Мертвый кортеж Бондарев Олег

— Вон моя самоходка, — сказал Фурри холодно. — Я пойду.

— Давай, старина.

Они снова пожали друг другу руки.

— Как будут новости — сразу звони, — попросил Мохнатый Тони и, не дожидаясь ответа, устремился к самоходке, припаркованной за калиткой.

Моукер проводил хозяина Севера задумчивым взглядом, после чего закрыл дверь и побрел к лестнице, дабы снова подняться к себе в кабинет.

— Смешней персоны точно не найти, — припомнил он слова из пьесы, которую недавно играли в «Маске», — чем умничать решивший вдруг кретин…

Тем временем Мохнатый Тони уже забрался в самоходку.

— Куда прикажете, сэр? — спросил водитель.

— На Запад, дом Каталины Раст, — велел хозяин Севера.

Бычару он решил оставить на закуску.

— Входи, Тайлер, — сказал капитан, не скрывая радостной улыбки.

Помимо Такера, в кабинете находился также мистер Дир-Дир. Посмотрев на меня с неприязнью, гоблин презрительно хмыкнул и отвернулся к столу.

— Располагайся поудобней. — Квинси указал на свободный стул. — Как видишь, пока ты добирался из порта, я привез к нам в управление мистера Дир-Дира. Благо, находился я как раз неподалеку от его жилища и вполне мог себе позволить такой маневр.

— Вы ездили в «Букетную долину»? — догадался я.

— Верно. И знаешь, что выяснилось? Оказывается, наш общий знакомый, Кайл Мейси, вчера отсутствовал в городе, а значит, не имел ни малейшего шанса убить досточтимого мистера Фег-Фега. — Такер красноречиво посмотрел на главу общества цветочников.

— Это еще необходимо доказать, — проворчал Дир-Дир, старательно пряча взгляд.

— Детектив Гиллиган уже отыскал настоящего убийцу, — с нажимом сказал Такер, одарив гоблина холодным взглядом.

— И где же он? — спросил старик.

— На дне Бессонного моря. Верно, Тайлер?

— Верно, — подтвердил я.

— Вы не можете знать наверняка, — покачал головой зеленокожий флорист.

— Детектив Гиллиган, два сержанта и рыбак, на лодке которого они приплыли к шхуне, ранее принадлежавшей дядюшке Скрэби, — процедил Квинси раздраженно, — видели, как ублюдок перемахнул через перила и нырнул в море. Они провели там не меньше получаса, однако убийца так и не показался. Вывод? Он утонул. Ни один человек на свете не может столько времени находиться под водой без кислорода.

— Что ж, если вы так уверенно заявляете, что он мертв, то, надо думать, вам не составит труда продемонстрировать мне его тело, — упрямо заявил Дир-Дир. — Чтобы я мог окончательно успокоить общество цветочников.

— Вы, должно быть, не расслышали? Повторяю: убийца на дне Бессонного моря.

— Ну так достаньте его.

— Слушайте, да я вообще могу не посвящать вас в дела управления! — разозлился Такер. — Получается, я иду вам навстречу, а вы нос воротите!

— Я всего лишь хочу убедиться, что моим собратьям ничто более не угрожает, — спокойно пояснил гоблин.

— Ну да. А если я покажу вам тело утопленника, вы скажете, что его причастность к убийству Фег-Фега еще надо доказать! — саркастически воскликнул капитан. — Я не понаслышке знаком с подобными играми, мистер Дир-Дир.

— Да при чем тут иг…

— Убийца мертв, мистер Дир-Дир, — оборвал его Такер. — Трое полицейских и рыбак видели, как этого парня поглотило Бессонное море.

— Но почему бы вам не отправить туда ныряльщиков?

— Потому что они не смогут поднять труп со дна. Это ведь Бессонное море, будь оно неладно. Не озеро, не река. Море. Ныряльщики попросту не смогут достичь дна. Кроме того, на глубине обитает немалое количество хищных тварей. Кто знает, возможно, в эту самую секунду они доедают останки нашего убийцы?

— В общем, вы хотите сказать, что я должен просто поверить вам на слово, — резюмировал Дир-Дир. — Что ж, хорошо. Я попробую.

Он, пыхтя, поднялся из кресла.

— Но если убийца вернется, — добавил глава общества цветочников, направив на Такера указательный палец, — обещаю: вы узнаете, что такое истинный гнев гоблинов.

— Вы бы, вместо того чтобы угрожать, лучше поблагодарили детектива Гиллигана, который менее чем за день нашел убийцу вашего собрата, — укоризненно покачал головой капитан.

— Я вас предупредил, — пропустив его слова мимо ушей, хмуро сказал зеленокожий флорист и устремился к выходу из кабинета.

— Да что за день сегодня такой… — пробормотал Квинси, со злостью втыкая очередной бычок в чумазое донышко пепельницы. — Сначала уголовник меня жизни учит, теперь, прости Хорст, цветочник… Что дальше? Полотер зайдет с добрым советом?

Шумно выдохнув, он сплел пальцы рук перед собой и уставился на меня.

— Скажи без утайки, Тайлер, — понизив голос, произнес Квинси, — ты действительно считаешь, что этот ублюдок мертв? Может, это был какой-нибудь невероятный человек-рыба с огромными жабрами, который живет в подводной пещере и питается селедкой?

— Не знаю насчет жабр, — признался я, — но, судя по виду, это был самый обычный человек, двурукий, двуногий и с одной головой.

— Значит, по-твоему, он все-таки двинул кони?

— Думаю, да. Конечно, некоторые люди умеют подолгу задерживать дыхание, но просидеть под водой полчаса… На такие подвиги не способен ни фокусник, ни маг.

— Что ж, будем надеяться, ты прав, — энергично кивнул Такер. — Потому что в противном случае Дир-Дир нам такое устроит… Видел, как он завелся? С ума сойти! Неужто старый прохвост настолько ненавидит бедолагу Кайла, что готов отрицать очевидное, лишь бы от него избавиться?

— Думаю, все дело в деньгах, — отметил я. — Дир-Дир боится, что Мейси со временем переманит к себе всех клиентов, оставив гоблинов без гроша.

— Да уж, предназначение подчас бывает жестоко, — сочувственно констатировал капитан. — Сделал бы Шар Кайла садовником, мы бы избежали уймы проблем!.. Нет, Шару, конечно, видней, — поспешно добавил Квинси, с опаской покосившись в мою сторону. — Мейси — выдающийся цветочник, и отрицать это глупо. Но нам-то от этого не легче! Ох… В общем, будем надеяться, что убийца действительно сгинул в Бессонном море, но охрану в лавке Кайла пока что оставим. На всякий случай.

— Разумно, — согласился я.

— Еще бы. Ладно, спасибо за отличную работу, — сказал Такер. — Подготовь рапорт и на сегодня можешь быть свободен.

Я кивнул и, поднявшись из кресла, покинул его кабинет.

«Ну и мерзкое же нам попалось дельце», — думал я, возясь с бумагами. При завидной простоте оно затронуло не только семью убитого, но и все общество флористов. И потому глупое утопление психопата вряд ли может считаться удачным финалом. Гоблины жаждали лицезреть виновного, но полиция не смогла удовлетворить их желание. Что, если теперь, разочаровавшись в правосудии, они решат действовать на свой страх и риск?

Время покажет.

Кстати, о времени…

Я бросил взгляд на часы. До очередной встречи в «Скупом лепреконе» оставалось всего ничего.

Улыбка посещала лицо Кротовски настолько редко, что я даже на секунду засомневался, Бен ли передо мной? Но нет — это действительно был мой друг зомби, только непривычно лучезарный и радостный.

— Чего довольный такой? — спросил я, усаживаясь на лавку.

— Кое-что узнал, — ответил Кротовски, нетерпеливо перебирая пальцами по столешнице.

— Насчет убийства гоблина? — оживился я.

— Насчет артефакта, который ждет Пересмешник, — покачал головой Бен, слегка разочарованный моей недогадливостью.

— А, — протянул я, разом утратив проснувшийся было энтузиазм. — Вот ты о чем…

— А тебе что, про артефакт не интересно? — обиделся Бен.

— Да нет, почему же… Просто сейчас, честно сказать, все мысли о другом.

Я вкратце поведал Кротовски о вчерашней прогулке с Сосиской и утреннем вояже в открытое море.

— Да уж… — протянул Бенджамин, когда я закончил. — С утопленником вам, конечно, не повезло. Гоблинам нужны доказательства, а не пустые слова, поэтому на твоем месте я бы не рассчитывал, что они вот так запросто отстанут от Кайла.

— А я и не рассчитываю. В его магазине по-прежнему дежурят два наших сержанта — так, на всякий случай.

— Два сержанта против оравы недовольных гоблинов? — выгнув бровь, уточнил Кротовски. — Мне жаль юного цветочника.

— Вижу, иронии тебе не занимать? — хмыкнул я.

— Во мне говорит здравый смысл, — развел руками зомби. — А вообще хватит уже о твоем убийце. Давай лучше я расскажу, что мне удалось выведать прошлой ночью.

— Валяй, — согласился я.

Кротовски благодарно кивнул и сказал:

— В общем, груз ждали сегодня в полночь, однако по каким-то причинам он задержался в пути и потому прибудет только завтра. Корабль под названием «Маргарита» причалит к пятому пирсу ровно в десять вечера.

— И где ты умудряешься находить подобную информацию? — восхитился я.

— Там чуток, сям чуток… Сначала подслушал беседу двух «птенцов» в порту, затем подкинул ухо в кабинет Пересмешника и выловил кое-что из его телефонных разговоров…

— Ты здорово постарался.

— Спасибо, но и это еще не все. — Бенджамин поднял кверху указательный палец. — Кроме прочего, я смог выяснить, откуда наша посылка.

— И откуда же? — нетерпеливо поинтересовался я.

— Из Дикого края, — заявил Кротовски, откидываясь на спинку.

Я тихо присвистнул.

Да уж, мягко говоря, неожиданная новость.

В Дикий край с незапамятных времен ссылали всех без исключения некромантов, едва они получали свое предназначение. Выбери Шар иной мой талант, и я бы тоже отправился туда, обзаведясь клеймом с изображением потрескавшегося черепа и магическим браслетом, ограничивающим мои перемещения границами заснеженного поселка. С трудом представляю, как можно всю жизнь провести в резервации, в нескольких тысячах миль от цивилизации, от родных и близких, друзей и возлюбленных. Все, что оставалось у новоиспеченного чародея, — это его собственная жизнь, которую власти не отбирали только из-за трепета перед чудесным Шаром. Но так ли нужна она человеку, который обречен на вечное прозябание среди снегов, мороза и льда? Вполне логично, что популярнейшим развлечением в Диком краю быстро стали самоубийства.

Сам я в тех краях не бывал, но доводилось мне беседовать с конвоирами, которые лет десять назад увезли туда одного бедолагу. По их словам, выживание давалось тамошним обитателям с несказанно большим трудом: донимали отщепенцев не только лютые морозы, но и хищные твари, обитающие в близлежащих лесах. Так что всякий раз, когда речь заходит о Диком крае, я мысленно благодарю судьбу, избавившую меня от столь незавидной участи.

— И что же может находиться в такой посылке? — хмурясь, пробормотал я.

— Кто знает? — пожал плечами Бенджамин. — Может, колба с трупным ядом. А может, свиток с заклятьем, разом поднимающим всех покойников в округе. Второе, к слову, вполне могло заинтересовать пернатого сумасброда, который спит и видит себя единоличным властителем Бокстона.

— Думаешь, он все-таки решился изничтожить Квартет?

— Великие державы прошлого рушились из-за банальной зависти, — снисходительно хмыкнул Кротовски, — что уж говорить о союзе четырех бандитов?

— В любом случае, мы должны во что бы то ни стало перехватить груз, — сказал я угрюмо. — Нельзя допустить, чтобы им завладел Пересмешник. Если там действительно нечто убойное, он устроит такой хаос, какого не было со времен Восстания Шестидесяти Мечников!

— Второго такого потрясения Бокстон не переживет, — уверенно заявил Бенджамин.

— Поэтому-то мы его и не допустим, — кивнул я. — Ты, главное, не расслабляйся раньше времени, вдруг у них опять что-то там изменится?

— Ни на секунду, — заверил Бенджамин.

И, приподняв шляпу, продемонстрировал мне правое ухо.

Или, точнее, его отсутствие.

Некоторые люди — будто одноразовые. Будто Вечный Жеребец создал их лишь для того, чтобы вы встретились с ними однажды и расстались навсегда, но эта единственная встреча изменила вашу жизнь не обязательно кардинально, но существенно. Такие люди производят на нас неизгладимое впечатление, кажутся нам особенными. Мы не успеваем разглядеть их недостатки, и потому они остаются в нашей памяти едва ли не идеальными. Этакие маячки, которые ведут нас по туманной тропе жизни.

Мой отец, Честер Гиллиган, был как раз из таких. Он появился в моей жизни, когда мне исполнилось десять, и умер, едва стукнуло одиннадцать. Отец был военным, боевым офицером в черничной регулярной армии. По приказу короля Честер убыл в Таркестию за шесть месяцев до моего рождения, и потому до определенного момента я плохо представлял себе, как он в действительности выглядит. Их с матерью единственный снимок, сделанный весьма сомнительным мастером, казался мне крайне далеким от реальности. Когда мать нас знакомила, отец смотрел на меня добрыми серыми глазами, а его тонкий рот приветливо улыбался. Хмурого мужчину с тех старых портретов он напоминал мало, и слава богам — всамделишный Честер нравился мне куда больше.

Впрочем, лучше узнать друг друга нам было не суждено.

За тот год, в который уместились возвращение Честера и его безвременная кончина, мы практически не общались: будучи человеком военным, Гиллиган-старший не привык вести пространные беседы. Редкие, но меткие и очень дельные замечания были его излюбленным оружием в любой словесной перепалке с матерью. Меня же Честер изредка угощал остротами и наставлениями, которые из его уст звучали несколько странно: я никак не мог свыкнуться с мыслью, что он — мой отец. Слишком много воды утекло, и, как выяснилось, слишком малому количеству оставалось пролиться.

Честер десять лет воевал с таркестами, каждый день рисковал жизнью, рубился с десятками, сотнями местных солдат. Он вернулся из этого пекла без единой царапины, а год спустя умер в своей кровати, точно немощный старик. Какая-то таркестская зараза проникла к нему в организм и больше двух лет медленно, но верно пожирала его изнутри. Честер не страдал; у него иногда покалывало в боку, но через пару минут все проходило, и он забывал о боли. А той ночью уснул и не проснулся. Мать, поняв, что рядом с ней мертвец, заголосила и едва не сверзилась с кровати на дощатый пол. Когда она рыдала на его похоронах, я ограничился блестящими глазами. Как ни заставлял себя, так и не заплакал.

До сих пор не могу с уверенностью сказать, любил я отца или нет. Как бы то ни было, признаюсь, что не испытывал особой печали от утраты. Гражданская жизнь Честера напоминала мне падение звезды: я не замечал ее, когда она висела на небосклоне, потом недолго следил, как она несется вниз, и, едва она погасла, тут же о ней позабыл.

По матери, спустя три года ушедшей вслед за боевым офицером Гиллиганом, я скучал гораздо больше. Однако через время понял, что безумно нуждаюсь именно в отцовском совете. Влияние матушки на меня было бесконечно велико, но, сказать по правде, обсудить большинство своих подростковых проблем я мог лишь с отцом. Только тогда я начал задумываться о фразах, которые он говорил мне в единственный наш год, только тогда понял подлинный смысл большинства из них… и отчаянно захотел еще.

Когда я только начал изучать некромантию, меня не раз посещала мысль отправиться на городское кладбище и оживить его. Но всякий раз я одергивал себя, напоминая, что давних мертвецов бессмысленно поднимать из могил, потому что ничего дельного они все равно не скажут. Меня ждал бы не Честер, а гора пожелтевших костей, насильно вырванная с того света беспощадным заклятьем Призыва. А даже если бы мне удалось невозможное и офицер Гиллиган вернулся бы таким же, каким уходил, после стольких лет разлуки я просто не нашел бы, с чего начать этот разговор. «Давно не виделись, па»? «Неплохо сохранился»? Чушь и бред…

То же касалось и матери, хоть я и знал ее гораздо лучше, чем отца.

Оба мои родителя похоронены на городском кладбище, от одной могилы до другой — два шага. Такая бессмысленная близость… Я навещаю их три раза в год — в дни рождения и в Родительский Четверг. Приношу им незабудок; думаю, это довольно символично.

— Привет, Сай-Сай.

Гоблин резко вскинул голову и посмотрел на меня поверх стильных очков в металлической оправе.

— Ах, детектив Гиллиган, — проворчал он. — Вы подкрадываетесь, будто воришка. В свете последних событий это, как минимум, не слишком вежливо: после того, что случилось с Фег-Фегом, мы все время ожидаем нового визита убийцы.

— Не волнуйся, Сай-Сай. Негодяй мертв. Я сам там был и видел, как он утонул.

— Но тела нет, верно? — изо рта гоблина вырвался нервный смешок. — Простите, детектив Гиллиган. Я понимаю, что вас обижают подобные заявления, но это выше моих сил.

— Если бы мог, собственноручно выловил проклятый труп и показал его вам, — с трудом сдерживая раздражение, сказал я.

— Однако вы не можете, — развел руками флорист. — А я, в свою очередь, не могу заставить себя поверить, что мы снова в безопасности. Ладно, от этих разговоров все равно нет проку… Вам, как обычно, два букетика незабудок?

— Ты крайне догадлив, Сай-Сай.

— Догадливость тут ни при чем, детектив Гиллиган, — мотнул головой старый гоблин. — Вы заходите в мой магазин ровно три раза в год на протяжении многих лет и каждый раз берете незабудки. Так что, едва вас увидев, я сразу понял, за чем вы пришли.

— В вас пропадает неплохой детектив.

— Может, и так. Но Шар рассудил иначе, — развел руками Сай-Сай. — И я с радостью принимаю свое предназначение. Да и не представляю себя, признаться, кем-то иным. Мой отец торговал цветами, дед занимался тем же… Мне даже не пришлось учиться этому ремеслу: родовая память делает свое дело. Конечно, я читал и продолжаю читать книги по цветоводству, дабы обеспечить моим малышкам лучший уход… однако это лишь неизбежная шлифовка природного дара.

Упаковав незабудки в прозрачную пленку, он обернул стебли черной траурной лентой и протянул цветы мне.

— Конечно, люди тоже могут стать неплохими флористами, — продолжил Сай-Сай, принимаясь за второй букет, — но отдать ремесло вам — значит лишить искусство его души.

— А как же Кайл Мейси? — вырвалось у меня.

— А что Кайл? — неожиданно ощетинился Сай-Сай.

— Ну… Он ведь тоже был избран Шаром на роль цветочника?

— Время покажет, насколько верным оказалось это решение, — процедил гоблин.

Никогда прежде я не видел, чтобы он так сердился. О чем бы ни заходила речь, Сай-Сай всегда оставался спокоен и рассудителен, но тут завелся не на шутку.

— Выходит, ты ставишь под сомнение выбор Шара? — нахмурившись, спросил я.

— Я ставлю под сомнение талант Мейси, детектив Гиллиган, — шумно выдохнув, сказал гоблин. — Только и всего. Шар определяет для нас наиболее подходящее ремесло, но это не обязательно значит, что мы станем великими мастерами в выбранной области. Вполне возможно, мы просто ни на что иное не пригодны. Так и с Кайлом. Возможно, он станет революционером, а возможно, Шар предопределил ему судьбу флориста лишь потому, что с другими отраслями у Мейси дела обстоят еще хуже, чем с цветами.

Я молчал, наблюдая, как руки Сай-Сая уверенно ваяют из незабудок маленький шедевр.

— Время покажет, детектив Гиллиган, — вручая мне второй букет, повторил гоблин. — Пока же мы можем только гадать.

Отсчитав нужную сумму, я передал деньги флористу, и на том мы расстались: Сай-Сай вновь уткнулся в журнал прибылей и трат, а я, держа по букету в каждой руке, вышел из магазина и пошел по бульвару на восток. Меня ждало городское кладбище и угрюмые гранитные плиты с именами родителей.

Шагая по Цветочному бульвару, я размышлял о ситуации в городе. После визита на кладбище у меня была запланирована очередная встреча с Кротовски, на которой мы собирались обсудить вечернюю операцию в порту.

— Каким образом груз оказался на борту корабля? — удивился я, когда зомби пересказал мне подслушанное. — Из резервации некромантов ведь можно добраться только по суше.

— Ну, видимо, Моукер решил перестраховаться, — предположил Бенджамин. — К примеру, он вполне мог привезти груз в тот же Гултенбург, а уже оттуда по морю отправить в Бокстон.

— Не слишком ли сложно?

— Возможно, игра стоит свеч, — пожал плечами зомби. — Конечно, Бессонное море таит в себе немало сюрпризов — вроде шторма с последующим затоплением всего груза, — но на суше проблем не меньше. Одинокого путника могут ограбить разбойники, а большой караван обратит на себя ненужное внимание властей и повлечет неизбежные затраты на провиант, содержание самоходок и запасных грайверов… В общем, мороки с сухопутными перевозками ничуть не меньше.

Слова Кротовски показались мне убедительными, и мы сменили тему.

Мой взгляд, самовольно скользящий по окружающим домишкам, случайно наткнулся на вывеску «Букетной долины». Неожиданно для самого себя я замер, будто в нерешительности, и, глупо хлопая глазами, уставился на нее.

Зайти?

Но зачем? У меня ведь уже есть два букета для родителей.

И все же я почувствовал, что не смогу пройти мимо. Что должен увидеть его, самолично убедиться, что новая надежда человечества жива и здорова.

— Добрый день, сэр! — воскликнул Кайл Мейси, лучезарно мне улыбаясь.

Он был, как всегда, слегка растрепан, но при этом светел и достаточно свеж. В силу возраста Кайл еще не обзавелся жесткой мужской щетиной; лицо его покрывал мягкий юношеский пушок, светлый и почти незаметный. Самое главное отличие этого парня от плеяды гоблинов, подумал я, заключается в его восторженном взгляде. Он хочет жить, любит жизнь и, кажется, не подозревает даже о миллиарде различных неприятностей, которые поджидают за ближайшим углом. Мейси еще не разочарован в окружающем мире, и хрустящие доллары со звенящими центами волнуют его не так сильно, как сама возможность творить. Он думает только о флористике, и потому его искусство лишено примесей обыденности и повседневности.

Именно в этом заключается его шарм, именно это стирает грань между ремеслом и магией и придает образу Кайла этакой «волшебности».

А люди ведь любят волшебство, не так ли?

— Чем могу помочь? — охотно спросил Мейси.

— Детектив, сэр! — сидящий в углу сержант, поняв, наконец, кто перед ним, отбросил в сторону свежий номер «Вечернего Бокстона» и спешно вскочил со стула. — Простите, я не сразу увидел, что это вы…

— Ах, не сразу увидели… — я быстрым шагом пересек зал и, остановившись в футе от сержанта, прошипел:

— За это время я мог три раза прикончить мистера Мейси, сержант. Вас для чего сюда прислали? Чтобы охранять хозяина магазина? В таком случае займитесь делом, а не газетенки читайте! Вам ясно?

Он охотно кивнул, надеясь тем самым закончить моральную экзекуцию. Я удовлетворенно хмыкнул и, оглядевшись по сторонам, спросил:

— А где же ваш напарник?

— Отошел… по личным делам, сэр.

— По личным делам… — медленно протянул я, уперев руки в бока. — Нет, ну если по личным, то, конечно, ничего страшного! Если убийца вдруг подойдет, вы же обязательно ему скажете, чтобы подождал, пока ваш напарник не вернется. Думаю, он пойдет вам навстречу и согласится чуток повременить с покушением.

На сержанта было больно смотреть. Впрочем, сам виноват, нечего спать на работе. От его собранности, возможно, зависит судьба всего города, а он сидит, листает газету и даже не осознает всей важности своей миссии.

— Простите нас, сэр, — выдавил сержант.

— Передо мной вам извиняться не в чем, — покачал головой я. — Но вы могли подвести мистера Мейси.

— Мистер… детектив? — осторожно позвал меня Кайл.

— Да, мистер Мейси? — ненадолго задержав взгляд на сержанте, я повернулся к хозяину магазина.

— Простите, что вмешиваюсь, но вы, сэр, кажется, немного возбуждены, — отметил флорист с виноватой улыбкой. — И, хоть это совсем не мое дело, могу ли я предложить вам чашечку зеленого чая? Он успокаивает нервы и приносит расслабление, уверяю вас, я сам его пью!

— У вас что же, тоже с нервами проблемы? — смерив собеседника недоверчивым взглядом, осведомился я.

— Вовсе нет! — рассмеялся цветочник. — Зеленый чай — он ведь не только для нервных. Все мы бываем раздражены или возбуждены то ли от переизбытка эмоций, то ли от банальной усталости. Чай лишь позволяет нам снять напряжение и перевести дух. Проблема большинства живых существ заключается в том, что они не видят разницу между прекращением труда и отдыхом, а ведь она колоссальна! Отдых — тоже работа, мистер детектив, но не с целью потратить энергию, а с целью ее накопить…

Я слушал его, не в силах скрыть дружелюбную улыбку: Кайл говорил с таким воодушевлением, будто речь шла не о банальном дуракавалянии, а о чем-то глобальном и несказанно важном, вроде спасения мира или изобретении эликсира бессмертия. Твоя жизнь под угрозой, парень, но ты этого попросту не осознаешь. Тебя куда больше волнует разница между прекращением труда и отдыхом да зеленый чай с пестрыми букетиками, которые ты сворачиваешь из разномастных цветов. Я старше тебя всего на четыре года, но между нами — пропасть. Твои проблемы кажутся мне несущественными; мои тебе не понятны вовсе.

— Так что, мистер детектив? — закончив рассказ о чудесных свойствах зеленого чая, вновь спросил Кайл. — Позволите вас угостить?

— Валяйте, — сдался я.

Он просиял и, пообещав вернуться раньше, чем мы успеем соскучиться, скрылся в коморке, где, по всей видимости, хранились чайные принадлежности. Дабы не мять незабудки зазря, я положил их на стойку и вновь повернулся к опальному сержанту. Тот в нерешительности переминался с ноги на ногу.

— Стыдно должно быть, — сказал я с усталым укором. — Это ведь не рядовая операция. И то, что капитан отрядил для охраны цветочника именно вас двоих, означает, что он доверяет вам больше, нежели другим.

— Я понимаю, сэр… — тихо ответил собеседник. — И мне действительно стыдно за то, что…

Душераздирающий крик из коморки оборвал его на полуслове. Первые две-три секунды мы стояли, удивленно глядя друг на друга, а потом я метнулся к стойке и, с разбегу перемахнув через нее, бросился к ведущей в подсобку двери.

То, что я обнаружил внутри, заставило мое сердце предательски екнуть.

Кайл в неестественной позе лежал на полу, среди осколков разбитых фарфоровых кружек и чайника, на темных от пролитого чая досках. Из раны на голове цветочника непрерывно сочилась кровь. Кроме него, в коморке никого не было.

Я метнулся к задней двери и, выскочив наружу, оказался в проулке. К несчастью, злоумышленника уже и след простыл. Оставалось только дивиться его неслыханной прыти. Оглядевшись по сторонам и не найдя ничего примечательного, я вернулся в коморку.

— Боги, боги… — приговаривал сержант.

Опустившись на корточки рядом с цветочником, он пытался нащупать его пульс. В ответ на мой вопросительный взгляд сержант обреченно покачал головой.

Я тихо чертыхнулся.

Вторая жертва за два дня, да какая!..

— Позвоните дежурному, — распорядился я. — Пусть пришлет Гафтенберга и санитаров как можно скорей.

Сержант отрывисто кивнул и скрылся в помещении магазина. Я же решил осмотреться и практически сразу отыскал орудие убийства: неподалеку от тела валялся окровавленный кирпич с привязанным к нему бумажным листом. Я на негнущихся ногах обошел труп Кайла и, наклонившись, поднял находку с пола.

— «Око за око», — прочел я на испачканной кровью бумаге.

Кирпич выпал из моих рук и, лишь самую малость разминувшись с правой туфлей, вновь сотряс доски пола.

Война объявлена. Уже неважно, кто нанес удар — гоблин или умелый провокатор, решивший продолжить дело почившего в Бессонном море психопата. Скоро реки крови затопят Цветочный бульвар. Гоблины и люди начнут рвать друг другу глотки, а мы, полицейские, будем пытаться утихомирить этот сумасшедший дом и разогнать душевнобольных по палатам.

Синее пламя горелки неожиданно привлекло мое внимание. Судя по всему, прежде Кайл грел на ней чайник.

А что, если?..

Строго говоря, это, конечно, не выход. Сокрыв записку, мы лишь отложим катастрофу, но не предотвратим ее. Однако в таком случае нам, возможно, хватит времени, чтобы разобраться в ситуации и покарать виновных раньше, чем Бокстон обрушится в пучину хаоса. Грех не воспользоваться таким шансом.

Дожился, Тайлер… Готов нарушить закон, чтобы его защитить… Чего от тебя ждать в дальнейшем?

Спрячься в будку, глупая совесть. Я знаю, что делаю.

Сорвав записку с кирпича, я поднес ее к огню. Бумага легко занялась, и я с замиранием сердца уставился на измятый лист, который чернел и сворачивался буквально на глазах. Когда начало жечь пальцы, я отпустил обугленную записку, и она устремилась вниз, к полу, на лету рассыпаясь золой. Решив больше ничего не трогать, я отправился в магазин, где сержант посредством допотопного телефона сбивчиво объяснял капитану Такеру, в какое дерьмо мы вляпались.

Усевшись на стул у стены, я прислонился к ней затылком и закрыл глаза.

Кажется, Мейси все-таки ошибся насчет зеленого чая.

Пока что он не снимал напряжение, а только усиливал его.

Я ломился сквозь чащу, и деревья безжалостно раздирали мои руки, ноги и лицо своими корявыми лапами. Меня подгоняли голоса.

— Куда делся этот гаденыш? — вопрошал один.

— Кажется, в лес побежал! — отвечал ему другой.

— Мелкая тварь!.. — рычал первый.

Я не оглядывался. Зажав корзину под мышкой, мчался вперед, не разбирая дороги и стараясь не думать о том, что мои преследователи сделают с мелким воришкой, испортившим милый семейный пикник.

Отец и мать учили меня, что красть — это плохо. Но что я мог поделать, если до жути хотел есть, а тетушка Агния не слишком любила готовить? В принципе, она и дома-то появлялась редко, так что я шастал, где только мог, в компании таких же заброшенных ребятишек. Объединенные общей целью — наесться от пуза, — на выходных мы часто паслись у реки. В конце недели многие семьи стекались на берег Серпантинки, где с удовольствием загорали, удили рыбу и конечно же лакомились всяческими вкусностями, о которых беспризорники вроде нас могли только мечтать. Каждый выбирал себе «жертву» из числа отдыхающих и, улучив момент, похищал корзину со снедью, а после мы собирались вместе и пировали, точно короли. И хоть я уже изрядно поднаторел в кражах, в тот день все пошло наперекосяк.

Ноги несли меня вперед, и я даже гадать не пытался, где в итоге окажусь. Тропка вполне могла привести меня в логово хищников, не слишком хорошо знающих человеческие законы, но отлично различающих съедобное и несъедобное. Преследователи, надо думать, дали бы мне по шее и отпустили, возможно, передали бы меня полицейским, но уж точно не стали бы есть. С волками такой уверенности не было, и, тем не менее, перспектива встречи с ними пугала меня куда меньше.

Впрочем, никаких волков я в итоге не встретил. Вывалившись из очередного кустарника, я споткнулся о камень и плюхнулся на землю. Падая, чисто инстинктивно перевернулся на левый бок, чтобы не помять корзину. Сморщившись от боли в ушибленной ноге, я, однако, решил не разлеживаться и мигом вскочил на ноги.

— Так-так, — внезапно послышалось за спиной.

Я замер в нерешительности. Голос, бархатистый, мягкий и обволакивающий, был мне незнаком. Откуда же взялся его обладатель в глухой чаще леса?

Наверное, это полицейский, вдруг подумал я. Обогнал меня, чтобы выловить на этой вот полянке, и теперь наверняка за шкирку утащит прямиком в городское управление. А уж там со мной миндальничать не станут: упекут в детский дом, где придется сидеть целых три года — до самого предназначения.

Тем временем, пока воображение рисовало безрадостные картины моего вероятного будущего, незнакомец осведомился:

— Ты откуда такой взялся, паренек?

Сглотнув набежавший в горле ком, я наконец-то осмелился повернуться к собеседнику лицом. Если это и был полицейский, то отставной — морщинистая харя, седая борода и серо-бурое рубище, заменявшее ему плащ, вряд ли являлись частью маскировки. Да и клеймо у него на скуле было какое-то странное, мной ранее не виданное, — череп, покрытый паутиной из трещин. Может быть, этот дед — беглый преступник или сумасшедший, вроде мистера Бизли, некогда жившего по соседству с тетушкой Агнией? Даже моя бедовая опекунша сторонилась того чудаковатого мужика, любящего по пьяному делу размахивать ножом и орать пиратские песни на ежевичном.

— Ты немой, что ли? — снова подал голос седобородый.

— Нет, — буркнул я, понимая, что дольше отмалчиваться не получится.

— Значит, просто неразговорчивый?

Я переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить, и готовясь в случае опасности снова дать деру.

— Ладно. Примем за согласие, — со вздохом решил старик.