Наказание красавицы Райс Энн

УРОКИ ГОСПОЖИ ЛОКЛИ

Когда Красавицу отвязали от виселицы и спихнули по ступеням, толпа захлопала в ладоши. Руки девушке тут же крепко завели за спину, отчего грудь у нее выпятилась вперед. Во рту она, ничуть не удивившись, ощутила кожаный ремень, крепко затянутый за головой. К нему же вскоре притянули, прочно привязав, и запястья, что тоже было вполне ожидаемо после ее буйствования на помосте.

«Ну и пусть!» — в отчаянии подумала принцесса.

От узла у нее на затылке протянули два длинных повода и вручили высокой черноволосой женщине, стоявшей возле платформы.

«Надо ж, додумались! — мелькнуло в голове. — Теперь поведут меня, как зверушку на привязи».

Незнакомка оглядела покупку, в точности как летописец — Тристана. Ее лицо, немного треугольное, вполне можно было назвать миловидным; черные длинные волосы были свободно откинуты назад, удерживаемые идущей вдоль края лба тонкой косой, что красиво обрамляла лицо. На ней было богатое одеяние с красной бархатной юбкой и лифом, из-под которого выбивалась пышными рукавами нарядная льняная сорочка.

«Богатенькая, однако, трактирщица», — отметила про себя Красавица.

Рослая женщина резко потянула за поводья, чуть не сбив девушку с ног, закинула «вожжи» за плечо и быстро пошла прочь, заставив принцессу трусить за нею рысью. На пути от помоста горожане всячески издевались над Красавицей, толкая ее, щипля, тыкая пальцами, шлепая по заду, обзывая «негодницей» и «паршивкой», ехидно спрашивая, нравится ли ей, когда шлепают, и выражая желание провести с ней хоть часок в воспитательных целях. Но Красавица, вся дрожа, молча следовала за новой хозяйкой, глядя только ей в спину и ощущая в голове странную пустоту, словно ни о чем уже не в состоянии была думать.

Между тем в голове у нее шевелился все тот же червячок мысли: «Почему бы мне не вести себя так, как мне нравится? Зачем смиряться?» Но вдруг она вновь разразилась слезами, сама не зная отчего.

Женщина впереди шла так быстро, что Красавице приходилось даже бежать за ней, хотела она того или нет, и подчиняться той независимо от своих соображений, — и все новые слезы застилали девушке взор, размывая перед ней краски рыночной площади и словно слепляя все вокруг в плывущее мимо разноцветное облако.

Они прошли в узкую улочку, встретив несущихся к торгу запоздалых зевак, которые второпях почти не обратили на нее внимания. Очень быстро Красавицу провели по мощенной булыжником, пустой и тихой улице, отчаянно петлявшей между темными фахверковыми[2] домами с ромбическими решетками окон и ярко выкрашенными ставнями и дверьми.

Видневшиеся повсюду вывески рассказывали о здешних ремеслах: тут висел башмак над мастерской сапожника, там — кожаная перчатка; небрежно нарисованный золотой кубок отмечал лавку торговца золотой и серебряной посудой.

Мало-помалу странное спокойствие охватило принцессу, и на его фоне сразу дали о себе знать все болящие места ее измученного поркой тела. Ее все так же грубо тянули за голову вперед, и кожаные поводья шершаво терлись о щеки. Девушка часто дышала сквозь мешающие во рту «удила». В какой-то момент все происходящее представилось ей удивительно знакомым: и эта тесная улочка, и опустевшие магазины, и шагающая впереди высокая женщина в красной широкой юбке и таком же красном бархатном лифе, с длинными черными волосами, вьющимися вдоль узкой спины. Казалось, что все это с принцессой однажды уже было — по крайней мере, ничего необычного в происходящем ей уже не виделось.

Разумеется, ничего подобного с ней ни разу не случалось, но все же Красавица странным образом чувствовала себя вполне в своей тарелке, и тот жуткий страх, что охватывал ее на торговой площади, теперь отступил и рассеялся. Да, она все так же была привычно нага, и пунцовые следы битья на бедрах и ягодицах горели — девушка даже боялась думать о том, как она сейчас выглядит, — и вздрагивающие при каждом шаге груди наполняли трепетом все тело, и, как обычно, промежность была влажной. Да, ее лоно, так жестоко раздразненное гладким кончиком хлыста, до сих пор буквально сводило ее с ума, сочась и пульсируя!

Но все это теперь едва ли не доставляло удовольствие — даже шлепать босыми ногами по разогревшимся на солнце булыжникам было почти приятно. И принцессу уже понемногу разбирало любопытство: что же это за высокая женщина, спешно идущая впереди? И что теперь ей, Красавице, делать дальше?

Последний вопрос никогда не вставал перед ней в замке. Она всегда со страхом думала о том, что заставят ее делать, но теперь принцесса вовсе не была уверена, что ее можно к чему-нибудь принудить. Этого она уже не знала наверняка.

И вновь ей показался совершенно естественным тот факт, что она — обнаженная, связанная, наказанная за непослушание рабыня, которую сейчас безжалостно тянут по улице за поводья. Мелькнула мысль, что эта высокая женщина, уверенно влекущая ее вперед, великолепно знает, как управлять своей невольницей, не допуская ни малейшего сопротивления. И это, как ни удивительно, восхитило Красавицу.

Подняв глаза, она повела взглядом по стенам домов, заметив, что там и сям из окон на нее глазеют люди. Сверху с любопытством смотрела на нее, скрестив на груди руки, полная женщина; чуть поодаль, на другой стороне улицы, на подоконнике сидел улыбающийся молодой человек, пославший ей воздушный поцелуй. Потом на улочке показался вульгарно одетый кривоногий мужичок, который на подходе снял шляпу и чуть поклонился: «Приветствую вас, госпожа Локли». Глазами он едва скользнул по Красавице, однако, поравнявшись с ней, не преминул шлепнуть ее по заду.

Это странное чувство обыденности происходящего начало смущать принцессу. И в то же время она словно купалась в этом новом ощущении.

Между тем ее привели к другой, тоже вымощенной булыжником, огромной площади, в центре которой виднелся городской колодец, а по сторонам пестрели вывески нескольких трактиров: «Медведь», «Якорь», «Скрещенные мечи». Самой дальней и наиболее впечатляющей оказалась позолоченная вывеска «Льва», высоко нависающая над широкой проезжей частью перед трехэтажным зданием с глубоко врезанными, освинцованными окнами. Но более всего потрясала при виде гостиницы подвешенная перед ней на кожаной веревке обнаженная принцесса со связанными вместе лодыжками и запястьями, отчего бедняжка напоминала свисающий с кровли спелый фрукт. Ее красная, измученная промежность была выставлена на всеобщее обозрение.

Именно так и привязывали в замке принцев и принцесс в Зале наказаний. Этого Красавице, к счастью, претерпеть не довелось, и как раз такого испытания она больше всего и боялась. Лицо несчастной принцессы оказалось зажато между ног в нескольких дюймах от распухшей, безжалостно разверстой вульвы, глаза ее были полуприкрыты. Увидев госпожу Локли, девушка застонала и задергалась на веревке, потянувшись к ней с мольбой — в точности, как это делали наказанные королевские невольники в замке.

При виде этой принцессы у Красавицы замерло сердце. Однако ее быстро потянули дальше, так что она не могла даже обернуться к несчастной, и едва ли не бегом привели в обеденный зал трактира.

Несмотря на жаркий день, в этом огромном помещении оставалось прохладно. В просторном очаге горел скромный огонек, над которым посапывал паром железный чайник. Покрытый плитками пол был уставлен десятками гладко отполированных столов и скамей. Вдоль стен помещались гигантские бочонки. В одном конце зала от самого камина тянулась длинная просторная полка, на противоположной стороне находилось жалкое подобие сцены.

Длинный прямоугольный прилавок шел от очага к дверям, и за ним стоял, опираясь локтем о столешницу, мужчина с увесистой бутылью в руке, словно готовый хоть сейчас налить стаканчик эля. Он поднял косматую голову, глянул на Красавицу своими маленькими, близко посаженными, темными глазками и с улыбкой сказал госпоже Локли:

— Что ж, очень неплохой выбор.

Когда глаза Красавицы привыкли к полусумраку зала, она обнаружила, что, помимо нее, в зале много других нагих невольников. Обнаженный принц с красивой черной шевелюрой ерзал на коленях в дальнем углу, орудуя увесистой щеткой, которую он держал зубами за рукоять. Русоволосая принцесса ту же работу выполняла почти у самых дверей. Другая молодая женщина со свитыми на затылке в клубок каштановыми волосами, стоя на коленях, начищала скамью — этой работнице милостиво позволили пользоваться руками. Двое других коленопреклоненных невольников — принц и принцесса, оба с длинными неубранными волосами — за очагом, в падавшей из открытой задней двери полосе солнечного света, энергично натирали оловянные блюда и тарелки.

Никто из этих рабов не отважился даже взглянуть на новоприбывшую. Весь их вид выражал лишь полную покорность. И когда маленькая принцесса с жесткой щеткой заторопилась вычистить пол у самых ног Красавицы, по ее бедрам и ягодицам стало видно, что девушку частенько наказывают.

«Но кто эти рабы?» — удивилась Красавица, уверенная, что они с Тристаном были в числе первой партии приговоренных к грязным работам. Или это неисправимые ослушники, которые вели себя так ужасно, что им присудили целый год прислуживать в городке?

— Подай-ка деревянную лопатку, — велела госпожа Локли мужчине за стойкой, неожиданно подтолкнула Красавицу вперед и ловко закинула на столешницу.

Лишившись опоры под ногами, девушка невольно охнула. Она даже не успела решить для себя, будет ли слушаться новую хозяйку, как госпожа решительно освободила ее рот от кожаных «удил», развязала на затылке узел и с силой пошлепала ладонью по шее. Другой рукой женщина прошлась у Красавицы между ног, прощупав пытливыми пальцами ее влажную вульву с припухшими губами и разгоряченным бугорком клитора, отчего принцесса с трудом сдержала жалобный стон, вовремя стиснув зубы. После чего рука хозяйки так и оставила ее в муке вожделения.

Некоторое время Красавица смогла отдышаться, после чего почувствовала, как гладкая деревянная лопатка мягко вдавилась ей в ягодицы, отчего недавние рубцы зажгло с новой силой.

Побагровев от такого беглого бесцеремонного обследования, Красавица вся напряглась, ожидая, что ее неминуемо отшлепают, однако расправы не последовало. Вместо этого госпожа Локли властно повернула ее лицо в сторону открытой двери.

— Видишь ту красотку, что болтается под вывеской? — И, сцапав Красавицу за волосы, принудила ее кивнуть.

Принцесса поняла, что ей не следует ничего отвечать и, решив пока что повиноваться новой хозяйке, еще раз кивнула, уже самостоятельно.

Между тем подвешенная принцесса слегка поворачивалась туда-сюда на привязи, и Красавица поймала себя на мысли, что не припомнит, влажно ли истомленное лоно этой бедняжки или, напротив, тщетно пытается сжаться под коротким пушком.

— Может, желаешь повисеть вместо нее? — спросила госпожа Локли совершенно безучастным, ледяным голосом. — Хочешь болтаться там час за часом, день за днем, демонстрируя всему миру эту свою маленькую ненасытную щелку?

В ответ Красавица вполне искренне помотала головой.

— В таком случае ты забудешь про свою дерзость и бунтарство, что выказывала на рыночном помосте, и будешь исполнять любое слово своих хозяев и целовать им ноги, будешь мычать от благодарности, получая свой ужин, и начисто вылизывать тарелку.

Она вновь силком заставила Красавицу кивнуть, и та, неожиданно для себя самой, почувствовала, как в прижатом к деревянной стойке лобке запульсировало желание. Девушка снова, по собственной воле, кивнула.

Затем рука женщины скользнула под ней вдоль столешницы и ухватила сразу обе груди ладонью, точно сорванные с дерева, спелые персики. Соски у принцессы тут же отозвались, налившись крепостью.

— Надеюсь, мы понимаем друг друга? — спросила госпожа.

И Красавица, чуть поколебавшись, кивнула.

— А теперь запомни следующее, — продолжала женщина все тем же не терпящим возражения тоном. — Я буду тебя нещадно лупить и пороть, чуть ли не спускать с тебя шкуру. И этим зрелищем не будут тешиться ни какие-нибудь богатенькие лорды или леди, ни солдаты, ни иные джентльмены. Только ты и я. Каждый день, прежде чем открыть трактир, я буду делать все, что от меня требуется, и ты должна стать настолько усердной и отзывчивой, что одно касание моего ногтя будет заставлять тебя стремглав исполнять любое мое поручение. Лупить я тебя буду все лето, пока ты у меня в невольницах. И после каждой взбучки ты будешь торопиться целовать мне башмаки, потому что если ты не станешь этого делать, то будешь болтаться под вывеской — час за часом и день за днем. Тебя будут опускать вниз лишь на краткий сон и еду — с раздвинутыми ногами и стянутыми за спиной руками, — и лупить по заднице так же, как ты отпробуешь это сейчас. А потом тебя снова будут вывешивать на посмешище уличным безобразникам, которых чрезвычайно позабавит твоя маленькая страждущая щелка. Тебе все ясно?

Женщина подождала, одной рукой удерживая груди принцессы, другой же ухватив ее за волосы. Красавица медленно кивнула.

— Ну и отлично, — уже тише сказала госпожа.

Она развернула принцессу на столешнице, уложив головой к дверям, и задрала ей подбородок так, чтобы девушка могла видеть болтающуюся у входа бедняжку принцессу. И тут же деревянная лопатка увесисто прошлась Красавице по ягодицам, по прежним рубцам, отчего девушке показалось, что ее зад распух и весь горит.

Красавица лежала неподвижно, даже наслаждаясь тем странным чувством успокоения, которое пришло к ней еще на булыжной мостовой. Одновременно внизу живота накатывалось сладкое томление. И это растущее возбуждение словно сметало со своего пути любые страхи и тревоги. Или властный голос этой женщины так на нее подействовал?

«Если б захотела, я могла бы ей и вовсе не подчиняться», — подумала Красавица, охваченная этой столь непривычной безмятежностью. Ее лоно между тем стремительно набухло и засочилось влагой.

— Теперь слушай дальше, — завела новую тираду госпожа Локли. — При каждом касании этой лопатки ты будешь ерзать передо мною, выгибаться и стонать. Но ты не смеешь сопротивляться и от меня выворачиваться. И ты не станешь этого делать. Также ты не будешь убирать руки от шеи. И еще тебе не позволено открывать свой рот. Ясно? Ты можешь только елозить и стонать. И с каждым ударом ты обязана показывать мне, как ты его чувствуешь, как ценишь мои старания, как благодарна мне за наказание и насколько сознаешь, что именно это ты и заслужила. В противном случае ты будешь болтаться под вывеской до тех пор, пока на площади закончатся торги, народ станет потихоньку разбредаться по домам, и солдаты смогут наконец зайти сюда пропустить по кружке эля.

Красавица была поражена. В замке с ней никогда и никто не разговаривал подобным образом — с такой хладнокровной, бесстрастной доходчивостью. В то же время за этими речами стояла столь восхитительная практичность, что принцесса едва сдержала улыбку. И, разумеется, эта дама сделает все как сказала. А почему бы нет? Если бы Красавица держала трактир и купила за двадцать семь золотых монет какую-нибудь строптивую рабыню, то вела бы себя с ней точно так же. И, конечно, так же требовала бы, чтобы та стонала, выгибалась и ерзала, выказывая свое смирение, и не просто молотила бы по ней лопаткой, а воспитывала бы в ней рабскую покорность.

Странное чувство обыденности происходящего вновь охватило Красавицу.

Она смирилась с этим сумрачным залом трактира, откуда солнце видно лишь сквозь открытую дверь — как его лучи поигрывают на гладких булыжниках мостовой, — она приняла этот непривычный для ее слуха голос госпожи, полный надменной отчужденности. Сладкозвучные речи обитателей замка по сравнению с ним казались чересчур приторными.

Да, заключила Красавица, она станет покорной — по крайней мере, на сегодняшний день, — и будет «елозить и стонать», как от нее и требуется. К тому же и притворяться не понадобится — ей ведь и в самом деле будет очень больно.

И тут она почувствовала первый удар. Лопатка в руках госпожи с размаху саданула по ней, вызвав совершенно непроизвольный, громкий стон. Длинная и тонкая, упругая деревяшка с отвратительным скрипом снова и снова обрушивалась на ее и без того исполосованный зад, и под градом ударов Красавица, сама того не сознавая, отчаянно выгибалась и взвывала, и слезы боли ручьями лились из глаз. Лопатка словно сама собой заставляла ее ерзать и выворачиваться, подбрасывала над столешницей и методично проминала ягодицы. Девушка ощущала, как поскрипывает под ней барная стойка, как от порывистого дыхания судорожно вздымаются и опадают ее бока. Соски, трущиеся о шершавую столешницу, загрубели. Она по-прежнему не сводила налившихся слезами глаз от открытого дверного проема, и, сопровождая звучные удары собственными, вырывающимися из-за стиснутых губ стонами, Красавица не могла не представлять себя со стороны, гадая, достаточно ли угодила госпоже Локли.

В ушах у девушки все отчетливее звучали ее громкие стоны, по щекам безостановочно скатывались на стойку слезы, упиравшийся в столешницу подбородок уже болел от ее дергания под ударами беспощадной лопатки. Волосы беспорядочно рассыпались по плечам, завесив по бокам лицо.

Деревяшка между тем охаживала Красавицу все более ощутимо, доставляя уже вовсе непереносимую боль, и с каждым ударом ее тело уже буквально подскакивало над стойкой, словно умоляя госпожу завершить экзекуцию. Еще ни разу, ни в каких испытаниях, которым подвергали ее в замке, принцесса не переживала таких невыносимых мучений.

Наконец лопатка замерла в руках хозяйки. Во внезапно воцарившейся тишине раздалась череда тихих всхлипов, и усмиренная Красавица извернулась на стойке, как будто в мольбе к госпоже Локли. Неожиданно что-то коснулось легким взмахом ее воспаленных ягодиц, и принцесса приглушенно вскрикнула сквозь сжатые зубы.

— Отлично, — услышала она. — А теперь живо подымайся и встань передо мной, широко раздвинув ноги. Ну!

Красавица поспешила выполнить приказ. Она торопливо соскользнула с барной стойки и застыла перед хозяйкой, расставив ноги как можно шире и всем телом вздрагивая от судорожных всхлипов. Не поднимая глаз, она все же различала неясную фигуру госпожи Локли со скрещенными на груди руками в пышных рукавах, словно светящихся своей белизной в полумраке зала. В ладони трактирщицы покоилась большая овальная деревянная лопатка.

— Вставай на колени! — скомандовала трактирщица, щелкнув пальцами. — А теперь, не отнимая рук от шеи, опусти к полу подбородок и ползи вон к той дальней стене и обратно. Живо!

Красавица поспешила подчиниться. Пытаться ползти таким манером, елозя по полу локтями и подбородком, было крайне ужасно, и девушка даже боялась представить себе, как выглядит она при этом со стороны, — но все ж таки принцесса кое-как добралась до указанной стены и тотчас же вернулась к ногам госпожи, в диком порыве поцеловав ее башмаки. Между ног у нее вновь запульсировало волнение, словно под грубой лаской чьей-то руки, и у девушки перехватило дыхание. Если б она только могла хоть немножко сдвинуть ноги… Но госпожа Локли непременно заметит это и уж точно такого не спустит!

— Встань с колен! — велела трактирщица и, ухватив ее волосы, скрутила на затылке клубком, скрепив найденными в кармане шпильками.

Затем хозяйка вновь прищелкнула пальцами:

— Принц Роджер! Принеси-ка сюда вон то ведро со скребком.

Черноволосый принц мигом выполнил приказание, с невозмутимой грациозностью передвигаясь на коленях и локтях. Красавица заметила на его ягодицах пунцовые полосы воспаленной кожи, как будто его тоже не так давно воспитывали деревянной лопаткой. Глядя прямо перед собой своими большими черными глазами, он поцеловал башмаки госпожи и по мановению ее руки тем же способом ретировался через черный ход во двор. Красавица проводила принца взглядом. Его ярко-розовый сжатый анус оброс густой черной растительностью, а крепкие маленькие ягодицы казались чересчур круглыми для мужчины.

— А теперь бери щетку в зубы и выскребай пол, — ледяным голосом велела трактирщица. — Отсюда и до конца зала. И все должно быть сделано хорошо и чисто. И колени у тебя должны быть широко расставлены. Если увижу, что ты сводишь ноги, или же, наоборот, возюкаешь своей маленькой ненасытной дыркой по полу, или касаешься ее руками — будешь болтаться под вывеской. Тебе все ясно?

В ответ Красавица поскорее чмокнула башмаки госпожи.

— Отлично. Вечером солдаты хорошо заплатят за эту маленькую крепенькую киску. Уж они-то ее славно накормят! А покуда будешь голодать в смирении и низости и делать то, что я велела.

Тотчас же принцесса принялась за работу и стала с трудом отскребать плиточный пол, мотая туда-сюда головой. Промежность и ягодицы поначалу страшно ныли, но по мере работы боль становилась все слабее и слабее, а в голове у Красавицы странным образом все расставлялось по своим местам.

«А что, если солдаты будут от нее без ума, размышляла она, и очень хорошо за нее заплатят, и действительно накормят ее киску, с позволения сказать, до отвала — а потом она вдруг возьмет и выйдет из подчинения? Посмеет ли тогда госпожа Локли вывесить ее перед входом в трактир?»

«Я превращаюсь в такую гадкую девчонку», — вздохнула она про себя. Но самое странное было в том, что при мысли о госпоже Локли сердце у принцессы забилось чаще. Ей так же нравились холодность и резкость новой хозяйки, как неприятно было умильное обращение ее замковой госпожи, леди Джулианы. И Красавица невольно спрашивала себя: а самой-то госпоже Локли доставила удовольствие эта недавняя взбучка? Как бы то ни было, трактирщица лупила ее от души.

Так, раздумывая о том о сем, Красавица одну за другой старательно оттирала коричневые плитки до блеска, когда внезапно заметила, что из открытого дверного проема на нее упала чья-то тень. Тут же девушка услышала приветливый голос трактирщицы:

— О, капитан?

Прекрасно сознавая, что это может быть расценено как дерзкое нахальство, Красавица осторожно подняла глаза и увидела над собой белокурого мужчину в высоких, скрывающих колени кожаных сапогах. На широком, тоже кожаном, ремне висели украшенный драгоценными каменьями кинжал, а также палаш и обтянутый кожей жезл. При весьма стройном телосложении незнакомец обладал широкими могучими плечами, и потому принцессе показалось, что крупнее мужчины она в этом королевстве не встречала. Его роскошные волосы соломенного цвета доставали почти до плеч, на концах завиваясь крупными завитками. Из насмешливых морщинок на девушку холодно взирали сверху вниз блестящие зеленые глаза.

Непонятно почему, Красавицу охватило смятение — ее поразил неожиданный сплав хладнокровия и крутизны нрава в этом человеке.

С деланым безразличием она продолжила начищать пол. Однако мужчина обошел ее, остановившись спереди.

— Не ожидала вас так рано, — проворковала госпожа Локли. — И вообще была уверена, что нынче вы приведете сюда полный гарнизон.

— Так точно, сударыня, — звучным голосом отозвался капитан.

У Красавицы словно сдавило горло, перехватив дыхание, но она продолжала тереть щеткой плитки, стараясь не обращать внимания на остановившиеся перед ней сапоги с мягкими складками телячьей кожи.

— Я видел эту мелкую куропатку на торгах.

Почувствовав на себе его долгий оценивающий взгляд, Красавица невольно вспыхнула.

— Строптивая девчонка. Я сильно удивился, что вы за нее столько заплатили.

— Я знаю, как управляться со строптивцами, капитан, — ответила госпожа Локли холодным стальным голосом, в котором не было ни тени гордости или веселья. — К тому же это исключительно сочная куропаточка. Я полагала, вечером она доставит вам массу удовольствия.

— Отмойте ее и пришлите ко мне в спальню. Прямо сейчас — что-то не настроен я нынче ждать до вечера.

Красавица чуть повернула голову и осторожно стрельнула взглядом в капитана. Он показался ей нахально, самоуверенно красивым. Его щеки и подбородок обросли короткой светлой щетиной — словно подернулись золотой пылью. Солнце оставило на коже глубокий загар, ярко оттенявший золотистые брови и белые зубы мужчины. Он уверенно глядел на девушку, уперев в бок обтянутую перчаткой руку, и когда госпожа Локли ледяным тоном велела ей опустить глаза, он лишь улыбнулся этой дерзости невольницы.

УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРИНЦА РОДЖЕРА

Госпожа Локли грубо подняла Красавицу на ноги и, завернув ей руки за спину, вытащила через заднюю дверь во двор — широкий, поросший травой, с развесистыми фруктовыми деревьями.

Под открытым навесом на гладко оструганных лавках с полдюжины обнаженных рабов спали, казалось, так же глубоко и безмятежно, как и их собратья в роскошном Зале невольников королевского замка. Невдалеке неприступного вида женщина с засученными рукавами намывала в бадье с мыльной водой невольника с подвязанными к ветке над головой руками, причем делала это так усердно, словно натирала солью мясо к ужину.

Не успела Красавица опомниться, как ее водворили в точно такую же емкость с мыльной водой, пенящейся на уровне колен, руки привязали к толстой ветке смоковницы, и она услышала, как госпожа Локли позвала принца Роджера. Тот немедленно появился с жесткой щеткой в руке — теперь уже не на карачках — и тут же взялся за принцессу, окатывая ее мыльной пеной, старательно натирая ей локти и колени, намывая голову и быстро поворачивая девушку в бадье туда-сюда. Здесь это была не роскошь, а всего лишь обыденная необходимая процедура. Красавица поморщилась, когда щетка грубо прошлась ей по промежности, и невольно застонала от боли, ощутив жесткую щетину на еще свежих следах от битья.

Тем временем госпожа Локли ушла. Суровая мойщица шлепками и тычками отогнала только что отмытого, жалобно мычащего невольника обратно на лавку и тоже удалилась в гостиницу. Так что, если не считать спящих, во дворе никого больше не осталось.

— Ты поговоришь со мной? — шепнула Красавица Роджеру.

Теперь, когда они остались одни, его взгляд наполнился живостью и весельем. Крепкими руками с темной, гладко-восковой кожей принц аккуратно отвел ей голову назад и окатил волосы теплой водой.

— Да, только будь осторожна. Если нас застукают, то отправят на публичное наказание. А я, знаешь ли, терпеть не могу развлекать толпу здешних плебеев с «вертушки».

— Но почему ты здесь? — спросила Красавица. — Я считала, что мы первые, кого в этом году выслали из замка.

— Я в этом городке уже несколько лет и почти не помню замок. Меня наказали за то, что я улизнул на пару с одной принцессой. Мы целых два дня прятались, нас найти не могли! — лукаво улыбнулся Роджер. — А обратно меня уже не отзовут.

Красавица была потрясена услышанным, вспомнив, как под самым носом у госпожи, возле королевской опочивальни, провела две тайных ночи с принцем Алекси.

— А что случилось с ней? — продолжила она расспрашивать.

— Ну, моя подруга некоторое время пробыла в городке, а потом вернулась обратно в замок и сделалась большой любимицей королевы. А когда ей пришла пора отбыть домой, она решила остаться там на правах знатной леди.

— Не может быть! — изумилась Красавица.

— О да! Она стала важной придворной дамой. И даже приезжала поглядеть на меня в своем новом пышном убранстве и спросить, не желаю ли я вернуться в замок и стать ее рабом. Дескать, королева разрешает, поскольку моя бывшая подруга обещала наказывать меня со всей суровостью и вообще безжалостно муштровать. Такой, мол, свирепой госпожи еще ни один раб не видывал! Можешь себе представить, как меня это огорошило! В последний-то раз я ее видел совершенно голой — кверху задом на колене у господина. А тут приезжает на белом коне в дорогом черном, расшитом золотом, бархатном платье, на голове — косы с золотыми заколками, и хочет, чтобы меня, как есть нагого, перекинули ей через седло! Я вырвался, убежал от нее. Она велела капитану стражи меня отловить, закинуть ей на коня — а потом самолично выпорола меня на площади перед толпой местных зевак. О, она была чрезвычайно довольна собой!

— Как она могла так поступить?! — возмутилась Красавица. — Постой, ты говоришь, она убирает волосы в косы?

— Да. Я слышал, она теперь никогда их не распускает. Это якобы слишком уж напоминает ей пору рабства.

— Неужто это леди Джулиана?

— Именно. А ты откуда ее знаешь?

— В замке она была моей мучительницей. И моей госпожой наравне с кронпринцем. — Красавица как сейчас видела красивое лицо леди Джулианы и ее толстые косы. Частенько ей доводилось бежать от ее беспощадного хлыста по тропе взнузданных. — Это было ужасно! Ну а что случилось потом? Как тебе удалось от нее улизнуть?

— Так вот, я от нее вырвался и убежал, а она приказала начальнику стражи притащить меня обратно. Всем было совершенно ясно, что я еще не готов вернуться в замок. — Принц хохотнул. — Я слышал, она даже просила за меня королеву, умоляла простить! Обещала, что укротит и обуздает меня сама, без чьей-либо помощи.

— Чудовищно!

Роджер вытер ей руки и лицо.

— Вылезай из бадьи, — велел он. — И давай-ка потише. Думаю, госпожа Локли в кухне. — И шепотом добавил: — Госпожа Локли ни за что меня не отпустит! Но ведь леди Джулиана не первая и не последняя рабыня, превратившаяся в безжалостную мучительницу, — добавил он. — Кто знает, может, однажды и перед тобой встанет подобный выбор, и в руках у тебя вдруг окажется хлыст, а в твоем распоряжении — множество голых задниц. Подумай об этом. — Принц добродушно рассмеялся, сморщив потемневшее от загара лицо.

— Никогда! — выдохнула Красавица.

— Ладно, давай-ка торопиться. Капитан поди заждался уже.

Образ обнаженной леди Джулианы с Роджером яркой картинкой вспыхнул перед мысленным взором принцессы. Она бы не прочь была однажды опрокинуть через колено голой свою недавнюю госпожу! От этой мысли Красавица почувствовала томление внизу живота… Хотя о чем она только думает! От одного упоминания о капитане принцессу охватила внезапная слабость. Не было у нее ни хлыста в руке, ни хоть одного человека в подчинении. Она была всего лишь нагой негодницей-рабыней, которую сейчас отправят ублажать бесчувственного солдафона, питающего пристрастие к строптивым девчонкам. И, представив его симпатичное загорелое лицо и блестящие загадочные глаза, Красавица подумала: «Что ж, раз уж я такая паршивка, то и вести себя буду соответственно».

КАПИТАН СТРАЖИ

Во двор вышла госпожа Локли, отвязала руки девушки и небрежно вытерла ей волосы, затем связала ей запястья за спиной и, буквально затолкнув в трактир, повела вверх по винтовой деревянной лестнице, оказавшейся за огромным очагом. Через стену Красавица могла бы ощутить приятное тепло камина, но ее влекли вперед так быстро, что она почти ничего не чувствовала.

Наконец госпожа Локли отворила низкую тяжелую дубовую дверь и впихнула Красавицу внутрь, бросив ее на колени.

— Вот и она, мой любезный капитан! — объявила госпожа и тут же вышла.

Красавица услышала, как за ней закрылась дверь. Принцесса встала на коленях, все еще не понимая, что от нее требуется, быстро, не поднимая глаз, огляделась. В небольшом камине колыхался слабый огонь, под скошенным потолком виднелась широкая деревянная кровать. Наконец девушка увидела уже знакомые сапоги из мягкой телячьей кожи, и сердце у нее забилось чаще. Капитан сел в массивное кресло, стоявшее у длинного темного деревянного стола.

Принцесса ждала, но никаких распоряжений не последовало.

Спустя некоторое время она почувствовала, как мужчина собрал в ладонь ее волосы и, ухватив покрепче, подтянул к себе, отчего девушка вынуждена была немного проползти, оказавшись прямо перед ним на коленях. Она подняла на него удивленный взор, вновь увидев это самоуверенно-красивое, тронутое загаром лицо и роскошные светлые волосы, которыми он, несомненно, кичился, и зеленые, блестящие, глубоко посаженные глаза, встретившие ее взгляд с уже знакомой властностью.

Ужасная слабость охватила Красавицу. Что-то внутри ее смягчилось и растаяло, и эта непривычная покорная вялость грозила завладеть всем ее духом и сознанием. Девушка поскорее прогнала наваждение… И все же какое-то новое осмысление просочилось в ее разум…

Намотав ее волосы на левую ладонь, капитан встал и поднял Красавицу на ноги, оказавшись намного выше ее ростом. Попинав девушке ноги ступней, он развел их пошире.

— Теперь покажешь мне себя, — велел он со слабой тенью улыбки, и не успела Красавица понять, что ей надо делать, капитан отпустил ее волосы, и девушка осталась послушно стоять перед ним с раздвинутыми ногами, испытывая страшное унижение.

Хозяин комнаты между тем вновь погрузился в кресло, полностью уверенный в ее покорности. У нее же сердце стучало так бешено, что казалось, это слышно даже капитану.

— Опусти руки между ног и раздвинь губки — я хочу видеть твои прелести.

Пунцовая краска залила ей щеки. Девушка в упор уставилась на капитана, даже не шелохнувшись. Сердце у нее подскакивало как пришпоренное.

Через мгновение капитан поднялся, ухватил Красавицу за запястья, приподнял, резко усадил на стол, тут же откинул назад, завернув ей руки за спину, и коленом широко раздвинул ей ноги, глядя на нее сверху вниз.

Красавица не сопротивлялась и не отворачивалась, вперившись глазами в его лицо. Тут она почувствовала, как его обтянутая перчаткой рука занялась как раз тем, что он велел делать девушке — раздвинула ей половые губы. Капитан опустил взгляд на раскрывшееся перед ним лоно.

Принцесса заерзала, завертелась, отчаянно пытаясь высвободиться, в то время как большой и указательный пальцы капитана с любопытством ощупали ее вульву, небрежно потыкали клитор. Краска вновь прилила ей к лицу, и девушка закрутила бедрами, в открытую сопротивляясь. Однако от прикосновений грубой кожи перчатки клитор ее стал стремительно набухать, разгораясь жаром.

Красавица уже тяжело дышала, отвернув лицо в сторону. Услышав, как капитан расстегивает бриджи, и тут же ощутив упругое прикосновение его налившегося члена к своему бедру, принцесса застонала и приподняла томящееся лоно ему навстречу.

Тут же его крепкая плоть стремительно и глубоко проникла в нее, так что Красавица почувствовала резко прижавшиеся к ее лобку жаркие и влажные волосы его чресел. Капитан ухватил ее за саднящие болью ягодицы и поднял, оторвав от стола. Принцесса обняла мужчину за шею, обвила ногами его талию. Цепко держа ее горячими ладонями за бедра, капитан энергично водил ее взад-вперед, то чуть высвобождая плоть, отчего Красавица еле сдерживала жалобный вскрик, то вновь с силой прижимая девушку к себе, на всю длину пронзая ее членом. Движения капитана были все резче и яростнее, и принцесса уже ничего не ощущала, кроме этих неистовых толчков, — ни того, как он взялся ладонью за ее затылок, как запрокинул ей голову, ни того, как его язык властно проник в ее рот. Она чувствовала лишь стремительно прокатывающиеся через ее лоно, взрывные волны наслаждения. Ее губы крепко прильнули к его рту, а тело, напряженное до предела и в то же время словно бесплотное, снова и снова резко вздымалось и опускалось, пока, наконец, с громким, утробным сладострастным воплем в ней не разразился неистовый оргазм.

Капитан же продолжал исступленно пробиваться в нее, ловя ртом вырывающиеся из нее стоны и не отпуская ее, и когда девушка уже с мукой возжелала конца страсти, он наконец с глубоким, протяжным стоном резко ворвался в нее в последнем, самом яростном порыве оргазма. На мгновение его бедра замерли и тут же быстро, судорожно задергались.

В комнате внезапно воцарилась тишина. Капитан стоял, держа перед собой Красавицу, его плоть в ней время от времени вздрагивала, сокращаясь, отчего девушка легонько постанывала. Наконец, ощутив свое лоно свободным и пустым, она молчаливо запротестовала под страстными поцелуями капитана.

Очень скоро принцесса уже снова стояла на полу, закинув руки за голову и широко расставив ноги, которые капитан опять раздвинул аккуратными движениями ступни. И, несмотря на охватившее ее сладкое изнеможение, Красавица осталась стоять, глядя перед собой в пол и различая по сторонам лишь расплывчатые пятна света.

— Ну а теперь вернемся к тому, что я велел вначале: устроим небольшой показ, — сказал капитан и, снова запрокинув ей голову, впился в нее глубоким поцелуем, страстно пробежав по небу языком.

Принцесса смотрела ему в глаза — и не видела ничего, кроме этих глядящих на нее зеленых глаз.

— Капитан… — лишь молвила она.

Она перевела взгляд на его изборожденный морщинами, бронзовый от солнца лоб, на спутавшиеся над ним светлые волосы.

Капитан отступил, оставив ее стоять. Бриджи его были уже тщательно застегнуты.

— А теперь ты опустишь руки между ног, — мягко сказал он, снова усаживаясь в свое дубовое кресло, — и немедленно покажешь мне свои интимные красоты.

Девушка вздрогнула, посмотрела на него сверху. Собственное тело казалось ей жарким и словно испитым, неодолимая слабость охватывала каждую мышцу. К собственному изумлению, Красавица опустила руки к промежности, коснувшись влажных скользких губ, до сих пор горящих и пульсирующих после его яростных толчков. Кончиком пальца она тронула отверстие вагины.

— Открой-ка и покажи мне, что там, — велел капитан, откинувшись назад в кресле и подперев рукой подбородок. — И пошире. Еще шире!

Принцесса растянула в стороны губы вульвы, сама не веря, что она, непокорная, строптивая девчонка, делает все это. Мягкая, ленивая истома — отголосок их недавнего исступленного соития — еще больше утихомирила ее. Послушно она расширила губы так, что они едва не отозвались болью.

— И приподними пальцем клитор, — добавил капитан.

Красавица исполнила и это, тронув воспаленный бугорок.

— Сдвинь-ка палец в сторону, чтобы мне было лучше видно.

Она быстро и как можно изящнее выполнила приказ.

— А теперь снова раскрой пошире свои прелести и потолкайся бедрами вперед.

Девушка подчинилась — но с резкими движениями бедер ее окатила новая волна вожделения. Лицо запылало, в горле разом пересохло, в груди стало жарко, и она услышала собственное томное постанывание. Ее бедра заиграли резвее, поднимаясь и опадая, подаваясь вперед все резче и резче. Соски затвердели, превратившись в заостренные темно-розовые жала. Молящие стоны вырывались из нее все громче и требовательнее.

Она уже была близка к экстазу, сладостное желание овладело всем ее существом. Красавица ощутила, как набухли под пальцами раздвинутые губы, как часто пульсирует, словно маленькое сердце, клитор, как часто и пронзительно покалывает в напрягшихся сосках. И когда она уже едва в силах была вынести это острое томление, капитан ухватил ее ладонью за шею, быстрым движением привлек к себе на колени, обняв ее плечи правой рукой, а левой раздвинув ей шире ноги. Принцесса почувствовала обнаженной спиной гладкую телячью кожу куртки, а бедрами — высокие голенища его сапог, увидела над собой его лицо, буравящие острым взглядом глаза. Капитан впился в нее долгим поцелуем, и ее бедра непроизвольно подались вверх. Девушка всем телом задрожала.

Краем глаза Красавица заметила, как в руке у него внезапно оказалось что-то очень красивое, переливающееся на свету, и быстро перевела взгляд на этот предмет. В ладони у капитана лежала толстая, украшенная золотом, инкрустированная изумрудами и рубинами, рукоять его кинжала. Вдруг эта сияющая красота исчезла из поля зрения, и тут же девушка почувствовала холодное прикосновение металла к своей влажной разгоряченной вагине.

— О, да-а-а… — простонала она, и длинная рукоять скользнула в ее лоно, вторгшись в него в тысячу раз грубее и безжалостнее, чем самый крупный член, сминая на своем пути горящий жаром клитор.

Красавица едва не взвыла в диком вожделении. Голова ее откинулась назад, глаза не видели ничего, кроме глаз капитана, неотрывно глядящего на нее сверху. Ее бедра отчаянно вздымались на его коленях, рукоять кинжала сновала взад-вперед, сильнее и сильнее. Наконец принцесса уже не могла больше этого вынести — исступление оргазма вновь словно парализовало ее, заставив онеметь распахнутый рот. В этот момент полнейшего высвобождения страсти она даже перестала видеть лицо державшего ее мужчины.

Когда она пришла в себя, бедра ее все еще судорожно подрагивали, вагина продолжала то и дело сжиматься, но сама Красавица уже сидела на коленях у капитана, а он, обхватив ладонью ее лицо, целовал девушку в закрытые веки.

— Ты будешь моей рабыней, — произнес он.

Принцесса кивнула.

— Всякий раз, когда я буду приходить в эту гостиницу, ты будешь моей. Где бы ты ни была, ты явишься ко мне и поцелуешь мне ноги.

Она снова кивнула.

Тогда капитан поставил ее на пол и, не успела она прийти в себя, выдворил из комнатки. Сведя ей за спиной запястья, мужчина провел принцессу вниз по той же узкой, продуваемой сквозняком лестнице, по которой она поднималась с хозяйкой.

То и дело Красавица оборачивалась к капитану: он оставлял ее, и эта мысль была для девушки невыносима. «О нет, прошу, не покидай меня!» — в отчаянии думала она.

Но капитан лишь пошлепал ее ласково широкой, обтянутой перчаткой ладонью и вытолкнул в холодный полумрак трактира, где уже сидели, попивая пиво, шесть-семь человек. До принцессы до несся их смех, болтовня; где-то от души охаживали какого-то невольника колотушкой, и бедолага мычал и всхлипывал от боли.

Девушку же вывели на площадь перед гостиницей.

— Убери руки за спину, — велел ей капитан, — и шагай передо мной вперед. Колени выше, гляди перед собой.

ПОЗОРИЩНАЯ ПЛОЩАДЬ

В первые мгновения солнце показалось Красавице нестерпимо слепящим. Как было ей приказано, девушка сцепила руки за спиной и зашагала вперед, поднимая колени как можно выше. Очень скоро глаза привыкли к яркому свету, и она увидела площадь, на которую вышли они с капитаном. Туда-сюда слонялись по ней целые толпы досужих зевак, оживленно шушукались местные сплетницы; на широком каменном выступе стены сидели, болтая, несколько юнцов; возле трактиров спокойно перетаптывались у коновязей лошади; и, наконец, по всей площади глаз натыкался на обнаженных невольников: кто-то ползал на коленях, кто-то, как Красавица, вышагивал перед своим господином.

Капитан мягким шлепком дал ей знак повернуть, слегка прихватив ее широкой ладонью за правую ягодицу.

Идя как будто в полусне, Красавица вскоре очутилась на широкой улице со множеством магазинов и всевозможных лавок, напомнившей ту улочку, по которой ее вели с рынка, только здесь было куда оживленнее, и все были заняты делом: одни что-то продавали, другие покупали, третьи о чем-то яростно спорили.

Ужасное ощущение закономерности, обыденности окружающего вновь охватило принцессу. Ей снова почудилось, будто все это уже происходило с ней прежде — по крайней мере, все казалось ей знакомым и привычным. Обнаженная рабыня, на четвереньках намывавшая витрину магазина, смотрелась вполне обыкновенно; другой невольник с привязанной к его спине большой корзиной вышагивал, как и Красавица, перед горожанкой, погонявшей его палкой, и тоже не являл собой ничего из ряда вон. Даже нагие невольники, что там и сям висели на домах с полусонным видом, в наказание привязанные к стене с разведенными пошире ногами, — и те представляли собой вполне привычное зрелище. И в самом деле — что такого, если идущие мимо молодые горожане немного поглумятся над ними, одного пошлепав по напрягшемуся члену, другую больно ущипнув за несчастный лобок? Вполне обычное дело!

Даже подрагивающая при каждом шаге грудь, неуклюже выпятившаяся вперед из-за сведенных за спиной рук, — и это уже казалось Красавице совершенно естественной и правильной манерой ходить. Получив очередной ласковый шлепок, девушка зашагала живее, стараясь как можно грациознее поднимать колени.

Спустя некоторое время они дошли до другого конца городка и приблизились к широкой рыночной площади. Вокруг опустевшего торгового помоста бродили сотни людей. Чудесные дразнящие ароматы исходили от лавок, торговавших снедью; Красавица даже уловила терпкий запах налитого в кубок вина, что купил себе с лотка некий молодой человек. В текстильной лавке разворачивали длинными яркими полосами ткани. Где-то громоздились новенькие плетеные корзины, где-то торговали всевозможными веревками — и повсюду старательно трудились обнаженные невольники, выполняя тысячи поручений.

В переулке у площади раб на коленях энергично подметал коротким веником дорогу. Двое других на карачках принесли на спинах полные фруктов большие корзины и поскорее шмыгнули в дверь. На стене дома, привязанная вверх тормашками, висела стройненькая принцесса, ее лобковые волоски глянцево поблескивали на солнце, а лицо было красным и в глазах стояли слезы. Широко раздвинутые ноги ее приторочили высоко к стене широкими, плотно стянутыми ножными браслетами.

Тем временем Красавица с капитаном миновали торговую площадь, и тут же взору открылась другая, причем весьма странная картина: вместо булыжной мостовой там оказалась мягкая, свежевзрыхленная земля — в точности как на тропе взнузданных в замке. Здесь принцессе позволили остановиться. Капитан застыл возле нее, оглядываясь, заткнув большие пальцы под ремень.

Девушка увидела здесь такую же платформу с поворотным кругом, с какой ей довелось познакомиться с утра на аукционе. Энергично работая педалью, привязанного раба все быстрее раскручивал на диске мужчина с хлыстом в руке, яростно поря ему ягодицы всякий раз, как они удобно поворачивались к экзекутору. В роли несчастной жертвы был статный мускулистый принц со связанными за спиной руками и задранным подбородком, закрепленным к невысокому деревянному столбику, так чтобы любой желающий мог увидеть лицо наказуемого.

«Как он только держит глаза открытыми? — подумалось Красавице. — Ведь невыносимо видеть эту толпу вокруг!»

Сгрудившиеся у платформы зеваки улюлюкали и что-то резко выкрикивали, как и на давешних торгах. И когда в знак окончания порки заплечный мастер воздел свой хлыст, в бедного принца, потного и трясущегося, с кружащейся головой, полетели гнилые фрукты и прочие отбросы.

Как и на предыдущей площади, здесь царила ярмарочная атмосфера, так же дразнили своими ароматами съестные и винные лавки. Из высоких окон и с балконов, сложив ручки на подоконнике или перилах, глазели по сторонам любопытные горожанки.

Между тем поворотный круг был здесь отнюдь не единственным местом наказания. Справа, чуть подальше от него, находился высокий деревянный столб с железным кольцом, к которому крепилось множество черных кожаных лент. К концу каждой такой веревки привязывался за кожаный ошейник раб, вынужденный волей-неволей держать голову высоко. С таким вот горделивым видом голые наказуемые медленно шествовали по кругу, от души охаживаемые длинными, обтянутыми кожей лопатками, которыми орудовали четыре стражника, стоявших в четырех точках площадки, точно знаки сторон света в компасе. Множество босых ног проделали в дорожной пыли широкую кружную колею. У одних бедолаг руки были крепко стянуты за спиной, другие сами сцепляли их сзади.

За этим маршированием рабов наблюдала толпа местных мужчин и женщин, отпускавших всевозможные комментарии. Некоторое время Красавица оцепенело глядела на происходящее. Потом одну из невольниц, юную принцессу с крупными каштановыми локонами, прямо на ходу отвязали и вернули поджидавшему рядом господину, который, хлестнув ей соломенным веником по лодыжкам, велел идти вперед.

— Сюда! — скомандовал капитан.

Красавица послушно двинулась вместе с ним к этому подобию майского дерева[3] с кружащимися черными лентами.

— Привяжите эту, — велел капитан стражнику.

Тот споро увлек принцессу поближе к столбу и закрепил у нее на шее жесткий кожаный ошейник, высоко подперший подбородок. Словно в тумане, Красавица видела, как капитан внимательно наблюдает за ней. Возле него остановились две горожанки и оживленно заговорили с ним, он что-то отвечал женщинам без особого интереса.

Длинная кожаная привязь, свисавшая со столба, оказалась достаточно тяжелой. Железное кольцо, к которому она крепилась на столбе, постоянно крутилось за счет ходьбы самих наказуемых, и Красавицу тут же утянуло за ошейник вслед за остальными. Чтобы ослабить тягу, девушка попыталась идти чуть быстрее, но ее тут же придержала кожаная лента. Наконец Красавица приноровилась к общему темпу, и вскоре почувствовала первый звучный удар лопаткой от одного из четырех стражников, поджидавших ее. В круге было так много мерно бредущих невольников, что служителям приходилось безостановочно взмахивать черными кожаными рукоятями. Радуясь тем нескольким благословенным секундам, что следовали между ударами, Красавица обреченно двигалась в веренице наказуемых, щурясь от солнца и лезущей в глаза пыли и глядя в разлохмаченный затылок впереди идущего раба.

«Публичное наказание», — вспомнились ей слова распорядителя аукциона, призывавшего новых господ прибегать к этой каре по своему усмотрению. Она прекрасно знала, что капитан — как и ее сладкоголосые, изнеженные господа в замке — и не подумает объяснить ей причину наказания. В чем же дело? Может, капитан решил привести ее сюда, потому что просто заскучал или из любопытства? Что ж, вполне достаточная на то причина! Всякий раз, совершая круг, девушка несколько мгновений видела его ясно — широко расставившего ноги и уперевшего руки в бока, не сводящего с нее пронзительных зеленых глаз. Какая бы ни была тут причина — но уж точно не взбалмошность, размышляла она. Споткнувшись, она сбилась с шага, за что больно получила подгоняющей шлепалкой по бедрам — и, собравшись с духом для неминуемого удара, Красавица испытала странное удовлетворение, какое ни разу не посещало ее в замке.