Мертвый кортеж Бондарев Олег

Он еще раз придирчиво осмотрел меня с ног до головы. Я почувствовал себя товаром на прилавке, этаким куском мяса, который разглядывает дотошный покупатель. Может, он и вовсе людоед, этот странный бородач, облаченный в ветхое тряпье? Я всерьез задумался о побеге, когда незнакомец внезапно спросил:

— А скажи-ка мне, паренек, веришь ли ты в судьбу?

— В судьбу? — неуверенно пробормотал я, решив, что ослышался.

— Ну да. Ты ведь, надо думать, не из дома эту корзину тащишь? — он взглядом указал на мою добычу.

Я невольно еще крепче прижал свой трофей к груди.

— А вам какое дело до моей корзины? — спросил, хмуро глядя на старика снизу вверх.

— Мне-то никакого. А вот полицейские заинтересовались бы, откуда у такого помятого паренька взялась подобная вещица. Ты, надо понимать, уличный воришка?

— Нет.

— Но воруешь?

— Я просто хотел есть, — не выдержал я.

— Ты что же, беспризорник?

— Нет.

— А где твои родители?

— Умерли, — нехотя выдавил я.

— А говоришь, не беспризорник, — задумчиво протянул незнакомец.

— Нет. У меня есть тетя, у нее живу, — хмуро буркнул я.

— Но тетя, видимо, не слишком заботится о племяннике, верно? — грустно улыбнулся старик.

Я молча опустил голову, пряча взгляд в землю.

— Ладно, не отчаивайся, паренек, — сказал незнакомец, видя мое смущение. — Я тебя полицейским не выдам.

— Почему? — я вновь решился посмотреть на него, в этот раз — удивленно.

— Потому что ломать жизнь такому пареньку, как ты, из-за пары бутербродов было бы слишком жестоко.

— А какой я паренек? — осмелев, спросил я.

— Необычный, — старик так и пожирал меня глазами. — Очень необычный…

По спине моей побежали мурашки. Внезапный интерес седобородого старца к такому малолетнему разгильдяю, как я, показался мне странным.

— Кто я, по-твоему? — внезапно спросил старик.

— Кто вы?

— Ну да. Ты, возможно, считаешь меня разбойником? Или же сумасбродом, который укрывается в лесу? Ну же? Удиви меня, паренек!

— Всего понемногу… наверное, — неопределенно повел плечом я.

Старик с пониманием улыбнулся и сказал:

— А татуировка на моей правой скуле тебе ни о чем не говорит?

— He-а. Я такую раньше не видел.

— И это совсем неудивительно, — отчего-то хмыкнул седобородый.

Причина его странного веселья стала ясна мне уже в следующую секунду, когда он, приосанившись и горделиво вскинув бородатый подбородок, неожиданно заявил:

— Я — некромант, паренек. И имя мое — Ромидаль…

— Да на тебе лица нет, Гиллиган, — заметил Бенджамин, встревоженно глядя на меня. — Что стряслось?

— Кайла убили, — рухнув на лавку, мрачно ответил я.

В «Скупом лепреконе» было неожиданно тихо и безлюдно, словно все детишки Бокстона разом слегли с простудой, а взрослые дружной гурьбой ринулись их лечить. Карлы-разносчицы, вертя круглыми головами из стороны в сторону, откровенно скучали у стойки.

Кротовски, заслышав о гибели цветочника, тихо присвистнул.

— Сочувствую, Гиллиган, — зомби легонько коснулся моей руки: его пальцы были холодны, точно лед, но я сдержал гримасу неудовольствия, понимая, что Бен хотел меня приободрить, а не обидеть. — Но не отчаивайся. Слезами делу все равно не поможешь.

— А тут уже ничем не поможешь, — угрюмо пробормотал я. — Ему проломили башку, старик, и мозг умер раньше, чем он доехал до морга. Я не смог вытянуть из него ни слова.

— Хреново дело, — констатировал Бенджамин, почесывая скулу с изображением указки и очков.

— Хреновей некуда, особенно если учесть, что иных улик у следствия попросту нет. Кто-то швырнул в него кирпичом и смылся. Ничем не напоминает заказное убийство, верно? Однако проделано все донельзя чисто…

Я рассказал Бену о недавнем визите в «Букетную долину». Он слушал как обычно внимательно, не перебивая, лишь изредка кивал, соглашаясь с моими догадками.

— Что тебе сказать, признаться, даже не знаю, — медленно произнес Кротовски, убедившись, что я закончил. — Складывается впечатление, что кто-то безумно хочет насолить Мохнатому Тони и, прицепом, управлению полиции, стравив гоблинов и людей.

— Я грешу на Каталину, — нехотя признался я.

— Да уж, для Бычары план чересчур мудреный, — усмехнулся Бенджамин. — Хотя его тоже нельзя недооценивать.

— Я исходил из того, что Цветочный бульвар куда ближе к Востоку, чем к Западу, — объяснил я. — Иначе говоря, хаос на северо-востоке отвлекает внимание от северо-запада, чем Каталина, надо думать, не преминет воспользоваться.

— А я тебе скажу, что это запросто может быть Пересмешник. Пока на Севере пожар, никто не ждет неприятностей с Юга.

Я кивнул, мрачно глядя в стену напротив. Масса версий, одна другой интересней, но никаких улик, кроме пресловутой записки, оставленной будто нарочно, у нас не имелось. Сомнений в том, что мы столкнулись с умелой провокацией, практически не было, но осознание этого ни на йоту не приближало наш чудной тандем к нахождению главного виновника поглотившей Север кутерьмы.

— Вообще, записку ты, конечно, сжег не зря, — отметил Кротовски, нарушая неловкую паузу. — Пусть это «не по-полицейски», но с точки зрения здравого смысла, безусловно, лучшее решение из возможных. Это «Око за око» просто взорвало бы газетные заголовки. Жадные до сенсаций репортеры не дали бы решить вопрос мирно… Кстати, я немного не понял: капитану ты об этом послании сказал?

— Нет, — пряча взгляд, буркнул я. — О нем известно только тебе и мне.

— О… — голос Бенджамина предательски дрогнул. — Что ж, спасибо за доверие, Гиллиган. Но не думаешь ли ты, что обманывать босса, мягко говоря, нехорошо?

— Шефу и без того придется врать прессе о спешном отъезде Кайла в Паркстон, — поморщился я. — Не хочу втягивать его еще и в эту ложь.

— Тоже верно, — согласился Кротовски. — Что ж, как знаешь. Желаешь нести это бремя в одиночку — пожалуйста. Не могу тебя за это осуждать.

— Вот и хорошо. А теперь давай временно оставим дело Кайла в покое и сосредоточимся на другом, не менее важном деле — речь, как ты наверняка догадался, о вечерней операции в порту.

Зомби охотно кивнул, и я продолжил:

— Хорошенько все обдумав, я пришел к выводу, что тебе сегодня лучше там не светиться. Не потому, что ты можешь что-то испортить, — спешно добавил я, видя разочарование Бена. — Просто не вижу большой необходимости рисковать.

— Тебе видней, — пожал плечами Кротовски. — Но хоть планом ты со мной поделишься?

— Да плана, по сути, и нет. Расположимся в одном из магазинчиков неподалеку от пирса и, когда корабль причалит, накроем ублюдков. Как-то так.

— Сколько возьмешь людей?

— Человек двадцать — тридцать. «Птенцов» там, надо думать, будет целая орава, — не каждый день в город приходит артефакт из Дикого края — так что лучше перестраховаться.

— А что насчет Пересмешника? Думаешь, он объявится?

— Честно сказать, долго ломал голову на этот счет, но так и не пришел к однозначному выводу, — признался я. — С одной стороны, чего ради ему светиться рядом с запретным грузом — он, может, и псих, но не идиот, должен понимать, что, если его застукают с артефактом в руках, ни один адвокат уже не избавит пернатого от полосатой робы. С другой стороны, если это действительно ценнейшая вещь, Пересмешник вряд ли захочет иметь дело с лишними посредниками. Слухами земля полнится, а он ведь параноик, каких поискать. В общем, я, конечно, готовлюсь к худшему, но чем Вирм не шутит? Глядишь, и слопаем крупную рыбу.

— Ну что ж, посмотрим, чем дело кончится, — сказал Бенджамин.

На том наша встреча подошла к концу. Попрощавшись, я развернулся, чтобы уйти, когда он внезапно спросил:

— А что же кладбище? Все-таки сходил?

— Нет, — помрачнев, ответил я. — Лучше потом, когда все уляжется, навещу их. В спокойной обстановке.

Мертвецов мне и без того хватает, хотел добавить я, однако вовремя спохватился и промолчал: таковая формулировка вполне могла обидеть моего покойного друга.

Так мы и расстались — без лишних слов.

Дом Каталины находился буквально в паре кварталов от моего, поэтому я не долго сомневался, нанести ей визит сегодня или все-таки отложить его до завтра. Это было дельце из разряда «зайти по пути» — вроде как брел мимо бакалеи и решил купить петрушки. Целенаправленно бы не пошел, а так, между делом, — почему бы и нет? Вот и я свернул к дому Западной Лисицы ровно по той же причине.

— Добрый день, сэр, — поприветствовала меня темноволосая девушка в костюме дворецкого. — Чем могу помочь?

Тут она увидела мое клеймо полицейского и невольно охнула. Изумрудные глаза забегали из стороны в сторону, а губы искривились в робкой улыбке. Судя по всему, она просто не знала, как себя вести. Решив не травмировать психику девушки зря, я представился:

— Детектив Тайлер Гиллиган, мэм. Я бы хотел побеседовать с миссис Клемманс. Она у себя?

— Да… Но я не знаю, сможет ли она вас принять, — тут же уточнила собеседница. — Миссис Клемманс — крайне занятой человек.

— С каких это пор домоседы стали крайне занятыми людьми? — подозрительно сощурился я.

Дворецкая, поняв, что сказала глупость, тихо охнула и закусила нижнюю губу.

Западная Лисица, подобно трем другим преступным боссам столицы, ловко обвела предназначение вокруг пальца, заключив брак с прирожденным бизнесменом. Свадьба состоялась около десяти лет назад; в тот достопамятный день Каталина беспощадно женила на себе не лишенного таланта, но до жути слабовольного паренька по имени Джим Клемманс. За глаза его звали Джимми Ширма, потому что он, по сути, ею и являлся: прикрываясь клеймом торговца на правой скуле мужа, Каталина беззастенчиво вкладывала деньги в крайне сомнительные аферы. Власти об этом знали, но для судебного обвинения у полиции было слишком мало фактов… точнее, их не было вовсе, ведь миссис Клемманс никогда не подписывала бумаги своим именем — для этих целей у нее имелся преданный Джимми.

В общем, девица определенно умела вести дела из тени.

И потому вдвойне странно, что на такую хитрую и мудрую особу работают столь глупые пигалицы, как моя темноволосая собеседница.

— Проходите в гостиную, я скажу миссис Клемманс, что вы пришли, — не придумав ничего лучше, выпалила девушка и спешно устремилась прочь.

Я тихо хмыкнул и, войдя, плотно закрыл за собой дверь. Внутри пахло благовониями — персик с примесью жженого яблока. Своеобразное смешение ароматов, но раз хозяевам нравится, не смею их судить. Пройдя к дивану, я опустился на мягкие подушки и не сдержал блаженного вздоха: до чего же удобно!.. Моя покосившаяся кушетка и рядом не стояла. Хорошо быть преступником, что ни говори. Я бы тоже, наверное, смог, если бы нашел способ задушить свою совесть.

Запрокинув голову, я уставился в потолок. Заморские обои, белые в черный штрих, позолоченная люстра с шестью пухлыми, в три пальца толщиной, свечами… Нет, Каталина определенно знала, чего хочет от жизни.

Звук шагов отвлек меня от мыслей.

— Миссис Клемманс? — спросил я, не оборачиваясь.

— Неплохо устроились, детектив, — сказала хозяйка Запада, огибая диван и усаживаясь в кресло по другую сторону от журнального столика.

Я оторвал затылок от спинки дивана и уставился на Каталину. С нее можно было писать картины. Длинные стройные ноги, узкая талия, тонкие ухоженные руки и высокая грудь. Лицо красивое, точно у фарфоровой куклы, — с точеными скулами, чудесными ямочками и слегка вытянутое вперед, — но с живыми карими глазами. Статная и властная, как подобает истинной наследнице клана Раст, Западная Лисица уверенно шла по жизни, поражая своей красотой каждого встреченного мужчину.

Интересно, имеет ли Джимми Клемманс доступ к телу? Если да, то я прекрасно понимаю, почему он согласился стать Ширмой.

— Так какими судьбами? — спросила миссис Клемманс, не обращая внимания на мой назойливый взгляд.

— Хотел задать вам пару вопросов, — сказал я, разминая шею. — Не против, если я закурю?

— Курите, — равнодушно пожала плечами Каталина. — Пепельница на столе не для красоты.

— Уж больно чистая, — достав из кармана пачку, заметил я. — Поэтому решил уточнить.

— Она чиста лишь потому, что вы заходите редко, — игриво улыбнулась девушка.

— Так я в этом доме, оказывается, желанный гость? — слегка опешив, хмыкнул я.

— Более чем, — промурлыкала Западная Лисица и озорно подмигнула, чем окончательно вогнала меня в краску.

— Кхм… Давайте не будем тратить время на пустую болтовню? — предложил я.

— Как вам будет угодно, — с победной улыбкой пожала плечами миссис Клемманс и, закинув ногу на ногу, насмешливо посмотрела на меня из-под длиннющих ресниц.

— Вам известно что-либо о событиях на Цветочном бульваре? — напрямик спросил я.

— Если вы о смерти слепого гоблина-флориста, то я читала об этом в газете, — морщась, пояснила миссис Клемманс. — Но на этом мои познания заканчиваются.

— Странно это слышать.

— Отчего же?

— Ну, у вас ведь там несколько магазинчиков. Не боитесь, что ваших продавцов постигнет та же участь?

В ее карих глазах вспыхнули недобрые огоньки, а правая бровь причудливо выгнулась.

— «Ваших продавцов»? — переспросила Каталина, недовольно надув пухлые губки. — Что вы хотите этим сказать?

Внезапно я понял, что злоупотребляю ее гостеприимством. И куда, Вирм меня забери, подевалась моя осторожность? По бумагам все магазины принадлежат Джимми Клеммансу. Утверждать, что ими владеет Каталина, — все равно, что открыто упрекать Западную Лисицу в несоблюдении предназначения. Будь у нее свидетель, она могла бы обвинить меня в клевете и легко выиграть дело, тем самым лишив меня крупной суммы денег, репутации и, возможно, даже свободы.

Следи за языком, парень, наставительно сказал я сам себе, а для миссис Клемманс уточнил:

— Под «вашими» я конечно же имел в виду продавцов, работающих на вашего мужа. Просто вы ведь с ним семья, у вас вроде как все общее…

— Так вот вы о чем! — картинно всплеснув руками, воскликнула Каталина. — А я уж было решила, что вы и меня записали в совладельцы!

Я с огромным трудом выдавил из себя улыбку.

Еще издевается, лиса!..

— Рад, что вы наконец меня поняли, — сказал я, ничуть не кривя душой. — В общем, убийство Фег-Фега немало всполошило обитающих на бульваре гоблинов, и потому мы хотели бы предложить вам… или, точнее, вашему мужу свою посильную помощь.

— Простите, но я не слишком поняла, — призналась девушка, — о какой помощи идет речь?

— Мы бы могли отрядить наших людей для охраны его магазинов и…

— О, нет, нет, нет! — перебив меня, замотала головой Каталина. — Спасибо, но не стоит.

— Почему же?

— Не сочтите за оскорбление, детектив, но присутствие полицейских вовсе не способствует продажам, — голос Западной Лисицы был буквально пропитан ядом. — Понимаете, самый обычный человек, даже без греха за душой, в присутствии сотрудника управления будет чувствовать себя… хм… не в своей тарелке. Так что, полагаю, обнаружив внутри полицейского, этот человек просто пойдет в другой магазин. А мой муж не для того приобретал все эти цветочные лавки, чтобы люди покидали их, ничего не купив.

— Понимаю… Что ж, очень жаль. Это весьма облегчило бы жизнь и нам, и вам.

— Насчет «нас» я бы не была так уверена. Но, в любом случае, спасибо за беспокойство, — горячо поблагодарила девушка. — Я передам мужу ваши слова. Думаю, он тоже будет тронут.

Я ткнул бычком в девственно-чистое донышко пепельницы. Поверхность мигом покрылась крохотными черными хлопьями. Мне сразу вспомнилась записка «Око за око», которую я сжег, коморка с трупом Кайла Мейси на полу и пепел, летящий во все стороны и растворяющийся в окружающей серости подсобки. Безумно жаль паренька, мог бы немало радости принести людям, а заодно и гоблинам доказать, что человеческая раса тоже способна рождать талантливых флористов.

Работа в полиции учит относиться к смерти проще. Смысл в том, что человек умереть может, но город и тем более страна — не должна. То есть, человеческая жизнь, вне всяких сомнений, бесценна, но если стоит выбор между спасением одного человека и целого королевства, полицейский обязан пожертвовать этим человеком ради спасения страны. Все пять лет, что я обучался в полицейской академии, мне упорно вдалбливали этот постулат. Личность важна, но государство важнее. И ты должен помнить об этом всегда. Смерть Кайла Мейси — трагедия одного человека. Смерть Бокстона — это тысячи сломанных жизней.

— Что-то еще, детектив? — спросила Западная Лисица, отвлекая меня от раздумий.

— Пожалуй, что нет. По крайне мере, пока.

Я, кряхтя, поднялся с дивана. Каталина встала вслед за мной.

— Проводите? — спросил я, глядя в ее карие глаза.

— Конечно, — охотно кивнула она.

Мы устремились к двери. Дворецкая уже дежурила там. Она попеременно смотрела то на меня, то на Каталину, неуверенно улыбаясь при этом. Когда мы подошли совсем близко, девица поспешно отворила передо мной дверь. Я благодарно улыбнулся и шагнул за порог, однако сразу не ушел — обернулся, чтобы снова встретиться взглядом с хозяйкой Запада.

— Что-то еще, детектив? — спросила она, выгнув изящную бровь.

— Извините, если чем обидел, миссис Клемманс, — слова эти дались мне с явным трудом, ведь я, будучи полицейским, обращался к преступнице, причем не какой-то мелкой воровке, а одной из Квартета!.. Но в тот момент я чувствовал, что это необходимо. Слова сами просились наружу, мне нужно было лишь позволить им слететь с языка.

— Вам не за что извиняться, — губы ее тронула неожиданно беззлобная улыбка. — Мы просто не сразу поняли друг друга. Всего хорошего, детектив.

— Всего хорошего, — отозвался я.

— Заходите, — сказала она напоследок.

А уже в следующий миг дубовая дверь скрыла от меня ее чудесное лицо.

И все-таки повезло этому Ширме, думал я, шагая по Солнечной улице в сторону своего дома. Каталина, конечно, негодяйка, но до того обаятельная, что поверить в ее порочность очень и очень сложно.

До самого вечера перед моим внутренним взором стояла очаровательная улыбка Западной Лисы.

— Порядок, сэр? — спросил один из «ураганов», наблюдая, как я, сидя на корточках, дымлю очередной сигаретой.

«Ураганами» в управлении называли спецов из отряда быстрого реагирования. Каждый из этих ребят отлично управлялся с пистолетом, ножом и собственным телом. Опытный «ураган» мог прикончить человека голыми руками; для него это было не сложней, чем для меня — высморкаться или сплюнуть.

— Порядок, боец, — отозвался я. — Следи лучше за собой. Сколько до старта?

Мы оба, как по команде, вперились взглядами в сидящего у дальней стены парня, который неотрывно смотрел на циферблат наручных часов. Почувствовав наши взгляды, он нехотя сообщил:

— Семь минут до начала.

— Уже скоро, — кивнул «ураган».

Решив, что успею выкурить еще одну сигарету, если потороплюсь с этой, я с утроенной энергией взялся за дело. Верный револьвер, как обычно, дожидался своего часа в правом кармане куртки. Пока ехали на место, я лишний раз проверил барабан и убедился, что все шесть ячеек заняты патронами. Конечно, я надеялся, что до стрельбы дело не дойдет, но теперь, даже если ситуация выйдет из-под контроля, у меня найдется, что противопоставить «птенцам» Моукера.

— Пять минут до начала, — монотонным голосом сообщил наш «часовщик».

— Смотрите, не палите без особой нужды, — предупредил я, окинув взглядом собравшихся в здании «ураганов». — Нам не нужна кровь. Всех вяжем и везем в управление. Я ясно выражаюсь?

— Да, сэр, — нестройным хором ответили бойцы.

Надеюсь, другие «ураганы», те, которые сидят в соседних зданиях и сейчас меня не слышат, сами догадаются попридержать патроны в обойме. Не зря ведь операция называется «Захват», а не «Смертоубийство».

— Две минуты до начала…

— Что там снаружи, Шестой? — спросил я, затушив бычок подошвой.

«Ураган», сидящий рядом с крохотным чердачным окошком, поднес к глазам бинокль.

— Никакого оживления пока не видно… — он на миг запнулся, а потом спешно добавил:

— А не, вона наш корабль показался!

— Плывет, значит, — пробормотал я.

— Причаливает… — продолжал бормотать наблюдатель.

— Что с «птенцами»?

— Оживились. Видно, его и ждут.

— Моукер там?

— Похоже на то, сэр.

— Все готовы? — внутренне ликуя, спросил я у остальных.

— Да, сэр, — хором ответили «ураганы».

— Начинаем по плану. Подойдя, сразу не высовываемся — действуем только по моему приказу. И помните: огонь открывать дозволяется лишь в случае крайней необходимости, — на всякий случай уточнил я. — Всем ясно?

— Да, сэр.

Они, наверное, уже слегка утомились слушать одно и то же, но этот факт, честно сказать, меня не слишком волновал. Куда хуже, если мои слова все же пройдут мимо чьих-то ушей и сидящий поблизости «ураган», выйдя, тут же снесет башку самому Пересмешнику.

— Все, пришвартовался, — сообщил Шестой со своего насеста.

Он продолжал смотреть в бинокль.

— Время, — сообщил часовщик.

— Выходим, — скомандовал я. — Хорст с нами.

— Хорст с нами, — охотно откликнулись «ураганы».

Этими словами начинается любая подобная операция. Конечно, реальной пользы от поминания Хорста никакой, но на душе отчего-то легче становится, светлей. А «ураганы» вообще существа набожные, они Бирма боятся пуще чумки, а за порицание Хорста так морду свернут — мало не покажется. У них даже в кодексе прописано: «Идти в бой с именем Хорста на устах, дабы направил он руку вашу и мысль вашу». Не правило, скорее, просто напутствие, но «ураганы» стараются не нарушать — от греха подальше.

Дверь слегка приоткрылась, и Первый вынырнул наружу. За ним последовали Второй, Третий, Четвертый и Пятый. Шестой прикрывал товарищей сверху: для этих целей у него под рукой был мощный арбалет и целая сумка болтов. Стрелять из положения лежа «ураганов» учат еще на первом курсе академии, и все последующие годы они лишь шлифуют сей навык. Я покидал здание в составе второй пятерки: офицерам полиции, из-за их ценности (читай «неуклюжести и бесполезности»), запрещалось находиться в авангарде боевого отряда во время проведения операции.

Под покровом ночи «ураганы» споро приближались к своей цели. Я огляделся вокруг: никого. То ли те группы проспали, то ли у нашей часы спешат. Хотя, возможно, я попросту не могу различить наших спецов в окружающей тьме.

А вот стоящую на пятом пирсе компашку я видел, и притом довольно отчетливо. Навскидку их было человек десять, может, двенадцать-тринадцать, но не больше. В принципе, с таким количеством «птенцов» и один отряд вполне бы справился, тем более что вооружены прихвостни Моукера были абы чем, однако неоправданный риск я не любил. В конце концов, чем больше пистолетных стволов уставится на преступников, тем меньше шансов, что они вздумают сопротивляться аресту.

Интересно, не придет ли в их пернатые головы идея махнуть с причала в воду, дабы избежать справедливого наказания за контрабанду? В принципе, наплевать. Главное, чтобы самого Пересмешника такая идея не осенила.

Когда до пятого пирса осталось буквально несколько футов, я увидел, как в трюм корабля один за другим спускаются «птенцы» — вероятно, за грузом.

— Живей там, кретины! — услышал я до боли знакомый голос.

Глаза не подвели зоркого наблюдателя: великий и ужасный Пересмешник все-таки выбрался из своего уютного гнездышка, дабы самолично встретить могущественный артефакт. Я улыбнулся самыми уголками рта. Наконец-то у меня появится реальная возможность прижучить этого гада!..

Главное теперь — не спешить. Не выдать своего присутствия раньше, чем штуковина из Дикого края окажется в руках Алекса, чтобы на ее поверхности остались моукеровские отпечатки.

Я уже представлял себе допросную, буквально воочию видел, как сижу напротив Пересмешника, как затягиваюсь, выпускаю дым ему в лицо и, нагло глядя в его сморщившуюся рожу, говорю: «Ну вот и все, мистер Моукер, ваша песенка спета…».

— Эй, босс! — донеслось с палубы.

Я не видел лица говорившего, но, судя по обращению, это был один из «птенцов».

— Чего тебе? — раздраженно отозвался Моукер.

— Вы не могли бы подойти сюда… на минуточку?

— Чего там еще такое… — проворчал Пересмешник. — Ничего без меня сделать не можете! А ну-ка расступитесь, мать вашу!

«Птенцы» молча повиновались, и Алекс, растолкав их, шустро взлетел по трапу на палубу. Миг — и он скрылся из виду; судя по всему, нырнул в трюм. Крик, раздавшийся оттуда, переполошил всех ошивающихся поблизости чаек. Несчастные птицы, обиженно вопя, устремились в звездное небо.

Я нахмурился. Что там происходит? Меня подмывало дать команду к старту, но я убедил себя не спешить. Зачем пороть горячку? Им уже никуда от нас не деться. Они окружены.

А хозяин Юга тем временем продолжал разоряться. Я не мог разобрать слов, но понять, что Моукер возмущен, не составляло труда.

Когда он выскочил из трюма, я даже на секунду растерялся: резкие, судорожные движения, растрепанные волосы — Пересмешник явно был в смятении. Артефакта я в его руках не увидел, однако Алекс вполне мог положить его в карман или же повесить на шею, если это амулет на цепочке…

В любом случае, тянуть дальше было бессмысленно.

— Поехали, — сказал я так, чтобы меня услышал только Седьмой, стоящий по правую руку.

— Полиция! — воскликнул он, делая шаг вперед и влево, чтобы закрыть меня собой. — Всем оставаться на своих местах!

Моукер вздрогнул и, медленно повернув голову, уставился на приближающихся к нему бойцов. Его «птенцы» испуганно переглядывались и поднимали лапки кверху, понимая, что с этими копами шутить не стоит. Прыгать с пирса в Бессонное море не решился никто: то ли побоялись ноги переломать, то ли просто не додумались.

— Руки! — надрывались «ураганы». — Руки вверх поднимай!

— Так, чтоб я их видел!

— Поднимай давай, кому сказал?

Бойцы ловко укладывали бандитов на дощатый настил, после чего надевали на них наручники и снова вздергивали вверх. Я наблюдал за происходящим из-за плеча Седьмого, который по-прежнему стоял передо мной, держа черный пистолет в вытянутых руках.

А Пересмешник, не обращая внимания на происходящую вокруг суматоху, на стволы, глядящие ему в грудь, внезапно запрокинул голову и засмеялся — громко, от всей души. Его нелепая радость ошарашила меня; выпучив глаза, я смотрел на хохочущего Моукера и не мог понять, что его так развеселило. Когда мерзавца уложили рядом с другими, он невольно заткнулся, однако глумливая улыбка с лица Алекса так и не испарилась.

— Обыщите его! — велел я.

— Пусто, сэр, — сообщил «ураган», проверив содержимое моукеровских карманов.

Я кивнул, слегка разочарованный. Видимо, артефакт до сих пор находился в трюме «Маргариты».

Новый шум привлек мое внимание: это трап заскрипел под толстыми подошвами спецовских ботинок. Ураганы вели перепуганных матросов и капитана — его от других отличала фуражка, синяя куртка и неопрятная седая борода.

— Где артефакт? — спросил я, выступив из-за спины Седьмого.

— В трюме только селедка, сэр, — доложил «ураган», стоящий по левую руку от капитана.

Внутри у меня стало неожиданно холодно, будто я умудрился разом проглотить айсберг.