же, как у меня, Nokia, только разукрашенную узорами типа Палех.
— Алло. Да, все в порядке, я тебе перезвоню через час, я на встрече. — Она кладет телефон в карман, поднимает с пола плакат и подходит ко мне.
— Какой у тебя телефон модный! — Я вытаскиваю из пачки сигарету. — Давно купила?
— На работе выдали, я им сказала, что если они хотят поддерживать свой имидж с помощью внешнего вида сотрудников, пусть начнут хотя бы с телефонов. — Она снова достает телефон и перекладывает его в другой карман.
— Хорошая работа у тебя, зайка… — Я закуриваю. — Всем бы так!
— Да, кстати, о работе Я начала рассказывать, а ты меня не слушал, поросенок. — Рита подходит ко мне и шутливо щелкает по лбу. — Ты думаешь, нормально такие плакаты клиентам делать?
— Я думаю, что совсем ненормально, зайка. Это просто ужас, а не плакат! — Я выпускаю дым, беру ее за руки и притягиваю к себе.
— Андрюш, сколько раз тебе повторять, что я ненавижу, когда ты куришь? — говорит она. — Ты думаешь только о себе!
— Зайка, ты несправедлива, в данный момент я думаю только о тебе.
— Затуши немедленно!
Я достаю пачку, отрываю у нее крышку и тушу в нее.
— Фу, гадость какая, выкинь в помойку! — Рита корчит недовольную рожу и картинно зажимает нос. — Вонь, ужасная, бр-р-р!
Я встаю, двигаю на кухню, швыряю весь этот трэш в ведро и, уже весьма раздраженный, возвращаюсь в гостиную, опрокидывая по пути стоящий в прихожей пластиковый пакет с покупками. Из него вываливаются: упаковки бумажных полотенец, пара дезодорантов CK, зубочистки в прозрачной тубе, пластиковая банка со жвачкой «Orbit», и другие мелочи. Я сажусь на корточки, собираю все это хозяйство обратно в пакет и говорю, вертя в руках блестящую (она реально блестит) упаковку с зубной пастой «Lacalut Brilliant White»:
— Модной пастой зубы чистишь, зайка. И не дешевой.
— А ты, можно подумать, не можешь себе позволить, бедняжка, — хихикает Ритка.
— Ты что! Я ею только серебряные запонки «Dior» чищу. Моим зубам такое не по карману!
— Иди сюда, дуралей! — Рита машет мне плакатом.
— Теперь, когда дым растаял, видишь ли ты, как пылает мое сердце? — паясничаю я, чтобы сбить собственное раздражение. Рита хихикает, я подбегаю к ней и валю на диван, одновременно стаскивая с ее плеч халат.
— Подожди! — Она переходит на шепот, вероятно, заигрывая.
— Это невозможно, — шепчу я.
— Аккуратней! — Ритка отталкивает меня и показывает куда-то в район своих ступней. — Дай сниму. Она садится, осторожно достает из пальцев лягушачьи распорки и кладет их на журнальный столик. Да, современные девушки — как рыцари средних веков: чтобы снять латы, им требуется час. Рита скидывает халат, я стягиваю через голову футболку.
— А откуда у тебя царапина на предплечье?
— Какая царапина? — В самом деле, я не знаю, откуда у меня может быть царапина. — Где, зайка?
— Вот! — Рита указывает на мое левое предплечье, и я вижу чуть проступающую розовую полоску. Интересно, откуда это? Меня всегда раздражают портящие мою внешность следы на теле. Особенно несанкционированные…
— В спортзале оцарапался? — предполагаю я.
— Интересно, в каком? Давно ты был в спортзале?
— Ты пытаешься уличить меня в измене? — Я глупо хихикаю. — Зайка, я принадлежу только тебе и российской журналистике.
Я обнимаю ее, целую в шею и тут снова звонит этот чертов мобильный. Она лезет в карман халата, я — в джинсы. Теперь звонок мой.
— Да! — кричу я в трубку.
— Андрей, я тебе отправляю эсэмэс, это очень важно, — говорит Вера, секретарша Всеславского.
— Я не могу говорить. Я на интервью!
— Перезвони по номеру, который я тебе отправлю, этот человек из какого-то закрытого VIP-клуба хотел встретиться с…
Я разъединяюсь, не дав ей договорить, и отключаю телефон.
— Что за девушка? — интересуется Рита.
— С работы, — говорю я и снова опрокидываю ее на диван.
Под моим локтем шуршит плакат, смятый до такой степени, что на нем можно прочитать только: «МОТО-ЭКСТАЗ».
С третьей попытки у нас почти получается. Господи, до чего я ненавижу секс в сопровождении занудного лаунджа!
Через пару часов мы сидим в исаевском «Окне», все равно мне с ним тут разговаривать.
А ты потом куда? — спрашивает Рита, отправляя в рот ягоды клубники.
— Потом у меня встреча с владельцами. — Я делаю глоток кофе, слегка обжигаюсь и морщусь. — Нудные люди. Предлагают долю. Потом — в редакцию, потом на интервью, потом еще на встречу, если успею.
— У меня такое впечатление, что я забыла сказать тебе что-то важное. — Рита закатывает глаза.
«Ты залетела?» — Я чувствую, как дергается мое левое веко.
— Что именно, зайка?
— Не могу вспомнить, неважно, потом само придет. Слушай, я давно говорю, тебе нужно сесть за руль. Понимаю, если бы у тебя денег не было. — Рита облизывает ложку. Сексуально, как ей кажется. Все-таки откуда у нее новый телефон? — С твоими финансовыми возможностями купил бы себе какую-нибудь красивую девочку. «Porsche Cayman», например. Катал бы меня…
— После Америки я не могу тут водить, я же тебе говорил. Меня бесит здешнее поведение на дороге.
— Найми водителя!
— Вот еще! Чтобы он круглые сутки слушал мои разговоры по телефону? Мне проще сразу наняться советником к конкурентам.
— Давай ты купишь «Porsche», а я тебя буду возить, а? — Она тянется ко мне губами. — Представляешь? Ни у кого в городе нет такого водителя!
— Хорошая идея, — смеюсь я. — Только «Porsche» — это слишком банально. Да и потом еще угонят… Надо купить чего-нибудь дешевое, не дороже полтинника. Ну, в крайнем случае, шестидесяти.
— Ура! — Рита хлопает в ладоши. — Я буду возить своего зайчика!
Мы целуемся.
— Хорошая идея, — киваю я, — у меня свободных денег примерно с полтинник. Надо подумать. Чтобы из проектов не вытаскивать.
— Кстати о машинах. — Лицо Риты становится очень серьезным — Я, наконец, решилась. — Она говорит таким тоном, будто последние полчаса мы обсуждали какую-то важную проблему и пути ее решения.
— На что, зайка?
— Я решилась поменять машину. Вот! — Рита выдыхает. — Возьму «Lexus IS 250».
— Красивая машина, — соглашаюсь я.
«Это и есть то важное, что ты не могла вспомнить? Интересно, откуда у тебя такие бабки, а? Неужели ты действительно дочь миллионеров?»
— Продаю свою «стрекозу», — говорит она, словно услышав мой непроизнесенный вопрос. — Ну и кое-что отложено. Плюс родители. В общем, послезавтра приходит моя новая машинка. Ты не представляешь!
Дальше следует пятиминутный монолог, в котором Рита описывает новое приобретение. «Лапочка», «девочка», «у нее такие глазки» — весь этот набор лажовых эпитетов разом выплескивается на меня.
Интересно, это случайно не связано с твоим новым телефоном, зайка? — озлобленно думаю я, чтобы не сосредотачиваться на «лапочках-девочках», — очень похоже, что связано.
— Единственная проблема в том, что Людка… Помнишь Людку, мы с ней вместе в «Фабрик» ходили?
— Не-а, — лениво отвечаю я.
— Людка за мой «мини» еще десятку должна осталась. — Мое незнание Людки, похоже, не производит на Риту никакого впечатления. — Представляешь, я ей говорила, что мне бабки нужны на этой неделе, а эта дура меня продинамила. Послезавтра машину забирать, а Людке хоть бы что. Я ей говорю, займи у кого-нибудь, а она: так получилось, ты не переживай, в понедельник отдам. Какой к черту понедельник? Мне машину завтра забирать! Понимаешь?
— Сволочь, — резюмирую я, глядя на стрелки на ее часах.
— Вот именно! — Рита подается вперед. — Скажи она раньше, я бы с салоном договорилась или перезаняла до понедельника. Чего тянуть-то до последнего дня? А теперь я как дура должна чего-то придумывать из-за того, что люди такие безответственные!
— Просто ужас какой-то! — Я полагаю, что наш диалог подходит к концу, и отвечаю абсолютно механически.
— Андрюш, а ты меня не выручишь до понедельника?
— Чего?! - не врубаюсь я.
— Одолжи мне десятку до понедельника! — Ритка проникновенно смотрит на меня и медленно ест клубнику. — А в понедельник Людка вернет, и я тебе отдам.
— Десятку? До понедельника? — Я тяну время. Все это довольно неожиданно. И главное, как обставила все, сучка! Я тоже баран — «у меня… свободных денег… в районе полтинника». Если бы понты можно было менять на бабки, я давно бы уже стал миллиардером. Сказать ей сейчас, что мне нужно вложиться в проект? Типа, через две недели могу дать хоть двадцать, а сейчас… А там и история с «Лексусом» сойдет на нет. Ага. Конечно. «Клубный деятель. Открывает самый дорогой клуб. Промоутер. Даже десятку не может любимой девушке одолжить. Главное, я же в долг просила, не просто так», — что-то в этом роде она скажет своим подругам, презрительно скривив рот. Вот тебе и позиционирование!
— До понедельника, — уверенно говорит Ритка, — а если Людка не вернет, займу у родителей.
— Да, конечно. — Где же мне их взять-то, душа моя? Друзья такие же беспонтовые, к ним обращаться бесполезно. Рыбалко? Точно, можно, у Лехи занять. Для него-то десятка — не деньги. Черт, как же я ненавижу одалживаться! Особенно по мелочам. Особенно не для себя. Хотя стоп! Почему не для себя? Ты ж не ее спасаешь, чувак, а собственный имидж. Это гораздо дороже, зайка. Гораздо дороже. — Да, конечно, зайка. Давай попробуем завтра решить это дело.
— Спасибо, любимый, — говорит она шепотом. — Кроме тебя, никто никогда не поможет. Все думают только о себе.
Я, в общем, тоже, — думаю я, — мир несовершенен.
— Кстати, ты про понедельник точно знаешь? В том смысле, что я могу и дольше подождать. Просто мне во вторник нужно вложить деньги в одно предприятие. Я должен рассчитать свои финансовые потоки, и все такое…
— А тебе в это шапито предлагают деньги вложить? — Рита презрительно кривится.